Текст книги "Человек, ставший Богом. Мессия"

Автор книги: Жеральд Мессадье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Жеральд Мессадье
Человек, ставший Богом
Мессия

Предисловие

Вера, как и любовь, не подвластна логическим доводам. Известно, что заставить верующего сомневаться в своих убеждениях – затея ненужная и неблагодарная. Но если в вас живет авантюрист, исследователь и охотник за неизведанными страницами истории, если жажда знаний и открытий вам не чужда, то новый роман Жеральда Мессадье «Человек, ставший Богом. Мессия» станет тем самым откровением, которое изменит представление о личности, породившей новую эпоху.

Автор мировых исторических бестселлеров, среди которых переведенные на многие языки «Всеобщая история Бога», «Заговор Марии Магдалины», «Человек по имени Иисус», историк и этнограф, специалист по древним религиям и верованиям Жеральд Мессадье родился во Франции в 1931 году. Детство будущего писателя прошло в Египте, и восхищение, пережитое в минуты прикосновения к тайнам древности, осталось с ним навсегда. Увлечение восточными языками и этнографией, изучение верований и суеверий дали свои плоды – Жеральд Мессадье стал авторитетным специалистом по истории религий. Желание поделиться своими открытиями с окружающим миром вложило в его руки перо, благодаря которому читатель узнает все новые и новые, доселе неизвестные, вехи истории. Умение совмещать рассудительность историка с увлеченностью рассказчика, словно собственными глазами повидавшего древние времена и дальние страны, стало визитной карточкой писателя.

Предложенный вашему вниманию роман посвящен неизвестному периоду жизни Иисуса Христа. Библейские сюжеты, знакомые широкому кругу читателей, не затрагивают детства, отрочества и юности легендарного Мессии. Однако напрашивается вопрос: что же происходило в столь длительный период в Его жизни? И оказывается, ответ есть. Но не в канонических, а в апокрифических евангелиях, не вошедших в Библию – святыню христианского мира, а также в кумранских рукописях, обнаруженных пастухом в пещерах пустынной местности Вади-Кумран, вблизи северо-западного побережья Мертвого моря. Ряд позднеантичных и раннесредневековых христианских апокрифических преданий, связанных с именами Иисуса, Марии, Иосифа, Иоанна Крестителя, а также тех, кого принято называть «свидетелями Христовыми», не упоминаются в Священном Писании. Не прекращается спор и об авторстве Евангелия от Марии Магдалины.

Жеральд Мессадье в своем романе «Человек, ставший Богом. Мессия» пытается пролить свет на неизвестные страницы истории зарождения христианства. Благодаря живому, богатому и увлекательному повествованию читатель сможет познакомиться с новым видением земного существования Мессии.

Приятного вам чтения!

Глава I
Пролог

Жара, яркий свет и пыль смешались воедино и превратились в липкое месиво, как это часто бывает в конце зимы. Каждый год эта густая масса обрушивалась на Иерусалим, словно проклятие. Подгоняемая неистовыми шквалами ветра, она вздымалась на перекрестках яростными вихрями, как будто обманутый демон вымещал свое дурное настроение. Месиво слепило глаза, липло к вспотевшей коже, забивалось в ноздри и заставляло скрежетать зубами. Оно окрашивало в черный цвет запекшиеся сгустки крови и иссушало струйки пота, сбегавшие по спине и ногам обнаженного человека, который, задыхаясь, поднимался по левому берегу Тиропеона в сопровождении двух непрерывно кашлявших легионеров. Человек нес на плечах дубовый брус длиной около четырех локтей [1]1
  Около двух метров. – Здесь и далее примеч. автора.


[Закрыть]с пазом посредине, к которому и прильнул шеей, чтобы не потерять равновесия. Зеваки, которые в столь скверную погоду не нашли для себя более достойного занятия, сидели на обочине дороги.

– Невозможно разглядеть его лицо, – сказал кто-то из зевак. – Что он сделал?

– Это Ефраим, тот, кто ограбил и чуть не прикончил путника на прошлой неделе, на горе Злого Совещания.

– А как узнали, что это он?

– Ну, путник сумел убежать и описал своего обидчика, а потом грабитель, этот недоумок, отправился в публичный дом и расплатился серебряной монетой.

– Не понимаю: что честный путник мог делать на горе Злого Совещания?

– А я не понимаю, как можно устраивать публичный дом в Святом Городе.

– Да ладно вам! Из-за этой проклятой пыли ничего не видно. Пошли отсюда!

Дети весело резвились в клубах пыли, выкрикивая непристойные шутки по поводу половых органов осужденного. Старая женщина схватила одного из ребятишек и отвесила ему звонкую пощечину, чтобы другим было неповадно. Тогда дети стали развлекаться по-иному, мгновенно сочинив считалочку: «Ефраим нанизал на себя Ефраимовы ворота, Ефраимовы ворота стали задом Ефраима!» Процессия и в самом деле направлялась к Ефраимовым воротам, тем самым, которые вели в Эммаус, Лидду и Иоппию. Но обнаженный человек не туда держал путь – через эти ворота можно было попасть и на Голгофу, на лобное место, на ту самую гору, где он вскоре будет распят.

– Прочь! – закричал легионер, сделав вид, будто собирается догнать ребятишек.

Около Ефраимовых ворот небольшой пылевой вихрь ударил мужчинам в лицо и сразу же унесся в соседнюю улочку. Легионеры жестами поприветствовали стражников, которые играли в кости. Те ответили ленивыми кивками.

– Тридцать третий в этом году, – сказал один стражник.

– Шестнадцать из них были ворами, – откликнулся другой.

И стражники вернулись к игре. Вор и легионеры начали взбираться на Голгофу. Гора была не слишком крутая, но вор был уже на последнем издыхании и на минуту остановился.

– Вперед! – тотчас скомандовал один из легионеров.

Наконец они добрались до вершины горы, где уже стояли пять крестов, один из которых был намного выше друг х. Был там и обыкновенный столб, ожидавший перекладину, которую вор сбросил на землю, тяжело дыша. Вор посмотрел на кресты и задрожал всем телом. На одном из крестов висели чьи-то жалкие останки. Коршуны расклевали у трупа макушку, а конечности были обглоданы спутниками смерти, коих немало, вероятно лисами и шакалами. Любители падали объели левый бок до самых ребер. Одной ноги не было. Очевидно, ее утащили стервятники после того, как палачи перебили несчастному берцовые кости. Коршуны, видимо, с особым остервенением набросились на шею казненного, так что безглазый череп удерживался на туловище только благодаря сухожилиям. Череп раскачивался на ветру, свисая на грудь, словно мертвец упрямо с чем-то не соглашался.

Один из легионеров прочитал приговор, в котором было сказано, что Ефраим заслуживает смертной казни через распятие, и передал документ главному палачу, стоявшему рядом. Главный палач был до того близоруким, что ему пришлось поднести документ совсем близко к правому глазу, чтобы различить слова.

– Ефраим, – произнес он. – Но так зовут моего старшего сына!

Он прищурился, чтобы лучше рассмотреть лицо вора, затем щелкнул пальцами, и два его помощника схватили несчастного за руки и потащили к столбу. Ноги у вора подкосились. Но помощники палача рывком подняли его и приставили к столбу. На руки вора они накинули скользящую петлю, пропустив веревку под мышкой. Тем временем главный палач, взобравшись на лестницу, прилаживал к столбу перекладину, приматывая ее веревкой крест-накрест.

Когда крест был готов, помощники перекинули свободные концы веревки через перекладину и вздернули изнемогающего вора на крест. Его ноги болтались менее чем в метре от земли.

– Приступим! – сказал главный палач.

Легионеры стояли в стороне, не желая вдыхать зловонный запах, исходивший от разлагающегося трупа. Главный палач взял лестницу, приставил ее к кресту с левой стороны, вытащил из огромного кармана кожаного фартука молоток и гвоздь длиной с ладонь. Затем он схватил вора за запястье и стал ощупывать сухожилия, ища у самого основания кисти, между лучевой и локтевой костями, наиболее подходящее место, чтобы вбить гвоздь. Мощным ударом кулака он вогнал гвоздь на палец. Вор издал душераздирающий вопль, отозвавшийся эхом по всем окрестностям лобного места и вознесшийся к желтому небу, обретя там полное звучание, прежде чем перейти в рычащие, почти животные звуки, прерываемые спазмами.

– Прекрасные легкие, не правда ли? – заметил главный палач. – Они немного продлят тебе жизнь!

И он забил гвоздь молотком в дерево. Вор рыдал. Кровь текла из его запястья и черными пятнами ложилась на иссушенную землю. Главный палач слез с лестницы и переставил ее вправо. На этот раз вор попытался оказать сопротивление. Дважды он вырывал запястье из рук своего мучителя, который от этого терял равновесие. Главный палач выругался. Наконец ему удалось удержать правое запястье вора на перекладине, и он, не заботясь уже о том, чтобы, как в первый раз, найти подходящее место, вогнал второй гвоздь, вложив в удар всю овладевшую им ярость. Он неистово бил по головке гвоздя, в то время как вор, срывая голос, издавал пронзительные вопли.

– Теперь ваша очередь, – скомандовал главный палач своим помощникам.

Веревки ослабли, и тело осужденного резко обвисло. Плечи вора хрустнули, а лицо побледнело. Из его уст вырвалось грязное ругательство, но это было все, что смогло исторгнуть его напряженное горло. Теперь он висел только на прибитых к дереву запястьях. Помощники развязали при помощи палки скользящие петли и смотали веревку. Главный палач спустился с лестницы и вытер лоб ладонью. Он наклонился к ногам жертвы, схватил их, немного приподнял и, скрестив стопы, поставил их на наклонную колоду, уже приделанную к столбу. Одним гвоздем он прибил обе стопы к колоде. Затем он вновь немного переставил лестницу и взобрался на нее, чтобы прибить над головой преступника табличку с надписью «Вор». Легионерам наскучила казнь. Они разглядывали самый высокий крест, на верхушке которого была прибита дощечка с надписью «Убийца». На кресте висел еще живой человек, который словно показывал им язык. Главный палач вымыл руки в лохани, бросил взгляд на исходившего слюной вора и подошел к римлянам.

– Похоже, вон тот умеет держать удар, – сказал один из легионеров, указав подбородком на убийцу.

– Да, – согласился главный палач. – Он висит здесь уже три дня. Это зелот. Он заколол кинжалом солдата. Вы должны были об этом слышать.

– Так это он!

Висевший человек, хорошо сложенный насмешник, пристально смотрел на разглядывавших его легионеров. Багровый распухший язык свисал с его бесцветных губ, но о мучительных страданиях говорили главным образом плечи, суставы которых были растянуты до предела возможного. Распятый человек немного вытянул шею и глухо произнес:

– Свиньи!

В ответ главный палач, охваченный бешеной яростью, плюнул.

– Проклятый выродок! – пробормотал он и бросился к лестнице, схватив по пути дубину.

Главный палач взобрался на лестницу и двумя ударами перебил несчастному обе берцовые кости. Тот закрыл глаза. Напряженное тело, до сих пор поддерживаемое колодой, к которой были приколочены ступни, внезапно обвисло. Через несколько мгновений человек дернулся. Стоя на лестнице, главный палач приложил указательный палец к сердцу человека, покачал головой и, улыбаясь, спустился на землю.

– С этой дрянью покончено! – сказал он. – А ведь эта собака могла протянуть еще целую неделю!

– Целую неделю?! – удивился один из легионеров.

– Два года назад у меня был один, который мог говорить и через неделю. Он осыпал меня проклятиями, – смеясь, сообщил главный палач.

На мужчин обрушился порыв ветра, и они закашлялись.

– Мне здесь больше нечего делать, пойду-ка я выпью пива, – сказал главный палач.

– Я тоже, – откликнулся один из легионеров.

– Хорошо, идем. При такой погоде ваш малыш задохнется через несколько часов. Когда идет дождь, они живут дольше, – заметил главный палач. – Тогда им легче дышать и у них есть чем утолить жажду.

Один из помощников главного палача взвалил лестницу на плечи, и пятеро мужчин направились в сторону Иерусалима.

– Знаете, что я вам скажу?… – произнес главный палач. – Три года тому назад одного распятого украли! Да, да, украли! Словно белье, которое сушится на веревке! Какие-то люди пришли ночью и украли и гвозди, и человека! Никогда прежде ничего подобного не случалось! Вы только подумайте: украсть преступника!

– Он не был преступником, – возразил один из помощников. – Он был зелотом.

– А что такое зелот? Это ведь тоже преступник.

Они спустились с горы и исчезли в клубах пыли. Голгофа почти опустела. Тишину нарушали лишь не стихавшие жалобные стенания вора. В желтом небе появились коршуны. В лучах солнца клубилась пыль, а солнце казалось ожившим из-за непрерывных вихрей, которые превратили его из пурпурного нарыва в зеленое пятно, – солнце, это грозное божество, которое никак не могло быть Богом.

Глава II
Ужин у Ирода

В один из вечеров знойного лета 749 года от основания Рима [2]2
  8 год н. э.


[Закрыть]капитан римского торгового корабля «Марсиана» вальяжно расположился на заднем мостике, укрывшись от солнца под навесом из полосатой ткани. Он жевал листья руты и неторопливо потягивал хмельной мед, в то время как его корабль плавно покачивался на волнах, стоя на якоре в Остии, одной из римских гаваней. Листья руты, наркотика, ввозимого из Палестины, должны были оберегать от солнечного удара, но все знали, что их сок заставляет забывать о сдержанности и правилах приличия. Однако капитан чувствовал себя скорее скованным с тех пор, как несколько дней назад ему сообщили о реквизиции «Марсианы» государством для нужд одного высокопоставленного пассажира, а именно – императорского легата Гая Клавдия Метелла. Капитан получил приказ доставить важного посланника в палестинский порт Ашкелон. Это означало, что в течение всех трех недель путешествия он будет лишен маленьких удовольствий своего ремесла. Иначе говоря, ему придется воздерживаться от разного рода махинаций, походов по злачным местам при остановках в портах, различных способов делать деньги, о которых не сообщалось владельцу «Марсианы». Следовательно, капитан не сможет вывезти вино из Рима и прихватить на обратном пути восточные изделия из стекла.

– Почему знаменитый пройдоха не выбрал одну из двух военных галер, которые должны сопровождать «Марсиану», чтобы защитить ее от нападений морских разбойников? – задавал себе вопрос капитан, бросая мрачный взгляд на длинные, с низкой осадкой корабли, выкрашенные в черный и желтый цвета, с желтым парусом, плавно покачивающиеся рядом.

В довершение всех бед легат опаздывал.

– Как я должен обращаться к нему, ваше превосходительство или ваше преосвященство? – спросил первый офицер.

– Ты никак не должен к нему обращаться. Это я обращусь к тебе, когда ему что-нибудь понадобится.

Офицер окинул взглядом пристань, затем посмотрел на галеры, на верхних палубах которых столпились почти обнаженные гребцы, по сорок восемь человек на каждом корабле. Они хотели надышаться полной грудью, перед тем как занять свои места.

– К чему вся эта суматоха? – спросил офицер.

– Я тебе уже говорил. Этот тип должен доставить в Палестину декрет о переписи населения. Налоговые дела. Каждому иудею придется выложить по нескольку монет. До сих пор Ирод, царь Палестины, прикарманивал все деньги. Теперь Цезарь хочет получить свою долю. Чтобы не было подвоха, Цезарь решил поиграть мускулами. Легат, галеры и прочая ерунда.

– Много денег? – спросил офицер, от удивления вытаращив глаза.

– Мне рассказывали, что в прошлый раз, когда Ирод шарил по карманам своих подданных, он сумел выскрести оттуда шестьсот серебряных таланов. [3]3
  Это составляло около 750 000 франков в 1980 году; учитывая современную покупательную способность, эта сумма возросла, вероятно, более чем в тысячу раз.


[Закрыть]

– Черт возьми! – воскликнул офицер. – А какой же на этот раз будет доля Ирода?

– Старый мошенник обязан своей короной Цезарю. Они дружки-приятели и сумеют поделиться. Но, может быть, Цезарь заберет себе все, откуда я знаю? – ответил капитан, выплевывая за борт зеленоватую слюну.

Офицер от волнения хрустнул пальцами.

– Почему они выбрали «Марсиану»? – спросил он.

– Не знаю. А вот и он! А ну, посторонись!

На пристани собралась небольшая толпа. Восемь рабов опустили носилки на грязную мостовую. Молодой всадник ловко спрыгнул с лошади и подбежал, чтобы поднять полог носилок и подать руку еще невидимому путешественнику. Худой человек с озабоченным лицом оперся о протянутую руку и поставил на землю сначала одну ногу, потом другую. Он поправил тогу, выпрямился и недоверчиво посмотрел на корпус «Марсианы», напоминающий луковицу. Пурпурная лента окаймляла его тогу, а тронутые серебром коротко подстриженные волосы так и сверкали на солнце. Капитан «Марсианы» сбежал вниз по трапу, чтобы приветствовать высокопоставленного пассажира, но его опередили капитаны галер, которые первыми засвидетельствовали легату свое нижайшее почтение.

Через час легат, его секретарь и четверо рабов разместились на борту «Марсианы». Якоря были подняты, и гребцы принялись рассекать веслами волны, в то время как матросы устанавливали паруса. Метелл неуютно себя чувствовал, сидя под навесом на корме. Правда заключалась в том, что он боялся моря, поскольку ему часто доводилось слышать леденящие душу истории о жутких штормах и морских чудовищах. Именно по этой причине он решил отправиться в путь на корабле с высокими бортами, таком как «Марсиана», – поскольку полагал, что борта высотой в восемь локтей надежнее уберегут его от крутых морских валов и скользких щупальцев, чем низкие палубы галер.

Метеллу было не по себе еще и потому, что он предвидел, какую реакцию вызовет привезенный им декрет. При дворе его предупреждали о двуличности Ирода и мятежном духе иудеев. Он никогда прежде не был в Палестине. Метелл не терял хладнокровия, когда пришлось столкнуться с такими грозными мятежниками, какими были реты и мезы, правда, они понимали, что меч есть меч, а талан – это талан. Но он с опаской относился к большинству народов, живших к востоку от Афин: ко всем азиатам, галатам, вифинийцам, сирийцам и иже с ними, несмотря на то что местам их проживания присвоили успокаивающие названия и они отныне превратились в императорские или сенаторские провинции. Он не мог без содрогания вспоминать о разговоре, который ему довелось вести с парфянским князем, к тому же священником. Увешанный драгоценностями до самого пупка, этот выскочка считал, что все, что зовется реальностью, на самом деле нереально, так как искажено органами чувств.

– А что прикажете делать без органов чувств, хотел бы я знать? – опешил легат.

– Когда исчезнут органы чувств, – ответил парфянин, – мы наконец погрузимся в истинно реальную реальность!

К страху перед опасностями моря и Востока, ловко скрываемому Метеллом от секретаря, добавилось тягостное бремя относительного одиночества, бездействия, одним словом, скуки, могильщика всех эмоций. Три недели созерцать лишь волны и облака и питаться рыбой и морковью, находясь в обществе грубых матросов, – на это никогда не пойдешь с легким сердцем, даже находя утешение в стихах Вергилия, которые по просьбе легата будет читать ему секретарь в затхлом полумраке каюты.

И когда на второй день плавания капитан, проявляя осторожность, если не сказать лицемерие, передал через секретаря, что, если бы не присутствие на борту императорского посланника, он бы разрешил одному почтенному торговцу взойти на корабль на следующей остановке, в Мессине, легат прекрасно понял намек. Он сбросил с себя маску величия и сказал, что не возражает против присутствия еще одного пассажира, направляющегося в Ашкелон. Он будет рад любому гостю, если тот сумеет положить конец скучным, но наводящим ужас рассказам капитана о кораблекрушениях, акулах и разных морских чудовищах. Перспектива общения с новым пассажиром даже заставила легата на время забыть о морской болезни.

Легат считал дни, остававшиеся до прибытия в Мессину. И его не постигло разочарование. Торговец, который приближался к своему шестидесятилетию и полному облысению, оказался достойным общества легата, хотя и занимался коммерческими делами. По военной выправке и тому, какими словами торговец поблагодарил за предоставленную ему возможность взойти на корабль, легат догадался, что у того был большой опыт армейской службы, и не ошибся. Под предводительством Цезаря торговец сражался в Армении в чине лейтенанта. Через час после того, как торговца представили легату, он почувствовал себя уверенней и счел возможным рассказать о днях своей былой славы в трактире, где они трапезничали под надежной охраной двух легионеров. Торговец присутствовал на волнующей церемонии, когда Фраат IV, парфянский царь, передал Цезарю орлов Красса и Антония, поскольку Август согласился уважать независимость Парфянского царства.

– Это было двенадцать лет тому назад! – вздохнул торговец.

Разгорячившийся от вина легат приободрился и стал вести себя уверенней в присутствии случайного попутчика и даже пригласил его в баню, поскольку почувствовал необходимость освежиться после пяти дней, проведенных в море, в течение которых у него не было ни малейшей возможности ни вымыться, ни побриться. Торговец поблагодарил и, догадавшись, что удостоился подобной милости благодаря приятному разговору, продолжал развлекать легата, пока они оба расслаблялись в тепидарии, а затем плескались в бассейне с холодной водой.

Он умолк только тогда, когда массажист-африканец принялся растирать их ароматическими маслами, а брадобрей – брить.

Он объяснил, что стал торговцем только потому, что его тесть, сам торговец, потерял троих сыновей в различных войнах, последняя из которых, завершившаяся в прошлом году, велась против племен, населяющих Паннонию. Отчаявшийся старик искал надежного преемника, которому он мог бы передать процветающее торговое дело. И тогда лейтенант вышел в отставку и занялся новым ремеслом. Дважды в год он пересекал Средиземное море, один раз летом, а второй осенью, чтобы на Востоке закупить пряности, слоновую кость, как необработанную, так и резную, драгоценные камни, нард, благовония и мирру, а также целебные травы. Он побывал в Киренаике, Египте, Иудее, Сирии, на Кипре и даже в Пергаме, Бетеле и Понте. Он утверждал, что бегло говорит на греческом, арамейском, армянском, египетском и других языках.

Легат проявил особый интерес, когда торговец упомянул Иудею, а тот сразу же заметил это. Торговец посетовал на чванливое упрямство иудеев. Какой же нецивилизованный народ эти иудеи, в отличие от римлян! Они поклоняются, причем неистово, только одному богу, которого зовут Иеговой, и при этом боятся его, что, безусловно, постыдно. Совершенно невозможно объяснить, какие у них с этим богом отношения, коренным образом отличающиеся от того благоговейного почтения, которое питают римляне к Юпитеру или греки к Зевсу. Нет, у иудеев религия – почти семейное дело. Они считают этого бога отцом, заботящимся о могуществе одних только иудеев.

– Наш Юпитер, – добавил торговец, – вершит судьбами людей, не делая между ними различий. А этот Иегова отказывает в человеколюбии всем, кто не принадлежит к числу иудеев. Цезарь и Антоний, – продолжал торговец, – поступили не слишком мудро, выбрав иудеям в цари такого беспринципного человека, как Ирод.

– Неужели Ирод действительно беспринципный человек? – живо заинтересовался легат.

Торговец понял, что внезапный интерес собеседника к царю Палестины вызван целью его поездки. Значит, следовало соблюдать осторожность, ведь некоторые суждения торговца могли затем передавать из уст в уста.

– Продолжайте, не бойтесь, – успокоил его легат. – Вы окажете мне огромную услугу.

– Ирод действительно беспринципный царь, – сказал торговец. – Но следует заметить, что было бы трудно отыскать другого человека, способного навести порядок в такой стране, как Палестина. Иудеи постоянно ищут возможность свергнуть своего правителя. Но само понятие «иудеи» достаточно расплывчатое, поскольку они разделены на группировки, в той или иной степени враждующие между собой. Там есть самаритяне, фарисеи, саддукеи, и все они поклоняются одному и тому же богу, но совершают разные обряды. И даже внутри этих групп, особенно в среде фарисеев, существуют различные секты, преследующие прямо противоположные цели…

– Чего же хотят иудеи? – спросил легат.

– Восстановить трон Давида, своего самого великого царя. Вот почему многие из иудеев ожидают прихода нового царя, который освободит их, опираясь на поддержку бога Иеговы. Этого будущего царя они называют Мессией.

Легат задумался над полученными сведениями. В Риме ему говорили, что Палестина беспокойная страна и что декрет о переписи может спровоцировать мятеж. Однако из разговора с торговцем он узнал гораздо больше, чем ему сообщили так называемые хорошо осведомленные придворные императора.

Прошло много времени. Пора было возвращаться на корабль. Ветер, предвещавший бурю, яростно свистел вдоль улиц и в порту, отчаянно хлестал волнами, перебрасывая их через мол, облеплял тогой ноги легата.

– Всего лишь небольшое ненастье, – сказал капитан, приветствуя императорского сановника.

Легат не осмелился возразить из страха показаться невежественным или испуганным. Однако вскоре после того, как они вышли из порта в открытое море и направились в сторону Кирены, волны еще круче вздыбили свои валы, а «Марсиану» стало неистово бросать, клонить с одного борта на другой. Она заскользила по волнам так стремительно, что легат был вынужден покинуть огражденную перилами палубу, откуда он наблюдал, как белая пена захлестывает галеры, идущие с левого и правого бортов корабля. Небо, еще недавно светлое, покрылось свинцовыми тучами. В нескольких локтях от галеры, которая шла по правому борту, сверкнула молния, и крупные капли дождя мгновенно сделали палубу такой скользкой, что легат, сгорбившись, поспешил на полусогнутых ногах в свою каюту, вцепившись мертвой хваткой в руку секретаря. Едва он лег, как его вырвало. Лицо побледнело, затем позеленело. Морская болезнь, усугубившая страх пойти на дно, заставила легата забыть о достоинстве императорского сановника. Он жалобно застонал.

На помощь прибежал торговец. Он принес кубок с водой и передал его секретарю, затем вытащил из широкого кожаного мешка шкатулку из слоновой кости. Из нее он достал три черных шарика, не больше и не аппетитнее, чем кроличий помет, и, напустив на себя важный вид всезнающего врача, заставил легата проглотить их. Легат был до того растерян, что даже не побоялся быть отравленным. Он проглотил все шарики и запил их водой. Через час он заснул. Вскоре его мощный храп иногда перекрывал неистовый рев волн.

Легат проснулся глубокой ночью. Буря улеглась. Дул легкий бриз, и «Марсиана» плавно качалась на волнах. Секретарь спал на корме. Легата мучила жажда, и он отправился на поиски рабов – потребовать, чтобы они принесли ему несколько сладких лимонов, которые он купил в Мессине. При свете факелов матросы чинили квадратный парус бизань-мачты. По левому и правому борту на воде сверкали золотые блики – отражение пламени факелов, установленных на галерах. Казалось, что море осветили в честь Нептуна. Легат, жевавший лимон, узнал в фигуре, притулившейся к бортовому ящику, торговца. В темноте было трудно разглядеть, сушил ли на ветру торговец свое платье или просто рассматривал звезды. Легат подошел к нему.

– Ваше превосходительство чувствует себя лучше? – спросил торговец.

– Намного, благодарю вас. Но что за лекарство вы мне дали? Оно сотворило чудо.

– В этом нет ничего чудесного. Это глина и морозник, одно из самых распространенных на Востоке средств от тошноты. Глина успокаивает желудок, а морозник – нервы.

– Вы смотрите на звезды? – спросил легат. – Ваша торговля процветает благодаря гаданию по звездам?

– Нет, но, путешествуя по этим краям, нельзя не приобщиться к астрологии.

– А что говорят звезды? – спросил легат, пребывавший в благодушном настроении.

– В Египте мне сообщили, что в эти дни на небе должны появиться важные знаки. Долгий период, который продолжался более двух тысяч лет, близится к завершению. Мы прощаемся с эрой Овна и вступаем в эру Рыб. Если верить фиванским жрецам, это должно повлечь за собой грандиозные перемены.

– Грандиозные перемены, – задумчиво прошептал легат.

Легат тоже верит в знаки и предсказания. Он поднял глаза, но увидел лишь серебристую дымку. Наверное, знаки появятся на небе через несколько месяцев.

Когда «Марсиана» прибыла в Ашкелон, у легата возникло чувство, будто он давно уже жил на Востоке. Он был благодарен торговцу и спросил, может ли ему чем-нибудь помочь. Торговец правильно понял, что его вежливо просят удалиться, и ответил, что вознагражден уже тем, что удостоился чести проделать свой путь в обществе такой выдающейся особы, как императорский посланник. Разумеется, никто не должен был видеть, что посланник, прибывший из Рима для важных переговоров с царем, сходит с того же корабля, что и простой торговец. Когда комендант гарнизона узнал о прибытии императорского легата и поспешил встретить его у трапа корабля, торговца и след простыл.

Легат незамедлительно отправился в Иерусалим, чтобы встретиться там с Иродом Великим. Ему предложили совершить путешествие на носилках, но легат решил ехать верхом, поскольку это больше подобало достойному римскому сановнику. Конечно, в метрополии престарелые сенаторы, да и он сам, предпочитали пользоваться носилками, но в чужих землях непременно следовало вести себя так, как подобает представителю могущественной Римской империи.

Легат и сопровождающие его лица выбрали самый короткий путь до Газы – по берегу моря, затем они выехали на Северную дорогу, ведущую в Иерусалим, которая проходила через Эммаус. Позднее, проехав этот край вдоль и поперек, легат понял, что местность, по которой проходил его первый маршрут, не характерна для Палестины. Там отсутствовало сельское очарование сплошь покрытой зеленой растительностью Галилеи или непостижимое обаяние, исходившее от Восточной Иудеи, где Иудейские горы соседствовали с металлически поблескивающим Мертвым морем, а ветер безжалостно гнал тучи пыли, словно легионы призраков, и нашептывал проклятия. Однако легат уже попал под власть колдовских чар Востока.

Легат был весьма образованным человеком. Унылый пейзаж пробудил в его воображении образы египетских медных колесниц, преследующих с оглушительным грохотом мидян, попавших в убийственный дождь непрерывно летящих стрел. Перед внутренним взором двигались орды варваров-завоевателей – на запад и юг, к плодородным берегам Нила. Это были дикари, которые неудержимо неслись за смутной мечтой об изобилии, а их примитивное оружие сверкало в лучах жестокого солнца. Легат не знал, как называются эти племена, но он будто наяву видел заскорузлую кожу, жилистые тела, выступающие ребра захватчиков… И он непроизвольно вздрогнул! Легат сжал рукоять меча, словно собирался покончить с многочисленными врагами римской цивилизации, попирающими ее законы и порядок. «Как хорошо, – подумал он, – что империя простерла свои огромные крыла над обширными территориями! Чем дальше она сумеет загнать этих демонов, тем будет лучше».