Текст книги "Маски Тутанхамона"

Автор книги: Жеральд Мессадье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

29
НИКТО НЕ ВЛАСТЕН ПОМЕШАТЬ ПРИХОДУ НОЧИ

Минуло несколько недель. И как это случается чаще всего, обычная череда дней и ночей побудила некоторые умы заключить, что если они в один из дней находятся в состоянии бодрствования, значит и на следующий день они будут в том же состоянии. Возможно, они будут даже лучше себя чувствовать. Но в любом случае, все, что им уже довелось испытать, могло бы научить их не подвергать снова свою жизнь опасности.

Во всем царстве старались пореже вспоминать поговорку, утверждающую, что плод созревает месяц, а портится за три дня.

По-видимому, мало что менялось в мире, разве что некоторые детали.

Так же было этим утром. Присутствие во дворце Шабаки говорило каждому, что регент возвратился в Фивы. Правда, этого не знал Первый советник Тхуту. Он уехал на другой берег вместе со своим старшим сыном шестнадцати лет, секретарем и одним из лучших погребальных зодчих столицы, дабы сделать то, что любой разумный человек должен был сделать, достигнув зрелого возраста: выбрать место для погребения, которое его устраивает. Это должен быть довольно большой кусок земли, чтобы семья могла там встретиться ради вечной жизни. Когда выбор был сделан, готовилось место и по совету писцов делались соответствующие надписи и другое оформление, что обычно длилось месяцами.

Тхуту не позволил себе там опечалиться; и он, и его отец, и отец его отца поступали в этом случае так же, как и все мужчины, которых он знал. Последние месяцы службы на такой должности раскрыли ему перспективу его существования, подобно тому, как с высоты храма под ослепительным солнцем открывается обширный вид. В течение шести лет он служил уже при третьем царе. Он отдавал делу все свое умение и силы, и теперь он видел, как уничтожается плод его тяжких трудов.

Он знал, что мог заблуждаться, стремясь к власти, поэтому старался умерить свои амбиции. И теперь он видел, что на открывшемся взгляду горизонте стали удлиняться тени. Никогда никто не властен помешать приходу ночи.

Рано или поздно в череде бесконечных битв за власть он станет жертвой или павшим. Он опасался не смерти, но яда: только звери-вредители могут быть отравленными. Он был слишком гордым человеком, чтобы закончить свою жизнь как крыса или пасть как предатель.

Именно это он объяснял своему сыну:

– Все то, что я сделал для Эхнатона, оказалось напрасным. Его имя предано позору, воспоминания о нем уничтожены, поклонение Атону запрещено, и город, который он построил, все больше и больше приходит в упадок. Все свои надежды я возлагал на Сменхкару. Его правление было слишком коротким, чтобы можно было что-то изменить.

– А Тутанхамон? – спросил сын. – Он молодой, у него будет время…

– Меня не интересует, к чему приведут мои усилия, но я опасаюсь не увидеть этого.

Повернувшись спиной к красной горе, они направились к своим вьючным животным, ослам, которые мирно щипали траву. Секретарь и зодчий последовали за ними.

– Почему?

– Снова сталкиваются слишком мощные силы. Лучше не вмешиваться в битву между слонами.

– Какие силы?

К ним присоединились секретарь и зодчий, и Тхуту сделал знак сыну, что они возобновят разговор позже.

На следующий день регент созвал общее совещание правителей. Наконец собрались почти все – не было только заместителя регента Хоремхеба. Помимо Первого советника там был Майя, Маху, Пентью и новый фаворит, Усермон. Сам того не ожидая, присутствовал также Нахтмин. Что здесь делал военачальник, несущий ответственность за границы?

Тхуту был поражен: отодвинув в сторону Майю и Маху, которые считались нейтральными, Ай объединил вокруг себя тех, кого шепотом называли «бандой Верхней Земли». Нахтмин был его двоюродным братом, Усермон был родом из богатой семьи, проживающей в Верхней Земле, к тому же племянником Гуи, еще одним вельможей из Верхней Земли, в настоящее время наместника страны Куш. И Пентью был его новой продавшейся дьяволу душой. Как и предсказывал Хоремхеб, господин Ахмина готовился взять инициативу в свои руки.

И собрание состоялось в отсутствие Хоремхеба, господина Мемфиса, считавшегося главой Нижней Земли. «Какая же цель этого?» – спрашивал себя Тхуту.

Первый раз с того времени, когда бывший царский лекарь оказался в немилости, Тхуту снова увидел Пентью при обстоятельствах отнюдь не случайных. Двое мужчин обменялись любезными приветствиями, но сдержанно. Первый раз Тхуту увидел и Нахтмина после той ночи в доме Апихетепа в Саисе, когда приказал его арестовать и отстранить от должности. В этом случае приветствия прозвучали весьма холодно.

– Я вас созвал, – начал Ай, – чтобы сообщить о решениях, принятых в результате размышлений, пока я был несколько дней в Ахмине. Порой бывает полезно, – отметил он с легкой улыбкой, – оторваться от улья и посмотреть на все со стороны.

С довольным видом он пробежался взглядом по собравшимся.

– Я решил назначить военачальника Нахтмина Управителем охраны царства.

Маху старался сохранять спокойствие.

– Военачальник Нахтмин, – продолжил Ай, – обладает большим опытом и высоко почитаем в армии Двух Земель. После смерти царя Сменхкары его усилия по наведению порядка в царстве были бесценны. Этот человек отличается прекрасным знанием обстановки не только в городе, как считает Начальник охраны Маху, но также и за его пределами.

Иными словами, Нахтмин, получив это назначение, стал бы выше Маху на голову и полностью контролировал бы охрану. Таким образом, регент решил нейтрализовать Маху.

Ай повернулся к Пентью с таким видом, будто ему очень нелегко поднимать этот вопрос.

– Наш уважаемый Пентью, – начал он, произнося каждое слово с едва заметной саркастической интонацией, – руководил до сих пор царским архивом, и теперь он хорошо изучил это дело. Не сомневаюсь, что он приобрел ценный опыт.

Он выдержал паузу.

«Ценный опыт!» – подумал Тхуту. Разумеется, он теперь знает, к чему могут привести тесные взаимоотношения с богом Атоном и каким непростительным был поступок Эхнатона, когда он в то время отказался ответить на просьбы союзников о помощи! Он узнает также, что милость властителей не может защитить от немилости их преемников.

– Думаю, – снова заговорил регент, – что опыт такого человека можно лучше использовать, нежели для хранения документов прошлого. Поэтому я решил, что отныне на него будет возложена ответственность за дипломатические контакты.

Начальник ведомства иностранных дел. Это был престижный пост.

И внезапно Тхуту посетило озарение. Пентью был единственным человеком, который мог разоблачить Ая, подтвердив его вину в отравлении Эхнатона. Помиловав его, он заставлял его молчать! Никто не мог больше ему угрожать вызовом для дачи свидетельских показаний бывшего лекаря, как это делали он сам и Хоремхеб!

Гениальный ход. Сильным был тот, кто умел договариваться, а это старый шакал делал превосходно – он тоже играл в шашки.

Впрочем, иронический взгляд регента так и сверлил его. Ай ожидал, какова будет реакция Первого советника. Тхуту внешне не проявил ни малейшего волнения; он придал своему лицу выражение мягкого одобрения. Маху бросил на него взгляд, который говорил: «Как? Ты ничего не скажешь? Неужели собираешься согласиться с тем, что этот отравитель станет главой ведомства?» Но он ни на что не реагировал.

– Наконец, я решил сделать еще одно представление, – продолжил Ай. – Здесь присутствует Усермон – племянник наместника Гуи. Совсем недавно он был цветком Дома Жизни при храме Осириса в Омбосе. Оценив его глубокие знания в делах божественных и людских, я решил вырвать его из родной почвы ради пользы царства.

Взгляды были направлены на молодого человека, который скромно улыбался.

«Еще один новобранец Верхней Земли», – подумал Тхуту.

– Я решил его назначить заместителем Первого советника, помощником нашего уважаемого Тхуту.

Взгляды обратились на бесстрастного Тхуту.

– Он будет оказывать содействие своему наставнику со всем пылом своего сердца и поможет ему выдерживать груз обязанностей, который, опасаюсь, не стал легче за последнее время.

Ай устремил взгляд на Тхуту, ожидая, по всей видимости, ответа.

– Усермон может рассчитывать на такую же благосклонность с моей стороны, регент. Между тем, я сожалею… – сказал Тхуту, не заканчивая незамедлительно фразы.

Пауза была великолепной. О чем же сожалел Советник? Все ждали резкого замечания. Нахтмин напрягся.

– Я сожалею, что не смогу в полной мере воспользоваться знаниями Усермона, так как в ближайшее время, регент, я намереваюсь сложить свои полномочия.

Это решение он вынашивал уже в течение нескольких месяцев; теперь ему представился удобный случай.

Все в зале молчали. Было заметно, что большая часть присутствующих огорчены. Это означало многое. Все осознавали, что это заявление свидетельствовало о пренебрежительном, если не презрительном, отношении Советника к устремлениям Ая. Очевидно, Тхуту ясно видел цели банды Верхней Земли и не стремился участвовать в сражении ни с одной, ни с другой стороны.

– Но что ты собираешься делать? – спросил Ай раздраженно, в то время как он, казалось бы, должен был радоваться отставке Тхуту.

Неужели это тот человек, который после нападения на дом Апихетепа привел его в ярость? Ирония судьбы: теперь он был раздосадован его уходом! Но Тхуту не строил иллюзий относительно причин этой досады: Ай хотел сохранить спокойствие в стране до того момента, когда будет в состоянии осуществить окончательную атаку и захватить трон. Получается, что именно он, Тхуту, был одним из гарантов этого спокойствия?

– Регент, в стране много мужчин, которые не являются советниками.

Нахтмин нахмурил брови и спросил, явно пытаясь спровоцировать скандал:

– Таким образом, наше дело не достойно твоих усилий, если ты нас покидаешь, Советник?

Все было предельно ясно. Но наглость Нахтмина разозлила Тхуту.

– Военачальник, я буду молиться за успех твоего дела, если твои интересы будут совпадать с интересами царства.

Ответ был столь же ясен.

– Не желаешь ли ты другой должности? – спросил Ай.

– Да, регент, должности отца семейства от восхода до заката солнца. До сих пор служба царству была моей настоящей супругой. Желаю спать спокойно.

Нахтмин сдержал глупую ухмылку.

– Хорошо, – сказал Ай недовольно. – Теперь я хочу, чтобы мы выслушали соображения Управителя казны.

Майя взял слово.

– Вы знаете, так как уже выслушали мой отчет, что со времени последних двух лет правления царя Эхнатона казна опустела. Три последующих года не исправили положение. Действительно, военные подати снизились по известным всем причинам, и они не превышают пятой части от тех, которые были при правлении царя Аменхотепа Третьего. Я надеялся, что назначение наместником Гуи поможет справиться с этими трудностями. Гуя может действовать эффективно как представитель царской власти. Действительно, за шесть месяцев, прошедших с тех пор, как он получил назначение, мои служащие подсчитали, что он отправил в столицу порядка семи тысяч дебенов [20]20
  Дебен – египетская мера веса, составляющая 91 грамм.


[Закрыть]золота, не считая говядины, эбенового дерева, слоновой кости, жемчуга, кораллов и поделочных камней.

Майя выдержал паузу; даже Тхуту его слушал.

– Однако, – продолжил казначей, – в казну попала только десятая часть от этого.

– Куда пошло остальное? – спросил Усермон.

– Наместник направляет собранное непосредственно царю, – ответил Майя. – Отсюда следует, что около шести тысяч дебенов золота пошли на строительство и восстановление храмов и на создание статуй, а также приобретение мебели.

Усермон широко раскрыл глаза. Майя продолжил:

– Военачальники Нахтмин, Хоремхеб и Анумес требуют от меня средств для оснащения армии согласно обещаниям, которые им были даны. Но я не могу удовлетворить их требования.

– Расходы на восстановление культов были необходимы для поддержания порядка в царстве, – заметил Ай. Но мне кажется, что основное уже сделано. Я собираюсь попросить царя направить большую часть податей Куша в казну.

Казалось, Майя был разочарован, так как ожидал другой реакции. Тхуту такой поворот был ясен. Регент не желал, чтобы армия, возглавляемая Хоремхебом, снова надела шкуру зверя. Задерживая обещанные средства, он также наносил вред репутации командующего. Кроме того, он бросал тень на самого Тутанхамона, выставляя его виновником безудержного перерасхода резервов казны, и усиливал недружелюбное отношение Хоремхеба к молодому царю.

Тхуту поздравил себя с тем, что своевременно принял решение: конфликт казался неизбежным.

Без сомнения, будучи очень раздраженным, Майя сделал неожиданное разоблачение:

– Мне кажется, стоит упомянуть о том, что беспокоит верховного жреца храма Амона в Карнаке, – заявил он.

Ай нахмурил брови; ему было известно о жалобах верховного жреца, но он предпочел бы не слышать об этом на совете. Но он не мог заставить Майю замолчать.

– Верховного жреца и все духовенство Амона беспокоит то, что скульптуры царя имеют много божественных символов, как-то венец атеф бога Геба с рогами барана. Возможно, следовало бы напомнить царю о правилах использования символов, особенно венца. Эти нарушения не способствуют возрождению культов.

– Речь не идет о скульптурах, изображающих царя, – запротестовал Ай. – Речь идет о статуях, представляющих богов.

– У верховного жреца другое ощущение, – возразил Майя. – В Триаде храма Карнака царь представлен вместо бога Хонсу. Скульптура была сделана такой по приказу царя.

– Я объяснюсь с верховным жрецом! – воскликнул Ай. – Это просто недоразумение. Во всяком случае, это никак не касается казны!

Тхуту сдержал улыбку. Сначала Майя привел Ая в ярость. Затем он посеял раздор между членами «банды Юга», чего ни Нахтмин, ни Усермон, ни другие, без сомнения, не ждали: Хумоса, что, очевидно, было на руку этим бандитам, стали выводить из себя эксцентрические наклонности царя.

Возможно, Ай был очень рад тому, что Тутанхамон дискредитирует себя, позволяя всевозможные излишества.

30
БИТВА БОГОВ

В царстве наступило время жатвы.

С вечно непроницаемым лицом-маской Тутанхамон слушал рассуждения регента. Тот испытывал неловкость; ему казалось, что он разговаривает со статуей, которая не способна на обычные чувства – сострадание, сомнение, а тем более волнение. Ай хотел вовлечь царя в дискуссию, а затем направить разговор в нужное русло с помощью своих обычных хитростей – сочетанием ласки и угроз. Напрасно. Царь проявлял только безразличную холодность. Интересно, не ошибся ли Ай, приняв мальчика за дурака и решив, что тот не разгадал настоящих причин смерти Сменхкары, к которому, как регент знал, Тутанхамон был привязан. Поэтому он решил придержать свои упреки относительно его излишних расходов и злоупотреблений властью, не упоминая об изображениях царя с венцом атеф на голове.

Он ушел, будучи недовольным и встревоженным.

В течение нескольких последующих недель царь все-таки снизил темпы строительства, изготовления скульптур и мебели и велел передавать в казну большую часть тех сотен дебенов золотого песка, которые ему направлял Гуя.

Время, казалось, все-таки его чему-то учило.

Вечером Пасар пришел тихонько сообщить Анкесенамон, что у одной из беременных наложниц царя на седьмом месяце произошел выкидыш. Он узнал об этом от своей матери. За ужином они собирались выразить царю сочувствие. Она посоветовала царевнам, своим сестрам, не веселиться за столом, так как это был неподходящий случай.

Он сел; Анкесенамон, ее сестры и Пасар также сели и стали внимательно вглядываться в лицо царя, но не нашли никаких изменений. Он говорил о колдовской силе своего скипетра, который по мановению ока мог переносить в другой мир приношения, предназначенные для богов.

Возможно, ему не сообщили о выкидыше?

– Одна из твоих наложниц потеряла ребенка, – сказала ему Анкесенамон.

– Я об этом знаю, – откликнулся он, не выказывая большого разочарования. – Это был мальчик. Жаль. Я отдал приказ сделать мумию.

Анкесенамон не промолвила ни слова. Царевны вытянули шеи.

– Происходят странные вещи, – добавил царь.

И возобновил свой рассказ о магической силе царских атрибутов и о свечении, которое появилось вокруг его головы, когда он надевал корону.

Анкесенамон было его жаль: он потерял не только сына, он лишился слез. Ему столько довелось вынести, что он отвергал любое проявление страдания. А у нее на глаза навернулись слезы.

– Почему ты плачешь? – спросил он.

– Я оплакиваю тебя и потерянного сына.

Он направил на нее бесстрастный взгляд.

– Но ведь еще один на подходе, – сказал он.

– Никакое существо никогда не заменит другое.

Он не ответил. Его взгляд был отсутствующим. О ком он думал? Кого он любил и кого потерял?

Царь выпил немного вина. До конца трапезы он почти не говорил, правда, попросил Пасара сыграть с ним в шашки. И проиграл. Кормилицы увели изумленных царевен готовиться ко сну.

Не каждый день жизнь во дворце Мемфиса была праздником.

– Что нам теперь мешает зачать ребенка? – спросил Пасар, когда они остались одни в комнате.

Это была, в конце концов, их комната. Она отослала Хранительницу гардероба, которая ее раздевала в те дни, когда она спала одна. Ее связь с Пасаром не была секретом для их близких людей.

– Какой смысл рожать этого ребенка? – ответила она, садясь на постель.

– Мы.

Ответ был неясный, но она поняла, что он хотел сказать. Он тоже был растерян. Он больше не был ребенком, ему скоро исполнится семнадцать лет. У него не было ни супруги, ни очага. Он зависел от царицы. И вот уже три года, как они занимались любовью. Ребенок был бы одновременно их воплощением и связывал бы их сильнее, чем брак.

– Это будет царский ребенок, – сказал он.

Это значило, что Тутанхамон его не отвергнет. И представит как своего.

– Ребенок, у которого будет два отца, – произнесла она задумчиво. Затем добавила: – Я опасаюсь того влияния, которое этот ребенок окажет на него.

Он, вот кто был ее супругом.

– Он как хрупкий сосуд, – продолжила она. – В прямом и переносном смысле. Ты обратил внимание на его запястья? Его лодыжки? Ему четырнадцать лет, а у него кости девочки десяти лет. Такое впечатление, что он изувечен бурей. Мысль о том, что другие могут зачать детей, а он нет…

– Все же он может… почти, – сказал Пасар, улыбаясь и садясь около нее.

– Сок его рода известно какой.

– Ты говоришь, как моя мать.

Она сняла парик и надела его на подставку. Затем расстегнула платье, кинула его на чересчур разукрашенный стул и сбросила с себя сандалии. Растягиваясь на постели, она заявила, что ее в этот вечер растрогал разговор с супругом, поэтому она не хочет и думать об удовольствиях тела, и более того, этот день не был для нее днем плодородия. Она заснула, свернувшись калачиком, в объятиях Пасара. Ее последняя мысль была о том, что счастливая всегда бывает на другом берегу.

В сопровождении своего преемника Узермона Тхуту шел прощаться с царем.

– В чем причина твоей отставки? – спросил Тутанхамон, бросая на него пронизывающий взгляд.

– Государь, когда наступает вечер, пастух возвращается к себе домой, – ответил Первый советник, улыбаясь.

– Вечер не наступил, и ты не пастух, а Советник. Ты в расцвете сил.

– Государь, в жизни каждого человека наступает время, когда он четко осознает, на что способен. Тогда мудрость советует ему уступить место тем, кто будет полезнее, чем он. Таков, например, Узермон, представить которого тебе я считаю большой честью.

Тутанхамон повернул лицо-маску к вновь прибывшему и одарил его видимостью тени улыбки. Могло показаться, что он смотрит в окно.

– Ты поссорился с Аем?

Тхуту не удержался от улыбки.

– Нет, государь.

– Ты самоотверженно служил моим братьям Эхнатону и Сменхкаре, которые навсегда остались в моей душе. Особенно это относится к Сменхкаре, который был для меня и братом, и отцом. И вдруг ты бросаешь меня. Как же это?

Тхуту стоял не шелохнувшись: у Тутанхамона были те же интонации, что и у Сменхкары, та же склонность нарушать протокол, игнорировать принятый при дворе язык и обнажать душу своего собеседника.

– Уж не присутствие ли твоего преемника мешает тебе говорить?

«Этот мальчик, – подумал Тхуту, – говорит так, будто действительно является богом. Анубис. Маат. Тот, кто взвешивает души»…

– Государь, ты отметил мою самоотверженность, – проговорил он взволнованно. – Позволь выразить тебе признательность.

– Мне надо удалиться, государь? – спросил Усермон.

– Ты можешь остаться, если твоя душа чиста, – ответил Тутанхамон. – Но если ты имеешь отношение к политическим распрям, которые отравляют жизнь двора, я тебе разрешаю удалиться до конца нашей беседы.

Это был вызов. Усермон это отметил.

– Государь, я – прежде всего твой слуга.

– Тогда слушай.

И повернулся к Тхуту.

– Что случилось с Аем?

Тхуту перевел дыхание. Он никогда не мог представить, что этот хилый мальчик может уподобиться ястребу, роющемуся в сердце своей добычи. Он медлил.

– Государь, со времени смерти нашего царя Эхнатона царство разрушалось. Твой брат Сменхкара правил слишком мало времени, чтобы его восстановить. Божественная любовь позволила тебе выполнить то, что он мечтал сделать. Затем вмешался демон Апоп. Нижняя и Верхняя Земли оказались под угрозой разделения. Господин Нижней Земли решил, что сумеет провозгласить себя ее царем. Его схватили, и он лишился жизни. Но уже началось противостояние двух правителей.

– Хоремхеб и Ай, – проговорил царь. – Хоремхеб – господин Нижней Земли и Ай – господин Верхней Земли.

Усермон раскрыл рот и застыл от неожиданности. Тхуту издал короткий смешок.

– Я – слуга гармонии, – заявил Тхуту. – Не судья разногласий между Сетом и Осирисом, между Анубисом и Хатор, между Сетом и Апопом. Я хочу спокойно спать.

Тутанхамон чуть заметно покачал головой.

– Ты устал. И я тоже. Ты понимаешь, почему я ищу спасение в могуществе богов.

«Это речи Эхнатона», – подумал Тхуту.

– Но, как ты сказал, – продолжил царь, – даже обиталище богов омрачено конфликтами. Все началось с бесчестного убийства Осириса Сетом. Мы вроде бы должны ненавидеть Сета, но именно он спас мир от ярости Апопа.

Усермон казался опустошенным. Вне сомнения, Ай описал царя как физически и психически больного мальчика. И вдруг он услышал серьезные размышления о самой первой трагедии – трагедии создания мира.

Тхуту некогда сам сказал Сменхкаре, что идея убийства лежит в центре мира, и тогда отравление Эхнатона было узаконено как совершенное в интересах царства. Ничто не могло продлить жизнь фараону. Осознания им своих недостатков было не достаточно!

– Атон заменил изъян великолепия единственного существа, – продолжил Тутанхамон.

Усермон не верил своим ушам. Впервые величественный монарх заговорил об Атоне.

– Изъян? – переспросил Тхуту.

– Изъян, – повторил царь. – Изъяном является неспособность изменять свои привычки. Это самый большой из всех изъянов. Царство не может избавиться от привычного. Духовенство хотело, чтобы их боги были главными. И тогда нам снова надо будет думать над тем, что Сет убил и расчленил своего брата Осириса, что Анубис отрезал голову своей матери Хатор и что именно этот братоубийца спас мир от хаоса.

Тхуту покачал головой.

– Твоя божественная особа долго размышляла о богах, – произнес он восхищенно.

– И теперь, – продолжил Тутанхамон, – намечается конфликт между Амоном и Пта. Между Творцами мира. Между отцом Осириса и отцом Нефертума. [21]21
  Нефертум – бог, покровительствующий Мемфису и почитаемый как творец мира сердцем, то есть мыслью и языком. Пта был супругом богини мести, Сехмет, которая родила ему сына, Нефертума, что означает «Душистый Лотос». В сложной египетской теогонии Амон одновременно является преемником и соперником Пта.


[Закрыть]Конфликт между Верхней Землей, находившейся под властью духовенства Амона, и Нижней Землей, где властвовало духовенство Пта. Неужели я провозгласил Реставрацию, чтобы получить этот результат? А что касается тебя, – сказал царь Усермону тоном, в котором чувствовался оттенок презрения или снисхождения, – неизвестно еще, будешь ли ты солдатом Амона.

Он знал, что его речи будут переданы Аю. Возможно, он этого и хотел – напомнить старому шакалу, что он уже не покорный и слабый ребенок, как считали некоторые.

Интуитивно Тхуту понял высокий замысел монарха: как и оба его брата, один из которых поклонялся высшему богу, а другой пытался примирить разные культы, он надеялся возродить в царстве ту гармонию, которая отсутствовала в его жизни.

– И чем ты собираешься занять свое время? – спросил он бывшего Советника.

– Государь, неужели я не заслужил немного отдохнуть на земле, до того как настанет время вечного покоя?

– Если я попрошу тебя стать моим личным Советником, не будет ли тебе это в тягость? Ты будешь получать оплату из моих собственных средств и будешь отчитываться только передо мной.

Он его просил о выполнении тех же обязанностей, что были у него при Сменхкаре.

– Честь велика, государь. Как я могу от нее отказаться?

– Действительно, – сказал царь. – Можете идти.

Двумя месяцами позже вторая беременная наложница царя родила ребенка, который прожил три дня. Когда Анкесенамон отправилась успокоить мать, она увидела, что нубийка была столь же хрупкого телосложения, как и царь.