Текст книги "Одиссея авианосца «Энтерпрайз» (Война в океанах)"

Автор книги: Жорж Блон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

На Гавуту точно такая же система пещер и подземных лабиринтов начиналась прямо у берега – сразу же за песчаным пляжем. Таким образом, вести скрытый прицельный огонь по десанту было очень удобно. В итоге каждый десятый американский десантник был убит, едва успел ступить на берег злополучного острова. Уцелевшие морские пехотинцы, преодолев пляж короткими перебежками, залегли у кромки джунглей. Дальше их подстерегали не меньшие трудности и опасности, чем рейдеров на Тулаги. Им тоже предстояло держать оборону всю ночь напролет.

То же самое было и на Танамбого. Этот островок соединялся с Гавуту чуть затопленной дамбой – ею и решили было воспользоваться американцы. Но не тут-то было: японцы накрыли переправу сплошным заградительным огнем – так, что даже не подступиться. Не помогли десантникам и два танка-амфибии, подоспевшие для подкрепления. Словом, было решено дождаться утра и бросить на штурм неприступных островов-крепостей куда более значительные силы.

* * *

Японские бомбардировщики, замеченные рейдерами в вечернем небе над джунглями Гуадалканала, прилетели с военно-морской авиабазы под Рабаулом, что на северной оконечности острова Новая Британия, расположенного примерно в тысяче километров к северо-западу от Гуадалканала. Они атаковали американские корабли в течение десяти минут, но безуспешно. Следом за ними на эскадру под прикрытием «зеро» устремились пикирующие бомбардировщики. С «Энтерпрайза» и «Саратоги» взлетели истребители – они тут же вступили в бой с самолетами противника. Одна из бомб, сброшенных японцами, попала в транспорт, в результате чего погибли 22 американских моряка. В том бою американцы сбили большую часть неприятельских самолетов, а сами потеряли только 11 истребителей.

Ночью крейсеры под командованием контр-адмирала Крэтчли отправились патрулировать северо-западные воды Гуадалканала, чтобы к легко уязвимым транспортам не могли подступиться ни подводные лодки, ни надводные корабли противника.

А тем временем из Рабаула в юго-восточном направлении выдвинулась флотилия, состоявшая из кораблей с весьма характерными надстройками, с виду очень похожими на крыши пагод. Все огни на кораблях были потушены.

* * *

Ночью джунгли будто ожили, следуя своим непреложным законам. И морские пехотинцы, застрявшие на Гуадалканале, Тулаги и Гавуту, лишний раз убедились, что им придется не смыкать глаз ни на минуту.

То была и правда странная, жуткая ночь. Сначала послышался какой-то свист. Потом откуда-то из мрака бабахнули винтовки. Следом затем громыхнули ответные выстрелы: рейдеры стреляли наугад – в одну сторону. А через мгновение-другое выстрелы раздались уже совсем в другой стороне. И снова этот зловещий свист. Судя по всему, свистели откуда-то сверху – свистевшие, должно быть, затаились в густых кронах деревьев. Пехотинцы дали залп – с одного дерева, с треском ломая ветки, что-то рухнуло и глухо ударилось оземь. Как позже выяснилось, свистели ночные обезьяны. Пули же посылали другие незримые обитатели джунглей – они, казалось, были повсюду. Не прошло и часа, как пехотинцы вообще перестали ориентироваться в этих проклятых джунглях, куда они, на свою беду, угодили, точно в огромную беспросветную западню.

На Гавуту и Тулаги японцы вели себя куда более дерзко: вооружившись ручными пулеметами, гранатами и ножами, они выбрались из пещер и с диким воинственным кличем набросились на американцев, надеясь застать их врасплох. Рейдеры, однако, не дрогнули: подпустив неприятеля поближе, они принялись расстреливать его почти в упор. Японцы валились один за другим как подкошенные, а те, кого не задела пуля или кто был ранен, отстреливались до последнего патрона, готовые, если понадобится, рвать незваных «гостей» зубами. Затем противники схлестнулись в рукопашную – не на жизнь, а на смерть. Согласно японским военным традициям, победа одержана лишь тогда, когда в живых не осталось ни одного врага. Японцы предприняли несколько вылазок – «тихих» и «шумных». Потом все разом стихло. Американцы пристально всматривались в непроницаемую мглу, силясь уловить хоть какое-то движение, и затаив дыхание, вслушивались в настораживающую тишину ночи. Малейший шорох – и нервы у всех натягивались, точно струны. И вдруг в нескольких шагах от того места, где затаились рейдеры, плотную завесу мрака вспороли яркие вспышки, высветив призрачные согбенные фигуры, которые безмолвно надвигались, словно в леденящем кровь кошмаре. И это безмолвие было хуже диких воплей. Грянули оружейные залпы, с грохотом рванули гранаты. А затем послышались уже совсем другие звуки – сиплое, прерывистое дыхание, приглушенные стоны и хруст ломающихся костей.

На борту малых противолодочных кораблей, патрулировавших прибрежные воды Гавуту и Тулаги, моряки слышали отзвуки перестрелки, взрывов и криков, эхом раскатившиеся по морю. Но американские моряки не решались накрыть остров огнем бортовых орудий, опасаясь перебить в непроглядной темени «своих».

Наконец занялся рассвет – джунгли погрузились в тишину. Японцы отступили и незаметно скрылись в своих пещерах-убежищах. Джунгли были усеяны телами убитых: рейдеры и потомки самураев лежали  вперемешку – там, где их настигла смерть. Американцы собрали тела погибших товарищей и сложили их в одном месте. Вслед за тем рейдеры перестроились в иной боевой порядок, восстановили прерванную радиосвязь между группами – и снова пошли на штурм. Капитану морской пехоты Торгерсону пришла в голову блестящая мысль – как можно уничтожить врага, или, во всяком случае, попытаться, в его же логове. Под прикрытием лучших снайперов батальона он подобрался поочередно к одной пещере, потом к другой, обследовал каждую снаружи и, обнаружив в стенах уязвимые места – бреши и проломы, забросал неприятеля связками тротиловых шашек с короткими фитилями, чтобы японцы не успели вышвырнуть их наружу. Способ сработал как нельзя лучше: в результате обрушилось с полсотни пещер – под завалами погибли все, кто в них находился. Сам же Торгерсон, хотя обмундирование его превратилось в лохмотья, остался жив.

Миноносец «Бушэнан» подошел к берегу Танамбого почти вплотную и дал несколько залпов по пещерам, в которых укрывался неприятель. И даже с берега было видно, как взрывами снарядов разметало в разные стороны деревья, скальные обломки и разорванные на части тела японских солдат. Следом за тем к берегу направились два больших десантных катера – на борту того и другого было по одному танку-амфибии. Первому катеру удалось доставить танк к самой кромке прибоя, и тот, быстро одолев узкую полосу пляжа, стал продираться сквозь плотную стену зарослей, руша на воем пути деревья и кустарники. Второе десантное судно уперлось носом в рифовый барьер, преградивший ему дорогу всего лишь в нескольких метрах от берега. Но не беда: с катера сбросили сходни, и танк двинулся к берегу вплавь. А под его прикрытием высадился десант из двенадцати дюжих морпехов. Японцы встретили их шквальным пулеметным огнем. В результате был убит командир танка – лейтенант. Японцы же, выскочив из убежищ, принялись разбрасывать на пути танка сваренные крест-накрест железные брусья – маленькие противотанковые ежи. На такой вот еж танк вскоре и напоролся одной гусеницей. Неуклюже развернувшись боком, он дернулся два-три раза и, уткнувшись в ствол пальмы, замер. Десантники открыли ответный огонь. Но японцы, невзирая на устремившийся им навстречу град свинца, подобрались к танку и забросали его гранатами через открытые люки. Танк загорелся изнутри – весь его экипаж сгорел заживо. Тогда «Бушэнан» дал еще несколько орудийных залпов, и японцы, не успевшие отойти от полыхающего танка в джунгли – все двадцать три человека, – разом взлетели на воздух. «Стойкость японских солдат потрясла нас до глубины души, – писал потом генерал-майор Вандегрифт. – Они все как один сражались до последнего вздоха, предпочитая скорее покончить с собой, нежели сдаться на милость наших солдат. Во время битвы за Соломоновы острова в плен попали всего лишь три японца». На захват  Танамбого пришлось бросить авиацию – американские самолеты нанесли по острову бомбовый удар с бреющего полета, – а кроме того, провести два штурма при мошной танковой поддержки. Одним словом, остров был захвачен не раньше, чем в джунглях не осталось в живых ни одного неприятельского солдата. Таким образом в тот же день, к 22 часам, все три острова-крепости: Танамбого, Тулаги и Гавуту – оказались в руках американских морских пехотинцев.

Тем временем на Гуадалканале рейдеры, отбив ночные вылазки японцев и разделившись на два батальона, стали продвигаться дальше – к равнине: один батальон двинулся вдоль берега реки, другой снова углубился в джунгли. Около полудня второй батальон вышел к аэродрому, который японцы уже почти достроили. В 16 часов оба батальона захватили его целиком. Рейдеры подсчитали, что начиная с 3 июля, когда японцы высадились на Гуадалканале, им удалось построить два больших лагеря и один поменьше, несколько причалов, складов и хранилищ, крупную ремонтную мастерскую, две большие радиостанции, морозильник, две электростанции, воздухонасосную станцию для подачи сжатого воздуха в торпедные установки, аэродром (практически полностью) с ангарами, ветроуказателями, зенитными батареями и пулеметными гнездами; помимо того, они проложили бетонную взлетно-посадочную полосу длиной 1200 метров. Американцы назвали аэродром Хендерсон-Филдом – в память о командире американской эскадрильи, погибшем в битве на Мидуэй.

* * *

8 августа, во второй половине дня, в небе над Гуадалканалом показались сорок японских двухмоторных бомбардировщиков в сопровождении группы истребителей. Они атаковали американскую эскадру с малой высоты. К тому времени транспортные корабли успели отойти подальше от берега и рассредоточиться, и теперь им приходилось маневрировать в открытом море, чтобы избежать бомбовой атаки японцев. Несмотря на то что в результате этого налета неприятель понес огромные потери, американцы лишались двух транспортов: один затонул, а другой, хоть и остался на плаву, был охвачен пожаром. Кроме того, бомба угодила в эсминец «Джэрвис», повредив его корпус, однако двигатели корабля не пострадали. Выведенный из строя эсминец было решено отправить на ремонт в Нумеа в сопровождении миноносца «Ховей». Некоторое время спустя «Джэрвис» беспрепятственно вошел в пролив Ленго к северу от Гуадалканала, обогнул мыс Эсперанс и скрылся из вида. «Ховей» следовал за ним в кильватере. После того как и он обогнул мыс, его экипаж застыл в изумлении: прямо по курсу простиралась пустынная морская гладь – «Джарвис» в считанные мгновения буквально в воду канул. Никто так и не узнал, что же с ним все-таки случилось.

В общей сложности десантная операция на Гуадалканале обошлась американцам ценой следующих потерь: 1 транспорт загорелся и затонул, 1 эсминец пошел ко дну, 22 самолета были сбиты. Ко всему прочему, американцы понесли потери в живой силе: так, во время высадки десанта на берега Гуадалканала и близлежащих островов, а также в боях в джунглях погибли 108 морских пехотинцев (из них 100 рядовых и 8 офицеров) и 140 человек, в том числе 7 офицеров, были тяжело ранены. В сущности, то были не самые большие потери, тем более если учесть, что ночные бои отличались крайней жестокостью. Не следует забывать и тот факт, что американцы значительно превосходили японцев как в живой силе, так и в технике: ведь противостояли им, по сути, разрозненные, плохо вооруженные партизанские отряды. Японцы же потеряли 1500 человек убитыми, 23 человека были захвачены в плен (из них 20 раненых), ну и, наконец, прибавьте к этому число сбитых летчиков.

«Хотя неприятель понес крупные потери, – писал впоследствии адмирал Кинг, – с его стороны можно было ожидать скорых ответных действий – как с помощью надводных кораблей, так и самолетов, взлетавших с авиабазы на острове Санта-Исабель [22]22
  Санта-Исабель – остров в архипелаге Соломоновы острова, расположенный к северу от Гуадалканала.


[Закрыть]. И в этот критический момент. Нам пришлось отвести авианосцы на дозаправку подальше от Гуадалканала. Такое решение было принято и по двумя другим причинам: с одной стороны, японцы продемонстрировали огромную мощь в воздухе, а с другой, как мы догадывались, они направили в воды Гуадалканала свои подводные лодки, и у нас не было ни малейшего желания подставлять авианосцы под удар». Решение об отводе авианосцев принял вице-адмирал Флетчер. Он телеграфировал Гормли в Нумеа о том, что «в связи с непрерывным ростом численности неприятельских бомбардировщиков считаю целесообразным отвести силы воздушной поддержки с места боевых действий». Гормли ответил согласием. И Флетчер отдал срочный приказ авианосцам и кораблям прикрытия готовиться к отходу. Случись тогда японцам нанести новый бомбовый удар, он произвел бы на американских моряков куда меньшее впечатление, нежели приказ их командующего. В полночь контр-адмирал Тернер, командовавший соединением «Тэр» (десантных сил), провел на борту одного из транспортов совещание, на котором присутствовали английский контр-адмирал Крэтчли и генерал-майор Вандагрифт, командир дивизии морской пехоты. Нам известно, о чем говорилось на том совещании, знаем мы и то, что о Флетчере командующие отзывались не очень лестно. Тем временем авианосцы начали спешно готовиться к отходу, а вместе с ними – и корабли  конвоя: 1 линкор, 6 крейсеров и 16 эсминцев, – поскольку, по некоторым сведениям, японская флотилия, снявшаяся из Рабаула, была на подходе к Соломоновым островам. Тернер открыл заседание, заявив, что о причине отвода авианосцев соединение десантных сил подвергнется серьезной угрозе со стороны японских ВВС, а посему он вынужден отвести от Гуадалканала и всю транспортную флотилию. Тогда Вандегриф возмутился – понять его можно вполне: разгрузка транспортов еще не закончилась, а того количества техники и припасов, что успели выгрузить на берег Гуадалканала, было явно недостаточно для автономного ведения боевых действий. Так что мысль об отводе лишь наполовину разгруженных транспортов, с учетом всех расходов, включая доставку грузов и личного состава, показалась Вандегрифту чистым безрассудством. Крэтчли в недоумении молчал. Наконец Вандегрифт поднялся и сказал, что ему необходимо срочно отбыть на Тулаги и обсудить возникшую «серьезную проблему» со своим заместителем генералом Рапертусом. В действительности же все обстояло много серьезнее, чем Вандегрифт даже мог себе представить: покуда американские главнокомандующие совещались, японская эскадра беспрепятственно вошла в воды Гуадалканала – раньше намеченного срока.

* * *

С заходом солнца крейсеры из группы прикрытия Крэтчли (за исключением флагмана «Австралии», на котором контр-адмирал отбыл к восточному побережью Гуадалканала, где как раз должно было состояться вышеупомянутое совещание) патрулировали в прибрежных водах острова, прикрывая таким образом транспортные корабли. Крейсеры разделились на две подгруппы – северную и южную. Кроме того, неподалеку несли дозор два эсминца – из той же группы Крэтчли. В целом же эта группа охраняла огромное водное пространство, лежавшее между островами Гуадалканал и Флорида и простиравшееся дальше к северо-западу – до небольшого вулканического островка Саво. Небо затянуло облаками – на море опустилась кромешная мгла. О том, что последовало дальше, кратко, но точно поведал в своих воспоминаниях адмирал Кинг: «В 1 час 45 минут утра неприятельская эскадра в составе 6 крейсеров и нескольких эсминцев незаметно проникла в контролируемую нами зону и нанесла по нашим патрульным кораблям пушечный и торпедный удары. Он оказался настолько неожиданным и эффективным, что за считанные минуты наши корабли получили довольно серьезные повреждения и уже не могли дать противнику достойный отпор». А вот, к примеру, как тот короткий бой запечатлелся в памяти капитана I ранга японских ВМС Тошикасу Оамае, начальника штаба адмирала, командовавшего ударной крейсерской эскадрой, – своими воспоминаниями он позднее поделился с американцами: «Когда мы миновали траверз Саво, то тут же заметили  вашу южную крейсерскую группу. Через пару минут мы произвели запуск торпед и открыли огонь из бортовых орудий, а немного погодя слева по курсу показалась ваша северная группа. Взяв чуть влево, наша эскадра разделилась: первый дивизион крейсеров обошел ваши корабли с правого борта, другой – с левого. Закончив маневр, мы снова выпустили торпеды и открыли огонь из всех орудий».

В «Канберру» угодило зараз двадцать шесть пушечных снарядов и две торпеды – на австралийском крейсере даже еще не успели расчехлить орудия. На его верхней палубе, усеянной телами убитых, вспыхнул пожар; командир крейсера погиб одним из первых. Не прошло и двух минут, как положение корабля стало и вовсе безнадежным: окутанный клубами дыма и языками пламени, он пошел ко дну.

Находившийся неподалеку «Чикаго» приготовился было дать ответный огонь. Но тут наблюдатель на правом крыле капитанского мостика крикнул, что видит след приближающейся торпеды. Капитан тотчас скомандовал: «Руль право на борт – самый полный!» Однако не успел рулевой выполнить команду, как в левый борт крейсера ударили две торпеды, а через несколько секунд третья торпеда попала в носовую часть корабля. От страшной силы взрыва из-под искореженного форштевня взметнулся гигантский водяной столб, доставший аж высоты мачт. Вслед за тем на «Чикаго» сбило снарядом правую опору передней мачты – и она всей своей тяжестью обрушилась на носовую палубу. Прожекторы «Чикаго» шарили в ночи в поисках невидимого противника – но тщетно. Как бы там ни было, крейсер, невзирая на довольно серьезные повреждения, остался на плаву.

В «Асторию» прямым попаданием угодил первый же снаряд, выпущенный японцами с расстояния чуть меньше мили. В результате пострадала одна из орудийных башен крейсера, а на верхней палубе вспыхнул пожар. Другими снарядами у него перебило все водосборники. От высокой температуры рванул запасной зарядный погреб и силой взрыва разметало в разные стороны всех, кто в ту минуту находился поблизости. «Астория» стала медленно погружаться в воду, и экипажу пришлось спешно покинуть обреченный корабль. «Куинси», оказавшийся под перекрестными лучами японских прожекторов, представлял собой идеальную мишень для неприятельских орудий. И те не преминули открыть по нему прицельный огонь. «Вскоре он полыхал вовсю, от носа до кормы, – вспоминал потом командир крейсера «Венсенн». – Мы находились совсем рядом, и он был у нас как раз слева по борту. Я тут же скомандовал: «Право руля – самый полный!» – чтобы уклониться от пламени, ведь оно могло перекинуться на нас в любую секунду. В это самое время один из японских эсминцев выпустил по нам торпеду, она угодила во внешнюю переборку первого котельного отделения. Вторая торпеда вслед за тем  взорвалась в четвертом котельном отделении. Вокруг мостика рвались снаряды. Японцы обстреливали нас всю дорогу, пока мы маневрировали, ложась то на один галс, то на другой. У нас тут же вырубился весь свет. Потом нас стало заваливать на левый борт. И тогда я приказал всем покинуть судно. Матросы кинулись к спасательным плотам и стали живо спускать их на воду». Между тем один из японских крейсеров продолжал добивать полыхающий «Куинси» из всех своих орудий. Из дымовой трубы потерявшего управление крейсера вырвалась струя пара, и «Куинси» начал медленно заваливаться на левый борт. В ярком свете пламени на поверхности моря показалась развороченная торпедами нижняя часть его корпуса: она вздымалась прямо над головами моряков, бултыхавшихся в черной воде и отчаянно хватавшихся за все что попало – плавающие повсюду обломки и спасательные плотики.

В итоге короткого боя близ острова Саво четыре американских крейсера были потоплены и два эсминца получили значительные повреждения. «Необходимо посмотреть правде в глаза, – заявил позже контр-адмирал Крэтчли, – и признать очевидное. Мы располагали силами, вполне достаточными для того, чтобы отразить любое нападение надводных кораблей, однако внезапный удар противника сковал эти силы, вследствие чего большая их часть была уничтожена». Как же такое могло случиться? Причиной тому была чудовищная халатность: эсминцы, которым надлежало вести радиолокационное наблюдение в водах острова Саво, вовремя не забили тревогу. Из отчетов, составленных по поводу происшедшего, явствует, что «японцам удалось проскользнуть в непосредственной близости от берега Саво и незаметно для радаров, постольку поскольку радиолокационные изображения неприятельских кораблей слились с очертаниями острова – в силу того, что радиолокаторы с технической точки зрения были весьма далеки от совершенства». Однако в одном из последующих отчетов адмирал Нимиц списал все не на недостатки технического обеспечения, а на огрехи в профессиональной подготовке наблюдателей, равно как и на их физическую усталость. Выходит, никто ничего не видел, хотя все знали, что японцы того и гляди нагрянут. Но неужели американские моряки не слышали рокота двигателей самолетов, прикрывавших неприятельскую эскадру с воздуха, тем более что гул стоял на протяжении целого часа? «Внезапность – вот первопричина того, что мы оказались застигнутыми врасплох, и вытекала она из неблагоприятного для нас стечения обстоятельств, – к такому заключению пришел в свою очередь адмирал Кинг. – Нам хотелось поскорее и любой ценой захватить Гуадалканал, на все же остальное мы как будто закрыли глаза. А неполадки и сбои в системе связи только усугубили наше и без того критическое положение. Прибавьте к этому физическую и моральную усталость, вследствие чего у нас притупилась бдительность.

Хотя главная причина того, что неприятель застал нас врасплох, все же заключается в недостатке опыта и неподготовленности ко всякого рода неожиданностям».

К счастью, японцы убрались восвояси, решив не атаковать американские транспорты. Как они сами потом признавались, к утру их эскадра осталась бы без воздушного прикрытия и попала в радиус действия американских самолетов. Японцы не знали, что американцы к тому времени отвели свои авианосцы от Гуадалканала. Кроме того, одним из снарядов, выпущенных из орудий «Венсенна», разворотило штурманскую рубку на японском флагманском крейсере, а вести корабли в малоизученные воды без карт, да еще ночью, было крайне опасно.

* * *

Итак, поздно вечером 8 августа авианосная группа Флетчера вместе с кораблями сопровождения покинула воды Гуадалканала, а 9 августа, пополудни, подальше от острова отошли крейсеры, уцелевшие в бою при Саво, и недоразгруженные транспорты. Иначе говоря, у берегов Гуадалканала не осталось ни одного американского корабля. Эскадра отступила, потеряв четыре крейсера и бросив плохо вооруженных морских пехотинцев (при поддержке всего лишь нескольких танков и зенитных орудий) на произвол судьбы в малярийных джунглях Гуадалканала, где все еще таился недобитый неприятель; в довершение ко всему у рейдеров были на исходе и боеприпасы, и запасы провизии. Как впоследствии заметил кто-то из американских военных историков, «мысль о том, что по каким-то там тактическим соображениям возникла необходимость отвести флот от берегов Гуадалканала, не укладывалась в голове ни у одного морского пехотинца». Но такова участь рядового солдата: зачастую ему бывает не понять суть того или иного стратегического хода, разработанного в высших командных сферах, который, по его скромному разумению, лишен всякого здравого смысла. И тут уж ничего не попишешь: таков непреложный закон войны. Что же касается главнокомандующих, посчитавших более безопасным подставить под удар людей, которых высадили на остров явно преждевременно, нежели авианосцы, то они ничуть не удивились, узнав, что их подчиненные, все как один, восприняли решение об отводе эскадры как чистое предательство. Командование же посчитало, что время сделает свое дело – и морские пехотинцы в конце концов забудут все обиды. И они действительно их забыли. Только не так скоро, как рассчитывало командование.

В первые дни блужданий по джунглям острова морским пехотинцам казалось, что выданного довольствия им хватит на год вперед: ведь поначалу они практически ничего не ели. В результате непрерывных стычек с противником нервы у них были на пределе, что аппетита никому, понятно, не прибавляло; потом им всякий раз казалось, что  даже содержимое пайка насквозь пропитано тлетворным запахом джунглей. А посему неудивительно, что с каждым днем силы у них все убавлялись. Офицерам то и дело приходилось упрашивать солдат, чтобы они поели. Спустя время люди привыкли к новой обстановке, немного расслабились и у них снова появился аппетит. Тогда-то они и заметили, насколько скудны их запасы. И вскоре главной их пищей стал трофейный рис – благо его было в избытке. В ход пошло и содержимое странных маленьких желтых бутылочек: это был яблочный лимонад «Митсуби» – что-то вроде газированного сидра.

Между тем остававшиеся на острове японцы отступили к западному побережью Гуадалканала и перегруппировались. Они продолжали свои ночные вылазки – хотя и меньшим числом, зато с не меньшей яростью. К тому же каждую ночь к западному берегу Гуадалканала подходили японские крейсеры и эсминцы и снабжали своих солдат всем необходимым – боеприпасами и провизией. Следом за тем неприятельские корабли принимались обстреливать из пушек сектор, захваченный морскими пехотинцами. И тогда американцам ничего не оставалось, как падать ничком наземь и укрываться где попало от рвущихся шальных снарядов. Рейдеры лежали неподвижно, уткнувшись лицом в землю, а у них над головами шатались, точно от ураганного ветра, трещали и ломались высоченные пальмы и другие диковинные деревья; да и земля вокруг ходила ходуном и гудела как громадный гонг. Небо во время ночных артобстрелов было сплошь иссечено огненными шлейфами снарядов – все это напоминало смертоносный звездопад. А японцы, затаившись за деревьями и совершенно не страшась погибнуть от «своих» же снарядов, пересвистывались и вели пальбу наудачу. И так – ночи напролет. Однажды пехотинцы попытались было захватить прибрежную туземную деревушку Матаникау – из рейда вернулись только трое. Следующая неделя прошла, впрочем, как обычно – ночные стычки и перестрелки под громовой аккомпанемент рвущихся повсюду артиллерийских снарядов. 18 августа от генерал-майора Вандегрифта поступил приказ выдвигаться вперед и во что бы то ни стало захватить Матаникау. По странному стечению обстоятельств, возможному, пожалуй, только на войне, жалкая туземная деревушка – всего-то с десяток убогих соломенных хижин – в один прекрасный день стала важным тактическим объектом. Штурм и оборона Матаникау носили уже привычный ожесточенный характер. За время боев в джунглях Гуадалканала американцы возненавидели японцев до крайности. Если рейдерам удавалось захватить в плен японского солдата – а такое случалось редко, – их товарищи, потрясая винтовками, кричали: «Расстрелять гада, и все тут! Но сперва надо дать ему крепких пинков под зад!..» Японцы как будто сами хотели, чтобы их ненавидели лютой ненавистью, и делали для этого все возможное. Даже раненые, они из последних сил вырывали зубами чеку из гранаты,  предпочитая погибнуть самим, а заодно унести с собой жизни тех, кто намеревался их пленить.

В ночь на 19 августа к Гуадалканалу подошли несколько малых транспортов и высадили войска, которым предстояло взять в осаду аэродром, а следующей ночью десантный корпус, высаженный на восточной оконечности острова, двинулся в контрнаступление вдоль берега реки Тенару. Однако путь японцам преградила колючая проволока, которую натянули накануне. Рейдеры тут же открыли по неприятелю шквальный пулеметный и ружейный огонь – и уничтожили его почти подчистую. Тех же японцев, которые уцелели благодаря тому, что вовремя успели окопаться прямо на месте, наутро добили с помощью трех танков и бомбометов. Хотя позднее выяснилось, что стычка произошла не у Тенару, а у другой реки – Илу, в историю тот ночной бой тем не менее вошел под названием сражения при Тенару. Впрочем, какая разница – уж если по большому счету?

* * *

20 августа американские разведывательные самолеты обнаружили, что в водах близ Рабаула японцы собрали большую эскадру, куда входили 3 или 4 авианосца, 2 линкора, 12 крейсеров, 20 эсминцев, 15 крупнотоннажных транспортов и несколько танкеров, и что на авиабазе под Рабаулом сосредоточено 160 наземных бомбардировщиков и истребителей. 23 августа вице-адмиралу Флетчеру, командующему американской эскадрой, которая крейсировала с юго-востоку от Гуадалканала, сообщили, что южнее островов Трук (архипелаг Каролинские острова) замечены 3 японских авианосца и корабли сопровождения, следующие курсом зюйд-ост. Получив это сообщение, Флетчер приказал эскадре срочно выдвинуться навстречу неприятелю. Американская эскадра состояла из двух ударных групп, ядро которых составляли авианосцы: «Саратога» (флагман) шла в сопровождении 2 тяжелых крейсеров и 5 эсминцев, а «Энтерпрайз» эскортировали 1 линкор («Северная Каролина»), 1 тяжелый крейсер, 1 легкий крейсер ПВО и 6 эсминцев.

24 августа, в 6 часов 30 минут, с «Энтерпрайза» взлетело первое звено истребителей-разведчиков – однако впереди по курсу эскадры летчики ничего не обнаружили. Между тем утром было получено сообщение от командующего ВВС в южной части Тихого океана, подтверждавшее разведдонесение летчиков от 20 августа. Тогда Флетчер распорядился поднять с «Энтерпрайза» второе звено разведчиков. Эти истребители вернулись на авианосец поздно вечером, и летчики доложили, что примерно в двухстах милях к северо-западу движется целая эскадра: 3 авианосца, 8 тяжелых и 6 легких крейсеров, 16 эсминцев и несколько крупных транспортов. Армада шла в сильно рассредоточенном дугообразном порядке, растянувшись в ширину на 60–80 миль. Другими словами, японцы держали курс на Гуадалканал с целью отбить его у американцев.

Высланные вперед американские самолеты-разведчики сбросили на японские авианосцы несколько бомб – но мимо цели. Во время этой первой короткой атаки был сбит один американский самолет. Пилот погиб, а хвостовому стрелку, Делмару Уили, хотя его и ранило, удалось выбраться из самолета, когда тот упал в море, и надуть спасательный плот. Уили провел в океане две недели, прежде чем его наконец прибило к небольшому островку, названия которого он даже не знал. Туземцы радушно встретили несчастного летчика, долго ухаживали за ним, кормили и поили, а потом дали лодку, чтобы он смог доплыть до острова Флорида. Уили добрался туда лишь 11 апреля 1943 года – через 218 дней после того, как его самолет рухнул в море.