Текст книги "Принцип подобия"

Автор книги: Ахэнне

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

– Вы вообще слышали, что говорила девчонка, господин Верховный Сенатор? – "только Декстра умеет проговорить титул, как насмешку", – Она просила перестать относиться к нам, будто к выродкам. Мы защищаем ваши задницы, мы упокаиваем одержимых, и нас достали прозвища, вроде "гребаных мутантов", или…

Она запнулась, но договорила – словно заколачивая гвоздь в гроб:

– Или "мозгожоров". Сейчас дурное время – "разумные одержимые" существуют, нравится вам или нет. Девчонка просила объединиться против общего врага. Это противоречит законам Виндикара? Может быть. Но это точно по законам Мира Восстановленного.

Одним прыжком Декстра перемахнула через штук пять голов. Теперь огонь почти касался лица Адриана Альены.

Целест демонстративно занял место подле Главы. Вербена – тоже.

Секунду спустя, присоединились Элоиза и Кассиус. Целест подмигнул обоим – молодцы, сестренка и камбаленок.

Хорошие друзья.

– Вы требуете власти, не так ли? – вежливо осведомился Верховный Сенатор. – Орден Гомеоматов заявляет о том, что необходимы поправки, касающиеся полномочий Магнитов? Помимо узаконенных пыток так называемых, "разумных одержимых", помимо права обыска любого помещения, помимо…

"Все пропало".

Целест зажмурился. Ему представилось, как отец растаптывает слабые чахлые ростки – или бледно-голубые вербные венчики. Вот она – власть, которой отец не желает поступиться, власть – это разрушение.

На скулах Декстры дергались желваки. Винсент опустил голову, похожим жестом Рони закрывался от переизбытка эмоций – неужели у "всемогущего мистика" похожие проблемы?

– …помимо права отнять жизнь любого, помимо обязательного посвящения в Орден каждого, проявившего способности – как паранормальные, так и способности к науке и обработке информации…

Адриан перечислял – отстраненно, механистично. Он напоминал дешифратора.

– Вербена, пойдем, – выдохнул Целест.

Она пыталась протестовать, но Целест выдернул за собой, больно сдавливая фаланги пальцев. Вместе они соскочили с трибуны, врезались в толпу. Ребекка по-прежнему пряталась за вуалью и веером – Целест едва не столкнулся с ней, но вовремя уклонился.

Шорох веера, торжествующая улыбка отца… нет, Верховного Сенатора. Растерянные Элоиза и Касси, Эл грызет губы, ей снова девять лет и она плачет по умершему заживо брату.

Время вычеркнуто.

Целест грыз указательный палец, осознал и заставил себя прекратить. А затем заорал, распарывая жирное брюхо тишины и самой Собаки Виндикара:

– Ненавижу! Ненавижу тебя!

*

«Каждый раз одно и то же», – Целест попытался улыбнуться. Он нырнул в мутноватую воду фонтана – его прочищали к празднеству, но не чересчур ретиво; к брови прилип кусочек прошлогоднего листа. Целест отфыркался по-кошачьи. Холодная вода успокаивала.

"Каждый раз, я пытаюсь что-то сделать, а в конце – меня изгоняют или я ухожу сам".

– Ненавижу, – пробормотал он.

Мокрыми пальцами подцепил сигарету, она тоже промокла и не желала тлеть. Ругнулся, плюнул сгустком плазмы, сжег дотла.

– Черт.

– Может, хватит уже? – поморщилась Элоиза. Она встала с кромки фонтана, куда нырял Целест – фонтан изображал нимфу с рыбьим хвостом и рогом изобилия, откуда вместо благ земных хлестала самая обычная водопроводная аш-два-о.

– Целест, – Вербена скользнула к нему. Все еще одетая только в танцевальный костюм – бесплотные слюдяные ленты, она дрожала от холода. Целест стянул мантию и, не дожидаясь протестов, накинул на Вербену. В мантии Магнита она напоминала кукольную пародию на Орден Гомеопатов.

Элоиза невольно улыбнулась.

– Пора возвращаться, – прокомментировал Рони.

– Куда? К… ним? – Целеста передернуло. Только не в толпу – они вырвались из челюстей Собаки Виндикара, выплыли из гнилья и нечистот. Укромный закоулок сквера – сгодится как убежище. – Нет уж…

– Рони прав. Все равно явятся, – сказала Элоиза. – Кассиус пока занялся… решением вопросов, но это ненадолго. Вы, ребята, между прочим, пост оставили. И Вербену забрали.

"И меня, если на то пошло", явно не договорила она.

– А не пойти бы… – Целест заорал, но замолк на полуслове. Обнаженный по пояс, он дрожал не хуже замерзшей Вербены, но сумел сдержаться. Магниту-воину лишние эмоции не к лицу.

Фонтанные брызги оседали на коже, утяжеляли влагой волосы. Целест вздрагивал, словно от укусов мелких назойливых насекомых, вроде комаров или москитов, дергал плечами, пытаясь отогнать. Но от воды не уходил.

"В этом ты весь", Рони следил издалека.

Какое-то время их не найдут. Спасибо Кассиусу – и отчасти ему: Рони сделает так, чтобы *не замечали*.

До первого мистика посильнее, конечно. Не говоря уж о том, что "купол" – непозволительная трата ресурса…

Целест дергал плечами, напоминая Рони осаждаемого слепнями коня; несколько минут Элоиза выдерживала паузу, сам он – удерживал купол; а Вербена кинулась на шею Целесту:

– Прости. Я во всем виновата. Я хотела…

– И у тебя получилось. Но мой… Верховный Сенатор все испортил. Они там, видишь ли, боятся, мол, мы захватим власть.

Он обнимал уткнувшуюся носом в плечо Вербену. Семейная идиллия – вот только резко очерченные мышцы Целеста были напряжены, а из глаз словно проросли шипы и точился яд.

– Не самое беспочвенное опасение, – тихо проговорил Рони. Первая вздрогнула Элоиза – она испугалась брата, инстинктивно отклонилась, прикрывая лицо. Зыркнула на Рони – молчи.

А Рони смотрел на фонтанную русалку, и куда-то вдаль – сквозь переплетения веток, клейкую смолу первых листьев, клецки облаков, за горизонт.

– Пока ты… был на сцене, я все-таки спросил у Винсента… ну, насчет силы. И вообще про Магнитов.

Рони потер виски: купол плюс пересказ диалога телепатов – вот так задачка. Ему чудилось, будто мозги выкипают, как лопнувшее яйцо – белок закручивает спиралью.

– Почему у Магнитов редко бывают дети? Немногие решаются завести детей, это правда, еще больше – погибает до того, как… но суть не в этом. Ребенок Магнита должен быть отдан в другой город, а лучше – отправлен в Пределы. Как можно дальше.

– Почему? – спросила Элоиза.

"У нее тушь размазалась. И одну сережку потеряла", – Рони коротко вздохнул. Знакомая резь, внутри, под ребрами и вовсе не в сердце – скорее, в альвеолах; трудно дышать. Он отвернулся.

– Магнитам дана слишком страшная сила. Подумай: двое Глав способны захватить целый город, а то и Империю. А если бы возникли династии "сверхлюдей", куда бы делись остальные? Рабы, второй сорт. Винсент советовал почитать какую-то книгу… периода начала Эпидемии. "Это детская сказка", сказал он, "но в детских сказках много мудрости". Книга о чародеях, которые сначала сокрылись от обычных людей, а потом пытались их уничтожить. Не все. Но такие нашлись.

Задрожали будто от дымки костра стены "купола". Думать, говорить и не смотреть на Элоизу – тяжелая задача; Рони не справлялся.

– Поэтому первый закон: никакой власти ни Магнитам, ни кому-либо из Ордена Гомеопатов. Никакой власти… и никакого потомства. Адриан Альена испугался не объединения.

– Что? – Целест подпрыгнул, пряди волос взметнулись – ну точно конская грива. Вербена вновь повисла на нем, приговаривая: тише.

– Не объединения. Он испугался… своих будущих внуков.

– Но Вербена не Магнит!

Целест запнулся. Да, не Магнит – как и его родители, как и Элоиза. У обычных людей и тех "выродки" появляются, а уж от выродка…

"Мутант, урод, нелюдь".

Все возвращалось на круги своя – даже из уст Рони.

– Отлично, – сказал Целест. – Тогда… Я уеду из Виндикара. Нет. Мы. Вербена, ты поедешь со мной?

– К-куда? – всхлипнула девушка. Она долго сдерживалась, но слезные железы набухли, и часто-часто подрагивали веки, будто у больной птицы. – К-куда, Целест?

– В соседние города. В Пределы. Не знаю. Рони, если хочешь – давай в твою деревню, если там никого не осталось – тем лучше, а?

"Напарники. Вместе навеки – это сильнее любви".

Элоиза вертелась на месте, взмахивая руками – будто хотела заткнуть уши; потом она выпрямилась во весь рост и смачно плюнула на и без того влажную от брызг, почву:

– Вы сдурели. Вот мое мнение.

Рони улыбался.

Элоиза такая красивая – сейчас полдень, и у нее солнце в волосах запуталось, самая яркая бабочка в самой драгоценной паутине. У нее летние глаза и алебарстовая кожа. Прикажи она Рони прыгнуть в фонтан и захлебнуться у ногохвоста глупой щербатой нимфы – он исполнил бы ее волю.

Но теперь не согласился.

– Элоиза… Целест прав. Им лучше уйти.

Он проглотил комок – клейкая слюна, надо попить воды:

– И мне тоже.

Выдержать остаток дня оказалось проще, чем Целест опасался. Празднество подтухло изрядно – так и несло гнильцой, растерянные люди переглядывались и косились на него – долговязый и рыжеволосый, Целест был чересчур заметен, ну и запоминался тоже. Но не ерничали.

Помалкивали и Магниты. Даже Тао и Авис – они несли пост, удобно расположившись за деревянным столом. На столе – жареная колбаса, на обрывке какой-то бумаги или газеты лежал крупно нарезанный хлеб. Из жестяных кружек тянуло кислятиной солода. Они позвали Целеста и Рони присоединиться – Целест махнул рукой напарнику – валяй, мол, но Рони стоически покачал головой.

Вместе навсегда, даже в мелочах.

И они вновь вели обратный отсчет – среди шума, песен, криков, смеха и ругани, пьяной любви на коленях мраморных нимф и сатиров; шкура Виндикара пахла мокрой псиной, но они привыкли к этому запаху, и было чуть страшно – бросать все.

"Главное – не оглядываться".

Он смотрел куда-то в медленно колыхающуюся толпу. Собаку раздразнили колбасой и пнули под зад, и теперь она растерянно чешет ухо.

Вечер подобрался аккуратно, скукожил солнце и развалился по небу лиловой дымкой.

– Итак, ты забираешь Вербену, и… что дальше? – Рони не требовалось разжимать губ.

– Дальше… ты встретишь меня за воротами. Ясень помнишь? Выберешься?

– Я могу просто выйти, Целест, – урезонил Рони. – Да. Хорошо.

Посреди Площади потешно плясал пьяный – сорвав с себя одежду, кроме исподнего, но оставив вонючую шапку, тряс грязными космами и ушанкой, хрипло затянул песню. Стражи ржали и подначивали – почему нет, господа сенаторы-то и прочая аристократия разъехались, а стражам хотелось развлечься. Если приглядеться, можно было различить, как при каждом уродливом па с косматых "ушей" сыплются вши и гниды.

Вокруг собралась группка зевак.

– Он высмеивает Вербену, – взвился Целест. И, прежде чем Рони пробормотал "не-надо, они-не-виноваты", ворвался в толпу.

Связка отравленных игл пропорола глотку пьяницы. Пурпурно засверкало заголенное мясо и розово-желтоватая трубка вскрытой трахеи, от яда волокна плоти сворачивались в сероватую грязь.

– Целест!

Полусонные Тао и Авис вскочили со своих мест. Рони ощутил муторь, почти тошноту – словно на первых Призывах, когда бешенство одержимого сменялось пустотой отключенного. Пустота серая, как разложившаяся заживо плоть.

Зеваки попятились от Магнита.

– П-простите… м-мы не…

Пьяница подергивался в предсмертных судорогах, его рана напоминала удивленно открытый рот: зачем ты это сделал, парень? Ткани быстро тлели от яда, словно горела бумага.

– Э-эй, ты чего творишь, – вмешались и стражи.

"Купол, что ли, опять накинуть?" – лихорадочно соображал Рони; слава всем богам, и самому северному морю – уже вечер, большинство разбрелось по домам или кустам, паники не будет.

Безгорлый мертвец коротко дергался – наверное, стоило "накрыть" его, вычеркнуть из чужого внимания. Рони обвел мысленно круг – не заступи, здесь – отражение и горсть зеркальных осколков. Отсеилось несколько непрошеных зрителей, они срочно вспомнили о неотложных делах.

– Я заподозрил в нем одержимого, – Целест выдернул сигарету из пачки. Табачный аромат смешался с мясным; зеваки и стражи отпрянули, зажимая носы. Парень в оранжевом комбинезоне рабочего согнулся, выблевывая праздничное угощение – прямо на шапку пьяницы и на его мерно копошащихся в гнили и рвоте, вшей.

– Т-ты ж его… убил, – страж махнул табельным пистолетом, но остановился. В вечернем сумраке его лицо приобрело болотно-зеленый оттенок. Еще двое успокаивали зевак, надсадно голосила закутанная в платок женщина.

Целест ухмыльнулся.

– Право Магнита. А теперь нам пора – вахта сменяется. Доброй ночи.

*

«Каждая история заканчивается», думал Рони. На серо-белой стене улыбалась глянцевая Вербена; лунный свет бликовал в лунных же глазах. Она подмигивала – ободряюще? Не бойся.

"Мы проиграли? Амбивалент… он ведь продолжит убивать?"

"А что лично ты и Целест сделаете? Запретите ему? Пара Магнитов, к тому же противопоставивших себя равно собратьям и людям. Пара идиотов".

Он завернулся в одеяло, но и под ним мерз – до озноба, зубы отбивали чечетку. Рони перевернулся на левый бок – еще не хватало разговаривать с нарисованной Вербеной. Успеет еще наслушаться чириканья живой. Целест вернется через два-три часа, и к рассвету они покинут Виндикар.

"Главы знают про Амбивалента, но ничего не делают", – пожаловался он. Осознал, насколько глухо, словно в запаянной бочке звучит голос. Звучит? Вслух или мысленно? Помни, не все телепаты…

– Кажется, я снова исчерпал ресурс. Или у меня потихоньку едет крыша, – пробормотал Рони. Он сел на кровати, набросив одеяло на голову. Он смахивал на шутовского призрака.

– История заканчивается, – проговорил Рони, наблюдая, как дрожит слезная влага – Вербена готова разрыдаться, потому что они сдались, они убегают, словно крысы с корабля, они отдают Виндикар Амбиваленту.

"Просто дождись Целеста. Он так решил. Он всегда решал. Мы единое целое, до скончанья времен, в смерти и жизни".

Вербена укоризненно покачала головой. Реальная-то висла на Целестовой шее, беспомощная девчонка, а клятый портрет одержим демоном, имя демону – совесть.

Рони откинул одеяло.

Тишина серо-бурых коридоров. Успокаивала – Рони прожил в мрачном замке-Цитадели много лет; у ног ее – орущее мясо, паутина нейтрасети и клетки, за углом притаились зомби-отключенные, и в стены въелся запах гари, но дом не выбирают.

Рони постучал к Тао и Авису – нужно поговорить. Авис, наверняка, догадывается. Ясновидящий же. Или все куда проще, Целест на ужин не явился, а запасливый Рони набивал карманы едой. Авис уставился, шевеля губами, будто проговаривая проклятие.

И отвернулся.

"Я просто скажу… "До свидания".

Никто не отозвался через три, пять и десять минут. Рони сполз вдоль дверного косяка, жалея, что так и не научился у Целеста курить – ожидание проще всего измерять в сигаретах, успокаивать нервы – тоже.

– Ты сегодня уходишь, – послышался голос, Рони вскинул голову.

– Аида, – он не почуял ее – то ли задумался, то ли потому что перед глазами корчился в танце и агонии безымянный бродяга, и вслед за ним плясали в грязном перегное вши. Рони видел такое прежде, когда Целест призывал одержимых. Но бродяга был нормален, всего-навсего пьян.

За это не убивают.

– Но вы уходите, – Аида села рядом – на корточки, по-мужски. "Я проговаривал мысли вслух", понял Рони.

– Ты знаешь.

– Многие знают. Думаю, Магниты – все. Не вмешиваются – это верно, Целеста можно понять, а ты – его напарник.

– Звучит как "его собственность", – Рони улыбнулся. Аида – следом, демонстрируя желтоватые неровные зубы.

– Ты ведь ждешь его. И пойдешь за ним.

"Всегда", – но теперь Рони забыл произнести вслух. Аида уставилась на него, круглыми по-совиному глазами, немигающе и насмешливо, то ли ожидала, что мистик "переведет" мысли на язык тех, кто неспособен общаться телепатически, то ли…

Она запустила обгрызенные ногти в белесые волосы, второй рукой подхватила мягкий подбородок. Притянула к себе – губы сверкнули голыми кусочками мяса, как свежеванные тушки мелких грызунов; она будто собиралась проглотить Рони. И он не противился.

Поцелуй оказался горьковатым и мокрым от слюны. Рони думал о том, что частицы чужого тела проникают в него – почти как яд Целеста в того несчастного, Аида тоже воин, может быть, она захочет убить его.

Но не оторвался.

Потом она выпрямилась и дернула за руку – Рони неуклюже плюхнулся задом об пол, прежде чем встать. Аида протащила его по полутемныму коридору, втолкнула в пустую келью.

– Здесь не помешают, – оскалилась она.

Ее келья была серой, выстуженной и пустой. Она напоминала отключенного – мысли, чувства и самые краски испарились в каменное бесцветие. Пахло пылью и застарелой грязью, въевшимся сигаретным дымом. Непроветренная, душная комната.

Аида отравляла себя, одиночество – ее. Круговорот.

Рони пришлось подтянуться на цыпочки, чтобы вновь поцеловать ее.

"Я никогда не увижу Элоизу – больше никогда, и Целест не взял меня с собой, или точнее, она не захотела проститься. Она права – так проще. Но я же мистик, можно представить…"

Ваниль и мед, так пахнут только рыжеволосые – и светлокожие; не открывать глаза – не видеть Аиду с ее губами-тушками, скуластым мужицким лицом и загрубелыми руками воина.

Иллюзии мистиков – не только бесконечный кошмар.

Аида потянулась к его брюкам, стянула их, а следом и свои. Она носила черные "боксеры", у нее узкие бедра и почти нет груди. "Из нас двоих, она больше похожа на парня", почти развеселился Рони, и вновь отгородился образом Элоизы.

Такой способ проститься.

Он оборвал себя – уже лежа на спине на жесткой кровати. Поклялся ведь – никакого осквернения образа. Элоиза – Мадонна, Прекрасная дама, можно воображать ее медяные волосы, изгиб шеи с тонкой венкой и ванильное дыхание, но не… ниже.

– Аида, – сказал он.

– Все окей, малыш, – прошептала воин неожиданно ласково. Сорвала белье и запрыгнула сверху, зажимая костлявыми ногами, словно защелкивая тиски.

– Аида, – повторил Рони.

Это было честно.

И гораздо лучше, чем Рони всегда думал. Говорят, мистики забывают о плоти, затерявшись в лабиринтах разума – собственного и чужого; но Аида с острыми выпуклостями ребер, впалым животом и маленькими мешочками грудей была хороша, а внутри нее – жарко и сладко. Он протянул руки, чтобы удержать ее за бедра. Она запрокинула голову назад, и некрасивое лицо перекосило в гримасу. Но Рони смотрел на нее, – он хотел видеть Аиду, а не слепленные из памяти и фантазий, образы Элоизы.

"Это… честно".

После она прижалась к нему, обнимая – не слишком страстно уже, скорее так обнимают диванные подушки и плюшевых зверей. От нее резко пахло потом, спина и затылок липли к пальцам – Рони гладил Аиду по волосам и выступам позвонков.

– Спасибо, – сказал он.

– Тебе, – уточнила воин. Чмокнула еще раз и встала, чтобы распахнуть окна. – Дождись своего Целеста здесь, хорошо? Мне… так страшно одной.

Рони молча кивнул.

*

"Мы с Касси все устроим", пообещала Элоиза напоследок. Целест торопился, и пальцы его соскальзывали с руля. Хотелось по-детски вгрызться в указательный; подогнать мобиль пинком. Он остановился в шагах ста от резиденции, высунулся – на манер суриката, огляделся по сторонам.

Тихо.

В первый день года – празднество, бедные кварталы-то полны плясками и гуляньем, уже неофициальным, но в роскошном "верхнем городе" царила чинное спокойствие. И высокие заборы.

"Не нарваться бы на стражей. Или соседей. Или слуг или стражей соседей", – Целест закрывал дверь мобиля аккуратно, а она возьми и хлопни. Он втянул голову в плечи.

"Я вне закона", подумалось ему. Мысль была опасной, как зыбучий песок, и он ответил себе: но это не значит, что я собираюсь убивать…

Целеста мучила совесть.

Стоило зажмуриться, и плясал по внутренней кромке век завшивленный пьяница, а потом горло его лопалось с треском, как переспелый плод. Магниты – не убийцы, говорила Декстра, и щелкала пальцами. Магниты – спасают людей.

– Пошли все к черту.

Декстра тоже. В конце концов, ни она, ни этот сонный тюлень – Винсент (а еще Глава мистиков) – не помогли…

Он собирался забрать Вербену и уходить сегодня же. После горе-выступления (она не виновата, она все сделала правильно!) ей явно грозил… не то, чтобы домашний арест, но не отпустили бы так легко. Целесту оставалось лишь догадываться, что могут Эл и Касси "устроить" со стражами.

"Снотворного им, что ли, подсыпать? Или слабительного?"

Калитка оказалась незаперта и таилась почти кокетливо – мол, вот она я – специально для тебя. Целест тронул прохладный металл, витье в форме то ли цветка, то ли закорючки неровного почерка, и она поддалась – почти бесшумно. Смазывали регулярно. Против воли, костяшки ощетинились выступами шипов, но по ту сторону забора Целест увидел сад, дом и… и больше ничего.

И никого.

"Словно вымерло", – тишина давила на уши и виски. Он подумал о том, что похищает Вербену. Отнимает у Виндикара богиню – куда уж дальше. Преступник. Целесту едва удалось сдержать гортанный смешок.

Тишину так и хотелось стянуть, через горло, как "колючий" свитер. Мягкая обувь о мрамор – тоже бесшумно; Целест нарочно притопнул пяткой, убедиться – звуки остались. Хоть какие-то.

"Почему тихо так? Ни слуги, ни стража, ни-ко-го…"

Договаривались – Вербена подойдет к калитке или воротам, а он ее перехватит. Если повезет, успеет проститься с Элоизой – эй, сестренка, не надейся, мы не навсегда. Мы вернемся и надерем задницу Амбиваленту, может быть, через пару месяцев, только неофициально. Целест жевал окурок, попутно размышляя, где будет доставать табак за пределами Эсколера; чутко приглядывался к ночным темно-индиговым теням. Луна заточила кромку забора; вычурный дом сделался карточным и картонным, а фонтаны и статуи в бесплодном пока саду превратились в привидения.

Целест ждал Вербену. Слой за слоем налипала тишина.

Целест толкнул дверь черного хода. Оказалось незаперто.

Внутри – запах сушеных цветов, грузные каменные и железные пузыри ваз и мрамор, много мрамора, это холодный камень – весна выдалась теплой, но в холле все равно льдисто, почти как в подвале дешифратора. Элоиза и Вербена, несомненно, вспоминают. Поэтому, в их комнате наверху камины и всегда тепло.

Никого. Ступеньки – и забери Вербену сам. Если хочешь что-то сделать, делай это сам.

"Почему она не спускается?" – нахлынул страх. До комнаты Элоизы и Вербены он домчался в три гигантских скачка.

Перед глазами ярко, как худшие из картинки мистиков, нарисовалась Вербена – привязанная, посаженная на цепь, как дворовая собака. С отца станется. И Элоиза… да что, в конце концов, она может? Все эти игры в демократию длятся ровно до первого "звоночка".

Альена остаются Альена, но Адриан – Верховный Сенатор, а Элоиза – просто рыжая девчонка.

"Я заберу Вербену в любом случае", – из-под ногтей левой руки ткнулись и поползли иглы. Целест слишком часто призывал их в последнее время, но это такая мелочь, верно? На фоне остальных нарушений правил.

"…Или их обеих".

– Т-сс, – его плеча коснулась ладонь. Целест успел распознать, что она невелика, а прикосновение – вкрадчиво; он развернулся и едва не всадил шипы в живот…

– Касси! – выдохнул Целест, пряча оружие. Виновато, как неуклюжий котенок, не вовремя выпустивший когти. – Прости. Ты… не надо так. Подкрадываться.

"Подкрадываться к Магниту? Этот губастик? И я его не почуял…" – Целест нахмурился и мотнул головой.

– Т-сс, – повторил Кассиус. – Заходи осторожно. Наверное, лучше бы завязать тебе глаза, но боюсь, у нас нет времени…

– Касси, какого черта? – Целест попытался вывернуться из вельветовых – перчатки напоминали крысиную шкурку, – "объятий". Инстинктивно хотелось вытереть край ладони о джинсы, встряхнуться – облитым грязью псом. "Я неблагодарная дрянь", укорил себя Целест. – "Они ж мне помогают". – Где Эл и Вербена?

Кассиус приподнялся на цыпочки, будто собираясь поцеловать. Голубые глаза блестели почти лихорадочно – у него был не лучший день, как у нас всех, – посочувствовал молодому сенатору Целест; он почти не отпрянул, когда розово-бежевый вельвет ткнулся в подбородок. Указательным пальцем, словно гладил кошку.

На самом деле, Кассиус хотел приложить палец к губам Целеста. Только поэтому и не получил в морду – хотя бы "дружески".

– Не кричи, когда войдешь.

Конечно, Целест вышиб дверь плечом и пинком c разворота.

Первой он увидел Элоизу – она неаристократично ссутулилась на прозрачном столике, и уставилась перед собой – на кресло или кого-то в кресле, полураздетая – в старом домашнем платье мышиного цвета со сползшей правой бретелькой; к Целесту кресло разместили спиной – нарушив гармонию комнаты, между прочим. "Я давно не был здесь". "Что с ней?" "Что происходит" – трехцветием вспыхнуло где-то за ушами, Целест мотнул головой.

Не кричать, сказал Кассиус, и что он имел в виду?

– Эл? – позвал Целест, но девушка не откликнулась. По комнате плыл запах вишневых сигарет – "я такие не могу себе позволить", отметил Целест, – и полумрак; Элоиза не удосужилась зажечь свет, но ее можно понять, она устала в доме-без-теней от белесой пустоты ламп. Широко раскрытыми глазами слепой она пялилась на что-то – или кого-то в кресле.

– Эл? – повторил Целест, шаря по шершавой стене в поисках выключателя. Его вновь прервал вельвет – перчатки Кассиуса на запястье, а потом этот неуклюжий на вид кукольный мальчик скользнул к Элоизе с юркостью крысы.

– Не надо, Целест. Свет привлечет внимание. Мы обезопасили дом как могли, но…

– Да какого…

Он осекся.

Совсем темно все-таки не было. Подсветка – "светлячки" в полу, искусственные свечи; один рыжеватый, как волосы Альена, блик капнул в лицо и глаза Элоизы; и Целест увидел, что глаза ее пусты и равнодушны, как два сердолика.

– Какого… – повторил Целест и шагнул к Элоизе и креслу. Кассиус опередил его, а Элоиза качнулась кукольно вперед, и обе ее руки упали ладонями вверх, похожие на мертвых птиц. Кассиус тесно обнял ее и улыбался из-за рыжей "вуали" чужих волос.

А Целест все же заглянул в кресло.

– Отец, – выговорил он. Всколыхнулась и тут же иссякла, злость: отец. Не Верховный Сенатор. Не господин Альена.

Человек в кресле скрючился в неловкой позе. Угловатые худощавые плечи – вывернуты под неестественным углом – запястья связаны позади; Адриан Альена был рослым человеком – сын обогнал всего на пару дюймов, и, чтобы разместить в милом кресле-пуфики девичей гостиной, пришлось выгнуть руки и ноги. С тем же успехом его могли запихать в багажник.

Верховного Сенатора, Владыку Виндикара – сколько еще тяжеловесных, как золотые слитки, определений, – затолкали в кресло на манер складного манекена.

От этого зрелища Целеста бросило в озноб. Рядом покачивалась Элоиза, почему-то сгибая пальцы в кулак и снова разжимая их, а Кассиус обнимал ее и улыбался, и все чудилось розыгрышем – сегодня твой день рождения, тебе полагается пирог с глазурью, свечи и подарки. "Отключенная" (нет, только не это, я пошутил) сестра и связанный, словно курица перед закланием, отец.

Кассиусу оставалось протянуть серебряный ритуальный кинжал с костяной инкрустацией. Вместо этого, он улыбнулся:

– Мы же обещали все устроить.

Целест проглотил скользкий комок в горле.

– Что с Элоизой? – с отцом проще. Жив, только во рту кляп, отчего впалые щеки на узком лице гротескно вздулись. Возможно, травмированы суставы – он немолод. Но жив.

– Ты любишь сестру. Это хорошо, – Кассиус снова улыбнулся, и Целест подумал о мистиковых иллюзиях… если Рони шутит так, он надерет ему зад. Даром, что напарник и лучший друг.

– Что вы задумали? – Целест перевел взгляд от отца (не верю, мой отец был недосягаем, как божество; божество нельзя запихнуть в кресло и сложить вчетверо, вроде столика для пикника) на Кассиуса. – Что за гребаное дурацкое шоу?

– Ничего страшного, Целест. Ей ничего не угрожает, ты разве никогда не видел… воздействия? Рони тебе не показывал, что может мистик сделать с человеком? Не верю. Они все это делают. Если ты можешь взять чужие мозги и повернуть в них шестеренки, словно в заводных часах, обязательно воспользуешься…

Целест вспомнил клетку два-на-два, томное перемигивание нейтрасети, похожей на связку анаконд; растерянную улыбку: я вернул тебя в материнскую утробу.

Я хотел, чтобы тебе было хорошо.

– …Не понимаю, – сказал он, скривился. – Отец…

Тот разжал сухие голые веки. Седые ресницы похожи на ломкий иней, и ледяным был взгляд – на Целеста и Кассиуса; будто хлестнули по лицу. Связанный и изломанный, Адриан Альена не утратил ненависти и презрения. Верховный Сенатор не ведает страха, не просит пощады.

– Касси, я не знаю, что…

– Тсс, – стоило Целесту потянуться к связанному, как вельветовые пальцы обвились вокруг сливочно-белого и уязвимого горла Элоизы. Целест поднял ладони в жесте: сдаюсь. Скатилась на рукав капля крови – предательски выбился шип, прямо из мякоти венериного холма.

Кассиус надавил на трахею Элоизы, она дернулась, как младенец под подушкой, но не очнулась.

– Ты ведь понимаешь все, правда, Целест? Ты импульсивен, но не дурак. Я надеюсь.

– Предположим.

Целест предпочел бы одержимого – разумного одержимого в том числе. Честный бой, а не тихое бормотание Кассиуса Триэна (никогда не доверяй Триэнам), не прохлада где-то в голенях или в паху: что-делать-вашу-мать!? Он заставил себя смотреть на шип, а потом заставил его же спрятаться.

"Ты должен уметь нападать, но _не_нападать – важнее", говорила Декстра.

Еще до того, как Магниты стали палачами. Еще до того, как…

– Где Вербена, и что ты задумал, Касси?

– То, до чего ты не сумел бы, Целест, – губы его дрожали и блестели. Кассиус волновался. Казалось, он расплачется, вздумай Целест поддразнить его – "маменькиным сынком", "гребаным Триэном" или как-нибудь в подобном роде.

Руки дрожали тоже. На шее Элоизы – наверное, щекотно, если бы она чувствовала.

"Где он взял мистика?"

– Ближе к делу, Касси. Ты выгоняешь куда-то всю охрану, связываешь отца, зачаровываешь мою сестру – и твою невесту, между прочим, и… чего это за дешевый спектакль в честь новогодия?

– Магниты и люди должны объединиться. По-хорошему не получилось, Целест, – Кассиус улыбнулся. В кресле глухо застонал отец – наверняка, захлебываясь слюной и родовыми проклятиями. Эпидемия на Дом Триэнов, пусть каждого захватит одержимость… да-да, мы так и поняли.

Кассиус сморгнул, но фразу закончил:

– Ты должен убить отца, Целест. Мы подготовили все… даже аппеляцию к твоим возможным сомнениям, – и пригладил разметанные волосы Элоизы, – Но убить должен ты.

Целест кивнул. Переспросил:

– Почему я?

– Законы политики. Законы жанра. От тебя этого ждут, после сегодняшнего… выступления. Ну же, Целест – это не преступление, это логичный поступок и логичное завершение… шоу.

Целест сдерживался. От… смеха. Хохот щекотал диафрагму, будто он наглотался гусиного пуха.

– Ты решил подставить меня, правда, Касси?

"Не доверяй Триэнам. Мать была права. А я дурак. Хы-ы, тоже – новость…"

Следом, лениво: почему Рони его не "прочитал"? Куда завернуло его чертовы мистиковы мозги?

– Подставить? Перед кем? – Кассиус поморщился, подопнул бутылку – та покатилась с глуховатым звуком, уперлась в кресло. – Все для Объединения, Целест. Ты убиваешь главную помеху, потому что это справедливо – Верховный Сенатор должен умереть от руки достойного. Например, своего сына.