Текст книги "Призрак улицы Руаяль"

Автор книги: Жан-Франсуа Паро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Сартин улыбнулся. Подобная щепетильность лишь увеличивала его уважение к Николя, однако рассуждения комиссара он расценивал исключительно как детский лепет. Каким образом предъявить обвинение муниципальному чиновнику, виновному в некомпетентности, ставшей причиной гибели множества невинных людей? И вдруг, волею случая, этот чиновник едва не становится убийцей старика. Так неужели они не воспользуются возможностью припугнуть негодяя? Разумеется, приходится идти на злоупотребления, но ведь речь идет о восстановлении справедливости, и как бы ни велика была цена, начальник полиции берет на себя всю ответственность, освобождая комиссара и от вины и от угрызений совести. И Сартин не терпящим возражений тоном велел Николя арестовать майора Ланглюме; а наконечник от шнура, без сомнения, поможет доказать его виновность, по крайней мере, в глазах судей.

В Париж Николя отправился с легким сердцем; и, взяв в королевской конюшне нового коня – крепкую, резвую кобылу буланой масти, он к пяти часам, без приключений добрался до столицы. Въехав в город через ворота Конферанс, он, не чувствуя ни голода, ни усталости, сразу направился в сторону Шатле, и уже через полчаса поручил кобылу заботам тамошнего посыльного, состоявшего на службе полиции. Дальше путь его лежал пешком. Оставив по правую руку дома на мосту Менял, он направился на набережную Жевр, протянувшуюся до моста Нотр-Дам. Под каменными сводами набережной, опорами уходящей непосредственно в реку, бурлила настоящая клоака: туда выплескивали свои мутные зловонные воды четыре стока для нечистот, куда сливали содержимое всех отхожих мест Парижа и стекала кровь из скотобоен. Чтобы не вдыхать отвратительные миазмы, Николя зажал нос платком. Наступало время летней жары, и волны реки, обмелевшей после весеннего полноводья, более не смывали с берега и арок моста смрадную липкую жижу. Перейдя через мост, он направился в квартал Сите, все еще пребывавший – к великому несчастью господина де Сартина – «непредусмотренным скопищем домов». В самом деле, все тамошние здания стояли вкривь и вкось, всюду выпирали углы, и экипажи с большим трудом продвигались по узким и извилистым улочкам. Перейдя через тесную площадь паперти Нотр-Дам, Николя подошел к средневековому строению, прилепившемуся к увенчанному башенкой южному фасаду собора. В этом здании с массивной дубовой дверью, обитой железными гвоздями и укрепленной железными полосами, находилась резиденция Парижского архиепископа. Николя взялся за дверной молоток и постучал.

Лакей в ливрее, открывший ему дверь, спросил, что за причина побудила его побеспокоить архиепископа. Узнав, что Николя желает немедленно видеть его господина, лакей так скривился, словно его вот-вот стошнит, и уже, без сомнения, приготовился аккуратно вытолкать его вон, как из темного вестибюля вынырнула щуплая фигура в коротком фраке, какие обычно носили клирики. Это был один из секретарей архиепископа, и Николя, исполненный решимости нарушить безмятежное существование хозяина здешних мест, не стал скрывать от служки ни своего звания, ни имени того, чье поручение он исполнял.

– У вас есть доказательства, подтверждающие вашу миссию? – спросил тот.

– У меня два послания к его преосвященству.

Изобразив на лице полнейшую наивность, секретарь протянул руку, наверняка зная, что совершает дерзость, за которую можно и поплатиться; но, видимо, Николя внушил ему доверие.

– Сударь, – холодно произнес Николя, – письма будут переданы только в собственные руки адресата, Тем не менее, я покажу вам печать одного из писем.

И он вынул из кармана письмо, запечатанное печатью с тремя гербовыми лилиями королевского дома Франции; подпись Его Величества и содержимое письма, разумеется, были недоступны для постороннего взора.

– Сударь, – вместо ответа начал секретарь, – подумайте, сейчас очень поздно, вы явились без предупреждения, а монсеньор очень устал, отправляя богослужения в честь дня Святой Троицы. Поэтому я все же попросил бы вас оставить письма. Я вручу их завтра, и мы посмотрим, что можно сделать.

– Сударь, мне очень жаль, но я должен увидеть архиепископа. Приказ короля.

На покрасневшем лице своего хилого собеседника Николя, словно в открытой книге, прочел все незаданные им вопросы. Впрочем, зная, что монсеньора де Бомона уже трижды отправляли в ссылку, архиепископ и его приближенные имели основания опасаться визитов служителей закона…

– Надеюсь, речь не идет…

Николя не дал ему завершить фразу.

– Успокойтесь, сударь. Смею вас заверить, речь идет всего лишь о деле, имеющем отношение к духовному служению вашего хозяина. И ему ничего не угрожает – если вы хотели спросить меня именно об этом.

– Слава Богу! Тогда я иду узнать, сможет ли монсеньор вас принять. Ибо он собирался сесть за ужин в обществе прибывшего к нему гостя.

Служка удалился, оставив Николя в обществе раздосадованного и терзаемого подозрениями лакея. Ждать пришлось недолго; служка вернулся и жестом пригласил назойливого посетителя подняться по мрачной деревянной лестнице на второй этаж. Просторная прихожая со стенами, украшенными портретами кардиналов и архиепископов, являвшихся, как предположил Николя, предшественниками архиепископа нынешнего, исполняла роль зала ожидания. Секретарь поскреб дверной косяк, открыл дверь, прошептал несколько слов и вжался в стену, пропуская комиссара.

Очутившись в зале с малым количеством мебели, Николя изумился суровой роскоши его убранства. Высокие потолки с украшенными гербами балками терялись в темноте. В камине с резным ренессансным бордюром горел не по сезону жаркий огонь. Огромное полотно «Снятие с креста», которое любитель живописи и неутомимый посетитель церквей Николя датировал прошлым веком, наполняло комнату мягкой игрой света и теней. Пол покрывал восточный ковер в красных тонах. Архиепископ сидел в просторном кресле возле огня; рядом на столике стоял массивный серебряный подсвечник с зажженными свечами. Напротив кресла архиепископа стояло еще одно. В сиреневой сутане, с маленьким воротником, спускавшимся вперед двумя белыми полосами, он сидел, кутаясь в просторную теплую накидку, и пристально взирал на огонь; левая рука его подпирала подбородок, а правая поглаживала крест ордена Святого Духа; широкая орденская лента из синего муара, пропущенная под концами воротничка, обнимала шею. Манера прелата носить орден как носят нагрудный крест, равно как и его поза, показались Николя излишне театральными. Когда архиепископ повернулся к нему, он непроизвольно отметил мертвенную бледность его лица с покрасневшими светлыми глазами. Обрамленный двумя глубокими горькими складками рот с четко очерченными губами переходил в выдающийся вперед расплывшийся подбородок, являющий контраст с высоким гладким лбом. Собственные волосы, почти полностью седые, были причесаны без претензий на вычурность. Архиепископ протянул Николя руку, и тот, склонившись, поцеловал ее.

– Господин комиссар Ле Флок, мне сообщили, что вы принесли мне приказы Его Величества.

В тоне его звучала откровенная насмешка.

– Монсеньор, я должен передать вашему преосвященству два письма. Одно – от Его Величества, другое – от отца Грегуара из монастыря Карм Дешо, что на улице Вожирар. Не стану скрывать, все они касаются одного и того же дела, явившегося поводом для беспокойства.

Он протянул письма прелату, и тот, отыскав в рукаве очки и нацепив их на нос, начал распечатывать письма. Ознакомившись с посланием короля, он свернул его и спрятал в рукав. Пробежав глазами послание отца Грегуара, он бросил его в огонь.

– Письма отца Грегуара вполне хватило бы, – произнес архиепископ. – Я высоко чту его; он часто присылает мне лекарства против моих недугов, действующие куда более эффективно, чем те, которыми забрасывают меня господа с медицинского факультета. Господин комиссар – или я должен называть вас господин маркиз? – ваше появление у меня я воспринимаю как знак внимания со стороны Его Величества.

Николя воздержался от ответа, зная маниакальное стремление прелата причислить себя к древнейшей дворянской фамилии, в результате чего составленное для него генеалогическое древо рода де Бомон де Репер корнями уходило во времена потопа.

– Но Его Величеству, – продолжил архиепископ, – вероятно, неизвестно, что я в курсе искомого дела. Кюре прихода Сен-Рош довел его до сведения моих служителей. И если бы вдруг король не стал действовать во благо своих подданных, я сам бы предпринял шаги, необходимые для спокойствия моей паствы.

И, словно разговаривая сам с собой, добавил:

– Увы, в век истощения бедный заблудший народ, отвращенный от праведного пути множеством достойных порицания примеров, ищет, но не обрящет, ибо не слушает более доброго пастыря! Милосердие нынче не в чести, распри сотрясают церковь. Где же истина, неужели она останется навечно сокрытой? А что касается послушания… Когда в государстве царит раздор, правильная сторона всегда сторона короля, когда раздор разъедает церковь, особенно в вопросах вероучения, правильная сторона всегда сторона епископов.

Взгляд, устремившийся на пляшущие языки пламени, вновь переместился на Николя.

– Если вы не против, рассмотрим все по-порядку. И чтобы лучше осветить вопрос, о котором идет речь, мне бы хотелось больше узнать о вас. В свое время вы получили прекрасное образование в известном и уважаемом коллеже в Ванне.

Николя не стал воспринимать слова епископа как вопрос.

– Верите ли вы в дьявола, сын мой?

– Я верю в учение Святой Церкви. Мои обязанности призывают меня обозначить наличие зла. То, что я видел на улице Сент-Оноре, переворачивает все мои убеждения и превосходит человеческое понимание.

Рука епископа сжала голубя на ордене Святого Духа.

– Иногда Господь пользуется тем, что есть самого низкого, самого презренного в этом мире, и даже тем, чего нет, дабы разрушить то, что есть.

Бомон встал. Николя не думал, что он так высок. Его массивное тело в епископском облачении выглядело величественно. Однако, приглядевшись, становилось заметно, что шея и линия плеч составляют какой-то странный угол, и Николя догадался, что, несмотря на все усилия держаться прямо, прелат достигал цели только наполовину. Судя по походке, эти усилия доставляли ему ужасную боль. Неожиданно он остановился и судорожно вцепился в длинную полосу гобелена, стараясь не потащить его на себя. Издалека раздался звон колокольчика. Не сумев скрыть облегченный вздох, монсеньор де Бомон вновь опустился в кресло.

– Мнение об этом деле у меня сложилось еще до вашего прихода. Мне всего лишь хотелось знать, решится ли король привлечь к его решению своих людей, и кого он определит заняться им.

Слушая епископа, Николя внезапно ощутил великую мощь Церкви, и ему показалось, что для людей Церкви служба полиции короля не представляла никакой загадки, равно как и он сам, являющийся одним из винтиков этой службы.

– Используя светский лексикон, скажу, что отец Грегуар ручается за вашу… порядочность. Он заверил меня, что вы способны довести до конца это серьезное и непростое дело, призвав на помощь силы разума и повинуясь предписаниям нашей святой Церкви. Я не ожидал увидеть вас сегодня, но знал, что днем, во время процедуры снимания сапог после утренней охоты, вы имели беседу с королем.

Николя оценил деликатность архиепископа. Прелат нашел весьма удачный способ напомнить о том, что у него везде свои глаза и уши, даже при дворе и в ближайшем окружении короля…

– Так что я уже принял предварительные меры, – продолжил архиепископ. – Когда секретарь доложил мне о вас, я как раз собирался отужинать с отцом Ракаром, экзорцистом диоцеза. Отец Ракар – моя рука, несущая меч веры в темные сферы.

В это время из двери, замаскированной висевшим на стене ковром, появился секретарь. Придерживая ковер, он пропустил в комнату человека высокого роста, и, судя по его стати, наделенного от природы недюжинной силой. На вид новоприбывшему было лет пятьдесят. Зачесанные назад седеющие волосы открывали лицо, выражением более напоминавшее лицо воина, нежели служителя церкви. Многократно стираная и заштопанная сутана, заношенная настолько, что местами на ней поблескивали зеленоватые проплешины, а на обшлагах проступали нити основы, свидетельствовала, что собственная внешность отца Ракара нисколько не заботила. Из-под коротковатых рукавов свисали старые рваные манжеты из пожелтевших кружев, притягивая взор к большим мясистым рукам с пучками темных волос на фалангах пальцев. При виде его Николя вспомнил работавшего в парке замка Ранрей дровосека, которого в детстве он пугался при каждой встрече. Кроткий взор темных глаз уставился на комиссара, а на губах экзорциста появилась улыбка, заставившая забыть испуг, вызванный его внешностью.

Прелат встал и представил вновь прибывшего Николя. Потом, похоже, архиепископу стало хуже, и он снова опустился в кресло, еще раз доказав несгибаемую силу своей воли, помогавшей ему сопротивляться боли.

– Дети мои, я оставляю вас готовиться к битве. Победить в этой битве может только тот, кто чист душой и сражается оружием истины. Примите же мое благословение.

Подняв правую руку, он с истинным величием произнес сакраментальные слова. Ракар обнял Николя за плечи и увлек его к двери. Прелат, казалось, заснул, однако искаженные черты его лица говорили о том, что боль терзала его еще сильнее. Не обращая более внимания на посетителей, секретарь захлопотал вокруг архиепископа. Когда Николя и отец Ракар вышли на паперть собора Нотр-Дам, на улице уже стемнело.

– Если хотите, мы можем пойти на улицу Сент-Оноре, – предложил комиссар, – а по дороге я изложу вам свои соображения.

– Согласен, тем более, что вы лишили меня ужина у архиепископа! Хотя, если говорить честно, я ничего не потерял. Из-за болезни он питается исключительно корешками и зеленью. Но да будет вам известно, стоящая перед нами задача требует от нас не истязать свое тело. Экзорцизм, которым мы, в конечном счете, занимаемся не слишком часто, ибо кризисные случаи являются, скорее, исключением, требует физических сил и большой выносливости. Поэтому я предлагаю вам зайти ко мне, ибо я живу здесь неподалеку, и я приготовлю нам чего-нибудь поесть. Только вам, дорогой комиссар, придется закрыть глаза на мой беспорядок.

И отец Ракар повел Николя на улицу Фев. Экзорцист жил в старом покосившемся доме. Ступени на лестнице громко скрипели; местные жильцы не без оснований боялись пожара, и чтобы дом не вспыхнул как пучок пакли, на всех этажах парил непроницаемый мрак. Николя услышал, как в замке со скрежетом повернулся ключ. Отец Ракар потер спичку; замерев, язычок пламени пересек комнату, и вскоре свеча разгорелась настолько, что Николя смог оглядеться. От открывшейся перед ним картины у него перехватило дыхание. В длинной, словно проход на корабле, комнате с неровными стенами царил чудовищный беспорядок. Потолок, с его искривленными от времени балками, выпирал, словно вздувшийся живот; куда ни глянь, нигде не было ни одного прямого угла. Помещение напоминало пещеру с заставленными шкафами стенами; на полках шкафов теснились всевозможные книги, многие из которых, похоже, насчитывали не одну сотню лет. На кривоногом столе, заваленном рукописями и бумагами, сидел на страже черный кот и невозмутимо и равнодушно взирал на Николя. Отец Ракар исчез, и вскоре послышалось шуршание: хозяин дома разводил огонь в очаге. На глазах у гостя он расплавил пьемонтский сыр, который его друг-доминиканец регулярно присылал ему с почтовой каретой из Турина, добавил в него масла и молотого перца, а потом намазал этой смесью широкие ломти хлеба. Пройдя в комнату, он освободил от книг одну из полок, и открыл тайник, где выстроились покрытые пылью бутылки. Затем, вернувшись в каморку, где располагался очаг, он разогрел суп, которым также намеревался угостить комиссара. Суп состоял из овощей, сваренных в жирном утином бульоне с добавлением сушеных слив, чтобы, по словам Ракара, придать жидкости плотности и пикантности. Утку, как было сообщено, откормили в родной провинции экзорциста.

Николя не ожидал, что в таком захламленном помещении его накормят поистине изысканным ужином; благотворное воздействие пищи, подкрепленное старым бургундским с виноградников, принадлежавших монахам из Бона, не замедлило сказаться. Николя предложил отцу Ракару отдохнуть и встретиться завтра на улице Сент-Оноре. Однако экзорцист отклонил его предложение; демон – если, действительно, речь шла именно о нем – не ждет. Чем скорее вступишь с ним в борьбу, тем больше шансов пресечь его вредоносную деятельность. Его преосвященство также хотел уладить дело как можно скорее, пока среди паствы не начались волнения, сулившие ужасающие последствия; даже слухи о появлении демона могут повлечь за собой беспорядки. Нужно «опережать события», а так как дьявол овладевал своей жертвой ночью и ранним утром, отец Ракар намеревался заступить на дежурство уже сегодня вечером. Достав из шкафа старый чемодан-сумку, он затолкал в него толстый молитвенник, епитрахиль, бутылку святой воды, распятие, маленькую серебряную коробочку неизвестного назначения, свечи, а также по веточке самшита и букса.

– Это все, – заявил он. – Все, что необходимо. Но требуется еще кое-что.

И он указал на собственную голову и сердце.

– Готовы ли вы встретиться с демоном лицом к лицу? Не застанет ли он вас врасплох? Не обезоружит ли вас? Не смутит ли, напомнив вам о поступках забытых за давностью лет или позабытых нарочно?

– То, о чем вы говорите, святой отец, со мной уже было, – ответил Николя. – Я убедился в его могуществе, но не в его влиянии на меня.

– Прекрасно, теперь главное не возгордиться. Он знает наши слабые стороны и наши добродетели. Если вы чувствуете, что силы оставили вас, перестаньте слушать и, уподобившись Улиссу, заткните уши воском. Я также знаю, что демон способен вещать внутри нас. Читайте молитвы – вот лучшая, на мой взгляд, защита.

Они вышли в ночь, и, отчаявшись поймать экипаж, медленно пошли пешком, воспользовавшись услугами факельщика, освещавшего им дорогу. Не без некоторой гордости Николя не удержался и поведал своему спутнику, что это по его предложению в 1768 году Сартин создал дневную и ночную службу носильщиков зонтиков и факельщиков. Поденщики, занятые в этой службе, получали соответствующие номера и регистрировались в охранном отделении; комиссар не скрывал, что полиция часто прибегала к их услугам в качестве осведомителей. На набережной Межиссери за ними увязались несколько подозрительных типов, но могучая фигура служителя Церкви, шпага Николя и подоспевший караульный отряд заставили разбойников раствориться в ночи. Подойдя к нужному дому на улице Сент-Оноре, Николя постучал; дверь открыл Семакгюс; лицо его багровело более обычного.

– Вы как раз вовремя! – воскликнул он. – Только я прилег отдохнуть в вашей комнатушке, как вдруг раздался страшный грохот. А спустя немного времени у Мьетты вновь начался припадок.

Кирпичного цвета лицо хирурга полыхало багрянцем; казалось, он мгновенно постарел и совершенно сбит с толку.

– Она говорит голосом мадам Ларден! [57]57
  См. «Загадка улицы Блан-Манто».


[Закрыть]– растерянно произнес он. – Нам пришлось привязать ее ремнями к кровати.

IX
ИЗГНАНИЕ ДЬЯВОЛА

И в этом сражении Христос не просто смотрит на нас. Он полностью на нашей стороне. Когда мы начали борьбу, он нас благословил и надел оковы на нашего противника.

Святой Иоанн Златоуст.

Все, что поведал им Семакгюс о событиях прошедшего вечера, лишь подтверждало рассказ Николя. Потрясенный увиденным им зрелищем, хирург усомнился в собственном здоровье, и заявил, что хотел бы посоветоваться с кем-нибудь из собратьев по профессии, дабы тот поставил диагноз. Выдвигая догадки одна неправдоподобней другой, Семакгюс лихорадочно пытался найти объяснение происходящему, но ответы на терзавшие его вопросы так и не нашлись, и он пребывал в состоянии близком к паническому. Его сомнения обрадовали Николя: он ощутил, как его бремя неуверенности стало легче, ибо теперь он разделял его с другом. Однако, понимая, что причиной радости является исключительно его собственный эгоизм, он остерегся выразить ее вслух. Тем временем отец Ракар, словно старый солдат, ожидающий сигнала к атаке, с довольным видом ходил по комнате, потирая руки. Его боевой задор действовал ободряюще, и уныние, охватившее корабельного хирурга, постепенно развеялось. Вслушиваясь в окружающие его звуки, Николя вспомнил, как еще на пороге дома Галенов ему показалось, что на чердаке Наганда снова бьет в барабан. Привыкнув доверять своим чувствам, он попытался уловить таинственный ритм; неожиданно у него мелькнула мысль о возможности существования некой связи между дикарским обрядом и припадками Мьетты. Но если проявления темной и грозной силы, терзавшей тело и разум служанки, он видел собственными глазами, то в духов индейца он не верил, а потому постарался прогнать эту мысль.

Внезапно с верхнего этажа послышались крики, а через несколько минут, в разорванной рубашке, по лестнице скатился растрепанный и потный Жан Гален. Поднявшись на ноги, он попытался что-то сказать, но изо рта его вырывались только испуганные вскрики. Наконец прерывистым голосом он сообщил, что Мьетта освободилась от пут: неведомая сила разорвала ремни, удерживавшие ее на кровати. Успокоив присутствующих, отец Ракар приступил к приготовлениям. Открыв свой чемодан, он извлек епитрахиль и, поцеловав ее, надел на шею, затем, достав бутылку со святой водой и все, что требовалось для богослужения, он зажег свечи и раздал их всем, кто стоял вокруг, включая только что подошедших членов семейства. Перед дверью, ведущей в мансарду Мьетты, куда больше никто не осмеливался войти, отец Ракар поставил меховщика и кухарку. Попросив тарелку и налив в нее немного святой воды, экзорцист начал читать молитвы, а потом намочил веточку букса и окропил святой водой четыре стороны света. Совершив эти действия, он приказал всем встать на колени, а сам громким и уверенным голосом начал первую отчитку.

– Заклинаю тебя, древний змий, именем судии над живыми и мертвыми, именем Создателя мира, Того, Который обладает властью низвергнуть тебя в геенну, немедленно уйти прочь из этого дома. Проклятый демон, это повелевает тебе Тот, Который правит ветрами, морями и бурями, это повелевает тебе Тот, Который сбросил тебя с небесных высот в глубины земные, это повелевает тебе Тот, Который сокрушит твою силу. Слушай же и содрогайся, о Сатана, прочь отсюда, побежденный и пресмыкающийся, заклинаю тебя во имя Господа нашего Иисуса Христа, который придет судить живых и мертвых. Аминь.

Продолжая кропить святой водой все вокруг, он приказал всем, стоявшим рядом, читать «Отче наш». Время от времени глухой речитатив молитвы прерывали жуткие вопли. Шарль Гален и кухарка в страхе покинули свой пост и присоединились к остальным домашним. Отец Ракар попросил угольев, за ними сбегали на кухню и принесли немного в небольшой глиняной тарелке. Достав из серебряной коробочки ладан, экзорцист разместил его в виде креста на угольях. Дом постепенно наполнился дымом.

– Вы изгоняете на расстоянии? – спросил Семакгюс.

– Нет, разумеется. Я просто хочу очистить дом. А потом мы пройдем к пациентке.

Он сложил руки и повторил:

– Заклинаю тебя, демон, прочь из этого дома, и никогда больше не возвращайся в него, не изливай страх на тех, кто в нем живет, и не вреди им. И да освятит Господь всемогущий, Тот, чья власть повсюду, это жилище со всеми его комнатами и пристройками, и да исчезнут отсюда все призраки, все зло, все козни диавольские и уловки его, и весь нечистый дух.

Он принялся благословлять дом.

– Этим знаком мы приказываем тебе немедленно и навсегда прекратить все твои оскорбления. И да сгинут все твои уловки и увертки, и да сгинет страх перед тобой, который есть гадина ядовитая. Именем Того, Который явится судить живых и мертвых и весь мир огнем. Аминь.

Глухие удары сотрясали дом: казалось, наверху, натыкаясь на стены, летает мебель…

Отец Ракар потирал руки.

– Ага, не нравится, мерзавец! Что ж, отличное начало. А теперь всем живо расползтись по своим норам. Дальше я буду действовать один, в присутствии господина комиссара и господина…?

Он указал на Семакгюса; Николя представил своего друга.

– Полагаю, – продолжил Ракар, – ученые мужи с теологического факультета не встанут на дыбы из-за того, что для борьбы с тем, что не имеет названия, я привлек представителя медицины. Господин Ле Флок поведал мне о вашем скептицизме. Теперь, когда вы убедились в реальности непостижимого феномена, будьте нашей совестью и нашим разумом.

– Можете рассчитывать на меня, святой отец, – уверенно ответил Семакгюс.

Убедившись, что его давний друг и человек, с которым он познакомился только сегодня, сблизились без каких-либо усилий с его стороны, Николя вздохнул с облегчением. Явно чувствуя себя увереннее, доктор Семакгюс со смехом сказал:

– На волка лучше всего охотиться всей сворой.

– Если бы речь шла о волке! Дьявол – ужасный шутник, он насквозь пропитан ненавистью. Он любит посмеяться над несчастными человеческими созданиями, и предстает то хитрецом, то простецом, чтобы окончательно запутать людей. Отец лжи, имя ему легион, и он всегда готов расставить нам ловушку и замести следы! Но я обещаю вам, что ему недолго осталось творить здесь свои безобразия.

Он собрал свои вещи, а тарелку с углями доверил Семакгюсу. Втроем они поднялись наверх, где обнаружили кухарку, вжавшуюся в стену лестничной площадки; дверь в комнату Мьетты была распахнута, и почтенная матрона в ошеломлении глядела на служанку. Девица сидела в воздухе над своей кроватью и, сверкая покрасневшими глазами, злобно скалилась на кухарку.

– Ах ты, негодница! – воскликнул отец Ракар.

И, обернувшись к своим спутникам, добавил:

– Рассчитывайте на меня, я заставлю ее опуститься на землю!

Застывшим взором Мьетта следила за каждым движением экзорциста, поворачивая голову, словно она у нее была на шарнирах: так вращается чучело, на котором солдаты отрабатывают удары копьем. Отец Ракар подошел к ней и положил руку ей на темя. Тело Мьетты задрожало, словно мыльный пузырь, попавший между двумя потоками воздуха; служанка издала глухой стон, более похожий на сдавленный рык разъяренного зверя.

– Да, да, верить надо мне. Довольно подчиняться своему мерзкому господину.

Мьетта открыла рот и плюнула ему прямо в лицо. Священник невозмутимо утерся рукавом. Тощее тельце служанки забилось в конвульсиях, а из уст ее зазвучал мужской голос:

– Монах, не смеши меня! Не забывай, надо мной ты не властен.

Святой отец невозмутимо разложил содержимое своего чемодана на маленьком столике, а Семакгюс поставил рядом тарелку с дымящимся ладаном. Комната наполнилась ароматом священного елея. Рычание, издаваемое Мьеттой, становилось все громче, переходя в настоящий рев. Ее голова откинулась назад перпендикулярно к телу. Волны дурманящего запаха захлестнули несчастную, и из ее груди стали рваться крики, напоминавшие предсмертный вопль раненого зверя.

– Это невозможно! – остраненным голосом произнес Семагкюс. – Смотрите, как расслабились все мышцы и мускулы!

– Ничего, бывают вещи и похуже, – ворчливым тоном ответил Ракар. – Я видел одержимых, которые так вытягивались, что их рост увеличивался почти на четверть от прежнего.

– Что это: наваждение или обман зрения? Неужели мы настолько подвержены различным влияниям, что не можем отличить сути от видимости?

– Да нет же! Речь идет о совершенно реальном припадке, хотя, разумеется, зрелище не из приятных, и может напугать кого угодно. Поэтому нам надобно не терять хладнокровия.

Взмахнув концом епитрахили, он коснулся ею лица Мьетты. Руки девушки, скрючившись, подобно когтистым лапам хищной птицы, попытались схватить ее конец. Длинные ногти, со скрипом проскользнув по шелку, разодрали вышитый серебром крест. Тело тяжело рухнуло на кровать.

– Ну что, плутовка, как ты себя теперь чувствуешь? – произнес экзорцист. – Ничего, мы избавим тебя от непрошеного гостя.

Николя с восхищением взирал на служителя культа, сохранявшего в столь необычных обстоятельствах не только спокойствие и мужество, но и чувство юмора. Только живой проницательный взор свидетельствовал о величайшем напряжении экзорциста: он напоминал охотника, который, преследуя опасного зверя, постоянно пребывает настороже, дабы не дать хищнику провести себя и заманить в ловушку.

– А вам обоим я поручаю держать ее. Держите крепко, навалившись всем своим весом, пусть даже вам придется немного придавить ее. Главное, чтобы она не вырвалась у вас из рук.

Встав по обе стороны кровати, Николя и Семакгюс взяли девушку за руки. На ощупь тело ее оказалось совершенно ледяным, хотя, по мнению Николя, оно должно было бы пылать как в лихорадке. Мьетта тихо застонала. Снова взяв епитрахиль, святой отец приступил ко второй части обряда. Молча помолившись, он возвысил голос:

– Господь наш добродетельный, мы, недостойные слуги твои, возносим Тебе молитву за служанку твою Эрмелину, дабы отпустил Ты грехи ей и вырвал ее из когтей демона, который обрекает ее вечной погибели. Боже Святый, Отец Предвечный, повели демону покинуть тело служанки твоей, пребывающей в муках великих.

Из груди Мьетты исторгалось хриплое рычание вперемежку со стонами. Звуки становились все громче, а вскоре к ним прибавился тонкий пронзительный крик, словно из тщедушного тела девушки рвались наружу сразу несколько неведомых существ. Заметив, что помощники его пребывают на грани паники, отец Ракар снова стал кропить все вокруг святой водой.

– Изыди, изыди, нечистый зверь, вернись в свое логовище! Прочь отсюда, прочь, прочь!

Экзорцист бросил взгляд на Николя и Семакгюса.

– А вы не бойтесь, это всего лишь мелкие хитрости, с помощью которых он хочет подорвать нашу оборону, истощить нашу волю и заставить нас усомниться в нашей вере. Но помните, царство, власть и слава Его пребывают в нас!

Тем временем Мьетта перестала кричать, а вместо криков изо рта ее повалила пена, не к месту напомнив Николя улиток: прежде, чем приготовить их, кухарка Катрина опускала их в ящик с листьями жгучей крапивы, заставляя их истекать пеной и слизью. Пенистая струя, стекавшая с губ несчастной Мьетты, быстро затопляла ей грудь.

– Заклинаю тебя, демон, – продолжил Ракар, – именем Того, Который воскрес на третий день, изыди и беги вон от этого Божьего существа, беги с нечистотами твоими, с беспорядками и хитростями, пороками и грехами. Изыди, нечистый дух, изыди со всеми твоими присными, ибо Господь не оставил служанку свою, а тебе и твоим ангелам Он предуготовил вечный адский огонь.