Текст книги "Современный французский детективный роман"

Автор книги: Жорж Сименон

Соавторы: Пьер Буало-Нарсежак,Александр Поль,Морис Ролан,Пьер Гамарра,Пьер Буало,Тома Нарсежак
сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 41 страниц)

– Кого вы имеете в виду?

– Мужчину, который в десять вечера вышел из ресторана, куда ходят шикарные типы полакомиться требухой.

– Вам известно название этого ресторана?

– «Фарамон».

– Вы уверены, что видели этого самого мужчину?

– А как же! Я еще приметила, как Тото с ним говорил. Он мне потом похвастал, что тот тип дал ему монету в пять франков. Тото и мне поднес стаканчик.

– Узнаете ее, Маосье?

– Еще чего! Никогда не видел эту бабу, и она меня никогда не видела на рынке.

Мегрэ повернулся к толстухе Нана.

– А потом вы его видели еще раз?

– Той же ночью, около трех. Я сидела на пороге дома, что на углу улицы Гранд-Трюандери и тупика Вье-Фур. Слышу шаги, и тут мимо меня проходит длинный, тощий тип. Узнать его было плевое дело, тем более что на углу торчит газовый фонарь.

– Вы знаете, куда он шел?

– В дом, который уже лет десять просится на снос, и со дня на день его-таки снесут.

Узнаете эту женщину, Маосье?

Впервые вижу.

Ну, если все ваши свидетели – такого же разбора… вздохнул мэтр Луазо.

– Торранс, уведите ее в коридор.

– Ввести третьего свидетеля?

– Подождите минутку… Маосье, на первом допросе вы отрицали, что обедали в тот вечер у «Фарамона». Вы настаиваете на своих показаниях?

Настаиваю.

– Где вы обедали? Не дома, это вы сами мне сообщили К вам приходила теща, а вы с нею не ладите.

– В какой-то закусочной на Больших бульварах.

– Вы могли бы узнать эту закусочную?

– Вероятно, мог бы.

– Пили что-нибудь?

– Я вообще не пью, разве что рюмку вина за едой.

– Итак, к «Фарамону» вы и не заглядывали?

Мегрэ подал знак Торрансу, тот ввел мужчину лет пятидесяти, одетого с головы до пят в черное.

– Садитесь, господин Жанлис.

– На работе меня чаще зовут Робер.

– Не объясните ли вы нам, что у вас за работа?

– Я второй метрдотель у «Фарамона».

– И по долгу службы, вероятно, замечаете, какие посетители приходят, какие уходят?

– Я чаще всего сам указываю им свободные столики.

– Узнаете ли вы кого-нибудь из тех, кто сидит в этом кабинете?

– Узнаю.

И метрдотель указал на Маосье, который слегка побледнел.

– Когда вы его видели в последний раз?

– Я его и видел всего один раз, в понедельник вечером. Он пришел один, а для наших посетителей это редкость. Поел довольно быстро, а когда уходил, я сам распахнул перед ним дверь.

– Вы это подтверждаете, господин Маосье?

– Я больше десяти лет не заглядывал к «Фарамону». Этот человек утверждает, что видел именно меня, хотя было это однажды, в зале, набитом людьми.

– Откуда вы знаете, что зал был набит людьми?

– Просто предполагаю, зная репутацию этого заведения.

– Между прочим, – ввернул метрдотель, – я нечасто вижу таких высоких и тощих посетителей.

– У вас вопросов нет, мэтр Луазо?

– Нет. Поберегу силы для официального допроса в присутствии судебного следователя.

– Благодарю вас, господин Жанлис. Я вас больше не задерживаю.

– Комиссар, есть у вас другие свидетели?

– На сегодня с этим делом я покончил.

Адвокат поднялся, явно испытывая облегчение.

– Сейчас мы перейдем ко второму делу.

– Есть еще и второе? Вам мало того, что вы обвинили моего клиента в убийстве бродяги, которого он в глаза не видел?

Но Маосье побледнел, на этот раз весьма заметно. Резко обозначились круги под глазами и горькая складка у плотно сжатых губ.

– Мы слушаем вас.

– Маосье, вы помните шестнадцатое августа тысяча девятьсот сорок шестого года?

– Совсем не помню С какой стати? Наверно, я работал, как в любой другой день: в те времена я копил деньги и отдыхать не ездил.

– Вы работали в ателье Лесажа и Жело.

– Это правда.

Вид у него был недоумевающий и встревоженный.

– Вы часто разъезжали на грузовичке, на борту которого были намалеваны эти две фамилии.

– Верно, разъезжал.

– В тот день вам нужно было отвезти бидоны с краской вашим товарищам на улицу Курсель.

– Этого не помню.

– Вот передо мной заявление, сделанное вами комиссару Пьебёфу. Надеюсь, вы не станете отрицать, что несколько раз давали ему показания?

И Мегрэ показал ему папку.

– Что вы хотите этим доказать?

– Где вы жили?

– Не помню уже. Я часто менял гостиницы.

– Попытаюсь вам напомнить. Вы жили в гостинице «Жонар» на площади Аббатис. Знаете, кто жил там одновременно с вами?

– Я не водил знакомства ни с кем из постояльцев.

– С тем человеком вы недавно столкнулись на Центральном рынке, спустя двадцать лет. Я имею в виду Марселя Вивьена, у которого была любовница по имени Нина Лассав.

– Меня это не касается.

– Нет, касается. Она нередко навещала Вивьена. Я не знаю, следили ли вы за тем, куда она ходит, но привратница показала, что в течение двух месяцев перед ее смертью вы часто у нее бывали.

– Эта привратница здесь? – осведомился мэтр Луазо.

– Несколько лет назад она вернулась к себе на родину и там умерла.

– Иначе говоря, свидетелем быть она не может, и это вас устраивает. Итак, вы уже представили нам двух грязных, опустившихся пьянчуг, одного собирателя чаевых, а теперь еще и покойницу! Кто следующий?

– Всему свое время, – пробурчал Мегрэ, в очередной раз набивая трубку.

7

Адвокат глянул на часы, которые, как и часы Мегрэ, показывали десять минут седьмого. Он был еще молод и старался напускать на себя важный вид. Поднялся он с явным облегчением.

– Комиссар, вы закончили с моим клиентом?

– Еще не знаю.

– Мне придется уйти: через двадцать минут у меня встреча в моем кабинете, и я не могу пренебречь ею.

Комиссар сделал едва уловимый жест, как бы говоря: «Дело ваше».

Луазо повернулся к Маосье.

Примите добрый совет. Если вас еще будут допрашивать, не отвечайте. Это ваше законное право. Никто не может вынудить вас говорить.

Маосье не шелохнулся. Он стал сосредоточен, менее агрессивен. По всей видимости, отдал себе отчет в серьезности положения, а заодно понял, что его адвокат думает лишь о том, как выставить себя в выгодном свете.

Мэтр Луазо удалился с таким же важным видом, с каким пришел. Едва он вышел, Мегрэ пробурчал:

– Примите добрый совет. Если дело дойдет до суда, смените адвоката. Этот обозлит и судей, и присяжных.

Помолчав, комиссар добавил:

– Конечно, вы вправе не отвечать, но большинство ваш отказ расценит если не как доказательство, то как свидетельство виновности. Я не стану больше задавать вам вопросов, но вы, если захотите, можете в любое время меня прервать.

Мегрэ внимательно наблюдал за Маосье. У комиссара создалось впечатление, что уже в самом начале допроса тот был куда менее агрессивен, чем в Ла-Боль. Сейчас он походил на большого ребенка, который продолжал дуться, хотя этого ему уже совсем не хочется.

– Комиссар Пьебёф был превосходный полицейский, но вот любой ценой выяснить правду не постарался. Кстати, у Нины Лассав действительно была вишневая родинка на левой щеке?

– Это что, ловушка?

– Вовсе нет. В деле, составленном моим коллегой, достаточно доказательств, что вы были ее любовником.

– Привратница умерла.

– Но остались ее показания. Я нашел тут протокол очной ставки между ней и вами. Вы с вызовом спросили: «Как это вы узнали мою фамилию?» Вы были уверены, что она растеряется, не сможет ответить. А она вот что сказала: «Время от времени ко мне заходит поболтать подруга, и как-то днем мы сидели с нею в привратницкой. Если нужно, я могу дать ее фамилию и адрес. И вдруг под арку входит этот человек (она указала на вас). Мы прекрасно рассмотрели его сквозь стеклянную дверь. Подруга удивленно воскликнула: «Смотри-ка! Мой маляр. Он красит мне кухню и оклеивает столовую. Его зовут Луи Маосье, служит он в мастерской на бульваре Батиньоль». Подруга привратницы, Люсиль Госсе, была допрошена и подтвердила, что так все и было. Короче, благодаря ей вас так быстро нашли. В этот день, когда около четырех часов была задушена Нина Лассав, вы работали на улице Баллю в квартире вдовы Госсе. Она вышла прогуляться, а вы помчались к Нине…

Маосье, нахмурив брови, смотрел на комиссара. Казалось, что-то не укладывается у него в голове и он пытается понять.

– Могу зачитать показания привратницы. Почтальон доставил заказное письмо для жильца с четвертого этажа, и привратница понесла его наверх. Спускаясь, она встретила вас: вы поднимались к Нине. Вы по-прежнему отрицаете это?

Маосье молчал. Чем дольше говорил Мегрэ, тем он становился спокойней, хотя не расслаблялся.

– Оба вы сходили по ней с ума. Не знаю, чем она внушила вам такую страсть. Марсель Вивьен ради нее бросил жену и ребенка. Однако она не собиралась жить с ним вместе. Даже ни одной ночи целиком не провела с ним. Не знаю, может быть, это следствие ее воспитания…

Мегрэ говорил чуть глуховатым голосом. Время от времени машинально перелистывал страницы лежащего перед ним дела.

– У Марселя Вивьена, разумеется, было алиби на тот день, когда задушили Нину. Однако в нем есть кое-какие уязвимые места…

Маосье уже гораздо внимательней смотрел на комиссара.

– Сегодня утром я наткнулся в деле на запись на полях, сделанную моим коллегой Пьебёфом. Я вам ее прочту: «Явился подвыпивший старик, завсегдатай бистро на бульваре Шапель, по имени Артюр Жильсон, кличка Деревянная Нога: нога у него не сгибается, и при ходьбе кажется, будто он на протезе. Он заявил, что в тот день, около половины четвертого Марсель вошел в бистро и выпил одну за другой две рюмки коньяку. Это тем более удивительно, что обыкновенно столяр, кроме кофе, ничего не пьет. Сразу после этого, по словам старика, Вивьен направился к бульвару Рошешуар».

Мегрэ на миг замолчал и внимательно посмотрел на Маосье.

– Должен вам сообщить, что никто из присутствующих в бистро не подтвердил показания Жильсона. Верней, хозяин сказал, что такое было, но на другой день после смерти Нины.

Кто-то из них был прав, кто-то ошибся. Мой коллега поверил хозяину бистро…

Маосье не выдержал и спросил:

– А вы?

– Я склонен поверить Деревянной Ноге. Он был стар, но находился в твердой памяти и здравом рассудке. Он уже умер, но осталась эта запись комиссара Пьебёфа. Вивьен больше полугола был любовником Нины. Порвав с семьей, он считал, что Нина принадлежит ему. Она встретила вас, отдалась, но продолжала оставаться в связи и с Вивьеном. Днем он редко приходил к ней. С нею он проводил вечера после совместного ужина в ресторане.

Лицо Маосье опять окаменело.

– Привратница на допросе не вспомнила, был ли он в тот день. Ее спросили, что она делала в это время, и она ответила, что вязала у окна и слушала радио. С ее места ей трудно было увидеть, кто входит под арку.

– К чему вы ведете?

– К тому, что я подозреваю Вивьена в убийстве любовницы, которая в то же время была и вашей. Возможно, он видел, как вы выходили из дома. Мы этого никогда не узнаем. Он был в отчаянии, буквально раздавлен горем. Вероятней всего, придя на бульвар Рошешуар, он вовсе не собирался убивать ее, и оружия у него не было. Возможно, он просто хотел застигнуть вас с ней. Он увидел, что она лежит голая в постели. Для кого она разделась, если он не обещал прийти? Ради нее он пожертвовал всем. Пошел даже на то, что бросил жену и дочь, не оставив им ни сантима. А она обманывает его с первым встречным. Не знаю, что он говорил ей. Во всяком случае, Нина Лассав не пыталась его утихомирить. Она его не испугалась, что доказывает поза, в какой ее нашли… Он был так разъярен, что задушил ее. С ее смертью жизнь для него потеряла смысл. Ему казалось невозможным возвратиться на улицу Коленкура или даже к себе в мастерскую на улице Лепик. Возможно, ему даже было все равно, что вас обвиняли в преступлении, которое совершил он.

– Мало того, что тогда обвиняли, но и вы начали с этого. Я все время вам твердил, что не убивал ее.

– Когда вы узнали, что она мертва?

– Минут через пятнадцать. Я увидел, как Вивьен выскочил из дома и почти бегом помчался в сторону площади Бланш. Я ревновал к нему и решил спросить у Нины, зачем он приходил. Я вошел в дом и на лестнице встретился с привратницей.

Дверь Нининой квартиры была приоткрыта. Мне это показалось подозрительным. Я вошел и увидел труп. Тогда я стал стирать свои отпечатки пальцев со всех предметов, которых касался в предыдущие дни. Заодно стер и отпечатки Вивьена.

– Почему же вы не сообщили о нем?

– Потому что решил сам покарать его.

Бедный Торранс не успевал за стремительным темпом и монолога Мегрэ, и внезапно завязавшегося диалога.

Мегрэ почувствовал, что наступил перелом: Маосье вдруг как-то обмяк.

– Вы так ее любили?

– Это была единственная женщина, которую я по-настоящему любил.

– А жена?

– Я ее люблю. Думаю, она меня тоже. Но наши чувства не назовешь большой любовью.

– Но ведь прошло уже двадцать лет, Маосье.

– Да. И все эти двадцать лет я не мог ее забыть.

– А вы не думаете, что Вивьен тоже?.. Он страстно любил ее, ничуть не меньше, чем вы. От любви он ее и убил. Он не пытался начать жизнь заново. Он предпочел опуститься на самое дно. Ведь спустя двадцать лет вы встретили клошара.

8

Маосье молчал, пристально разглядывая собственные ботинки. Выражение его лица изменилось. Маска высокомерия исчезла, проглянули обычные человеческие черты.

– Двадцать лет вы вели примерную жизнь.

Маосье покосился на комиссара, и губы его тронула неприметная ироническая усмешка.

– Я не убивал ее, это правда. Я даже косвенно не виноват в ее смерти.

– Вы много трудились, делали сбережения. Вам удалось основать собственное дело, вы добились успеха. У вас красивая, обаятельная жена. Прекрасная квартира, вилла в Ла-Боль. И вы поставили все это на карту, чтобы убить человека, которого не видели двадцать лет, который за эти годы скатился на самое дно.

– Я поклялся его покарать.

– Почему вы не предоставили это правосудию?

– Его судили бы как убийцу из ревности, и он отделался бы недолгой отсидкой. Теперь он давно уже гулял бы на свободе.

– Ваш адвокат тоже представит ваше преступление как убийство из ревности.

– Теперь мне все равно. Еще вчера я решил все отрицать, защищаться…

– Как бы то ни было, против вас выдвинуты достаточно тяжкие обвинения.

Зазвонил телефон.

– Говорит Аскан, Первый округ. Все в порядке?

– В полном. Маосье третий час сидит у меня в кабинете.

– Сознался?

– Да.

– Деваться ему некуда, даже если бы и хотел. Дети, игравшие на пустыре возле трущобы, в которой ютился Вивьен, только что притащили мне пистолет тридцать второго калибра. В магазине не хватает трех патронов. Один из моих людей уже выехал в уголовную полицию: она отдаст вам оружие в собственные руки.

– Это послужит дополнительной уликой.

– Нину Лассав убил тоже он?

– Нет.

– А кто? Вивьен?

– Да.

– Выходит, двадцать лет спустя Маосье еще настолько любил Нину Лассав, что отомстил за нее?

– Да. Благодарю вас, Аскан. Ваша помощь была для меня бесценна. Собственно, основную часть следствия провели вы и ваши люди.

– Вы преувеличиваете. Что же, предоставлю вас вашему собеседнику.

Маосье пытался понять, о чем речь, но Мегрэ за весь разговор не произнес ни слова, которое можно было бы истолковать, не слыша реплик на другом конце провода.

– Эти двадцать лет вы искали его по Парижу?

– Не то чтобы по-настоящему искал. Так, смотрел на прохожих на улицах. Не знаю почему, но я был убежден, что рано или поздно его встречу. Я действительно пошел обедать к «Фарамону». До Центрального рынка добрался пешком. При виде ресторана я словно вернулся во времена моей молодости, когда обед у «Фарамона» представлялся мне верхом роскоши и был отнюдь не по карману. Я вошел, пообедал. За столиком оказался один. Моя теща не переваривает меня и изводит бесконечными шпильками. Никак не простит мне, что я начинал простым маляром. Вдобавок она выведала, что я родился в Бельвиле[14]14
  Бельвиль – рабочий квартал Парижа.


[Закрыть] и отца у меня никогда не было.

Через несколько минут в дверь постучал старик Жозеф, рассыльный.

– Один инспектор из Первого округа желает передать вам в собственные руки какой-то сверток.

– Впустите.

Молоденький инспектор трепетал от волнения.

– Я мчался во весь дух, господин комиссар. Мне поручено вам передать…

И он протянул пакет в мятой, явно уже бывшей в употреблении оберточной бумаге. Потом метнул любопытный взгляд на Маосье.

– Я вам больше не нужен?

– Сейчас нет. Благодарю вас.

Когда инспектор вышел, Мегрэ развернул пакет.

– Ваш пистолет?

– Похоже, мой.

– Вот видите, мы добрались бы до истины и без ваших признаний. Из этого пистолета выстрелят оставшимися пулями и сравнят их с теми, что извлекли из груди Вивьена. Вы так боялись попасться с этим пистолетом в кармане, что поспешили от него избавиться и бросили его на пустыре.

Маосье пожал плечами.

– Я действительно дал одному клошару монету в пять франков. Видел я и какую-то толстуху, на вид мертвецки пьяную. Когда я узнал Вивьена, разгружавшего овощи, во мне вспыхнула давняя ярость, и я бросился домой за пистолетом. Потом ждал в темноте. Ждать пришлось очень долго: подъехал второй грузовик, и Вивьен вместе со всеми принялся его разгружать.

– И ваша ненависть не поостыла?

Нет. У меня было такое чувство, словно мне нужно исполнить долг.

Долг перед Ниной?

– Да. К тому же этот человек казался вполне в ладу с самим собой. Разве он не сам решил стать бродягой? Совершенно очевидно, что жизнь клошара вернула ему покой, и мысль об этом подхлестывала мое бешенство.

– Так вы прождали до трех ночи?

– Нет, меньше. До половины третьего. Он направился к тупику Вье-Фур, я пошел за ним по пятам. Толстуха, которую я раньше «приметил на рынке, растянулась на пороге какого-то дома и, казалось, спала, одурманенная вином. Мне не пришло в голову, что она может оказаться опасна. Мэтр Луазо будет в ярости от моих признаний, но мне все равно. Я увидел, как Вивьен вошел в дом. Вслед за ним я поднялся по лестнице, услышал, как закрывается дверь. Около получаса просидел на ступеньке.

– Хотели застать его спящим?

– Нет. Все не мог решиться.

– И что в конце концов вас подтолкнуло?

– Воспоминание о Нине, главное – о родинке у нее на щеке: эта родинка делала ее такой трогательной…

– Он проснулся?

– После первой пули открыл глаза, глянул изумленно. Не знаю, узнал ли он меня.

– Вы ничего ему не сказали?

– Нет. Может быть, я раскаивался, что пошел на такое, но было уже слишком поздно. Я выстрелил еще дважды просто затем, чтобы избавить его от мучений, можете мне поверить.

– Но вы попытались уйти от ответственности.

– Правда. По-моему, я действовал в этом случае чисто машинально. Но и Вивьен тоже не пошел в полицию сообщать, что убил любовницу.

При последних словах лицо его исказилось. Потом он снова пожал плечами.

– Кстати, что сталось с госпожой Вивьен?

– Она живет все в том же доме на улице Коленкура, квартирку снимает поменьше, чем тогда, и занимается шитьем. Похоже, заказчиц у нее хватает.

– У него как будто была дочь?

– Она замужем, мать двоих детей.

– Как вам показалось, они не слишком настрадались?

Мегрэ предпочел промолчать.

– Что со мной будет дальше?

– Вас проводят в камеру. Завтра допросит судебный следователь, вероятно, напишет постановление об аресте. До конца следствия вас, разумеется, поместят в тюрьму Сайте, а потом, до суда, по всей видимости, во Френ.

– Жену я больше не увижу?

– Некоторое время не увидите.

– Когда газеты сообщат о моем аресте?

– Завтра. Кстати, думаю, что репортер и фотограф уже поджидают в коридоре.

Мегрэ все же устал. Он тоже как-то обмяк и чувствовал себя опустошенным. Голос у него осел. Ощущения торжества не было, но все же он испытывал облегчение.

Вместо одного убийцы обнаружилось двое. Разве не было у него смутного предчувствия, что так и будет?

– У меня к вам просьба, в которой вам, несомненно, придется мне отказать. Мне бы хотелось, чтобы жена узнала о случившемся не из газет и тем более не по телефону, от матери или подруги. Сейчас она, наверное, обедает. Я убежден, что мы бы застали ее на вилле.

– Номер вашего телефона?

– Сто двадцать четыре.

– Алло, мадемуазель, соедините меня с Ла-Боль, номер сто двадцать четыре… Да, срочно.

Мегрэ и сам спешил освободиться от всего этого. Три минуты спустя их соединили.

– Вилла «Зонтичные сосны»?

– Да.

– Госпожа Маосье? Говорит Мегрэ. Ваш муж находится у меня в кабинете, он хочет сказать вам несколько слов.

Мегрэ отошел и остановился у окна, попыхивая трубкой.

– Да. Я в уголовной полиции. Ты одна?

– С прислугой.

– Слушай внимательно… Тебя ждет страшный удар.

– Вот как?

– Да. Я сознался. Не мог поступить по-другому.

Вопреки его ожиданиям она не утратила спокойствия.

– И в том, и в другом?

– О чем ты?

– В обоих убийствах?

– Бульвар Рошешуар – там я ни при чем, но Вивьен…

– Я так и чувствовала. Ты увидел его через двадцать лет, и в тебе заговорила прежняя ревность.

– Ты знала?

– Это первое, что пришло мне в голову.

– Почему?

– Потому что я тебя изучила.

– Что ты будешь делать?

– Сперва поживу здесь, как собиралась, если, конечно, не получу вызова в суд. Потом – еще не знаю. Особо пылких чувств между нами никогда не было. Я ведь всегда чувствовала себя заместительницей. Мать, наверно, потребует, чтобы я подала на развод.

– А-а…

– Ты удивлен?

– Нет. Все так. До свидания, Одетта.

– До свидания, Луи.

Когда он повесил трубку, его шатало. Он не предвидел, что разговор повернется таким образом. И дело было не только в словах, но и в том, что за ними стояло. За несколько минут пошли насмарку пятнадцать лет его жизни.

Мегрэ открыл стенной шкаф, налил рюмку коньяку.

– Выпейте.

Маосье медлил, удивленно глядя на комиссара.

– Я не знал… – пробормотал он.

– Не знали, что ваша жена угадала?

– Она собирается со мной развестись.

– Чего же вы от нее хотели? Чтобы она вас ждала?

– Ничего не понимаю.

Он проглотил коньяк одним духом и закашлялся. Потом, не присаживаясь, пробормотал:

– Вы меня щадите. Благодарю.

– Торранс, отведите его в камеру.

Толстяку Торрансу было явно не по себе. Маосье ждал его посреди комнаты. Странное дело: он стал как-то меньше ростом, черты утратили прежнюю четкость, лицо казалось зауряднее, чем прежде.

Он чуть было не протянул руку на прощание, но удержался.

– До свидания, комиссар.

– До свидания.

Мегрэ ощущал тяжесть во всем теле. В ожидании Торранса он мерил шагами кабинет.

– Был момент, когда я его по-настоящему пожалел, – признался Торранс.

– Не промочить ли нам горло на площади Дофины?

– С удовольствием.

Они вышли из уголовной полиции и пешком отправились в излюбленную пивную. Там оказалось несколько инспекторов, в том числе один из отдела расследования убийств.

– Чего вам налить, комиссар? – осведомился хозяин.

– Большую кружку пива. Самую большую, какая у вас найдется.

Торранс заказал то же самое. Мегрэ выпил залпом и протянул кружку хозяину, чтобы тот снова ее наполнил.

– Сегодня пить хочется.

И Мегрэ машинально повторил, не вникая в смысл того, что произносил:

– Да, пить хочется.

Домой он вернулся на такси.

– А я гадала, вернешься ли ты к обеду.

Он рухнул в кресло и принялся утирать пот.

– Расследование закончено, я свое сделал.

– Виновный задержан?

– Да.

– Тот, из-за которого ты летал в Ла-Боль?

– Да.

– Если ты не против, пойдем обедать в ресторан. У меня дома только холодное мясо да винегрет.

– Я не голоден.

– Стол накрыт, так что поешь все-таки.

Этим вечером он не смотрел телевизор и в десять уже пошел спать.