Текст книги "Человек, ставший Богом. Мессия"

Автор книги: Жеральд Мессадье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

– А вот и они, – сказал Илия.

Все прильнули к окнам. По тропинке, ведущей от дороги к мастерской, шли трое мужчин. Двое из них были римские солдаты. Мария, развешивавшая только что выстиранное белье, стремглав бросилась в дом. Когда эти люди подошли к двери мастерской, все разглядели кожаный фартук мытаря. Иисус спокойно ждал их, сложив руки на груди. Они окинули его презрительными взглядами. Вышел Иосиф, дернул бородой в их сторону.

– Иосиф, – крикнул мытарь, взъерошенный человек с хриплым голосом, – я пришел за десятиной, взимаемой прокуратором Галилеи. Ты должен заплатить шесть динариев за жену, сына и за себя самого и по сестерцию за каждого из твоих работников.

Мытарь прищурился и опустил руки в широкий карман фартука – то ли чтобы немного успокоиться, перебирая деньги, которые он уже собрал, то ли чтобы казаться более значимым.

– Это в два раза больше, чем в прошлый раз, – невозмутимо произнес Иосиф. – Тогда я заплатил три сестерция за семью и по одному дупондию за каждого ученика. На ту сумму, которую ты требуешь, мы могли бы жить два месяца.

Мытарь по-прежнему щурился, словно сова, застигнутая врасплох дневным светом.

– Ты отказываешься платить? – выдержав паузу, спросил он.

– Я не отказываюсь. Я пытаюсь тебе объяснить, что ты требуешь намного больше разумного.

– Подати были установлены прокуратором от имени Августа. Я не уполномочен обсуждать это с тобой или кем-либо еще. У тебя есть деньги?

Солдаты, с которых под доспехами ручьями лился пот, сделали шаг вперед.

– Я пойду за деньгами, – сказал Иосиф.

Мытарь и солдаты ждали, не зная, куда деться от осуждающих взглядов учеников. Иосиф вернулся, держа в руке кошелек. Он развязал тесемку и девять раз опустил в него руку, чтобы взять монету, приговаривая звонким голосом:

– Бери, мытарь, два динария за мою супругу, затем два динария за моего сына… Затем еще два динария за меня. Считай хорошенько, мытарь, поскольку может случиться, что я даю тебе деньги в последний раз! До следующего года я могу умереть, и, кто знает, ты тоже можешь умереть, а вот рассыпанные кости считать придется шакалам! Теперь один сестерций за моего ученика Илию… и один за Иеремию… и еще один за Иоканаана… и еще один за Ахазия… и последний, смотри хорошенько, за моего ученика Зибеона. Хорошо ли ты сосчитал, мытарь? Впрочем, не важно, хорошо ли ты считаешь, Господь сосчитает лучше в Судный день.

Каждый раз мытарю приходилось протягивать рук за монетой. И каждый раз, когда он пытался приблизиться к Иосифу, чтобы избежать такого унижения, тот отступал, и поэтому деньги приходилось брать, протягивая руку. В конце представления лицо мытаря приобрело нездоровый вид и по цвету напоминало гниющее мясо.

– А твой подмастерье Симон? – спросил мытарь со злобной усмешкой.

– Этой ночью он умер. И ты, мытарь, прекрасно об этом знаешь. Дороги стали опасными. Поберегись и ты. А то рискуешь встретить на них демонов.

Лицо мытаря приобрело фиолетовый оттенок.

– Ты никогда больше не сможешь покидать свой дом ночью, мытарь. Ты будешь похож на крысу, которая не знает, когда на нее набросится сова. Ты никогда больше не увидишь ни луны, ни звезд. А теперь убирайся, ибо, если ты задержишься здесь, многие подумают, будто ты явился засвидетельствовать свое почтение, и будет очень плохо, если тебя вдруг сочтут другом Иосифа. Все примутся просить отсрочки. Прощай, мытарь.

Иосиф повернулся к мытарю спиной, а тот и сопровождавшие его солдаты сплюнули в сердцах и ушли.

Как было бы хорошо, если бы в один прекрасный день яйца научились летать! Но яйца не куропатки, нет, а орла.

Глава XIII
Иоканаан

Хлеб пекли и съедали. Ласточки улетали и возвращались. Запахи шалфея и лаванды возносились ввысь, умирали и вновь рождались. Мангусты съели много землероек, а ежи бесстрашно бросали вызов кобрам. Прошло два года. Хлеб часто бывал горьким.

В синагоге Иисус пел:

«О, если бы народ Мой слушал Меня и Израиль ходил Моими путями!

Я скоро смирил бы врагов их, и обратил бы руку Мою на притеснителей их».

Вскоре Иисусу исполнится восемнадцать лет. Иосиф стремительно угасал. Порой его голос был едва слышен и сказанное им невозможно было различить. А голоса других он давно уже плохо слышал.

Однажды зимним вечером Иисус увидел молодого человека, стоявшего перед Иосифом и почтительно слушавшего его. Вероятно, это был новый ученик.

– Сын мой, – сказал Иосиф, – это твой троюродный брат Иоканаан, сын Елизаветы, двоюродной сестры твоей матери, и священника Захарии. Он твой ровесник, поскольку родился всего лишь на несколько месяцев раньше тебя. Он решил навестить нас.

– Дорога из Иудеи неблизкая, – сказал Иисус.

– Я прибыл не из Иудеи, а из Птолемаиды, – пояснил Иоканаан. – Там живут родственники моего отца. Мои родители умерли. Я навещаю тех, кто еще жив, перед тем как исчезну на длительный срок.

– На длительный срок? – удивился Иисус.

– На очень длительный срок.

Иоканаан был худым – сущий скелет, – а его смуглая, коричневая до черноты кожа вызывала в памяти образ едва остывшей головни.

– Ты отправляешься в заморские страны? – спросил Иисус. Молодой человек, казалось, смутился.

– Нет, я ухожу в пустыню, туда, за Хеврон.

Иоканаан улыбнулся, словно извиняясь за столь загадочный ответ. Его зубы сверкнули на темном лице, словно меч, от которого летели ослепительные искры. Но глаза оставались серьезными.

– Сколько же времени ты пробудешь с нами? – спросил Иисус.

– Одну ночь. Завтра я уйду.

– Сейчас будет готов ужин, – сказал Иосиф. – Помогите мне.

Пришел Самуил и сказал, что закрыл мастерскую. Иосиф велел Иисусу и Иоканаану умыться вместе с учениками. Когда они вернулись, Мария принялась расспрашивать племянника о своей сестре. Она не могла сдержать слез.

Иосиф заснул прямо за столом. Иисус и Иоканаан перенесли его на кровать.

– Пойдем, прогуляемся немного, – предложил Иисус после ужина.

Они закутались в плащи и пошли вдоль озера.

– Но что ты собираешься делать в пустыне? – спросил Иисус.

– Я отправляюсь в Кумран. Это монастырь недалеко от Мертвого моря. Монастырь ессеев. Ты слышал о ессеях?

– Да, но очень немногое.

Ветер плотно прижимал ткань к телу.

– Почему ты остановил свой выбор на ессеях? – настаивал Иисус.

– Их не коснулся разврат, – ответил Иоканаан.

Они дошли до предместья, вытянувшегося вдоль берега. Казалось, ветер намеренно искажал темные очертания домов.

– А чем ты раньше занимался? – спросил Иоканаан.

– Так, ничего особенного. Я учился ремеслу моего отца. Четыре года назад мы ездили в Иерусалим. Я побывал в Храме в сопровождении одного моего друга. Тогда я хотел быть священником. Пришел один священник, потом второй, потом, наконец, третий… Они были очень недовольны моими высказываниями. Затем за мной пришел отец, и все встало на свои места.

– На свои места?

– Духовенство превратилось в продажную шайку мошенников, а мой отец стал изгнанником. Но он слишком стар, чтобы его преследовали за убеждения. Я хотел быть священником, но это невозможно, поскольку мой отец тот, кто он есть на самом деле, и поскольку…

Ветер налетел весьма кстати.

– Почему ты хотел стать священником? – спросил Иоканаан.

– Потому что я заинтересовался тем немногим, что отец читал мне из Книг.

– А теперь ты больше не хочешь быть священником?

– Теперь не знаю. А в Кумран уходят, чтобы изучать Книги?

– Да, там изучают Книги, но вовсе не для того, чтобы потом вернуться в Иерусалим. Это делают, чтобы навсегда остаться там или присоединиться к другим ессейским сообществам.

– Но это же настоящая ссылка, изгнание!

– Если смотреть со стороны, да.

– А если не со стороны?

Порыв ветра со свистом пронесся между ними, словно намереваясь навсегда разлучить их.

– Это значит принадлежать к избранным. Одна эпоха подходит к концу, а другая эпоха только занимается. Понимаешь?

Однако Иоканаан всей душой чувствовал, что мысли Иисуса блуждали где-то далеко, словно он не понимал своего собеседника.

– Конечно, как ты правильно сказал, весь этот мирок прогнил насквозь. Трухлявое дерево всегда рассыпается в прах. Погибающие деревья в конце концов падают, а умирающие люди умирают. Следующая эра уже родилась.

Вдали мигали огни Капернаума. Иоканаан и Иисус остановились на косе, на которую накатывали волны, словно хотели поглотить ее.

– Какое же место во всем этом занимают ессеи?

– Они порвали все отношения с другими священниками и готовятся в одиночестве.

– К чему готовятся?

– К концу. Возможно, к концу света. Во всяком случае, к концу этого света.

– Не думаю, что это поможет нам избавиться от римлян. Мы, так и оставшись рабами, просто погибнем вместе с ними, – медленно произнес Иисус. – Единственная проблема заключается в присутствии римлян. Пусть они уйдут, и тогда мы вплотную займемся развращенными священниками.

– Но мы не можем избавиться от римлян, – заметил Иоканаан.

– Да. Даже если бы мы все стали зелотами, мы не смогли бы избавиться от них. И тем не менее…

Они пошли к дому.

– Но ради чего жить затворником в монастыре в глубине владений дьявола? – нетерпеливо воскликнул Иисус. – Если действительно наступит конец света, будет хорошо только ессеям.

– Их следует понимать совершенно по-другому! – возразил Иоканаан. – Они стараются быть справедливыми.

– Живя в пустыне, это не так уж трудно! – заметил Иисус.

– Жизнь в Кумране отнюдь не легкая!

Они шли вдоль гавани. Рыболовы недовольно ворчали, вытаскивая свой небогатый улов.

– В прежние времена ессеев преследовали. Да и теперь гонения могут вновь начаться, – заговорил Иоканаан. – Один из их учителей, которого ессеи до сих пор уважают и зовут Учителем Справедливости, был убит в день праздника Йом Кипура.

– Когда? Мне об этом никто ничего не рассказывал.

– Полтора столетия назад.

– Почему?

– Он был приговорен к смерти правящим тогда царем Александром IV Яннаем, который был также первосвященником в Иерусалиме. Ессеи называют этого царя Злым священником.

– Похоже, все возвращается на круги своя. Или же священники всегда плохие и злые. Но какую выгоду извлекают ессеи, объявив вечный траур по Учителю Справедливости?

– Они ожидают прихода другого учителя, который будет помазанником Божьим. Этот Мессия будет одновременно и Мессией Аарона, и Мессией Израиля. Понимаешь? Мессия Аарона восстановит Закон, а Мессия Израиля прогонит злых людей.

– И римлян тоже?

– Римляне всегда относились к злым людям.

– А разве Учитель Справедливости не был Мессией?

– Нет, он не получил помазания. Мессия будет выбран Господом. Ангелы прикажут ему встать и надеть семь одежд, знаки священнического отличия, перечисленные в Исходе, а затем они совершат обряд помазания, – торжественным тоном пояснил Иоканаан. – Они возведут его в Божественный сан избранного священника.

– Это будет человек? – поинтересовался Иисус.

– Да.

– Но как ты узнал обо всем этом?

– Ессеи живут не только в Кумране. Несколько месяцев назад я встретился с одним ессеем на берегах Иордана и долго беседовал с ним.

– А потом? – спросил Иисус. – Что станет с первосвященником в Иерусалиме и всем остальным духовенством? Что произойдет с Храмом?

– С появлением Мессии лжецы будут выявлены. Что касается остального, то я не знаю.

Они замолчали. Сделав несколько шагов, Иисус вновь спросил:

– А римляне?

– Кто такие римляне, чтобы помешать воле Господа? – высокомерно произнес Иоканаан. – Ты что, утратил веру?

– Нет, но Господь не запрещает прислушиваться к голосу разума при обсуждении житейских вопросов, а в данном случае речь идет о деле житейском, не правда ли? Надо освободить народ от римлян, которые подчинили себе духовенство.

– Исключительно житейских дел не существует, – возразил Иоканаан. – И не существует запретного для Господа.

– Ты останешься в Кумране до прихода Мессии?

– Я останусь в Кумране до прихода Мессии, – твердо сказал Иоканаан.

Они подошли к дому.

– Ты сирота, – сказал Иоканаан. – Я это чувствую по твоему смятению.

Мария постелила Иоканаану в комнате Иисуса. Иоканаан и Иисус разделись в темноте, не став зажигать светильника. Иисус сразу же заснул, но вскоре проснулся: ему приснился кошмарный сон. Он видел священника в пурпурных одеяниях, которые на самом деле оказались лохмотьями, пропитанными кровью. Он прислушался к ровному дыханию Иоканаана и позавидовал его уверенности. Ключи к тайнам хранились во внешнем мире, а Капернаум был всего лишь городом, расположенным далеко от Иерусалима. Но куда податься? С чего начать? Рассвет застал Иисуса спящим, но мокрым от пота. Он открыл глаза и увидел, что Иоканаан склонился над ним.

– Тебе снился сон, – сказал Иоканаан. – Ты разговаривал во сне.

– Что я говорил?

– Ты звал меня.

Холодная вода прогнала ночные тревоги.

Иоканаан простился с родственниками. Иисус пошел его провожать.

– Вот что я тебе скажу напоследок, – заговорил Иисус. – Многие люди полагают, будто действуют по Божественной воле.

– Такого не случится. Будут знаменья.

– Какие знаменья?

– Знаменья, – повторил Иоканаан. – Ангелы…

И он нетерпеливо взмахнул рукой.

– Появится только один Мессия! – уверенно сказал Иоканаан.

Иисус покачал головой. Иоканаан больше ничего не знал. Когда троюродный брат ушел, Иисус долго стоял на берегу, позволив себе поддаться пленительности волн.

Глава XIV
Смерть плотника

Подросток исчез. Кожа приобрела бронзовый оттенок, отросла борода, мышцы налились силой. Последнее очарование ранней юности испарилось.

Матери, имеющие дочерей, с интересом поглядывали на Иисуса, да и девушки тоже. Никаких родственников, даже дальних. Процветающая мастерская, которая скоро перейдет к нему по наследству. Делались намеки, порой даже с ненавязчивой помощью раввина. Велись долгие разговоры, во время которых тактично обсуждали вопросы нравственности и состояние дел. Но Иосиф оставался глухим, а Иисус держался отстраненно, Досада породила пересуды. Мария забеспокоилась.

– Не пора ли тебе жениться? – спросила она. – Уже ходят всякие слухи.

– Я подумаю.

– Ты думаешь о девушке, руки которой не сможешь добиться?

– Нет.

– Неужели тебе не подходит ни одна из тех, о которых тебе говорили?

– Они мне все подходят, но я не собираюсь жениться.

– Даже пророки брали себе жен.

– А ессеи не берут себе жен.

– Ессеи? – повторила ошеломленная Мария.

Марии все же удалось растолковать Иосифу, какая у них возникла проблема. Старик долго молчал, потом сказал:

– Если дерево принесет плоды зимой, птицы съедят их.

Марию охватило отчаяние.

– Садовник знает, – продолжал Иосиф, – в какое время года нужно сеять, чтобы собрать урожай. Но ветер сеет наугад.

Мария закрыла лицо покрывалом и вышла из комнаты. Иисус все слышал. На следующий день Иосиф умер.

Иисус часами сидел у изножья кровати, на которой лежало тело, такое легкое, что можно было подумать – оно сделано из перьев и ветра. Он размышлял о чести и гордости, о преданности и призвании. Садовник признал растение, посеянное ветром. Да, это так.

Подмастерье Самуил купил шесть фунтов мирры и столько же фунтов алоэ. Женщины обмыли тело, связали ноги тесемками, подвязали подбородок и положили усопшего на саван. Они сбрызнули ароматами то, что осталось от плотника, и приготовили для лица содовый раствор, который должен был поглощать трупные испарения. Наконец они завернули тело в саван, оставив лицо открытым, как того требовал обычай. И только после того, как женщины воскурили ладан, они впустили Марию и всех собравшихся в комнату, где находился покойник.

Отдать последние почести Иосифу пришли десятка два человек.

– Пусть молитвы всех сынов Израилевых будут услышаны Отцом нашим небесным, – читал Иисус.

Мария машинально повторяла за сыном слова кадиша. Ее глаза оставались сухими. Она давно воспринимала Иосифа скорее как отца, чем как супруга. И она облачилась в траур уже давно, а вовсе не теперь, для похоронной церемонии.

Когда все заупокойные молитвы были прочитаны, в тот самый момент, когда в комнату вошел раввин, Иисус положил на саван ермолку священника, кем и был, в сущности, Иосиф.

– Господь наш милосердный, – нараспев говорил Иисус, глядя раввину прямо в глаза, – ты глаз, который все видит, ухо, которое все слышит. Откликнись на мою мольбу о Твоем священнике Иосифе и пошли Михаила, предводителя Твоих ангелов, и Гавриила, посланца света, и легионы Твоих ангелов, чтобы они сопровождали душу Твоего служителя, моего отца, до тех пор пока она не прилетит к Тебе.

Мужчины положили тело на носилки. Иисус взялся за переднюю правую ручку, подмастерье Самуил – за переднюю левую ручку, а два ученика взялись за задние ручки. Они вышли из дома и пошли вдоль моря по дороге, ведущей к кладбищу. Самуил заранее выбрал склеп, где тело будет лежать до тех пор, пока не высохнет. Через два-три года они перенесут его в последнее пристанище – яму длиной шесть футов и глубиной три фута, где останки плотника окончательно рассыплются в прах.

Затем Иисус и все, кто прикасался к трупу, отправились в баню, чтобы совершить очистительное омовение, а из бани – в дом, который отныне принадлежал Иисусу. Там они преломили хлеб с родственниками и друзьями в печали об умершем. Раввин тоже пришел. Во время трапезы он напомнил, что, согласно обычаю, мастерская должна быть закрыта в течение тридцати дней.

– Все мы люди бедные, – возразил Иисус. – А те, кто работает со мной, еще больше нуждаются в хлебе насущном, чем я. Если я закрою мастерскую, им придется занимать деньги, чтобы прокормить жен и детей. Обогащение ростовщиков не позволит душе моего отца быстрее обрести покой на груди Своего Создателя. Завтра мы будем работать, как обычно. Мы будем держать тело в чистоте, не станем одеваться в лохмотья и не позволим вшам поселиться в наших волосах. Горе – это не зрелище для праздных зевак!

Раввин остолбенел.

– Открыть мастерскую завтра? Но это значит бросить вызов всем нашим обычаям! И никто не сделает вам новых заказов и не заберет готовые изделия, за исключением язычников! – в ярости вскричал он.

– В таком случае мы будем брать заказы у язычников. И скажем, что лучше брать заказы у язычников, чем позволять им выбирать наших священников. А теперь вы прочтете молитву или за вас это сделаю я?

Скрепя сердце раввин встал и прочитал сначала благодарственную молитву, а затем молитву за упокой души Иосифа. Когда он закончил, Иисус запел псалом:

«Дни человека, как трава; как цвет полевой, так он цветет.

Пройдет над ним ветер, и нет его, и место его уже не узнает его.

Милость же Господня от века и до века к боящимся Его.

И правда Его на сынах сынов, хранящих завет Его и помнящих заповеди Его, чтобы исполнять их».

Подмастерье и ученики покачали головами, простились с Иисусом и ушли. Лишившись слушателей, раввин тоже покинул дом Иисуса.

– Люди и так злословят, поскольку не понимают, почему ты до сих пор остаешься холостым. Сегодня вечером они найдут еще одну причину для пересудов. А завтра начнут искать другую мастерскую, – сказала Мария.

Действительно, на следующий день никто не пришел к Иисусу.

Еще через день неподалеку собралась небольшая толпа зевак, решивших лично проверить слухи, будто Иисус, сын плотника Иосифа, не прекратил работать, как это предписано обычаями, Подмастерье Самуил ворчал, сетуя на то, что они не прервали работу, чтобы не потерять месячное жалованье, но теперь рискуют потерять работу навсегда. Он пошел относить готовое изделие заказчику, однако в том доме его встретили очень недружелюбно.

Вскоре пришел раввин и стал жаловаться, что Иисус, который, между прочим, родился не в Капернауме, сеет смуту среди местных жителей, поскольку не соблюдает установленных для всех правил.

– Существует только одно правило, которое необходимо соблюдать, – это Закон, – парировал Иисус. – Обычаи, о которых вы столь часто упоминаете, установлены людьми, а не всемогущим Господом. Если бы ваша паства неукоснительно соблюдала Закон и меньше думала об обычаях, мы не остались бы без работы.

– Кто вам позволил ссылаться на Закон, вам, кто не изучал его? – кричал возмущенный раввин.

– Любой человек может ссылаться на Закон, поскольку он существует для всех.

– Я надеялся, что вы раскаетесь, – сказал раввин и ушел, кипя от яростного негодования.

Иисус отправился в мастерскую, чтобы разъяснить сложившуюся ситуацию. Он объявил, что решил насовсем закрыть мастерскую после того, как выплатит всем жалованье.

– Это случилось по вине раввина! – запричитали ученики.

– Нет, – твердо сказал Иисус, покачав головой. – Если свирепствует чума и какой-нибудь человек заболевает, это не его вина. Раввин болен чумой.

В тот же день после полудня приехали Иуст, Симон, Иуда и Иаков в сопровождении Лидии и Лизии. Иисус повел их на могилу Иосифа, а затем домой, чтобы еще раз преломить хлеб в печали об умершем.

Они поговорили о пустяках, а потом Иуст спросил:

– Отец что-нибудь оставил нам?

– Он владел только мастерской. Если кому-нибудь из вас она нужна, пусть забирает ее, – ответил Иисус.

Они с удивлением посмотрели на него. Иисус объяснил, что у него возникли серьезные разногласия с жителями Капернаума. В течение нескольких минут все молчали. Затем Симон заметил, что отец, несомненно, поступил бы так же, как Иисус. Более того, он предложил Иисусу переехать в Вифлеем и поселиться вместе с ними.

Иисус покачал головой.

– Я не смогу спокойно жить в Иудее, откуда некогда бежал мой отец. Я не смогу жить так близко от Храма, священники которого жиреют на дарах, преподносимых Господу. Даже здесь, в Капернауме, подвалы синагоги забиты зерном в ожидании неурожайного года – ведь тогда раввин продаст его в десять раз дороже, к тому же насыпая неполные меры. Я уеду отсюда и буду ждать бурю.

– Бурю? – переспросил Иуст.

– Бурю, – подтвердил Иисус.

Чуть помедлив, он пояснил:

– Придет человек, и тогда разразится буря!

Они казались совершенно сбитыми с толку. Перед тем как лечь спать, они предложили, чтобы после отъезда Иисуса Мария перебралась к Лидии или к Лизии. Забота и прощение.

Ночь выдалась холодной и ясной. Звезды походили на слова, написанные серебром. Но никто не мог понять их смысл.