Текст книги "Человек, ставший Богом. Мессия"

Автор книги: Жеральд Мессадье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

– Ты будешь купаться вместе с ними? – спросил Иисус.

– Да, я пока еще новообращенный. Но через три недели я стану братом.

И хотя Езекия был всего лишь новообращенным, он избегал малейшего прикосновения к своему новому подопечному. Непроизвольный толчок локтем заставил его подскочить, а Иисус с трудом подавил улыбку.

Когда все смолкли – вероятно, здесь было человек тридцать, – раздался голос:

 
«Он не искупит свои грехи
И не очистится в прозрачных водах,
И моря и реки не освятят его,
И не очистят его все благословенные воды.
Нечистым, нечистым он останется до тех пор,
Пока будет нарушать заветы Господа».
 

По обе стороны чтеца стояли раввины и внимательно наблюдали, как новообращенные по очереди спускались в бассейн, окунались с головой, растирали тело мочалкой из растительных волокон, а затем заходили в палатку, где переодевались в белое платье. Один служка шестом собирал мокрые браки и бросал их в лохань, а второй уносил наполнившуюся лохань и приносил пустую.

Когда наступила очередь Иисуса, Езекия сказал ему:

– Раздевайся, но браки не снимай.

Иисус спустился по трем ступенькам, оказался по пояс в удивительно прохладной воде, фыркнул от удовольствия, потер кожу тыльной стороной кисти, поскольку мочалки у него не было, и задумался, действительно ли он смыл с себя все грехи. Потом он вышел из бассейна и принялся искать свою одежду, но не нашел.

– Я взял твою одежду, чтобы выстирать, – сказал один из новообращенных, протягивая Иисусу сухие браки и белое платье. – В палатке ты найдешь кусок чистого полотна, чтобы вытереть тело.

Пока Иисус вытирался в стороне от любопытных глаз, чтец продолжил свой монолог:

 
«…И только духом святости
В стремлении к совместной жизни в Его истине
Он будет очищен от всех грехов
И сможет созерцать свет жизни».
 

Иисус связал волосы, предварительно расчесав их деревянным гребнем, который чья-то заботливая рука положила в палатку специально для купальщиков. Он вышел из палатки, толком не зная, куда идти, и поспешил за новообращенными, вереницей направлявшимися к главному зданию. Он очутился в зале высотой семь-восемь локтей, шириной около сорока локтей и длиной примерно десять локтей. Там в два ряда, на значительном расстоянии друг от друга, стояли столы, к которым были приставлены скамьи. Новообращенные, нескольких из которых Иисус узнал в лицо, стояли у столов, расположенных ближе к двери, через которую он вошел. Другие столы, наверно, было предназначены для старших. Действительно, несколько минут спустя через другую дверь вошли мужчины постарше, и Иисус увидел среди них Иоканаана. Как и новообращенные, они стали перед столами с пустыми чашами.

Наконец появилась величественная персона с белой бородой, закрывавшей всю грудь, словно нагрудные латы. Пышная шевелюра прикрывала виски и спадала на плечи. А поскольку его волосы были влажными, Иисус сделал вывод, что он, как и все остальные, исполнил ритуал вечернего купания. За ним шли два раввина, Ефраим и Матфей – или их звали иначе? – которые расспрашивали Иисуса. Величественный мужчина воздал хвалу Богу за предоставленную ему милость вновь обратиться к всемогущему Господу с благодарственной молитвой. Все присутствующие хором повторяли за мужчиной. Еще он поблагодарил за силу, которой Господь наделяет его в течение всего дня, чтобы он мог выполнять свои обязанности. Мужчина замолчал, выжидая, пока присутствующие повторят все произнесенные им слова. Он также поблагодарил Господа за ниспосланную им пищу и за то, что Тот помог победить дух Зла, позволил уйти от беззаконий мира. Затем он сел, и в залу вошли кухари. Те, кто вошел через дверь для новообращенных, обслуживали только новообращенных, другие же подавали старшим. Большие глиняные сосуды, покрытые глазурью, в которых находился перепелиный суп с пшеничными зернами, с трудом несли по двое кухарей каждый. Трапезничавшие сами наливали суп в свои чаши большой деревянной ложкой. Затем величественному мужчине поднесли корзину с хлебами. Он символически разрезал один из хлебов на несколько кусков. Потом хлеба раздали всем присутствующим, и те последовали его примеру. После этого кухари принесли кувшины с вином. Величественный мужчина разбавил вино водой и велел раздать кувшины по столам.

Ужин длился полчаса, в течение всего этого времени присутствующие не обменялись ни единым словом. Когда все закончили есть, практически одновременно, руководивший трапезой встал, воздал хвалу Господу и ушел. Едва трапезничавшие направились к дверям, как в зале появились кухари. Они собрали жалкие остатки пищи и, как узнал впоследствии Иисус, сразу же закопали их в окрестных песках. «Должно быть, шакалам хорошо известно это место», – подумал тогда Иисус.

– А теперь ты должен будешь предстать перед нашим Советом, – сказал Езекия Иисусу участливым тоном. – И если ты действительно хочешь вступить в наше сообщество, возможно, тебе не следует повторять те умозаключения, которыми ты поделился сегодня с Иоканааном, а потом с Ефраимом и Матфеем.

Иисуса отнюдь не удивило, что оба священника рассказали о своей беседе с незваным гостем каким-то неведомым ему руководителям, но то, что так поступил Иоканаан, было неприятно и даже обидно. Однако, может быть, его заставили?

– А разве в моих умозаключениях есть что-то предосудительное? Разве они заслуживают порицания? – спросил Иисус. – Разве мы все не ищем истину, которая может родиться только в спорах?

– Истина уже найдена.

– Но как я узнаю о ней?

– Тебе достаточно просто слушать, – ответил Езекия.

Они вышли во двор, где вечерний ветер заставлял плясать пламя факелов и тени, падающие от небольших групп людей, которые обменивались тщательно подобранными словами – разумеется, они не вели никаких споров, – прежде чем отправиться спать. Иисус услышал, как один из них излагал собственную точку зрения на способ обжига больших глиняных изделий. Он стал искать глазами Иоканаана, но Езекия поторопил его.

Совет собрался в комнате, расположенной рядом с залой писцов. Тринадцать человек, среди которых находился и тот самый величественный мужчина, что распоряжался во время ужина, восседали на специальном помосте. Весьма изысканные светильники щедро заливали всю комнату ярким светом. Иисуса сопровождал Езекия, который, перед тем как удалиться, торжественным тоном провозгласил: «Кандидат прибыл!» Иисус попытался догадаться об умонастроении собравшихся по выражениям их лиц. Но судьи Кумрана ожидали конца света внешне совершенно невозмутимые. Глава совета призвал всемогущего Бога на помощь, и тотчас судья, сидевший по его правую руку, начал экзамен.

Имя, имена родителей, место рождения, возраст, ремесло, имена братьев и сестер, их занятия, родственники и свойственники… Какое образование он получил? О каких пророках рассказывал ему Иосиф? Кого из них он лучше всего помнит? Может ли он наизусть прочитать тексты? Знает ли он историю народа, избранного Богом? Ожидает ли он прихода пророка? Или Мессии? Почему Иосиф бежал из Палестины? Почему он порвал все связи с духовенством Храма? Как он женился во второй раз? Почему так поздно? Что говорил Иосиф об ессеях? Как Иисус узнал о них? Что ему известно об их учении? Умеет ли он читать, писать, считать? Знает ли он древнееврейский язык? А греческий?

Экзамен закончился лишь поздно вечером.

– Выйди ненадолго, но стой возле двери, – сказал один из судей, задававших вопросы.

Иисус ждал в зале писцов. Эти люди, оставались ли они все еще истинными иудеями? Что может случиться с иудеями, которые равнодушно смотрят, как их народ блуждает в потемках? Иисус подумал, не стоит ли ему немедленно покинуть это суровое место, чтобы отправиться, например, в Иерусалим. Однако тогда ему вновь придется стать плотником, поскольку он так ничему больше и не научился. Но даже если бы он познал многое, что это изменило бы? Иисус вздохнул. Там люди ведут нечестивую жизнь, здесь нечестивость изгнали, а вместе с ней и жизнь. Иоканаан превратился в какое-то бестелесное существо. Один. Иисус подумал о матери. И вдруг его охватила невыразимая тоска, ему захотелось вновь увидеть Сепфору и вора Иоахаза… Именно с такими людьми следовало переделывать жизнь, сказал он сам себе. В этот момент дверь открылась, и его попросили войти.

Другой судья принялся расспрашивать Иисуса о его здоровье и болезнях, которые он перенес. Затем судья сказал:

– Разденься, пожалуйста. Мы должны убедиться, что ты мужчина.

Иисус удивленно посмотрел на него. Судья настойчиво повторил просьбу, резко качнув головой. Иисус разделся, но браки не снял.

– И браки тоже.

Иисус разделся догола. Экзаменатор спустился с помоста, бегло окинул его взглядом, затем пощупал мышцы, осмотрел зубы, глаза и уши.

– Кандидат – мужчина, – заявил он, обращаясь к Совету, – и находится в добром здравии.

Иисус оделся.

Судьи вполголоса принялись обсуждать, кого из братьев назначить наставником Иисуса. Потом они решили, что у Иисуса будет два наставника: Езекия познакомит его с правилами общинной жизни, а Иоканаан займется религиозным обучением. Судьи послали за Езекией, чтобы сообщить ему о его новых обязанностях. Они уточнили, что Иисус будет работать в столярной мастерской или в поле – в зависимости от обстоятельств и необходимости.

– А жить он будет, – сказал глава совета, – в твоем доме, Езекия. Ступайте.

Двор был пустынным, его освещал только один факел. На башне дозорный вглядывался в горизонт на тот случай, если падут звезды, или чтобы вовремя заметить клубы красноватой пыли, которую поднимут легионы Демона. Они дошли до здания, разделенного на кельи, каждая из которых имела отдельный выход на улицу. Езекия открыл дверь своей кельи, зажег светильник, взял циновку, стоявшую свернутой в углу, встряхнул ее и сказал Иисусу:

– Вот твоя постель.

– Я хочу пить, – сказал Иисус.

– На подоконнике стоит кувшин.

Иисус с наслаждением пил чуть солоноватую воду, делая длинные глотки. Он устал. Затем они опустились на колени и прочитали молитву. Иисус буквально рухнул на циновку. Ветер нашептывал ему свои безумные вопросы. На небе сверкали звезды, не обращая внимания на людей, которые верили, что эти звезды скоро падут, поскольку иудеи заблудились. На краю Азии над рисовыми полями занимался день, а от дуновения утреннего ветерка на листьях гибискуса дрожали капельки росы.

Глава XX
Суд малодушных

Дни пролетали словно ветер, а ночи походили на песок, текущий между пальцев и оставляющий после себя пыль и прах. Мир, Иерусалим, Капернаум, Тивериада, города чужеземных стран – Дамаск, Антиохия, Пергам, то, как Мария завертывала хлеб в кусок полотна, а Иосиф проверял остроту лезвия рубанка, душистый запах, исходивший от апельсиновых деревьев и окутывавший раскисшую в конце зимы землю, крики детей, резвившихся около его родного дома в Капернауме, незатейливые воспоминания о хнычущем Аристофоре и Сепфоре, потерявшей сандалию ночью, – все превратилось в ветер или прах, уносимый ветром. Иисус научился сеять и выучил древнееврейский язык. Его мускулы приобрели твердость и медленно превращались в кремень. Удар по телу Иисуса мог бы высечь искры. Через несколько недель закончится испытательный срок. Кумран станет его Иерусалимом. Вероятно, когда-нибудь он снова увидит мир, если, конечно, его изберут одним из апостолов, которые разбредутся по свету, чтобы основывать новые центры ессейства.

Но мир, несомненно, будет продолжать существовать.

Иоканаан, которому поручили обучать Иисуса, все острее чувствовал, что молчание ученика вызвано томлением в его груди. Когда он начинал говорить о скором конце всего сущего, глаза Иисуса оставались равнодушными, и это равнодушие пугало Иоканаана. Образцовый ессей, он не мог больше выносить неверия этого всеми любимого новообращенного, неверия, более заметного, чем камень на пустом блюде. Безразличие ученика оказалось сильнее страстной увлеченности учителя, и, когда однажды Иоканаан вновь, почти с вызовом, заговорил о скором конце света, а карие глаза Иисуса одарили его непроницаемым, как агат, взглядом, он не выдержал:

– Ты не веришь в конец света?

Вряд ли это был вопрос, скорее констатация факта.

– Все миры когда-нибудь заканчиваются, – ответил Иисус. – Мир Моисея закончился. Закончился и мир Давида. А мы по-прежнему существуем.

Иоканаана передернуло.

– Мир не может навсегда закончиться только из-за нас, иудеев. На земле живут и другие народы. Невозможно обречь их на смерть только потому, что наши священники стали недостойными людьми. Необходимо предотвратить конец света, – добавил Иисус с печалью в голосе.

– Мы народ, избранный Богом, – напомнил ему Иоканаан.

– Мы есть, – произнес Иисус, – или мы были? Если мир не прекратил своего существования вместе с царством Давида или с разрушением первого Храма, то почему он должен прекращать свое существование сейчас?

– И это все, чему я тебя научил? – осуждающе проговорил Иоканаан.

– Факты наделяют нас знаниями, которые гораздо глубже тех, что может дать человек. – Помолчав, Иисус добавил: – Верить, что наступит конец света, – значит не замечать собственного скудоумия. Мы начали вырождаться, Иоканаан. Вот почему ессеи укрылись в пустыне…

Кровь хлынула Иоканаану в голову. Все это было невыносимо, но так ясно! Ясно, Господи, ясно, словно день Божий! Он бросился к Иисусу и схватил его за плечи, забыв обо всех запретах. Иисус спокойно сказал:

– Нам необходимо создать новое духовенство, но не такое, которое станет убегать в пустыню.

– Что же ты здесь делаешь? – прошептал Иоканаан.

– Да я уже и сам не знаю.

Иоканаан вышел. Целых три дня он старался вновь обрести утраченное равновесие, само дыхание, но безуспешно. Он теперь не дышал, а задыхался. Утром четвертого дня Езекия попросил его поговорить с Елифасом, новообращенным, делившим келью с Иисусом. Елифас был семнадцатилетним юношей, не способным уследить за двумя мыслями одновременно, весь на виду, словно мед, намазанный на кусок хлеба. Тон Езекии насторожил Иоканаана. Иоканаан решил, что полдень – самое подходящее время, чтобы вызвать Елифаса на откровенный разговор.

– А потом? – спросил сидевший напротив Елифаса Иоканаан, набычившись. Он чувствовал, как от волнения у него на шее вздулись вены.

– Я же тебе сказал, – жалобно пробормотал новообращенный. – Я услышал шум.

– Елифас, брат мой, – примирительно произнес Иоканаан, – понимаешь ли ты, что все это могло тебе присниться?

– Мне ничего не приснилось, – с вызовом сказал Елифас. – Разве я не говорил, что этот шум меня разбудил? А когда я проснулся, я уже больше не сомкнул глаз.

Иоканаан скрестил на груди руки, закрыл глаза а когда открыл их, посмотрел сначала на чистое небо, затем на молодого человека.

– Готов ли ты поклясться перед руководителями нашего Совета, что прошлой ночью ты видел, как Иисус парил над землей?

– Если руководители прикажут мне поклясться, я поклянусь, – ответил раздосадованный Елифас.

– Идем со мной, – сказал Иоканаан.

Иоканаан попросил Ефраима и Матфея собрать Совет на чрезвычайное заседание.

– Но есть связь, – скороговоркой сказал Иоканаан на ходу, – есть связь. Иисус и Учитель Справедливости…

Иоканаан вспомнил об Учителе былых времен, казненном Злым священником, Александром Яннаем, узурпатором. Он вспомнил об Учителе Справедливости, вожде ессеев, приговоренном к смерти главой духовенства Иерусалима. Ведь смерть Учителя Справедливости предвосхищала появление Мессии, человека из Давидова колена… А разве Иисус не принадлежал к Давидову колену? Иоканаан, в отличие от всех других, знал об этом. Но он не мог сразу открыть тайну Совету. Надо было, чтобы Совет сначала во всем разобрался сам. Едва он подошел к двери комнаты, где шло заседание, как вспомнил, что говорил об Иисусе Ефраим: «Это так необычно». И в самом деле необычно. Он постучал в дверь, и ему разрешили войти. Вне всякого сомнения, члены Совета, увидев смущение на лице Елифаса, решили, что новообращенный совершил какую-то серьезную ошибку. Матфей даже думать боялся о мастурбации. А ведь сбивчивая речь Иоканаана действительно пробудила в нем тревогу, заставила предположить столь неприятный инцидент. В самый разгар дня Езекия нашел Елифаса спящим на складе кож, позади кожевенной мастерской, и, заподозрив, что в неурочный час молодой человек уснул из-за каких-нибудь ночных приключений, хотя его возраст и положение должны были бы обеспечивать глубокий сон, попросил объяснить, почему Елифас спит днем, да еще скрываясь от всех. Елифас начал бормотать что-то невразумительное, изо всех сил стараясь сделать свой полный недомолвок рассказ более или менее связным. Езекия, у которого были дела поважнее, поручил во всем разобраться Иоканаану, который, впрочем, тоже был наставником Елифаса. Испугавшись, что его накажут, Елифас наконец рассказал о подлинной причине своей бессонницы. Он не хотел говорить о ней только потому, что боялся, как бы его не приняли за сумасшедшего. Он проснулся от глухого удара, словно чье-то тело упало на соседнюю циновку. И тогда он открыл глаза и увидел, как его собрат по келье Иисус, казавшийся невменяемым, стал подниматься над полом.

Ефраим и Матфей скривили физиономии. Они не могли созвать Совет, не проверив надлежащим образом подлинность этого неимоверного события. В течение целого часа они задавали Елифасу самые каверзные вопросы, но новообращенный в своем повествовании не изменил ни единого слова. Ефраим и Матфей были не просто растеряны – они пришли в сильнейшее замешательство. Никто не видел подобных чудес после…

– Да, – подтвердил Иоканаан, – после смерти Учителя Справедливости.

Матфей отправился за главой Совета, Учителем, а тот, в свою очередь, велел ему собрать всех остальных. Чрезвычайное заседание Совета должно было состояться в третьем часу. Нельзя допустить, чтобы столь необычное дело не было решено до наступления ночи. Иоканаан и Елифас бесцельно бродили по большому двору. Езекия присоединился к ним.

– Ну что? – спросил он.

– Они созвали Совет.

А где в это время был Иисус? В столярной мастерской.

В третьем часу Совет собрался на заседание. Иоканаана тоже попросили присутствовать, причем его одного, поскольку он был наставником и Елифаса, и Иисуса.

– Дверь оставалась открытой, – начал свой рассказ Елифас, – поскольку в доме было очень жарко и когда мы вернулись, мой брат Иисус и я, то не стали ее закрывать. Было полнолуние. Меня разбудил шум, раздавшийся в келье, словно человеческое тело упало на циновку. Меня охватило странное чувство, и я повернулся в ту сторону, где спал мой брат Иисус. Я увидел…

У Елифаса перехватило дыхание.

– Что ты увидел? – спросил Ефраим.

– Я увидел, как Иисус, присев на корточки и закрыв глаза, парил над циновкой.

– Вероятно, тебе приснился сон, – высказал предположение Ефраим.

– Нет, потому что меня разбудил шум и я больше не заснул… до самого утра.

– Его нашли спящим в кожевенной мастерской незадолго до полудня, – напомнил Иоканаан.

– Значит, у тебя было видение, – сказал Ефраим. – Иисус сидел на корточках. Но было темно, и ты подумал, что он парит в воздухе.

– Отец мой, – настаивал Елифас, – я видел лунный свет под ним на его циновке! Чуть позже опять раздался шум, такой же как в первый раз. Мой брат Иисус упал. Через довольно-таки продолжительное время он открыл глаза, сказал, что мне не надо ничего бояться, и заснул.

– Он сказал, что тебе не надо ничего бояться?

– Да.

– На какой высоте он парил?

– Примерно на такой, – сказал Елифас, проведя ребром ладони по своим коленам.

Члены Совета переглянулись.

– Расскажи теперь, какие еще шумы ты слышал, – сказал Иоканаан.

– Иногда по ночам я слышал такие же шумы и раньше. Но я не придавал им значения, хотя и просыпался. Я думал, что это Иисус ворочается на своей циновке.

– Как долго это продолжалось?

– Я не считал. Пожалуй, несколько недель.

Лица членов Совета стали мрачнее тучи. Елифаса отпустили, предварительно взяв с него клятву хранить молчание.

– Похоже, этот молодой человек говорит правду, – сказал Учитель растерянным тоном. – Однако, чтобы принять эту правду, нам требуется помощь всемогущего Господа. Иоканаан, знал ли ты, что твой родственник и подопечный Иисус умеет творить чудеса?

– Нет.

– Некоторые из нас, – продолжал Учитель, – видели неблагоприятные знаки. Присутствующий здесь Даниил видел, как ночью невидимая рука сорвала покрывало с его ложа. Но те знаки, о которых поведал нам юный Елифас, не могут считаться неблагоприятными, по крайней мере до нового толкования. Эти знаки кажутся мне пророческими. Как вы думаете, братья?

– Действительно, пророками могут быть только те люди, которые, как говорят, умеют парить в воздухе, – откликнулся Ебенезер. – Но имеем ли мы право предположить, что Иисус – пророк?

– Нам придется обсудить этот вопрос после того, как мы расспросим самого Иисуса. Мы сейчас же вызовем его. Но сначала, Иоканаан, мы хотим знать, какое у тебя сложилось мнение об этом новообращенном.

– За двадцать месяцев он не совершил ни единой оплошности. Он редко о чем-либо рассуждал. Когда Иисус только пришел к нам, его беспокоила судьба других иудеев. Но сейчас он больше не говорит на эту тему.

– Все это ничего не доказывает, – прошептал Учитель.

– Некоторые из наших братьев, живущих в Галилее, – заговорил Ефраим, – сообщают нам новости о внешних сообществах, а порой и об окружающем их мире. Так вот, они рассказывали мне о подобного рода чудесах, приписываемых кудесникам, некому Досифаю, который вызывает молнию в комнате, и некому Аполлонию, являющемуся людям в двух местах одновременно. Мог ли твой родственник научиться у этих людей искусству подниматься в воздух?

– Я знаю, что Иисус много путешествовал, – ответил Иоканаан. – Однако сомневаюсь, чтобы эти люди обучили его магии. Он обязательно рассказал бы мне.

– Возможно, он нарочно утаил это от тебя, – сказал Учитель. – Приведи Иисуса!

«Тревога! Тревога!» – стучало в голове у Иоканаана.

Как Совет сумеет отличить магию от проявления Божественной воли? Он ждал Иисуса столько лет, и если сейчас Иисус уйдет…

– Но ведь он не кудесник, – прошептал Иоканаан, подходя к мастерской.

Иисус прилаживал новую планку к низу двери, поврежденной песком или, возможно, обгрызенной крысами. Он спокойно посмотрел на Иоканаана.

– Какие добрые вести ты принес мне, мой учитель?

– Мне надо серьезно поговорить с тобой.

– Через эту дверь беспрепятственно проникают скорпионы и другие твари. Однажды здесь видели даже гадюку.

Иоканаан весь был как на иголках.

– У тебя взволнованный вид, мой учитель. Или я ошибаюсь?

– Ответь мне: ты кудесник?

– Даже если я кудесник, то сам ничего не знаю об этом. Понимаю, Елифас все рассказал.

Иоканаан кивнул.

– Я не вправе сердиться на него. Он еще так молод! Полагаю, он рассказал обо мне Езекии, а Езекия поставил в известность наших учителей.

Иоканаан вновь кивнул.

– И сейчас Совет собрался на заседание, а тебя отправили за мной?

– Прежде чем мы пойдем туда, поклянись, что ты не кудесник!

– Да разве я об этом знаю?! – раздраженно воскликнул Иисус. – Я встречался с кудесниками, но судить могу только об их речах, а не о тех силах, выразителями которых они, похоже, являются.

– А выразителем каких сил являешься ты? – спросил Иоканаан, дрожа от нервного возбуждения.

– Я не знаю, являюсь ли я выразителем каких-либо сил, но если и так, то не думаю, что помогаю Злу. Пойдем!

Иисус в сопровождении Иоканаана, идущего сзади, быстрым шагом направился к зале заседаний Совета и вошел первым, не став дожидаться, пока Иоканаан введет его. Он окинул взглядом тринадцать мужчин, при этом лицо его не выражало никаких чувств.

«Еще одно судилище, – подумал Иисус, – по-прежнему судилища и экзамены, по-прежнему судьи и надзиратели. Да, судьи и надзиратели, делающие вид, будто устанавливают истину, стоят друг друга…»

– Иисус, – заговорил Учитель, – мы собрались здесь, чтобы расспросить тебя об очень серьезных вещах, касающихся непосредственно тебя. Сегодня утром мы узнали от Елифаса, новообращенного, делящего с тобой келью, что прошлой ночью ты парил в воздухе. Хочешь ли ты, чтобы мы попросили Елифаса свидетельствовать?

– Нет. Он сказал правду.

– Елифас также дал нам повод подозревать, что подобные чудеса происходили с тобой и ранее. Это правда?

– Да.

– Мы желаем знать, каким образом ты совершаешь это чудо.

И они все наклонились вперед в ожидании ответа. На лбу Иоканаана блестели крупные капли пота.

– Я не совершаю, как вы говорите, чудес по собственной воле.

От удивления они вытаращили глаза.

– Я не могу сам сотворить чудо, даже если очень захочу. У некоторых членов Совета вытянулись лица.

– Я знаю лишь то, что чудо происходит, когда я молюсь.

– Господу? – прошептал Учитель.

– А кому же еще?

Иисус посмотрел на пол, вымощенный плитами.

– Но я говорю не о читаемых молитвах, а скорее о медитации.

– О медитации? – суровым тоном переспросил Учитель.

– О порыве… соединиться с Господом.

Судьи обменялись недоверчивыми взглядами.

– Мы все молимся, да и медитируем тоже. Однако нам никогда не доводилось парить над землей, – заметил Учитель.

– Возможно, ты используешь… особенные средства? – спросил Даниил.

– Но где я мог узнать о них? Хочу сказать, что я поднимаюсь над землей только в тех случаях, когда моя медитация особенная.

– Особенная, – задумчиво повторил Учитель.

– Да, когда я полностью забываюсь, ничего не прошу у Господа, а все слова вылетают из моей головы.

– Как слова могут вылететь из головы? Разве что во сне? – спросил Учитель.

– Если думать только о Господе, слова исчезают. Тело тоже.

– Как это – тело тоже? – удивился Ебенезер.

– Тело тоже, – повторил Иисус. – Оно становится холоднее. Дыхание замедляется, ты больше не ощущаешь себя.

Члены Совета совсем растерялись.

– Чаще всего это происходит ночью, когда завершается процесс пищеварения, – добавил Иисус.

– Ты регулируешь дыхание, чтобы сотворить чудо? – уточнил Учитель.

– Нет. Говорю же вам, я не могу сотворить то, что вы называете чудом. Но я слышал, что некоторые люди действительно творят чудеса, управляя своим дыханием.

– Некоторые люди? – удивился Учитель.

– Ученики и последователи кудесников.

– Ты встречался с кудесниками?

– Да, с Досифаем.

– И он обучил тебя всевозможным трюкам?

– Нет.

– Не думал ли ты когда-либо, что твое… вознесение происходит при помощи Демона? – спросил Учитель.

– Не думаю, что Демон является, когда я обращаюсь к Господу.

– Но всем известно, что Демон увивается вокруг верующего, когда тот молится, – возразил Ефраим. – Как ты можешь знать, что это не он поднимает тебя во время молитвы?

– Возможно, меня поднимает Демон, но уж точно не он позволяет мне видеть свет Господа.

– Ты видишь свет Господа, когда молишься? – неожиданно резко спросил Учитель.

– Да, ночные тени исчезают, растворяются в свете, более чистом и прозрачном, чем свет Солнца.

– Что еще?

– Мое тело немного приподнимается, поскольку оно материально, но душа возносится гораздо выше.

– На какую высоту они поднимаются, твои душа и тело?

– В большинстве случаев мое тело не поднимается выше уровня коленей, иногда чуть выше бедер, но душа летает так же высоко, как бумажный змей. Я сверху вижу землю, но не думаю о ней, поскольку полностью обращен к Господу.

Ебенезер наклонился к своему соседу и шепнул ему на ухо несколько слов. Глава Совета задумчиво потер лоб и спросил:

– Ты сказал, что в большинстве случаев твое тело не поднимается выше уровня коленей или бедер. Значит, бывает, оно все же поднимается выше?

– Однажды я поднялся так высоко, что моя голова ударилась о потолок кельи.

– Как ты объяснишь такие случаи?

– Я не всегда нахожусь в одном и том же положении, когда меня обволакивает дыхание Господа.

– А что происходит, когда вверх поднимается твоя душа?

– Когда она возносится над оливковыми деревьями, я начинаю слышать какие-то дикие завывания. Полагаю, это воют демоны или страждущие духи. И тогда я стараюсь обуздать страх, обращаясь к Господу, и поднимаюсь еще выше.

– Значит, ты испытываешь при этом страх? – уточнил Учитель.

– Да. Если моя вера и моя воля ослабнут, полагаю, мне грозит серьезная опасность: меня могут унести злые ветры, дующие из нижних сфер. Я также полагаю, что тогда могу умереть.

– Как ты об этом догадался?

– Там, наверху, начинаешь понимать многое.

Члены Совета какое-то время молчали. Потом Ебенезер спросил:

– Ты полагаешь, что демоны живут в нижних сферах?

– Полагаю, что это демоны. Они издают ужасные стоны, завывания и пронзительно свистят.

Иисус задрожал всем телом, потом стал неистово корчиться и испускать пронзительные крики, напоминавшие крики разъяренного раненого зверя.

– Примерно вот так, – сказал он.

Лица членов Совета стали белыми как саван. Иоканаан тоже побледнел. «Какие малодушные люди!» – подумал он.

Немного придя в себя, судьи заерзали седалищами, словно не знали, куда деть ноги. Иисус решил, что допрос окончен.

– Но почему, – вдруг спросил Учитель, – это… чудо не происходит во время дневных молитв?

– Они слишком короткие, – ответил Иисус.

Матфей встал, чтобы выпить воды из кувшина, обвязанного мокрой тканью, который стоял на окне. Увидев это, другие члены Совета попросили Матфея передать им кувшин.

– Знаешь ли ты, какие чудеса еще способен творить? – спросил Учитель, вытирая бороду.

Иисус немного поколебался, потом сказал:

– Похоже, я могу гасить огонь, протянув над ним руки. Эту мою способность обнаружил один отшельник.

– Скажи, чтобы сюда принесли жаровню, – обратился Учитель к Иоканаану.

Затем, повернувшись к Иисусу, он спросил:

– Какой отшельник?

– Его звали Овид.

– Овид! – воскликнул Учитель.

Обратившись к членам Совета, он спросил:

– Не тот ли это новообращенный, который исчез два года назад?

– Вполне возможно, – откликнулся Иисус. – Он хорошо знает Кумран.

Через несколько минут Езекия принес треногую жаровню с горящими углями, на которые положил небольшие поленца. Затем он раздул огонь с помощью веера из перьев коршуна. Взвилось пламя, и Езекию попросили покинуть залу.

– Попробуй погасить огонь, – сказал Учитель Иисусу.

Иисус сложил ладони и, наклонив голову, встал перед огнем. Затем он протянул руки над жаровней ладонями вверх, словно совсем не чувствовал жара. Пламя заколыхалось, уменьшилось и совсем погасло. Иисус поднял голову. Члены Совета приуныли. Взгляд Учителя был неподвижен, Иисус это отметил, так как все время смотрел на него.

– Хочешь ли ты что-нибудь сказать? – наконец спросил Ефраим.

– Да. Мне кажется, мы пренебрегаем главным.

– И что же главное?

– Явления, которые вы здесь разбираете, представляют собой лишь ничтожную долю выражения могущества Господа.

Учитель сбросил с себя оцепенение и спросил: