Текст книги "Принцип подобия"

Автор книги: Ахэнне

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

– Твоя сестра пять лет держала диски и не пыталась дешифровать? – Тао разломил пахнущий луком и чуть пригорелым тестом, пирог. Вторую половину предложил Авису, тот отказался. Отказался и Рони – что было на него непохоже.

– Ну… да, – Целест пожал плечами. – Я всегда пытался узнать больше, чем… ну… – Он понизил тон до шепота, – Официально. А она – нет. Любопытство любопытством, но видимо, там какой-то сложный код…

– Дешифраторы. Даже не знаю, остались ли еще настоящие, – всезнайка из Восточных Пределов задумался. "Прямо коренной виндикарец, дока в истории", – Целест спрятал ухмылку за сигаретой.

Эти двое – противные, конечно, и липнут, словно пресловутый банный лист к заднице. Но Целест признавал, что искать вчетвером легче, чем вдвоем. А пока – на пост, хорошо мобиль под боком…

А там и день закончится.

Скучно, ничего не происходит (хорошо, что не происходит, лучше поскучать, чем воевать!). Патруль Магнитов и патруль обычных стражей встречаются порой, курят и болтают, и вроде бы даже без неприязни.

Каждому свое. И у каждого своя работа.

– Пойдем. Рони…

Рони стоял, прислонившись к грязной стене забегаловки. Ели здесь стоя, а он цеплялся пальцами за щербины на стене, едва удерживал равновесие и готовый сползти в любое мгновение.

– Черт! – Целест выронил незажженную сигарету, подхватил его. Рони был горячим, серые глаза его порозовели, словно он впрямь превратился в мышь-альбиноса. – Чего с тобой? Простудился?

– Нет.

Целест порадовался: Тао и Авис ушли… на улицу, по крайней мере. Грязное стекло и неумолимый, словно проклятие роду человеческому, дождь отгородили одну пару Магнитов от другой. Толстуха-хозяйка заведения косится и на оставшихся – больные ей не нужны, заразу плодить.

– Она… – Рони словно воткнули колючку под язык, а Целесту захотелось выругаться. Только законченный болван, конечно, не заметит дурацкой влюбленности мистика в Элоизу, но…

"Может, ты и вены вскроешь? От несчастной любви?"

– Я искал. Я знаю, где она. Если хочешь, пойдем после… работы. Думаю, еще будет там.

– Как скажешь, – с влюбленными, сумасшедшими и мистиками лучше не спорить.

А уж если "три в одном"…

Уже на пороге Целест тосковал о Цитадели, Пестром Квартале и закусочных. Рони привел его ко входу "Вельвета" – одного из дорогих клубов, гнезд виндикарской молодежи, и не только – недаром говорят, политика вершится в "Доме без теней" только на четверть.

"Когда Эл успела полюбить подобное?" – Целест поморщился. Отдельностоящее строение, облицованное клинкером, подражало то ли средневековым замкам то ли уютным французским кофейням, прочитать о которых можно разве на Архивных дисках; густо-охряные камни тянуло потрогать – мягкими и теплыми казались они, а искусственно выведенный плющ увивал клуб от треугольной крыши до ступеней из плотно-бежевого с зелеными прожилками серпентина. Возле клуба сторожили местные охранники – в вельветовой, разумеется, униформе коричневого цвета.

– Ты не ошибся? – спросил Целест у Рони. Неизменные Тао и Авис домой отправиться не захотели, и сейчас стояли поодаль. Тао тихо присвистнул, Авис пробурчал – "Нас все равно сюда не…"

– Израсходовал весь ресурс, – покаялся Рони, – Но просьба госпожи Ребекки…

"И касается "жениха" Элоизы", – закончил Целест мысленно, а сам махнул рукой вовсе ненужному эскорту:

– Ребята, может, вы домой? Это не по работе. Это… хм, личное.

Прозвучало обреченно. Ради Вербены он приговорил себя к этим… рыбам-прилипалам, впрочем, ради Вербены Целест готов и на большее. Вот только разговор будет касаться не его.

Если состоится, конечно.

– А нам и неинтересно, – неожиданно выдал Тао. Он потер сухие желтые руки, похожие на лапки мертвой птицы. – Правда?

Авис с готовностью мотнул волосами.

– Внутрь только проведи, Альена, – поддел он, и Целест вздрогнул, будто от удара хлыстом – не сильного, но с оттяжкой. – Дальше сами разберемся.

– Я не Альена, пора бы запомнить. Я – Магнит. И именно как Магнит войду. И вы тоже, если хотите.

Доберманы оскалились. Во фразе "предъявитепропусквыккому" Целест различил и рычание, и брызг слюны, а затем они поджали хвосты от брелка-змеи – тоже по-собачьи.

– Патруль, – сказал Целест, скалясь в ответ.

Собаки боятся змей.

"Вельвет" и внутри был… вельветовым. Обволакивал вкрадчивой музыкой и полутьмой, запахами дерева, духов и дорогого алкоголя. Со стен безучастно улыбались пухлые купидоны и волоокие нимфы в резных рамах, возле барной стойки, увитой золотыми и серебряными виноградными листьями, подобно алтарю языческого божества плодородия, жонглировал хрусталем и разноцветными бутылками бледный бармен. Он напоминал дрессированное привидение – навеки запертое в стенах родового замка, обреченное служить хозяевам; незаметное и услужливое. В клубе народу было мало, велись неспешные разговоры и тонко звякали бокалы. Появление чужаков отозвалось паузой – Целесту показалось, что смотрят на него, в полумраке он не различал лиц, только отблески украшений – серег, булавок для галстуков.

"И где Эл?" – Целест озирался, выискивая знакомых. Кого-то, кажется, видел в Сенате, на улицах или в доме отца, аристократы – вроде горошин из стручка. Подскочил и предложил столик и напитки дрессированный официант – если секьюрити у входа сродни доберманам, то этот смахивал на абрикосового пуделя с куделями-кудряшками.

"Вельвет" так и… облеплял элитарностью, но некстати вспоминались слухи – сюда приволакивают невольников из Пестрого Квартала, и вот эти утонченные господа с бриллиантами в ушах и запонках терзают одурманенных наркотиками безродных девчонок и мальчишек, словно шакалы – овец. Слухи, разумеется. Трудно представить это благородное заведение залитым кровью, пропитанным криками боли, словно пыточную в Цитадели. К тому же, рабство запрещено в Империи Эсколер, каждому гражданину гарантированы равные права…

"Элоиза терпеть не могла клубов", – чуть не сказал Целест вслух, а Рони направился к спрятанной в углу лестнице. Вверху – VIP-кабинки, предположил Целест, следуя за напарником. Тот столкнулся с длинноногой блондинкой, прелестной и похожей на дорогую куклу, пробормотал извинения, но не остановился.

"Вот он – Магнит… воистину. Истратил ресурс или нет, притягивает Элоизу – или она его".

– Простите, но… – тявкнул "пудель", однако не посмел остановить.

– Нам нужно, – Целест коротко поклонился кукольной блондинке. Та фыркнула, поправляя жемчужную нить на изящной шее.

Лестница вывела к недлинному коридору. Выполненные в японском стиле – бело-желтая бумага и цветы, выведенные тонким чернильным пером, – двери обозначали каждый "вип" аккуратным квадратом. Рони шагал к одной из последних с упорством тарана – довольно мягкого такого тарана; Целест усмехнулся ассоциации.

– Рони? Может, не…

Поздно. Он уже раздвинул бумажные деревянно-бумажные двери, и напевно звякнули бамбуковые татами, разноцветные, словно омытая речной водой галька.

Он отпрянул – будто выдернул палец из кипятка. Попытался захлопнуть полупрозрачную створку, зацепил, и на рисово-цветочном поле расцвели прорехи.

– П-простите, – Рони был готов бежать, забиться в мышиную нору или ближайшую подворотню. Лишь теперь очнулся от транса – обещал найти Элоизу и нашел, не его вина, что клубок размотан, а нить привела к…

Куда?

Целест догадывался, но спросить Рони – неловко, и без того хлопает глазами, точно разбуженный ледяной водой лунатик, смял в ладонях мантию и дрожит. Целест решил постучать по косяку псевдо-двери, но Элоиза опередила его.

Слава всем богам, она хотя бы одета. Бретелька черного платья соскользнула с плеча, пронзительно-светлого, как рафинад, а размазанная губная помада напоминала томатный сок – или кровь. Когда Элоиза распахнула хрупкий заслон, Целесту подумалось – не зря в старину рыжих женщин почитали ведьмами.

– Какого – черта – вы – делаете – здесь?! – у последнего слога она едва не сорвалась на визг, но прикусила эмоции до шипения. Из кабинки тянуло приторно, с горчинкой – ароматические свечи плавали в собственной расплавленной плоти. С циновок хмуро моргал давешний мальчик.

"Как его там? Кассиус?" – Целест разглядел "неудачный выбор" пристальнее. Смазливый сладенький такой, черт знает, что Эл в нем нашла. Моль бледная, вроде…

Да, вроде Рони. Только Кассиуса именуют не иначе как "платиновым блондином", а бледность – "аристократической". Вся разница в том, завернули тебя после рождения в некрашеную холстину или полупрозрачный шелк.

Целест испытал почти детское желание врезать Кассиусу… просто так.

– Ну?! Я требую объяснений! – в декольте Элоизы покачивался и вспыхивал рубин. Словно пульсация крохотного сердца, сравнил Целест, выбирая слова оправдания. В самом деле, зачем они заявились в чужой клуб, в чужую жизнь, в…

– Я нашел тебя, – сказал Рони. В его расширенных, будто у наркомана, зрачках отражался рубин и Элоиза. – Просто… нашел. Я не знал, что…

Он облизал губы.

– Прости.

– "Просто нашел", – передразнила Элоиза. Погрозила кулаком – Целесту живо представилась, как заточенные ногти выцарапывают глаза Рони, разлетаются брызги и рубин пьет живую кровь вместо тусклого света.

Она рассмеялась.

– Мальчики, да вы везде пролезете… Только следующий раз предупреждайте. Рони, очень мило с твоей стороны "найти меня", но я не терялась. Все, теперь по домам.

– Элоиза… я хотел поговорить. Госпожа Ребекка просила, – Рони не говорил – выдыхал слова, выдыхал и задыхался. Он потянулся за Элоизой. Он не возражал бы отдать глаза (руки, ноги, голову) за ее прикосновение.

Она потрепала его по щеке:

– Рони. И ты тоже, – густо накрашенные ресницы взметнулись вверх, – Вы оба – мои братья, благодарю за заботу, но с мамой и ее кризисом среднего возраста я разберусь сама. Ладно?

Рука Элоизы – теплая. Теплый летний мед и ваниль. Рони тронул мягкую изнанку ладони, а Целест ощущал его покорную обреченность и спазм в горле – пискнуть тяжко, муторь – стыд и восхищение – и так явно, словно эмпат транслировал собственные эмоции. Или срабатывала "связь" Магнитов. Экстремальные ситуации не всегда на поле боя…

– Элоиза. П-пожалуйста…

Он ослеплен, оглушен, он вычерпал ресурс и подобен заживо похороненному. Осталось – прикосновение, мягкая кожа (если лизнуть – сладкая?). Рони так уязвим: нулевой ресурс для воина означает всего лишь невозможность сражаться, для мистика же – проницаемость и незащищенность.

Слеп, глух и обнажен. И все нервы выдернуты из кожи, словно нитки тряпичной куклы.

Таким он пришел к Элоизе, так он готов передать волю госпожи Ребекки.

– Рони… – она попыталась высвободиться. – Рони, давай позже, хорошо? Ты нездоров. Целест, да сделай что-нибудь с ним…

Жалость – слегка брезгливая жалость. Будто к нищему, замотанному в пропитанные гноем бинты; белесые капли запятнают дорогое платье. Целест пригладил волосы, кивнул:

– Эл, нам правда…

– Я знаю. Не вмешивайтесь. Мама не всегда права, уж ты-то должен понимать, – Элоиза позволяла Рони удерживать запястье, но потихоньку отодвигалась. – В любом случае…

– Мы не вовремя. Понимаю, – во рту пересохло, Целест отдал бы все – включая брелок-сигнализацию за пару глотков воды. Пробить бумажные двери и каменные, такие вельветовые стены, прыгнуть под дождь. Можно в реку.

– Да чего ты там возишься?

Целест вздрогнул от нового голоса. Кассиус немного тянет гласные, будто смакуя дорогое вино.

"Черт. Я совсем забыл про него… но вдруг он совсем не плохой. Родители ошибаются – кому как не мне знать?"

Кассиус вынырнул из-за татами из разорванных створок. Прядь светлых волос прилипла к полным губам, он убрал ее нетерпеливым жестом.

– Что они здесь делают?

– Целест мой брат, – Элоиза все-таки выдернула руку. Рони шумно всхлипнул, будто от удара в диафрагму. Он завис между Целестом, Кассиусом и Элоизой, но не вполне понимал что происходит.

Элоиза была рядом. Где теперь?

– …А это его напарник. Иероним, – когда назвала по имени, он двинулся к ней и ткнулся лбом в плечо. – О Боже, Рони… – чуть не упал, когда Элоиза отодвинулась.

Кассиус изучал его и Целеста с откровенным любопытством. Целест сложил руки на груди – не собирался терпеть, что на него пялятся, словно на диковинного таракана. Мадагаскарского.

"Но Рони и правда странновато ведет себя", – нужно аккуратно утащить его. От этой камбалы пучеглазой.

"Прекрати". Кассиус не сделал им ничего плохого. И явно побаивается Магнитов. А его темно-серый с отливом костюм, расстегнутый и чуть примятый, следы помады на шее и мордашка истинной блондинки – не повод презирать.

– Очень приятно познакомиться, – сказал Кассиус. Он приобнял Элоизу. – Прошу извинить меня за тот выпад в Сенате, я… я не знал, что вы родственники…

– Ну да. Обычного Магнита надо шугать, словно блохастую шавку, – рявкнул Целест и вновь устыдился.

"Прекрати".

– Простите, – он прикусил язык в прямом смысле. Рот наполнился солью. – Я иногда болтаю ерунду.

Он протянул руку для рукопожатия. Оно оказалось вкрадчивым, словно Кассиус натянул (вельветовые) перчатки.

– Все в порядке. Рад знакомству, господин… Целест, – Кассиус быстро улыбнулся, – Ваша сестра – дивный цветок Виндикара, а вы, как я слышал, благороднейший из воинов.

"Я палач", – но ранку во рту дергало, и Целест смолчал.

– Мы пойдем. Эл, счастливо погулять вечером, – он подмигнул в своей обычной веселой манере – в конце концов, братская ревность – это глупо. Элоизе когда-то надо выходить замуж, почему бы и не за эту…

"Камбалу".

…вполне приличного молодого человека.

– Поймите правильно, у нас все серьезно, господин Целест, – продолжал Кассиус, на довольно пухлых щеках расплескался румянец. Целест отмахнулся. Сторожить со свечкой он определенно не намерен.

– Да я понял. Эл, про диски помнишь? В общем, мы на днях заглянем.

Кассиус обнял Элоизу, на черном фоне платья серый рукав и перламутровый маникюр казались бледнее луны в полуночном небе. Они неплохая пара, – Целест для верности сложил губы в улыбку еще раз.

– Договорились, – Элоиза собиралась нырнуть за татами с бумагой. И тогда Рони кинулся к ней, на полумиг Целест испугался – ударит ее, Кассиуса, будет драться до последнего, как бы смешно ни звучало.

– Элоиза. Нет. Элоиза, – в зрачках его вспыхивал и гас рубин, раскачивался и трепетал больным сердцем. Рони вцепился в предплечья девушки; чудилось – тянется к тонкой синеватой жилке под подбородком, жаждет перегрызть ее. Невысокий кругленький и забавный, сейчас он был страшен. Бешеная крыса опаснее волка.

– Элоиза. Умоляю. Элоиза.

Потом Кассиус ударил.

Пощечина заставила очнуться всех. Первого – Целеста.

– Рони, – он схватил напарника за шкирку. – …Мать твою.

Тот разжал пальцы; сведенные судорогой, они плохо гнулись. Чернильные рисунки на рваной бумажной двери плясали, Элоиза отряхивалась и почему-то разглаживала платье, а Кассиус выступил вперед.

– Я… не хотел, – черед Рони оправдываться. Он стер слюну с подбородка.

"Легко не отделается", мрачно подумал Целест.

– Я… я потратил слишком много… ресурса. Элоиза…

– Все. Довольно. Уходите. Ты. Уходи, – и они с Кассиусом исчезли за дверью. Вместо хлопка печально зашуршала бумага, разделяя Магнитов и людей.

*

Темнота в келье плотная, клейкая, словно отвар муки. Ее так и тянет выплеснуть за окно – пусть на головы случайным прохожим, зато прочь. Пока не задохнулся. По рукавам Целеста пробегали искры, но зажечь свет – электрический или собственный, он не решался.

В темноте – черные мысли.

О том, что бунтующих или обезумевших Магнитов подвергают эвтаназии. Это гуманная, милосердная мера – к счастью, крайне редкая. Из истории Эсколера Целест припоминал восстание Йоанхейма-воина и его невесты Лайлы-мистика; они решили, что хранители покоя и цивилизации достойны власти… а уничтожил их сам Совет Гомеопатов.

"Лишь бы Эл и Кассиус не вздумали…"

Неверно.

Они ничего не сделают. Элоиза не позволит.

Лишь бы Рони в самом деле не…

– Рони? – он решился позвать мистика. Тот лежал на спине с открытыми глазами, в "Вельвете" Целест сравнил их с жидким яичным белком, теперь – свернувшийся. Или тухлый. Если прикоснуться, глазные яблоки окажутся холодными и плотными.

"Он просто восстанавливает ресурс", – Целест подавил порыв вскочить и тормошить напарника. Целест успел обойти пол-Цитадели, за ужином наткнуться на неизбежных Тао и Ависа – они куда-то запропастились в клубе, но вернулись довольными, отвертеться от расспросов, выкурить полпачки сигарет, пытаясь сложить из сиренево-серого дыма портрет Верберы (она тоже знает? Эл рассказала ей? Что она делает сейчас), и теперь ждать рядом.

"Найти, что ли кого-нибудь… нет, не Ависа, к чертям эту парочку… Спросить, как долго мистики восстанавливаются?"

Целест потоптался на потертом половике около входа, зашнуровал кеды и вновь развязал узлы.

Рони сел на кровати, вытянув руки вперед, будто подражая вампирам из дурацких древних фильмов.

– Эй? – Целест коснулся дверной ручки. Бояться или радоваться? Все нормально или… или нет?

– Нормально. Только не… не кричи, – Рони принялся массировать глаза, надбровные дуги и лоб. Он словно страдал от похмелья. Целест облегченно засмеялся. Рядом с кроватью на тумбочке стоял графин и валялось несколько пластиковых стаканов. Целест протянул напарнику воду, тот жадно выхлебал до дна.

– Чего на тебя нашло в "Вельвете"?

– Ресурс. Я был… прозрачным, – Рони смял пластиковый стаканчик. Хрупкий треск напомнил о раздавленных жуках; это был неприятный, омерзительный звук, Целеста передернуло.

– Прозрачным?

Он сел рядом.

– Да. Элоиза… – губы Рони дернулись, – ты ведь знаешь, что я…

"Влюблен с первого взгляда? Знаю. Последняя виндикарская шавка догадалась бы".

Он кивнул. Наполнил водой еще один стакан, и пронаблюдал, как его постигла судьба первого; раздавленный пластик наслаивался на кровати, словно скелеты микроскопических организмов на дне рек – тех, что миллиардами оседают, а потом меняют течение. Пластиковые стаканчики – такая маленькая смерть.

Вода оживила Рони. Полумрак не помешал рассмотреть – ресницы его слиплись от слез.

"Это лучше пустоты".

– Рони?

– Нельзя видеть будущее. Авис врет. У воинов есть ограничения – нельзя исцелять или оживлять, а мистики неспособны предсказывать. Авис все врет, – последнее он почти прокричал, непривычные голосовые связки сорвало на фальцет. Целест поколебался, прежде чем взять Рони за руку.

– Давай по-порядку. Что случилось?

– Ничего, Целест. Я просто. Сам не уверен. Госпожа Ребекка предупреждала. Элоиза в опасности. Я пытался. Объяснить, – Рони сморгнул, и крупная слеза проскользнула по щеке. – Целест, правда – я настолько отвратителен?

– Чего-о?! – пока речь шла о "глюках" мистика, Целест успел забеспокоиться. В ясновидение он не верил, однако карканье Вороны порой сбывается, Кассиус на вид опасен примерно, как щенок болонки, но – личность загадочная. А последнюю фразу Целест не понял. Совсем.

– Отвратителен? В каком еще смысле? Чего ты несешь!?

Рони замялся, подыскивая определения. Затылок заливало тяжелой болью, словно в позвонках поселились жуки-древоточцы. Костоточцы. Объяснить. Как объяснить? Все равно, что дикарям с южных островов – матричное исчисление. Что такое матричное исчисление? Рони понятия не имеет – очередной термин, выхваченный из чьего-то разума.

– Я смотрел чужими глазами, – сказал он, а в горле расцвел знакомый чертополох-спазм. – Элоиза или Кассиус. Думаю, она. Видит меня… вроде личинки, белесой личинки. Гадко. Я… такой?

В сумраке, пахнущем аромосвечами и бумагой – прозрачный и бесформенный, словно медуза; преломление (омерзительнопростоомерзительно) мыслей и света собственным… разумом? Телом?

Рони попытался сложить образ-воспоминание, заретушировал и обрезал острые углы, и только тогда передал Целесту. Тот шарахнулся, будто перед носом вывалили мешок гниющего мяса.

– Ох… слушай, Эл не…

"Почему бы и нет? Она определенно не влюблена в него", – Целест почему-то устыдился. В его постели – богиня Виндикара, он так счастлив (и даже Амбивалент – страшилка где-то на предпоследнем месте в личном списке), но везет не всем.

"Мне жаль. Правда. Рони не красавец, но и не урод – и я бы предпочел его вместо смазливой камбалы рядом с Элоизой".

Целест повернул Рони к себе – за подбородок:

– Не такой. Забудь. Ты ведь раньше ничего такого не чувствовал – и эй, только не обманывай, будто не "читал" ее.

Рони сосредоточенно грыз ноготь. К нижней губе прилипла тонкая полоска.

– Читал. Но… не знаю.

Повторялась сцена в заполненной нейтрасетью темнице, и вновь чудилось, что лицо мистика – открытая рана, он останавливает кровь, и скоро эмоции зарастут розовой кожицей, а затем воцарится спокойствие. Никаких аномалий.

– Вот, – Целест встряхнул напарника, – Тебе почудилось. Черт, а еще ты умолял ее о чем-то. Помнишь?

Щелк. "Он сгрызет ногти под корень", – Целест пронаблюдал, как проступает вместо выгрызенных кутикул кровь.

– Неважно. Да… ты прав. Привиделось.

– Винсенту своему не говори. Он голову тебе оторвет, – Целест продемонстрировал кулак, и угроза – реальная, куда реальнее странностей, глюков и зеленовато-блеклого призрака эвтаназии, заставила Рони фыркнуть.

– Конечно. Просто. Не буду больше расходовать ресурс на максимум, – Рони улыбнулся, и в той улыбке Целесту почудились йод и бинты.

*

– А я отыскал дешифратора. Не шарлатана, – Тао захлопнул дверь. Тон его подразумевал, что он как минимум возродил из останков родины великую Поднебесную Империю, и теперь воссядет на жадеитовый трон. А первым министром его уже назначен Авис, который по обыкновению, ухмылялся, и зубы его словно залиты топленым воском.

Причина ухмылки вскочила с кровати Целеста и неловко отодвинулась к полуоткрытому окну – от щели тянуло декабрьским холодом, свежим и пахнущим арбузами.

В Цитадель не пускали чужих, а Вербена стала исключением. "Попалась" она на третьем или четвертом визите. Целесту пришлось оправдываться, чуть не коленях умолять – не разлучайте; в конечном итоге, Гомеопаты (не последняя, наверняка, Декстра!) махнули рукой на личную жизнь какого-то рыжего воина.

"Наверное, Элоиза права", думал тогда Целест, "единственный способ примирить Гомеопатов и людей – вот он, маленький и черноволосый".

И он целовал ее – в дрожащие веки, а ресницы больно кололись, в скулу, лоб и затылок. Он был счастлив. Настолько, что одержимые – разумные или нет, нахмуренные люди – теперь Магнит рисковал получить в спину не только ругательство, но и комок грязи или гнилой томат, даже не-к-ночи-будь-помянут Амбивалент – воспринимались не страшнее детской сказки "про привидений".

С Элоизой и Кассиусом неприятную историю замяли, Рони извинился – причем с той церемонностью, на какую способен простолюдин в официальной беседе с аристократом. Было заметно, как он мечтает поговорить с Элоизой наедине, но Кассиус не отпускал ее ни на шаг, и Целест признавал: то ее воля, ни боги, ни демоны не осмелились бы командовать Элоизой Альена.

Целест провалил поручение матери… или нет, в конце концов, каждая мать желает своему ребенку счастья. И она просто ошиблась, заклеймив избранника.

Родители ошибаются так часто.

"Зато вы остались друзьями", попробовал он утешить Рони. И замолк на полуслове.

И еще он забыл о дешифраторах.

– Можешь нас не стесняться, – Авис подмигнул Вербене, – Слушай, Целест, ты удобно устроился. Развлекаешься тут, а мы изображай этих… как их…

– Такс, – подсказал Тао. – Ну, которые по норам лис ловят. Кстати, а напарник твой где? Целест пожал плечами. Рони почти всегда оставлял их с Вербеной наедине – если только девушка не хотела пообщаться со старым приятелем тоже. Целест поначалу ощущал нечто вроде вины, а потом Рони заявил, что был бы эгоистом и собакой на сене, если бы мешал.

– Скоро вернется, – ответил Целест.

"И, между прочим, он всегда стучится".

– Я могу поискать его? – предложила Вербена, она теребила пушистые кисточки на вязаной темно-бежевой кофте и смущалась.

– Великая Вербена побежит за каким-то мистиком, – Тао приблизился к ней вплотную, протянул руку – словно для того, чтобы обнять за талию, но отдернулся под взглядом Целеста. – Твои приемные родители знают, куда ты бегаешь?

– Нет, – Вербена опустила голову. – Я говорю, что на репетиции, и мой наставник, господин Селио…

– Хватит, – Целест притянул ее к себе. – Еще слово, и…

– …Я что-то пропустил? – Рони остановился на пороге, словно преграда из Ависа и Тао была сродни крепостной стены. В узком переходе-коридоре мало места.

– Решали, кто пойдет тебя ловить. Монетку еще не кидали, но желающих немного… шучу. А у нас кое-что про дешифраторов, – Авис ступил вперед, позволяя Рони пройти в комнату.

"Словно какое-то совещание. Гомеопатов, а то и Сената", Целест обнимал Вербену и улыбался непонятно чему. Тао рассказывал с выражением, будто надеясь получить премию. Дешифратор отыскался на Центральном Рынке, – здесь Целест фыркнул, прошептав на ухо Вербене: вот уж где сброда полным-полно. Авис наклонился к ним, распространяя запах несвежих волос и тела:

– На блюдечке с каемочкой, рыжий. Мы выхватили все каштаны из огня… и радуйся, что я не прошу платы – поцелуя Вербены-танцовщицы.

Вербена отодвинулась, плохо скрывая отвращение. Авис расхохотался, заголяя бледные анемичные десны.

– Да уж, мне повезло, – шепнула Вербена на ухо Целесту.

Тао обещал. Если бы мог предоставить письменные гарантии, выложил бы их – с печатями, подписями и заверениями нотариуса. Дешифратор высшего сорта, любую информацию расщелкает, как фисташки.

– Послезавтра у нас дежурство неподалеку, – заключил всезнайка, и поднял короткий, но цепкий указательный палец. – Идеальный шанс. Мы выясним и найдем этого Амбивалента.

– И станем героями, – подхватил Авис.

Чтобы не рассмеяться, Вербене пришлось уткнуться в грудь, в колючий свитер Целеста.

– Я обязательно скажу Эл, чтобы притащила эти чертовы диски, – паузу спустя, проговорила она.

Многие называли Виндикар городом отражений. Рассеянные по сердцу Европы, зеркальные двойники искажались и преломлялись, будто закатные лучи в черной холодной воде. Близнецами были Сенат и Цитадель Гомеопатов, замызганными родичами роскошных клубов самозвано именовались притоны Пестрого Квартала. Фигуры и тени преследовали Виндикар. Двухцветие – королевский багрянец и темнота.

Пестрый Квартал, нахальный как его обитатели, считал себя тенью и Центрального Рынка, однако Рынок и сам мог представить все то, чем радовало – или пугало – дно; порой в слегка смягченном варианте, более законно и с меньшим риском расстаться с кошельком, а то и жизнью. Рынок тянулся от реки на юго-восток, захватывая постепенно окрестные пустыри, переваривая каждый жилой дом в лавку и лоток, а каждую тряпку и бродячую кошку – в товар. Сплоченные в гильдию обитатели, рождались под зычные вопли зазывал, вырастали, приторговывая орехами, конфетами или самодельными деревянными статуэтками, потом помогали своим отцам за прилавком, сменяли их… и в конце жизни ждала их купленная "со скидкой" в лавке соседа-родича траурная урна.

Как и везде, на Рынке властвовала их величество Эклектика. Негласная гильдия объединяла всех торговцев, иные были беднее последних оборванцев, другие – богаче сенаторов, во всяком случае, неофициально. Правда, вторые не рисковали строить многоэтажные особняки, потому как стражи за налогами приходили исправно, а демонстрировать богатство властям – дразнить сторожевых псов. И все-таки путались добротные каменные дома с грязными лачугами, первые пахли терпкими южными пряностями, вторые – затхлостью и молью; улицы казались узкими из-за вечной толпы, гудящей, как старый трансформатор.

Торговали прямо на ступенях домов, хватали за рукав и предлагали золото, ткани, свежее мясо и диковинные фрукты, живых кур и гусей, сомнительного качества технику, пряности, пластмассовые безделушки, картины – многие из которых тянули на шедевры, а другие – на бездарную мазню; предлагали свои услуги грузчики, парикмахеры, дизайнеры (мы сошьем вам уникальную одежду при вас!), проститутки обоих полов ("клубы знакомств"), сновали воры и клянчили милостыню явно профессиональные нищие. Слышался звон металла, вилок и стаканов, крики и ругань, похвальбы и приглушенные деловые разговоры. Хватало и сектантов различного толку, и шарлатанов. Но Центральный Рынок – не Пестрый Квартал, здесь все более или менее честно.

Может быть, и дешифраторы тоже.

– Целест… а кто они вообще такие? – все-таки задал вопрос Рони, и тут же смутился. Столько разговоров и таинственных лиц, а он толком не понял, к кому они идут. Оглянулся по сторонам: скоро должна появиться Элоиза – на условленном месте возле шеста-спицы – на его вершине сидели в подсобке пожарные, а под ним дремали стражи и Магниты. Виндикар обеспечивал безопасную торговлю.

– Вчера из Пределов приехал? – вытаращился Тао. И как обычно, замолк под взглядом Целеста.

– Люди-машины, – чуть подумав, сказал тот. Целест читал о дешифраторах давным-давно, и отнюдь не только в семейной библиотеке, но и на тех дисках, каковые добывала из Архива покойная банда Пирата. В современном Мире Восстановленном дешифраторов считали помесью гадалок со старыми компьютерами, но правда, как всегда, проще… и сложнее.

– В общем, это началось в середине двадцатого века… а кое-кто считает, что военные и раньше такие штуки вытворяли, только неофициально, – последнее явилось прямиком из запретной секции Архива, но какая разница? Целест закурил и чуть понизил голос. Он чувствовал себя не то лектором, не то пророком: Рони ловил каждое слово, и даже неразлучная ехидная парочка заинтересовалась.

– Военные надеялись остановить эпидемию с помощью людей-машин. Брали обыкновенных парней покрепче, вроде нас – ну, не вроде нас, Магниты еще не рождались ведь. И заменяли им половину органов искусственными. Там, армированное сердце, позвоночник из титана. Вшивки на скорость, точность стрельбы и на все остальное. Тогда их называли киборгами. Может, слышали такое слово?

– Нет, – отрицательно мотнул головой Рони. И почему-то поправил толстый шарф. Губы обветрились от холода, он закусил и сдернул тонкий слой кожицы.

– Киборг – кибернетический организм. Живой и машина одновременно. А в мозги им встраивали мнемо-порты – теоретически, должно было во-первых защитить от "психов"-одержимых, во-вторых – быстрее соображать и так далее… Рефлексы-то все здесь, – Целест постучал себя по рыжей макушке, – Но, конечно, ничего хорошего не получилось. Часть "вшитых" перемерли во время экспериментов, большинство уничтожили… Да, одержимые все-таки были сильнее, ну и числом брали. А потом стало не до киборгов этих. В так называемые "темные декады" – несколько десятилетий полной разрухи, люди страдали как от одержимых, так и от киборгов – у многих заклинило программу, всякие сбои пошли, а то и просто умом двинулись… Они же оказались почти бессмертными. Органы искусственные, кости из титана, как тут своей смертью помрешь?