Текст книги "Наше послевоенное (СИ)"

Автор книги: Зоя Криминская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 33 страниц)

Когда кто-то из девчонок начинал сильно шуметь и выступать, муж из мальчишек призывал ее к порядку.

В общем, Гиви встал, сказал Софе, которая в тот момент числилась его женой:

– Жена, за мной, – энергично махнул головой в сторону двери, и Софка, сначала неуверенно, а потом со смехом быстро пошла за ним, я встала за Софой, Зойка за мной.

За Софой встала верная Нанули. За Нанули – Белка, за мной – еще Маня и Марина вместе с Ингой, за Гиви – Алик, за Аликом – Нелька и Люда и Даник и т.д.

Достаточно было только стронуться и вот уже весь класс на лестнице и во дворе школы.

Еще нас можно повернуть, но учитель опаздывает (совершенно не помню, чей был первый урок), мы уже на улице и бегом от школы.

На бульвар и в кино решили не идти, а пойти погулять в Махинджаури, курортное местечко в нескольких километрах от Батуми.

Школьные сумки не хотелось тащить с собой, и мы пошли к Зойкиной маме и оставили портфели у нее.

Тетя Тая была растеряна, но не перечила нам и обещала молчать.

Наташка Антипина сказала, что у нее болит зуб, и запросилась домой. У нас уже было настроение круговой поруки, но мы ее отпустили.

Лариска Дурандина была комсоргом школы и, посовещавшись, мы решили и ее отправить домой, чтобы потом Верушка не выступала:

– Во главе с секретарем комитета комсомола школы они удрали с уроков.

Лариска не хотела уходить, но, поколебавшись, ушла.

Мы, смеясь и болтая добрались до Махинджаури, устали и устроились там на лавочках.

У кого-то были деньги, что-то купили и жевали, греясь на солнышке.

Всем было хорошо.

Даник лег на лавку, положил голову на колени Зойке, закрыл глаза и сказал:

– А представьте себе, что здесь сейчас появляется Вера Павловна.

И вдруг мы слышим крик Алика:

– Вера Павловна!!!

Я поворачиваюсь и вижу, что Алик спрятался, присев за лавку и у него растерянное и испуганное лицо. Я проследила за его взглядом и увидела Демкину, которая непривычно стремительно для нее, с озабоченным лицом шла к нам.

Тугу вскочил и бросился бежать в одну из затенных узеньких улочек.

Я бросилась за ним, за мной Даник. Мы втроем и убежали, а остальные попались.

Посовещавшись, мы решили разделить участь товарищей и вернуться.

Вера Павловна пришла нас искать с отцом Алика, который был членом обкома, с ними был еще Самсония.

Но Алик не заметил родного отца, в первый момент он увидел только нашу классную.

Вахтанг Гигитович обратился ко мне:

– Кто придумал уйти с уроков?

– Да как-то само получилось, все разом и решили и ушли, – ответила я.

– Почему ее спрашиваете? – спросил по-грузински Дон Кихота отец Алика.

– Лучшая ученица в классе, – ответил Вахтанг.

Я ответила правду. Уйти хотели все, и все были взрослые, и кто боялся последствий, как Наташка, те нашли повод пойти домой.

К чести наших учителей, кроме Верушки никто больше не приставал к нам с такими вопросами. Это было удобно всем. ЧП замяли на школьном уровне, не стали раздувать и кричать, что круговая порука.

А произошло следующее:

Когда наша ВП узнала, что ее класс ушел со всех уроков, она кинулась по всем кинотеатрам города, но нас там не было, уж мы-то знали, где ищут в первую очередь, хотя такой коллективный поход совершали в первый раз.

Потом она кинулась по квартирам учеников, которые жили рядом со школой. Наташка жила на Шаумяна. Мать у нее не работала и Верушка зашла к ним и застала Наташку, но Наташка клялась, что рассталась с нами до того, как мы решили, куда идти.

Позднее народ подозревал, что она раскололась и нас выдала. Но Наташка в слезах клялась, что нет не она, хотя ее пытали и мать и Верушка

Но я думала, что выдержать такой напор было не по плечу Наташке, и она сдалась. Впрочем, тут я ее не осуждала.

Когда все собрались в классе, Верушка сказала, что она разослала всех по домам с известием, что дети пропали.

Я возмутилась такой формулировке. Очевидно было, что мы просто удрали с уроков – вот и все, и к чему нагнетать страсти?

У бабушки только что был гипертонический криз, и я, беспокоясь о ее состоянии после такого известия, побежала домой сломя голову, мучаясь угрызениями совести и злостью на Демкину.

Но, оказывается, моя бабушка ничего не знала.

Посмотрела на меня удивленно и сказала:

– Ничего я про ваши дела не знаю, никто ко мне не приходил, и куда ты здрашная опять убегаешь?

На другой день, когда Верушка в который раз за последние сутки стала выяснять, а кто зачинщик, я тут же воспользовалась ее неосторожными навязчивыми попытками вывести нас на чистую воду, чтобы в нее вцепиться и расквитаться за пережитый страх за свою бабульку. В результате вышел большой скандал, я вне себя сказала классной, что какое она имела право заявлять что дети пропали. Куда могли пропасть семнадцатилетние юноши и девушки посреди белого дня? Зачем такая форма, если не для того, чтобы сознательно напугать родителей и посеять панику? Был урок физики, Шота уже зашел и молча стоял и слушал, как мы с Верушкой орём друг на друга, и потом классная, вся красная вылетела из кабинета.

Для ее самолюбия был большой удар, что на нее повысила голос ученица, да еще публично.

Шота прихрамывая, медленно прошел к столу, встал, помолчал и в удивлении с большим неодобрением, но осторожно, опасаясь нового взрыва, сказал мне.

– А я и не ожидал, что Вы такая грубая.

Я молчала. Ну, у меня не было никакого желания и сил оправдываться, пар из меня весь уже вышел, и я не помню, что буркнула, кажется, что-то вроде – уж какая есть.

Мне было обидно, что Шота, наш любимый учитель, не на моей стороне, но все равно, я не считала себя неправой.

В результате нам с Даником – ему как комсоргу класса, а мне за личные выпады – поставили за 4 четверть четверку по поведению.

А мне и за год.

Я не сдавала экзамены за 10 класс, так как должна была ехать на соревнования.

Но табель с четверкой по поведению не годился, меня могли не допустить до игр. Ника расстроился и сказал мне – иди и проси исправить. И я пошла к Варшанидзе.

Та долго меня пытала, что я так ее (Демкину) ненавижу? Но я не дала прямого ответа.

Если выразить точно, что я чувствовала, то я не считала Демкину Веру Павловну достойным объектом для своей ненависти.

Ну не тянула она на ненависть, она хотела любви и нашего полного подчинения, не только сиюминутного, но в дальнейшем, а я не была способна ни на то, ни на другое. Конфликт между нами был неизбежен.

В конце концов Варшанидзе не исправила мне четверку, а сказала:

– Извинись, и пусть она сама исправит.

Из дневника

19 июня.

Мама с 9 до 6 на работе, бабушка уехала и я дома одна. Мне есть, что писать, но так много, что страшно начинать. Мы всем классом ушли с уроков, а потом я нагрубила В.П. и когда мне нужен был табель для соревнований, она мне поставила 4 по поведению. Нужно было пойти еще раз извиниться, пойти к ней домой, а у меня "земля под ногами горела".

Что я пережила и вспоминать не хочется. Какое испытываешь чувство, когда как жалкая побитая собачонка вымаливаешь прощение у человека, которого оскорбил и которого не уважаешь!

Это было гадко, мерзко. Унизительно!

Одно – извиниться, чувствуя свою вину (что я и сделала сразу, но ей этого было мало), другое – под давлением обстоятельств кривить душой.

С Зоей помирилась 18 мая и в тот же день забыли, что ссорились.

Четверку Верушка мне исправила, но когда приехали в Тбилиси, то Нике поверили, что исправлено не мной самой только тогда, когда он сказал "Ну, вы посмотрите на все остальные оценки".

У меня были за год только 2 четверки – по английскому и по поведению. Тогда поверили и допустили меня до соревнований.

Позднее Шота скажет, что с четверкой по поведению не переводят в следующий класс, что четверка ставится только на педсовете, а на педсовете никто не дал бы Демкиной поставить мне четверку.

Но педсовет был бы поздно, мне надо было уже играть.

Позднее, вспоминая наш поход в Махинджаури, я говорила:

– Вижу, Тугу бежит в переулок. Думаю, он местный, знает все ходы и выходы, и за ним.

– А я вижу, Хучуа бежит. Ну, думаю, она уже все рассчитала и взвесила, и бегу за ней, – весело продолжал второй потерпевший, Токмаджан.

25 июля. 10 задач и примеров в день – вот моя норма!

Никто не руководил моей подготовкой в институт и мне казалось, чем больше решу, тем лучше, хотя теперь я бы построила подготовку по другому: для того, чтобы научиться решать задачи одного типа, совсем необязательно перерешать их все. Главное – верный подход.

26 июля. Прочла "Очарованную душу" одним махом, по двести страниц в день. Впервые человеческие отношения и характеры предстали передо мной во всей их сложности. Хочу еще что-нибудь Ромена Ролана.

Кажется, 4 июля. Со вчерашнего дня гнусное настроение. Иногда поднимается вдруг что-то отвратительное, гадкое со дна души и так смердит, что самой тошно.

Свою норму о задачах и примерах я пока выполняла, а теперь застряла. Не решаются, трудные, и у меня сразу отчаяние и неверие в собственные силы. После первой же трудности, первой неудачи я раскисаю.

При мне недавно с грустно-иронической улыбкой сказали: "Это была хрустальная мечта детства" Невесело, но я подумала: А много ли мы делаем, чтобы хрустальная мечта юности воплотилась в жизнь?

Нет, слишком мало. А потом, с возрастом, приходит разочарование и неудовлетворенность. Я не хочу этого, не хочу!

Наша троица притащилась на море после бури. Была прекрасная солнечная, но ветреная погода и по ветру развивался красный флаг – купаться запрещено. Как почти всегда в Батуми прибой высокий возле берега, а дальше море вполне спокойное. Но когда волны большой силы, нужно уметь быстро плыть на гребне волны, потом при отходе воды назад коснуться дна ногами и быстро бежать к берегу, пока сзади тебя не накрыло следующей волной. Если накроет, то сомнет, перевернет и может сильно ударить о дно, а еще волна несет булыжники, удар которых может оглушить, ведь берег не песчаный.

Ну, в общем, флаг красный и опасность реальная. Но в море видны 2 – 3 три головы – смельчакам флаг не указ.

Зоя и Софа раздеваются, натягивают на себя купальные шапочки и смело нырнув под волну, выплывают уже не в зоне опасности, плавают там полчаса, а то и больше, а я скучаю, лежа на берегу, так как плаваю я хуже подруг, и хотя заплываю в хорошую погоду метров за 200 от берега, такое море все-же не для меня. Наконец они возвращаются, и тоже ложатся рядом со мной. От них пахнет прибоем, морской свежестью, возбуждением борьбы с волнами, мне становится жарко, тоже хочется охладиться и я иду к морю, решив полежать на берегу в пене прибоя.

Я лежу, волны перекатывают меня с боку на бок, но здесь опасности нет. Лежу я лицом к берегу, спиной к волнам и незаметно для себя я, затягиваемая отливом волны, спускаюсь по берегу все ниже и ниже, все ближе к водной стене, которая периодически обрушивается на берег. Не помню точно, как это произошло, но вдруг я увидела, что секунда и меня сейчас накроет и сомнет волна и, растерявшись, не имея времени думать, я просто нырнула под нее и выплыла за полосой прибоя.

Там я плаваю, но выбраться на берег не могу. Я плаваю медленно и пока плыву к берегу, меня начинает накрывать следующая волна, я опять ныряю и выплываю в море, и так раз, другой, третий я начинаю уставать, а главное, я испугалась и уже наглоталась воды.

Я машу девчонкам рукой, мол помогите, они уже встали и наблюдают за мной, прикрыв ладонями глаза от солнца.

Вдруг спасатель, который целыми днями сидит на солнце и черен как негр, подходит к ним. Я слышу их разговор:

–Что, она никак не может выбраться?

– Да – хором кричат Зоя и Софа, – надо ей помочь.

Спасатель, парень лет двадцати пяти бросается в море и подплыв ко мне хватает меня за руку. Как только движения мои оказываются скованными, я тут же ухожу под воду и пускаю пузыри.

Испуганный, он выпускает мою руку.

–Ты плыви рядом,– говорю я ему– и командуй, когда плыть вперед, а когда назад, а то я не успеваю и плыть и следить за волнами – объясняю я ему, хватая ртом воздух.

–Вперед, вперед, -быстро, командует он,-теперь стоп, назад, назад, а то накроет, еще вперед, быстрей, еще назад...

Ну вот уже чуть-чуть вперед еще, я достаю ногой дна, он хватает меня за руку и быстрым резким рывком толкает к берегу. Меня окатывает последняя волна, но я близко к берегу и сила удара невелика, оплевываюсь и пошатываясь я бреду к подругам, даже не поблагодарив своего спасителя.

– Спасибо, -кричат ему девочки, а мне говорят:

– Ну мы уж думаем, пора шапочки надевать бежать тебя спасать или нет?

– Ну и подружки – плююсь я морской водой,– я чуть не утопла, а они за свои прически беспокоятся.

Все произошло быстро, не более 15 минут я была в море, но на самом деле я натерпелась страху, и больше уже никогда не плавала при большом волнении.

Вчера на море были страшные волны, а я полезла( подруги уже искупались). Зайти зашла, а выйти не могу. Стала уже уставать и испугалась. Когда волны, опасно выплывать. Может накрыть. Хорошо, девочки позвали спасателя и он помог мне выбраться. По настоящему я поняла опасность лишь потом.

Совместный поход с уроков сплотил нас еще больше, и мы часто большой компанией одноклассников ходим купаться.

Купаемся мы, девочки всегда в резиновых шапочках – соленая морская вода портит волосы, а мыть голову каждый день после моря у большинства из нас нет возможности.

На мне оранжевая резиновая шапочка, у нас оранжевый мяч, мы играем в собачку в воде. Собачкой должен быть хороший, быстрый пловец, а не то быть ему собачкой все купание.

Брызги, шум, визг на весь пляж. Я только что была собачкой, еле-еле поймала мяч и теперь стою по грудь в воде и пытаюсь отдышаться.

Вдруг сзади кто-то кладет руки мне на голову и рывком толкает вниз. Я ухожу под воду. Руки меня отпускают, и я всплываю только на то время, чтобы схватить воздух ртом. Меня снова опускают под воду, я только успеваю понять, что это резвиться Дэн. Из-за того, что я не успела глотнуть как следует воздух, я не могу отплыть от него и как только он меня отпускает, всплываю рядом с ним, успеваю глотнуть воздух и снова под воду. Начинаю чувствовать, что мне уже в следующий раз не всплыть, мне уже плохо.

Не знаю, понял он или нет, но в четвертый раз он меня не утопил.

Маринка, которая наблюдала эту сцену, начала кричать:

– Я никак не пойму, это Зойкина голова или мяч?

Я вышла на берег пошатываясь и больше не лезла в воду, а потом держалась от Токмаджана подальше, черт его знает, что ему еще придет в голову.

На пляже часто играем в карты, в основном в Кинга и в Up and Down.

Иногда в подкидного дурака пару на пару.

К этому времени многие из нас слегка употребляют тушь для ресниц, помаду и пудру, но естественно на пляж никто не красится, естественно для всех, кроме Тиры, которая упрямо красится перед походом на море, густо нанося косметику на лицо, и сидит разукрашенная на булыжниках батумского пляжа в купальнике – загорает. Купаться она не идет, терпит, но жара и радостное бульканье остальных заставляет и ее окунуться в море. Выходит она вся в потоках туши, в совершенно жутком виде, как будто она часа три рыдала.

И пока мы играем в волейбол на берегу, Тира пытается носовым платком стереть разводы туши с лица, а потом бросив бесполезное занятие, бежит прыгать вместе со всеми.

"Русский лес" Леонова читать не могу. Скучно

14 июля. Так хорошо начала играть на этих соревнованиях и такой бесславный конец: отравилас,ь и пришлось отказаться от игры.

Когда тебе плохо, то собственные страдания становятся центром вселенной и кажется, никто никогда не страдал так, как ты.

31 июля. Никуда не годное настроение, в голову ползут какие-то черные, озлобленные мысли, что-то такое тягучее и засасывающее. Чувствуешь себя оскорбленной несуществующими обидами, все люди видны с черных, обратных сторон, кажутся наделенными всеми низкими чертами.

3 августа.

Здравствуй, дорогой незнакомый и поэтому такой искренний, понимающий и сочувствующий друг!

В скучную минуту, когда невесело было у меня на душе и нечем было заполнить томительные часы досуга, я решила написать письмо тебе, не существующему, созданному моим воображением.

Может быть толчком послужило полученное мною письмо от мальчика, письмо по-детски наивное и бессодержательное, в котором неловко и застенчиво в самом конце содержалась просьба о маленькой карточке и несмелые слова о том, что соскучился.

Это письмо написал мне мальчик Ваня, с которым мы сидели на последней парте в шестом классе. Он звал меня Москвой. Как все дороги вели в Москву, так и ко мне вели все пути на контрольных, так Ваня объяснил это прозвище.

Я так ему понравилась, что он спустя почти 4 года вдруг решился и написал мне письмо, взяв адрес, я думаю у Гали. Я, возможно даже бы ответила на его письмо, я его помнила, но он в конце письма приписал :

Жду ответа, как соловей лета.

И все. Я не ответила.

А у меня горько и обидно стало на душе и за него и за себя. Потому что не дрогнуло сердце радостью при виде конверта, неторопливо распечатала я его, и равнодушно прочтя, подумала о докучливой необходимости отвечать.

И хотелось мне написать письмо умному, искреннему и любимому другу. Легко писать человеку, когда не боишься встретить насмешку или непонимание.

Все тот же вопрос о моем призвании, о моем месте в этой огромной жизни занимает мои мысли. Я не верю ни в свои силы, ни в ум и знания и это неверие заставляет меня отступать и падать духом перед каждой неудачей. Иногда мне хочется бурной и яркой, богатой событиями жизни, а потом наступает скука и апатия.

Хочется настоящей, большой любви и страшно, очень страшно, что не найду ее.

9 августа. На сегодняшний вечер билеты в театр – и как страшно медленно и скучно тянется время. Взялась точить карандаш, и остро отточенный грифель возбудил желание писать.

Мои подруги Зоя и Софа в ссоре. Этот сюрприз они привезли из своего 18 дневного турне по Черному морю. Я между двух огней: то с одной провожу время то с другой и такое чувство, как будто подлость делаю. А чем я виновата?

Надоели мне эти склоки.

Почитать мой дневник – всегда у меня плохое настроение и нет радостей в жизни. На самом деле я не такая уж страшная меланхолик. Просто записи веду лишь тогда, когда плохое настроение( если верить датам, то не так часто) Разговор с самой собой в дневнике развеивает его. А начнешь писать в счастливую минуту – радость водой разбавляется.

Зойка и Софа ездили в турне по Черному морю, с заездом в Киев. Это турне было организовано комсомольской организацией, но меня мама не отпустила, и я больше двух недель пробыла одна, погода была плохая, ни тренировок, ни моря, ни общения и я с тоски разобрала часы. Мама купила себе золотые часы, а мне отдала свои часы, знаменитую "Победу", которая вдруг перестала ходить. Вот я их и "чинила". К моей чести нужно сказать, что я не только разобрала часы, но и собрала их снова, не оставив не одной лишней детали, ходить они не начали, но стрелки стали передвигать вручную, а то и этого не было.

Спустя месяц мама наконец собралась и отнесла часы в починку и мастер их починил, сказав только:

Что-то много деталей сломано, ребенок в них копался, что ли?

Осталось 20 дней до первого числа. Последний год! Эта мысль сжимает сердце грустью, страхом и больше всего – трепетным ожиданием неизведанного.

11 Как медленно тянется время, когда завтрашний день обещает так много, а сегодняшний уже окончен, но не спится.

12. Когда много ждешь, то всегда обманываешься. Впрочем, я и не огорчилась. Скучно. Но и в школу не тянет. А все из-за В.П.

Совершенно не помню, что я ждала от 12 августа, и в чем обманулась.

20 августа. Как начнутся занятия – беллетристику долой!

Хорошая вещь – физическая усталость послу удачной тренировки. Голова ясная. Сон глубокий, бодрящий.

Весной мама купила мне индийскую серую кофту у Ламары, Симиной знакомой спекулянтки. Ламара ездила за вещами в Москву, стояла там в очередях, закупала вещи, в основном трикотаж и обувь, привозила в Батуми и продавала. Кофта была детского размера и мама купила ее за 42 рубля, вместо 45, которые просила Ламара. Процесс купли продажи происходил у Симы на квартире.

–Клянусь детьми, сама купила за 40 рублей, говорила Ламара, стараясь убедить мать, что она не очень переплачивает.

–Купи девочке дорогую кофту, она уже большая,– поддерживает Сима.

Мама сдалась и я получила желаемое.

Когда Ламара ушла, тетя Сима еще раз подержала кофту в руках.

–Ну– сказала она,– 35 рублей она наверное стоит.

–Как 35?– всполошилась мама.-Она же детьми клялась, что сорок.

–Да у нее нет детей, бездетная она.

–Что же ты мне этого сразу не сказала?

–А ты бы кофту не купила по своей скупости, а она Зое к лицу.

Все лето, в хорошую погоду я с утра на кортах. Жарко. Совершено взмокшие, усталые после 2 – 3 часовой игры, мы вваливаемся в раздевалку и как есть, падаем на лавки вдоль шкафчиков. Через некоторое время скидываем часть одежды и снова валимся на прохладные доски. Только минут через 20 – 30 начинается шевеление и кто-то первый идет в холодный душ. Слегка обмывшись, натягиваем купальники. В моде цельные, так называемые сжатые купальники – через ткань густо протянуты резинки и получаются мелкие сборки по всему купальнику.

Покидав полотенца и ракетки в сумки, идем на пляж, редко все вместе, обычно кто собрался первым, уходит, остальные идут попозже.

Мы пришли с Мадленкой раньше остальных и молча сидим вдвоем на камнях. Лень ворочать языком. У меня в сумке альбом для набросков, но нет сил рисовать. Вдруг к нам подходит молодой светловолосый парень, явно презренный отдыхающий, приседает рядом с нами на корточки, и заглядывая нам в лица, говорит:

–Здравствуйте!

Мы в течение секунды обе смотрим на него, остолбенев от такой наглости.

Затем, лишь взглянув друг на друга, мы одновременно, как по команде, поворачиваемся к нему спиной, не произнося ни слова.

– Из этого я делаю вывод, что вы местные – говорит нахал нам в спины, встает и уходит.

Теперь, когда он удалился, мы даем себе волю и хихикаем вовсю.

21 августа. Сегодня с утра у меня беспричинно радостное настроение. Варю манную кашу, хожу по комнате и улыбаюсь.

24 августа. Я решила оставшуюся неделю до школы отдыхать вовсю, если погода не помешает. Достала, наконец, "Красное и Черное"

Сулико уходил в плавание и мы втроем пришли его провожать. Так было положено, обидно, когда тебя не провожает в плавание девушка, тем более, что все его товарищи знали про него и меня. И я пошла, хотя идти не хотела, и немного прошла по пирсу, махая рукой пароходу.

А на пирсе была мать Сулико, которую я не знала в лицо, и которая потом рассказывала, что я потеряла всякий стыд, бежала по берегу, расталкивая людей, и махала ему рукой. Спасибо, не придумала, что я рыдала от горя разлуки.

В общем, в глазах матери я была злодейка, чуть ли не распутная девица в которую по недоразумению влюбился ее хороший впечатлительный мальчик.

Все было сложно с Сулико. Он не объяснялся мне в любви, не предлагал дружить, никогда не приставал, не лез целоваться, был очень милый скромный парень. Мы иногда ходили в кино и ребята в классе знали, что Сулико по мне страдает. Мы два года учились в одном классе, он был симпатичный мальчик и товарищ моих друзей и подруг, которые знали его с детства, с семилетнего возраста. А мы практически не были знакомы друг с другом, и виной этому была его застенчивость. Я очень напрягалась и не знала, о чем с ним говорить в те редкие минуты, когда мы оказывались наедине, а он все время молчал. С Маринкой он был не такой. Он с ней раскованно болтал и жаловался, что меня нигде не поймать, то я на тренировке, то в художке. Из-за его скованности, мне всегда казалось, что свое чувство ко мне он выдумал. Просто в мореходке в мужском коллективе ребята хвастались своими девушками, вот Сулико и решил, что для него такая девушка – это я. А может быть он был искренен, и действительно влюблен.

Мои одноклассники, посмеиваясь, говорили, что Сули надо поскорее жениться, а не то его в загранку не пустят из-за сестры в Швеции. А я не собиралась замуж. Я собиралась на физтех, и я не представляла совсем, что Сулико обо мне думает и как он меня воспринимает.

Конечно, мне надо было бы строже в своем поведении, не подавать надежд и не ходить провожать Сули, но это так романтично провожать корабли...

И опять у Зои, в ее квартире. Шурки и дяди Егиша нет дома, Зоина мама где-то тихонько шьет, а Зойка сидит за пианино и играет. Музыка переливается. Перебегает. Журчит. Я слушаю и мне хорошо.

–Шопен говорит Зойка,– это Шопен– и я слушаю и мечтаю.

Зоя не только играет, но и хорошо поет, только на вечерах в школе она не поет и объясняет мне – я не могу громко петь, у меня голос слабый. Но иногда, вечерами, для души она поет, обычно романсы и я люблю слушать ее.

Я понравилась маминой подруге детства Тамаре и она говорит маме:

–Давай познакомим моего старшего и ее.

–Да твой же маленький, не понравится она ему -сомневается мама.

Старший сын тети Тамары на год моложе меня, а приехала она с младшим, Сережкой– красивым мальчиком лет 12, очень похожим на мать.

–Если старший похож на младшего брата, то пожалуй я не возражаю, можно познакомиться– смеюсь я.

Тамара вздыхает – Да нет, они не похожи.

Через несколько лет произойдет трагедия – Сережа, увлекающийся радиотехникой, целый день просидит согнувшись, а потом вскочит и побежит в магазин за какой-то деталью.

Для быстроты по мальчишечьей привычке, он поедет по перилам, а у него закружится голова, он сорвется и разобьется насмерть. Перед смертью Сергей успеет сказать своей подбежавшей бабушке:

–Бабушка, это я сам.

Будет ему 16 лет.

11 класс, 1964-1965 г, Маркса 43

Когда у нас в конце 10 класса произошел конфликт с Демкиной, нашей классной, я очень просила мать перевести меня в другую школу. Хотя бы в третью, которую кончала сама мама. Я устала от многолетней борьбы с Демкиной, борьбе бессмысленной и только расшатывающей мне нервную систему.

– Зачем это нужно? -убеждала я мать, – медаль для поступления на физтех не дает мне фактически никаких преимуществ, а учиться, поверь мне, я везде буду хорошо и кончу любую школу без троек.

Но маме, самой троечнице, очень льстило, что я иду на медаль, она придавала этому большое значение и она, а еще Зойка уговорили меня остаться.

В 11 классе мы каждое утро до школы ходили купаться – Зоя, Софа и я.

Мама не разрешала мне заводить будильник и поднимать весь дом, проснуться я сама не могла, и девчонки заходили утром за мной и будили меня, постучав в окно. Я сонно натягивала купальник, платье и выскакивала на улицу.

Мы шли к морю по тихому спящему городу, отдаваясь ощущению прохлады и утренней свежести. Море лежало тихое, тоже спящее, прибой чуть шуршал, вода была теплая, плавать было одно удовольствие.

Когда возвращались, на улицах уже были люди, слышались голоса, южные выкрики, город просыпался. В октябре воздух был холодный, а вода теплая, никак не хотелось вылезать из воды.

Мы купались до ноябрьских праздников, а потом погода испортилась почти на неделю, утром стало темно, и мы перестали купаться.

15 сентября. Еще раз убеждаясь, что культура письменной речи у меня очень и очень хромает.

Культура речи – выражение нашей Марьи Георгиевны, не думайте, что я его сама придумала.

Ничего не могу поделать, говорю свободно, а пишу страшно нескладно. Печально. Очень отрывистые мысли, так и скачут с предмета на предмет. Давным-давно забыто решение следить за слогом дневника. Надо попробовать писать короткие рассказы, я думаю, это помогло бы мне писать сочинения.

23 сентября. Подсчитала, что в моих семи учебниках по математике 7000 задач, а всего дней у меня осталось 2000, так что по 10 задач в день выйдет только 2000? Что же делать?

Не зря все-таки меня дразнят в школе синус-косинус.

Решила бросить художку, но передумала. Завуч посадил меня в 4 класс. Буду заниматься, может пригодиться.

Как назло, все болею и болею. Сегодня не была в школе. Целый день, как могла, убивала время. А сейчас уже совсем нечего делать.

Читать устала, заниматься тоже.

Учусь не очень-то хорошо. Начала хорошо, а потом дала себе волю и совсем разленилась.

Мечтательность на меня напала ни с того, ни с чего. Еще хватит ума влюбиться в кого-нибудь. Счастье, что кандидатов нет.

Умираю, хочу в баню.

Плевать на все, завтра пойду мыться. На грипп смотреть, вши заведутся.

Так часто нападает отчаяние – ничего путного из меня не выйдет, не поступлю я в институт. В детстве была страсть– так и хотелось все знать и во всем разобраться! А сейчас нужно одно– поступить!

Просмотрела дневник. Все же как мало о моих подругах, родных, вообще об окружающих меня людях. А ведь много думаю не только о себе, но и об окружающих, стараюсь понять, что за люди, как ко мне относятся, как я отношусь у ним. Только все это проходит мимо дневника, сама не знаю почему .Зоя. Сколько радостных и светлых минут нас соединяет, как мы понимаем друг друга с полуслова и без слов, стоит только переглянуться. А сколько общих воспоминаний. Ведь 4 года дружим и ссоримся, вообще не так уж часто. Правда бывают минуты охлаждения и враждебности, но без этого нельзя. Да и недостатки ее я знаю очень хорошо, а это тоже иногда мешает.

5 октября. Два с половиной часа решала две задачи, причем вышла только одна, и все же я рада.

Мне попался учебник Моденова по математике за 1954 год. Что-то вроде "Сборник задач повышенной трудности для поступающих в ВУЗ".

Как я сейчас понимаю, там были собраны, в основном, очень сложные задачи по геометрии, те задачи, которые при поступлении на мехмат в письменном задании идут последним номером, решают их единицы абитуриентов. Но я этого не знаю, я знаю только, что не могу их решить.

И у меня возникает чувство, что и пытаться не стоит поступать на мехмат, а значит и на физтех. Я плачу, я жалуюсь маме.

Мама вдруг говорит:

–Когда я училась на тройки в школе по математике, папа пристроил меня заниматься к Игиняну, он лучший математик города, он стар, но я в него верю. Он тебе поможет.

Игинян занимался с учениками два раза в неделю по 2 часа и брал за месяц 40 рублей. Это был совсем старый, слепой старик, с красными, слезящимися глазами. Уход за ним осуществляла его жена, значительно, лет на 15 моложе его. Маму он не помнил совсем, но помнил моего деда Самсона Николаевича Хучуа.

Несмотря на беспомощный вид, Игинян оказался замечательным математиком, и мы с ним вдвоем стали решать эти заумные задачки. Я читала вслух условие, потом он думал, а я делала чертеж задачки. Проведи так-то и так-то, эти точки у тебя должны лежать там-то, эта прямая разделяет эту сторону вот так. Один раз я никак не могла правильно построить чертеж к задачке, не понимала условия и все тут. Он мне терпеливо объясняет, что к чему, а я сижу напротив и тихо плачу. Слепой, он видит все эти пирамиды, кубы, плоскости, видит в уме, без всякой картинки, а я, зрячая, смотрю на лист бумаги как дура, и не могу понять, что к чему. Я сидела, глотала соленые слезы, стараясь изо всех сил, чтобы голос меня не выдал моего состояния.