Текст книги "Маски Тутанхамона"

Автор книги: Жеральд Мессадье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

27
ЭСКИЗЫ БОТАНИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ ПРИ ПРИБЛИЖЕНИИ БУРИ

– Увезу моих сестер в Мемфис, – проговорила Анкесенамон, глядя в сторону.

Она сама не знала, к кому обращалась: к придворным дамам? К Хранительнице своего гардероба? Никто не мог ей в этом отказать. Уадх Менех не в состоянии был найти Тхуту. Хоремхеб находился в Мемфисе вместе с царем. Ай уехал на несколько дней в Ахмин отдохнуть. Во всяком случае, решение этого вопроса было в ее власти, и только. Она велела кормилице приготовить сундуки царевен для отъезда на следующий день.

Она не могла оставить трех своих сестер пропадать в равнодушии и сумасшествии дворца Фив. «Но разве атмосфера во дворце Мемфиса здоровее?» – спросила она себя.

На следующее утро царевны, болтающие без умолку от радости из-за появившейся возможности что-то изменить, по крайней мере, переехать, поднялись со своей сестрой на борт «Мудрости Хоруса». На идущей следом лодке находились сундуки царицы и царевен, а также служащие царского дома, срочно созванные для отправки в Мемфис.

На самом деле в то время, когда царица, ее сестры и их свита поднимались на борт корабля, Тхуту и Хоремхеб вели беседу в садах дворца, подальше от нескромных ушей. Они оба только что получили одно и то же послание регента, в котором сообщалось о повышении Пентью до уровня чиновника, ответственного за дипломатические контакты. Иными словами, он должен был налаживать отношения с союзниками. Престижный пост.

Сосланный после своих гнусных признаний около четырех лет назад в недра царских архивов, куда Сменхкара его великодушно перевел в качестве начальника, отравитель вновь оказался на первых ролях. [19]19
  См. «Гнев Нефертити».


[Закрыть]И как будто ради того, чтобы уклониться от неприятных объяснений, Ай сразу же уехал в Ахмин.

– Как ты думаешь, что означают эти перестановки? – спросил Тхуту. – Мне кажется, что это своего рода хитрость. И если я не ошибаюсь, это не предвещает ничего хорошего. Вспомни, как во время чашей встречи с Аем после поездки в Саис, когда мы настаивали на судебном процессе над Апихетепом, он ни за что не хотел этого допустить. Тогда я пригрозил ему арестом за отравление Эхнатона и Сменхкары и неосторожно упомянул о признаниях Пентью. Над ним нависла опасность. Ай не мог этого вынести. Само существование Пентью и риск быть разоблаченным ограничивали его свободу в принятии решений. Он искусно обманул Пентью и, теперь повысив его в должности, завладел его душой и телом. Пентью считал себя навсегда обездоленным. И неожиданно появляется возможность вернуться к публичной жизни, поэтому он не предаст своего благодетеля. Отныне он приговорен к молчанию, понимаешь? Мы не сможем больше угрожать Аю его признаниями.

Тхуту, размышляя, качал головой. Выводы были очевидными. Но противоречивыми.

Командующий казался задумчивым.

– Между прочим… – произнес он.

Тхуту ждал продолжения.

– Между прочим, – снова заговорил Хоремхеб, – мы, возможно, ошиблись, заставив казнить Апихетепа. Следовало сделать вид, что его казнили, и держать его в тайном месте.

Предположение было неожиданным. Советник нахмурил брови.

– Я не знаю, рассказал ли Апихетеп нам все, – продолжил Хоремхеб. – Я думаю, что не только Ай обещал ему пост Первого советника, хотя именно он побудил его к тому, чтобы захватить Мемфис и Нижнюю Землю.

Тхуту размышлял над подозрениями военачальника. Он покачал головой: регент пытался таким образом разорвать царство, чтобы было легче его пожирать!

– Вот в чем истинная причина, – сказал Хоремхеб. – Из-за этого, как только Апихетеп потерпел неудачу, Ай отдал Нахтмину приказ уничтожить Апихетепа на месте, вот почему он так неистово выступал против этого судебного процесса. Это дело имело более глубокие корни. Если бы Апихетеп был жив, мы смогли бы заставить его заговорить. Попытка разделить царства – преступление более серьезное, чем просто сговор знати из провинции и опрометчивые обещания. Мы смогли бы заставить осудить Ая.

Командующий энергично махал своим опахалом на ручке из слоновой кости, чтобы отогнать назойливых насекомых.

– И казнить его, – добавил он.

Еще раз Тхуту мог оценить силу ненависти, которую Хоремхеб питал к своему тестю. Командующий продолжал рассуждать.

– Практически Ай является хозяином Верхней Земли. И он еще больше упрочил свое положение с тех пор, как убедил царя назначить Гуя наместником в стране Куш. Но для захвата власти ему этого не достаточно. Ему нужна поддержка Нижней Земли и в первую очередь Мемфиса. Итак, именно я возглавляю гарнизон этого города и являю собой ту теневую власть, которой он опасается.

Тхуту как Советник недооценил этот нюанс в расстановке сил.

– Вот почему он не возмущается чрезмерными расходами царя в Мемфисе и номах, а также повсеместному появлению статуй Пта, а затем и статуй Амона. Он хочет примириться с Нефертепом и вельможами Мемфиса и Нижней Земли. Он уже заручился поддержкой верховного жреца Амона, но пока его не поддерживает верховный жрец Пта.

Тхуту раздумывал над тем, как можно было затормозить этот демонический механизм.

– В течение всех этих месяцев он старался усыпить нашу бдительность, – заключил он, – позволяя нам предполагать, что он якобы согласен с нашими планами. И внезапно он лишает нас главного оружия – признаний Пентью. Надо отдать ему должное: он маневрировал искусно.

– Это значит, что он готовится к тому, чтобы снова перехватить инициативу, – заметил Хоремхеб.

– Но на что он нацелился?

– На трон. А ты что думал?

– Но он занят царем!

Командующий Хоремхеб бросил на Советника иронический взгляд.

– Эхнатон и Сменхкара тоже были на троне.

Это означало, что Тутанхамон рискует последовать за ними раньше времени. Убийство вновь становилось возможным. Горькая гримаса исказила лицо Тхуту.

– Впрочем, не сразу, – добавил Хоремхеб, опережая вопрос своего собеседника. – Это снова привело бы к нестабильности в стране, и для него это было бы опасно. На данный момент он получил то, что хотел. Заставил нас работать на себя…

Легкая улыбка тронула губы Хоремхеба. Тхуту ожидал объяснения.

– Царь щедро осыпает духовенство милостями и преуспевает в их усмирении, чего Ай смог бы добиться только ценой утомительных бесконечных торгов. Тутанхамон у регента отвечает за культы. Что касается меня, я реорганизовал армию, усилил боевую мощь войск. В стране, похоже, жизнь налаживается.

– Только похоже?

– Налоги чересчур завышены. Мы рискуем получить новые волнения.

– Что мы можем сделать?

– Не терять бдительности. На твоем месте я бы поостерегся этого Узермона, который стал новым фаворитом царя.

Тхуту это уже заметил, он принял предостережение.

– Он уехал вместе с ним в Ахмин, – добавил военачальник. – Только богам известно, что они там замышляют.

Вновь Тхуту ощутил непонятное утомление.

Когда он появился на пороге своего кабинета, он обнаружил там огорченного Уадха Менеха в обществе Панезия, верховного жреца забытого культа Атона. Удивленный Советник поприветствовал верховного жреца.

– Могу ли я зайти к тебе ненадолго, Советник?

Тхуту пригласил его войти, предложил ему кресло и сел сам. Несколько секунд они смотрели друг на друга.

– Я направил два послания регенту, – наконец сказал Панезий. – Он мне не ответил.

Тхуту мог предвидеть эту ситуацию.

– Я написал царю, – продолжил Панезий. – Это было два месяца назад. Все еще нет ответа. Теперь я пришел к тебе. Мне с моими жрецами больше нечего есть. Мы живем за счет милосердия нескольких верующих.

На протяжении семнадцати лет верховный жрец был Солнцем правосудия и царства. При Сменхкаре именно он добился объединения верховных жрецов, что стало началом примирения. Он смотрел на Первого советника с той же ясностью во взгляде, как в былые времена. Неблагодарность регента, та поспешность, с которой он отказался от культа Атона, молчание царя, – из-за этого, как ему казалось, не стоило огорчаться. Это вызывало лишь легкую, немного печальную улыбку.

– Должен ли я просить о помощи верховного жреца Амона? Теперь он процветает.

Тхуту отрицательно покачал головой. Он вызвал своего секретаря и дал тому распоряжение о выделении зерна из резервов Фив, покупке десяти говяжьих туш, двадцати баранов, достаточного, по его мнению, количества глиняных кувшинов вина и об их погрузке на корабль Первого советника. Все это предназначалось верховному жрецу Ахетатона. Панезий покачал головой. Он поблагодарил Советника и на прощание сказал ему:

– И все-таки Атон существует. Несправедливо, что он подвергается унижению.

– Несправедливо, – согласился Тхуту. – Несправедливо, что раздоры людей влияют на богов. Пиши мне, когда у тебя не будет ответа от других. Пока я буду на этом посту, ты можешь на меня рассчитывать.

Услышав последние слова Первого советника, верховный жрец поднял брови, но воздержался от вопросов.

После ухода Панезия Тхуту остался сидеть, размышляя над тем, что же боги думали обо всем этом.

На другом берегу Великой Реки верховный жрец Хумос покинул свой дом и в сопровождении секретаря отправился в Дом Жизни при храме Амона. Его внимание привлекли двое слуг, которые развешивали белье для сушки в дальней части сада, и затем он вошел в первый из залов, где находились писцы. Они подняли головы и пожелали ему счастливого дня. В ответ он произнес такие же пожелания. Он подошел к одному из писцов по имени Уабмерут, что означает «Чистая любовь», и склонился над ним.

– Брат, могу ли я поговорить с тобой?

Уабмерут быстро встал. Это был молодой человек двадцати семи лет с живым взглядом и лицом, на котором слишком рано стали заметны следы долгих размышлений.

– Сочту за честь, верховный жрец.

Он положил свою дощечку на пол, закрыл чернильницу и, заткнув перо за ухо, последовал за верховным жрецом в сад. Хумос наблюдал за ним, пока он все приводил в порядок, затем едва заметно улыбнулся и сказал:

– Уабмерут, я уполномочен тебе сообщить, что его величество высоко оценил твое прилежание и понимание, с каким ты отнесся к его выбору, и назначил тебя своим переводчиком при общении со скульпторами и художниками.

Уабмерут низко склонил голову.

– Именно ты выбрал меня, верховный жрец, и тебе я обязан этой честью.

– Царь просил вручить тебе это кольцо в знак оценки твоих достоинств.

Писец положил украшение на ладонь: скарабей на золотом кольце, покрытый глазурью красного цвета, символизировал Настоящее и Будущее, то есть Вечное Повторение. Затем он бросил пристальный взгляд на верховного жреца.

– Именно к тебе должен вернуться столь великолепный предмет, верховный жрец.

– Я уже вознагражден, – сказал Хумос.

По выражению лица верховного жреца было понятно, что ему необходимо еще что-то сказать, и писец был достаточно сообразительным, чтобы сделать вид, будто этого не заметил. Он ждал.

– Ты видел статуи, заказанные царем? – возобновил разговор верховный жрец.

– Я много раз бывал в мастерских скульпторов с тем, чтобы направлять их в соответствии с моими скромными знаниями. Но я не видел всех установленных статуй, за исключением тех, что находятся в храме Хонсу, и, конечно, большой триады храма Амона.

Хумос покачал головой.

– Не показалось ли тебе, что слишком много венцов атеф?

Собственно, это и было целью беседы. Уабмерут так и предполагал.

– Это венец богов, – напомнил верховный жрец. – В первую очередь им отмечен Геб.

– Это – правило, – согласился писец.

– Я насчитал восемь изображений царя, увенчанного венцом атеф.

– Но именно царь этого потребовал.

«Мальчик тринадцати лет отроду возомнил себя богом, – подумал Хумос. – Он заражен той же манией величия, что и его брат Эхнатон. В сравнении с ним Сменхкара был олицетворением скромности! И кому достанет смелости напомнить ему о приличиях?» Хумос вздохнул.

– Ты ему сказал о несоответствии?

– Я не знал, как это сделать, верховный жрец. На моих эскизах для триады была только корона. Он лично все исправил и снова нарисовал венец атеф. Более того, – продолжил Уабмерут, – на рисунке, который скульптор предложил для триады, были изображены бог Амон и богиня Мут, возлагающие руки на плечи царя. Царь этот вариант отклонил и навязал композицию, которую мы потом увидели.

– Она непочтительна, – сказал Хумос. – Будто это царь увлекает за собой богов.

– Царь также потребовал от скульптора, чтобы тот сделал лицо бога, насколько возможно, похожим на свое.

Отвага уже граничила с кощунством.

– Надо будет тверже настаивать на соблюдении правил, – заявил Хумос. – Эти скульптуры предназначены для прославления богов, а не только царской персоны.

– Тогда в Мемфис должна быть направлена соответствующая инструкция, – сказал Уабмерут. – Царь забрал с собой чертежи статуй и барельефов, которые были выполнены для него здесь.

– Мы рискуем обнаружить множество венцов атеф в Мемфисе и прилегающей местности.

– Возможно, ты мог бы обратить внимание верховного жреца Нефертепа на это. Хотя у его величества очень сильное желание украсить свои изображения венцом.

Да, царь отличался упорством. Озабоченный Хумос взялся руками за голову.

– Тогда надо будет привлечь внимание регента к этому вопросу, – сказал Уабмерут.

На повороте аллеи оба мужчины встретили Уджбуто, писца-садовника, который держал в руках стебель мяты. Он почтительно склонился перед верховным жрецом и задумчиво ему улыбнулся. Затем он стал покорно ждать.

– Что ты думаешь о новых статуях, которые украшают наши храмы? – спросил у него Хумос.

– Что они великолепны, верховный жрец, и свидетельствуют о возвращении нашего культа. Особенно заметен прилив набожности у его величества, нашего царя.

Фраза была подобрана довольно искусно, и Хумос это оценил. Ему было известно о проницательности Уджбуто. Он внимательно посмотрел на писца-садовника и увидел, что его губ коснулась легкая улыбка. Уабмерут тоже украдкой улыбнулся. Все трое думали об одном и том же, но не произносили этого вслух.

– Разве это не восхитительно, что черты повелителя Двух Земель будут узнаваемы в облике Хонсу? – заговорил наконец Уджбуто. – Вплоть до венца атеф.

Трое мужчин обменялись понимающими взглядами.

– Изучая растения… – начал Уджбуто.

Но он не закончил фразы, опасаясь показаться непочтительным.

– Изучая растения… – повторил Хумос.

– Изучая растения, верховный жрец, я заметил, что когда росток из семени получился с изъяном, то случается, что все семена этого стручка также дают неполноценные ростки.

О том, что проблемы Тутанхамона имели те же самые причины, что и у Эхнатона, нельзя было лучше сказать.

Хумос жестом выразил нетерпение.

– Уабмерут прав. Надо уведомить об этом регента.

На горизонте определенно стало видно скопление облаков, как это часто бывает в начале сезона Паводка. Впрочем, сразу за ним наступит сезон Жатвы.

28
БОЖЕСТВЕННОЕ СЕМЯ

Приехав в свои покои во дворце Мемфиса, Анкесенамон была изумлена: передвигаться было почти невозможно, так как комнаты были переполнены движимым имуществом и статуями. Кресла, столы, сундуки, занавеси, шкуры пантер, статуи золотые, деревянные, каменные, которые, впрочем, почти все представляли Тутанхамона в облике Осириса, Хонсу, Пта.

Она отметила, что ни одна статуя не была сделана по ее подобию. Но она и не была богиней.

И, несмотря на то что покои были просторными, не нашлось места даже для сундуков, привезенных из Фив. Сати держала руку на крышке корзины с кобрами, так как суета их взбудоражила, и заливалась безудержным смехом. Первая придворная дама не удержалась от улыбки. Хранительница гардероба растерялась. Другие также были озадачены таким скоплением вещей, которых хватило бы на два или три дворца.

– Но это – мебельный склад!

– Где царь? – вскричала Анкесенамон.

Первая придворная дама отправилась на поиски Уадха Менеха, который доставил их в царские покои.

Три младшие царевны и кормилицы расположились на террасах, с которых открывался вид на Великую Реку. Они ждали, когда разрешатся затруднения, вызванные загромождением помещений. Анкесенамон рассматривала имущество. Это были незнакомые вещи. Такого великолепия она никогда еще не видела, даже в Ахетатоне, где Эхнатон сосредоточил несметные богатства. Чего стоили только эбеновое дерево, инкрустированное слоновой костью, отделанный золотом и серебром кедр, художественные обивки электрумом или золотом, белоснежные вазы и лампы красивой формы, головы и лапы льва, буйвола и бегемота, высеченные где только было возможно – в изголовье ложа, на подлокотниках кресел, на ножках мебели… Спинки и подлокотники четырех кресел были украшены золотом, поделочными камнями и бисером различных цветов: там были изображены царь и царица, которая протягивала супругу цветок лотоса, а еще царь на охоте, поражающий копьем крокодила. Чистой воды вымысел: именно царь преподнес ей как-то, причем единственный раз, цветы лотоса. Что же касается сцен охоты… Она пожала плечами.

Она вспомнила о барельефах и красивых вещах, которые ее отец размещал во дворцах и храмах в то время, когда жил отшельником в своем доме, отдельно от Нефертити, и давным-давно уже не ходил на охоту.

Появился сконфуженный Уадх Менех: царь уехал на рассвете на освящение храма Пта и возвратится только вечером.

«Наверняка снова венцы атеф», – подумала Анкесенамон.

Первый придворный заявил, что как только его величество возвратится, он сразу же ему сообщит о прибытии царицы и царевен.

– А пока, – сказала Анкесенамон, – пришли нам слуг, пусть вынесут мебель, чтобы мы смогли устроиться.

– Вынесут мебель? – повторил придворный встревоженно. – Но эти сокровища по приказу его величества были изготовлены лучшими ремесленниками Мемфиса и теми, которых ему послал из Куша наместник…

– Это замечательно. Но я не могу все это хранить в своих покоях.

Удрученный Уадх Менех повиновался. Прибыли слуги и начали сносить мебель в большой центральный зал. Анкесенамон оставила только статую царя на лодке с копьем в руках, готового поразить какое-то чудовище. Затем она решила что-нибудь съесть и немного отдохнуть.

Слуги принесли салаты, жареное белое мясо домашней птицы, хлебцы, фрукты.

В то время, когда Анкесенамон вместе с Сати собиралась перенести угощение на террасу, раздались взволнованные крики.

В комнату, смежную с комнатой царицы, где Хранительница гардероба развешивала вещи ее величества, вбежал лев и стал с удивлением всех рассматривать. Полумертвая от страха, Хранительница гардероба стала оседать, и ее подхватил один из слуг. Хищник обнюхивал вещи и внимательно смотрел на кормилиц, примчавшихся на крики и замерших от испуга. Следом за львом появился леопард, так же пренебрежительно поглядывая вокруг. Оба зверя прошли в комнату Анкесенамон. Сати застыла, не сводя глаз с корзины кобр. Глаза царицы расширились.

«Новые чудачества», – подумала она. Если эти хищники гуляли на свободе, значит, им в еду добавляли мак, чтобы ослабить их агрессивность.

Кормилицы, придворная дама, Хранительница гардероба в ужасе наблюдали за дверью в соседнюю комнату, не зная, как царица Тау встретит двух хищников.

Но откуда они появились?

Анкесенамон вспомнила, что животные читают в сердце, как утверждала Сати. Ну что ж! Она бросила льву и леопарду два больших куска белого мяса домашней птицы. Они их проглотили, посмотрели одобрительно и ожидали еще.

– Остальное – для меня, – сказала она им.

Вне сомнения, они ее поняли, так как разлеглись у ее ног и наблюдали за ней, пока она ела. На другом краю террасы три царевны не могли оторвать глаз от этой сцены, не осмеливаясь ни пошевелиться, ни заговорить.

– Я хотела бы вина, – сказала она напуганным слугам.

Она погладила льва по спине, тот зажмурился и поднял к ней морду. Слуги подавали вино, остерегаясь, как бы хищники не схватили кого-нибудь из них за ногу.

– Откуда они пришли? – спросила царица.

Ответ ей дал человек, который, запыхавшись, появился на террасе.

– Твое величество… – еле выговорил он, заметив зверей. – Прости меня… Они сбежали из зверинца.

Сетепенра рискнула приблизиться ко льву и склонилась над ним, чтобы рассмотреть. Огромная кошка, повернув голову, смотрела на нее. Обмен взглядами хищника и царевны длился недолго. Зверь признал свою госпожу и пошел к ней.

– Они меня не беспокоят, – заметила царица, обращаясь к мужчине. – Что еще есть в зверинце?

– Два жирафа, твое величество. Два слона. И носорог.

Она подумала про себя, нет ли там также людей.

– Пойду взгляну на них.

Венцы атеф. Гарем. Изобилие мебели. Зверинец.

Лев и леопард последовали за своим главным кормильцем, не таким прижимистым, как только что прибывшие.

Тутанхамон возвратился через несколько дней. Так что у Анкесенамон было время с помощью Уадха Менеха обойти дворец: он был полон мебели, подобной той, которую она нашла в своих покоях. Много ее было и в той части дворца, где располагался гарем. Она не захотела, чтобы ее представляли девицам, щебетавшим в покоях, наполненных всевозможными ароматами.

Пришел Второй придворный, чтобы сообщить ей о прибытии его величества. Она встретилась со своим супругом в просторном зале цокольного этажа, разделенном колоннами. Они не виделись уже более грех месяцев. Он изобразил на лице улыбку и пошел к ней, заметно прихрамывая и опираясь на высокую трость. Упражнения, разработанные Сеферхором, мало что дали. Возможно, потому что они не были достаточно продолжительными. Казалось, Тутанхамон был счастлив снова видеть ее. Он поцеловал ее в щеку по-братски и по-детски одновременно.

Пасар держался позади вместе с носителями опахал. Хранителем гардероба и двумя командирами из царской свиты. Около двадцати человек присутствовало во время встречи супругов после длительной разлуки. Было заметно, что они волновались.

С блеском в глазах царь объяснял, что во время последней поездки они спустились до Бусириса, чтобы торжественно открыть новый храм Осириса и Исис. Она не сомневалась, что у статуи Осириса были его черты, и размышляла над тем, зачем она явилась в Мемфис с такой поспешностью.

– Почему же твоя мебель стоит в большом зале? – спросил он удивленно. – Она тебе не нравится?

– Она очень красивая. Но мне нужно пространство, чтобы я могла передвигаться.

– Она была изготовлена по моему указанию в мастерских благодаря податям, которые мне выслал Гуя.

«И, разумеется, также благодаря мешкам золотого песка, отправленных наместником», – подумала она.

– А статуи? – спросил он печально.

– Они великолепные, но подумай, ведь я не смогу жить с бесконечным числом портретов моего супруга, которые расставлены через каждые десять шагов. Я оставила скульптуру, которая изображает тебя стоящим в лодке.

Его лицо снова превратилось в бесстрастную маску. Без сомнения, он был оскорблен.

– Я подарю их храмам, – заявил он.

Он приказал организовать ужин в зале цокольного этажа; следовательно, это была торжественная церемония с множеством слуг. Она сказала, что предпочла бы интимный ужин на верхнем этаже вместе с Пасаром и царевнами и с минимальным количеством слуг. Упоминание о царевнах, казалось, не вызвало у Тутанхамона особенного интереса.

Когда он их увидел, то все же любезно поприветствовал, обнял и попросил рассказать новости, не слушая их ответов. Затем он сел, и все остальные последовали его примеру.

Он сразу же принялся описывать храм Пта, который велел восстановить, и установленные там статуи, затем перешел к описанию церемоний и праздников, которые были устроены по этому случаю. В какой-то момент он заметил, что Анкесенамон больше не слушает его монолог.

– Ты меня слушаешь? – спросил он.

– Время от времени, – сказала она сухо. – Ты – царь. Царство – это не только храмы и статуи.

Он казался удивленным.

– Религия – основа царской власти, без которой не было бы царства. Царь – хранитель божественной власти, разве ты этого не знаешь? Он – воплощение бога на земле.

Она была поражена.

– Но у нас есть территории, которые надо контролировать.

– Для этого есть командующий, пусть он этим и занимается. Моя миссия состоит в том, чтобы придать власти в царстве сияние моего божественного отца. Я восстановил мир в душах жителей Двух Земель.

И он снова начал говорить о тех делах, которые его любимый брат Сменхкара не успел завершить.

– Впрочем, надо отнестись к нему с тем почтением, которого заслуживает его земная оболочка.

Интересно, какого еще почтения заслуживал этот так мало правивший царь? Или это было сказано в адрес его отравителя?

Царевны были ошеломлены услышанным. Пасар не произнес ни слова. Тутанхамон прервал молчание, спросив:

– А вы двое, вы еще не сделали ребенка?

Куски мяса во рту показались Анкесенамон и Пасару свинцовыми. Оба недоверчиво посмотрели на Тутанхамона. Впрочем, он улыбался и сказал это явно без какого-то тайного умысла.

– Я уже сделал двоих, – сообщил он.

Анкесенамон сглотнула.

– Две мои наложницы это подтвердили. Они забеременели от меня. Дети от божественного семени родятся через семь месяцев. Матрона гарема мне это сообщила.

Он посмотрел на Пасара с благосклонностью, то ли напускной, то ли искренней, никто не мог этого сказать. Три царевны не могли выговорить ни слова.

Анкесенамон сдержанно сказала:

– Я желаю им счастливого рождения, долгой жизни и процветания.

Время милосердно – ужин подошел к концу. Царь встал и отправился в свои покои. Войдя в свою комнату, Анкесенамон повернулась к Пасару, шедшему за ней.

– Но он потерял разум! Воистину, божественное семя!