Текст книги "Белый рыцарь"

Автор книги: Жаклин Рединг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

И в довершение всего, в комнате стояла тишина, которую просто нельзя было не заметить. Званые ужины устраиваются ради искромётных речей, обмена новостями, из желания поделиться мнениями и мыслями. Однако за этим столом, если не считать редких просьб передать соль или налить ещё вина, никто не произносил ни слова. Вместо этого все таращились друг на друга через стол, временами поглядывая в её, Грейс, сторону. Наконец, к счастью, громко заговорила Катриона:

– Роберт, – обратилась она к мужу, – почему бы тебе не рассказать всем о рыбе, которую маленький Джеймс поймал, когда в прошлом месяце ты впервые взял его на рыбалку ловить форель.

Когда герцог завёл рассказ об их крошечном сыне, Грейс наклонилась к Августе, которая сидела по левую руку хозяйки, и прошептала:

– Почему никто из них не разговаривает друг с другом?

Августа отпила маленький глоток из своего стакана – варево из молока, приправленного корицей, лакомство, которое она страстно полюбила сейчас, когда ждала ребёнка, и которое повар был просто счастлив приготовить для неё.

– Я не большой знаток в том, что касается общества – в этом всегда была сильна моя мачеха – но я могу предположить, что они не разговаривают потому, что прежде им никогда не случалось проводить так много времени в компании друг друга.

– Но я не понимаю. Я уверена, что посадила всех жён и мужей вместе.

– В том-то и дело, – кивком головы Августа указала на другой конец стола. – Видите там лорда Фейншо? Он не уделит своей жене ни капли внимания, зато определённо бросает взгляды в сторону леди Реннингтон, которая сидит через три человека от него на другой стороне стола. Всё потому, что на таких приёмах эти двое обычно сидят вместе.

– Они…?

Августа положила ложку и сказала как о чём-то совершенно обыденном:

– Конечно, дорогая. Она его любовница.

Грейс прикрыла рот салфеткой достаточно быстро, чтобы заглушить изумлённый вздох.

Августа кивнула:

– А леди Фейншо обычно сидит с виконтом Чилбурном, его новая жена, леди Чилбурн, как правило, сидит, чаще всего, с лордом Сайком – и по той же самой причине. Очень многие хозяйки в обществе считают немодным сажать мужа вместе с женой, поэтому мы с Катрионой редко посещаем подобные приёмы. Как ни удивительно, нам нравится разговаривать с нашими мужьями, но нас никогда не сажают вместе с ними, и в итоге мы застреваем или рядом с таким невежей, как Реннингтон, или с развратником вроде Чилбурна.

Грейс лишь неверяще покачала головой.

– Я и понятия не имела. Какой глупой теперь все меня считают!

– Ничего страшного, дорогая. Мне, скорее, нравится такой порядок вещей. Обычно я очень занята у себя в обсерватории. Я просыпаюсь по вечерам, а отдыхаю в течение дня, и поэтому у меня не получается видеть Ноа так часто, как мне бы хотелось. А в последнее время я, кажется, сплю всё больше и больше, наверное, из-за малыша. Мы провели большую часть сегодняшнего вечера, обсуждая то, о чём люди обычно говорят за завтраком. Было приятно получить возможность вместе провести время, когда ни одного из нас не призывают никакие другие обязанности. Не беспокойтесь и обо всех остальных. Предоставьте это Катрионе. К тому времени, когда она доведёт своё дело до конца, вы станете основоположницей новой моды в рассаживании гостей.

Как бы в ответ на эту реплику, герцогиня снова громко заговорила:

– Леди Реннингтон, вы ведь говорили мне той ночью, у нас на балу, что ваш внук Чарльз настоящий поэт? Мне было бы приятно прочитать что-нибудь из того, что он написал. Я большая поклонница поэзии. Интересно, от кого он унаследовал талант? Может быть, от вас?

– О нет, ваша светлость, я никогда не была сильна в стихотворчестве, а вот лорд Реннингтон когда-то слагал замечательные строфы. Но так много времени прошло с тех пор, как он последний раз что-либо писал, что я уже почти забыла об этом.

– Ну, не принижай своих заслуг, дорогая. Когда мы были моложе, ты и сама слыла настоящей поэтессой.

Графиня посмотрела на своего мужа – впервые за весь вечер. Искра давно забытой нежности пролетела между ними, и, кажется, в комнате вокруг них даже потеплело.

Леди Тальбот присоединилась к разговору:

– Знаете, лорд Тальбот тоже когда-то был настоящим художником. Он посылал мне свои рисунки с Пиренейского полуострова.

– Я был молодым глупцом, тоскующим по дому, – сказал её муж, явно смущённый столь деликатным предметом обсуждения.

– Письма, которые ты писал, не могли не внушить любовь. Вот потому-то я и вышла за тебя замуж, Генри.

И вскоре все принялись сличать свои воспоминания о былых временах и ушедшей нежности. Поразительно. Упомянув всего лишь одну незначительную подробность – хвастовство бабушки своим внуком – Катриона каким-то образом напомнила всем этим людям о том, что впервые привлекло их друг к другу. С этого момента разговоры уже не умолкали.

А потом, после ужина, все вернулись в гостиную, чтобы поиграть в карты. Грейс выиграла две партии. Её хорошо обучила Нонни, которая в своё время была подлинной картёжницей. Затем Элеанор порадовала слушателей игрой на флейте под аккомпанемент Грейс на фортепиано. Дар Элеанор был просто изумителен. Грейс никогда прежде не слышала, чтобы на флейте играли с таким чувством и выразительностью. И тем более леди. Женщин традиционно допускали только к арфе или к фортепьяно.

Было уже далеко за полночь, когда хозяева распрощались с гостями у дверей. Несмотря на неловкое начало, приём обернулся успехом.

Расставаясь с Катрионой, Грейс сжала её в объятиях:

– Не знаю, как благодарить вас за помощь сегодня вечером. Страшно представить, каким провалом всё могло бы закончиться, если бы не вы.

– Ерунда, Грейс, вы себя недооцениваете. Именно вы сделали этот вечер таким приятным для всех. Просто кое-кому нужно было открыть глаза на это, вот и всё.

Грейс посмотрела, как они идут к своему экипажу, а затем повернулась к последнему гостю. Дворецкий Форбс только что помог старому герцогу надеть пальто. Кристиан, как заметила Грейс, исчез.

– Благодарю, что пришли, ваша светлость, – сказала она, когда герцог потянулся к её руке. – Надеюсь, визит был приятным.

– Только потому, что мне удалось увидеть, как прав я оказался в отношении вас с самого начала. На первых порах я был немного груб с вами, но так я и задумал. Однажды вы станете прекрасной герцогиней.

Грейс улыбнулась герцогу, а тот наклонился вперёд и прошептал:

– И всё же, маленький совет, девочка моя. Не тратьте времени, пытаясь заделать трещину, если не знаете, насколько она глубока. Кое-что уже никогда не исправить.

Коротко ударив тростью об пол, герцог накрыл голову шляпой и шаркающей походкой двинулся к ожидающей его карете.

Когда экипаж тронулся, Грейс закрыла дверь и повернулась. Она вздрогнула, заметив, что позади неё в дверях своего кабинета, прислонившись к притолоке, со скрещенными на груди руками и выражением лица мрачным и опасным, стоит Кристиан.

– Браво, миледи, – с ядовитым сарказмом произнёс он. – Вы победили, добившись одобрения человека, которого я считал непробиваемым. – В глазах маркиза полыхнул гнев. – Не совершите ошибку снова, ставя меня в такое же положение, как сегодня вечером.

С этими словами он развернулся и решительно закрыл за собой дверь. Через мгновенье послышался беспощадный звук запираемого замка.

Глава 17

Грейс взглянула на прячущиеся в ночных тенях маленькие серебряные часики на её прикроватном столике. Единственный лунный луч, пробившийся через окно, высветил стрелки на крохотном эмалированном циферблате: уже три. Миновал ещё один час. Всего через пару часов наступит рассвет, а Кристиан до сих пор не пришёл в свою постель.

Грейс нарочно открыла дверь между их комнатами, желая услышать, когда он появится. Чтобы не пропустить его приход, она даже решила сидеть в кресле, развёрнутом в сторону комнаты Кристиана. Им необходимо поговорить. Сегодня вечером она рассердила его тем, что пригласила на ужин лорда Херрика и герцога. Грейс знала, что после резких слов, брошенных ей Кристианом в вестибюле нынче вечером, она не сможет спокойно заснуть, пока не поговорит с ним, не объяснит свои мотивы, какими бы неблагоразумными они не казались.

Хотя прошло уже намного больше месяца, и Грейс не раз пыталась разгадать причины мрачности Кристиана, сейчас она понимала его не лучше, чем в то первое утро, когда встретила перед началом венчания у алтаря церкви в Литл Бидлингтоне. Они были мужем и женой, однако Кристиан старался всячески избегать её. Почему? Может, он осуждал её, считал не подготовленной к роли жены? Грейс старалась делать то, что, по её мнению должна делать маркиза. Она следила за тем, что носит, куда ходит, с кем видится. Несмотря на совершаемые иногда ошибки, Грейс чувствовала, что в целом у неё получается неплохо, поскольку, хоть Кристиан и мало обращал на неё внимания, но бывали редкие моменты, когда он приходил к ней и заключал её в объятия, осыпая поцелуями, и эти объятия и поцелуи сводили её с ума, вызывая в ней бурю чувств гораздо более глубоких, чем она могла когда-либо в себе предположить. Однако затем, в те мгновенья, когда они могли быть так близки, Кристиан всякий раз вдруг резко отстранялся, и потом она его по нескольку дней не видела. Снова и снова Грейс пыталась понять, почему он так ведёт себя, но, казалось, всегда всё сводилось к одному и тому же вопросу: что есть в ней такого, что заставляет его неизменно отворачиваться от неё?

Пришло время получить ответы, и поскольку Кристиан и не пытался прийти к ней, значит, ей просто придётся отправиться к нему самой. Грейс набросила халат, затянув его поясом на талии, задула свечу и устремилась к двери.

В коридоре рядом с её комнатой было тихо и темно, двери спален леди Френсис и Элеанор давно закрыты на ночь. Когда высокие напольные часы в коридоре пробили четверть, Грейс при тусклом свете, проникающем через окна в коридоре, неслышными шагами потихоньку добралась до лестницы. Ступив на нижнюю ступеньку, она увидела слабый дрожащий свет от камина, пробивающийся из-под двери кабинета Кристиана. Прежде, чем войти, Грейс помедлила, уставившись на дверь и обдумывая, что она ему скажет. Он, наверное, в гневе и станет противиться её попыткам поговорить, но, сказала себе Грейс, она должна проявить твёрдость. Дальше так продолжаться не может.

Глубоко вздохнув, Грейс взялась за ручку двери, надеясь, что та не заперта. Медленно повернув ручку, она услышала щелчок, и дверь открылась. Грейс шагнула внутрь.

Кристиан сидел в кабинете у камина в кресле с крыльями [27]27
  Кресло с крыльями или кресло с ушами – это мягкое кресло со своеобразным подголовником: «крылья» (часто довольно широкие и обычно «сломанные» под углом 90° между спинкой и сиденьем) распластались от подлокотников до изголовья, укрывая сидящего в нём от сквозняков, гуляющих обычно в старых, плохо утеплённых английских домах. Другое назначение этих кресел – защитить нежную кожу леди от обжигающего жара камина.


[Закрыть], охватив ладонью стакан с бренди и безнадёжным взглядом уставившись в вялые языки пламени. Он снял сюртук и закатал до локтей рукава рубашки. Развязанный галстук свободно болтался у него на шее, а несколько верхних пуговичек рубашки были расстёгнуты. Волосы у него взъерошились от того, что он много раз проводил по ним пальцами за те несколько последних часов, что сидел здесь в темноте, не желая идти наверх, чтобы как-нибудь ненароком опять не поддаться желанию овладеть женой.

– Кристиан?

Внезапно услышав голос той самой женщины, которая являлась причиной его мучений, он резко обернулся. От стремительного движения бренди выплеснулось через край стакана Кристиану на пальцы. Он не слышал, как Грейс вошла. На какое-то мгновение Кристиан даже засомневался, уж не помутился ли у него окончательно рассудок, и не является ли образ жены просто игрой его воображения.

Но тут Грейс пошевелилась, и Кристиан понял, что она настоящая.

Стоя в тусклом свете угасающего камина, с вьющимися волосами, рассыпавшимися по плечам светлыми волнами, она выглядела такой дьявольски распущенной в своём белом девичьем халатике, застёгнутом до подбородка. Грейс шагнула вперёд – толстый шерстяной ковёр оттенял пальчики босых ног, – заправила тяжёлые волосы за ухо. И от одного этого простого жеста желудок Кристиана сжался, как это происходило всегда, когда он почти утрачивал разум и рассудок и был готов нарушить свой обет и снова затащить жену в постель. Он должен что-то сделать. Должен остановиться и не нарушать клятву в очередной раз. И чтобы возобладать над своим желанием, он пустил в ход единственное имевшееся у него оружие – гнев.

– Убирайся, Грейс, – почти прорычал Кристиан прежде, чем отвернуться к камину, ожидая, что она уйдёт, исчезнет, вернётся обратно так же, как пришла сюда. Он думал о ней всю ночь, думал о том, что есть в ней такого, что возбуждает в нём интерес, и об опасности, угрожающей сейчас её жизни из-за него, и об этой проклятой записке.

– Нет, Кристиан, на этот раз я не уйду.

Он сердито посмотрел на жену:

– Что вы сказали?

– Нам нужно поговорить.

Глаза Грейс светились решимостью, и, значит, её не удастся устрашить. Но Кристиан не был расположен разговаривать. К чему он был расположен, так это увлечь Грейс на ковёр и овладеть ею прямо перед камином, погрузиться в её доброту и надежды, и попытаться забыть ту муку, в которую превратилась его жизнь. И Грейс позволила бы ему, потому что, согласно её романтическим воззрениям, это означало бы, что он испытывает к ней привязанность – а Кристиан очень хорошо знал, что подобное невозможно. Привязанность подразумевает чувство. Чувство означает уязвимость. А уязвимость – это слабость, недостаток, жертвой которого он уже очень давно научился никогда не становиться.

Исход мог оказаться смертоносным.

– Возможно, в другой раз, мадам. Сейчас я занят.

И снова он ожидал, что она уйдёт.

И снова она не уходила.

– Что я такого сделала, Кристиан, чем вызвала у вас столь сильное неудовольствие? Вы, очевидно, сердитесь на меня. Это оттого, что я пригласила на сегодняшний ужин вашего деда? Вы должны знать, у меня были только самые добрые намерения.

– Ничего доброго не может быть там, где замешан мой дед.

Грейс подошла на шаг ближе.

– Я не знаю, что стало причиной ненависти, которую вы к нему питаете. Но мне хотелось бы знать. Возможно, тогда я смогла бы понять её. Мне известно только, что это как-то связано со смертью вашего отца.

Взгляд Кристиана потемнел.

– Что он вам сказал?

Он убьёт старого ублюдка, если тот посмел…

– Ваш дед мне ничего не говорил. Это миссис Стоун сказала, что разрыв с дедом случился тогда же, когда вы потеряли отца.

Глядя в огонь, Кристиан пробормотал:

– Слуги должны бы лучше помнить, кто платит им жалованье и, исходя из этого, держать язык за зубами.

– Я спросила её, Кристиан. Она не по собственному почину выложила мне эти сведения. Я спросила её только потому, что хотела помочь вам.

– Не суйте свой нос, Грейс, в дела, которые вас не касаются. Мне не нужна ваша помощь.

Грейс подошла ещё ближе и теперь стояла совсем рядом, около его кресла. Он ощущал её тепло, хотя она даже не прикасалась к нему. Уже казалось, весь воздух пропитался её ароматом.

– Я знаю, что значит потерять кого-то из родителей, Кристиан. Своих я тоже потеряла.

Необычное ощущение сопричастности охватило его при этих мягких, полных сочувствия словах. Мог бы он рассказать ей? Осмелился бы? Кристиан понимал, что начинает сдаваться и воспротивился этому, не желая выпустить сейчас на волю мучительную тайну, которую так долго и надёжно хранил. Если он расскажет, Грейс узнает правду о нём. Узнает, за кого она, на самом деле, вышла замуж – не за благородного наследника, а за убийцу. Невыносимо будет увидеть выражение ужаса на её лице, отвращение в глазах, у той, которая благоговела перед ним с самого начала. И вместо того, чтобы признаться, Кристиан сказал:

– Вы ничего не можете знать о том, что я чувствую.

– Я ваша жена, Кристиан, я беспокоюсь о вас.

– Как вы можете беспокоиться об у…

Наверное, только благодаря милости божьей Кристиан остановился, прежде чем успел произнести это слово. Убийца. Он закрыл глаза, стараясь усмирить бурлившие в нём чувства, пока те не задушили его. Ты не должен говорить ей. Через пару мгновений его пульс начал успокаиваться, и Кристиан снова смог вздохнуть свободнее. Когда он заговорил, его голос звучал заметно тише:

– Как вы можете беспокоиться о человеке, о котором ничего не знаете? Кто мой любимый художник, Грейс? Какой мой любимый цвет? Вы знаете, с чем я пью чай? Вы хотя бы знаете день моего рождения?

Взглянув на Грейс, Кристиан увидел, что её взгляд больше не был молящим и ласковым. Нет, она уставилась на него весьма решительно и заявила:

– С молоком, без сахара, и двадцать третье сентября.

Кристиан смотрел на неё, не веря своим ушам.

– Я заметила одно, а о другом спросила вашу сестру, и я могла бы знать два остальных ответа, если бы вы только мне это позволили. Я не надеялась узнать о вас всё за те несколько недель, что прошли со дня свадьбы. До того, как мы женились, мы не очень хорошо знали друг друга…

– Не очень хорошо? – с насмешкой переспросил Кристиан. – Мадам, да мы совсем друг друга не знали.

– Другие пары тоже начинали с короткого знакомства, но так или иначе им удалось справиться. Когда я соглашалась стать вашей женой, я знала, что нам потребуется время, чтобы узнать друг друга. Я думала, какие-то часы мы будем проводить вместе, и посвятим их только этому. Вы тоже так думали?

В совершенном мире это могло бы быть правдой. Но мир Кристиана был далёк от совершенства, и он не мог допустить, чтобы его несчастья разрушили ещё чью-то жизнь. Ему приходилось удерживать Грейс на расстоянии, потому что сближение с ним могло бы стать причиной её страданий. Или даже смерти. Ей придётся отказаться от восторженных девичьих фантазий о романтике и любви, неразрывном брачном союзе и преданности. Придётся принять тот факт, что он, Кристиан, вовсе не тот безупречный пылкий любовник, которого она сотворила в своих грёзах. Ей требуется изрядная порция реальности. Чем скорее Грейс осознает, что вышла замуж отнюдь не за идеального джентльмена, не за Белого рыцаря, как она полагала, тем лучше для неё.

– Вы большая фантазёрка, Грейс. Ну как вы не понимаете? Я женился на вас не потому, что много столетий назад это было предначертано для нас неким магическим роком. Я не прочитал ваше имя среди звёзд. Вы не являлись мне в вещих снах. Я женился на вас потому, что должен был это сделать. Не потому, что хотел, а потому что кто-то другой выбрал вас для меня, – он жёстко посмотрел на неё и закончил настолько холодно, насколько мог. – Говорю абсолютно откровенно, Грейс: на вашем месте мог быть кто угодно.

Каждое слово поражало Грейс прямо в сердце и уносило частицу света из её глаз, пока в них не остались только грубые рваные облака. Она несколько раз моргнула, будто надеясь, что облака развеются. Грейс еле сдерживала слёзы, а губа её дрожала так сильно, что её пришлось закусить. Несколько секунд она молча ошеломлённо вглядывалась в Кристиана и, наконец, почти шёпотом произнесла:

– Извините, что отняла у вас время.

Она повернулась и, тяжело ступая, с обессиленно повисшими руками, медленно вышла из комнаты. И глядя, как она идёт, Кристиан был способен думать только о том, что старый герцог мог бы гордиться им. Потому что внук стал точной копией деда – человеком, который растрачивает свою жизнь на ненависть. Теперь он стал бессердечным ублюдком, вполне достойным носить титул герцога Уэстовера.

Глава 18

На следующее утро Грейс покинула свою спальню позже, чем обычно. Вместо того чтобы позавтракать, как всегда, в гостиной – бисквитами, гренками, иногда яйцами – она выпила свой утренний чай в постели, затягивая время и прислушиваясь к шуму, создаваемому передвижениями Кристиана у себя в спальне. Услышав в коридоре приближающиеся шаги мужа, она затаила дыхание, уставившись на дверь в ожидании, не остановится ли он. Грейс все ещё надеялась, хотя и знала, что нет, не остановится. И действительно, Кристиан проследовал мимо её спальни, спустился по лестнице и задержался лишь для того, чтобы перед уходом поговорить с Форбсом. Стоя у окна, Грейс наблюдала через стекло, как он садится в карету Найтонов и приказывает Пэрроту везти его в клуб Уайт. Ни разу он не взглянул наверх, чтобы увидеть её.

И вот сейчас, когда она стояла у дверей в кабинете Кристиана, ей почти верилось, что слова, сказанные им прошлой ночью, никогда не были произнесены. Темнота и тени, клубившиеся над нею несколько часов назад, исчезли при свете дня. В камине не осталось ничего, кроме горстки серого пепла. Никаких признаков того, что Кристиан сидел здесь в своём кресле. Однако невозможно выбросить из памяти, обращённые к ней, ненавистные слова – даже и сейчас звучавшие у неё в голове:

– Говорю совершенно откровенно, Грейс, на вашем месте мог быть кто угодно…

С тех пор, как Грейс впервые увидела Кристиана, взглянув на него снизу вверх, когда упала к его ногам в его же гардеробной в ночь бала у Найтонов, в глубине души она знала, что он тот самый, о ком говорила ей Нонни – идеальный рыцарь, мужчина, которого она будет любить всю оставшуюся жизнь. Он упрекал её в том, что она мечтательница, но никогда ещё ни одна мечта не была настолько отчётливой, настолько хорошо знакомой. Всё произошло в точности так, как, по словам Нонни, должно было произойти – к Грейс мгновенно пришло осознание, что сколько бы она не прожила, её сердце всегда будет принадлежать только Кристиану. Без вопросов. Без сомнений.

Вот только Нонни не говорила ей, что делать, если её рыцарь не ответит взаимностью.

Кристиан не любит её, она ему даже не нравится. Уяснение этой истины ничуть не уменьшило её любовь к нему, но с рассветом нового дня, едва слёзы успели высохнуть у неё на подушке, к Грейс пришло ещё одно понимание, такое же отчётливое, как её уверенность в любви к Кристиану.

Как бы сильно она ни любила Кристиана, как бы горячо ни желала, чтобы он ответил ей взаимностью, он никогда не полюбит её.

Только в тот момент, когда он произнёс те слова, Грейс признала правду, которую видела в мрачном взгляде Кристиана каждый день их короткого несчастливого брака. Всё время что-то было не так – что-то было неправильно, что-то так очевидно отсутствовало. Только сейчас она поняла, в чём дело. Жениться на ней, к несчастью и против желания, Кристиана принудил дед, герцог. Хотя брак Грейс и был устроен её дядей, в конечном счёте она сама приняла решение стать женой Кристиана. Она хотела этого, о Боже, она всей душой к этому стремилась. И ни разу не задумалась о том, что Кристиан мог действовать не по своей воле. Она была так поглощена мыслью всю оставшуюся жизнь провести рядом с красивым обаятельным мужчиной, которого встретила на балу у Найтонов, так увлечена сказочными обещаниями Нонни, что никогда не задавалась вопросом, что думает этот мужчина, что он чувствует – или не чувствует.

Сейчас, когда Грейс осознала правду о его чувствах, ту правду, которую Кристиан так тщательно старался скрыть от неё, остался всего лишь один вопрос: как же она собирается прожить с ним всю жизнь, видеть его, находиться с ним рядом, зная, что он никогда не хотел её присутствия в своей жизни?

За этими размышлениями Грейс провела ранние утренние часы в своей спальне. Снова и снова она представляла себе освещённое камином лицо Кристиана таким, каким увидела его прошлым вечером в кабинете, его померкший взгляд, когда он произносил те самые слова. И её охватывало такое ощущение пустоты, какого прежде она не могла даже вообразить.

Её родители предпочитали путешествовать по миру без неё, предоставив кому-то другому растить её и воспитывать, только время от времени наезжая с визитами, чтобы заметить, как она выросла. И, похоже, считали встречи с дочерью скорее обязанностью, чем удовольствием. Дядя Тедрик, став её опекуном, выискивал самый, какой только возможно, быстрый и выгодный способ избавиться от неё. Даже Нонни, единственная, кто неизменно являлся частью её жизни, в конце концов ушла, и с её уходом закончилась та жизнь, которую только и знала Грейс. А теперь Кристиан… Грейс задумалась: может, ей просто выпала такая судьба – быть покинутой и отвергнутой всеми, кого она любит, кто, казалось бы, должен любить её?

Когда солнце давно уже перевалило за полдень и время близилось к ужину, Грейс в одиночестве сидела в гостиной. В доме стояла тишина, поскольку остальные его обитатели разошлись, и всё вокруг казалось настолько мрачным, что даже стены будто бы понимали всю пустоту и бесплодность будущего Грейс. Её пятичасовой чай остывал в чайнике на столике рядом с ней. Книга, которую она пыталась читать последний час, обложкой вверх лежала около неё на сиденье. Кристиан целый день не возвращался и, по словам Форбса, не сказал, когда вернётся, и вернётся ли вообще. У Грейс промелькнула мысль, что, возможно, он отправился в какое-то другое место, к кому-то, чьё присутствие ему не навязывают, кого он выбрал по собственной воле. Хоть она и знала, что в свете подобные вещи считаются совершенно обычными, но при мысли о том, что Кристиан столь же сокровенно прикасался к какой-то другой женщине, кому-то ещё дарил те ласки, которые когда-либо проявлял к ней самой, горло Грейс сжалось, а к глазам подступили слёзы.

Она отогнала беспокоящие вопросы и снова взялась за «Энеиду» Вергилия, полагая, что чтение отвлечёт её, прервёт течение мыслей, омрачивших весь день. Возможно, Вергилий предложит какие-нибудь ответы. Грейс быстро раскрыла книгу и перед ней явилась единственная многозначительная строка: Fata viam invenient.

«От судьбы не уйдёшь», – шёпотом перевела она.

И сразу же после этого раздался стук. Грейс подняла глаза от страницы в тот момент, когда Форбс открывал дверь.

– Извините, что помешал, миледи, но к вам гость. Мистер Дженнер.

– Дженнер? – Грейс покачала головой. – Боюсь, я не знаю такого человека.

Форбс шагнул вперёд и, склонив голову, подал на подносе визитную карточку посетителя:

– Он передал мне это вместе с просьбой увидеть вас.

Грейс взяла карточку и прочла:

Чарльз Дженнер, солиситор.

– Возможно, вы ослышались, Форбс. Учитывая род занятий этого человека, думаю, ему нужно поговорить не со мной, а с лордом Найтоном.

– Он произнёс ваше имя совершенно отчётливо, миледи. По сути, он назвал вас бывшей леди Грейс Ледис из Ледисторпа.

Заинтересовавшись, Грейс попросила Форбса привести посетителя. По крайней мере визит отвлечёт её внимание от печалящих её целый день унылых мыслей. Она отложила книгу и, отставив чашку, встала, чтобы встретить гостя.

Мистер Чарльз Дженнер, солиситор, оказался невысоким полным мужчиной, в очках, благодаря которым его глаза казались намного больше, чем были на самом деле. Одет он был так, как одевались обычно люди его профессии: коричневый сюртук поверх нанковых брюк, цилиндр и тупоносые ботинки со шнуровкой спереди. Едва войдя в комнату, Дженнер остановился и улыбнулся, наклоняя голову в приветствии:

– Добрый день, леди Найтон. Спасибо, что согласились принять меня без предварительной договорённости.

Грейс кивнула, жестом пригласила его садиться, а затем сама уселась напротив. Она попросила Форбса подать свежий чай и стала ждать, пока мистер Дженнер вытащит пачку бумаг из сумки, которую принёс с собой.

– Я не отниму у вас много времени, леди Найтон. Я пришёл с кое-какими документами, требующими вашей подписи.

– С документами, сэр? Для меня?

– Да, миледи. Это касается передачи собственности.

Грейс кивнула, её первоначальные подозрения подтвердились.

– Всё, как я и думала, мистер Дженнер. Вам следует встретиться с моим мужем, лордом Найтоном, или, может быть, с его поверенным. Это они занимаются частностями, связанными с моим приданым.

Не переставая рыться в бумагах, мистер Дженнер покачал головой:

– О нет, миледи, речь идёт не о приданом. Я пришёл по поводу фамильной земельной собственности, которая сохранялась для вас под опекой. Раньше ею владела ваша бабушка, моя предыдущая нанимательница, леди Чолмели. К вам земли должны перейти после замужества.

Грейс пришла в замешательство.

– Но я полагала, что все фамильные владения Ледис майоратные, и их унаследовал мой дядя Тедрик, лорд Чолмели.

– О, но это не владения семьи Ледис, миледи, а собственность Макретов.

– Макрет? Моя бабушка родом из семьи Макретов.

– Aye, миледи. Именно от неё вы получили по завещанию эти земли, которые должны быть вам переданы после того, как вы выйдете замуж.

Никогда в разговорах с внучкой о будущем и её возможном замужестве Нонни не упоминала ни о какой собственности, которая должна перейти к Грейс. Хотя, очевидно, Грейс должна была бы знать об этих владениях.

– Где эти земли расположены, мистер Дженнер?

– Давайте посмотрим, – он ещё немного покопался в бумагах. – Шотландское владение, называется Скайнигэл. Это родовое имение семьи вашей бабушки на озере Лох-Скайнигэл в Уэстер Россе, в прибрежной части на севере Шотландского высокогорья. О, а здесь есть и письмо для вас от вашей бабушки.

Грейс взяла у мистера Дженнера свёрнутый пергамент, и у неё перехватило дыхание, когда она прочла своё имя, написанное знакомым почерком бабушки. Её охватило странное, похожее на озноб, ощущение, исходящее от пальцев, сомкнутых на письме.

– Извините, мистер, Дженнер, я отлучусь ненадолго. Бабушкино письмо я хотела бы прочитать в одиночестве.

Адвокат кивнул, и, поблагодарив его, Грейс покинула комнату. Форбс только что вышел с кухни с чайным подносом, и она приказала ему обслужить гостя, а сама пересекла холл, вошла в кабинет Кристиана и закрыла дверь. Усевшись на скамейку у окна, Грейс кончиком пальца поддела печать, скрепляющую письмо, и открыла его. Её пальцы дрожали, когда она начала читать слова, заключённые внутри.

Моё дорогое дитя, если ты читаешь эти строки, значит, я ушла, чтобы встретиться на небесах с теми, кого любила. Надеюсь, ты не слишком горюешь, дорогая, потому что я давно этого ждала. Я буду скучать по тебе. Ты выросла и стала прекрасной молодой женщиной, и очень похожей на меня, когда я была в твоём возрасте. С тех пор, как я потеряла своих детей, твоих отца и мать, ты оставалась моей единственной радостью, но с каждым годом я чувствовала себя всё более усталой. Я приветствую мой вечный покой.

Поскольку доставить это письмо я поручила мистеру Дженнеру, то ты только что узнала и о Скайнигэле, и о том, что наследуешь его. Название «Скайнигэл» идёт от исконного гэльского «Sgiathach» – «крылатый замок», и когда ты увидишь его, то поймёшь, почему. Я надеялась со временем сама привезти тебя туда и увидеть, как мои правнуки бегают по тем же самым холмам, по которым ребёнком бегала я. Но коль не суждено сбыться моему желанию, мне остаётся только оставить тебе завет, исполни его. Скайнигэл – мой личный дар тебе. В детстве он был моим домом, и это место совершенно особенное. Именно там мой собственный рыцарь впервые пришёл ко мне, там мы впервые танцевали, и там я поняла, что он станет моей единственной любовью.

Вскоре после того, как я вышла замуж, Скайнигэл остался пустовать. Он должен был перейти к твоим отцу и матери, а от них – к тебе, но ты знаешь, что этого не случилось. Годами я получала отчёты из имения и делала всё, что могла, издали стараясь содержать его в порядке. Моё самое заветное желание, чтобы ты осуществила то, что не удалось выполнить мне, и применила своё природное дарование, чтобы восстановить Скайнигэл, снова превратив его в то особенное место, каким он был когда-то.

Значительные средства, специально отложенные для этой цели, дадут тебе возможность воплотить в жизнь моё желание. Скайнигэл – это часть тебя, моя дорогая, твоё прошлое и твоё будущее. Твоё наследство, а сейчас – мой дар тебе. Верь, именно там ты найдёшь то, что ищешь.

С тем остаюсь навсегда… твоя любимая бабушка, Нонни.

Грейс заботливо свернула письмо, но не сразу поднялась, чтобы идти. Она обернулась, выглянула в окно, осмотрела улицу, понаблюдала за проезжающими экипажами и проходящими мимо людьми. На соседнем вязе радостно щебетала птица. Лаяла собака. Минуты шли, а она всё прислушивалась к звукам с улицы и размышляла над обращёнными к ней словами бабушки.