Текст книги "Наше послевоенное (СИ)"

Автор книги: Зоя Криминская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 33 страниц)

– Я вот вижу, мой нос короче.

Я понимаю, что он шутит, но если это не прекратить, то так это и останется, я буду девочкой с длинным носом.

Человек конкретных действий, я тут же хватаю линейку. Сантиметры бесстрастны и они скажут правду.

Я измеряю свой нос.

– Ты жульничаешь,– пристает Дато,– я вижу, как ты палец сдвинула.

– Ничего не сдвинула, меряй свой,– говорю я.

Дато уменьшает данные измерений ну просто в открытую, ситуация его забавляет, он рад развлечению. В азарте перепалки мы давно забыли про Ашота, нашего чертежника, – он чем-то занят там у себя за учительским столом.

Я начинаю мерить линейкой нос Дато сама, он лениво отталкивает мои руки и тут нас настигает разъяренный Ашот. Он минут пять стучал указкой по столу, призывая нас к порядку, и стучал совершенно напрасно. Ашот пишет мне замечание в дневник, а Дато выставляет за дверь.

Дато слегка огрызается, но выходит из класса ничуть не огорченный.

Диасамидзе не кончал школу с нами. Его отец неудачно прооперировал родственника Варшанидзе, и опасаясь, что она отыграется на сыне, который был порядочный шалопай, перевел его в третью школу.

Кончается урок математики, звонок на перемену. Валентинчик пишет задание на доске, один номер, второй, третий, я хватаю учебник, гляжу на задачки и впадаю в тоску от объема предстоящих вычислений.

– Ну куда так много, два часа делать,– с тоской тяну я. Валуйский даже ухом не ведет, хотя наверняка слышит и злится и не удосуживается отвечать.

Зато Даник слышит и подхватывает:

– Ну, если Хучуа много кажется, то нам вообще не справиться,– прибедняется он. -Целый день сидеть придется только с математикой.

Не помню случая, чтобы упрямый Валуйский уступил, но мы тянули с Даником волынку почти каждый урок – надеялись, что внемлет и уменьшит домашнее задание.

Токмаджан и я проделывали такое и не только на математике, но даже и на английском. Верушка, в отличии от Валуйского, отреагировала на наши слова и даже как-то пришла ко мне домой для доверительной беседы. Просила меня подумать, ну если я так буду себя вести, то слабые ученики уж точно не будут делать задания, ссылаясь на большой объем.

До сих пор помню этот шок: прихожу с тренировки домой, беспечно открываю дверь, а там сидит наша классная и насмешливо смотрит на меня.

На английском мы с Даником присмирели, а вот на математике по-прежнему канючили, что много задано.

Я любила математику, могла часами возиться с трудной задачкой, но записывать рутинные, скучнейшие задания по какой-то определенной форме было мне невыносимо тоскливо.

6 ноября

Прочла некоторые записи. Как это все далеко от меня. В душе у меня какая-то неопределенность, какая-то раздвоенность чувств. Это трудно объяснить. Тем более, что в данный момент я не испытываю ни того, ни другого, а только лень и апатию. Говорят, в самые трудные минуты жизни проявляется, что из себя представляет человек, обнажается его нутро. Но эти трудные минуты опасности встречаются не в жизни каждого человека, как же узнать, кто я и что я?

Сегодня у нас вечер. Собрали деньги и устроили. Пригласили Марию Георгиевну. Начало в 4 часа, а сейчас 11.

Утомленная нашим классом, обиженная Демкина вдруг отказалась от классного руководства и у нас целый год в девятом была за классную Марьюшка.

Мы немного вздохнули.

Где-то в это время наша старая дева Демкина вышла, наконец, замуж, на уроках она часто говорила нам:

– Мне теперь есть о ком заботиться, кроме вас. У меня есть близкий человек.

Как-то она болела, и мы навещали ее, в основном девочки. Близкий человек мне не глянулся, по правде сказать. Довольно затасканного вида мужичок.

Мы с Зойкой сидим теперь вместе, Мария Георгиевна нас не пересаживает, она считает нас достаточно взрослыми и не ограничивает нашей свободы.

Урок литературы. Велик "раскрывает" образ Евгения Онегина. Рассказывая о его последнем свидании с Татьяной, он вспоминает, что там было, долго смотрит в окно, потом говорит:

– И Онегин бросился к Татьяне на колени.

– Боже мой,– Марьюшка поднимает по своей привычке к потолку глаза.– Ну что вы! Это же совершенно неприлично, броситься к женщине на колени. Он же дворянин! Воспитанный человек.

И она посмотрела на класс, призывая нас в свидетели, что такое невозможно.

Но класс молчал, совершенно не потрясенный невоспитанностью Онегина, и Велик не смутясь, продолжал свой рассказ.

Звонок на урок математики, я раскрываю свою новую тетрадь, но мне не нравится ее запах. Я беру Зойкину тетрадь и начинаю ее нюхать. От моих грязных лап на чистенькой Зойкиной тетрадке остаются чернильные пятна.

Зоя сердится:

– Посмотри, что ты сделала!

– Это не я, отвечаю я, у меня руки чистые.

Я хочу взять ее тетрадь и нажать на лист пальцами, чтобы доказать, что мои пальцы не оставляют отпечатки.

Зоя мне не дает, но я ухитряюсь запачкать еще один лист, доказывая, что не могу это сделать.

Зойка хочет за это запачкать мою новенькую тетрадку, в которой я еще ничего не написала!

Наш математик давно зашел в класс, он стоит и ждет, когда мы успокоимся. Но мы в азарте, стоим и вырываем друг у друга тетради. А все наблюдают за нами.

– Вы,– Валуйский указывает на нас двумя пальцами правой руки.

– Вы обе, – и большим пальцем за дверь за своей спиной – Вон!

Обескураженные мы мгновенно замолкаем и тихо выходим за дверь.

Скучно прослоняться целый урок за дверью.

Уборщица мыла полы и спросила нас, что мы тут толчемся.

– Нас учитель выгнал из класса с урока математики.

– А который?

– Валентин Борисович, такой... в очках.

– Самого тихого учителя обидели,– говорит нам уборщица.

И нам обеим становится стыдно.

На перемене мы подходим к учителю и, опустив глаза, извиняемся.

Он молчит, еще сердится.

Потом говорит:

– Ведь невесты уже,– и уходит.

Оставшиеся уроки мы сидим смирно, подавленные мыслью, что нам, оказывается, пора замуж.

22 декабря 1962 г.

Ну вот и год кончается. Еще один! Как быстро летит время! Совершенно нет никакой возможности делать и успевать все, что хочешь.

Сейчас тяжело больна бабушка, у нее был гипертонический кризис и мама настаивает на отмене моей поездки.

У бабушки резко поднялось кровяное давление, отчего не выдержал и лопнул один из сосудов в горле и пошла кровь. Она была напугана кровотечением из горла. Дело было в выходной, и мы с мамой были дома. Мама вызвала скорую. Скорая приехала, врач померила давление и сказала: "Все обошлось. Это хорошо, что сосуд лопнул в горле, а то если бы в голове лопнул, было бы значительно хуже".

8.1.63

Недавно прочла "Идиота". Впечатление мрачное и удивительно подавляющее. Какой-то сумбур в голове и камень на сердце. Не успокаивает даже обычная детская мысль – это было давно и неправда. Нет, больше Достоевского в руки не возьму.

5 февраля 1963 г.

Несколько раз хотела взяться за карандаш и все как-то так...

Я мечтаю пойти в институт ядерной физики, мечтаю о научной работе. Но сейчас мои мечты рушатся. Недавно, в воскресение, (а сегодня вторник) проходил физико-математический тур, и я из 6 задач решила только одну! А тех, кто решил задачи, МГУ приглашал учиться без экзаменов! Здорово!

В восьмом классе к нам перешел новый ученик – Алик Гваришвили, высокий худой, смуглый, с черными густыми бровями вразлет и громким голосом.

Было известно, что он занимался по английскому языку дополнительно и хорошо его знает, но Верушка, конечно, хочет подчеркнуть, что у нее требования повыше и ее ученики знают английский не хуже без всяких дополнительных затрат. Первое время она очень к нему цеплялась, хотя у Алика были высокопоставленные родители, (отец, кажется, был членом обкома), но это частично даже провоцировало придирки Верушки. Кем бы ни был отец Алика, сам Алик был способный и компанейский парень и быстро завоевал симпатии и уважение класса.

Конечно, у нас была градация по социальному положению, была и по национальному, мальчики грузины говорили между собой по-грузински, ближе дружили, дети, у которых водились свои деньги, гордились этим, но открытое проявление какого бы то ни было пренебрежения на национальной или социальной почве не считались приличным.

Был ли это дух того времени или дух нашего класса, не берусь судить.

Наш класс был многонациональный: армяне, русские, грузины, аджарцы, греки, евреи.

Вероятно, со мной носились бы меньше, носи я папину фамилию Минасян, а не Хучуа.

Варшанидзе хотелось, чтобы медалисткой была грузинка.

Но это на высоком уровне, а мы пока туда не заглядываем.

Анатомию нам преподает Эмма Михайловна – маленькая, хорошенькая армянка, не замужем, а дело шло к тридцати, а может к тридцати пяти, которая совершенно неприличным образом перевирает мою фамилию.

Скользкие моменты в своем предмете она не стала объяснять, а просто сказала:

Следующий урок проработайте дома сами.

Мальчишки похихикали, но и все. Особенно никто на эту тему не распространялся, а Эмма не проверяла качества проработки и на следующий урок вместо опроса стала рассказывать новый материал.

В нашей школе подвизался сначала в качестве старшего пионервожатого, а потом в роли преподавателя английского некто Жора, лет двадцати пяти, армянин, из той породы молодых учителей, которых когда школьницы называют по имени отчеству, то это звучит, как ирония.

Как-то раз мы с Виолкой Дзнеладзе, теннисисткой, на класс старше меня, были в пионерской комнате, расположенной рядом с директорской, намеревались обсудить намечающийся школьный вечер. Пригласил нас туда Жора

Виолка слегка кокетничала с Жорой, разговаривала с ним игривым тоном, а он милостиво слушал и хихикал, а я ждала, перебирая ногами от нетерпения. Дел у меня было по горло, и на глупости времени не было.

И когда, Жора, наконец, пристал ко мне с чем-то по поводу вечера, я поддавшись на их игривый обоюдный тон, ответила буквально так:

–Мы уже полчаса вас слушаем, а вы нам еще ничего умного не сказали.

Совершенно неожиданно, он взбеленился:

– Как, я ничего умного не сказал, значит я дурак? Как это можно учителя дураком в глаза называть?!

И он потащил меня к Варшанидзе с воплем:

– Она меня дураком обозвала.

Варшанидзе была не в духе. Ей было не до Жориных глупостей. Выслушав его сбивчивый, возмущенный рассказ и уяснив ситуацию, она сказала, что я все-таки его дураком не называла, это он сам так понял, так пусть девочка скажет вам, что она не то имела в виду. И выперла нас из директорской с усмешкой на лице.

Эта история, благодаря стараниям дурака Жоры приобрела широкую огласку.

Произошла она в момент романа Эммы и Жоры и Эмма была очень огорчена моей негативной публичной оценкой ее избранника, она сказала мне:

– Ну что ты, Зоя, я его как раз и люблю за то, что с ним всегда интересно беседовать.

Я убедила Эмму, что не имела злого умысла, просто случайно сорвалось с языка.

Мне было очень жаль свою учительницу, невысокого роста, очень хорошенькую армяночку с темными усиками над верхней губой. Но я понимала, женихов нет, посидишь до 30 лет в невестах и Жора умником покажется.

Через полтора года они развелись, у Эммы осталась от него маленькая дочка.

Встретившись со мной в коридоре после развода, Эмма сказала мне честно:

–Зоя, ты была права, а я очень ошиблась.

Но я считала, что на самом деле, ребенок тоже семья, а одной жить плохо, так что не очень Эмма и проиграла, но не стала говорить об этом.

Уроки физкультуры у нас проходят в основном на школьном дворе. Мальчишки играют в футбол, у них свой учитель, Амиран, а у нас, девочек, свой – Николай Степанович Тылибцев, тесть моего дяди Резо. Мы играем мяч в кругу или прыгаем через скакалочку с забеганиями на скорость, т.е. бегаем по кругу – прыгнешь один раз и в очередь, ошибающаяся вылетает. Девочек в кругу становится все меньше, и бегать приходится все быстрее, пока не останутся две. Тут как сумасшедший, прыгнул, обежал крутящего скакалку и снова прыгаешь. Я дошла до финала раза два за все годы, а победительницей не была ни разу. Лучше всех прыгали наши заслуженные спортсмены – Оксана Тотибадзе, и Нелли Варданашвили. Гимнасты и легкоатлеты, я сама это заметила, но это оказалось известным фактом, преуспевали в любом виде спорта. Еще сильна была наша Софа, она была спортивная, ловкая девушка, и когда-то, в классе 6-7 ходила на стадион, а потом бросила.

Как-то Оксанка, разбаловавшись на школьной площадке, вдруг стала изображать из себя балерину и прыгать, стуча в воздухе нога об ногу и напевая какой-то балетный мотив. Это получилось так красиво, что я так и замерла, разинув рот.

– Вот что значит хорошая спортсменка, ей все легко удается,– сказал Тылибцев, тоже залюбовавшись на Оксану.

Но Демкина была другого мнения об Оксане, нашей чемпионке Грузии по прыжкам в высоту. Стадион, на котором тренировалась Оксана находится рядом с бульваром, и Верушка, гуляя по бульвару, заглядывала через сетку на стадион и высмотрела, что Оксана тренируется в очень коротких трусиках и стыдила ее за это перед классом.. Видимо, Демкина представляла себе, что в высоту женщины прыгают в юбках.

Будучи взрослыми девушками, мы периодически ссылались на недомогания и отлынивали от уроков физкультуры, стараясь не вдаваться в подробные объяснения, что с нами происходит. Николай Степанович выразительным жестом прижимал журнал к животу и спрашивал глазами, мол это или нет? Девчонок это очень шокировало, что не мешало иногда под этим предлогом отказываться от уроков физкультуры по крайней мере по 2 раза в месяц.

После физкультуры, потные, разгоряченные мы шли на следующий урок.

Ребята, возвращаясь, темпераментно обсуждали моменты прошедшей игры в футбол. Красные взъерошенные, они вопили друг на друга, хотя игра уже окончилась.

Арут махал руками, как мельница крыльями и орал, захлебываясь слюной, жесты Алика были более медленными и охватывающими, он как бы воспроизводил ситуацию и призывал окружающих еще раз посмотреть на нее со стороны. При этом он громко басил, покрывая тенора и баритоны товарищей. Осман весь бледный, с горящими глазами, обвинял противника в некорректном поведении, Юрка Воронов, поминутно сплевывая, как всегда нес мяч и шел рядом с Даником, который не уступал в жестикуляции товарищам и, высоко поднимая свои густые, на пол-лба брови, что-то ему яростно доказывал, не давая вставить слова. С Гиви слетала вся его обычная ироническая отстраненность, и он вопил как все, а на его белом, обычно бледном лице яркими пятнами сиял румянец. Мелкон, на которого часто нападали товарищи по команде, активно огрызался. И только Юрка Непомнящий оставался в своем футляре, вялый и равнодушный к происходящему, несмотря на свою суетливую нервозность.

И вся эта орущая как на базаре в выходной день орава врывалась на следующий урок, например, математику и минут двадцать все смотрели на доску и не видели, что на ней написано и о чем талдычит страдающий сердечной болезнью Валуйский, тщетно пытаясь перекричать молодые луженые глотки.

В сентябре месяце, когда учеба уже началась, а купальный сезон еще далеко не кончился, на уроках физкультуры мы ходили на пляж, сдавать плавание и порезвиться на воде.

2 марта 1963 г.

Отвратительный день! Отвратительная погода! Паршивое настроение! Собачий холод!

Через 24 дня день моего рожения. 16 лет! Скоро получу паспорт. Не знаю, на какую фамилию взять, на Хучуа или Минасян.

В художественную я сегодня не иду, лень. Дел у меня по горло, а я валяюсь на диване и таращусь в потолок.

Раньше, в детстве, я сталась как можно быстрее сделать уроки, чтобы быть свободной, потом я стала находить удовольствие в самом процессе работы, а теперь... в обдумывании, как хорошо я могу сделать то-то и то-то.

11 марта.

Я побиваю все рекорды. Учила уроки 30 минут!

Лень на меня напала невыносимая. Даже писать лень.

18 марта.

В школу я сегодня не пошла. Простудилась и ко всему проспала. Сейчас сижу и жду Зойкиного прихода. Зойка хорошая девочка и хорошая подруга, что не мешает нам ссориться по десять раз за день. Впрочем, мы последнее время так привыкли к перепалкам, что не обращаем на них особое внимание и через пять минут начинаем как нм в чем не бывало говорить о другом. Зойка хорошо учится. У нее только 2 четверки, по английскому и по физике.

К своему 16-летию я побелила известкой нашу хибарку. У нас был первый этаж, потолки низкие и белить было удобно.

В день рождения я сама испекла праздничный торт, как я помню, торт Наполеон по рецепту Августы Ивановны, тещи Резо.

Теперь мы жили в одном дворе – они в доме по адресу Маркса 41 – и часто виделись.

День рождения у меня был скучный – я не могла позвать весь класс и погулять, как это бывало у моих одноклассников, кто мог себе это позволить – мы же жили слишком тесно.

14 апреля

Последнее время что-то не пишется. Открываю дневник, и все мысли вон и в голове хоть шаром покати, пусто. Сегодня, правда, на меня нашло вдохновение, но вдруг я обнаружила, что тетрадь пропала. Сколько было слез, пока нашла.

Какая-то я стала странная. Чересчур какая-то мечтательная, неспокойная. Не могу ни на чем остановиться. Мысли все время рассеиваются и скачут с предмета на предмет. Учиться тоже не могу, еле-еле занимаюсь.

17.Y/63/

Сегодня на художественной практике я случайно сделала набросок маленькой девочки, и учитель сказал, чтобы я всегда так работала.

23 мая.

Еле-еле вспомнила число. Предпочитаю пребывать вне времени и пространства.

Наконец наступило лето. Стоят чудесные майские дни, ну а лежу в постели с гриппом.

13 июня. Вчера приехала из Тбилиси с соревнований.

Соревнования проводились два раза в год – зимой и летом, в июне.

Ездили мы уже с Никой. Зимой нас поселили в интернат для недоразвитых детей, которых в это время взяли на каникулы, и интернат фактически пустовал.

Я подошла к маленькой девочке, которая тихонько сидела на ступенях лестницы и читала книжку

– Что читаешь?

– Сказку,– как-то неуверенно, после молчания, ответила девочка.

Сказка была гуси-лебеди.

– А сколько тебе лет,– приставала я.

– Двенадцать,– опять после некоторого молчания последовал ответ.

Я задумалась, пытаясь вспомнить себя в таком возрасте.

– А ты в таком возрасте на математические олимпиады ездила,– угадала мои мысли Светка Кавазис.

Ездила я, когда была постарше, но все равно мне стало страшно, жалко девочку и я отошла.

Во время соревнований Тбилисский судья очень засуживал нашего лучшего игрока, Вовку Шавлиси, внучатого племянника тети Тамары. Вовку привел на корты его старший брат Виталий и вскоре уже Вовка играл лучше всех, хотя и был моложе.

Проиграв на соревнованиях из-за плохого судейства, Шавлиси после игры искал судью, чтобы расправиться с ним, но к счастью не нашел, и судья отделался только рядом камешков, которые Вовка бросил в него во время игры.

Мы втроем сидели на балконе – Света, Мадлена и я. Что-то жевали.

Балкон выходил на узкую улицу, и, напротив, через дорогу, стояла урна.

Света скрутила газетный сверток, завернув в него объедки, и ленивым броском перекинула его через улицу в урну.

Бумажный комок перелетел через улицу и исчез в темном горле урны.

Что с нами было!

Мы кидали в эту урну в течение часа все, что подвернулось под руку, и ни разу ни одна из нас, в том числе и Света не попали. Казалось, что это вообще невозможно, хотя только что произошло на наших глазах. Борьба с урной стала основным развлечением на остаток пребывания в Тбилиси. Каждый вечер мы обстреливали эту урну и самое большое, чего достигли – это ударили камнем (мы даже камушки приносили с улицы) о ее железный бок.

По соседству с нами поселили несколько ребят и девочку из Батуми, которые приехали на олимпиаду по шашкам.

Девочка, ее звали Маша, была одна, и, познакомившись, часто пропадала у нас, когда ей было скучно.

За ней ухаживал очень некрасивый мальчик, лучший шашист в группе.

Руководительница группы, немолодая женщина жаловалась нам:

– Он влюбился в Машу, а она с ним груба и он от расстройства проигрывает на турнире.

Я промолчала; Маша была хороша – темнобровая, темно-русая, синие глаза, яркие влажные губы, прекрасный цвет лица, в общем, действительно красавица, ну, думаю, по такой многие страдают, теперь всем взаимностью не ответишь.

Отвергнутый Машей шашист зачастил к нам и играл со мной в шашки, играл он здорово. Еще он приходил и сидел у нас на балконе.

Была жара, мы в одних трусах после тяжелой игры по жаре валялись по кроватям и он, сидя спиной к нам на балконе, очень нам мешался.

Один раз Мадленка выпала из простыни прямо на пол, и мы просто катились от смеха, пока Мадленка, в ужасе глядя на его неподвижную спину, вскакивала с полу, чтобы нырнуть под простыню. Шашист не повернулся.

Вскоре он стал приходить каждый вечер, все торчал у нас, грустный молчаливый и предлагал мне поиграть, в общем, начал бегать еще и за мной.

Я, как и Маша, не собиралась отвечать взаимностью и не знала, куда от него деваться.

Пошла пройтись по двору интерната, а он за мной. Я взяла и спряталась в женский туалет, уже темнело, и он не мог увидеть, куда я подевалась.

Захожу в туалет, а там Машка, смотрит на меня встревоженными аквамариновыми глазами и спрашивает:

– Ну где он, ушел? Я уже полчаса здесь сижу, жду, когда он уберется.

– Нет,– говорю,– он уходил, но увидел меня и увязался за мной, а я решила здесь переждать.

Маша посмотрела на меня, я на нее, и мы начали хохотать.

Двоих загнал в туалет любвеобильный незадачливый поклонник!

– Хоть бы он совсем на тебя переключился, до чего он мне надоел,– сквозь смех сказала Маша.

– Еще чего, хоть бы вы скорее уехали, кончали свой турнир,– ответила я.

Они действительно скоро уехали, но случайно приобретенный кавалер не отстал и стал часто приходить на корты смотреть, как я играю.

Ко всем прочим недостаткам, у него была странная, издалека узнаваемая походка, он как бы приседал на каждом шаге.

Ника заметил, что он шляется и, узнавая его по походке, дразнил меня

– Зоя, вон твой поклонник идет.

Я злилась, но повода его отшить не было, он просто приходил, смотрел и уходил, даже редко со мной здоровался, ну как я могла отшить его?

– То Маша, то я, – жаловалась я Нике,– он что, совсем в зеркало не смотрит?

– Да, страшен, ничего не скажешь – согласился со мной Коля.

Лето закончилось, тренировки стали редкими, и поклонник куда-то исчез.

Весной, в девятом классе, я вновь прошла отборочные туры в Батуми и поехала на математическую олимпиаду в Тбилиси. (В восьмом классе я не смогла решить второй тур и никуда не ездила). Возил нас все тот же завроно, голубоглазый лысоватый грузин и женщина, учительница.

Из 4 задач я решила только 2, более легкие и очень устала от борьбы с одной геометрической задачей. Мучилась я с ней долго, и вдруг, как озарение, стало получаться, я поняла, как ее решить, но было уже поздно. 4 часа, отведенные на решения прошли, и я не успела написать задачу. Из девятиклассников, наших и сухумских ребят, которые жили рядом с нами, не решил эту задачу никто, но кто-то из тбилисских ребят решил. Мы просидели два часа над выкладками вместе с Колей и Аллой и пришли к выводу, что мое не написанное решение правильное. Диплома я в этот раз не получила и усталая, огорченная вернулась в Батуми.

Летом, после 9-го класса мы снова ездили в Тбилиси на соревнования по теннису. В этот раз с нами ездила и Зойка.

Нас поселили в общежитии студентов, кажется, это называлось Сабуртало. Общежитие было за городом, в предгорье. Была весна, и поляны перед горами были сплошь покрыты цветущими красными маками. Трудно представить себе что-то более красивое, чем ярко зеленая трава, красные цветы, бледная ранняя зелень лиственных деревьев и синие горы.

На корты, которые находились в центре города, приходилось ездить на автобусах, битком набитых. Мы садились на конечной остановке и занимали сидячие места сзади автобуса, Там было удобнее располагаться с нашими спортивными сумками и ракетками. Как-то раз вместе со мной и Зоей ехал старик крестьянин с огромным гусем в корзине, которую он запихнул под сидение прямо под нами. Гусь, очевидно, будущее жаркое, сердито шипел и вытягивал шею, стараясь дотянуться до наших икр. Я со страхом поджимала ноги наверх.

– Икос, икос,– кричал мне старик грузин, ни слова ни знавший по-русски, что означало, ничего, ничего, не беспокойтесь мол.

Все остальные его объяснения и извинения мы с Зойкой не понимали.

Наконец он вытащил свою корзину из-под сидения и направился к выходу, мы облегченно вздохнули и опустили ноги, однако гусь, который не хотел стать жареным, на полпути к выходу, вырвался у него из рук, стал махать крыльями и кричать свое возмущенное га-га!

Старик хозяин тянул гуся к выходу из автобуса за ноги, гусь взлетал и хлопал стоящих пассажиров крыльями по головам, темпераментные грузины шумно возмущались, вверх взлетали белые гусиные перья, крестьянин со своим "икос, икос" наконец вылез из автобуса и выдернул из толпы изрядно обтрепанную, но не сдавшуюся птицу. Отъезжая, мы видели, как он боролся с ней, пытаясь засунуть обратно в корзину, на потеху ожидавших автобуса людей.

В соревнованиях я играла последним, пятым, номером и играла с Сухумской девочкой, которая была поставлена последней для того, чтобы принести победное очко команде.

Первый номер почти всегда был сильнейший игрок, а дальше перетасовывали людей, чтобы иметь очки. Я играла уже прилично, но если поставить меня второй, то я, наверняка, проиграю, а последняя могу выиграть, Наташка тоже выиграет, у Сухуми нет девочки, которая играет лучше, чем она. Светка, Мадленка и Зойка если принесут еще очко при везении, то от моей игры зависит наш выигрыш. Так все и получилось, как рассчитал Ника, только они тоже схитрили, и четвертый номер у них был слабее, чем пятый. Первую партию я выиграла. Вторую выиграла она и очень легко, а третью мы играли уже из последних сил и я ее, как говорят в теннисе, перекачала, т.е. я перекидывала высокие несильные мячи на заднюю линию корта, а она атаковала и ошибалась. В 30 градусную жару, ничего не соображая, я как автомат бегала и бегала, доставала и доставала ее удары и выиграла со счетом 7:5 хотя мне к тому времени было все равно, проиграю я или выиграю, лишь бы скорей уйти в тень.

В этот раз, когда я в очередной раз зашла к своей бабушке, папиной маме (она жила на главной улице Руставели и это было недалеко от центральных корт), то у нее была невестка, вторая жена моего папы и мальчик 9 лет, Сережа, мой брат.

Меня представили ему, как сестру.

Сережка тут же залез на стул и стал кричать в форточку детям во дворе:

– Эй, вы слышите, ко мне сестра родная приехала.

– Нет,– сказали ему,– Зоя тебе не родная сестра.

Сережа подумал, вздохнул и снова полез кричать:

– Эй, вы ко мне двоюродная сестра приехала.

Так я познакомилась с мачехой и братом, а с сестрой Светой попозже.

К бабушке я заходила почти каждый свой приезд в Тбилиси. Она любила показать меня соседним старушкам: похвастаться своей старшей внучкой.

Пару раз я даже играла с ними в подкидного дурака, и осталась несколько раз дурой им на радость.

Валялась на диване и в голову пришла мысль, что хороший человек вследствие неуверенности и застенчивости может не то, чтобы совершить подлость, а стать невольным соучастником этой подлости.

С другой стороны твердость характера тоже имеет свои отрицательные стороны. А если человек не прав, а стоит на своем?

Приятного мало и в таком случае.

У меня неуверенный, и в то же время страшно упрямый и вспыльчивый характер.

Такое сочетание меня убивает и угнетает. Потом я еще думала о том, что взгляды каждого человека порождены той средой, в которой он родился и вырос, а это значит, что эти взгляды ограничены, а ведь каждый человек воспитывается в определенной среде, значит он более или менее ограничен.

А тогда: да здравствует анархизм, долой все условности.

Это уже очевидная глупость, для меня, во всяком случае. Бей, жги, убивай, грабь – правильно?

А мои взгляды порождены средой, в которой я воспитываюсь. Значит... запуталась окончательно.

Хочу обедать и жду мать, а ее все нет. Пойду поем.

Этим летом я решила только отдыхать и ни одного учебника не брать в руки. А то очень нервная стала.

В Батуми небольшие двух трех этажные оштукатуренные дома и окна открываются наружу. Рамы висят над тротуаром довольно низко, а окна в южном городе всегда открыты.

Я же люблю на ходу мечтать; опущу голову, смотрю себе под ноги, иду, думаю о чем-нибудь и улыбаюсь.

Меня поддразнивали – Задачки на ходу решаешь?– спрашивали смеясь.

Это тоже бывало. Но крайне редко.

Обычно я на ходу мысленно разговаривала, т. е. я разговаривала, получается всегда, даже когда молчала – тогда я разговаривала в уме – придумывала встречи с теми людьми, с которыми хотела, придумывала диалоги т.е. за себя и за собеседника.

Чаще всего это был объект моих воздыханий на текущий момент. Но не всегда, иногда я договаривала недоговоренное с кем-то из подруг и друзей. Или препиралась с кем-нибудь из учителей.

Надо ли говорить, что в этих беседах я всегда была находчива и остроумна.

Зато все рамы были мои, я жутко билась о них головой, чуть ли стекла не летели. Нередко хозяева квартир, оскорбленные за свои рамы, высовывались из окон и кричали вслед, что они обо мне думают. Очень было обидно слушать брань, когда голова гудит от удара.

В 1962 году Хрущев провел реформу денег.

Странно было получать на завтрак вместо рубля 10 копеек.

Люди ошибались в ценах, два смешных случая произошло с тетей Симой, маминой коллегой по железнодорожной больнице и близкой приятельницей.

Тетя Сима обладала необыкновенным чувством юмора, редкой способностью видеть комические стороны как в себе, так и в окружающих.

Работала она в лаборатории и, принимая анализы, на которых сдающий забывал написать свою фамилию кричала:

– А как я узнаю, что это твой анализ? По запаху я должна отличать?

Так вот, тетя Сима пришла на рынок за овощами и приценилась к малине:

– Три рубля, ответил продавец.

"Надо же, как дешево, а еще говорят, что малина дорогая", подумала тетя Сима.

– Три кило завесь.

Парень взвесил три кило, Сима подала ему рубль, продавец выжидательно смотрит на нее,

"Не хочет сдачу 10 копеек давать", так поняла его взгляд тетя Сима.

"Ну ладно, бог с ними, с десятью копейками".

Сима опускает кошелек в сумку, сумку берет в руку:

– Три рубля кило, мадам,– наклонясь к ее уху, как к глухой, говорит ей аджарец.

– С вас еще 8 рублей.

Покраснев, тетя Сима призналась, что 8 рублей у нее нет, что такую цену за ягоду она заплатить не может.

С воплями и проклятиями они вдвоем вынимали эту малину из сумки. Надо ли говорить, что малина помялась и потеряла товарный вид, а малиновый сок запачкал сумку.

Точно такой же случай произошел с ней в ювелирном магазине.