Текст книги "Белый рыцарь"
Автор книги: Жаклин Рединг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
Глава 29
Шонак застонала, когда её скрутила очередная схватка. Несколько бесконечных мгновений боль нарастала и ширилась, вынуждая взмокшую от пота женщину приподниматься с грубой кровати, приткнувшейся в затенённом углу замковой кухни. День сменился ночью, и теперь уютное помещение освещалось лишь огнём очага и пламенем расставленных повсюду свечей.
– Feumaidh tu dean laighe, [65]65
ты должна прилечь.
[Закрыть]– шептала Дейдре, укладывая Шонак обратно. – Ты должна лечь, piuthar. [66]66
сестра.
[Закрыть]
Щёки Шонак раскраснелись, а взмокшие волосы облепили лицо. Когда она откинула голову назад в затихающем вопле, отразившемся эхом от стропил в главном зале, сведённые схваткой мышцы не давали ей сделать вдох.
Дейдре по-гэльски говорила успокаивающие слова, протирая ей лоб прохладной мокрой тряпкой. Флора поставила кипятиться воду, сходила за чистой одеждой, зажгла свечу – хваталась за всё, что заняло бы её делом среди этого затянувшегося хаоса.
Они вдвоём стянули с Шонак одежду, смыли грязь и сажу, а потом одели в огромную нижнюю мужскую сорочку. Низ живота роженицы укрыли простыней, а под спину и руки подложили ткань так, чтобы Флора с помощницей могли чуть приподнять Шонак для облегчения боли, когда начнутся роды.
Стемнело, но в збмке никто не спал. Наверху, в главном зале, люди сидели на соломенных тюфяках, перешептываясь, пока их не прерывал один из долетавших с кухни стонов Шонак. Они замолкали, пытаясь уловить долгожданный тихий плач младенца, крепко прижимая к себе собственных детей.
Не услыхав крика, они снова принимались ждать, в последней надежде шепча молитвы на гэльском.
Шонак, сестра Тома, умершего мужа Дейдре, оставалась её единственной родственницей. Дейдре считала, что до родов оставался, по крайней мере, ещё месяц. Несколько недель назад она навещала невестку, и тогда всё шло хорошо. Оно бы так и продолжалось, если бы два дня назад в сумерках к дому Шонак не пришли солдаты – выселять.
Шонак с мужем Эханом вот уже семь лет жили на арендованной ими маленькой ферме в Сантергленском поместье, на которое работал Эхан. Тем вечером, когда пришли солдаты, Шонак уже легла спать. Она и не подозревала, что припасла ей судьба, когда её поднял с постели внезапный и настойчивый стук в дверь. Эхан только накануне покинул их дом, чтобы перегнать скот к родственникам, живущим по ту сторону холмов обширного поместья Сантерглен. Он думал оставить стадо на их попечение, чтобы самому быть рядом с женой после рождения их первенца. Эхан знал, что вернётся домой задолго до начала родов, иначе он никогда бы не оставил Шонак одну.
Солдаты выгнали беременную Шонак из дома в ночную темень, оставив ей время только на то, чтобы взять шерстяное одеяло, которое будущая мать вязала для своего ребёнка. Она с ужасом смотрела, как солдаты подносят факелы к соломенной крыше небогатого дома и как в ночном небе полыхают зарницы пожара. Когда всё было кончено, ей приказали убираться прочь из поместья, не разрешив остаться у тлеющих руин дожидаться мужа. У несчастной женщины не было иного выхода, кроме как начать трудный путь до Скайнигэла. Она знала, что там-то точно найдёт приют в доме вдовы брата. А Эхан по возвращении обнаружит опустевшее пепелище, где не найдёт ни дома, который сровняли с землёй, ни жены с ещё нерождённым ребёнком.
Уже наступила полночь, когда наконец в крошечной кухне Скайнигэла жизнеутверждающий крик младенца разорвал напряжённую тишину. Радостные возгласы, полные облегчения, зазвучали в главном зале, у очага подняли кружки с элем в честь новой маленькой жизни, которая появилась на свет вопреки всем тем ужасам, что пришлось пережить Шонак. Это был мальчик, с копной ярко-рыжих волос, как у отца, и глазами столь же голубыми, как и чистейшее летнее небо Высокогорья. Оба, сын и мать – несмотря на её измождённость – чувствовали себя хорошо.
Кристиан и Роберт ушли спать вскоре после рождения мальчика, так как на рассвете собирались ехать в Сантерглен искать Эхана, надеясь привезти его в Скайнигэл к жене и сыну. Флора, измучившись за время родов, от нервного напряжения почувствовала себя полностью опустошённой. Дейдре до сих пор оставалась с ребёнком и матерью. Грейс, оказавшись в одиночестве, решила немного прогуляться при лунном свете и постараться справиться с эмоциями, которые ей с трудом удавалось сдерживать последние несколько часов.
Она сегодня видела рождение сына Шонак и обрела новое чувство – чувство почтения ко всему, что дарит нам жизнь: уязвимость её начала, чудо её продолжающегося обновления. Малыш, появившийся на свет раньше времени из-за отвратительных действий солдат, вопреки огромным трудностям преодолел всё и вся. Созерцание того, как Дейдре помогала новой жизни появиться в этом мире, удивило Грейс и напугало больше, чем она могла себе представить. Дейдре замечательно действовала. Она знала, что сказать и что сделать для облегчения родов. В то мгновение, когда разнёсся крик младенца, всё остальное перестало иметь значение. Солдаты, пожар – всё исчезло в один миг. Это был самый чудесный, богоданный момент, несомненный символ надежды на будущее.
Грейс присела на одну из больших гранитных плит, лежащих повсюду в тихом дворике, и посильнее закуталась в шаль. Ночь была холодной. На землю лился свет луны и звёзд. Впервые за много дней небо было чистое, странно, но облака, обычно бродившие по нему в этот час, рассеялись. Грейс решила, что ясное небо, несомненно, предвестник доброй судьбы для только что появившейся на свет жизни. Она положила руку на живот, лишь слегка округлившийся под просторной юбкой её платья, размышляя о том, что никогда прежде не чувствовала отсутствия матери острее, чем сейчас.
Грейс росла, столь оберегаемая окружающими, что при ней никогда не обсуждались наиболее серьёзные для жизни вещи. Она была ошеломлена грубой реальностью родов, настоящей правдой о том, как одна жизнь даёт начало другой. Как бы она хотела поговорить с Нонни, задать ей дюжины беспорядочно проносившихся в уме вопросов. Как ей узнать, что ребёнку пришло время появиться на свет? Терял ли кто-нибудь сознание во время родов? Как же ей научиться кормить ребёнка, купать его?
Грейс услышала звук шагов по гравию. Оглянувшись, она увидела Дейдре, выходившую из освещённой кухни, – без привычной косынки, с волосами ниже пояса, тёмными волнами струящимися по спине. Когда Дейдре подошла поближе, Грейс отметила, что с непокрытой головой та выглядит гораздо моложе, почти её ровесницей, что было удивительно для кого-то столь знающего.
– Вы чувствуете себя слегка не в своей тарелке после этих родов, да?
Грейс покачала головой, а затем прибавила:
– Немного, пожалуй.
Дейдре подошла и села рядом.
– Это пугает, миледи, не правда ли? Видеть роды так близко? Заставляет бояться того времени, когда наступит час и вашему ребёночку появиться на свет, да?
Грейс взглянула на неё. Она-то думала, что никто, кроме Лизы, не знает о её беременности. Хотя то, что Дейдре угадала истинное её состояние, не сильно удивило Грейс. Дейдре могла неведомым образом проникнуть в самые потаённые мысли и распознать самые сокровенные чувства. Грейс часто задумывалась, а не обладает ли эта женщина и впрямь тем «виденьем», которое, кажется, всегда ей приписывал Аластер.
– Мне было немного страшновато всё это видеть. Я не предполагала, что это будет так… так…
– Так грязно? – закончила Дейдре. – Догадываюсь, всё, что вам до сих пор довелось знать про матерей с младенцами – это маленькие сладкие свёрточки в белых мягких покрывалах, нежно воркующие и сладко пахнущие.
Грейс кивнула, внезапно устыдившись своего невежества.
– В родах нет ничего приятного, миледи. Но не стоит переживать об этом. У Шонак всё прошло труднее, чем у остальных. Роды начались слишком рано, и её ребёнок ещё не был готов. Мне пришлось перевернуть…
Дейдре, должно быть, почувствовала, что Грейс не имеет ни малейшего представления, о чём ей говорят. Замолчав, Дейдре осторожно положила руку на живот Грейс, развернув ладонь пальцами вверх. Тепло нежного женского прикосновения успокаивало, проникая сквозь шерсть платья.
– Сейчас головка ребёнка повёрнута вверх. Когда же ему приходит время выходить из материнского чрева, природа переворачивает его, – Дейдре сместила руку, – головкой вниз, чтобы облегчить ему появление на свет.
Грейс взглянула на живот и внезапно осознала, что её нерождённый ребёнок – не предположение, не фантазия, не мечта. Он действительно существует, растёт внутри неё. Будет ли это мальчик или девочка? Светленькая или тёмненькая? Грейс закрыла глаза. Будет ли малыш любим отцом, который ещё даже не знает о его существовании?
– Мне так страшно, Дейдре.
Эмоции накатили на неё, и наконец хлынули слёзы, сдерживаемые так долго. Она громко всхлипывала, уткнувшись в Дейдре, пока та молча обнимала её за вздрагивавшие плечи и прижимала её голову к своей тёплой щеке. Грейс опиралась на более хрупкую Дейдре, и так они и сидели, не разговаривая, даже не чувствуя нужды в разговорах. Вечерний бриз, вихря́ опавшие листья, мягко обдувал их, Дейдре, поглаживая Грейс по волосам, заправила непослушный локон ей за ухо. Уже во второй раз Дейдре была рядом, когда Грейс так нуждалась в ней, по-матерински успокаивая её, совсем как в первую ночь в Скайнигэле, когда именно прикосновения Дейдре успокоили Грейс.
– Вы ещё не сказали лэрду о ребёнке, да?
Грейс молча покачала головой.
– И сколько вы собираетесь откладывать?
– Пока не буду уверена, что он не заставит меня покинуть Скайнигэл.
Пальцы Дейдре замерли на голове Грейс.
– Уж не хотите ли вы сказать, что лэрд не собирается жить в Скайнигэле?
– Нет, Дейдре, нет. На самом деле он уже предлагал мне вернуться с ним в Лондон – к той жизни, что я там оставила. Я ответила, что никуда не поеду.
Дейдре помолчала немного и произнесла:
– Отказываясь вернуться в Лондон, вы хотите выяснить, любит ли он вас.
Грейс подняла голову.
– Если бы всё было так просто, Дейдре. Но всё гораздо сложнее. Кристиан никогда не хотел на мне жениться – его заставил дед, герцог. И приезд в Скайнигэл был больше зовом долга, чем заботой обо мне.
Дейдре покачала головой:
– А я думаю, это нечто большее, чем просто долг.
– О, Дейдре, как бы я хотела, чтобы это было так.
Дейдре заставила Грейс посмотреть на неё и широко улыбнулась ей, убирая с глаз завиток.
– Эти ваши слова, миледи, в них нет смысла. Это же очевидно, что хоть капельку, но ему есть до вас дело. Вы же носите его ребёночка, не так ли?
Грейс глубоко вдохнула.
– Дейдре, ты совсем не знаешь той жизни, какой я жила до приезда сюда. Всё так отличается. Тебе, возможно, будет трудно в это поверить, особенно учитывая, какую любовь ты разделила со своим мужем, но в некоторых кругах общества мужчина и женщина вступают в брак по причинам, отличным от любви или даже симпатии. В Лондоне гораздо чаще из-за денег и желания сохранить эти деньги, родив наследника мужского пола, – она нахмурилась, – и неважно, какой неприятной для джентльмена может оказаться повседневность.
– Ох, миледи, природа так устроила, что, по крайней мере, для мужчин делить постель с какой бы то ни было женщиной – занятие не столь уж неприятное. Я до сих пор не видела мужчину, не думавшего об этом день и ночь. Это у них в крови. – Дейдре посмотрела на неё, слегка приподняв бровь: – Из вашего рассказа мне понятно, что вы запали лэрду в душу гораздо сильнее, чем ему бы хотелось думать.
В ответ Грейс только покачала головой.
– Вы любите его.
Грейс замерла, серьёзно глядя на Дейдре.
– Да. Едва только я увидела Кристиана, как поняла, что буду любить его до конца своей жизни.
– Тогда вы должны сказать ему.
Грейс открыла было рот, чтобы назвать все те причины, по которым она не могла этого сделать, но Дейдре подняла руку, останавливая её:
– Миледи, если вы так и не скажете ему, что любите, то вы никогда не узнаете, питает ли он те же чувства к вам. Не медлите, ибо никто не может быть уверен, что будет завтра.
Грейс почувствовала тяжесть единственной слезинки, катящейся по щеке.
– Но я знаю, что он чувствует ко мне, Дейдре. Кристиан не оставил мне сомнений. Он никогда не хотел видеть меня своей женой. Разве ты не понимаешь? Поэтому я оставила его и приехала в Шотландию.
Дейдре только улыбнулась и снова покачала головой:
– Нет, миледи. Это вы не понимаете. Если бы ему и взаправду не было до вас дела, то и его бы здесь не было.
Глава 30
В Высокогорье есть древний обычай, который называется кейли [67]67
ceilidh – вечеринка (гэльск.).
[Закрыть]. Он берёт начало в те давние времена, когда соседи и друзья, собираясь за столом на вечернюю трапезу, пели, рассказывали занимательные истории, танцевали. Этот праздник зиждется на традициях клана и кровного родства, тех основах, которые, к сожалению, начали разрушаться во второй половине прошлого столетия или даже раньше – после поражения якобитов в 1745 году. Кейли был тем событием, которого ожидали с превеликим предвкушением и потом долго и с удовольствием вспоминали. И как ещё лучше, думала Грейс, можно было бы отметить рождение сына Шонак?
К духу сердечности и веселья, воцарившемуся в Скайнигэле с рождением малыша, вскоре добавилось ликование, когда два дня спустя в замок благополучно прибыл, целый и невредимый, муж Шонак, Эхан. Кристиану с Робертом повезло: они случайно встретили его сразу же после того, как Эхан возвратился к своему разорённому коттеджу. Самые страшные опасения арендатора сменились радостью, как только он услышал, что его неизвестно куда пропавшая жена и новорождённый сын живы, здоровы и сейчас находятся в Скайнигэле.
Мужчины ехали всю ночь и добрались до замка только вчера на закате дня, утомлённые дорогой да ещё и промокшие под дождём, который настиг их в конце пути. Но Эхан почти не замечал своей мокрой одежды. Он сразу направился в маленькую комнатку у кухни, где лежала Шонак, и уже не отходил от неё ни на шаг. Вместе они назвали малыша Йен, «дар Божий», потому что он и в самом деле был даром.
Маленькая семья собиралась остаться в Скайнигэле – по древнему обычаю дитя, родившееся на земле Скайнигэла, принималось в клан. Им отведут пахотный участок земли в долине реки, где они смогут начать всё заново, не боясь, что их опять выселят. Пока дом не построят, свои первые и самые важные недели семейной жизни Эхан и Шонак проведут в двух комнатах в дальней стороне конюшни, где раньше, в лучшие дни замка, обитал конюх Скайнигэла, человек, который был известен всем просто как Твиг, то есть «Прут». На чердаке замка для малыша нашлась колыбель в тюдоровском стиле, а все остальные арендаторы – как из Скайнигэла, так и те, кто приехал из других мест в поисках убежища, – пожертвовали одежду и остальные необходимые в хозяйстве вещи взамен погибшего в огне имущества.
Кейли собирались устроить на следующей неделе под стенами замка, так что у Флоры и Дейдре было достаточно времени, чтобы приготовить традиционные пироги, а у Макфи, Макги и еще нескольких мужчин – подстрелить к пиршеству оленя в оленьем заповеднике. Лучшего времени для праздника было не сыскать. Ремонт в замке и почти во всех домах арендаторов был, можно считать, закончен. В пышном цветении вереска, первоцвета и ракитника в Высокогорье пришло лето. Скайнигэл, каким увидела его Грейс, приехав сюда несколько месяцев назад, теперь казался всего лишь тенью своего нынешнего великолепия.
Стоя на поросшем вереском пригорке и наблюдая за виднеющимся вдали замком, Грейс могла думать только о том, что Скайнигэл поистине сказочное место. Солнечный свет сверкал на водах залива за её спиной, отражаясь в недавно застеклённых окнах замка. На пастбищах с сочной зелёной травой спокойно паслись косматые рыжие хайлендские коровы, а легендарные птицы свободно парили над парапетами замка. Никогда прежде ни одно место на земле Грейс не могла по-настоящему назвать своим домом. Теперь же, обретя Скайнигэл, она знала, что никогда не сможет его покинуть. И ещё знала, что, хотя Кристиан согласился выделить для неё любые средства, чтобы она могла продолжать работу, он ничем не дал понять, что останется – но, как заметила Дейдре, и не уезжал.
Грейс посмотрела вниз, на стоящего рядом с ней Дабхара, почесала его седую голову и угостила кусочком сыра, что припасла в кармане, а затем перевела взгляд на группу женщин с детьми, которые ждали на раскинувшемся перед нею пойменном лугу. Это был чудесный, беззаботный день – летнее солнце быстро разогнало утренний туман, хотя высокая трава под ногами всё ещё оставалась мокрой. Она надела простое шерстяное платье серого цвета и спрятала под косынку волосы, готовясь весь день собирать чернику и чёрную смородину для сладких пирогов на кейли.
– Failte na maidne ort, [68]68
доброе утро (гэльск.).
[Закрыть]– обратилась к ней одна из женщин, Мораг, когда Грейс подошла.
Грейс поприветствовала её в ответ и начала раздавать принесённые с собой корзины из ивовых прутьев в протянутые в нетерпеливом ожидании руки детей, а потом с улыбкой смотрела, как они разбегаются в разные стороны в поисках ягод. Тому, кто соберёт больше всех, был обещан приз, поэтому маленькие проказники рассыпались вокруг по пустоши, хихикая и гоняясь друг за другом в зарослях вереска и дрока, и нередко сорванная ягода оказывалась во рту, а не в корзине.
Грейс только-только приступила к работе, когда заметила, как вверх по склону к ним быстро приближается фигурка, беспорядочно размахивая руками и крича:
– Леди Грейс! Леди Грейс!
Заслонив рукой глаза от солнца, она увидела Микела, одного из мальчиков, ухаживающих в конюшнях за пони. Заметно было, что он расстроен, но Грейс не встревожилась: она знала, одна из кобыл должна была скоро ожеребиться, и попросила, чтобы ей сказали, когда настанет время родов. По-видимому, срок пришёл сейчас.
– Что, Микел? – спросила она, когда мальчик к ней подошел. – У Джо начались роды?
– Нет, миледи…
Он остановился перед нею, покачиваясь после быстрого, изматывающего бега, а затем согнулся пополам, пытаясь прийти в себя. Наконец через несколько секунд он сглотнул и произнес:
– Вам нужно поскорее идти. Приехал тот человек.
– Человек, Микел? Какой человек?
– Donas.
Одна из стоящих поблизости женщин ахнула и уронила корзину с ягодами. Грейс увидела, как женщина, широко раскрыв глаза, начала что-то быстро говорить по-гэльски своим соседкам. Хотя Грейс сумела уловить лишь несколько слов, непонятных для неё из-за скудных познаний в языке, она слышала, что одно слово повторяется снова и снова. Это было то слово, что произнёс Микел, – donas. И внезапно Грейс вспомнила, что donas по-гэльски означает «дьявол».
Она взяла парнишку за руку:
– Микел, что это? Кто этот Donas?
– Эт' мистер Старк. Из Сантерглена.
Грейс почувствовала, как по ней пробежала холодная дрожь, не имевшая никакого отношения к внезапной смене погоды. С тех пор как она прибыла в Скайнигэл, это имя, Старк, Грейс слышала намного чаще, чем ей бы хотелось. Это имя вызывало ужас у всякого, кому оно было знакомо – а таких нашлось бы слишком много. И то, что Дьявол здесь, в Скайнигэле, не могло предвещать ничего хорошего.
Грейс поставила свою корзину на землю и направилась к замку – сначала шагом, затем всё убыстряя ход, пока, подхватив юбки, не побежала бегом вниз по склону. Все возможные сомнения по поводу того, на самом ли деле приехал этот человек, у неё исчезли, как только она увидела лица тех, кто стоял во внутреннем дворе замка.
Когда она уходила, отовсюду слышались песни и смех. Женщины развешивали выстиранное бельё и плели корзины, конюхи чистили стойла в конюшнях. Теперь же разговоры затихли, и никто даже не шевелился. Все молча замерли, направив взгляды к одной из крепостных стен замка, недалеко от которой стояли и разговаривали два человека. Заметив, что она пришла, люди начали перешёптываться друг с другом. Они ждали её.
Сделав несколько шагов по внутреннему двору, в более высоком из этих двух мужчин Грейс узнала Кристиана – его тёмные волосы и уверенную осанку она могла нынче узнать где угодно. Его собеседник был ниже ростом, но, несмотря на это, всем своим видом показывал, что уверен в собственном превосходстве почти над всеми и вся.
Нигде ни на мгновение не задержавшись, Грейс продолжала смело идти вперёд и остановилась только рядом с Кристианом. Дабхар, который прибежал вместе с нею со склона холма, привычно занял место у её ноги. Однако он не сел, как обычно, а настороженно стоял, ощущая напряжённость, которая исходила от неприятного чужака.
Заметив подошедшую к ним Грейс, Старк бросил на неё лишь один-единственный взгляд, да и то мельком, как будто она была докучливой мошкой. Большего внимания Грейс не удостоилась. Учитывая, что она была одета, как любая другая женщина в поместье, а её волосы растрепались после бега, можно было не сомневаться, что он принял её за одну из горянок. Грейс воспользовалась проявлением подобного безразличия, чтобы получше рассмотреть визитёра.
После всех тех рассказов, что она о нём слышала, Грейс ожидала увидеть кого-то более грозного, но, по правде говоря, наружность Старка ничем особенным не была примечательна. Одет он был кричаще, манеры выказывал скорее плебейские, чем благородные, а не сходящая с губ самодовольная улыбка говорила о каком-то извращённом удовольствии от того душевного состояния, в которое поверг всех его приезд.
– Милорд, – обратился Старк к Кристиану, – могу я сказать, как много вы сделали, чтобы восстановить поместье Скайнигэл? – он намеренно повернулся спиной к Грейс, как будто чтобы получше рассмотреть замок. – Удивительно, что на самом деле скрывалось подо всеми этими зарослями плюща.
– Спасибо, мистер Старк, – ответил Кристиан. – Но похвалы следует отнести на счёт леди Найтон, поскольку именно она занималась восстановлением замка.
Старк замолчал на мгновение, затем повернулся и вновь уставился на Кристиана. Казалось, его глаза превратились в узкие щёлки, когда он заметил, что Грейс всё ещё стоит рядом с ними.
– Прошу вас, милорд, скажите, не думаете ли вы продавать поместье? – и прежде, чем Кристиан смог ответить, добавил: – Возможно, вам уже рассказывали о моих нанимателях, маркизе Сантерглене и его супруге? Прекрасные люди. Они проявили интерес к покупке поместья Скайнигэл и оказали мне честь передать в качестве их посредника это предложение вам. – Он в упор посмотрел на Кристиана. – Они готовы щедро заплатить.
Его слова были так медоточивы и так вероломны, что Грейс еле удержалась, чтобы не выпалить, что никогда не продаст поместье. Но Кристиан успел ответить раньше:
– Боюсь, мистер Старк, вы говорите не с тем человеком. Поместье Скайнигэл досталось моей жене в наследство от её бабушки, которая родилась и выросла здесь. Хотя как муж леди Найтон я могу давать ей советы и вести некоторые дела в поместье, решать, продавать Скайнигэл или нет, будет только она.
Грейс посмотрела на Кристиана. Он повернулся к ней, и ей внезапно вспомнился вечер первой их встречи, когда она вывалилась из стенной панели прямо к его ногам. То чувство, которое она пыталась подавить последние несколько месяцев, всколыхнулось в ней с новой силой.
Старк кивнул.
– В самом деле? Что ж, не могли бы вы тогда подсказать мне, как найти её светлость, чтобы я мог лично сообщить ей о своём предложении? – Он огляделся вокруг, совершенно не замечая Грейс, которая стояла не далее чем в четырёх шагах от него. – Леди Найтон в замке? Возможно, мы могли бы послать кого-нибудь за нею. – Он поглядел на Грейс, как будто намеревался возложить на неё эту задачу, но передумал. – Или, может быть, я просто подожду немного, если она сейчас далеко.
Кристиан улыбнулся, явно наслаждаясь невнимательностью собеседника:
– Нет, мистер Старк, леди Найтон не в замке, и более того, сейчас она довольно близко к вам.
– Прекрасно. Значит, мы идем к ней, милорд?
Два дюжих шотландца, стоявших к ним ближе всех, переглянулись друг с другом и тихонько хихикнули. Старк бросил на них уничтожающий взгляд, к помощи которого он наверняка не раз прибегал, творя свои злодеяния.
– Нет никакой необходимости искать леди Найтон, мистер Старк, – сказал Кристиан. – Как вы видите, леди Найтон уже сейчас стоит перед вами.
Старк повернулся, чтобы посмотреть, куда указывает Кристиан, и наткнулся взглядом на Грейс. Когда посредник понял, кто она такая, лицо его преобразилось прямо на глазах, приняв совершенно другое выражение. Она никак не изменилась с того момента, когда подошла к ним, но почему-то теперь, когда посредник знал, кто она, Грейс ручалась за его полное внимание – без самодовольства, с которым он смотрел на неё прежде. Более того, теперь Старк зашёл настолько далеко, что почтительно склонил голову.
– Леди Найтон, поистине, для меня честь познакомиться с вами.
Грейс не собиралась отвечать ему в том же тоне. Может быть, платье на ней из простой шерсти, а волосы не причёсаны как полагается, но по рождению и воспитанию она дочь пэра. Она была женой внука одного из самых сильных и богатых людей Англии. Грейс никогда не пользовалась своим высоким общественным положением – ни когда общалась с равными себе, ни когда имела дело со слугами. До сего момента. Она молчала, сжав рот, и твёрдо смотрела на Старка, думая о множестве горцев, жизни которых были навсегда разрушены по вине этого человека. Именно из-за него Шонак лишилась дома и чуть не погибла вместе с ребёнком. Много месяцев Грейс видела, как одно только упоминание его имени вселяет в людей ужас. Даже теперь в дальних углах внутреннего двора люди продолжали в страхе пятиться от него.
Старк посмотрел на неё.
– Как я только что говорил его светлости, мои наниматели, маркиз и маркиза Сантер…
– Я слышала вас, сэр, – оборвала его Грейс. – Я отклоняю ваше предложение. Скайнигэл не продается.
Старк нахмурился:
– Тогда, может быть, вместо всего поместья, вы рассмотрите вопрос о продаже части земель на востоке, тех, что граничат с землями Сантерглена…
Грейс скрестила руки на груди, подняла подбородок, продолжая смотреть на него с таким же холодом и высокомерием, с каким он сам ранее смотрел на неё.
– Пожалуйста, скажите мне, мистер Старк, почему я должна продавать землю вашему хозяину? Чтобы вы могли выселить моих арендаторов из их домов, как вы уже сделали в Сантерглене, и пустить овец на могилы их предков?
Старк поглядел на Кристиана, как будто ожидая, что тот вмешается. Но Кристиан удовольствовался ролью зрителя этой словесной схватки.
– Могу заверить вас, мадам, – стараясь держать себя в руках, произнёс Старк ровным голосом, – что все арендаторы, в отношении которых возникнет такая необходимость, будут переселены на другие участки в Сантерглене.
– Другие участки? Вы это так называете, мистер Старк? Будут так же переселены, как вы переселили Шонак Маклин, когда она была на восьмом месяце беременности, а её муж, Эхан, находился далеко от дома?
При этих словах лицо Старка стало пепельным, однако он мудро не пытался опровергать обвинение.
– Оглядитесь по сторонам, мистер Старк, – Грейс указала на толпу горцев, которые стояли во внутреннем дворе и наблюдали за разговором. – Все эти люди когда-то жили на землях вашего великодушного хозяина, это те, кому удалось пережить ваши выселения. Из-за алчности, сэр, – алчности, с которой из земли выдаивается прибыль, – они вынуждены были прийти сюда, в Скайнигэл, чтобы найти хоть какое-нибудь прибежище. Я – правнучка последнего лэрда Скайнигэла. Этот замок и поместье многие поколения принадлежат моей семье и играют большую роль в жизни и истории людей Уэстер-Росса. Вы всерьёз полагаете, что я продам хотя бы пядь земли, чтобы вы и дальше могли продолжать свои разбойничьи набеги?
Старк покраснел и нерешительно начал:
– Я думал, раз вы родом из Англии…
– Моя прабабушка, хоть и считалась англичанкой, в душе оставалась истинной Макрет. Она с гордостью поддержала принца Чарльза при Куллодене в надежде сохранить своё шотландское наследство. Пока я жива, могу вас заверить, сэр, что никогда не опозорю память предков – ни английских, ни шотландских – ради нескольких фунтов.
В ответ Старк только молча впился в неё взглядом. Его глаза, смотревшие прежде с почтением, теперь сузились и горели почти неприкрытой враждебностью.
Он в последний раз обратился к Кристиану:
– Если так случится, что вы, милорд, вдруг передумаете, мои наниматели готовы щедро заплатить.
Столь явного оскорбления Грейс Кристиан спускать не собирался. Он двинулся на Старка, вынуждая того пятиться через весь двор, пока он не остановился, чуть не споткнувшись.
Когда Кристиан заговорил, в голосе его звучало холодное предупреждение:
– Лучше выслушайте меня, сэр, и выслушайте повнимательнее. Я не намерен спокойно стоять и смотреть, как оскорбляют мою жену. Более того, подобные оскорбления я принимаю и на свой счёт. По-моему, леди Найтон внятно объяснила, чту она думает о вашем предложении. У вас здесь нет больше дел. Поэтому я провожу вас к вашей лошади, чтобы быть уверенным, что вы покидаете Скайнигэл. Кроме того, я советую вам и не думать о том, чтобы появиться здесь ещё раз. Если я узнаю, что вы хоть одной ногой ступили на землю Скайнигэла, то арестую вас и обвиню в незаконном нарушении границ. Даже самопровозглашённый мировой судья должен отвечать перед Короной. Я ясно выразился?
Дабхар подтвердил слова Кристиана низким утробным рычанием.
Старк в упор посмотрел на Кристиана.
– При всём уважении к вам, милорд, вы совершаете ошибку. – Он коротко кивнул Кристиану, затем вновь посмотрел на Грейс, вложив во взгляд всё презрение, какое только мог позволить себе в присутствии свидетелей. – Ваша светлость.
Старк повернулся и направился туда, где стояла его лошадь, и ждали сопровождавшие его трое солдат. Он взгромоздился в седло, натянул перчатки, а затем, ударив пятками по бокам лошади, приказал солдатам следовать за ним.
Он покидал внутренний двор под насмешки тех самых людей, которых когда-то оклеветал – и как только он скрылся за воротами, насмешки превратились в громкое «ура» лэрду и леди Скайнигэла.
