Текст книги "Маргарет Тэтчер"

Автор книги: Жан Луи Тьерио

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 46 страниц)

От пугала и жупела до любимицы

Оказались ли оппортунизм и идеологическое разложение заразными болезнями, но только Маргарет Тэтчер образца 1972 года более не пыталась изменить ход вещей, потому как это было ей не по силам. Она не пыталась даже влиять на него, а всю свою энергию направила на защиту бюджета своего ведомства, ведя ожесточенные споры с Патриком Дженкинсом, заместителем министра финансов. Если в том была нужда, она пренебрегала его мнением и напрямую обращалась к канцлеру Казначейства. Она обретала все новых и новых врагов, но все же в основном добивалась удовлетворения своих требований. В то время как положение дел в экономике становилось просто ужасным под градом ударов, наносимых забастовками, скачками инфляции и разразившимся в 1973 году первым нефтяным кризисом, из-за которого цена барреля сырой нефти выросла вчетверо, Маргарет смогла спасти крупные программы министерства. Бюджет на 1974 год, самый «жесткий» из всех бюджетов эпохи правления Хита, предписывал ее ведомству сократить расходы всего на 157 миллионов фунтов стерлингов при общей сумме сокращения расходов в 3,5 миллиарда.

Что Маргарет делала с таким количеством денег? Прежде всего, старалась выполнить обещания, содержавшиеся в манифесте партии тори. В отличие от многих политических деятелей она полагала, что предвыборные обещания надо выполнять. Она ввела обязательное школьное обучение до шестнадцати лет, начала осуществлять обширную программу реконструкции старых начальных школ и постройки новых, «так как, – пишет она, – я считала, что это ненормально, чтобы в стране в 70-е годы XX века были школы с протекающими крышами, с техническим оснащением, находившимся в „зачаточном состоянии“, и с туалетами во дворах». Результаты были впечатляющие. Около двух тысяч ветхих школьных зданий были снесены или отремонтированы в Англии и Уэльсе. Она также занялась вопросом развития политехнических школ, на деле занимавшихся профессиональным обучением подростков, а профессиональное образование в Соединенном Королевстве, с его навязчивым культом джентльмена, по сути являющегося во всем дилетантом, хотя и похваляющегося знаниями, находилось в очень запущенном состоянии. Маргарет также удалось поспособствовать увеличению числа таких детских учреждений, как ясли, особенно в неблагополучных районах. Она хотела, чтобы все имели возможность для «хорошего старта» в жизни, и в этом вдохновлялась словами ее ментора Кита Джозефа, большого либерала перед лицом Вечности и перед Всевышним, но убежденного в том, что государство обязано дать всем равные шансы в первые годы жизни, чтобы «разбить порочный круг бедности и невежества».

Маргарет к тому же поддерживала некоторые проекты, истинную ценность коих открыла для себя во время пребывания в оппозиции, когда боролась против них, тем самым продемонстрировав свою способность постигать новое, чего многие в ней и не подозревали. Характерна в данном случае история с Открытым университетом. Это было «детище» правительства Вильсона, университет, в котором обучение осуществлялось путем переписки (то есть заочное обучение. – Пер.), что позволяло наиболее работоспособным получить солидные университетские дипломы. Тэд Хит выступал против этого проекта, называя его «дорогостоящей забавной игрушкой лейбористов». Проректор Открытого университета сумел убедить Маргарет Тэтчер в том, что это учреждение – замечательное «орудие» для повышения социального положения (так называемый «социальный лифт». – Пер.), а значит, вещь полезная в экономическом отношении. Когда министерство финансов планировало закрыть Открытый университет, Маргарет на пресс-конференции объявила о продолжении эксперимента, не удосужившись даже сообщить об этом премьер-министру. Он был разгневан, что его опередили, тем самым выбив почву из-под ног, но вынужден был пойти на уступку. Через несколько лет стало ясно, что существование Открытого университета – одна из редких удач в системе британского образования, и Мэгги была одним из ее творцов.

Примерно в том же русле она боролась за все меры, способствовавшие повышению статуса человека в социальном плане. Если ей и не удалось добиться того, чтобы вход в большинство музеев стал бесплатным, она все же смогла спасти практику бесплатной выдачи книг в публичных библиотеках. Маргарет вспоминала Грантем и своего отца, ежедневно возвращавшегося из библиотеки с несколькими книгами под мышкой. Она знала, что путь к восхождению по общественной лестнице ей открыли знания, и ревностно следила за тем, чтобы эта дверца, приотворившаяся для нее, не закрылась для других.

В то время как многие считали, что Маргарет Тэтчер является ярой противницей увеличения государственных расходов за счет выделения определенных сумм на научные исследования, она как раз старалась уберечь от закрытия некоторые крупные проекты, которые считала стратегически важными, хотя не располагала особыми возможностями. Направления в области научных исследований в основном определялись так называемой Группой планирования центральной политики, мозговым центром, зависящим напрямую от Даунинг-стрит, 10. Она была убеждена в том, что «правительство должно сконцентрировать свое внимание на финансировании фундаментальных исследований, а внедрение результатов этих исследований в жизнь и продолжение исследований предоставить частному сектору». Она также полагала, что «наука не зависит от политического курса в той мере, в какой эту зависимость представляют себе некоторые политики <…>, и что большие научные открытия не появляются в результате запланированных исследований, а являются плодами творческих способностей ученых». Несмотря ни на что, при необходимости Маргарет без колебаний поддерживала самые дорогостоящие проекты, казавшиеся просто фантастическими, в том числе и в сфере сотрудничества с европейскими странами. Можно смело утверждать, что ускоритель частиц Европейского центра по ядерным исследованиям своим существованием обязан именно ей. Его будущее находилось под угрозой как раз в 1970-е годы. Лейбористы освободились от всяких обязательств насчет него в 1968 году из-за нехватки бюджетных средств, а консерваторы тоже не были вдохновлены идеей его финансирования. Многие страны противились выполнению своих обязательств. Мэгги колебалась и отправилась «на место», в Женеву. Ей напомнили, что, если бы в 1930-е годы Великобритания не содействовала исследованиям в области атомной энергии, было бы невозможно создание атомного оружия, наличие которого «даровало нам победу в 1945 году и впоследствии защитило Западную Европу от Сталина». Она позволила себя убедить и пошла на финансирование Европейского центра по ядерным исследованиям, ибо «здравый смысл требует иногда делать исключения <…>, когда нужда в инвестициях превосходит возможности одной нации».

Во всем же, что не касалось предвыборных обещаний и ее собственных убеждений, Маргарет, казалось, согласилась с требованиями системы. В декабре 1972 года она поддержала публикацию «Белой книги» по проблемам образования под названием «Подготовка к наступлению»; этот труд был целиком написан высокопоставленными чиновниками министерства. В документе предусматривались увеличение расходов на образование на 50 процентов за десять лет, увеличение количества преподавателей на 40 процентов, уменьшение числа учащихся в классах с 25 до 18 и постепенное увеличение числа студентов с 350 тысяч в 1972 году до 750 тысяч в 1981-м. Создавалось впечатление, что Маргарет также приняла идею главенства количества над качеством.

За короткое время стало ясно, что Маргарет начала проводить политику «повышения стоимости». При помощи новой команды талантливых пресс-атташе, Терри Перкса и его заместителя Бернарда Ингема, которые впоследствии последуют за ней на Даунинг-стрит, 10, Маргарет Тэтчер вдруг стала популярной. Вторая половина срока действия ее мандата превратилась в настоящий успех. Во время конгресса Национального союза учителей речь Маргарет удостоилась овации стоя, за то, что в ней она ратовала за небольшие «компрехенсив скулз». Журналист из «Таймс» писал, что эта речь была наполнена теплой заботой, разумными доводами и чувством неподдельной любви к детям. В 1973 году в «Таймс» было написано о «невероятном, исключительном политическом возрождении». После публикации «Белой книги» журналист из «Гардиан» пошел еще дальше, утверждая, что Маргарет Тэтчер «прошла половину пути к социализму».

Этот комплимент можно назвать, по меньшей мере, двусмысленным. Для Мэгги он прозвучал как признание ее поражения. Она дала себе клятву, что образумит преподавателей и учителей и заставит их себе подчиниться, но, судя по всему, это ее усмирили и заставили подчиниться, ее, сломленную системой и съеденную «Мамонтом»… Очень честно она подвела итог нескольких лет, проведенных на Керзон-стрит, причем без всякой снисходительности к себе и без самолюбования. «Белая книга» – это один из типичных планов этих расточительных лет. «Оборачиваясь назад, я понимаю, что этот план был кульминационной точкой попыток государства, направленных на преодоление различных проблем в сфере образования путем вложения все большего и большего количества денег в эту систему». Программа строительства новых начальных школ, по ее словам, была ложным приоритетом, потому что «для улучшения качества образования нужно было нечто иное, нежели кирпич и цемент». Всякие педагогические инновации, введению коих в практику, казалось, было невозможно помешать, являлись ошибкой, ибо «всякое воспитание, достойное этого названия, требует передачи знаний, упражнений по развитию памяти и умений применять на практике то, что было выучено». Далее Маргарет писала: «В исступлении увлечений отвлеченными понятиями, тогда овладевшими всеми, об этих очевидных истинах забыли, и прежде всего педагоги, полагавшие, что лучший способ обучения – это открытия, совершаемые самим учеником». Далее она признавала, что «итог был плачевен». «За три года и восемь месяцев, проведенных в министерстве образования и науки, мы уделяли слишком много внимания функционированию системы образования (возведению новых зданий, закупке дорогостоящего оборудования и в особенности увеличению количества преподавателей и учителей) в ущерб эффективности этой системы (качеству образования, школьной успеваемости и дисциплине)».

Удачи и неудачи в правительстве

Итог был тем более ужасен, что, будучи в составе правительства, она испытала множество разочарований как в политике, так и в людях.

Да, она заседала среди других членов кабинета, но выглядела там несколько чужой. В зале заседаний на Даунинг-стрит, 10, с мебелью красного дерева, обтянутой темно-зеленой материей, где витал дух преисполненных елея речей бывших премьер-министров, ее умение говорить правду в глаза производило впечатление грома и молний. Она брала слово кстати и некстати; ее высокий голос звучал резко. Когда ее не слушали, она стучала по столу пальцем. Без колебаний прерывала речи главных персон кабинета, канцлера Казначейства Тони Барбера, министра иностранных дел сэра Алека Дуглас-Хьюма и (о, ужас!) самого премьер-министра! Тэд Хит ее не любил и давал ей это почувствовать. Он считал Маргарет слишком возбудимой, беспокойной, чуть ли не буйной. Джеймс Прайор, министр сельского хозяйства, вспоминает, что ее «сослали» на дальний край стола и что ее внезапные выступления часто вызывали раздражение. Что касается Уилли Уайтлоу, министра по делам Северной Ирландии и министра по вопросам занятости, который впоследствии будет играть решающую роль в правительстве самой Тэтчер в качестве министра внутренних дел, а затем и в качестве председателя палаты лордов, то он тогда писал: «В отношениях с людьми она тратила свои силы, чтобы проложить себе путь там, где более „мирные“ методы были бы гораздо эффективнее».

В любом случае Маргарет не питала никаких иллюзий. Она знала, что важные решения принимались в так называемом «кухонном кабинете» людьми, приближенными к премьер-министру, и что она к их числу не относилась. Джеймс Прайор, Питер Уокер, одержимые навязчивой идеей модернизации общественных институтов, или Джон Дейвис, бывший генеральный директор Конфедерации британских промышленников, относились к числу этих избранных. Даже если они и считали себя либералами, они были отмечены знаком некоего корпоративизма. «Итак, у меня в этом кабинете был только один идейный союзник, Кит Джозеф».

Многообещающее начало

Однако в начале Маргарет Тэтчер имела все основания полагать, что дела движутся в нужном направлении. Тэд Хит, казалось, был человеком с характером.

Ведь в манифесте партии консерваторов 1970 года он заявил, что «с того момента, когда решение принято или политика определена, премьер-министр и его окружение должны обладать мужеством выполнять это решение и проводить эту политику; ничто так не повредило положению Великобритании в мире, как бесконечные изменения и поправки, которые мы наблюдали на протяжении последних лет».

На первый взгляд, если Маргарет и ощущала себя в узде, возглавляя министерство образования, избранный путь ей все же подходил. Главные «актеры» или «действующие лица» экономической политики, Тони Барбер, Джон Дейвис и Роберт Карр, министр по вопросам занятости, урезали сумму, выделяемую на общественные расходы, более чем на 330 миллионов фунтов. Было объявлено, что инвестиционные субсидии будут упразднены, что так называемая Корпорация по реорганизации в промышленности, чья миссия и состояла в том, чтобы поддерживать «хромых уток», будет закрыта. Налог на доходы был снижен на 5 процентов, а налог на общества и компании – на 40 процентов. «Это была хорошая программа экономики свободного рынка», – охотно признает Маргарет.

Другая часть экономической программы консерваторов – резкое ослабление власти профсоюзов. Лейбористская Англия Вильсона потеряла в 1969 году столько же рабочих дней из-за забастовок, сколько потеряли все страны европейской «шестерки». Партия лейбористов, правда, попыталась положить конец этой лихорадочной деятельности, предложив реформу правовых норм, имевших отношение к забастовкам; основные идеи этой реформы были изложены в «Белой книге» под названием «В месте конфликта», где предусматривались обязательное проведение переговоров и введение серьезных ограничений для проведения забастовок солидарности. Но под ударами, наносимыми с сокрушительной силой как тред-юнионами, так и рядовыми членами партии, окончательный текст был лишен своей сути и реформа так и осталась всего лишь благим намерением. А ведь консерваторы в значительной мере были обязаны своим приходом к власти именно обещанию усмирить профсоюзы.

После многочисленных схваток и перепалок в палате общин и бесчисленных забастовок был принят в окончательном варианте Закон об отношениях в промышленности (в августе 1972 года). Он внес некоторые коренные изменения в трудовое право: ограничение неприкосновенности (иммунитета), даруемой зарегистрированным профсоюзам, в зависимости от деятельности их членов; создание специальных судебных инстанций для разрешения трудовых конфликтов и предоставление возможности министру по вопросам занятости либо накладывать запрет на все действия, предусмотренные ходом борьбы за повышение заработной платы, сроком на два месяца, либо вменять в обязанность проведение тайного голосования среди работников, вовлеченных в забастовочное движение. Правда, этого было мало, но в тот момент Маргарет была восхищена. Она надеялась, что этот закон позволит обуздать профсоюзы и будет сдерживать их непомерные требования в сфере заработной платы, которые только способствовали росту инфляции. Но очень скоро ее постигло разочарование.

Текст закона был слишком сложен. Чтобы избежать преследований в том случае, если один из членов профсоюза «переступит красную черту», профсоюзы отказывались от официальной регистрации и становились самостоятельными. Они утрачивали правосубъектность юридического лица и ничем особенным теперь не рисковали. В 1972 году Конгресс тред-юнионов принял резолюцию, в которой профсоюзам предлагалось подавать заявления, чтобы их вычеркнули из списков официально зарегистрированных. Всяческие нововведения, вроде «периодов примирения» или тайного голосования, лишились своей сути. Профсоюзные юристы использовали в интересах профсоюзов недочеты в тексте закона. Подрываемые изнутри и извне агитаторами-троцкистами, преследовавшими в основном политические цели, тред-юнионы выставляли себя жертвами враждебных уловок и выигрывали в борьбе во время голосования на предприятиях по поводу начала или прекращения забастовок. Тот факт, что лейбористы состояли в заговоре с профсоюзами, стал совершенно ясен, когда в 1972 году пять докеров были брошены в тюрьму Пентонвиль за оскорбление суда; они были арестованы и привлечены к суду за участие в незаконной забастовке солидарности. Большинство депутатов-лейбористов хранили в парламенте смущенное молчание. Некоторые же пошли дальше: Барбара Касл, страстная сторонница новых идей, «пассионария», заявила во всеуслышание, «что это ничего не значит, никто не утверждает, что все должны подчиняться закону», а Майкл Фут, будущий лидер лейбористской партии, закричал: «Смерть судьям!» И это в святая святых, в здании парламента! С того момента стало ясно, что «палка», на которую возлагала такие надежды Мэгги, оказалась довольно хрупкой штукой… И все же Маргарет признавала, что правительство хотя бы попыталось бороться с профсоюзами и применить «палку», то есть жесткие методы.

В сфере «европейских дел» Маргарет могла насладиться успехом Даунинг-стрит, 10. В Англии помнили о тех унизительных вето, что накладывал генерал де Голль, когда Великобританию грубо оттолкнули в 1963 и 1967 годах после долгих месяцев трудных переговоров и вернули к статусу «островного государства». В 1970 году, когда де Голля уже сменил Помпиду, Тэду Хиту удалось изменить направление ветра. Чтобы противостоять вызову «великих просторов», Помпиду предпочел видеть Англию в составе Европы, а не вне ее. В Лондоне наконец начала приобретать конкретные очертания давняя мечта о двенадцати звездах на синем фоне (флаг Евросоюза. – Пер.). И Маргарет была отнюдь не последней среди тех, кто лелеял эту мечту. Та Маргарет, которая впоследствии станет жрицей национального суверенитета, будет яростно сражаться за уменьшение суммы взноса Британии в бюджет Европейского сообщества и прославится своими словами: «Я хочу вернуть обратно мои деньги». Но в ту пору она была яростной сторонницей идеи европейского сотрудничества, убежденной «проевропейкой». В проникновенной речи, произнесенной в Финчли, она с жаром призывала «ко все более тесному объединению», говорила, что «суверенитет – это теоретическая проблема…», сетовала, что «Европа движется вперед без нас, а ведь это очень важно: иметь доступ на этот растущий рынок и не быть вне его и не смотреть, как он проходит мимо нас <…>; после вступления в Сообщество Франция не перестала быть Францией, а Голландия – Голландией». Произнося такую речь, она следовала инструкции, данной правительством, а не страной и даже не всей партией консерваторов. Среди политических друзей Маргарет было немало таких, кто выступал против вступления в Сообщество. Для Энока Пауэлла, Джона Биффена, Джорджа Гардинера или Нормана Ламонта «присоединиться к Брюсселю» означало отречься частично от национального суверенитета и подвергнуть себя риску вступить в конкурентную борьбу, к которой страна еще не готова; короче говоря, это означало еще раз спустить «Юнион Джек», после того как он уже был спущен как флаг великой империи.

Одно за другим посыпались предупреждения. На вопросы Дерека Уолкер-Смита, что делать с европейскими законами, несовместимыми с законами Англии, а также о совместимости с суверенитетом английского парламента[86]86
  Суверенитет английского парламента – основа основ конституционного здания Великобритании со времен принятия Великой хартии вольностей в 1212 году.


[Закрыть] новых законодательных норм, основанных на принципе главенства законов Сообщества над законами отдельных стран, генеральный стряпчий, то есть главный советник Короны по юридическим вопросам, сэр Джеффри Хау мог дать только очень путаный ответ. Вынужденный признать, что «да, если по недосмотру такой конфликт возникнет, правительство и парламент должны будут заняться его разрешением», он как бы давал понять: давайте сначала подпишем договор, а потом у нас будет время подумать.

Во время голосования о вступлении Англии в Европейское сообщество правительство решило провести свободное голосование среди консерваторов. Идея вступления была одобрена 112 голосами большинства благодаря поддержке 69 лейбористов. Но когда условия вступления и его цена стали известны, то дело приняло совсем иной оборот. Всего лишь 309 голосами против 301 и благодаря заключенному по данному случаю соглашению с либералами договор о вступлении был одобрен. Это было в феврале 1972 года. Мэгги не относилась к числу тех, кто при голосовании сказал «нет». В мемуарах она пишет, что «не осознавала всей важности этого вопроса; в моих глазах и в глазах моих коллег аргументы, выдвинутые Эноком Пауэллом и другими по поводу суверенитета, были всего лишь чистой теорией», и признает, что главная политическая ошибка заключалась в переоценке тех выгод и преимуществ, на которые тогда рассчитывали, а также в том, что без особых переговоров было дано согласие на то, что доля Англии в общем бюджете Сообщества составит 17 процентов.

Маргарет зло подсмеивается в мемуарах над той всеобщей «еврофилией»: «Многие, если не все, больше не пытались понять <…>, что будет лучше для Великобритании; ведь главное, быть хорошими европейцами». Она иронизирует над празднествами под названием «Фанфары в честь Европы», которыми в январе 1973 года должно было ознаменоваться вступление Англии в Общий рынок. Она смеется над элитой, «купавшейся в эйфории» во время шикарного гала-концерта, данного в Королевской опере, а потом и в Ланкастер-хаусе в честь «того дня, когда королевство перестало быть островом». Тридцать лет спустя это сделать было легко… Смеясь над элитой, Маргарет ведь смеялась и над собой, потому что принадлежала к этой элите по убеждению конечно же, а еще потому, что мечтала о министерстве иностранных дел, как утверждают злые языки. Но дело прошлое! В отношении этого вопроса взгляды Маргарет изменились радикально, а в то время она следовала курсом правительства и чувствовала себя прекрасно.