Текст книги "Одиссея авианосца «Энтерпрайз» (Война в океанах)"

Автор книги: Жорж Блон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

III. Цель – Мидуэй

8 мая 1942 года милях в пятистах от северо-восточного побережья Австралии по штормовому океану продвигался курсом ост американский авианосец с серьезными повреждениями на борту. Его верхняя палуба была искорежена, посреди нее зияла огромная пробоина, а все вокруг несло на себе следы недавнего пожара; на палубе, расположенной ниже, стояли в ряд сорок гробов в окружении почетного караула с оружием в руках; корабельный лазарет был битком забит ранеными. Это был авианосец «Йорктаун». Он покидал воды Кораллового моря, где только что закончилось первое крупное сражение Тихоокеанской войны. Во время того сражения («Энтерпрайз» участия в нем не принимал) надводные корабли даже не произвели друг в друга ни единого выстрела. И тем не менее японцы потеряли один авианосец и несколько транспортов, попытавшихся было высадить десант на северном побережье Австралии. Американцы тоже лишились одного авианосца – «Лексингтона», а «Йорктаун», как мы уже знаем, отделался серьезными повреждениями. Таковы были последствия действий американской и японской авиации. Теперь же «Йорктаун» возвращался в Перл-Харбор – моряки надеялись подольше отстояться там на ремонте. А может статься и так, что авианосец вместе с ними отправят в Соединенные Штаты на капитальный ремонт.

Итак, 27 мая «Йорктаун» ошвартовался в Перл-Харборе, но уже через трое суток, 30 мая, снова вышел в море – только курсом не на  Соединенные Штаты, как рассчитывал экипаж, а к новому месту рандеву кораблей тихоокеанской эскадры. Ремонт на борту авианосца был произведен буквально на скорую руку – с такой поспешностью, какой прежде не видывали ни на одной американской судоверфи. Не успел «Йорктаун» войти в гавань, как его со всех сторон облепили плашкоуты [13]13
   Плашкоут – несамоходное грузовое судно, используемое обычно для перевозки грузов на верхней палубе, а иногда – людей.


[Закрыть]с бригадами ремонтных рабочих – они взяли авианосец в прямом смысле на абордаж и тут же принялись за дело. Так что к месту швартовки он шел под оглушительный грохот пневматических молотков, не смолкавший ни на минуту в течение трех с половиной дней и трех ночей. Бригады трудились посменно, причем смены менялись довольно часто, с тем чтобы можно было поддерживать сверхскоростной, безостановочный рабочий ритм. Последние плавучие краны с лихтерами отчалили от авианосца лишь после того, как он сам отвалил от причальной стенки. Словом, «Йорктаун» будто заново родился – и был готов не только к выходу в море, но и участию в боевых действиях.

А между тем никаких боевых действий в открытом море не велось, и в поле зрения американской эскадры не было замечено ни одного неприятельского корабля. Больше того: во всех оперативных секторах Тихого океана царило небывалое затишье. Да и сами американцы вроде бы не готовили ни одну тактическую операцию. Тогда зачем такая спешка?

Причиной тому, оказывается, были сведения, полученные американской военно-морской разведкой. В самом деле, на горизонте не наблюдалось ни одного японского корабля, однако вместе с тем военному командованию Соединенных Штатов стало доподлинно известно, что от берегов Японии отошел неприятельский флот, а также его приблизительный состав и цель. Он держал курс на Мидуэй.

Смею предположить, что рассказ о том, как американцам удалось раздобыть эти сверхсекретные сведения, был бы не менее захватывающим, чем описание морской битвы, ставшей их прямым результатом. К сожалению, о действиях американских контрразведчиков, получивших те сведения, ничего – или почти ничего – не известно. Однако представить себе механизм этих действий можно вполне. Как обычно добывались подобные сведения? Разумеется, через своих тайных агентов или тех, кого завербовывали из числа иностранцев. А может, через самих японцев? Что, если среди потомков самураев, воспитанных в суровых традициях верности долгу и чести, нашелся предатель?.. В общем, нам с вами остается лишь предполагать, располагает же всем только он – злой гений войны.

Что же касается Мидуэя, этот остров привлек пристальное внимание командования Соединенных Штатов главным образом потому, что с некоторых пор от экипажей американских разведывательных подводных лодок и самолетов стали поступать донесения, согласно которым у берегов Японии происходит невиданная доселе концентрация неприятельских ВМС и ВВС, из чего явствовало, что японцы, вероятно, готовятся к большой наступательной операции. Но по какой цели намеревались они нанести основной удар? Когда? И какими силами? В конце концов американцам удалось узнать и это – из расшифрованных текстов японских секретных теле – и радиограмм. И только-то? Неужели в этих текстах и правда содержалась настолько точная и достоверная информация, что ее вполне хватило, чтобы убедить американское командование в том, что новый удар будет нанесен именно в данной точке, а не в другой? Как бы там ни было, 7 июня – сразу же по окончании битвы на Мидуэй, газеты «Чикаго Трибюн», «Вашингтон Тайме Геральд» и «Нью-Йорк Дейли Ньюс» опубликовали сообщения, согласно которым командование американских ВМС якобы знало и численный состав неприятельского флота, и даже тот день, когда тот покинул Японию. Кстати, незадолго до нападения на Мидуэй японцы провели диверсионную операцию в Датч-Харборе, что на острове Уналашка, входящем в состав Алеутского архипелага. Однако уверенность высшего военного командования Соединенных Штатов в истинности намерений японцев была такова, что, хотя в водах Мидуэя покуда еще не был замечен ни один неприятельский корабль, американская тихоокеанская эскадра имела четкое предписание как можно скорее выдвигаться прямиком к Мидуэю.

* * *

«Битва за Мидуэй представляла собой сложнейшую со всех точек зрения боевую операцию, причем настолько, что я вряд ли смог бы описать ее подробно, хотя располагаю не только всеми деталями, но и соответствующим разрешением свыше», – писал в 1942 году американский военный корреспондент Юджин Берне. То же самое, впрочем, можно сказать и про любое другое воздушно-морское сражение. Лично я твердо убежден: ни одному, даже самому просвещенному военно-морскому историку, самым скрупулезным образом изучившему все документы, хранящиеся в Морском архиве Соединенных Штатов, было бы не под силу с точностью описать сражение за Мидуэй от начала до конца. К тому же по большей части документы эти изобилуют всевозможными неточностями – как по точности во времени, так и по составу и перемещению сил или отдельных соединений противника, что, в общем-то, неудивительно. Не следует забывать, что многие документы составлялись по донесениям, полученным от людей, «которые видели противника считанные секунды, когда пролетали мимо него на скорости 500 километров в час, и под встречным огнем». А в  экстремальных условиях человек, как известно, воспринимает действительность совсем не так, как в обычных – сосредоточившись на главном, он упускает из виду детали, – тем более, если действительность эта трехмерна, не говоря уже о четвертом измерении – времени. Вместе с тем. однако, битва за Мидуэй имеет не такое уж важное значение (в сравнении с последующими сражениями Тихоокеанской войны), чтобы уделить ей «пристальное внимание в общем и при этом не остановиться на некоторых примечательных, в полном смысле завораживающих частностях, исчисляемых не то что часами – минутами.

* * *

Атолл Мидуэй, как явствует из его названия [14]14
   Буквально – расположенный на полпути.


[Закрыть], лежит посреди Тихого океана, на 28-м градусе северной широты, в 5500 километрах к западу от Сан-Франциско и в более чем 2000 километрах западнее Гавайев. После того как японцы захватили Уэйк, наученные горьким опытом американцы спешно принялись укреплять Мидуэй, свой новый западный форпост. Но превратить крохотный атолл в мощный плацдарм за каких-нибудь несколько недель – дело, понятно, невозможное, к тому же если учесть, что каждый снаряд, каждый мешок с цементом приходилось доставлять из метрополии, расположенной на расстоянии, значительно превышающем то, которое разделяет, к примеру, Париж и Нью-Йорк. И уже из первых разведдонесений о масштабах подготовки японцев к новой наступательной операции становилось ясно, что Мидуэй будет потерян, если к нему не стянуть все военно-морские и воздушные силы, дислоцированные в Тихом океане. Вот почему поспешно отремонтированный «Йорктаун» получил приказ снова выйти в море, и как можно скорее.

А ведь авианосец, если проследить его путь из Кораллового моря до Перл-Харбора, прошел почти весь Тихий океан – в восточном направлении, покрыв при этом расстояние свыше 5000 морских миль, то есть более 9000 километров. И вот 2 июня 1942 года две ударные авианосные группы встретились в условленном квадрате к северо-востоку от Мидуэя. В состав новоприбывшей группы – во главе с «Йорктауном», – которой командовал контр-адмирал Флетчер, входили 2 тяжелых крейсера и 5 эсминцев; вторая группа, возглавляемая контрадмиралом Спрюэнсом, состояла из авианосцев «Энтерпрайз» и «Хорнет», 5 тяжелых, 1 легкого крейсеров и 9 эсминцев. Чуть позже к эскадре присоединились 35 подводных лодок. Таким образом сформировалась целая эскадра – и возглавил ее Флетчер, а командование авианосным соединением принял Спрюэнс. Точно так же командование американскими эскадрами нередко распределялось между двумя адмиралами и впредь – в течение всей войны. Иногде интересы высшего  порядка требовали смены начальства даже во время одной операции: все зависело оттого, на какие силы возлагалась главная задача – морские или воздушные. Тем не менее, по общему мнению, в сражении за Мидуэй американской эскадрой командовал все же контр-адмирал Спрюэнс. Что же касается вице-адмирала Уильяма Хэлси, как раз тогда он находился на излечении в Соединенных Штатах. Спрюэнсу, как и Хэлси, было шестьдесят. Однако, несмотря на одинаковый возраст, характерами они разительно отличались друг от друга. Спрюэнс, к примеру, никогда не позволял себе действовать нахрапом или идти напролом, как Хэлси, не говоря уже о том, чтобы сквернословить по всякому поводу. И не случайно Спрюэнса прозвали на флоте «человеком-роботом». Во всех своих действиях он руководствовался бесстрастным, холодным расчетом и принципом целесообразности. И все это читалось у него на лице. Спрюэнс твердо решил стать адмиралом, когда ему исполнилось только восемь лет. Он не занимался спортом, зато любил совершать длинные пешие прогулки.

На Мидуэе офицеры из местного гарнизона уже знали о японской угрозе и с нетерпением ожидали прибытия «своей» эскадры – только от нее, пожалуй, и зависело их спасение. А пока личный состав гарнизона укреплял береговые батареи и ставил на песчаных пляжах противотанковые мины. На острове базировалась эскадрилья из 24 истребителей «брюстер» – но к тому времени этот тип боевых самолетов уже несколько устарел. Доставка же на Мидуэй современных машин была сопряжена с немалыми трудностями: совершить самостоятельный перелет с Гавайев на Мидуэй они не могли – не хватило бы горючего; стало быть, переправить их можно было только на борту авианосцев – но тем и без того дел хватало. Так что, за неимением другого выхода, на остров было решено направить несколько легких и тяжелых армейских бомбардировщиков. Словом, в состав военно-воздушных сил, сосредоточенных на Мидуэе, вошли: 23 истребителя «Брюстер»; 34 пикирующих бомбардировщика «донтлес», или, как их еще называли, «вин-дикейтор» («защитники»); 6 торпедоносцев «кертис-эвенджер»; 4 армейских легких бомбардировщика Б-26, весивших 12 тонн; 17 «боингов» Б-17 – по 20 тонн веса каждый и с дальностью полета 5000 километров, – которые еще называли «летающими крепостями»; и, наконец, 30 больших лодочных гидросамолетов, или летающих лодок «каталин», которые летчики в шутку прозвали «службой-доставки-почты-по-воздуху-и-возвращения-по-воде».

* * *

Патрульные самолеты взлетали с Мидуэя по сто раз на дню, поскольку военно-морская разведка сообщила, что с северо-запада к атоллу приближается японская флотилия: 4 авианосца, 4 линкора, 7 крейсеров и 22 эсминца. Однако пока, судя по всему, она была вне пределов видимости. Единственное, что могли разглядеть американские летчики  с большой высоты, так это облачность: она простиралась над океаном как раз милях в трехстах к северо-западу от Мидуэя. Так, дни шли за днями, дозорные самолеты отправлялись патрулировать воды Мидуэя с неба, но те оставались по-прежнему пустынными.

С борта высотного самолета морская гладь казалась неоглядной, точно зашитой цементным раствором, твердой поверхностью, ровной, гладкой и незыблемой. И вот 3 июня лейтенант Рид, пилотировавший «каталину» в семистах милях к северо-западу от Мидуэя, заметил вдали на застывшей глади океана вытянувшиеся в длинную линию крохотные темные объекты размерами не больше муравьев. Рид тотчас же связался по радио с базой. Пилоты разведывательных самолетов в зависимости от обстоятельств либо соблюдали в полете режим радиомолчания (чтобы противник не догадался, что его обнаружили) и докладывали о результатах наблюдения по возвращении на базу, либо выходили на так называемую экстренную связь. Пилоты «каталин» предпочитали связываться с базой с воздуха, потому что никогда не надеялись на благополучное возвращение. Как-то раз, к слову сказать, один из них, обнаружив неприятеля и передав его координаты по радио, закончил сообщение такими словами: «Прошу известить моих родственников – может статься, домой больше не вернусь».

Флотилия, которую заметил Рид, состояла из крейсеров, транспортов и эсминцев – в общей сложности одиннадцати кораблей. Авианосцев с ними не было. По получении сообщения Рида с авиабазы Мидуэя в воздух поднялись 9 бомбардировщиков Б-17 («летающих крепостей»). К вечеру они уже были над японской эскадрой, находившейся пока еще в тысяче километров от острова. В небе не было видно ни одного неприятельского самолета – японцы, похоже, совершенно не ожидали, что их будут атаковать с воздуха на таком удалении от берега. Воспользовавшись замешательством японцев, даже не успевших расчехлить корабельные орудия, американские летчики сбросили все бомбы – и, как им показалось, поразили несколько целей. По возвращении на базу они доложили, что подбили по меньшей мере два линкора. Когда же они сообщили о своих успехах морским офицерам и те принялись выспрашивать у них подробности, выяснилось, что на самом деле после бомбардировки загорелись только один крейсер и один транспорт, – остальные корабли получили лишь незначительные повреждения. Таким образом было очевидно, что японцы вполне могут следовать дальше – курсом на Мидуэй.

Между островом Мидуэй и Перл-Харбором, где размещался главный штаб американского Тихоокеанского флота, действовала постоянная прямая радиосвязь. И адмирал Честер Нимиц, главнокомандующий тихоокеанскими ВМС, находясь на Гавайях, непрерывно следил за продвижением неприятельской эскадры. «Разумеется, – размышлял адмирал, – это далеко не весь японский флот. Где же авианосцы  и линкоры?..» Пока что воздушная разведка их не обнаружила. Внимательно разглядывая карту и анализируя сложившуюся обстановку и расстановку сил, Нимиц понимал, что две американские ударные авианосные группы, крейсировавшие в северо-восточных водах Мидуэя, находятся слишком далеко от того квадрата, где была замечена японская эскадра, и не смогут послать туда свои самолеты. Достать неприятеля можно было только самолетами с Мидуэя. Но и тут возникали сложности: вражеская эскадра пока что находилась за пределами радиуса действия военно-морских пикирующих бомбардировщиков и торпедоносцев. А между тем наступили сумерки. Кроме того, пилоты армейских бомбардировщиков не обладали достаточным опытом ведения боевых действий на море в ночное время. Словом, рассчитывать оставалось только на большие лодочные гидросамолеты – «каталины». И командующий военно-воздушной группировкой Мидуэя решил использовать именно их – самых тихоходных и наиболее уязвимых. «Но ночная мгла будет им надежным прикрытием», – решил он. Каждая «каталина» должна была нести на борту одну торпеду.

Между тем гидросамолеты целый день напролет патрулировали в воздушном пространстве Мидуэя и только-только вернулись на базу. И среди них надо было отобрать те, что могли подняться в воздух еще раз, и притом немедленно. Таким образом, к взлету оказались готовы только четыре «каталины» – их тут же принялись закачивать горючим. Из числа летчиков, добровольно вызвавшихся отправиться в ночной полет, отобрали наименее уставших. И вот некоторое время спустя защитники Мидуэя услыхали, как взревели моторы скрытых ночной мглой четырех крылатых «левиафанов» и как они с гулким рокотом оторвались от безмятежной глади лагуны, подняв волну, с шуршанием накатившую на песчаный берег. Вскоре взошла луна – и озарила бледным сиянием черное небо, посеребрив барашки кучевых облаков, причудливо громоздившихся над будто уснувшим тихим сном океаном. Гул моторов удаляющихся гидросамолетов был слышен еще какое-то время, а потом он словно растворился во тьме.

Ночная атакующая группа медленно продвигалась вперед на бреющем полете над морем. В лунном сиянии поверхность океана казалась еще более гладкой, незыблемой и пустынной, чем в свете дня. Летчики соблюдали полнейшее молчание. На борту каждой «Каталины» находилось по семь человек экипажа. Авиагруппой командовал лейтенант Уильям Ричард.

В 1 час 20 минут штурман-наблюдатель из экипажа Ричарда передал командиру по бортовому телефону: «Вижу цель». Скоро и сам Ричард заметил неприятельскую эскадру: она шла двумя растянувшимися вдаль колоннами, образованными большими черными кораблями, которые окружали суда поменьше; и за каждым кораблем тянулась пенная кильватерная струя, похожая на длинный трепещущий рыбий  хвост. Ричард набрал высоту и сделал вираж, решив сначала удостовериться, что его группа следует за ним в полном составе. И увидел позади только один гидросамолет. Некоторое время он кружил на той же высоте, надеясь, что остальные вот-вот к нему присоединятся. Но на хвосте у него по-прежнему маячил все тот же одинокий самолет. Наконец, отчаявшись дождаться своих, Ричард направил машину на арьергард одной из неприятельских колонн и, перейдя в планирующий полет, взял на мушку самый крупный корабль – по крайней мере летчику показалось, что он был выше других. Сперва он даже подумал, что это один из японских авианосцев, настигших в конце концов свою эскадру. Однако он обознался. Тем не менее в лунном свете корабль уже стал отчетливо виден прямо по курсу и чуть внизу – гидросамолет приближался к нему на полной скорости. Это было грузовое судно. Его надстройка походила на бесформенную глыбу металлолома, как, впрочем, на всех японских сухогрузах. Но как бы то ни было, уж теперь-то Ричард знал наверное: он нацелился на транспорт. Вот уже на верхней его палубе были различимы громадные крышки трюмных люков; летчик мог бы разглядеть и силуэты японских моряков, если бы они в тот момент находились на верхней палубе. И вдруг со стороны носа и кормы сухогруза навстречу самолету вырвались трассирующие пулеметные очереди – но, к счастью, все пули, точно огненные пчелы, пролетели мимо. Вслед за тем длиннющие сверкающие свинцовые ленты потянулись в затянутое ночной мглой небо и с других кораблей – Ричард заметил это своим опытным глазом, привыкшим в считанные мгновения охватывать все, что происходит вокруг. Как ни странно, летчик успел обратить внимание и на то, что из трубы сухогруза тонкой струйкой вился дымок, – совсем как в мирное время. «Внутри корабль, должно быть, битком набит желтопузыми коротышками, – рассуждал про себя Ричард. – Сидят себе там и щебечут на своем тарабарском языке. И поди еще разбери, что они щебечут... Надо же, в какую далищу их занесло! До Японии-то отсюда, считай, две тысячи миль будет, а то и больше... Да и нас тоже! Мидуэй не самый ближний свет, до Сан-Франциско никак не меньше трех тысяч миль...» Однако рассуждать дальше было некогда – Ричард выпустил торпеду. Завалился на одно крыло и, петляя, змейкой пошел вверх. Через несколько мгновений японский сухогруз уже лизали языки пламени, а над ними в небо тянулся гигантский клубящийся столб дыма. Но Ричарду было не до того, чтобы оценивать результаты торпедной атаки, – эту возможность он охотно предоставил второму пилоту и хвостовому стрелку.

И вдруг ночное небо пронзил ослепительный луч прожектора, а следом за ним – другой. Порыскав какое-то время во тьме, оба луча пересеклись, высветив огромное блестящее брюхо второго гидросамолета. Но тот внезапно ушел вниз – и с бреющего полета, под прикрытием  кромешной мглы выпустил торпеду. Однако с корабля-цели вовремя заметили ее фосфоресцирующий шлейф – последовал ловкий маневр – торпеда прошла мимо. Впрочем, и «Каталине», невзирая на ее неповоротливость, удалось увернуться от залпов корабельных зенитных орудий японцев – через мгновение-другое она уже снова пристроилась в хвост к головному гидросамолету. Единственное, что неотступно преследовало ее все это время, так это неугасимые лучи прожекторов. Но вот они метнулись в сторону и принялись беспорядочно шарить в поднебесном мраке.

Третья «Каталина» тоже, покружив какое-то время над эскадрой, в конце концов выбрала себе цель. Гидросамолет подлетел как раз тогда, когда корабли противника перестраивались в боевой порядок. Выпустив торпеду, «Каталина» пронеслась над ближайшей колонной эскадры, едва не задев брюхом верхушки палубных надстроек. Однако летчикам не случилось увидеть, поразила торпеда цель или нет: «катали-ну» встретили градом трассирующих пуль – в ответ же она успела послать только несколько пулеметных очередей. Вслед за тем ей, как и двум другим, удалось укрыться за пеленой мрака. Как бы там ни было, ее подстерегала еще одна напасть: отбившись от группы, она долго рыскала во тьме, прежде чем наконец вышла на своих, и сожгла все запасы горючего. Так что ей ничего не оставалось, как приводниться. Но и тут, слава Богу, все обошлось: через четверо суток экипаж гидросамолета подняли на борт американского эсминца. Четвертый гидросамолет, отбившийся от группы, так ее и не обнаружил – и был вынужден лечь на обратный курс; до Мидуэя он дотянул уже на рассвете, причем едва-едва, потому как горючее у него было на исходе. В общем, по мнению защитников Мидуэя, «Каталинам» крупно повезло – удача была явно на их стороне. С другой стороны, было совершенно очевидно, что хотя главные ударные силы неприятельской эскадры обнаружить пока не удалось, она, тем не менее, неумолимо приближается к своей цели – атоллу Мидуэй. И теперь ее уже ничем не остановить.

4 июня, через час после восхода солнца, лейтенант Говард Эди, командир экипажа патрульной «каталины», на подлете к кромке облачности, простиравшейся в 350 километрах к северо-западу от Мидуэя (за ночь облака заметно приблизились к атоллу), несмотря на плотную завесу дождя, засек «чужой» гидросамолет: тот летел на очень малой высоте – почти над волнами. Заглянув в летный справочник с фотографиями самолетов разных типов, который протянул ему второй пилот, Эди тут же опознал «чужака»: это был «Каваниси-94» – гидросамолет катапультного взлета. Вот уже можно было отчетливо разглядеть носовые части поплавков, торчавших у него из-под крыльев, которыми он едва не касался серой взъерошенной поверхности океана. Японец летел в юго-восточном направлении. «Каталина» вырвалась  из-за дождевой завесы, и в следующее мгновение перед ней – чуть слева по курсу возникла стальная громада японского крейсера. Летчики четко различали четыре главные орудийные башни на носу крейсера, а на корме виднелись две катапульты; одна была отведена в сторону, из чего следовало, что сработала она совсем недавно. Эди на миг задумался, силясь вспомнить, успел ли он радировать на базу или нет. Точно – не успел. «Каталина» нырнула в облако – крейсер исчез из вида. Через несколько минут в лицо пилотам ударил слепяший солнечный свет. И вдруг они разом вскрикнули: там, внизу, прямо под ними, длинной вереницей шла неприятельская эскадра. И вереница эта тянулась до самого горизонта.

Левой рукой Эди мгновенно перевел переключатель радиопередатчика дальней связи в режим «передача – прием», и чуть наклонясь к микрофону, стал передавать экстренное сообщение, стараясь выговаривать слова как можно более четко: «На связи Дафна... На связи Дафна... В квадрате... (он назвал порядковый номер соответствующего квадрата на штурманской карте) вижу корабли противника, курс – 135. Два линкора. Один крейсер и несколько эсминцев. Точное число доложу позже... На связи Дафна... На связи Дафна... В квадрате... вижу корабли противника...»

Минутой позже лейтенант Уильям А. Чейз, командир другой «ка-талины», патрулировавшей воды Мидуэя к юго-востоку от того места, где мы оставили Говарда Эди с его экипажем, засек целый авиационный полк: он летел в таком плотном боевом порядке, что больше походил на авиагруппу. Американский летчик даже навскидку определил, что эскадрилья состоит из двухсот бомбардировщиков, если не больше, не считая истребителей прикрытия. Неприятельская эскадрилья взлетела с двух авианосцев, о которых успел доложить по радио Говард Эди. Лейтенант Чейз не проговорил, а прокричал свое сообщение в микрофон приемопередатчика. Минуту спустя на Мидуэе разом взревели все сирены боевой тревоги. Это было в шесть часов утра.

* * *

В воздух успели подняться все дислоцированные на Мидуэе самолеты (правда, их было не так уж много). Первыми на перехват японской эскадрилье устремились «брюстеры», остальные же самолеты вылетели навстречу неприятельской эскадре. Первые авиабомбы накрыли атолл в 6 часов 30 минут. Японская эскадрилья атаковала Мидуэй с севера в несколько эшелонов – по 60–80 самолетов в каждом. Всего же в небе над атоллом, как потом сообщил кто-то из наземных наблюдателей, их насчитывалось 100–180. Японские летчики были полны сил и решимости – они действовали столь же напористо и ловко, как и те, что атаковали Перл-Харбор. Вначале бомбардировщики, шедшие на трехкилометровой высоте и в горизонтальном полете, сбросили по одной крупнокалиберной бомбе; затем, под прикрытием «зеро», они  зашли на второй круг, снизились, вошли в пикирование – и сбросили уже по две легкие бомбы каждый, ведя при этом прицельный огонь из всех бортовых орудий. А в воздушном пространстве над Мидуэем, на беду, не оказалось ни одного американского истребителя. Береговые зенитные батареи между тем не умолкали ни на минуту, однако их громыхание тонуло в оглушительных раскатах рвущихся бомб и непрерывном вое моторов пикирующих бомбардировщиков. Вокруг опустевших блиндажей и прочих укрепсооружений (все солдаты затаились в подземных укрытиях), в воздух взлетали снопы пламени вперемешку с комьями земли, осколками бомб и обломками взорванных построек. И среди этого полыхающего ада все равно кипела жизнь: зенитчики, укрываясь кто чем мог, суетились у своих орудий, силясь вести беспрерывный огонь по кромешному рою воздушных целей. Вскоре одно за другим взорвались топливные хранилища – и вырвавшиеся из них грибовидные столбы пламени со страшным гулом взметнулись на чудовищную высоту. В общем, создавалось такое впечатление, будто японцы стали полными хозяевами в воздушном пространстве над Мидуэем. «Зеро», точно осы, метались на шальной скорости в разных направлениях и жалили пулеметным огнем все, что даже едва проглядывало сквозь густые клубы дыма. Налет длился каких-нибудь полчаса. Но результаты его были ошеломляющими. Впрочем, в первых сводках с Мидуэя о них не сообщалось. Не успели японские самолеты убраться восвояси, как командующий соединением военно-морской авиации кинулся к радиопередатчику и послал в эфир срочное сообщение: «Всем истребителям приказываю заходить на посадку. Дозаправка – в установленном порядке. Сначала – пятое отделение». Через некоторое время на чудом уцелевшую бетонную взлетно-посадочную полосу аэродрома сели первые два самолета – и остановились прямо напротив громадных костров, бушевавших на том месте, где совсем недавно стояли ангары. Из 24 «брюстеров» обратно не вернулись пятнадцать; семь уцелевших изрядно пострадали, но все же с грехом пополам сели кто где. Американские истребители столкнулись с неприятельской эскадрильей в 35 километрах от Мидуэя. Позже выяснилось, что после первого налета японцы недосчитались сорока самолетов: часть из них была сбита из зенитных орудий береговых батарей, а другим не дали спуску «брюстеры». И это был настоящий подвиг, если учесть неравную расстановку сил. Оставшиеся в живых защитники Мидуэя наконец выбрались из укрытий и первым делом принялись подбирать своих убитых и раненых товарищей; потом они взялись собирать валявшиеся повсюду консервные банки и сигаретные пачки – все, что уцелело после того, как взрывами разнесло вдребезги торговые лавки. Кроме того, надо было срочно восстанавливать и ремонтировать то, что подлежало восстановлению и ремонту. Разгребая руины и завалы, защитники Мидуэя  с удивлением смотрели на целехонькие взлетно-посадочные полосы аэродрома и не верили своим глазам. Японцы, как видно, решили сперва нанести удар по зенитным батареям, укрепсооружениям и топливным хранилищам, чтобы американские самолеты уже никогда не смогли взлететь. А длинные взлетно-посадочные полосы они не тронули потому, что восстанавливать их – дело долгое и крайне утомительное: ведь в скором времени они рассчитывали воспользоваться ими в своих целях.

* * *

Что же касается американских самолетов, вылетевших навстречу японской эскадре, они атаковали ее, по некоторым сведениям, то ли в 8 часов 10 минут, то ли в 8 часов 11 минут, а по другим – в 8 часов 30 минут или в 8 часов 34 минуты. Таким образом выходит, что налет длился от пятнадцати минут до получаса. И вот тут-то в различных документах как раз и наблюдаются первые несостыковки во времени. Впрочем, для нас с вами это не столь уж важно: ведь нам куда более интересно проследить сам ход тех драматических событий в их фактической последовательности. Итак, как мы помним, с Мидуэя взлетели одна за другой четыре авиагруппы. В первую вошли: 6 торпедоносцев «кертис-эвенджер», под командованием лейтенанта Фиберлинга. Во вторую – 15 «боингов» Б-17, армейских «летающих крепостей», под командованием подполковника Суини. В третью – 4 легких, 12-тонных бомбардировщика Б-26 «мартин», с одной торпедой на борту, под командованием капитана Коллинза. Ну и, наконец, четвертая группа состояла из 16 пикирующих бомбардировщиков «донтлес», под командованием майора Хендерсона, и 11 пикирующих бомбардировщиков «виндикейтор», которыми командовал майор Норрис.