Текст книги "Атаманский клад"

Автор книги: Юрий Иванов-Милюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

– Чеченские кровницы расположатся треугольником, одна в центре рынка, вторая на выходе со стороны главных ворот, а третья на входе с проспекта Семашко, где достаточно частных палаток с разной мелочью, – добавил политинформатор, беря в руки свою порцию. – Мы наблюдали во всех трех точках наибольшее скопление народа и эти взрывы должны оправдать надежды наших боевых подруг на место в раю.

– Пусть будет так, как этого хочет аллах.

– Аллах акбар.

Асланбек без пяти минут два завернул налево и прикарковал свой “Мерседес” на углу проспекта Большой Садовый и переулка Соборного. Выйдя из салона, он клацнул податливой дверцей, посмотрел вдоль старых зданий в сторону золотоглавого собора и центрального рынка за ним. Следом выскочили два чеченца, один из которых выполнял роль телохранителя, второй был старшим над отрядом боевиков. Главарь отвернул через несколько минут рукав пальто, сверил свои “Сеико” с большими стрелками на циферблате колокольни, вознесшейся над базаром. Стрелки на обоих приборах показывали одно и то же время. Вскоре донеслись глухие звуки церковных курантов, прошла еще парочка томительных мгновений. Мимо спешили люди, из дверей многочисленных мастерских выходили покурить часовщики, ювелиры и фотографы, студенты у магазина компьютеров обсуждали свои проблемы. Асланбек снова приподнял край рукава на пальто, покосился на сопровождающих, которых никто не вводил в курс предстоящего события. Те ответили взглядами, говорящими, что они готовы выполнить любое желание господина. Постукав подошвами ботинок друг о друга, Асланбек прошелся по переулку взад-вперед, из расположенной напротив редакции ростовской газетенки выскочили две миловидные корреспондентки, заспешили по направлению к рынку. Он проводил их как всегда заинтересованно, разве что с легким налетом сожаления на волевых губах, опять, остановившись возле “Мерседеса”, поднес руку на уровень груди.Часы показывали десять минут третьего,от базара наконец долетел отголосок слабого взрыва, одного,и снова шум большого города заложил уши.Асланбек,открыв дверцу,упал в мягкое сидение, растерянно пошарил по приборной доске, подцепил пальцами болтавшиеся в замке ключи, и отпустил их. Недоумение все больше завладевало резкими чертами его лица. В этот момент мобильник заиграл одну из горских мелодий, включив на прием, главарь прислонил его к виску, осевший голос эмиссара заставил подобрать ноги под себя:

– Уважаемый, игра окончена, – прохрипел тот в микрофон.

– Что случилось? – спросил Асланбек, чувствуя, как от груди пошел к животу холодок.

– Двоих шахидок ОМОНовцы задержали на подходе к базару, третью они же загнали в угол. Она смогла подорвать только себя.

– Почему? – попытался проглотить главарь шершавый ком в горле. – Неужели обе шахидки решили сдаться властям?

– Одно сказать могу точно, не стоило им перед заданием такой важности наряжаться в национальные горские одежды, думаю, милиционеры зацепились за это в первую очередь. А после женщин выдал обыкновенный акцент.

– Они в состоянии аффекта выдадут все связи.

– Если уже не раскололись.

– Что будем делать? – Асланбек вытер рукавом пот, выступивший на лбу. – У меня проблем достаточно без этого.

– Проблемы надо решать, – проскрипел эмиссар.

Связь отключилась, главарь, посидев еще немного, разрешил кивком головы залезть в салон своим подчиненным, затем завел двигатель и сорвал машину с места. Если в ростовском отделении федеральной службы безопасности докажут его причастность в подготовке к взрывам, то год грозил закончиться явно не в его пользу. Побег в родную Ичкерию обещал твердо лишь одно – автомат на шею и гранатомет за плечи в какой-либо из шастающих по горным склонам банде боевиков, озлобленной на всех и вся, находящей удовольствие в истязаниях безоружных пленных. Чаще из гражданского населения.

Асланбек, покружив по городу, заехал на Нахичеванский рынок. Новый главарь армянских беспредельщиков еще не вошел полностью в курс дел группировки, обезглавленной и прореженной Слонком с отморозками с центрального базара, он поэтому не спешил с серьезными разговорами к другим лидерам банд, курирующих каждый свой район.Но с чеченцами толковище уже состоялось. Оба клана капитально вгрызлись в валютчиков с перекупщиками, причастных к поискам атаманского клада, оба лидера внимательно отслеживали каждое движение в этом направлении, кем бы оно не было сделано. Асланбек, остановив машину у тротуара, выдернул ключи зажигания, пальцем поманил за собой двоих помощников, затем поднялся по невысоким ступеням кафе, стоящего напротив рынка, толкнул дверь ногой. Народу в предпраздничный день в полутемном зале не оказалось, тихо поцокивала армянская музыка, скучал за стойкой бара кучерявый армянин.

– Где находится твой хозяин? – сходу спросил у него главарь чеченцев.

– А кто его спрашивает? – напрягся чернявый парень. Наверное, он просто подменял кого-то из своих – брата или другого родственника.

– Я тебя спрашиваю, он здесь? – Асланбек тяжело уставился в переносицу армянина. – Если в директорском кабинете, позови, мне надо с ним переговорить.

– Простите, но я должен как-то доложить.

– Скажи, пришел чхой, он поймет.

Парень живо вильнул задницей за дверь в дальней стене. Асланбек, пройдя к одному из столиков у окна, расстегнул на пальто последнюю пуговицу, уселся в плетеное кресло. Достав деревянные четки, начал их перебирать, на входе заняли стулья сопровождающие его. Наконец, на другом конце зала показалась полноватая фигура заместителя Пархатого, оставшегося в живых, бывшего наместника от ереванских армян на Нахичеванском рынке. Он еще издали воздел вверх хваткие ладони, запричитал высоким голосом:

– Вах, какие гости пожаловали в наш скромный дом, честь и хвала друзьям бедных изгоев.

Главарь чеченцев встал, похлопал по спине прилипшего к его груди толстяка, пропахшего потом и кухней, ему хотелось поговорить с новым вождем, но того, видно, не оказалось. Впрочем, старый заместитель лучше знал обстоятельства дела.

– Садись, дорогой, сейчас я угощу тебя настоящим армянским коньяком, – влиятельный армянин присел напротив и облокотился о край стола. – Как дела, друг? Как семья, родные?

– Спасибо, Карен, хорошо, семья отдыхает в Турции, родственники в Ца Ведено защищаются от русских оккупантов. Дела потихоньку идут.

– Дай бог. Что можно еще пожелать патриоту своей родины, только здоровья на долгие годы.

– Пусть будет так, уважаемый. Тебе и твоим близким тоже всех благ и хорошего здоровья для осуществления вашей мечты.

Заместитель главаря приложил руку к груди, наклонил голову вперед, затем сделал бармену знак рукой. Когда тот подошел, тихо сказал несколько слов по армянски, и снова обратил к собеседику лоснящееся жиром лицо:

– Э, что наши мечты по сравнению с американской, вот там мечта высокая, как небоскреб, – оба понимающе засмеялись, Карен хитровато добавил. – На заокеанском континенте эту мечту воплощают в жизнь.

– А мы воздвигаем ее здесь на собственной крови, – ухмыльнулся Асланбек.

– Разве что наши дети смогут увидеть свет ясного солнца, – согласился армянин.

– Боюсь, что нет, в этой стране солнце не восходит.

Официанты начали выгружать на стол еду и питье, кучерявый парень откупорил бутылку с “Ахтамаром”, плеснул в рюмки желтовато-красную жидкость, приятно пахнущую, и так же неслышно удалился. Собеседник поднял рюмку:

– За твое здоровье, дорогой, пусть дела у тебя не расходятся с желаниями.

– Уважаемый, пусть у тебя будет так же. Здоровья и благополучия на долгие годы.

Оба выпили, пососали лимонные дольки, затем закусили бутербродами с черной икрой. Армянин, плеснув по второй, отставил бутылку в сторону:

– Асланбек, расскажи, что тебя к нам привело.

– Я, вообще, намеревался встретиться с вашим новым авторитетом.

– Он уехал с друзьями отмечать Новый год, – быстро сказал заместитель. – Если дело серьезное, мы можем перенести встречу на после праздника.

– Совсем забыл, вы тоже по вероисповеданию христиане, – улыбнулся собеседник.

– Христиане, но григорианские, поэтому крестимся мы не справа налево, как русские, а слева направо.

– Думаю, разговор откладывать не стоит, – подумав, отклонил Асланбек предложение. – Меня заинтриговал ваш интерес к якобы раскопанному кладу атамана Стеньки Разина.

– Такая легенда среди валютчиков на центральном рынке ходит давно, – собеседник моментально подобрался. – Но, скажу тебе, у нас своя территория и свои интересы.

– Вы в сказки не верите?

– В них верят русские, а мы нерусские.

– А если это окажется правдой?

– Тогда наши пути расходятся, Россия – для всех.

Главарь чеченской банды насмешливо прищурил глаза, больше здесь делать было нечего, армяне, видимо, тоже решили не упускать большую рыбу, попавшую на крючок и к ним. Асланбек положил локти на край стола, цыкнув воздухом сквозь золотую коронку, вперился в вертлявые зрачки отморозка, сидящего напротив:

– Этот дикий гусь, как его… Коца, которого кроме нас пасет кто-то еще, он наш.

– А кто такой Коца, меняла с рынка, что-ли? – развел руками армянин. – У нас есть к нему вопросы по поводу убийства члена нашей бригады, и он за это ответит.

– Зачем ему мочить первого встречного? Если он кого и убил, то только в свою защиту.

– Ему убивать не привыкать, в прошлом этот валютчик был диким гусем.

– Но не первого встречного, тем более, армянина.

– Ты на что намекаешь, дорогой? – согнал толстяк благодушие с лица. – Не забывайся, в гостях так себя не ведут.

– Разве я переступил законы гостеприимства? – притворно удивился чеченец. – Я только хотел предупредить, что Нахичеванский рынок с Центральным разделяет Театральная площадь.

– Это слышать уже приходилось, – откинулся армянин на спинку стула. – Вы не перешли, случайно, под ментовскую юрисдикцию? Как, например, Леха Слонок, бригадир отморозков.

Мобильник во внутреннем кармане пальто Асланбека заплясал дикий танец, он вынул его, метнув на собеседника испепеляющий взор, приложил к уху. То, что ему передали, заставило задергаться его правую щеку, главарь, прорычав в ответ несколько фраз на чеченском языке, нервно сунул сотовый за отворот пальто и встал из-за стола:

– Больше я повторять не буду, я свое слово сказал, – сверкнул он зрачками.

– Какое слово, дорогой, так хорошо начали! – армянин тоже вскочил на ноги. – Давай еще по одной, за дружбу.

– Дикий гусь наш, если с ним что-нибудь случится, отвечать будут все, – непримиримо ощерился Асланбек и направился к выходу из кафе. – Отыщем на дне моря.

Заместитель главаря нахичеванских беспредельщиков буркнул ему в удаляющуюся спину:

– Там уже много чего похерили, – он подергал коротким носом с черным волосом, торчащим из ноздрей. – Тебя бы, дикого козла, тоже отправить туда…

Но Асланбек этого уже не слышал, его разрывала злость на подчиненных, которые снова умудрились упустить валютчика с центрального рынка, замочившего и на этот раз нескольких членов бригады. Заскочив в “Мерседес”, он дождался, когда запрыгнут в салон помощники, затем врубил скорость и пошел по разделительной полосе наматывать расстояние в сторону центра города. Он не замечал ни елки на Театральной площади, ни окон и стен магазинов, разукрашенных по случаю праздника, им владело одно желание – добраться до валютчика и содрать с него с живого шкуру. Что будет потом, его мало волновало.

“Мерседес”пулей просвистел вдоль города,и если бы не праздник,в связи с которым движение почти прекратилось, аварии при тусклом уличном освещении было бы не избежать. Но жители успели уже запастись всем необходимым, они расползлись по домам, пора было самому вливаться в теплую компанию, чтобы забыть в дикой оргии нынешние печальные известия. Асланбек пересек проспект Соколова с приземистым зданием государственного банка, от которого было рукой подать до казино. Сегодня в тишине комнаты с приглушенным светом, отсеченной толстыми стенами от игровых залов, должны были собраться многие уважаемые люди, там его появления ожидали несколько сладких русских наложниц. Жена была далеко, она занималась воспитанием детей, а он, Асланбек, верой и правдой служил независимой Ичкерии. Главарь уже зарыскал глазами в поисках парковки для автомобиля, когда сидящий рядом телохранитель подал тревожный сигнал:

– Асланбек, возле входа в казино стоит милицейская машина.

Чеченец резко ударил по тормозам, зорко всмотрелся в освещенное рекламой здание через проспект, и вдруг увидел, что рядом с ментовским бобиком пристроился крытый УАЗик местного УФСБ с синей полосой вдоль кузова. Два бойца в камуфляже, с черными масками на лицах, расставили ноги на входе в помещение на первом этаже, на груди у них висели короткоствольные автоматы. Асланбек заскрипел зубами, стукнул кулаками по рулевой колонке и сунулся головой вперед. Произошло то, чего он боялся больше всего, теперь оставался лишь один путь – назад в Чечню. Но и в этой республике за несколько лет войны разведчики федеральной службы безопасности научились работать виртуозно, отлавливая бывших боевиков пачками. По стеклам автомобиля в этот момент постучали чем-то металлическим.

– Гони, – зарычал старший над отрядом бандитов, сидевший на заднем сидении, заметался обезьяной, загнанной в клетку. – Асланбек, я не хочу в тюрьму.

– Лучше смерть в бою, чем вонючие камеры гяуров, – поддержал его телохранитель.

Главарь, бросив косой взгляд на тротуар и заметив, что у двери “Мерседеса” остановились вооруженные люди, что они быстро обкладывают машину со всех сторон, саданул открытой ладонью по переключателю скоростей, тут-же надавливая на педаль акселератора. Один из служивых попытался преградить дорогу, ринувшись на капот, автомобиль, завизжав шинами, прыгнул вперед разъяренным зверем. Асланбек смел высоким бампером бойца как пушинку, отшвырнул его на каменный бордюр, остальные бросились врассыпную. По корпусу зацокали первые пули, свистнули вдоль салона, пробив заднее с передним стекла. Соплеменники упали на пол, главарь, ужавшись на сидении до позы зародыша в утробе матери, завилял по широкому проспекту, стараясь сбить бойцам прицел. Нужно было доехать до первого переулка, и нырнув в него, помчаться по лабиринтам пустых улиц, образованных старинными зданиями. Он успел как свои пять пальцев изучить этот город с больше чем миллионным населением, знал все входы и выходы, было не обязательно мчаться на Ворошиловский мост, чтобы по нему прорваться на Батайск, а потом на родной Северный Кавказ. Там стояло достаточно постов с гаишниками, обвешанными оружием до зубов,с военными патрулями, приданными им в помощь. Можно проделать более долгий путь, зато менее опасный, через Западный жилой массив, и попытаться прорваться на степные просторы, а там он сумеет распорядиться своей жизнью по своему. Асланбек играл педалью газа, выворачивая руль то в одну, то в другую стороны, машину заваливало с боку на бок, но она беспрекословно слушалась хозяина. Остался позади Буденновский проспект,за ним переулок Халтуринский, автомобиль вылетел на площадь имени Пятого Донского гвардейского корпуса, по мосту через железнодорожные пути устремился к телевышке. В этот момент из кузова крытого ЗиЛа, стоящего на съезде с моста, на землю посыпались солдаты в камуфляже, а с обочины рванулась наперерез милицейская патрульная машина. Соплеменники сняли пистолеты с предохранителей, почти не целясь начали посылать в противников пулю за пулей, в ответ сыпанул свинцовый град. Краем глаза Асланбек увидел, как обмяк на переднем сидении его телохранитель, как вскрикнул за спиной командир отряда, он издал гортанный клич и, направив “Мерседес” на ментовский “ДЭУ”, ударил его правым боком в радиатор. Протащил корейца несколько десятков метров, пока у того не оторвалось крыло. Снова в кабину впился рой свинцовых пчел, в зеркале заднего вида отразились фары от погони, вылетающей на прямую дорогу. Кто-то вдруг чиркнул раскаленным железным прутом чуть выше левого уха, Асланбек махнул пальцами по тому месту и с ужасом увидел кровь, прошипев сквозь побелевшие губы проклятия, вдавил педаль газа в пол. Теперь его могла остановить лишь смерть. Он летел по Западному массиву с жутким ревом из-за пробитой выхлопной трубы, с включенными на всю мощь фарами. Редкие встречные машины издалека шарахались к обочинам и замирали на них с погашенными габаритными огнями.

– А-а, с-суки, усираетесь? – стирал главарь в пыль зубную эмаль. – Не зря воины аллаха отрезали вам половые органы, вы способны только на одно – плодиться и размножаться…

Чеченец уходил от преследователей все дальше и дальше, машины с маломощными двигателями были не в силах развить скорость больше двухсот километров в час. Патруль, таившийся в засаде на одном из крутых виражей, снова попытался его обстрелять, но и на этот раз безрезультатно, Асланбек прорвался, теряя осколки стекла, куски изодранной в клочья обшивки. План “Перехват”, введенный в городе, удался лишь отчасти, банда прославившегося зверствами Асланбека перестала существовать, но ее главарь остался невредимым, он не уставал выжимать из “мерса” новые лошадиные силы. Вылетев с другого конца Западного микрорайона, он вырвался мимо опустевшего авторынка, мимо автосервиса, в первобытную степь, менты с солдатами отстали окончательно. Чеченец, сдвинув меховую шапку набок, снова провел пальцами по виску, кровь, обильно текущая из глубокой раны, смочила волосы, шарф и воротник пальто. Требовалось остановиться и перевязать борозду, пропаханную пулей, но кто давал гарантии, что менты задержались на выезде из города, на то их и прозвали цепными псами. Асланбек, покосившись на молчаливых своих соседей, вихляющихся с края на край салона гуттаперчевыми манекенами, оскалил зубы и, подняв голову, завыл по волчьи, тоскливо и монотонно. Если бы кто услышал этот безысходный вой, он бы упал от страха в обморок. Отплакав, чеченец снова обратил все внимание на дорогу, притормозив перед очередным мостом через Дон, привязал на переднем сидении ремнями телохранителя, положил плашмя на заднем командира отряда боевиков. Затем достал из-под толстого половика на полу автомат с двумя запасными рожками, перезарядил пистолет, и вкатился на покрытые асфальтом бетонные плиты. Никто не удосужился выйти из темной будки ему навстречу. Главарь чеченских отморозков, отъехав километра три, остановил изрешеченный пулями “Мерседес”, вылез из салона наружу. Поднял кулаки и, повернувшись окровавленным лицом в сторону города, гортанно выкрикнул. По русски:

– Я еще верну-у-усь…

Вековая заснеженная степь вокруг сумрачно и безмолвно впитала возглас, ничего для нее не значащий, она помнила орды диких степняков и горцев, устлавших ее первозданное тело костями.

Глава двадцать шестая.

Париж отмечал Новый год, на Елисейских полях деревья на бульварах были обнаряжены гирляндами разноцветных лампочек с бесчисленным множеством блестящих игрушек. Сама Эйфелева башня представляла из себя елку, более чем трехсотметровую, с увенчавшей вершину электрической шапкой. Была середина сероватого дня, тротуары заливал свет неоновых реклам, воздух пропитался вездесущим французским парфюмом. По одному из бульваров с зеленой травой на цветниках прохаживался худощавый мужчина в возрасте. Это был Пулипер, он недавно прибыл из Германии и теперь, в ожидании нумизмата с международным именем, любовался видами столицы мировой моды, исполняющей заодно обязанности столицы старушки Европы. Парижский собиратель редкостей был как и Пулипер евреем, выходцем из России, из благословенной Одессы, попросившим с началом перестройки политического убежища у французского правительства. Он за каких-то десяток лет сумел раскрутиться на русских раритетах в мировую известность, к которой обращались за консультацией солидные люди. Аркадий Борисович, присев на аккуратную лавочку, вытащил небольшую бутылочку с чаем, отпил несколько глотков, затем поднял руку, чтобы посмотреть на часы, и сразу опустил ее. К нему приближался по дорожке, присыпанной желтоватым каменным крошевом, тоже худощавый человек за пятьдесят лет в короткополой фетровой шляпе и длинном черном пальто. Рядом как бы самостоятельно передвигалась тонкая бамбуковая трость.

– Бонжур, месье, – притронулся подходивший еще издали к головному убору.

– Бонжур, дорогой мой друг, – приподнялся с лавочки Пулипер, прикасаясь в свою очередь к меховой шапке.

– Силь ву пле, – нумизмат, пожав руку, вежливо указал на лавочку.

– Мы так и будем говорить на французском? – улыбнулся Аркадий Борисович, занимая место вновь. – Учти, из каждого языка я знаю всего по нескольку слов.

– Пуркуа?.. – насмешливо сощурился собеседник и рассмеялся. – Сегодняшнее утро у меня началось с большого подъема.

– Все твои дела я сразу отбрасываю в сторону, они могут принести только беспокойство. Остается шерше ля фам?

– Си, ля мур, увы, я не исключаю возникновения семьи.

– Поздравляю, ты, я вижу, на Западе нашел себя окончательно.

– Почти, плохо только одно – налоги, они здесь выше, чем в Америке, – нумизмат поудобнее устроился на аляповато покрашенной лавочке, облокотился о ее спинку. – Приходится по старой одесской привычке шельмовать.

– Этот грех в крови у всех евреев, мне довелось прежде, чем покинуть Россию, пойти на такие уловки, что вспоминать об этом до сих пор тягостно.

– Я тебе сочувствую, ты во Францию прибыл по визе или по дипломатическим каналам?

– В Париж я по шенгену прилетел из Берлина, а выбираться из России в Германию пришлось с помощью дипломатов. Меня на тот момент уже повязали подпиской о невыезде.

– Наверное, основания на то были серьезные?

– Кое-что из этих оснований я прихватил с собой.

Парижский нумизмат с интересом воззрился на собеседника, по тому, как спокойно он себя вел, можно было сделать заключение, что французским полицейским до лампочки, чем занимается подданный их свободной страны.

– И ты прямо здесь можешь это показать? – пощелкал он пальцами в воздухе.

– Если ты согласишься посмотреть.

– А что же ты молчал, когда звонил по телефону?

– Привычка, дорогой мой друг, на родине телефон у меня прослушивался.

– До сих пор? Не может быть!

– Я так думал, потому что думал так со времен советской власти.

– Ты прав, дорогой, я тоже не до конца избавился от ощущения, что за мной постоянно подсматривают, – мировая известность с сочувствием поцокал языком. – Тогда пойдем ко мне, я живу недалеко, на одной из рю за площадью Клемансо.

Оба крупных дельца пошли пешком по авеню Густава Эйфеля, свернули в сторону художественно освещенных шикарных дворцов, построенных еще по приказу Марии Медичи. Углубились за ними в одну из нешумных каштановых улочек в богатом районе города. Парижский нумизмат остановился перед скромным на первый взгляд подъездом, показал пальцем на свою квартиру на третьем этаже великолепно сохранившегося здания из восемнадцатого века с лепниной по фасаду. Затем прошел ко входу, дернул за веревочку, дверь открыл портье в расшитом позументами галантном костюме. Они поднялись по мраморной лестнице, обрамленной ажурным ограждением, на просторную площадку, и вошли в прихожую квартиры. Хозяин провел гостя в уютную комнату, усадил в мягкое кресло перед дубовым столом. Сказал что-то на французском языке возникшей на пороге миловидной женщине, она через несколько минут принесла поднос с маленькими чашечками с дымящимся кофе.

– С чего мы начнем? – хозяин, сделав несколько глотков и отодвигая чашечку от себя, промокнул губы салфеткой.

Пулипер, последовав его примеру, отметил про себя, что нумизмат сразу перешел к делу, отбросив как ненужные восточные витиеватости. Достав из бокового кармана пиджака толстое портмоне, он разложил его на столе, вытащил из отделения орден Виртути Милитари, одновременно наблюдая за выражением лица собеседника. Тот засопел не поднимая головы, казалось, он моментально ушел в себя. За первым раритетом на стол, покрытый плотной скатертью, легла золотая звезда ордена святой Анны за военные заслуги, рядом пристроился знак ордена в виде креста с живописной эмалью, со скрещенными на нем мечами. Преуспевающий нумизмат не выказывал никакого волнения, он словно не замечал ничего вокруг, намеренно уставившись в одну точку. Пулипер, подождав немного, раздвинул ногтем кожу на следующем отделении портмоне, подковырнул за сияющий луч звезду ордена Екатерины, учрежденного Петром Первым еще в 1713 году. Внизу расположил знак ордена ввиде небольшого креста с отлично сохранившимся шелковым бантом. Драгоценные камни в золотых ячейках сыпанули по богато обставленной комнате бесчисленными разноцветными искрами, кольнули острыми лучами в глаза. Пулипер сквозь проступившие слезы отметил, как у собеседника дрогнули длинные тонкие пальцы, сплетенные над столом, как поджал он большие губы, стремясь удержать эмоции, хлынувшие на лицо. Эффект неожиданности, на который еще в России рассчитывал пожилой еврей, был достигнут, теперь за царские награды не грех было запросить ту цену, о которой он мечтал. На самой родине блестящими цацками интересовались разве что больные люди, в среде которых вдруг оказывался какой – нибудь истинный ценитель раритетов. Но для того, чтобы выйти на него, требовалось перелопатить тысячную армию обычных перекупщиков с не менее презренными хапугами от истории из собственного народа. А в портмоне ждали своего часа другие сокровища, завладеть которыми посчитали бы за честь самые знатные нумизматы мира. Пулипер,откинувшись на спинку кресла,осторожно перевел дыхание.Парижский ценитель расцепил, наконец, пальцы, протянул руку к ордену Екатерины, набросив на длинный горбатый нос сильные очки в золотой оправе, перевернул звезду тыльной стороной, долго изучал выбитые там обозначения. Отложив раритет, он пододвинул к себе тяжеленький знак от него, обследовал и его, ни слова не говоря, с такой же скрупулезностью.

– Санкт-Питербурхский, свидетель многих неправедных, но светлых, дел, – негромко пробурчал он с ударением на “бурх”. – Император был крут на расправу, наверное, и орден не избежал омовения болотной водицей.

– Все имеет место быть, но что орден из первых рук, сомнений не возникало и у меня, – отозвался Аркадий Борисович, с виду равнодушно. – Кстати, волноваться по другим раритетам тоже нет причин. Это подлинники.

– Может быть, может быть, – рассеянно произнес нумизмат, откладывая Екатерину и придвигая к себе Анну, он снова приник очками к тыльной стороне звезды. – А этот будет помоложе, работа ручная, огранивали как бы не при Второй великодержавнице. Или доводили…

– Доводки исключены, единственное, что было допустимо, это чистка награды шерстяной тряпицей с золой, – Пулипер непримиримо отсек подозрения. – Такую премудрость позволяли себе даже высокопоставленные придворные, не упоминая о боевых генералах.

Парижский нумизмат уже придвигал к себе замысловатый орден Виртути Милитари, с императорской короной над крестом на подобие георгиевского,покрытого толстым слоем черной и зеленой эмали.Посверкивали вызолоченной бронзой бока короны и круг в центре самого креста,отсвечивали глубоким агатовым блеском его конические стороны Скоро очередь дошла до не менее солидных знаков с надежным креплением из медных деталей. Перебрав по очереди каждую вещь, крупный делец снял очки, протер платочком сначала их, потом глаза. И поднял голову:

– Как ты умудрился протащить через границу весь этот багаж?– спросил он на полном серьезе. – Если бы тебя задержали, могли бы намотать срок не меньший, чем генералу Диме, книжному ленинградскому воришке. А сидеть в России сейчас, означает вычеркнуть эти годы безвозвратно, в то время, когда другие будут продолжать ковать капиталы.

– Во первых, Дима был причастен к воровству фолиантов, принадлежащих только к израильской с иудейской историям, он подавался адвокатами на суде как еврейский патриот. Отчасти это правильно, в России до сих пор немало картин, не возвращенных Дрезденской знаменитой галерее, – заметил Аркадий Борисович рассудительно. – А если бы поймали меня, то судили бы уже как расхитителя исторических реликвий, как вора, обокравшего, например, египетские гробницы. Я уже говорил, что пришлось изворачиваться ужом под русскими вилами.

– Но как ты сумел! – настаивал нумизмат. – В Европе подобное нонсенс.

– У нас на родине это является обыденностью, сокровища до сих пор вывозятся мешками, поездами, самолетами, кораблями, как после революции тысяча девятьсот семнадцатого года. Лично я воспользовался за определенный процент не как Ленин, посланный Парвусом возглавить бывшую империю – немецким поездом – а многотонным немецким же трейлером. Этот путь является пока наиболее надежным.

– В таких машинах есть куда спрятать, а границы с бывшими странами из соцлагеря наиболее дырявые, – согласился собеседник, поразмыслив. – Например, из Польши в Германию можно вывезти хоть корову, если в кузове поместить ее стоя.

– Ты забыл добавить, если даже на боку будет красоваться огромная красная печать с гербом Советского Союза. Факт известный, – засмеялся Пулипер. Посерьезнел, – Но мне хотелось бы о наградах узнать твое мнение, и на что рассчитывать в денежном отношении.

– Дорогой мой друг, не знаю, что сказать, я повидал много отличий из царской России, но признаюсь честно, не часто встречался с такими раритетами,– богатый собиратель старинных знаков и монет побарабанил по столу пальцами. – Если бы орденов был полный комплект, чтобы звезды можно было разложить по ранжиру и по годам, тогда никаких бы вопросов не возникло. Тогда хоть сразу к королю Саудовской Аравии, самому богатому человеку на планете.

– И у меня в голове вертелась подобная мысль, высших российских императорских отличий наберется всего штук одиннадцать, – Аркадий Борисович пощипал пальцами подбородок. – Первым идет орден Андрея Первозванного за 1698 год, учрежденный Петром Первым, золотой, с драгоценными камнями. Вторым Святой Екатерины, тот, который лежит перед нами, тоже петровский, третьим – святого Александра Невского, опять от реформатора. Четвертым святого Георгия первой степени по указу ее величества Екатерины Второй, пятым святого Владимира первой степени, и снова от императрицы.Потом орден Белого Орла,сятого Станислава двух степеней,и так далее….

– Ты забыл про орден святого Иоанна Иерусалимского, – напомнил парижский нумизмат, не спуская остреньких глазок с беженца из России.

– Этот мальтийский орден сложновато назвать русским, – не согласился Пулипер. – Его учредил, если не ошибаюсь, Павел Первый, член масонской ложи.

– Орден Белого Орла тоже не русский, но это не важно, потому что их у тебя нет, – собеседник снова побарабанил пальцами по столу, бросил изучающий взгляд на портмоне. – Ты все разложил передо мной, или решил что-то припрятать на черный день?