Текст книги "Войны и кампании Фридриха Великого"

Автор книги: Юрий Ненахов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 51 страниц)

Эти строки были написаны Фридрихом уже после окончания первой Силезской войны, но им можно верить. Перед совершением какой-либо крупной политической акции он имел привычку делать заметки о возможном развитии событий. Сразу после смерти Карла, но до получения известий о кончине Анны Иоанновны Фридрих записал: «Англия, Франция и Голландия не смогут помешать моим планам, и только одна Россия способна причинить мне беспокойство. Но чтобы сдержать ее, можно пролить на главнейших сановников, заседающих в совете императрицы, дождь Данаи, что заставит их думать, как мне угодно. Если императрица умрет, то русские будут так поглощены своими внутренними делами, что у них не хватит досуга заниматься внешней политикой; во всяком случае было бы уместно ввести в Петербург нагруженного золотом осла».

Обманув внимание насторожившихся австрийцев мнимой подготовкой к походу к Рейну, на Юлих и Берг, он спешно сосредоточил почти всю армию на силезской границе, в районе городка Кроссен. Фридриху не нужно было продолжительных приготовлений, чтобы поставить войско на военную ногу. «Хотя он сообщил свой план только немногим доверенным лицам, но необыкновенные движения, снаряжение войска, усиление артиллерии, учреждение магазинов и т. п. возвестили всем, что предстоит какое-то важное предприятие. Все ждали с изумлением и любопытством; носились различные слухи; дипломаты отправляли и принимали курьеров, не зная точно плана короля. Фридрих нарочно заставлял войска делать движения, по которым скорее можно было предполагать поход на Рейн, к Юлиху и Бергу, нежели в Силезию» (Кони. С. 116).

Превратные толки, ходившие в народе, его чрезвычайно увеселяли. «Пиши ко мне об всем смешном (так писал он в письме из Руппина к своему другу философу Иордану. – Ю. Н.), что говорят, думают и делают мои добродушные пруссаки. Берлин теперь похож на Беллону в родах; надеюсь, что она подарит свету прекрасное дитя, а я постараюсь стяжать доверие народа какими-нибудь смелыми и удачливыми предприятиями. О, тогда я был бы чрезвычайно счастлив! Такие обстоятельства могут дать твердое основание моей славе!»

Дальнейшие события так описывает Кони: «Между тем нельзя было долго скрывать, что прусские войска собрались на силезской границе. Австрийский двор был уведомлен посланником своим, находившимся в Берлине, об опасности; министр Марии Терезии писал в ответ, что он не может и не хочет верить таким известиям. Несмотря на то, маркиз Ботта был отправлен из Вены в Берлин для точнейшего исследования замыслов Пруссии. Ботта скоро понял план короля. Желая глубже проникнуть в намерения Фридриха, он в первую аудиенцию свел речь на Силезию, жаловался на чрезвычайно дурные дороги, которые теперь от наводнений так испорчены, что решительно нельзя по ним проехать. Фридрих тотчас понял намерение посла, но отвечал ему сухо: „Вы правы, но большой беды еще нет: величайшее несчастье, которому можно подвергнуться на такой дороге, есть то, что замараешься грязью“». (Кони. С. 118).

В декабре все было готово к началу войны. Намерение вступить в Силезию перестало быть тайной. Фридрих отправил посланника, графа Готтера, в Вену, с изъяснением австрийскому двору своих прав на Силезию и мер, которыми хочет, в случае нужды, заставить уважить их. Перед своим отъездом к войскам он дал отпускную аудиенцию маркизу Ботта, причем известил его о своем намерении. «Ваше величество, – воскликнул Ботта, – вы ниспровергнете австрийский двор, но вместе и сами падете в бездну!» Фридрих возразил, что отец Марии Терезии обязан принять его предложение. После некоторого молчания Ботта насмешливым тоном продолжал: «Ваши войска прекрасны, Ваше величество, я согласен в том; наши не так красивы, но они уже окурены порохом. Умоляю вас, обдумайте свои намерения». Король вспыхнул и быстро отвечал: «Вы находите, что мои войска красивы; скоро вы сознаетесь, что они хороши». Маркиз Ботта хотел сделать еще некоторые замечания, но Фридрих прервал его речь, говоря: «Теперь уже поздно: шаг за Рубикон сделан!»

Перед своим отъездом к войску он созвал главных своих офицеров и, прощаясь с ними, сказал: «Господа! Я предпринимаю войну и не имею других союзников, кроме вашего мужества и вашей доброй воли. Дело мое правое, и я ищу заступничества у счастья. Помните постоянно славу, которую приобрели ваши предки на полях Варшавских, Фербеллина и в знаменитом Прусском походе Великого курфюрста. Ваша участь в собственных руках ваших: отличия и награды ждут только ваших блистательных подвигов. Не почитаю нужным подстрекать вас к славе: она всегда была у вас перед глазами, как цель, достойная ваших стремлений. Вы вступите в битву с войсками, которые под начальством принца Евгения снискали бессмертие. Правда, принца уже нет; но победа наша над такими противниками будет не менее знаменита. Прощайте! Отправляйтесь немедленно к войску; а я скоро явлюсь между вами в сборном месте, где ожидает нас честь отчизны и слава!»

13 декабря был большой маскарад во дворце. Громкие звуки музыки сливались с веселым говором блестящих и разнообразных масок. Танцы не прекращались. Никогда еще при дворе не бывало такого великолепного и веселого праздника. Сам король был в особенно приятном расположении духа, шутил, танцевал, был любезен до крайности. Время незаметно приблизилось к полночи. Вдруг в залах хватились короля, но его нигде не было. Можно себе представить всеобщее удивление, когда гофмаршал, выходя из внутренних покоев, объявил, что король изволил оставить столицу и уехал в действующую армию к силезской границе.

Военные действия начались в декабре 1740 года вторжением 25-тысячной армии под командованием Фридриха II в австрийскую Силезию. Началась первая Силезская война.

Обращения Фридриха к генералам.

Поход 1740 года

14 декабря 1740 года Фридрих прибыл к армии в пограничный городок Кроссен. К несчастью, в тот самый день с колокольни соборной церкви сорвался колокол и упал на землю. Это имело самое невыгодное влияние на армию, солдаты считали этот пустой случай дурным предзнаменованием. Но Фридрих умел придать ему совсем другое значение: «Будьте покойны, друзья мои! – говорил он войску. – Падение колокола имеет для нас благоприятный смысл, оно значит, что высокое будет унижено!» Под высоким он разумел Австрию, которая в сравнении с Пруссией, конечно, могла назваться высокой державой. Солдаты поняли его намек, и новая бодрость одушевила их сердца.

16 декабря Фридрих вступил на силезскую землю. На границе встретили его два священника, посланные депутатами от протестантов города Глогау. Они умоляли короля, в случае осады города, не делать приступа с той стороны, где находилась протестантская церковь. Церковь эта была построена вне городских укреплений; комендант города Глогау, граф Валлис, опасаясь, чтобы Фридрих во время осады не выбрал эту церковь своим опорным пунктом, предполагал сжечь ее до основания.

Фридрих велел кучеру остановиться, чтобы выслушать просьбу пасторов. «Вы первые силезцы, – сказал он им, – которые просят меня о милости; желание ваше будет исполнено». Тотчас же был послан адъютант к графу Валлису с обещанием, что Фридрих не поведет осады с той стороны; и протестантская церковь осталась нетронутой.

Прусское войско шло вперед и не находило перед собой неприятельской армии. Слабый силезский гарнизон едва был достаточен для прикрытия главных укрепленных мест. Австрия не могла так скоро выслать помощь, о которой ее неутомимо и усердно умолял оберамт Бреслау, видя приближающуюся опасность. Итак, одни только дурные дороги и дождливая погода мешали быстрым действиям Фридриха. К жителям Силезии были разосланы манифесты, которыми всем и каждому предоставлялись прежние права и владения и даже обещаны были разные льготы. Фридрих объяснял в них, что вступает в Силезию с оружием в руках только на случай вмешательства в его права посторонних лиц, а совсем не для разорения жителей. И в самом деле, в войске наблюдалась самая строгая дисциплина, и за все, взятое у жителей, платилось щедрой рукой. Все это расположило силезцев к Фридриху; особенно полюбили его протестанты, которые видели в нем избавителя от многих зол и притеснений. Австрийское правительство рассылало свои протесты против манифестов Фридриха, но они не имели успеха.

Между тем города Силезии, через которые должны были проходить прусские войска, находились в затруднительном положении, не зная, которой стороны держаться: сохранить ли верность австрийскому правительству или присягнуть королю прусскому. Начальствующие городами придумывали по этому случаю разные хитрости, которые иногда оканчивались чрезвычайно забавной развязкой. Так, подходя к Грюнебергу, первому значительному месту Силезии, прусаки нашли ворота города затворенными. Тотчас был отправлен офицер, который именем короля требовал сдачи города. Его повели в ратушу. Там был собран совет изо всех ратсгеров под председательством бургомистра. Офицер требовал ключи, но бургомистр отвечал, что он не может и не имеет права их выдать. Тогда офицер объявил, что в противном случае город будет взят штурмом и отдан на расхищение войску. «Что делать! – отвечал бургомистр, пожимая плечами. – Вот ключи, они лежат на столе совета; конечно, если вы захотите, вы можете их взять, препятствовать вам я не в силах; но сам не могу отдать их ни в каком случае». Офицер засмеялся, взял ключи и велел отворить ворота. Полки вошли в город.

Главнокомандующий, генерал Шверин [22]22
  Граф Курт фон Шверин (1684–1757) происходил из древней дворянской фамилии. Он родился в 1684 году в шведской Померании. Лишившись рано родителей, воспитывался дядей, который служил в голландской армии. В 1700 году дядя определил его в свой полк прапорщиком. В 1706 году он совершил под начальством Мальборо и принца Евгения поход, был произведен в капитаны и перешел на мекленбургскую службу, где и дослужился до чина полковника. В 1712 году герцог Мекленбургский посылал его в Бендеры, с тайным поручением к Карлу XII. По возвращении он был произведен в бригадные генералы и вскоре отличился своей победой при Валтмюле над императорскими войсками, высланными для решения распри, возникшей между герцогом и мекленбургским дворянством. В 1720 году поступил на прусскую службу в чине генерал-майора, не раз был посылаем для дипломатических переговоров в Саксонию и Польшу. В 1730 году назначен губернатором Пейца, в 1731 году произведен в генерал-лейтенанты, а в 1739 году – в генералы от инфантерии и пожалован в кавалеры ордена Черного орла. Фридрих II, вскоре после вступления на престол, сделал его фельдмаршалом и возвел в графское достоинство. Погиб в бою по время Пражского сражения в 1757 году.


[Закрыть], послал сказать бургомистру, чтобы он, по военному обычаю, взял ключи назад. Но бургомистр не хотел исполнить приказания.

«Я не отдавал ключей, – отвечал он, – и не могу их взять обратно. Но если генералу угодно положить их на место, с которого они взяты, то я, конечно, не в силах противиться». Генерал Шверин донес об этом случае королю, и Фридрих смеялся от души находчивости бургомистра. Он приказал отнести ключи с барабанным боем и с почетным караулом в ратушу и положить на прежнее место.

Один только город Глогау встретил прусские войска неприязненно. Комендант наскоро исправил крепостные укрепления, привел в порядок орудия и запасся продовольствием для гарнизона и жителей, приготовившись выдержать осаду. Но зимнее время и дождливая погода делали долговременную осаду невозможной, и потому Фридрих, расположив один корпус под начальством принца Леопольда Ангальт-Дессауского под стенами и в окрестностях города, с остальным войском пошел на Бреслау.

Город Бреслау в то время пользовался различными льготами, имел свои права, которые ставили его почти наравне с вольными городами. Одно из главнейших состояло в том, что австрийское правительство не могло располагать в городе свои гарнизоны, потому что Бреслау имел собственную милицию, составленную из граждан. А следовательно, когда австрийский корпус был отряжен для защиты города и предполагалось сжечь предместья, жители возмутились, не хотели впускать имперские войска и сами решили отстаивать свою свободу. Но пока длились споры и переговоры, прусские полки, предводительствуемые полковниками Броком и Посадовским, явились под стены и овладели всеми предместьями города. Это быстрое и неожиданное выдвижение привело в ужас бреславцев. Не надеясь на свои укрепления, они боялись штурма и разграбления и потому тотчас же приступили к переговорам и отворили Фридриху ворота. Он оставил город на прежних правах, объявил его нейтральным и велел уволить австрийских офицеров, присланных для военных распоряжений. Очень помогла ему в этом протестантская часть жителей Бреслау, которая под начальством какого-то сапожника почти насильно принудила ратушу к сдаче города.

Присяга Силезии. 1741 год.

Третьего января Фридрих торжественно вошел в город. «Народ встретил его с криками радости. Жители видели в нем не врага, а спасителя своих прав, веры и достояния. Въезд был великолепный. Впереди ехали королевские экипажи, за ними вели лошадей и мулов, покрытых синими бархатными попонами, вышитыми золотом и отороченными соболями. Затем следовали отряд лейб-гвардии и парадная королевская карета, выбитая внутри желтым бархатом; в ней, как символ королевской власти, лежала голубая бархатная мантия с золотыми орлами, подбитая горностаем. За каретой ехали принцы, маркграфы, графы и генералы прусского войска и, наконец, сам король, верхом, в сопровождении небольшой свиты. Король кланялся народу приветливо, снимая шляпу.

В тот же день был дан обед, на который были приглашены члены городской ратуши и депутаты от дворянства. После обеда Фридрих верхом обозревал город. Подъехав к великолепному дворцу, построенному иезуитами, он остановился, задумчиво поглядел на него и, наконец, сказал: „Вероятно, император имел большой недостаток в деньгах, когда духовенство принуждено было воздвигать такие здания на свой счет“.

На следующий день был бал при дворе. Фридрих сам открыл его с одной из знатнейших бреслауских дам. Но, по обыкновению своему, скоро исчез между танцующими и поспешил за войском, которое, между тем, уже далеко продвинулось вперед».

Город Олау сдался королю без сопротивления, в то время как генерал Гетце быстро перешел Одер и занял Намслау. В то же самое время фельдмаршал Шверин и генерал Клейст с авангардом обложили Оппель и Троппау – оба города капитулировали. Но Бриг и Нейсе держались крепко и, несмотря на все увещания и угрозы, не хотели отворить своих ворот счастливому завоевателю. Бриг, как и Глогау, был оставлен в блокаде, но около Нейсе, главной крепости Силезии, Фридрих сосредоточил все свои силы в твердом намерении взять ее штурмом.

Фридрих был в восторге от своих успехов. Он покорил богатую землю, почти не обнажая меча и с самыми незначительными потерями. Он многого ожидал от этой первой удачи. Восторг его особенно изливался в дружеских письмах к Иордану, «кроткий, миролюбивый нрав которого составлял совершенный контраст с пылким, воинственным духом Фридриха». Вот два письма Фридриха, писанные к Иордану под стенами Нейсе, которые очень хорошо поясняют отношения и характеры обоих друзей.

«Мой милый господин Иордан, мой нежный господин Иордан, мой кроткий господин Иордан! Мой добрый, мой милый, мой кроткий, мой нежный господин Иордан! Уведомляю Вашу Веселость, что Силезия почти покорена и что Нейсе бомбардируется. Приготовляю тебя к великим предприятиям и предвещаю счастье, какого своенравное лоно фортуны никогда еще не порождало. Будь моим Цицероном в защите моего дела: в совершении его я буду твоим Цесарем. Прощай! Ты сам знаешь, что я от всей полноты сердца твой друг».

Два дня спустя он написал Иордану следующее письмо: «Имею честь уведомить Ваше Человеколюбие, что мы приняли все христианские меры бомбардировать Нейсе и что мы окрестим город огнем и мечом, если он не сдастся добровольно. Впрочем, нам так хорошо, как еще никогда не бывало, и скоро Вы о нас ничего более не услышите, потому что в десять дней все будет кончено, а через две недели я буду иметь удовольствие опять Вас видеть и беседовать с Вами. Прощайте, господин советник! Развлекайте себя Горацием, изучайте Павзания и утешайтесь Анакреоном; что же касается меня, то я пока имею одно утешение: пушки, ядра и фашины. Молю Бога, чтобы Он поскорее послал мне более приятное и мирное занятие, а Вам даровал здоровье, радость и все, чего желает Ваше сердце.

Фридрих».

Однако предсказания Фридриха не сбылись. Крепость Нейсе не сдалась. Гарнизон ее, под начальством опытного и храброго коменданта, полковника Рота, мужественно выдерживал неприятельский огонь и самую усиленную осаду. В течение трех дней пруссаками было брошено в город 1200 бомб и 3000 каленых ядер: все напрасно. Умная распорядительность Рота делала штурм решительно невозможным. При довольно значительном морозе по ночам подливали воду во рвы, предместья были сожжены дотла, а стены и валы каждое утро обдавали водой, так что они всегда были подернуты льдом.

Испытав все усилия, Фридрих оставил город в блокадном положении, и не желая обессиливать войско, и без того истомленное быстрыми переходами и холодами, разместил его по зимним квартирам, а сам, через Лигниц, отправился в Берлин, куда и прибыл 26 января.

Между тем Австрия слишком поздно догадалась выслать войска на помощь Силезии. Фельдмаршал Браун соединил несколько сборных отрядов близ Троппау, но они были вытеснены генералами Клейстом и Шверином в Моравию. Оба полководца заняли позиции за Оппою и перерезали австрийцам путь к Силезии. Таким образом, к концу января почти вся Силезия, от Кроссена до Яблунки, находилась в руках Фридриха.

Прусская армия кордонами расположилась на зимних квартирах вдоль моравской границы. В дальнейшем боевые действия сторон носили характер длительного маневрирования с целью выйти на коммуникации друг друга, нарушить снабжение и принудить противника к отходу и оставлению занимаемой территории.

Поход 1741 года

«Точно молния пронеслась весть о покорении Силезии через всю Европу. Одни дивились смелости юного короля; другие порицали ее, называя безумством и дерзостью. Никто не мог предполагать, чтобы Пруссия, это маленькое, еще молодое королевство, могла вступить в борьбу с могущественной Австрией, силы и средства которой заставляли трепетать все остальные державы. Можно было предвидеть, что недавний мир Европы надолго будет нарушен. Прагматическая санкция не могла обеспечить спокойствия Австрии; по примеру Фридриха должны были восстать и другие претенденты на наследие Карла, и всеобщая война казалась неизбежной. Действительно, вслед за покорением Силезии за оружие взялся и курфюрст Баварский Карл Альбрехт (который, впрочем, сразу не признал Прагматической санкции) и объявил свои права на часть австрийских владений и даже на императорскую корону. Но курфюрст не мог подкрепить своих притязаний силой. Гораздо большая опасность угрожала Марии Терезии со стороны Франции, которая, по всем статьям, должна была воспользоваться удобным случаем, чтобы снять маску дружбы и откровенно возобновить свою старинную борьбу с Австрией» (Кони. С. 126).

Между тем во время самих действий Фридриха в Силезии его уполномоченный посол, граф Готтер, хлопотал в Вене, «стараясь уладить дело миролюбиво и соблюсти все выгоды своего монарха. Он предлагал его именем прусские войска и финансы на защиту Марии Терезии, голос и опору Фридриха при избрании ее супруга, герцога Франца Лотарингского, в императоры. Но все представления его оставались тщетными: венский кабинет, несмотря даже на усилия Англии склонить его к уступке, не соглашался отдать Фридриху богатую Силезию. Министры отзывались о Фридрихе с некоторым пренебрежением; они говорили, что он, как обер-камергер империи, обязан подавать умывальник императору и, стало быть, не имеет права предписывать законов дочери императора. Притом сама Мария Терезия объявила, что не намерена вести с Фридрихом переговоров до тех пор, пока он не выведет свои войска из Силезии, и только в таком случае обещала ему забвение всего прошедшего и не хотела с него требовать вознаграждения за все понесенные убытки. Итак, переговоры не привели ни к какому результату; граф Готтер возвратился в Берлин без всякого успеха. Фридрих не унывал: он решился всеми мерами разрушать политические козни Австрии и поддержать свои завоевания силой оружия» (Кони. С. 127).

Тем временем и Мария Терезия не оставалась в бездействии. Связанная родственными узами с королем Георгом II [23]23
  Георг II из Ганноверской династии (1683–1760) – король Англии, Шотландии и Ирландии и курфюрст Ганновера с 1727 года. Женат на Каролине Бранденбург-Аншпахской, родственнице Фридриха II, союзник Пруссии в Семилетней войне.


[Закрыть], она надеялась на помощь Англии и Ганновера. Ко всем значительным дворам Европы были отправлены посольства с тем, чтобы объяснить дело, показать несправедливость притязаний прусского короля и просить помощи против дерзкого завоевателя.

В Россию в то же время был послан маркиз ди Ботта с намерением склонить принцессу Анну Леопольдовну [24]24
  Анна Леопольдовна (1718–1746) – правительница России при своем сыне, императоре Иоанне VI Антоновиче (правила в 1740–1741). Дочь герцога Мекленбург-Шверинского и царевны Екатерины Иоанновны (дочери царя Ивана V), племянница императрицы Анны Иоанновны. С 1739 года замужем за принцем Антоном Ульрихом Брауншвейг-Люнебургским. Провозглашена регентшей после дворцового переворота, отстранившего от власти Бирона. Свергнута очередным переворотом, приведшим к власти Елизавету Петровну, и сослана в Холмогоры. Ее сын, император Иоанн (1740–1764, номинально правил в 1740–1741), заключен в Шлиссельбургскую крепость и убит охраной при попытке его освобождения поручиком Мировичем.


[Закрыть], управлявшую Россией именем сына своего, императора Иоанна Антоновича, на союз с Австрией. Задача была трудная, потому что Россия незадолго перед тем (16 декабря 1740 года) заключила союз с Фридрихом II с обоюдным обещанием обеих держав помогать друг другу во всякой войне, кроме персидской или турецкой. Союз этот казался довольно прочным, тем более, что его поддерживал Миних, в то время обладавший значительной силой в кабинете министров. Но маркиз ди Ботта, как опытный царедворец, с первого взгляда сумел проникнуть в положение дел при русском дворе и, не боясь Миниха, начал искать расположения противной ему партии. Самыми близкими людьми к правительнице были – граф Мориц Линар, посланник саксонский, и графиня фон Менгден, служившая при ней старшей фрейлиной. Они почти неразлучно проводили время с Анной Леопольдовной и, стараясь ее развлекать и забавлять в часы досуга, часто управляли ее волей и в делах государственных. Ловкий, умный, красивый собой, маркиз ди Ботта скоро сделался четвертым неизбежным лицом в царственных и дружеских беседах правительницы. Мудрено ли, что при помощи графа Динара, которому от саксонского курфюрста также было предписано всеми мерами стараться расстроить союз России с Пруссией, ди Ботта скоро достиг своей цели.

Началось с того, что принцессу Анну вооружили против главных лиц кабинета министров, против вельмож, наиболее преданных пользам государственным, против Остермана и Миниха. Остерман, боясь немилости и желая приобрести полное доверие правительницы, принял сторону Линара и Ботта. Один Миних, как скала, отражал все удары и, убежденный в неправоте и даже вредных последствиях предлагаемого союза с Австрией, стоял грудью за Фридриха. Он представлял кабинету, «что нарушением договора с Пруссией без всякой причины теряется доверие к России и других держав; что сам Фридрих может сделаться врагом России, тем опаснейшим, что владения его в близком соседстве с нами и что русский кабинет покажет явное легкомыслие, не оправдав своих уверений в дружбе, без всякого повода со стороны Пруссии, свято сохранившей свои обязательства». Но как ни сильны были доводы и патриотическое увлечение фельдмаршала, противная сторона восторжествовала; правительница изъявила ему даже свое неудовольствие за излишнее усердие в пользу прусского короля; старик, глубоко оскорбленный, подал в отставку, и вскоре австрийская партия с восторгом узнала, что главный ее противник уволен со службы и удален от двора.

Но предсказания Миниха вскоре оправдались на деле: нарушение договора с Фридрихом стоило России войны со Швецией (не правда ли, описанный эпизод являет собой великолепный образчик «традиционного миролюбия», «неукоснительного соблюдения международных договоров Российской империи» и «агрессивности» Прусского королевства?). Подробнее об этих событиях я скажу несколько ниже.

Как уже говорилось, что Франция, хотя и в дружбе с Австрией, весьма желала, по примеру Фридриха и Карла Альбрехта Баварского [25]25
  Карл VII (1684–1745) – курфюрст и герцог Баварии из династии Виттельсбахов, император Священной Римской империи, провозглашенный частью курфюрстов в нарушение габсбургской Прагматической санкции и коронованный в 1742 году, активный участник войны за Австрийское наследство, союзник Фридриха.


[Закрыть], воспользоваться частицей наследства австрийского императора. Успехи Фридриха радовали ее тем более, что обессиливали Австрию, а союз его с Россией был порукой, что успехи эти будут продолжительны и прочны, потому что этот союз обеспечивал собственное его государство и, стало быть, давал ему полную свободу действовать против Марии Терезии.

Перемена обстоятельств, произведенная при русском дворе маркизом Ботта, сильно обеспокоила Францию, и Версальский кабинет решился втайне употребить все свои дипломатические хитрости, чтобы не дать России возможности содействовать Марии Терезии. Для этого надо было впутать Россию во внешнюю войну и взволновать изнутри. Обе цели были достигнуты Францией с удивительным искусством и быстротою. В июле 1741 года шведский сенат, подстрекаемый французским красноречием и подкупленный французским золотом, объявил России войну под следующим предлогом: предоставить русский престол законной его наследнице, дочери Петра Великого. Хотя война эта была незначительна сама по себе, но она заняла на время русские силы и отвлекла их от западных границ, и в то же время забросила искру волнения внутри государства.

Император был еще ребенок; правительница с некоторого времени занималась беспечно делами, предоставя кормило правления своим временщикам, по большей части иностранцам: это возбуждало беспокойство и недовольство в народе; раны, нанесенные ему Бироном, были еще слишком свежи и оправдывали его опасения. Отставка Миниха, любимого и уважаемого войском, также породила ропот. С другой стороны, хитрый агент кардинала Флери, граф Шетарди, через фаворита цесаревны лейб-медика Лестока вынуждал Елизавету Петровну объявить свои права на русский престол. Настоятельные советы, чтобы Елизавета вышла замуж за одного из мелких германских владетелей, были истолкованы последней в дурную сторону: ее убедили, что эта насильственная мера удалит ее навсегда из России и от престола. Елизавета, которая равнодушно смотрела на свои царственные права, вступилась за личную свою свободу, и в ночь 25 ноября 1741 года при помощи камер-юнкера Воронцова и гренадерской роты Преображенского полка взошла на престол великого своего родителя (малолетний законный император Иоанн Антонович, последний представитель Брауншвейгской династии на русском престоле, был заточен в Шлиссельбургскую крепость и после неудачной попытки освобождения поручиком Смоленского полка Мировичем умер «при невыясненных обстоятельствах»).

Дела России приняли иной вид. Франция торжествовала, и Фридриху, стало быть, со стороны России нечего было опасаться.

Но в то время, когда маркиз ди Ботта действовал на Россию в пользу Австрии, Мария Терезия старалась вооружить против Фридриха папу и через него влиять на прочие католические державы. К успеху такого намерения подал повод сам Фридрих. Узнав о стесненном состоянии протестантов в Силезии и о недостатке священнослужителей, он отправил туда тридцать протестантских пасторов, всех людей избранных. С одной стороны, тем он помогал нуждам края, с другой – преследовал и политическую цель. Через этих людей, которые могли иметь нравственное влияние на народ и были преданы Фридриху душой и телом, последний намеревался добиться расположения в свою пользу. Тотчас было о том донесено папе в преувеличенном виде, с опасениями, что Фридрих намерен ввести учение Лютера во всех покоренных им землях. Папа в ужасе разослал воззвания ко всем католическим дворам об уничтожении «еретического маркграфа Бранденбургского».

Фридрих принял деятельные меры против этого воззвания: он обнародовал манифест, которым объявлял полную веротерпимость во всем своем государстве, и в особенности в Силезии, где обещал каждого защищать в правах его церкви. Этот манифест успокоил волнения, а воззвание папы осталось гласом вопиющего в пустыне.

С первыми лучами весны начались военные действия в Силезии. Мария Терезия поручила главное начальство над войсками фельдмаршалу графу Адаму Альбрехту Нейпергу, «воину, поседевшему в школе принца Евгения». Сборное место австрийской армии находилось при Ольмюце, оттуда Нейперг намеревался идти в Верхнюю Силезию для прикрытия Нейсе, а часть своих войск отправил для ограждения графства Гладкого. Нейперг сумел сосредоточить свои войска незаметно для врага, после чего быстро вошел в Силезию и отрезал Фридриха от Пруссии, обойдя его расположение с севера.

«К тому времени Фридрих также отправился в Силезию. До начала войны он хотел еще осмотреть свое войско, стоявшее на зимних квартирах, и собрать подробные сведения о положении страны и местностях. В эту рекогносцировку пустился он с незначительной свитой. Около горной цепи, отделяющей Силезию от графства Глацкого, он чуть дорого не поплатился за свою отвагу. Уже несколько раз австрийские гусары прорывались за прусские кордоны и делали неожиданные нападения на аванпосты. Теперь, узнав от лазутчиков, что сам король объезжает передовые отряды, они решились захватить Фридриха в плен во что бы то ни стало, и тем задушить войну в самом ее зародыше. По счастью, вместо королевской свиты они напали на эскадрон прусских драгун. Завязался отчаянный бой. Фридрих, услышав перестрелку, наскоро собран горсть солдат и поспешил на помощь драгунам, но опоздал, и сам был вынужден, после отчаянного сопротивления, спасаться бегством.

Судьба, видимо, его хранила: из всей свиты уцелел только один его адъютант, Глазенап. Оба кинулись на проселочную дорогу, но след их, несмотря на всю быстроту коней, не мог скрыться от взора неприятелей. В величайшем беспорядке достигли они ворот великолепного монастыря Каменца на берегах реки Нейсе. Фридрих объявил желание видеть настоятеля и был впущен. Настоятель, почтенный старик, аббат Стуше, с одной из монастырских башен видел происходившую невдалеке от обители резню и тотчас догадался по расстроенному виду и по следам крови на мундире Фридриха, что гость его, должен быть, беглец. Он принял его ласково и повел в свою келью. Вскоре один из послушников таинственно вызвал аббата из комнаты и сообщил, что отряд австрийцев устремляется на монастырь. Стуше на минуту задумался и потом тотчас отдал свои приказания послушнику.

Вдруг, совсем не в обычное время, монастырские колокола ударили к вечерней молитве. Изумленные монахи спешили в храм. Церковь блистала всеми огнями, как в праздничный день, орган загремел, на хорах раздались торжественные гимны. Никто не понимал, что означает такой неожиданный молебен. Но общее изумление еще более увеличилось, когда перед престолом, возле старого аббата, появился новый священнослужитель, монах, никому незнакомый, который помогал настоятелю в отправлении божественной службы.

Вдруг двери храма с шумом растворились и восемьдесят человек гусар вошли в церковь с обнаженными саблями. Но вид торжественной службы поразил их и остановил у порога: как ревностные католики они преклонили колена, положили оружие и, приняв благословение аббата, тихо вышли из храма. Между тем весь монастырь был обыскан их товарищами. Глазенап попался в плен, но Фридриха нигде не могли отыскать и решили преследовать по всем тропинкам и дорогам, ведущим от монастыря.

По окончании молебна аббат возгласил эктинию о здоровье и счастье монарха. „Братья, – сказал он потом, обращаясь к монахам, – мы недаром молили Господа! Судьбы его непреложны и милосердие велико! Воздадим ему благодарение на коленах: Он помог нам в спасении короля!“ Все глаза обратились на незнакомца; по лицу его катились слезы: он преклонил колено пред почтенным старцем и принял его благословение. Это был сам Фридрих» (Кони. С. 131).

Впоследствии Фридрих II часто посещал монастырь Каменц, одарил его богатыми вкладами и после смерти аббата Стуше установил там ежегодную панихиду в день его кончины, а новому настоятелю предписал с каждым из умирающих в монастыре монахов посылать от него поклон Стуше.