Текст книги "Человек, ставший Богом. Мессия"
Автор книги: Жеральд Мессадье
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
Глава XVI
Сепфора

Наутро после встречи с Аристофором Иисус отправился в путь. Небо было чистым, совершенно безоблачным, а воздух свежим и прозрачным.
Но это не помешало прокуратору Самарии, Галилеи и Идумеи проснуться в самом дурном расположении духа в своей резиденции в Севастии, в доме из розового камня, утопающем и зарослях глицинии и резеды. Копоний, всадник по званию и происхождению, видел кошмарный сон, будто он сражался с гидрой в морской пучине. И даже когда он открыл глаза, его продолжали преследовать семь ужасных голов на змееобразных шеях. Подобно Гераклу прокуратор во сне рубил одну голову за другой, но как раз перед самым пробуждением он, изнуренный невероятной схваткой, не смог отрубить последнюю голову. Ему только удавалось отталкивать ее рукой, удерживая на некотором расстоянии от своей головы. Наяву же Копонию приходилось сражаться с тошнотой, которую у него упорно вызывали видения слизкой чешуи, выпученных водянистых глаз и ядовитого языка, торчащего между клыками.
Как и многие римляне, прокуратор был суеверным человеком. Страшный сон до того потряс его, что он сознательно отложил подъем на целый час. Во внутреннем дворике уже толпились посетители, но управляющий напустил на себя таинственный вид и хранил молчание. Супруга Копония, обеспокоенная необычным недомоганием мужа, предложила пригласить астролога-халдея, поскольку прокуратор, по примеру большинства римских сановников, живших на Востоке, держал у себя на службе знатока тайн невидимого мира. Все астрологи были либо египтянами, либо халдеями. Валсур был халдеем. Он прибежал настолько быстро, насколько ему позволяли ноги, так как – если бы об этом не знал астролог, умевший разгадывать небесные тайны, то разве кто-нибудь еще мог знать? – Копоний был не просто знатным римлянином. Он был властелином, который сменил этнарха Архелая и пользовался таким влиянием, что смог удержаться на должности, несмотря на то что покойный император Август, его покровитель, отдал судьбу Копония в руки своего наследника Тиверия, подозрительного тирана, капризы которого охотно поощряли завистливые придворные. Но Тиверий не отправил Копония в отставку. Этот Копоний был могущественным человеком, и Валсур торопился изо всех сил, не слишком заботясь о сохранении собственного достоинства.
Едва гадатель по звездам вошел в просторную опочивальню наместника императора, он театральным жестом сбросил на плечи капюшон вышитого плаща, опустился перед ложем на колени, поднял руки, задрал нос и воскликнул:
– Слава вашему превосходительству во имя всех духов Света!
Не дожидаясь ответа, Валсур встал, бросил горсть мирры на большую курильницу, несколько раз взмахнул руками, повернулся к его превосходительству и спросил, позавтракал ли он.
– Меня от всего воротит, – проворчал прокуратор. – Я даже не могу съесть немного сушеного винограда.
Валсур приказал принести чашу с розовой водой, чтобы повелитель мог освежить лицо и члены, также велел одному из слуг очистить гранат и полить зернышки лимонным соком. Затем он сказал, что продолжить лучше после того, как прокуратор искупается в бассейне и взбодрится, и вышел в прихожую. Прокуратор подчинился такому проявлению весомых знаний и через час, уже с просветленным лицом, вновь велел позвать Валсура и рассказал ему о приснившемся кошмаре. Валсур сел, вернее, примостился на корточках около ложа и слушал, плавно раскачиваясь из стороны в сторону. Когда прокуратор закончил свой рассказ, Валсур на пару минут закрыл глаза, а открыв их, издал короткий пронзительный крик.
– Во всем виновато полнолуние! – пояснил Валсур. – Ночные духи взбудоражены. Они распространяют новости быстрее, чем обычно. И такой проницательный ум, как ум нашего превосходительства, не может не улавливать их послания. Скажу откровенно: они только кажутся опасными, но На самом деле это не так. Однако они сделали серьезное предупреждение, которое непременно следует принять в расчет. Вы сражались на море. Ближе всего к нам расположено Галилейское море, а это означает, что предупреждение касается именно Галилеи. Чудовище обладало несколькими головами, значит, речь идет не об одном человеке, а о целой шайке. Чудовище напало на вас. Значит, эта шайка собирается покуситься на могущество Рима в вашем лице. Труднее всего было справиться с последней головой, значит, речь идет о главаре. Вас предупредили о грядущем восстании, и вы должны убить главаря.
– Опять восстание! – вскричал Копоний. – Ты не ошибаешься?
Валсур уверенно кивнул.
– Вашему превосходительству уже известно, что введение Новых податей вызвало сильное недовольство. Не то чтобы Иудеи не собираются платить подати, они просто возмущены, что должны платить людям, которые не принадлежат к их вере.
– Упрямое отродье! – пробормотал Копоний, встав с ложа, чтобы подойти к окну.
Прокуратор сразу же почувствовал сильный запах резеды. Потом он сказал Валсуру:
– Ты успокоил меня, а поданное тобой в качестве сладкого пробудило аппетит.
Копоний позвал казначея и выдал Валсуру пять сестерциев из своей личной кассы.
Магия Валсура основывалась на достоверной информации. Многие, как и Валсур, хорошо понимали: скоро грянет буря, но лишь немногие знали, что у восстания есть предводитель, а еще меньше было тех, кто мог уверенно назвать его имя. Этим предводителем был галилеянин по имени Иуда. Он не раз обращался с пламенными речами к своим братьям по вере, упрекая их в преступной покорности римлянам, сборщикам налогов и содержателям публичных домов, которые, словно грибы после дождя, начали появляться в Декаполисе. Как только Валсур ушел, Копоний вызвал начальника тайной охраны и приказал ему разыскать предводителя восстания. Начальник охраны, в свою очередь, созвал осведомителей, которые отправились к верховным священнослужителям Капернаума, Вифсаиды, Скифополя, Пеллы, Архелауса и Иерихона, то есть Иудеи, иначе говоря, вышли за пределы территории своей неофициальной деятельности, и доступно им разъяснили, что терпение Рима достигло крайних пределов. Священнослужители не заставили упрашивать себя. Через десять дней Иуда был выдан римлянам, подвергнут суду и распят в Кесарии Филипповой.
– Опасный сектант, который мог доставить нам серьезные неприятности, – заявили представители духовенства.
Понтий Пилат, правитель Иудеи, испытывал удовлетворение от того, что часть ответственности за поддержание порядка в Палестине лежит на его коллеге, поскольку у него вполне хватало дел в своей провинции. Что касается Ирода Антипы, тетрарха Галилеи, то он никак не высказался по поводу решения Рима, хотя у него сложилось свое, совершенно определенное мнение по поводу этого Иуды. Так или иначе, эти трое мужчин, равно как и Филипп, тетрарх Итуреи и Трахонитиды, и Писаний, тетрарх Авилены, были отнюдь не склонны относиться легкомысленно к угрозе мятежа, а толчком вполне мог стать сбор податей. Все они помнили о более чем трех тысячах убитых во время мятежа в Храме в самом начале царствования Архелая, о пожаре в царском дворце Иерихона и более чем двух тысячах казней через распятие, совершенных по тем же самым причинам при поддержке римских войск, прибывших из Сирии!
Само имя Иуда приносило несчастье! Разве в то же самое иремя другой Иуда, сын жертвы Ирода, Иезекииля, не провозгласил себя правителем Галилеи? Тогда на всех дорогах убивали солдат империи и для охраны самого ничтожного императорского посланца приходилось выделять целый хорошо вооруженный отряд! Копоний решил, что дешево отделался. Какое же дьявольское отродье все эти Иуды!
Следуя на юг, Иисус только и слышал, что о предводителе восставших Иуде. В одном из трактиров ему рассказали, что римляне распяли Мессию, поскольку Иуда наверняка был Мессией. Но в другом трактире Иисусу поведали, что Иуда не мог быть Мессией, поскольку Мессия жив и зовут его Досифаем.
Когда Иисус добрался до Скифополя, он даже не знал, что и думать. Скифополь! Новое языческое название города не изгладило из памяти исконное его название – Беф-Сан. Тот самый Беф-Сан, на стене которого несколько столетий назад висели трупы Саула и его сыновей, когда на горе Гелвуйской филистимляне одержали победу над израильтянами…
Уставший и опечаленный, мечтая о встрече с дружественной душой, Иисус вошел в город ближе к вечеру. Он брел куда глаза глядят, изредка бросая равнодушный взгляд на сооружения римской архитектуры – храмы, статуи, ипподромы, акведуки, колоннады. Почти на каждом перекрестке толпились доступные женщины и мужчины. Неужели жители Скифополя были такими уж сладострастными? Однако, судя по выражению лиц людей, предлагавших чувственные наслаждения, особой потребности в них не было. Впрочем, усталость и голод брали свое – Иисус не испытывал презрения. Он спрашивал себя, сумеет ли найти покой в этом месте, где смешались верования, надежды, глупости и волнения. Вот во что превратилось древнее царство Давида! Сумерки окрасили город в синие и черные тона, разрываемые красными пятнами, – это рабы вставляли факелы в железные кольца под арками, как было принято в римских городах. Иисус съежился под холодным порывом ветра. Именно в этот момент его заметила женщина, стоявшая на пороге богатого дома.
– Ты выглядишь разбитым, – сказала она. – Твои ноги покрылись пылью, а щеки запали. Не требуется ли тебе горячая вода и сытный ужин?
– Ты ошиблась, женщина. По твоей одежде я догадался, чем ты занимаешься. Я не стану отнимать у тебя время. У меня нет ни денег, чтобы купить тебя, ни потребности в мечтах, которыми ты торгуешь.
– Я не собираюсь вести с тобой торг. Я просто предлагаю тебе гостеприимство и ужин.
Весна этой женщины давно миновала. Ее густо обведенные глаза потухли. Было совершенно ясно, что она не предлагает себя. Однако осторожность возобладала над усталостью.
– Я ценю твое предложение, но ты должна знать, что я дважды чужеземец. Я не самаритянин и считаю священной горой Нево, а не Гаризим.
– Когда наступит Судный день, все мы окажемся у подножия одной горы, – произнесла она, не глядя на него.
Иисус кивнул и вслед за женщиной вошел в дом. Ковры и меха покрывали диваны, всюду курились благовония, факелы, вставленные в специальные держатели, освещали покрытые мозаикой стены. Зазвучали цитры, но тут же затихли по знаку хозяйки дома. Два нубийца напряглись в ожидании приказа.
– Я могу, – сказала женщина, – предложить тебе множество яств, но догадываюсь, что ты умерен в еде. Не хочешь ли рыбного супа, несоленого белого сыра и хлеба с кунжутом?
Иисус утвердительно кивнул. Слуги бросились подавать на стол. Пока Иисус ел, женщина держалась на почтительном расстоянии. Она смотрела на то, как он в начале и в конце трапезы читал молитву, а когда он поел и повернулся к ней, сказала хрипло:
– Ты задаешь себе вопросы. Я была отвергнута, поскольку оказалась бесплодной. Расскажи мне о себе.
– Меня зовут Иисус. Я сын плотника из Капернаума. Я надеюсь встретить кудесника по имени Досифай и, возможно, еще одного кудесника, которого зовут Симон.
– Кудесников… – задумчиво произнесла она. – Зачем надо искать встречи с кудесниками? – добавила женщина, словно обращалась к самой себе.
– Возможно, они знают больше… – предположил Иисус.
– А знают ли они больше?
– Знать – значит мочь, значит властвовать.
– И что с того? – спросила женщина с горькой иронией. Иисус замялся. Он никогда не предполагал, что можно подвергнуть сомнению силу власти.
– Так для чего нужна власть? – уточнила она вопрос.
Он почувствовал отвращение ко всем свободным женщинам, хотя эта женщина была приветливой и предложила ему пристанище. Но ему, очевидно, придется, в определенном смысле, расплатиться с ней.
– Власть, например, могла бы сослужить добрую службу моему народу.
– Тогда тебе пришлось бы превратиться в римлянина.
Иисус не понял.
– Если ты обретешь власть, значит, ты превратился в римлянина, поскольку один римский чиновник обладает большей властью, чем все наши тетрархи. Если ты хочешь употребить какую-либо власть, например власть кудесника, против римлян, то это детские забавы. Народ побежден.
– Значит, остается лишь отчаиваться? – саркастически спросил Иисус.
– Не стоит недооценивать могущество побежденных. Перед тобой побежденная женщина, – раскинув руки, сказала она, – но все знатные люди этого города приходят к ней за советом.
Она встала и принялась ходить из угла в угол по пустой комнате. Он наблюдал за ней, усталой и прекрасной, наполнявшей ночь опьяняющими ароматами. Он чувствовал себя смущенным, но страстно хотел обладать кладезем будоражащих знаний, скрывавшимся в ней.
– Поиски власти, – продолжила женщина, – это целая жизнь. Когда я увидела тебя идущим по улице, я поняла, что ты никогда не знал женщины.
Она роняла слова, гулко падавшие в тишине, – так меняла прислушивается к звону полученных монет, чтобы проверить содержание в них серебра.
– Существует нечто большее, чем плотские утехи, – сказал Иисус. – Это честь народа.
Она переплела пальцы, и кольца сверкнули, словно глаза разъяренного животного.
– Честь! – срывающимся голосом воскликнула она. – Меня вышвырнули, чтобы я не бесчестила своего мужа! Честь! Это игрушка для мужчин! Столь дорогая игрушка, что даже женщины готовы ради нее принести себя в жертву! У меня нет чести, сын человеческий! И, поверь мне, я горжусь этим! Что касается мужчин Израиля, то ваша честь вызывает у меня такое презрение, что я испытываю удовольствие от своего существования. А вы еще верите в Иегову! Словно он не был самим отрицанием чести…
– Женщина! – вскричал Иисус.
– Молчи! – выкрикнула она еще громче, с дикой яростью в голосе. – Для вас честь – это образ, который вы для Него придумываете. Но кому Единственный захотел бы дать образ Самого Себя?
Ее шаги стали длиннее, походка – кошачьей.
– Я знаю, с какими мужчинами ты встречался до сих пор. Молчи! Со старыми докторами с мозгами, обращенными в прошлое! Не заблуждайся, галилеянин, Давид был не такой! Но прошлое есть прошлое. Теперь нам остались лишь бессвязные слова, которые бормочут саддукеи, а фарисеи записывают каракулями! Иди к своим кудесникам, ребенок!
– А пророки? – Иисус был потрясен. – Ведь пророки тоже были людьми прошлого?
– Нам потребовалось бы по одному пророку на каждом перекрестке каждого города Израиля, – насмешливо ответила она. – Ты что, пророк?
Светильники зачадили.
– Когда я тебя увидела на улице, меня охватило волнение. Мне показалось, что я ощутила нежность в твоей грустной походке, когда ты едва касался сандалиями плит, в твоей опущенной голове, в твоих пустых руках. Ты ошиблась, женщина! Ты позволила ввести себя в заблуждение! Это всего лишь солдат без предводителя! Завтра отстаивание им чести вызовет кровопролитие! Солдат, слуги покажут тебе дорогу в баню, поскольку ты все еще остаешься желанным гостем в этом доме. Они также отведут тебя в твою комнату и объяснят, как запереться изнутри.
Она собралась уходить.
– Как тебя зовут?
– Сепфора.
Иисус остался один. Униженный, разгневанный, готовый разрыдаться. На пороге появился один из нубийцев. Иисус пошел за ним, поскольку ему необходимо было вымыться. Он не обращал ни малейшего внимания на роскошь, на кран, из которого текла душистая вода, на ароматное мыло. На какое-то мгновение он застыл в мраморном бассейне, охваченный отчаянием. Потом он тщательно вымылся. Нубиец обтер его полотенцем и протянул льняную тунику.
Даже в отведенной ему комнате Иисус не смог развеяться. Ценные породы деревьев, бронза, слоновая кость… Казалось, тишина их разъединяла. Небольшой садик, разбитый во внутреннем дворике, тихо шелестел. Не в состоянии заснуть, Иисус принялся бродить по дому, который выглядел пустым. Он заблудился в многочисленных коридорах. Почему доступная женщина могла быть такой грозной и опасной?
Глава XVII
София

Смехотворное краснобайство! – всякий раз говорил себе Иисус, как только вспоминал об Аристофоре.
Неужели учение Досифая или его последователя Симона могло дать столь ничтожные результаты?
А ведь настоящие кудесники или мошенники, подражавшие им, обладали немалой властью! Когда Иисус с ними встретится, он быстро разберется, из чего они плетут свои циновки. В этом Иисус нисколько не сомневался.
Однако сначала необходимо было с ними встретиться, он должен был понять, как они завоевали власть. Ведь сейчас ему не хватало именно власти. Иисус был одиноким и уязвимым.
А еще ему не хватало, думал он, некой прозорливости, какой обладала Сепфора. За какую-то четверть часа она словно высветила его изнутри, вывернула душу наизнанку. Подобные люди быстро приобретают широкую известность. Настоящие знатоки человеческих душ!
Дорога была пыльной и безлюдной. Оставив Скифополь позади, Иисус обогнул гору Гелвуйскую, спустился в долину Иордана и направился в Айнон, лежавший близ Салема, где, по словам Аристофора, проповедовал Досифай.
Добравшись до Айнона, Иисус спросил у прохожих, знает ли кто-нибудь, где живет кудесник Досифай. Вокруг Иисуса сразу же собралась небольшая толпа. Разумеется, крестьяне слышали об этом – правильно ли они расслышали его имя? – Досифае, но точно не могли сказать, где он проповедует.
– Здесь много кудесников, – пояснили они Иисусу. – Большинство из них обосновалось в окрестностях горы Гелвуйской.
На следующее утро Иисус вновь отправился в путь. Около полудня он увидел вдалеке какой-то дом. Белое пятнышко в зарослях деревьев, над которым вился голубой дымок. Проделав половину пути, он заметил, что по поперечной дороге идут какие-то странные люди. С бритыми головами, закутанные в куски ткани так, что одно плечо оставалось обнаженным. Это придавало им сходство с египтянами. Оказалось, что деревья скрывали не один, а несколько домов. Иисус направился к самому большому дому, который был без дверей. Около дома стояли столь же странно одетые люди и с любопытством разглядывали путника.
– Это дом Досифая? – спросил Иисус на арамейском языке.
Никакого ответа. Тогда он повторил вопрос на ломаном греческом.
– Это Дом Лотоса, брат мой. Мы зовем его также Храмом Блаженства. Здесь нет человека по имени Досифай, – ответил на безукоризненном арамейском языке старик с лоснившимся черепом.
– Что такое Дом Лотоса? – спросил растерявшийся Иисус.
– Входи, прошу тебя, и посмотри сам.
Взгляды всех присутствовавших были устремлены на Иисуса.
Этот дом отличался от иудейских. Он был построен по чужеземному образцу. В центре первой, очень просторной комнаты находилось изваяние человека, сидевшего в странной позе. Оно было выточено из черного камня. У человека были раскосые глаза, и он улыбался. Блики от множества горящих светильников плясали на камне, придавая изваянию сходство с живым человеком. У подножия статуи лежали цветы. Вокруг сидели в обычных позах или поджав под себя ноги приверженцы незнакомого Иисусу культа. Они не обращали на незваного гостя ни малейшего внимания. Комната выходила в широкий двор, где в столь же странной позе сидел старик, окруженный верующими, к которым он обращался на ломаном греческом языке. Это был явно не Досифай. Но какую религию они исповедовали?
– Ты новый последователь? – спросил человек, сопровождавший Иисуса. – Или ты просто ищешь Досифая?
– Как я могу быть новым последователем, если ничего не знаю о твоей религии?
– Мы не обучаем религии.
– Чему же вы обучаете?
– Мудрости. Софии, – улыбаясь, ответил мужчина.
– Но у вас есть бог?
Мужчина покачал головой.
– Мы исповедуем слияние человека с всемирным духом. У нас нет бога в том виде, в каком вы, иудеи, представляете его себе. Ты самаритянин?
– Нет, я иду из Галилеи.
– Но тогда что ты делаешь в этой стране, которую твои земляки считают более нечистой, чем могила, среди людей, которых твои земляки называют более нечестивыми, чем свиньи? – спросил мужчина, слегка повысив голос.
– Я вижу, что ты сам самаритянин, – ответил Иисус.
– Не приписывай мне ненависть, которой я не разделяю, – добавил он. – Ты галилеянин и ты не считаешь, что самаритяне более нечестивы, чем свиньи?
Теперь настала очередь Иисуса покачать головой. Мужчина внимательно смотрел на него.
– Как случилось, что самаритянин исповедует философию безбожия? – спросил Иисус.
– Я не самаритянин, хотя и живу в Самарии. Я идумей, – объяснил мужчина. – Учение, положения которого я разделяю, приносит мне покой. Я изучал твой народ и его религию. Они меня разочаровали.
– Но кто ваш главный учитель?
– Человек, который жил далеко отсюда, за Понтом, за Персидским заливом и за Эритрейским морем. Его звали Буддой.
– А что проповедовал Будда?
Мужчина улыбнулся и прищурился, подыскивая слова.
– Что все заканчивается в небытии, – наконец ответил он. Они молча стояли друг против друга, смущенные важностью тех слов, которые должны были бы произнести.
– Почему ты ищешь Досифая? – спросил буддист. – Ведь у тебя уже есть бог! Или тебе не хватает твоего бога?
– Да простит Он тебя за богохульство, – ответил Иисус. – Просто мой народ заблудился, его священники больше не почитают своего Господа и нам нужен новый пророк. Я хочу выяснить, не может ли этот Досифай стать долгожданным пророком.
Иисус сознательно не употребил слово «Мессия». Но старик был более проницательным, чем казался на первый взгляд. Он наклонил голову набок, словно хотел скрыть улыбку.
– Несмотря на то что я идумей, – пробормотал он, – я хорошо знаю твой народ. Вы ждете прихода Мессии, и поэтому я делаю вывод, что ты хочешь убедиться: этот Досифай Мессия или нет? Я не ошибся?
Вокруг них плясали тени, падающие от деревьев.
– Примерно так, – согласился Иисус.
– А что Мессия на деле сможет изменить, если твой народ заблудился?
– Он его выкупит.
Буддист недоверчиво покачал головой. Затем он перенес взгляд на стоявшего перед ним молодого незнакомца, словно пытаясь разгадать по знакам, которые даны любому живому существу, что в нем не так.
– Я знаю Досифая, – наконец сказал он. – Это не тот человек, которого ты ищешь. Он кудесник, который прививает твоему народу чужеземные верования. Он творит чудеса.
– Чудеса?
– Да, чудеса. Например, он ударяет одной железной палкой по другой, и из них сразу же высекается молния. Но кому нужны чудеса? Людям, у которых нет веры!
Потеряв интерес к разговору, он добавил:
– Мне жаль, что я не могу сказать тебе, где находится Досифай, поскольку я этого не знаю.
И буддист замолчал.
Иисус несколько раз осведомлялся у встречавшихся по пути людей о Досифае. Наконец его послали к отшельнику по имени Овид, жившему в пещере у подножия горы Гевал. Иисуса заверили, что отшельник знает все на свете.
На расстоянии Овида с трудом можно было принять за человеческое существо. Он всегда был почти полностью обнажен, а на его макушке торчал какой-то странный хохолок. Когда Иисус ступил на тропинку, ведущую к пещере отшельника, тот, наклонившись, рассматривал что-то на земле. Затем он оторвал взгляд от привлекшего его внимание предмета и пристально всматривался в Иисуса до тех пор, пока они не оказались лицом к лицу. У Овида были ясные, но совершенно невыразительные глаза.
– Ты будешь пить чашу сестры твоей, – визгливым голосом произнес Овид, – широкую и глубокую, и подвергнешься осмеянию и позору, по огромной вместительности ее. Опьянения и горести будешь исполнена…
– Чаша ужаса и опустошения – чаша сестры твоей Самарии! И выпьешь ее, и осушишь, и черепки ее оближешь, и груди ее истерзаешь… – продолжил Иисус.
Наступал вечер. В пещере горел костер, озаряя красным светом верхнюю половину туловища отшельника. Отшельник улыбался.
– Приветствую тебя, сын человеческий. Но ты пришел не ко мне. Ты слишком молод для этого. Ты ищешь что-то другое.
«А кто не ищет чего-то другого?» – подумал Иисус.
Заквакали лягушки, в небе мелькали силуэты летучих мышей, похожие на души грешников, которым не посчастливилось в Судный день.
– Молодые люди ищут тайны, а старики грустят, поскольку они не нашли этих тайн. Но тайн не существует, и поэтому я ничего не могу тебе сказать.
Он вошел в пещеру, в которой жил в полнейшем согласии с парой ежей. Иисус остановился на пороге. Отшельник подбросил в костер дров.
– Ты можешь войти, – сказал он, садясь на землю.
Пламя заметалось. Темные языки устремились вверх, к потолку пещеры. Овид смотрел на Иисуса, не мигая.
– Тебя одолевают демоны, – с легкой печалью в голосе сказал он. – Они никогда не беспокоятся по пустякам.
Он два или три раза провел рукой над огнем, и тот успокоился, пламя стало более светлым. Черный дым вырвался из пещеры наружу.
– Они ушли, – сказал Овид. – Они не любят разочаровываться. Как тебя зовут?
– Иисус.
– Иешуа. Там, в городах, они поменяли все имена.
Ежи потрусили к выходу – отправились на поиски пищи.
– Ты ищешь Досифая, – после долгого молчания сказал Овид.
– Как ты узнал?
– Я уже встречал похожих на тебя. Но сейчас ты не можешь пойти к нему. На дорогах орудуют пьяные разбойники. Ты можешь остаться у меня и отправиться в путь завтра утром. Ты разделишь со мной ужин – сухари, жареную саранчу и мед. Ты можешь умыться в роднике, за пещерой.
Когда Иисус вернулся, Овид поджаривал саранчу на сложенной над огнем решетке из зеленых ветвей. Крылья взмывали в последний раз, но уже в виде частичек пепла, лапки краснели и рассыпались. Оставались лишь потемневшие сморщенные тельца. Саранча по вкусу напоминала хвосты жареной рыбы, приправленные миндалем. Затем Овид положил в золу две картофелины. Когда они все это съели, Овид принес соты и показал Иисусу, как надо выковыривать мед – мизинцем. Они прочли благодарственную молитву. А ночь трещала, шипела, урчала.
– Тебя одолевают демоны, и ты ищешь Досифая, – сказал Овид. – Значит, ты уже сильный, но ты домогаешься власти.
Он помешал угли.
– Для чего нужна власть?
– Чтобы спасти честь.
– Нельзя быть священником и солдатом одновременно, – сказал Овид. – Ты говоришь о чести солдата.
– Римские орлы на фронтоне Храма в Иерусалиме… – начал Иисус.
– Я видел их. Достаточно было не иметь Храма. Или не ходить туда. Храм достоин лишь Соломона. Позднее все это стало смешным.
– У нас больше нет ни чести, ни меча. Значит, надо на этом успокоиться?
– А я и не думал успокаиваться, – улыбаясь, сказал Овид.
– Ты похож на тех, кого называют ессеями. Ты ессей?
– Я был ессеем. Но мне необходимо одиночество. Даже у учения самых святых людей есть пределы.
– Но мы все не можем переселиться в пещеры.
– Власть, которую ты ищешь, – послужит ли она чести или мечу? Ты станешь солдатом или первосвященником? Когда Досифай научит тебя творить чудеса, какой путь ты изберешь? – спросил Овид.
– Во имя кого он творит чудеса?
– Досифай – не святой и не пророк. Он кудесник. Он делает золото, наделяет предметы магическими свойствами и лечит людей, порой просто возлагая на них руки. Я не знаю, благодаря какой власти он на это способен. Он выдает себя за посланца того, кого называет Великим Духом Вселенной. Но я подозреваю, что этот Великий Дух вовсе не Иегова.
– Но кто же тогда? – спросил Иисус.
– Досифай утверждает, что все нематериальное имеет Божественную природу. Но он забывает, что Демон тоже нематериален, и это мне представляется серьезным заблуждением. Неужели власть его от Демона? Не знаю. Но я догадываюсь, что это связано с нижними областями, где могут существовать демоны.
Мрачный мир, весь в дырах! Следовательно, сам факт существования иудеев не был главной и всеобщей проблемой, поскольку неиудеи общались с силой, которой мог быть Иегова, а возможно, и с демонами, которые могли быть теми, кто преследовал иудеев! Иосиф никогда не говорил об этом. Дорога и так казалась темной, но вот она разветвилась, а сами ответвления разделились на тропинки, и так могло продолжаться до бесконечности!
Овид вновь разворошил угли, словно искал слова среди горящих поленьев.
– Досифай обучался в Азии.
– У Будды? – спросил Иисус.
– Нет. Буддисты не вызывают духов. Я не знаю, как зовут его учителя. Возможно, у него было несколько учителей. В мире есть множество людей, которые умеют вызывать духов. Но каких духов? Есть такие духи, природу которых я не знаю и которые бродят там, внизу, в недрах Земли. Возможно, он общается именно с ними. И путешествует вместе с ними.
– Как я должен все это понимать? – спросил Иисус.
– Он научился покидать свою телесную оболочку и путешествовать по воздуху. Он научил этой тайне одного своего ученика по имени Симон, который покинул Досифая, чтобы создать собственную секту.
– Но как можно путешествовать по воздуху?
– Создается впечатление, будто он спит в каком-то месте, но на самом деле находится не там, он может представать перед людьми, живущими далеко. Есть люди, которые могут это делать самопроизвольно.
Иисус был изумлен. Овид заметил его состояние.
– Так бывает с людьми, подобными Досифаю. Они не полностью выходят из сознания. Некоторые люди на самом деле наделены властью, в этом я убедился лично. Но я не знаю, от Господа ли эта власть.
Овид вопросительно посмотрел на молодого человека и увидел, что тот растерялся еще больше.
– Например, ты, несомненно, наделен властью. Закрой глаза и протяни руки к огню, желая его потушить. Попытайся.
Совершенно сбитый с толку, Иисус закрыл глаза. Он сосредоточил внимание на огне, затем, через несколько мгновений, – на необходимости его потушить. Он довольно долго держал руки вытянутыми.
– Открой глаза, – сказал Овид.
Язычки пламени трепыхались в агонии. Овид бросил в костер несколько веток, стал сильно дуть на угли, и вскоре вновь вспыхнул яркий огонь.
– Я был прав, – сказал он. – Но не стоит повторять этот подвиг только ради того, чтобы удивить людей. Пользуйся своей властью лишь во имя Господа. Должно быть, ты устал. Ложись и спи.
Ничего не понимая, Иисус расстелил плащ на земле и лег.
Он проснулся на рассвете и отправился к роднику. Когда он вернулся, Овид подробно объяснил ему, как найти пристанище Досифая.
– Ты горишь желанием увидеть его. Так иди же, – сказал отшельник, устремив взгляд в землю. – Вероятно, тебя подстерегает серьезная опасность. Но всегда помни, сын человеческий: душа одного человека вздымается выше, чем души двух людей, а души двух людей – выше, чем души трех людей. Помни также, что у Демона много обличий.
Никаких объятий, никаких трогательных жестов прощания. Дав Иисусу наставление, Овид направился в пещеру, ни разу не обернувшись.
Указанная Овидом дорога была извилистой, вся в рытвинах. Вот Иисус и встретился с одним из ессеев, каким теперь, наверное, стал Иоканаан. Но, правда, Овид уже не ессей. Как же можно перестать быть ессеем? А если он не ессей, а зелот? Или дьявол? А его образ жизни! Что бы об этом сказал Иосиф? А его рассуждения о власти и могуществе, как соткать из них полотно? И как же это возможно – путешествовать по воздуху? Действительно ли Иисус погасил огонь собственными руками? Иисуса раздражало, что он не знал ответов на все эти вопросы. Но вот он дошел до апельсиновой рощи, о которой говорил ему Овид. Резкий запах навоза забивал нежный аромат, исходивший от цветущих деревьев. Всюду кружили пчелы. Иисус заметил людей и подошел ближе. Мужчины и женщины сидели кружком и ели. Иисус был потрясен увиденным и остановился на некотором расстоянии. Он различил, что они ели: салат латук, сладкую морковь и зерна люпина, которые вылущивали из стручков, замоченных в лохани. Они заметили его. Худой мужчина лет сорока с темными густыми волосами обратился к нему по-гречески.








