Текст книги "Современный французский детективный роман"

Автор книги: Жорж Сименон

Соавторы: Пьер Буало-Нарсежак,Александр Поль,Морис Ролан,Пьер Гамарра,Пьер Буало,Тома Нарсежак
сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 41 страниц)

Мегрэ повезло: подошел автобус с открытой площадкой, один из последних в Париже. Скоро их уже не увидишь.

Мегрэ спокойно попыхивал трубкой, рассеянно наблюдая за непрестанно меняющимися картинами парижских улиц.

Какой вывод можно сделать из полученных сведений? В сущности, ему известно только самое начало: Марсель Вивьен таинственно исчезает; у него была прекрасная профессия, жена, дочка; вдруг он все бросил и ушел к какой-то молодой женщине.

На сколько хватило его сбережений? Что он делал, когда они кончились?

То был резкий перелом в его жизни. В августе 1946 года он покинул Монмартр, где регулярно посещал «Сирано» и «Для гурманов».

Потом опять исчезновение, глухой провал. Он бросил свою подругу или она бросила его?

След его окончательно пропадает, и только через девятнадцать лет его обнаруживают мертвым в комнате полуразвалившегося дома. Жил он там один. Ни с кем не общался.

Два-три раза в неделю появлялся в парикмахерской школе, где на нем упражнялись ученики.

Убили его не случайно: люди, как правило, не выходят на прогулку с пистолетом тридцать второго калибра в кармане.

Получается, надо искать причину убийства Вивьена в его прошлом? Но где: в последних месяцах жизни на Монмартре или в его действиях в последующие годы?

Но неизвестно даже, когда он решил обосноваться в окрестностях рынка.

Куда делась его подруга? И как ее звали?

Сам того не замечая, Мегрэ дошел до тупика Вье-Фур. У двери дома, где жил Вивьен, дежурил полицейский.

Очевидно, если судить по грудам хлама, загромождающим комнату, Вивьен прожил тут долго. Может быть, слегка тронулся? Правда, г-н Жозеф, хозяин парикмахерской школы, никаких странностей в нем не замечал. Но надо сказать, ему чаще приходилось иметь дело с алкоголиками и всякими чудаками, чем с нормальными людьми.

Мегрэ поднялся по лестнице. Впервые он в одиночку пришел в этот мрачный сырой дом, где время от времени что-то неожиданно трещит. Ничего определенного он не искал. Просто хотел посмотреть обстановку, в которой жил Вивьен.

В комнате обнаружены отпечатки пальцев одного лишь Вивьена, отсюда вывод: убийца был в перчатках.

Вот лежит покореженная керосиновая лампа. Что Вивьен собирался со всем этим делать? С непарными башмаками разных размеров? С этим продавленным, а когда-то элегантным чемоданом?

Может быть, он жил и в других комнатах, но покидал их, когда они заполнялись? Мегрэ поднимался по шаткой лестнице, на которой отсутствовали некоторые ступеньки. На пятом этаже ни окон, ни дверей не было, а на полу валялись только старые ящики да картонки.

Заглядывая во все комнаты подряд и стараясь не испачкаться, Мегрэ спустился вниз. Он представил себе, как старый клошар возвращался сюда среди ночи, чиркал спичкой и взбирался наверх. Итак, вопрос сейчас уже не в том, кто он и каково его далекое прошлое, а как долго он вел такую жизнь.

Кивнув полицейскому, Мегрэ направился на улицу Прувер в комиссариат. Аскан тут же пригласил его к себе в кабинет.

– Мне нужна ваша помощь.

– Есть что-нибудь новое, кроме того, что пишут газеты?

– Да, но к газетным сообщениям отношения это не имеет. Двадцать третьего декабря Вивьен ушел из дому, но остался жить в том же квартале. Где он поселился, не знаю, но удалось выяснить, что в январе его в компании хорошенькой девушки встречали в пивной «Сирано» на площади Бланш.

– Это же рядом с его мастерской.

– Вот именно Похоже, он даже не скрывался. Не знаю, может, он просто не подумал об этом. Месяцем позже он все с той же девушкой стал постоянно обедать в ресторанчике на улице Данкур. Короче говоря, держался в том же квартале. Он снял со своего счета в банке все, до последнего су. Возможно, мне удастся узнать, сколько у него там лежало. Жену и дочь он оставил без средств. Ресторанчик этот Вивьен посещал до середины августа. Потом его след пропадает, и вот выясняется, что он стал клошаром и обосновался на рынке. Потому-то мне и нужна ваша помощь. Рынок в вашем округе, тут ошивается множество клошаров, людей, отсидевших в тюрьмах, бывших проституток. Наверно, кто-нибудь из ваших полицейских специализируется по ним?

– Всего четверо.

– Не попросите ли вы их поработать на меня? Мои люди не знают, ни к кому обращаться, ни с какого боку подходить.

– Нет ничего проще. Фотографии у вас есть? Главным образом, те, где он с усами и бородкой?

– Один комплект у меня с собой, но я сейчас позвоню к себе, чтобы доставили побольше.

– Не уверен, что моим людям удастся что-нибудь узнать, но сделают они все возможное. Что именно вы хотите знать?

– Как долго бродяжничал Вивьен. Тут все возможно – и несколько месяцев, и чуть ли не двадцать лет. Клошары знают друг друга хотя бы с виду и интересуются каждым новичком, даже если он отказывается отвечать на вопросы.

– Хорошо. Однако придется заняться не только рынком, но опросить и тех, кто обосновался на набережных.

– Как раз это я собирался сказать. Разрешите воспользоваться вашим телефоном?

Соединившись с уголовной полицией, Мегрэ вызвал Мёрса.

– Говорит Мегрэ… Местраль не ушел?.. Да?.. Надо, чтобы он срочно отпечатал полдюжины комплектов фотографий Вивьена, особенно с бородкой и усами. Их нужно доставить в комиссариат на улице Прувер и передать комиссару Аскану… Благодарю, Мере… Привет…

– Через час они будут у вас, – сообщил Мегрэ Аскану.

– Мои люди примутся за дело уже этой ночью.

Когда Мегрэ вышел, дождь лил как из ведра. Вдруг по мостовой застучал град. Небо сплошь было обложено, но комиссару удалось поймать такси.

– В уголовную полицию, – сказал он.

Мегрэ устал все время задавать себе одни и те же вопросы, не представляя даже, как ответить на них.

В комнате инспекторов он поинтересовался:

– Кто завтра утром свободен?

Инспекторы переглянулись, и трое подняли руку.

– В картотеке возьмете фотографии. Пойдете на Монмартр и будете показывать их во всех маленьких гостиницах в окрестностях бульвара Рошешуар. Весьма возможно, Марсель Вивьен и его подруга около полугода жили в одной из этих гостиниц. Меня главным образом интересует женщина. Поспрашивайте торговцев, особенно в съестных лавках. Ну, ребята, желаю удачи!

Мегрэ вернулся в кабинет в сопровождении Торранса.

– Шеф, есть что-нибудь новенькое?

Снова заводить рассказ у Мегрэ не хватило духу, и он бросил:

– Завтра. Скажи Жанвье, пусть отзовет свою шестерку.

Добрых полчаса он продремал, сидя в кресле, а в открытое окно захлестывал дождь, и на паркете блестели лужицы.

4

Наутро комиссар пришел к себе в кабинет очень рано, и еще до появления инспекторов успел разобрать почту. Чем быстрее ведется расследование, считал он, тем больше шансов на то, что оно придет к желанному концу.

Сотрудники Первого округа, без сомнения, поработали на него ночью, но звонить комиссару Аскану он не стал, чтобы тому не показалось, будто Мегрэ его торопит. Текущими делами занимались Жанвье и еще несколько инспекторов, не участвующих в расследовании. В кабинетах почти никого не было.

Дождя больше не предвиделось. По небу плыли легкие белые облака, и края их, освещенные солнцем, казались розовыми.

– Идем, Торранс.

Он следовал не столько определенному плану, сколько собственному чутью. Да и по какому плану прикажете вести дело, лишенное всякой фактической основы и малейших вещественных доказательств?

– На улицу Лепик. Помнится, почти напротив мастерской я видел отделение банка «Лионский кредит».

Доехали очень быстро: в эти часы движение на улицах небольшое.

– Постарайся пристроить машину где-нибудь поблизости и жди меня.

Он обратился к служащему в окошечке:

– Я хотел бы поговорить с директором.

– Кого вы представляете?

– Я комиссар Мегрэ.

– Вам повезло. Вчера директор вернулся из отпуска.

Ждать не пришлось. Комиссара провели в кабинет, и директор, мужчина лет сорока, с открытым, загорелым лицом, предложил ему сесть.

– Чем могу быть полезен, господин комиссар?

– Если вы читали последние газеты, то знаете о деле Вивьена. Марсель Вивьен, мастер-краснодеревщик, снимал мастерскую напротив вашего отделения. С тех пор прошло двадцать лет. Я хотел бы узнать, не храните ли вы его счет.

– Двадцать лет, конечно, не храним. Когда счет закрывается, то есть клиент снимает всю наличность, мы храним его карточку несколько месяцев, а потом пересылаем в архив на Итальянский бульвар – там размещается правление банка.

– А там долго хранят подобные документы?

– В точности не знаю, но никак не дольше десяти лет. Иначе, подумайте сами, сколько помещения потребовалось бы, чтобы содержать в порядке все это хозяйство!

– Я обратил внимание, что служащий у окошечка уже в годах.

– А, папаша Фрошо! Это наш старейший сотрудник. Прослужил в банке сорок лет. В конце месяца уходит на пенсию.

– Можно с ним побеседовать?

Директор нажал кнопку электрического звонка. В дверь заглянул молодой человек.

– Пришлите мне господина Фрошо.

У старика за толстыми стеклами очков хитровато поблескивали глаза.

– Садитесь, господин Фрошо. Познакомьтесь: комиссар Мегрэ. Он желает задать вам несколько вопросов.

– Весьма польщен.

– У вас превосходная память, господин Фрошо.

– Так считают мои коллеги.

– Клиент, о котором пойдет речь, покинул здешний квартал двадцать лет назад, и у меня есть основания предполагать, что он закрыл свой счет.

– Вы о Марселе Вивьене?

– Откуда вы знаете?

– Читаю газеты. А раз вы меня вызвали, значит…

– Вы правы. А известно вам хотя бы приблизительно, какие суммы Вивьен держал в банке?

– Счет у него был довольно скромный и колебался в зависимости от доходов. В среднем, скажем, его сальдо равнялось десяти – пятнадцати тысячам франков. В конце каждого месяца он снимал на расходы приблизительно тысячи две.

– Когда вы его видели в последний раз?

– Как-то утром, едва я открыл окошечко, он пришел ко мне и сообщил, что переезжает и хочет забрать весь свой остаток. Я спросил, где он теперь будет жить, и он ответил, что перебирается на Монпарнас.

– Какую сумму вы ему выдали?

– Около двенадцати с половиной тысяч.

– Вам не показалось, что он нервничал?

– Нет. Характер у него был жизнерадостный, и профессию он себе выбрал что надо. Ему доверяли реставрацию мебели даже крупные антиквары.

– В течение какого времени он снимал мастерскую на улице Лепик?

– Лет восемь-девять, не больше десяти. Он казался человеком спокойным. Официальное его местожительство было на улице Коленкура.

– Благодарю вас, господин Фрошо… Минутку! Еще вопрос: впоследствии вам никогда не приходилось встречаться с ним на улице?

– С тех пор как он тогда от нас вышел, я ни разу его не видал. В голове не укладывается, как это он мог стать клошаром. Мне он всегда казался таким уравновешенным…

Мегрэ вернулся в машину, где ждал Торранс.

– Нашли, что искали, шеф?

– И да и нет. То немногое, что я выяснил, не слишком-то продвигает нас вперед.

– Куда теперь?

Вокруг тележек, полных овощей и фруктов, толклись хозяйки, и голоса их сливались в непрерывный гул.

– На набережную.

В это самое время по кварталу из гостиницы в гостиницу ходят трое инспекторов, разыскивая следы Вивьена. Поиски могут затянуться на много дней: в этом районе множество небольших отелей. А может быть, полиции повезет, и инспекторы с минуту на минуту толкнутся в нужную дверь.

Так – или почти так – оно и вышло. Едва Мегрэ расположился у себя в кабинете, как ему позвонил один из трех искавших, инспектор Дюпё.

– Откуда говорите, Дюпё?

– Из отеля «Морван» на улице Клиньянкур. Вивьен когда-то здесь жил, и хозяин прекрасно его помнит. Наверно, вам стоит допросить его лично.

– Едем, Торранс.

Торрансу только того и надо: роль шофера при шефе как нельзя больше его устраивает.

– Улица Клиньянкур, отель «Морван».

Они увидели Дюпё, который курил, поджидая их на улице. Рядом со входом в гостиницу марморированная доска с надписью: «Комнаты на месяц, на неделю, на сутки».

Втроем они вошли внутрь. Пузатый хозяин, по-видимому, страдал плоскостопием и еле волочил ноги в матерчатых шлепанцах. Он был небрит и, похоже, еще не мылся с утра, под распахнутой рубахой виднелась волосатая грудь. Казалось, этого человека одолевает непреходящая усталость. Глаза у него слезились.

– Значит, вы и есть Мегрэ, – сказал он, протягивая грязноватую руку для пожатия.

– Мне сообщили, что вы жили здесь еще в сорок шестом году.

– И даже задолго до того.

– Вы нашли фамилию Марселя Вивьена в книге регистрации постояльцев?

– Я не храню регистрационные книги по двадцать лет.

– Но вы его помните?

– Отлично помню. Красивый, обходительный молодой человек.

– Сколько он у вас прожил?

– С января по июнь.

– Вы уверены, что не по август?

– Твердо уверен: в его комнату сразу въехала одна вертихвостка, которую мне потом пришлось выставить за дверь.

– Вивьен жил не один. Известна ли вам фамилия его спутницы? Вы ведь, наверное, заполнили карточку и на нее?

– Это было ни к чему: она у нас не ночевала.

– Выходит, они жили не вместе?

– Выходит так.

Мегрэ поразился. Вот уж что ему и в голову не пришло!

– Она вообще не бывала в гостинице?

– Случалось, заходила за ним поздним утром. Вставал он поздно, потому что возвращался в номер часа в два-три ночи, не раньше.

– И вы убеждены, что он жил один?

– Иначе мне пришлось бы вписать его подружку к себе в книгу: отдел надзора за гостиницами с этим не шутит.

– Подружка Вивьена никогда не поднималась к нему в номер?

– Поднималась, и нередко, но только днем, а этому я не препятствую.

– Вы не знаете, как ее звали?

– Вивьен при мне называл ее Нина.

– Какие-нибудь особые приметы?

– Родинка на щеке.

– Как она одевалась?

– Всегда в черное. Во всяком случае, ни в чем другом я ее не видел.

– У Вивьена было много вещей?

– Один чемодан, совсем новый, дешевенький; сдается, он купил его накануне переезда ко мне.

Трое мужчин переглянулись. Итак, им удалось только установить, что Вивьен съехал из отеля «Морван» в июне, следовательно, июль и часть августа прожил в другом месте.

О женщине же вообще ничего не известно, даже фамилия. Где она жила: в другой гостинице, с родными или, может быть, снимала квартиру?

В разъездах прошло все утро. Вчерашний дождь не принес свежести. Напротив, стало еще жарче, чем в предыдущие дни. Многие прохожие несли пиджаки на руке.

Мегрэ не пробыл в уголовной полиции и четверти часа, как зазвонил телефон. На этот раз говорил Лурти и тоже с Монмартра. У них обоих легкая рука – и у него, и у Дюпё.

– Шеф, я на площади Аббатис. Звоню из бистро напротив отеля «Жонар». Хозяин, похоже, не так уж много Знает, но я подумал, что вы захотите расспросить его лично…

– Поехали, Торранс!

– Куда на этот раз?

– Площадь Аббатис, отель «Жонар».

Фасад, выложенный белой керамической плиткой, запах чесночной подливки в вестибюле.

– Я уже все сказал вашему инспектору.

Хозяин попался не из разговорчивых. Довольно унылая личность.

– Вы хорошо его помните?

– Не могу утверждать, что хорошо. Он мне запомнился, потому что у него была занятная подружка.

– Вы ее вписали в книгу постояльцев?

– Нет. Она ни разу не оставалась в гостинице на ночь. Иногда заходила к нему в номер днем, вот и все.

– Когда он у вас поселился?

– Если не ошибаюсь, в июне.

– А когда съехал?

– В августе. Ближе к концу месяца. Был очень вежлив, сдержан, а это не о каждом постояльце скажешь.

Итак, о девушке по-прежнему никаких сведений, не считая родинки на левой щеке. Есть от чего прийти в отчаяние.

– Можете возвращаться на набережную Орфевр, – сказал Мегрэ инспектору Лурти.

Затем велел Торрансу отвезти его в комиссариат Первого округа. Дверь в кабинет комиссара была открыта. Аскан шагнул навстречу посетителю.

– Вам передали, что я звонил?

– Нет. Я сейчас с Монмартра.

– Я звонил вам, чтобы сообщить: мы добились кой-каких результатов. Ничего сенсационного пока что, но думаю, вам и это пригодится. Садитесь же.

Мегрэ неторопливо набил трубку, утер лоб, зажег спичку.

– Мои инспектора задержали старейшего из клошаров, обретающихся вокруг Центрального рынка. Все зовут его То-то. Заметьте, он перебрался в наши края лет пятнадцать назад, не раньше. Я на всякий случай продержал его до вашего прихода: а то потом, когда понадобится, ищи-свищи его.

Один из полицейских пошел за вышеупомянутым Тото. Бродяга был уже в годах и не пьян, хотя вином от него так и разило.

– Долго еще меня продержат в этой конуре? Я человек свободный, так, что ли? Досье у меня чистенькое.

– Комиссар Мегрэ хочет задать вам несколько вопросов.

– Где вы жили до того, как появились в районе рынка?

– В Тулузе.

– Чем вы там занимались?

– Да тем же, чем и тут. Только в провинции к человеку больше цепляются.

– Вы никогда не были на постоянной работе?

Тото, казалось, ушел в раздумья.

– Всю жизнь таскаю грузы: ящики да корзины.

– А в молодости?

– Я смылся от родителей в четырнадцать. Три раза меня возвращали домой, а я все равно удирал. Прямо хоть привязывай.

– С какого времени вы в Париже?

– С пятнадцати лет. Я знал всех клошаров, до единого. У меня на глазах помирали старики, им на смену появлялись новенькие…

– Вы знали Марселя Вивьена?

– Впервые услышал, как его зовут, от этого господина. Он появился в этих краях еще до меня. Вот уж был молчун! Ходил вечно один. Заговоришь с ним – буркнет «да» или «нет», а то и вовсе не ответит.

– Где он спал?

– Сперва – не знаю. Несколько раз мы с ним встречались в Армии Спасения. Потом, я слышал, он устроился в какой-то развалюхе.

– Вы никогда не встречали его с женщиной?

Того расхихикался, словно вопрос показался ему необычайно смешным.

– Нет, господин комиссар. Здесь у нас этим не балуются. Тем более такие, как он: держу пари, этот из приличных. У нас, между прочим, даже один бывший врач имелся, да только не долго протянул, пил мертвую.

– Вы никогда не видели с Вивьеном каких-нибудь незнакомых вам людей?

– Нет. Да я, впрочем, не больно им интересовался.

– Благодарю вас.

Тото повернулся к комиссару Аскану.

– Мне можно идти?

– Да. – И Аскан добавил, обращаясь к дежурному: – Следующую!

– Это женщина?

– Да.

Вернее было бы сказать – чудовище. Она оказалась так неописуемо толста, что насилу уселась на стул. Ноги опухшие, кисти рук тоже. Пьяная или, во всяком случае, в подпитии, она с вызовом поглядывала на окружающих.

– Чем вам опять не угодила Нана?

– Все в порядке, – отозвался комиссар. – Просто хотим задать вам несколько вопросов.

– На бутылку дадите?

– Идет.

Она поднялась и протянула руку, явно предпочитая плату вперед. Комиссар Аскан вложил в грязную ладонь толстухи пять франков.

– Не тяните, а то выпить охота.

– Вы сказали инспектору, который допрашивал вас нынче ночью, что видели, как кто-то входил в дом в тупике Вье-Фур.

– Чистая правда.

– Когда это было?

– Дня три-четыре назад… Никогда не знаю, какой у нас день недели. Мне-то все едино, сами понимаете… Что знаю, то и знаю: перед этой самой ночью нашли труп того босяка…

– В котором часу происходило дело?

– Да вроде в третьем.

– А что это был за человек?

– В годах, но не старый. Держался прямо. Видать, что не из здешних.

– А как вы это узнаете?

– Не знаю. Сразу видать.

– Раньше вы его не встречали?

– Встречала.

– Когда?

– Тем же вечером, около десяти. Он вышел из ресторана «Фарамон» и стал смотреть, как разгружают овощи, фрукты, рыбу. Ясно было, что ему все здесь в диковинку, все любопытно.

– Был там Марсель Вивьен?

– Это чье фото в газетах? Помнится, он помогал разгружать.

– Не говорил ли с Вивьеном тот человек, которого вы потом видели опять в три часа ночи?

– Нет. Ничего я не знаю… Вы мне своими вопросами совсем голову задурили, и я помираю – так выпить охота.

Мегрэ дал понять, что с нею покончено, и толстуху отпустили на все четыре стороны. Она тут же пошла за бутылкой дешевого красного вина и час спустя уже валялась на тротуаре мертвецки пьяная.

Аскан сообщил:

– Ночью мои люди еще продолжат поиски. Но думаю, то, что мы услышали от этих двоих, тоже представляет интерес.

– Да, – отозвался Мегрэ, раскуривая трубку, успевшую погаснуть. – Во-первых, мы теперь знаем, что Вивьен обретался здесь более пятнадцати лет. Во-вторых, в ночь убийства у Центрального рынка находился неизвестный, незнакомый со здешними местами. И неизвестный этот видел, как Вивьен разгружал овощи… Может быть, он специально искал клошара? Этого мы не знаем. Так или иначе, в третьем часу ночи он вновь оказывается в тупике Вье-Фур. Если стрелял в Вивьена он, то не исключено, что он мог вернуться к себе за пистолетом: ведь не отправился же он в ресторан с оружием такого калибра в кармане.

– Беда в том, что мы не имеем ни малейшего представления, кто этот человек и где живет… Может быть, он приехал из провинции?

– Вы считаете, что толстуха не врет?

– Нет, вряд ли… Эта публика не любит цапаться с полицией: мы в состоянии причинить им массу неприятностей.

– Между гостиницами на Монмартре и Центральным рынком повисают в воздухе пять лет. Вивьен мог провести их и здесь.

Да, но клошаров старше Тото у нас нет. Эта публика не доживает до глубокой старости. Парикмахерской школы тогда еще не было. А торговцы сколачивают здесь кой-какой капиталец и быстро возвращаются к себе в деревни. Нелегко будет найти человека, который торговал бы здесь с сорок шестого года.

– Благодарю вас, – вздохнул Мегрэ, поднимаясь. – Добытые вами сведения трудно переоценить. Хотелось бы мне добиться подобных результатов на Монмартре.

– Вы не напали на след?

– След отыскался, причем даже в двух отелях. Но подружка Вивьена ночевала не с ним. Она никогда не оставалась на ночь ни в одном из двух отелей. Выходит, она жила в третьем или в собственной квартире. Живи она с родителями, ей нельзя было бы приходить домой под утро. И ни фамилии, ни адреса. Только родинка на левой щеке.

– Рано или поздно эта особа нам попадется.

– На такую удачу трудно надеяться. Что касается посетителя ресторана «Фарамон», он едва ли вернется в район Центрального рынка: если он и впрямь убил Вивьена, с какой стати ему рисковать быть узнанным.

– Тем не менее поиски мы продолжим.

– Благодарю, Аскан.

Мегрэ вернулся в машину и велел ехать на набережную Орфевр. После короткой передышки снова навалилась жара. Мегрэ и сам бы с удовольствием перекинул пиджак через руку. Он первым делом сбросил его, едва переступив порог своего кабинета.

– Что нового?

– Звонила женщина, некая госпожа Делаво.

Дочь Вивьена!..

– Не сказала, по какому делу?

– Нет. Можете ей позвонить, она все утро будет дома.

Мегрэ назвал телефонистке номер, и в трубке раздался голос молодой женщины, а вместе с ним крики детей.

– Алло! Комиссар Мегрэ?

– Да, это я.

Голос женщины звучал куда дружелюбнее, чем при первом разговоре.

– Не знаю, стоит ли внимания то немногое, что я могу вам сообщить, но я хотела бы поговорить с вами, если вы можете приехать днем, не очень поздно: потом мне надо вести детей на прогулку. Чувствую, что, если расскажу вам все, на душе у меня станет легче.

Ко второму завтраку Мегрэ заехал домой. Жена подала петуха в вине, одно из его любимых блюд, но ел он рассеянно и даже не похвалил.

– Волнуешься? – осторожно спросила она. – С тех пор как началось это расследование, ты на себя не похож. Тебя снова все время что-то мучает.

– Знаешь, какое бы дело я ни вел, всегда наступает момент, когда кажется, будто я в тупике и ничего у меня не получится. А на этот раз передо мной вообще один сплошной тупик. Едва почудится, что я наконец продвинулся на шаг вперед, как тут же я обнаруживаю, что топтался на месте. Не забывай, я пытаюсь восстановить события, которые большей частью произошли двадцать лет назад. Вдобавок иногда этот Марсель Вивьен, которого убили близ Центрального рынка, становится мне очень симпатичен, а иногда я его просто ненавижу.

– Вот увидишь, в конце концов ты во всем разберешься.

– Разобраться-то так или иначе надо. Кстати, я вспомнил, что должен заглянуть к судебному следователю.

Он вернулся на набережную Орфевр, и Торранс снова сел за руль.

– На Центральный рынок? Или на Монмартр?

– На Монмартр. Улица Маркаде, к Одетте Делаво.

Она была в пестром цветастом платье, от нее веяло свежестью.

– Садитесь, пожалуйста.

Дети, наверно, спали: их было не слышно, и в гостиную они не заглядывали. Одетта Делаво говорила вполголоса.

– Нашли адрес девушки? – спросила она.

Газеты, между тем, о девушке еще не упоминали: Мегрэ не спешил предавать огласке эту сторону расследования. Он переспросил с притворным чистосердечием:

– Какой девушки?

Она лукаво улыбнулась.

– Боитесь себя выдать? Значит, не совсем мне доверяете.

– Вы мне не ответили.

– Я имею в виду ту самую девушку, ради которой отец бросил нас. Мать мне ни слова не сказала. Она очень ревновала, что бы там ни рассказывала, и несколько раз ей даже случалось выслеживать отца, когда он выходил из мастерской. Об этой связи она узнала еще до того, как отец ушел. Она ничего ему не говорила, а просто все больше замыкалась в себе. Потом она сама об этом рассказала, но не мне, хотя я уже выросла и все понимала. Было это много лет назад, я еще жила с ней. У меня есть дядя в Мо, зовут его Шарль. Он был коммерсант, торговал удобрениями и, наезжая по делам в Париж, всякий раз навещал маму. Я уверена, что, когда мы остались без денег и поддержки, он помогал маме, пока она не начала зарабатывать на жизнь.

Мегрэ машинально набил трубку, но закуривать не стал.

– Можете курить. Мой муж дымит весь вечер, пока смотрит телевизор… Однажды я находилась в спальне, а дверь в гостиную оказалась неплотно закрыта. В гостиной сидел дядя Шарль, и я слышала, о чем они говорили. До сих пор помню голос мамы: «В сущности, все к лучшему. Я все равно не долго бы мирилась с тем, что делю его с другой женщиной». – «Ты уверена в том, что сказала?» – «Я несколько раз их выслеживала. Изучила все их привычки, знаю, где живет его девица. Она даже не потрудилась устроиться в другом квартале. Марсель от нее без ума. Никогда не видела, чтобы мужчина настолько терял голову. Чтобы удержать эту особу, он пойдет на что угодно…» Заметили, как мама сказала дяде Шарлю? «Знаю, где живет его девица…» Я об этом вспомнила и решила вам позвонить.

– Она не назвала вашему дяде адрес?

– Нет. Разговор у них свернул на денежные дела. Дядя спросил, надо ли платить по счетам, не получены ли деньги от заказчиков… Полагаю, этот адрес вас интересует?

– Весьма. Несколько моих подчиненных тратят время на его поиски, но пока впустую. Мы даже не знаем фамилии девушки.

– Я убеждена, что маме-то она известна. Только не говорите ей, что это я навела вас на след.

– Не беспокойтесь. И очень вас благодарю. Вероятно, вы не припоминаете человека, который был бы очень высок, очень худ, с длинным лицом и голубыми глазами?

– Когда я могла его видеть?

– Не знаю. Может быть, двадцать лет назад. А может быть, и недавно.

– Не припоминаю никого, кто подходил бы под это описание. Его очень важно найти?

– Если верить одному свидетелю, он убийца вашего отца.

По лицу молодой женщины прошла тень.

– Нет, я его не знаю.

Когда Мегрэ уходил, она пожала ему руку.

– Желаю вам удачи у мамы.

Мегрэ велел ехать на улицу Коленкура. Дверь ему отперли не сразу.

– Это вы! – разочарованно выдохнула г-жа Вивьен. – Придется вам подождать в прихожей: у меня сейчас примерка.

Она кивнула на довольно неудобный стул, и комиссар покорно уселся, положив на колени шляпу и вертя в руках незажженную трубку. Из соседней комнаты доносились женские голоса, но он разбирал лишь отдельные слова.

Ожидание длилось полчаса. Заказчица, блондинка с пышной грудью и улыбкой во все лицо, уходя, окинула его внимательным взглядом. Едва за ней закрылась дверь, г-жа Вивьен в упор спросила:

– Вы наконец оставите меня в покое?

– Поверьте, что я и так стараюсь тревожить вас как можно меньше.

– Воображаю, что было бы, не окажись вы столь любезны!

– Я уважаю ваше горе.

Она резко перебила:

– Горе тут ни при чем; я пошла на похороны только потому, что вы на этом настаивали. Теперь он предан земле, на погребении я побывала – вы довольны?

– Похоже, вы его ненавидели.

– Так и есть.

Они перешли в соседнюю комнату; на столе щетинилось булавками недошитое платье.

– За любовницу?

Она пожала плечами, словно находя вопрос смехотворным.

– Послушайте, господин комиссар, лучше уж я объяснюсь с вами начистоту. Марсель долгие годы казался мне человеком замечательным: он был прекрасный муж, внимательный, трудолюбивый. Без меня или дочки никогда и никуда не ходил. Потом в один прекрасный день его словно подменили. Что ни вечер, он исчезал, даже не давая себе труда сочинить какое-нибудь оправдание. Уходил – и все. А возвращался далеко за полночь.

– И тогда вы стали за ним следить.

– А разве любая женщина на моем месте не поступила бы точно так же?

Любила ли она его когда-нибудь? Трудно сказать. Жили вместе, семью он кормил. Но испытывала ли она к нему хоть каплю нежности?

– Да, я их выследила. Разумеется, он гулял не один. Они были словно два голубка – так и ворковали от восторга, что встретились. Его спутнице было не больше двадцати, а ему-то тридцать пять. Он наверняка не понимал, что смешон. Обнимал ее за талию. Иногда они принимались пританцовывать на ходу, прямо на улице, потом бросались обниматься и покатывались со смеху. И с какой стати? Просто потому, что лишний раз поцеловались под фонарем. Я зашла вслед за ними в кино, они вели себя безобразно. Потом зашли в пивную по соседству, заказали вина.

– В «Сирано».

– Вы в курсе?

– Это происходило, кажется, в январе или феврале тысяча девятьсот сорок шестого года.

– Да, в январе. Он только что от меня ушел. Но выследила я их раньше, когда он еще жил дома.

– И вы ни разу с ним не заговорили?

– Нет. Мне не о чем было с ним говорить. Не могла же я удержать его силой. Да и вообще, он стал другим человеком; я и не подозревала, что такое возможно.

– Он жил в гостинице «Морван»?

– Откуда вам все это известно?

– В июне он поселился в гостинице «Жонар» на площади Аббатисс.

– Там я потеряла его из виду.

– Его приятельница жила не с ним?

– У нее была своя квартира на бульваре Рошешуар, доставшаяся ей в наследство от матери, которая умерла за год до того.

– Вам известно, как звали девушку?

– Да, я узнала у привратницы. Ее звали Нина Лассав.

– И за эти двадцать лет вы ни разу не встретили ее?

– Нет.

– Вы не ходили на бульвар Рошешуар, не узнавали, что с ней сталось?

– Еще чего! Я начала работать.

Это было сказано, жестко холодно, без малейшего волнения.

– Вы знаете номер дома на бульваре Рошешуар?

– Нет… Это неподалеку от площади Пигаль. Между аптекой и булочной-кондитерской.

– Вы не удивились, узнав, что ваш муж стал бродягой?

– Я заключила, что он расстался с этой женщиной. Когда он начал ходить на Центральный рынок?

– По меньшей мере пятнадцать лет назад, но, может быть, и раньше.