Текст книги "Маргарет Тэтчер"

Автор книги: Жан Луи Тьерио

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 46 страниц)

Глава восьмая ОСНОВЫ ТЭТЧЕРИЗМА

«Полный итог влияния моей политической деятельности на моих ближних будет подведен только ко дню Страшного суда. Эта мысль смущает, волнует и тревожит. Но я утешаю себя вот чем: когда я восстану из могилы, чтобы выслушать последний вердикт, прихожане церкви Святого Креста будут рядом, по крайней мере, они будут там в качестве свидетелей защиты…» Такими словами заканчивается второй том воспоминаний Маргарет Тэтчер. Надо признать, слова эти необычны для бывшего главы правительства! В конце своих «Воспоминаний надежды» Шарль де Голль говорил о будущем, в конце своих «Военных мемуаров» Черчилль призывал всех на суд веков и народа. Никто не отдавал себя на Божий суд.

Было бы ужасной ошибкой низводить деятельность Маргарет Тэтчер только к экономической составляющей ее программы, было бы невероятным заблуждением видеть в ней лишь усердного ландскнехта так называемого «ультралиберализма» или фанатичную сектантку, исповедующую идеи чистого монетаризма. Однако именно в таком образе она осталась в своих мемуарах. Опубликованная в «Таймс» от 3 февраля 1988 года карикатура представляет нам ее в облике «лорд-протектора»[110]110
  Лорд-протектор – это титул, который сам себе даровал Оливер Кромвель.


[Закрыть]: она там закована в стальные латы (намек на прозвище «Железная леди») и держит в руке книгу Милтона Фридмана, подобно тому, как на известной гравюре, знакомой всем британцам, Кромвель изображен с Библией в руке. Но все это неправда! В тэтчеризме нет ничего от «изма», который представлял бы собой «…надцатое» воплощение либерализма. Это не система, не идеология, которая может якобы все объяснить, да еще сквозь единственную решетку интерпретации священного текста. Тэтчеризм – это всего лишь совокупность убеждений, напрямую проистекающих из христианской веры. В каком-то смысле Маргарет Тэтчер была для своих соперников и противников гораздо опаснее, чем они думали. В политике она была консерватором, в экономике – либералом, в социальном отношении – традиционалисткой, но прежде всего она была дочерью пастора, втянутой в жестокую борьбу XX века. А все остальное проистекало именно из этого.

В начале была вера. Речь перед Генеральной ассамблеей Шотландской церкви

Речь, малоизвестная и не замеченная большинством библиографов, превосходно выявляет эту связь мыслей, составлявших основу тэтчеризма, с христианской религией, вернее, не просто связь, а родство. Если Маргарет и не была по сути теоретиком, если большинство ее убеждений происходило, как ей казалось, из простого здравого смысла, всё же все они свидетельствовали о наличии внутренней связи с христианством. Вот об этом она без обиняков и говорила перед Генеральной ассамблеей Шотландской церкви 21 мая 1988 года: «Я говорю вам о том, как я воспринимаю ход вещей не только как женщина-политик, но прежде всего как христианка».

Маргарет подчеркнула три основные составляющие своей веры: «Первое: изначально человек был создан Господом с основополагающим правом выбора между добром и злом. Второе: мы были созданы по образу и подобию Господа, и, соответственно, мы должны приложить все силы, чтобы разумно использовать это право <…>. Третье: Иисус Христос, сын Божий, когда был должен совершить судьбоносный выбор, провел время в раздумьях в одиночестве на Голгофе и свободно сделал свой выбор: сдаться. Никто не лишал его жизни, он сам избрал этот путь, сам решил принять смерть».

Кроме того, Маргарет не ограничивала христианскую надежду только поисками путей индивидуального духовного развития. Она придала ей воистину национальный масштаб: «Христианская религия, которая, естественно, включает великие истины иудаизма, духовные и моральные, является основной частью нашего национального наследия». У нее не вызывают никаких сомнений христианские корни Великобритании, ибо «истины и ценности веры бесценны, не только потому, что я в них верую, так как они истинны, но еще и потому, что они даруют моральные побуждения, которые одни и могут привести к миру».

Естественно, по мнению Маргарет, другие религии тоже имеют свое место в Соединенном Королевстве, где веротерпимость является отличительным признаком государственной власти и политики на протяжении столетий. Все религии и все культуры там приветствуются, в особенности те, что происходят из стран Содружества, при единственном условии проявления уважения к «сущности нашей самобытности». Далее Маргарет говорила о том, какие выводы, имеющие значение для общественных дел, она из всего вышесказанного делает. «Не создание богатств как таковое плохо и пагубно, а любовь к деньгам сама по себе. Духовность рождается из выбора, который человек делает относительно своего имущества. Как сможем мы отвечать на многочисленные призывы о помощи, исходящие от нуждающихся, или вкладывать деньги в проекты будущего, или поддерживать замечательных артистов, художников, талантливых мастеров, создающих свои произведения во славу Господа, если мы до того не работали много и тяжко и не использовали наши таланты на то, чтобы создать необходимое богатство?»

Это почти цитата из какого-то произведения Макса Вебера. Можно подумать, что это иллюстрация к его «Протестантской этике и духу капитализма»[111]111
  Тезис этот оспаривался многими историками. Такие католические города, как Венеция и Генуя, познали процветающий капитализм. Кстати, католическая доктрина не обязательно противоречит взглядам, изложенным Маргарет Тэтчер. В так называемом «Компендиуме социальной доктрины Церкви», несмотря на наличие такого понятия, как «всеобщее предназначение богатств», говорится об основополагающей роли частной собственности: «На собственников возлагается обязанность не допускать того, чтобы принадлежащее им имущество было непродуктивно, а возлагается обязанность предназначать это имущество для производства других благ, в частности, доверяя их тем, кто желает и способен заставить это имущество приносить плоды». Говоря о помощи самым обездоленным, папа римский Иоанн Павел II в своей энциклике «Центезимус аннус» выразил мысль, от которой не отреклась бы и «Железная леди»: «Вмешиваясь напрямую и лишая общество ответственности, государство, оказывая помощь нуждающимся, само же провоцирует утрату человеческих сил, гипертрофию общественных механизмов, движущихся более под воздействием бюрократической логики, чем под воздействием заботы о том, чтобы оказывать помощь тем, кто в ней нуждается, что влечет за собой огромный рост расходов». Понтифик рассматривает случаи, в которых общество со всей присущей ему мощью должно вмешаться (Компендиум. Фр. изд. 2006 г.).


[Закрыть]. Маргарет, как набожная дочь Реформации, прекрасно знает Библию. Итак, как знаток Библии, Маргарет вспомнила библейские притчи, прежде всего о талантах[112]112
  Евангелие от Матфея. Гл. 25, 14–30.


[Закрыть], где повествуется о том, как некий человек, отправившись в путешествие, доверил своим слугам разные суммы денег: первому он дал десять талантов, второму – пять и третьему – один. По возвращении он узнал, что первые двое, пойдя на риск, приумножили то, что им было доверено. Господин сказал: «Хорошо, добрый и верный раб, в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего». Третий же предпочел ничего не делать и сохранить то, что ему было дано, а потому закопал свой талант в землю. Господин повелел прогнать его, потому что ему «надлежало отдать серебро торгующим», дабы господин, «пришед, получил бы свое с прибылью». «Ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет».

От имени Евангелия и во имя Евангелия Маргарет даже защищала потребление предметов роскоши. Она напомнила о том, как в Вифании[113]113
  Евангелие от Иоанна. Гл. 12–1.


[Закрыть] Мария помазала ноги Иисуса драгоценным благоухающим миром. Один только Иуда Искариот осудил это деяние, сказав: «Для чего бы не продать это миро за 300 динариев и не раздать деньги нищим?» Говорить об этом означало приравнять Иуду к разоблачителям богачей, для этого требовалась смелость, ведь борцы с богачами тогда были в чести у некоторых слоев населения.

Почти богословская речь Маргарет завершилась анализом любви к ближнему. «Возлюби ближнего твоего как самого себя» – вот великая заповедь Евангелия, призывающая к любви. Эта заповедь нисколько не колеблет убеждений Маргарет, ибо, как она объясняет, «по словам Клайва Стейплса Льюиса, может действительно случиться так, что мы начнем себя презирать за какие-то дурные наши поступки…». В таком случае человек стремится либо что-то исправить, либо искупить свою вину. Итак, ничто не запрещает исправлять или возвращать к работе того, кто слишком уж поддался очарованию голосов сирен, воспевающих иждивенчество.

Главным в ее речи было заявление, что «каждый ответствен за свои действия». Этот мир, где каждый отчитывается за свои поступки перед Всемогущим, этот мир королевы Виктории, мир викторианских нравов и морали, этот мир – мир Маргарет Тэтчер, и она так описывает его в одном интервью на радио, данном Эн-би-си в 1983 году: «Я была воспитана бабушкой-викторианкой. Нас научили много и тяжело работать, представлять доказательства нашей правоты и нашей работы, быть самостоятельными и жить по средствам и возможностям. Нас учили тому, что после святости самым лучшим качеством является чистота. Нас учили вести себя достойно и проявлять милосердие к нашим соседям. Нас учили чувствовать гордость за нашу страну. Все это – викторианские ценности <…>, которые позволили значительно повысить уровень жизни». В последней фразе проявилась чисто тэтчеровская черта: от анализа великих принципов тотчас же переходить к практическим вопросам.

Как бы там ни было, именно на этих основах она смогла построить свою доктрину, экономическую, социальную и политическую.

Вдохновители

Безусловно, Маргарет Тэтчер не была интеллектуалкой. Она искала скорее не понятия, а гарантии правоты и справедливости. Кит Джозеф так писал: «Для Маргарет Тэтчер характерна способность инстинктивно понимать то, что многие, в том числе и я, понимают только после кропотливого анализа. Конечно, мы обмениваемся мнениями. Но мы не нуждались в глубоких интеллектуальных дискуссиях». Гораздо злее писал один из тех, кого «отблагодарили за службу» в результате реорганизации министерств в 1981 году, Иен Гилмор, утверждавший, что «Маргарет никогда не читает книг; в лучшем случае она прочитывает название и последнюю страницу обложки, где дается краткое содержание…».

Разумеется, это преувеличение. Маргарет часто вспоминает свое духовное родство с некоторыми интеллектуалами, излагает их идеи, пусть даже иногда упрощая, а порой и представляя их в карикатурном виде. При изучении ее речей и мемуаров становится ясно, что она читала или серьезно изучала тексты, на которые ссылается или которые упоминает. Она особенно настаивает на том, что в сфере политики является наследницей Эдмунда Бёрка[114]114
  Эдмунд Бёрк (1729–1797) – английский парламентарий, публицист, идейный родоначальник британского консерватизма. – Прим. ред.


[Закрыть], ярого сторонника экономического либерализма и некоего политического консерватизма. Она извлекла уроки из его произведений[115]115
  В особенности из «Защиты естественной политики».


[Закрыть] и из событий его жизни (вхождение в правительство, в кабинет Портленда в 1782-м): отсутствие духа системы, отказ от отвлеченных понятий, необходимость прагматизма, религиозное влияние и отрицание значения гласа народа перед авторитетом палат. Она впитала молоко его контрреволюционных идей, припав к «соскам» его «Размышлений о французской революции». Приглашенная в Париж в 1989 году на празднование двухсотлетия французской революции Франсуа Миттераном, исполнявшим роль церемониймейстера, Маргарет Тэтчер не смогла не поделиться неким смущением, которое она испытывала от этих пышных, излишне пышных торжеств. В своих мемуарах она пишет: «Для меня, принадлежащей к тому течению, отцом которого был Эдмунд Бёрк, первый проницательный критик Великой революции, события 1789 года представляют собой постоянный обман в сфере политики. Французская революция была утопической попыткой сокрушить традиционный порядок <…> во имя абстрактных (отвлеченных) идей, сформулированных тщеславными интеллектуалами, но эта попытка провалилась <…> в ходе „чисток“, массовых смертей и войны. Со многих точек зрения она предвосхищала гораздо более ужасную большевистскую революцию 1917 года. Традиционная английская преданность свободе росла и вызревала на протяжении веков; самые характерные ее черты – это преемственность, уважение к закону и чувство равновесия». Хотя Маргарет, казалось, больше помнила о «славной революции» 1688 года[116]116
  Эта революция, совершившаяся почти без крови, свергла Якова II Стюарта, сбросила его с трона из-за его склонности к католицизму. Он был заменен Вильгельмом III Оранским, который был вынужден признать и принять «Декларацию прав человека» от 1689 года, в соответствии с которой монарх не мог поднять армию или поднять налоги без согласия парламента. Парламент же добился права созываться регулярно. Закон как источник права был многократно усилен, ибо король более не мог отменить закон, принятый парламентом, или освободить от него кого-то.


[Закрыть], чем о казни Карла I в 1649 году, в интервью газете «Монд» она принялась долбить то, что уже много раз говорила: «Права человека не родились вместе с французской революцией <…>. Их корни – в иудаизме и в христианстве <…>. Мы, англичане, в 1688 году совершили тихую, мирную революцию, когда парламент навязал свою волю королю <…>. Во Франции была совсем иного рода революция Свобода, Равенство, Братство… Я полагаю, что в этом девизе забыли упомянуть о долге и об обязанностях».

Итак, в политическом смысле корни Маргарет явно глубоко уходят в консерватизм, они сами консервативны, то есть контрреволюционны.

В сфере экономических знаний ее «багаж» достаточно классический. Можно сказать, что библиотека Маргарет – это библиотека прекрасного либерала. Книги Адама Смита соседствуют с произведениями публицистов Манчестерской школы, с трудами Карла Поппера, Фридриха фон Хайека и Милтона Фридмана, одного из главных представителей Чикагской школы.

Из произведений Адама Смита Маргарет более всего запомнила понятие «невидимой руки»; этот принцип изложен в его труде «Исследование о природе и причинах богатства народов»: «Преследуя свой собственный интерес, индивидуум чаще всего реализует в большей степени реально общественный интерес, а не интерес своего преуспеяния». Вот почему с момента прочтения этой книги главным для Маргарет стало продвижение в жизнь идеи личной свободы человека, обеспечение каждому возможности работать в своих личных эгоистических интересах, которые одни и позволяют участникам различных торговых и прочих экономических предприятий «иметь рациональные предчувствия и питать рациональные надежды». Роль государства должна ограничиваться ролью одного из равноправных участников и гаранта существования свободного и эффективного рынка. Если мысль Адама Смита и не столь прямолинейна, окрашенная в многочисленные полутона, все же Маргарет почерпнула из нее три ключевых момента: свобода выбора для людей, эффективность рынка и свобода предпринимательства, притом что роль государства сводится к роли арбитра.

Так как в центре размышлений Маргарет были индивидуум и свободный рынок, то она легко узнавала свои идеи в идеях Манчестерской школы, которая в XIX веке вступила в борьбу с протекционизмом. Вообще XIX век был эпохой серьезных дебатов на темы экономики. Купцы из портовых городов и предприниматели из промышленных городов, таких как Манчестер, были ярыми сторонниками свободной торговли, желая торговать беспрепятственно. Со своей стороны производители сельскохозяйственной продукции, как мелкие, так и крупные землевладельцы, требовали во что бы то ни стало установления таможенных барьеров, чтобы они защитили их от конкуренции производителей из других стран. Прошло 150 лет, и те же самые аргументы приводят сегодня противники глобализации. Маргарет выбрала свой лагерь и ясно дала об этом понять. Она была на стороне свободного обмена товарами. Йен Гилмор утверждает, что книги, ставшей символом Манчестерской школы, а именно «Самопомощь» Сэмюэла Смайлза, ей хватало в качестве интеллектуального багажа. Она и правда часто вспоминала эту книгу, повторяла ее идеи. В период избирательной кампании 1974 года (которую консерваторы проиграли) она без конца чеканила: «Моя политика направлена на то, чтобы помочь людям самим помогать себе». Конечно, от этой фразы был всего один шаг до утверждения, что творение Сэмюэла Смайлза есть единственный источник размышлений Маргарет, но было бы непорядочно это делать.

Еще в Оксфорде Маргарет открыла для себя произведения более близкого к нам по времени Карла Поппера, в том числе «Открытое общество и его враги» и «Нищету историцизма». Это – теоретическая опора, которая позволяет Маргарет опровергать бывшие тогда в моде тезисы о смысле истории, о так называемом научном характере марксизма и о неизбежном крахе капитализма, осужденного оказаться на задворках истории. Маргарет, будучи по образованию человеком науки, любила такую манеру рассуждения: «Рассматривая марксизм глазами философа, специализирующегося в области философии естественных наук <…>, Карл Поппер располагал чем-то вроде идеального орудия, чтобы показать глупость марксистов, которые утверждали, что открыли неоспоримые законы <…> прогресса». Она может только подписаться под посвящением труда «Нищета историцизма», в котором написано, что книга посвящается «памяти бесчисленных мужчин, женщин и детей всех верований, наций и рас, павших жертвами фашистской или коммунистической идеологий по неумолимым законам исторической судьбы».

Маргарет испытала также большое влияние Фридриха фон Хайека, знаменитого австрийского экономиста, в особенности его работы «Дорога к рабству», опубликованной в 1946 году, в которой автор описывает неизбежное и необратимое, по его мнению, сползание социализма к авторитаризму. Опираясь на примеры фашистских и нацистских режимов, автор старался показать, что сакрализация государства несла в себе зерна будущих драм. Кроме того, он энергично напоминал, что своими корнями фашизм уходил в так называемый прогрессизм, а также о том, что в слове «нацизм» тот же корень, что и у слова «нация», а суффикс – тот же, что у слова «социализм». Созерцая пейзаж Западной Европы в конце Второй мировой войны, Хайек предостерегал от подобного сползания в будущем, даже если реформы будут производиться с наилучшими намерениями. Как говорится, дорога в ад выстлана благими намерениями… Развитие смешанной экономики, экономики управляемой или регулируемой, введение практики планирования или национализации, по его мнению, являются первыми шагами, ведущими к рабству. Он как теоретик рассматривал главную аллегорию Джорджа Оруэлла из «Фермы животных»[117]117
  В русских изданиях название обычно переведено как «Скотный двор». – Прим. ред.


[Закрыть]: «Все требуют равенства, и в конце концов все оказываются под гнетом некоторых избранных». Маргарет часто будет цитировать произведения Фридриха фон Хайека в мемуарах[118]118
  Что очень важно, так как политики редко ссылаются на мыслителей или теоретиков.


[Закрыть] (12 раз) и речах. Однажды, когда Маргарет спросили, каковы ее убеждения, она со словами «Вот во что я верю» подняла над головой «Конституцию свободы», еще одну очень важную книгу Хайека, в которой автор защищает идею абсолютного превосходства личности над государством. Государство же в этой книге «посажено на голодный паек» влияния, низведено до роли арбитра, беспристрастного законодателя (причем создателя законов, ограниченных разумными рамками), до машины для смазывания механизма, а также (и это очень важно) до роли хранителя традиций. Для Хайека, как и для Мэгги, экономический либерализм и политический консерватизм шли рука об руку.

Хотя экономический либерализм заставил Маргарет открыть для себя Институт экономических проблем и Кита Джозефа, все же истинным вдохновителем ее идей в сфере экономики был Милтон Фридман, один из тех, кто возглавлял так называемую Чикагскую школу, лауреат Нобелевской премии по экономике за 1974 год. Блестящий университетский ученый, он выразил свои монетаристские убеждения в уникальной книге-справочнике «Монетарная история США»[119]119
  Встречается другой перевод этого названия: «История денежного обращения в США». – Прим. пер.


[Закрыть]. По его мнению, инфляция является прямым результатом роста массы наличных или свободных денег на рынке. Политика контроля над ценами и доходами, не принимающая в расчет денежную массу, обречена на провал. Только жесткий контроль, приводящий к уменьшению денежной массы, может заставить инфляцию снизиться надолго и быть эффективным орудием такого снижения. Осуществление такого контроля – это роль государства, единственная его роль. Но она очень важна, по мнению Фридмана, так как долгосрочные последствия инфляции всегда дурны (в противовес кейнсианским тезисам о возможности нового экономического подъема в результате увеличения спроса). Фридман полагал, что если в краткосрочной перспективе инфляция и может в каком-то смысле финансировать некоторый подъем экономики, то в долгосрочной перспективе она ставит в невыгодное положение всех участников экономической деятельности: инвесторы не могут определить процент окупаемости инвестиций, рабочие должны постоянно добиваться повышения заработной платы, чтобы поспеть за ростом цен[120]120
  При этом неизбежны социальные конфликты, сопровождающиеся жертвами и потерями, которые несет экономика.


[Закрыть], а самые слабые члены общества, пенсионеры и мелкие рантье, видят, как покупательная способность их пенсий и рент постоянно снижается в результате роста цен.

Итак, стабилизация цен – это абсолютная необходимость, позволяющая рынку функционировать эффективно, то есть приводить в соответствие спрос и предложение и механически фиксировать «естественный уровень заработной платы». Увеличение денежной массы приемлемо только в том случае, если в то же время происходит рост национального богатства, то есть таких показателей, как ВВП (валовой внутренний продукт). Единственный способ, позволяющий достичь таких результатов, – это работа над повышением производительности труда. В период 1975–1980 годов эти тезисы били точно в цель, поскольку Европа жила в ритме стагфляции, то есть инфляции, не сопровождавшейся экономическим ростом. Для умов рассудительных и дальновидных, не ослепленных колдовскими чарами идеологии или последними конвульсиями марксизма, не вызывал сомнения тот факт, что Кейнс ошибался и что надо пытаться прибегнуть к иным средствам лечения болезни. В любом случае Маргарет, как и Милтон Фридман, была убеждена в том, что главная роль государства состоит в том, чтобы гарантировать действенность денежного механизма, обеспечивающего совокупность доходов и расходов государства[121]121
  Подсчет количества денег, необходимых для обеспечения существования государства, очень сложен. Существует несколько денежных механизмов, включающих разные средства платежей. Чаще всего используют для подсчетов тот из них, что включает деньги в виде банкнот и монет, а также банковские вклады до востребования или срочные.


[Закрыть]. Остается только определить, какие именно механизмы надо использовать и как. Когда Маргарет придет к власти, ей придется решать именно эту трудную задачу. Пока же она была очень хорошей ученицей.

Последним в ряду идейных вдохновителей Маргарет следует назвать Кита Джозефа. Выпускник Харроу и Оксфорда, он не был чистым теоретиком. Мы не обязаны ему созданием незабываемых глубоких работ, предназначенных заполнить полки университетских библиотек в разделах экономических наук. Он не был мыслителем, он был скорее передатчиком идей, именно через него тезисы монетаризма достигли слуха Маргарет. Благодаря Институту экономических проблем и в особенности Центру политических исследований Кит Джозеф изливал свои идеи повсюду, и постепенно они капля за каплей просачивались сначала в умы элиты, затем – в общественное мнение, пропитывая его и привлекая на свою сторону. В своих мемуарах Мэгги воздает Киту Джозефу дань уважения и платит свой долг. Она не только посвятила ему второй том, но еще и написала: «В то время мы верили в то, что можно сделать. Но именно Кит превратил эту веру в нечто конкретное, в какие-то конкретные идеи, которые умные люди должны были разделить». Она признает, что только в 1974 году она пришла к убеждению, что политика контроля над ценами и доходами тщетна и что монетаризм благотворен. Кит был своеобразным инструментом, направлявшим ее по этому «пути в Дамаск», то есть по пути перемены убеждений.

И прежде чем завершить список вдохновителей Маргарет, следует вспомнить еще одну «вдохновительницу», а именно бакалейную лавку в Грантеме. В том месте мемуаров, где Маргарет сурово критикует Кейнса несколькими запальчивыми фразами, она напоминает, что он входил в «группу Блумсбери». В этом и по сей день прекрасно сохранившемся районе Лондона – Блумсбери, где процветают издатели и книготорговцы, в 1920-е годы существовал замечательный «плавильный интеллектуальный котел», где под сенью Британского музея встречались самые великие умы того времени: Олдос Хаксли, Кейнс, Бертран Рассел, Вирджиния Вулф, Томас Элиот. Но Маргарет не было до этого дела. Она считала, что именно эти взбалмошные, ветреные интеллектуалы и довели королевство до того тяжелого положения, в котором оно оказалось во второй половине XX века, а потому «группа или кружок Блумсбери» превратилась для нее в «группку» или «клику Блумсбери». Короче говоря, к черту всех этих великих литераторов!..

Но что особенно важно в этом месте ее мемуаров, так это следующие слова Маргарет: «Моим Блумсбери был Грантем <…>. Для них капитализм был чуждой и безжалостной системой, для меня же – явлением привычным, знакомым и созидательным. Я знала, что мой отец мог нанимать новых работников, потому что он удовлетворял требования своих клиентов. Я поняла, что международная торговля поставляла чай, кофе, сахар и пряности тем, кто посещал нашу лавку <…>. Чтобы понять экономику рынка, нет лучше школы, чем бакалейная лавка на углу улицы».