Текст книги "Маргарет Тэтчер"
Автор книги: Жан Луи Тьерио
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 46 страниц)
Пословица гласит: скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. В отношении Маргарет ее можно перефразировать так: скажи мне, кто твои вдохновители, и я скажу, какой будет твоя политика. Редко когда перефразированная пословица была бы столь верна, как эта применительно к Маргарет Тэтчер. Чтобы рынки были по возможности наиболее эффективными, пришло время объявить, что «Кейнс умер» и что рынок победил. В своей знаменитой речи, произнесенной в Цюрихе 14 марта 1977 года[122]122
См. седьмую главу настоящей книги.
[Закрыть], Маргарет даже позволила себе немного «удариться в лирику»: «Капитализм лучше, потому что он начинается с человека, с личности, с его особенностей и его непохожести на других, с его ответственности и с его способности делать выбор <…>. Выбор – это сущность этики <…>. Это то, что мы называем нравственным обществом». Но она не забывает и о практичности: «Двигатель капитализма – это прежде всего механизм производства товаров массового потребления. Это предметы одежды по доступным ценам, это заводы, моторы, машины, доступные многим, и в этом секрет типичного успеха капиталистического способа производства».
Чтобы достичь такого успеха, есть всего лишь одно средство: рынок. Первый противник, которого надо одолеть, это, совершенно очевидно, инфляция, тормозящая процесс инвестирования и пожирающая накопления. Представленный в виде наброска в «Правильном подходе» план операций по борьбе с инфляцией был в деталях обрисован группой личных советников Маргарет, которая переберется в мае 1979 года в дом 10 по Даунинг-стрит; входили в эту группу Джон Хоскинс, создатель программы «Камни через стремнину» (или «Средства для достижения цели»), Алан Уолтерс, профессор университета Джона Хоскинса, и Брайен Гриффитс, преподаватель Лондонской школы экономики.
Они пришли к выводу, что единственным конкретным решением проблемы был бы строгий контроль над изменениями объема денежной массы. Многие средства будут задействованы для достижения этой цели: введен новый показатель, позволяющий планировать увеличение данной массы на четыре года, применена среднесрочная финансовая стратегия, установлен процент ссуды, достаточно завышенный по необходимости, сокращены государственные расходы и проведено поступательное сокращение государственного дефицита. Кроме этих «рычагов», позволивших установить стабильные рамки для деятельности «экономических агентов», в дальнейшем очень последовательно отменили политику контроля над ценами и зарплатами.
Национальный комитет по ценам и доходам будет распущен, чтобы государство не вмешивалось в переговоры относительно зарплат между социальными партнерами. Свобода цен будет окончательно восстановлена. Главная цель состояла в том, чтобы позволить рынку в полном объеме играть свою роль и одновременно воспрепятствовать государству втягиваться в трудные переговоры по поводу заработной платы, которые в лучшем случае могут «испортить рынку его игру», а в худшем – открыть дорогу продолжительным и дорогостоящим социальным конфликтам в масштабах всей страны. Будет предусмотрена и еще одна мера: представителям Конгресса тред-юнионов будет абсолютно закрыт вход в дом 10 по Даунинг-стрит. Патронам Конфедерации британской промышленности и рабочим, членам различных профсоюзов, было предоставлено право самостоятельно улаживать их дела. Для наемных работников общественного сектора (или государственных служащих) вопрос об увеличении размеров заработной платы будет решаться в пределах рамок, определяемых возможностями государственной казны.
Но сколь бы ни были эффективны и необходимы все вышеназванные меры, их инициаторы, вероятно, не отдавали себе отчета в том, что эти меры со всей силой сталкивались с еще одним основополагающим принципом тэтчеровского либерализма: требованием положить конец контролю над уровнем банковской ссуды и предоставления свободы осуществления валютных операций и валютного курса. Было принято решение отменить налагавшуюся прежде на банки обязанность вкладывать значительную часть их капиталов в Английский банк, то есть отменить знаменитые «жесткие рамки», установленные лейбористами. Для воплощения в жизнь второй части принципа требовалось полностью отменить контроль над валютными операциями. Свободная конвертируемость фунта стерлингов гарантировала всем, что символ Великобритании соответствовал своей рыночной цене. В умах ярых сторонников свободы предпринимательства эта мера воспринималась как необходимость разорвать цепи и вновь обратить взоры в сторону «великих просторов».
Принцип был превосходен, но он противоречил желанию контролировать размеры денежной массы. Да, в этих двух принципах содержались определенные противоречия. Как регулировать уровень воды в канале, когда с двух сторон открыты шлюзы? Либерализация ставки банковской ссуды, прилив и отлив капиталов могли иногда только сделать тщетными попытки «обуздать» денежную массу. Логика требовала возврата к классической политике стоимости, процентных ставок, налогообложения, одним словом, к политике нормы. Последующие события не замедлили показать, что монетаризм в чистом виде имел свои границы, по крайней мере, с точки зрения таких индикаторов, как среднесрочная финансовая стратегия. Кит Джозеф, хоть и был одним из главных вдохновителей введения монетаризма в практику, однако же подчеркивал недостатки монетаризма и предостерегал от увлечения чистым монетаризмом в своей уже упоминавшейся работе «Монетаризм сам по себе недостаточен».
Чтобы обеспечить большую эффективность британского рынка, как считала Маргарет Тэтчер, необходимо было провести три реформы: приватизацию государственных предприятий, либерализацию рынка труда и развитие свободы торговли.
Что касается государственного сектора, то в дотэтчеровской Англии его размеры были гипертрофированы. Около трети наемных рабочих трудились на национализированных предприятиях, где дезорганизация не имела пределов. Никто не чувствовал ответственности ни за что. Каждый инвестиционный проект на сумму, превышающую пять миллионов фунтов стерлингов, подлежал согласованию с чиновниками соответствующего министерства. Настало время бюрократии, безответственности и огромных потерь. В 1979 году около восьми миллиардов фунтов были затрачены министерством финансов на то, чтобы как-то покрыть дефицит государственных предприятий. Кроме того, политика поддержки «хромых уток» приводила к недопустимым перекосам в сфере конкуренции. «Одно спасенное рабочее место стоило пяти-шести потерянных, так как для его спасения надо было усиливать налоговый гнет, – пишет Маргарет Тэтчер в мемуарах. – В политическом смысле трудность состояла в том, что всякий видел спасенное рабочее место, в то время как несозданные или потерянные места оставались невидимыми и были рассеяны по всей стране». Либеральная политика в области занятости вызывала ожесточенные споры, такие же, как сегодня порождает глобализация. Да, конечно, много рабочих мест было утрачено, но сколько было создано! Только политика «сальдо» в сфере заработной платы, политика баланса, позволяла оценить все последствия предпринятых шагов, но в то время различные невзгоды оказали влияние на средства массовой информации…
Но для Маргарет выбора не было. Если даже в ее первом партийном манифесте открыто не говорилось о том, что в Англии следует денационализировать множество предприятий, чтобы избежать перекосов на рынке, сделать предприятия более конкурентоспособными и в особенности изменить менталитет нации, дабы «превратить функционеров в акционеров», Маргарет хотела это сделать. Как всегда, мораль у нее находилась в непосредственной близости к экономике. Цель, которую она преследовала, было создание благоприятных условий, которые позволили бы предприятиям «завтрашнего дня» держаться на поверхности; но более всего она хотела, чтобы родился «народный капитализм», который сделал бы каждого собственником, а следовательно, немного ответственным за свое собственное предприятие. Она всегда будет озабочена тем, чтобы наемные работники и мелкие вкладчики могли бы иметь преимущественное право акционера на приобретение дополнительных акций при увеличении капитала приватизированного предприятия. Что касается критиков, иногда возвышающих свои голоса против пенсионных фондов, обвиняя их в спекуляциях, то она от этих критиков лишь отмахивалась. Что такое пенсионный фонд, как не сберегательная касса для наемных работников? Итак, это еще одна форма косвенного народного капитализма. По мнению Маргарет, противники приватизации были и оставались противниками народа. Истина заключается в том, что самые ее свирепые противники – это представители элиты, выпускники прославленных университетов, заседающие в советах, управляющих предприятиями управляемой или регулируемой экономики. В сфере рынка труда или занятости либерализация зависела от того, будет ли проведена необходимая реформа профсоюзов. В первое время Маргарет поддерживала идею проведения свободных переговоров между социальными партнерами, но в глубине души полагала, что заработная плата определяется рынком и является результатом свободных переговоров между предпринимателем и будущим работником. Только так можно было бы узнать размер «естественной заработной платы», проистекающей из соответствия спроса и предложения. Однажды, когда Маргарет была чем-то раздражена, а ей предложили встретиться с «социальными партнерами», она бросила своим советникам: «Вы когда-нибудь видели социального партнера? Я видела мужчин, женщин, хозяев предприятий, рабочих, а вот социальных партнеров не видела никогда!» Профсоюзы благодаря их способности причинить вред, их природному корпоративизму, способности парализовать страну действительно могли добиться больших преимуществ, которых, по мнению Маргарет, они были недостойны. Освобождение от «нарывов», каковыми Маргарет считала профсоюзы, способствовало возникновению и развитию подвижного рынка труда, несомненно, являющегося одним из основных столпов экономической политики Маргарет Тэтчер.
Последний важный «элемент», который достоин упоминания, это развитие свободной торговли. В бакалейной лавке в Грантеме Маргарет наблюдала, как туда прибывали продукты со всего мира. В этом она видела источник процветания как для торговцев из стран-импортеров, так и для торговцев из стран-экспортеров. Она была готова к тому, чтобы Англия открыла свои границы, ожидая, естественно, что другие страны сделают то же самое. Но британский закон не мог заставить пасть протекционизм в других странах. Однако Маргарет намеревалась бороться за то, чтобы едва ли не силой навязать свободный обмен продуктами производства и услугами не только в рамках ЕЭС, но и Всемирной организации торговли, а также в сфере двустороннего сотрудничества с различными странами. В нескольких словах она подвела итог противоречиям во взглядах поборников протекционизма и изоляционизма, которых сегодня назвали бы антиглобалистами: «Если импортные стиральные машины дешевле <…>, потребитель хочет иметь право выбора. Это порочный круг. Владельцы наших фабрик хотят иметь защищенный от иностранцев рынок. Это также требование профсоюзов, опасающихся „социального демпинга“. Но те же самые члены профсоюзов в качестве потребителей хотят иметь открытый рынок. Они не могут выиграть на двух шахматных досках сразу, напротив, они могут на обеих проиграть».
Мэгги считала, что дело владельцев предприятий – производить лучшую продукцию, дело наемных работников – усиленно повышать производительность труда и дело всего населения – соглашаться на «временную безработицу вследствие недостаточной подвижности рабочей силы», неизбежной при экономических переменах. Маргарет так настойчиво говорила о необходимости повышения производительности труда, потому что в период между 1973 и 1979 годами ее прирост в Англии составил всего лишь 6,3 процента, в то время как в большинстве стран ЕЭС он ежегодно составлял около 30 процентов. В тени субсидий и управляемой экономики Англия дремала в ленивом забытьи. Маргарет же провозглашала, что «цель – это подъем уровня жизни для всех при экономике, характеризующейся высокой производительностью труда, высокими зарплатами и пониженными налогами». Короче говоря, речь шла о том, чтобы вновь заставить Англию работать, сменив «политику спроса» на «политику предложения», основанную на свободных, прозрачных, конкурирующих и эффективных, насколько это возможно, рынках.
Как это ни парадоксально, но когда пристально изучаешь экономические основы «тэтчеровского проекта», то начинаешь отдавать себе отчет в том, что они довольно далеки от традиционного протекционизма тори. По иронии судьбы и истории, самый великий премьер-министр от партии консерваторов XX века после Черчилля говорит и думает как либерал XIX века. Последний реванш вигов над тори! Когда Маргарет Тэтчер говорит, мы слышим не голос Дизраэли, а голос Гладстона[123]123
Гладстон был явным защитником свободы торговли в либеральной партии, его яростные споры с Дизраэли, лидером тори, наполняли особым содержанием политическую жизнь Англии второй половины XIX века.
[Закрыть]…
Невозможно ничего понять в основах «тэтчеровского проекта», если не понять, какова ее концепция равенства. Для Маргарет равенство – это только равенство в праве и возможностях каждого наилучшим образом развивать свои таланты в благоприятной обстановке. Равенство – это ни в коем случае не какая-то «социальная справедливость», которая сократила бы расстояние между бедными и богатыми. Равенство должно лишь дать бедняку возможность стать богатым, если у него есть талант и смелость.
Когда Маргарет руководила министерством образования, Тони Кросленд как-то упрекнул ее в том, что она недостаточно печется о равенстве, ибо пытается ограничить число компрехенсив скулз, но она не позволила ограничить себя рамками «стерильной» дискуссии, которую ей хотели навязать. Она взяла на себя всю ответственность и заявила, что «да, она хочет, чтобы в Англии были превосходные школы для одаренных детей; да, она хочет, чтобы лучшие становились еще лучше». Она указывает на то, что фактическое неравенство – это неизбежное следствие свободы. «Воспитание и образование – это вопрос перспектив, вопрос будущего, а перспектива как раз и состоит в том, чтобы быть неравными». Как есть люди большие и маленькие, как есть толстые и худые, красивые и некрасивые, так есть одаренные ученики и тупицы. И никто никогда с этим не сможет ничего поделать. Эйнштейн и Моцарт – это исключения. Роль школы заключается лишь в том, чтобы следить за тем, дабы Эйнштейн мог стать Эйнштейном и не был бы осужден на то, чтобы оставаться на краю знаний, потому что происходит из слишком бедной или некультурной семьи. Именно за это она будет сражаться, добиваясь, чтобы строились новые ясли или детские сады, способные послужить хорошей начальной базой. А затем уже пойдет большая игра, в которой сама жизнь будет производить отбор.
То, что подходит для всеобщего образования, то подходит и для других сфер общественной жизни. Как только Маргарет была избрана лидером партии, она еще раз озвучила свои убеждения: «Все мы неравны, но каждый человек имеет для нас одинаковое значение». В этом заявлении ощущается влияние пресвитерианского протестантизма, в купель которого Маргарет окунули при крещении.
Для Маргарет легитимность богатства является просто справедливой наградой за работу и талант. Кроме того, по ее мнению, чем больше страна принимает людей обеспеченных, тем больше шансов, что они инвестируют свои капиталы в развитие этой страны, а это очень важно. В данной сфере на Маргарет оказала большое влияние статья Кита Джозефа, опубликованная в 1976 году в периодическом издании «Тетради» («Кайе»)[124]124
Издание Центра политических исследований. – Прим. пер.
[Закрыть] под названием «Масштаб расходов и безработица». Автор доказывал, что расходы людей состоятельных полезнее для общества, чем расходы множества людей со скромными доходами, тратящих ежедневно на несколько пенсов больше. С одной стороны, богатство позволяет делать сбережения. Эти сбережения обязательно бывают предназначены для прямых инвестиций или при посредничестве банков. В любом случае богатство способствует улучшению средств производства, а соответственно, увеличению спроса на продукты и услуги, что, в свою очередь, подвигает на создание новых рабочих мест. С другой стороны, потребление предметов роскоши требует больше рабочих рук, чем потребление предметов массового производства.
Возьмем простой пример: подрубить вручную дорогой шарф фирмы «Гермес» нелегко, это займет гораздо больше времени и сил, чем просто наблюдать за машиной, обметывающей края десяти дешевеньких шарфиков. Подобный анализ ситуации, сведенный здесь к простейшему примеру, исключил для Маргарет саму возможность существования идеи перераспределения богатств при помощи налогов[125]125
В соответствии с так называемой теорией просачивания благ сверху вниз.
[Закрыть]. Она считала, что цель налогообложения состоит не в том, чтобы уменьшить разрыв между богатыми и бедными, а только в том, чтобы предоставить возможность финансировать необходимые государственные расходы. Налог должен быть как можно ниже, чтобы привлекать в страну обладателей крупных состояний. Все остальные идеи по поводу налогов были, по мнению Маргарет, всего лишь скрытым социализмом, проявлением постыдной слабости, а в конечном счете и контрпродуктивным гнетом. Налогообложение прибавочной стоимости казалось ей заблуждением, если не извращением, а налогообложение капитала – и вовсе ересью. Будь ее воля, она бы не позволила долее существовать такой организации, как Международный научный фонд со всеми его странными заносами в сфере налогообложения…
Правда, милости, которыми Маргарет собиралась одарить богатых счастливцев, требовали от них кое-чего взамен. Она считала, что тот, кто получил больше других, и давать должен больше, и не только для того, чтобы иметь спокойную совесть, но и потому, что это его моральный долг. Маргарет не представляла себе процветания без милосердия. В речи, произнесенной в 1978 году около Гилд-холла[126]126
Ратуши лондонского Сити. – Прим. пер.
[Закрыть], в церкви Святого Лаврентия, официальной церкви корпорации лондонских купцов, возведенной в честь победы Господа и торговцев над врагами Господа, Маргарет развила и уточнила свои мысли. Она начала с похвал «тем огромным жертвам, на которые идут люди, опекая своих близких и дорогих людей: пожилых родителей, детей-инвалидов…», а затем стала попрекать общество всеобщего благоденствия в том, что оно «превратило человека в морального урода», ибо «если однажды вы внушите людям мысль, что государство может и должно что-то сделать для других людей, то тем самым вы лишаете человечность одной из главных ее составляющих, а именно нравственной ответственности <…>. Вы иссушаете в людях молоко человеческой доброты <…>. Не следует путать такие понятия, как добродетель и коллективизм».
В речи, произнесенной в июле 1977 года в Мемориале Иэна Маклеода, Маргарет привела несколько примеров столь необходимого милосердия. Она настаивала на том, что во времена правления королевы Виктории высоко ценились викторианские добродетели и тогда же были созданы многочисленные благотворительные организации, такие как Национальное общество по предупреждению проявления жестокости по отношению к детям, Бригада «скорой помощи» Святого Иоанна и Королевское национальное общество спасения на водах. Она конечно же идеализировала эпоху правления королевы Виктории, казалось, забыв о том, сколь тяжела была тогда жизнь. Создавалось впечатление, будто она никогда не читала Диккенса, а трущобы Ист-Энда или Стрэнда никогда не существовали, что подозрительный, мрачный мир Джека-потрошителя был выдумкой газетных писак и что «Баллада Редингской тюрьмы» была лишь фантазией Оскара Уайльда. Маргарет довольствовалась тем, что смешала с грязью «социалистическую пропаганду, которая особенно поносила Викторианскую эпоху».
Но какое имеет значение, что Маргарет иногда заблуждается при прочтении страниц истории! Главное, какие последствия из этого прочтения проистекают, какие выводы, причем практические, делает она из этого! А выводы она делает простые. Главным принципом должна быть личная ответственность за свою жизнь, и каждый должен делать сбережения, обеспечивать себя и защищать от всяких неприятностей и невзгод. Самые богатые должны помогать самым бедным, а государство должно вмешиваться только в крайнем случае, быть «последним прибежищем» нуждающихся. Можно сказать, что это принцип субсидирования, доведенный до крайности.
Общество, по мнению Маргарет, представляет собой множество концентрических кругов ответственности, протянувшихся от индивидуума до государства и включающих в себя семью, Церковь, благотворительные организации и органы местного самоуправления. Но, по ее словам, «главной, основной ячейкой нашего общества является семья». На протяжении всей речи она сетовала по поводу утраты семейных ценностей, что и является причиной всех бедствий, невежества, преступности, пьянства и наркомании. Стараясь дать определение тэтчеризму, преподавательница университета Патриция Морган напишет эссе под названием «Семья против контркультуры». Правда то, что семья для Мэгги – это лучшая защита от «превратностей жизни». Она всегда сама отдавала приоритет карьере в ущерб своей семье, если верить тому, что написано в мемуарах ее дочери Кэрол, но при этом следует учитывать тот факт, что Мэгги в собственных мемуарах без ложного стыда обрушивается на «отсутствующих родителей» и говорит о своих сожалениях по поводу того, что «теперь становится слишком легко развестись и что с этим связан большой риск дестабилизации тех браков, что проходят неблагоприятный период». Она возмущается тем, что «несмотря на общедоступность контрацептивных средств, количество абортов постоянно увеличивается». Она обрушивается на «ярых сторонников гомосексуализма, которые не только требуют себе права на личную жизнь, но и требуют еще и общественного одобрения „гейского“ стиля жизни, равенства по статусу семьи геев с обычной, гетеросексуальной семьей и даже права эксплуатировать сексуальную неуверенность подростков». Маргарет была ярой консерваторкой, если не сказать реакционеркой; в любом случае она была сторонницей «морального порядка», однако имела достаточно вкуса и здравого смысла, чтобы придерживаться «общих идей» в публичной жизни. Она никогда не пересекала черту дозволенного. Ни в одном из текстов ее речей нельзя найти ни одного намека, который позволил бы заподозрить, что она намерена покуситься на законы, легализующие гомосексуальные связи или аборты. В сфере школьного образования она мечтала об истинной свободе выбора для родителей, об образовательном ваучере (о поручительстве), позволяющем родителям отправить детей в школу по своему выбору. Но это была область благих пожеланий, без реальных политических обоснований.
В итоге Маргарет придаст своей семейной политике конкретное содержание лишь в сфере вступления во владение собственностью. Для нее семья – это, конечно, люди, но это конечно же еще и имущество, а также и деньги, откладывавшиеся фунт за фунтом на протяжении всей трудовой жизни. Первое средство обеспечить себе защиту от невзгод, первое доказательство успеха – это стать собственником, разве не так? Один из столпов социальной политики тэтчеризма – это идея позволить съемщикам социального жилья стать его собственниками путем выдачи ссуд и займов, предусматривавших солидные скидки, или путем продаж на очень благоприятных условиях. Она видела в этом лишь несомненные преимущества. Для нее это способ позволить людям самого скромного достатка обзавестись имуществом, с другой стороны – способ наполнить казну, чтобы построить новое социальное жилье, а также способ решения еще одной проблемы: сделать мобильными наименее квалифицированных рабочих, потому что жилье легче перепродать, чтобы купить новое, чем найти новое социальное жилье, а следовательно, способ борьбы с безработицей. Короче говоря, все это являлось средством превратить нацию съемщиков жилья, получающих помощь в порядке социального обеспечения, в нацию собственников, то есть, по понятиям Маргарет, в нацию свободных людей. Когда Маргарет войдет в дом 10 по Даунинг-стрит, это станет одним из ключевых направлений ее политики.
В остальном же от теории до практики дорога была длинной. В сфере социальной Маргарет никогда ни с кем не делилась своими намерениями атаковать Государственную службу здравоохранения, систему страхования на случай болезни или же наступления старости. Она намеревалась способствовать развитию системы дополнительных пенсий и накоплений средств в особых фондах… В идеальном мире Мэгги не должно было бы быть «общества всеобщего благоденствия», а также «общественных» пенсий и «общественных» школ. Там должны были бы быть только ответственные граждане, подписавшие все бумаги на все необходимые страховки и жертвующие часть своих средств на благотворительность. Но этот мир – не мир реальности. Маргарет казалась жесткой, лишенной сострадания, полностью затянутой, словно в корсет, в суровые требования викторианских идей самопомощи. Но на деле в социальной сфере она всего лишь слегка коснулась «общества всеобщего благоденствия», не причинив ему существенного вреда. Ее речи часто во многом опережали и превосходили ее помыслы.
Однако в день ее отставки, 28 ноября 1990 года, Маргарет еще раз энергично провозгласила свои принципы. Одному депутату, сказавшему ей, что «теперь бедные стали еще беднее, жилье у них стало хуже и обеспечены они еще хуже, чем раньше, по сравнению с богачами, и конечно же этим результатом нельзя гордиться», Маргарет, хорохорясь, ответила: «Это не столь уж важно! Уровень всех доходов стал выше, чем в 1979 году! Но достопочтенный депутат сейчас сказал по сути вот что: он бы хотел, чтобы бедные стали беднее, если бы и богатые стали бы беднее. Да, вот такая политика! Политика социал-демократов! Да, у него это просто вырвалось. Он сказал это не нарочно, но все же само собой вырвалось!»
Все социальные основы политики Маргарет Тэтчер совершенно четко выражены в этой резкой отповеди-окрике и абсолютно понятны. Что значит неравенство, если оно приносит преуспеяние! Именно под таким углом зрения следует рассматривать десять лет спустя эпоху «царствования» Маргарет.
