Текст книги "Кэйе и Семнех-ке-рэ"

Автор книги: Юрий Перепелкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

И все-таки, как ни умалена на усадебных изображениях по сравнению с супругой царя его побочная жена, она все же служит, подобно той, вместе с фараоном его солнцу. Да и не только служит, а имеет собственную божницу ее имени. Ведь ряд изображений совместного служения солнцу царя и его побочной семьи происходит именно из такого места почитания солнца в южной усадьбе – из «сени Рэ» побочной жены царя Кэйе. «Сени Рэ» своего имени в солнцепоклоннической столице имели мать царя Тэйе (ЕА III: VIII = IX-XI), его старшая дочь царевна Ми-йот (TRSLUK I: II = PSBA XV: 210-211 = ТТА: 159 CLXXIII = HTES VIII: 28 = XXIV) и, согласно царской клятве, должна была получить «жена царева», т. е. Нефр-эт (пограничные плиты Ах-йот К, строка 15 – ЕА V: XXX = XXXVIII = ТТА: 113-114 и X, строка 17 – ЕА V: XXXII). Что «сень Рэ – жив, цел, здоров! – жены царевой – жива она! – на юге», упомянутая в неизданной скорописной пометке (СА III: 201), принадлежала Нефр-эт, далеко не достоверно. Если вместе с издателем считать, что имеется в виду «сень Рэ» в южной усадьбе,[ 110 ] 110
  Н. W. Fаirman. – J. D. S. Рendlеbury. The city of Akhenaten. Р. 3. Vol. 1. Text. L., 1951, c. 201.


[Закрыть] то эта «сень Рэ» была имени Кэйе, а не Нефр-эт (см. гл. II). Правда, у членов основной царской семьи «сени Рэ» бывали обширными самостоятельными зданиями, как у Тэйе, или числились за самим государственным храмом солнца, как в случае царевны Ми-йот. У Кэйе же ее «сень Рэ» была пока что скромным сооружением в пригородной усадьбе, и тем не менее это была все-таки «сень Рэ», солнечный храм ее имени, как у настоящей царицы.

Но и «сень Рэ» в самом средоточии солнцепоклоннической столицы, там, где были государственный храм и главный дворец, не заставила себя долго ждать. Именно из этой «сени Рэ» должны быть многие камни из числа перевезенных в Шмун для строительных надобностей из соседней с ним солнцепоклоннической столицы, когда та была покинута и разорена. Эта «сень Рэ» Кэйе должна была быть если и не большим, то все же представительным сооружением, судя по количеству камней, на которых изображения и титла Кэйе были переделаны на имя Анхес-эм-п-йот, которой молельня была присвоена под названием «сень Рэ дочери царевой от утробы его, возлюбленной его, Анхес-эм-п-йот в доме ликования Йота в доме Йота в Ах-йот» (см. гл. III). Что за храмовая постройка перешла от Кэйе к Ми-йот под названием «дома дочери царевой Ми-йот в доме Йота в Ах-йот», остается несколько неясным.

Во всяком случае, это была постройка из камня и сравнительно крупная, судя опять-таки по количеству камней из Шмуна с изображениями и титлами Кэйе, переделанными на имя Ми-йот (см. гл. III). Возможно, сестры поделили «сень Рэ» Кэйе. Изображения Кэйе на камнях из Шмуна отражают дальнейшее ее возвышение. Теперь лучи многорукого солнца уже тянутся к ней и подносят ей знак жизни, как если бы она была самой царицей (ZAeSA LXXIV: 105 = ТЗГ: 105 = ARH: XIX 234—VI, MDIAeAK IX: VII = ARH: XIV 507—VI A + 311—VI А, ARHAC: 27 = ARH: CLXXVI PC 27, ARH: XXXII 772—VIII, XXXIV 150—VIII D, cp. XVIII 652—VIII В). В южной усадьбе они ни того, ни другого еще не делали. Тем не менее на камнях из Шмуна имя Кэйе ни разу не заключено в кольцо, как то подобало царице (MDAIAK XIV: XII 1 = ARH: XV 610—VII, ARH: XXXII 153—VIII = LVII 135—VIII, ср. LIII 149—VIII С, CXI 438—V А). Зато многолетие «жива она!», по-видимому, нередко сопровождало имя Кэйе, судя по тому, что на камнях из Шмуна оно, вопреки принятому обыкновению, часто оказывается после имени царевны, к которой перешел храмик (MDIAeAK IX: VII = ARH: XIV 311—VI А, ARH: LIII 149—VIII С, CXI 438—VIII А, CXXXIV 983—VIII А, CLIX 448—VIII – многолетие «жива она вечно вековечно!», ср. LXXVIII 91—VIII С, CXXXIV 983—VIII С – многолетие «жива она вечно!»), и даже после имени ее дочери (ASAE XXXVIII: LXXV = MDIAeAK IX: VIII C = ARH: XXIX 632—VIII А). В южной усадьбе многолетие «жива она!» встречается всего-навсего один раз после имени заступившей Кэйе во владении усадьбой царевны Ми-йот (CA I: LIX 43), после имени же самой Кэйе – ни разу (СА I: XXXII 3 дважды, XXXV 9). Возможно, впрочем, что многолетие «жива она!» было употреблено после имени Кэйе на ее золотом гробе еще при ранних солнечных кольцах или в ближайшее время после переделки их в поздние (см. гл. IV). В остальном титло Кэйе, судя по остаткам его на камнях из Шмуна, оставалось таким же, как в южной усадьбе, т. е. к случаю придуманным титлом побочной жены, а не общепринятым титлом полноправной царицы, новоегипетским, а не среднеегипетским, как у той.

Однако на тех же камнях из Шмуна мы находим во всяком случае одно, а то и два или три изображения, указывающие на дальнейшее возвышение Кэйе. На тех камнях, где она превращена в царевну, на лбу у нее нет царской змеи, совершенно так же как нет ее и на лбу превращенной в Ми-йот Кэйе в южной усадьбе. Но вот на одном камне первоначальное изображение особы, служившей вместе с царем его солнцу, было увеличено; в увеличенном изображении по серьгам нетрудно узнать Кэйе (см. гл. III); одна солнечная рука-луч коснулась приставленного ко лбу царского аспида, а другая поднесла к носу знак жизни (ARHAC: 27 = ARH: CLXXVI PC 27 = SAK II: 83). B итоге прическа и аспид врезались в солнечную руку, зато изображение Кэйе, хотя и с запозданием, было увенчано царской змеею, до того присвоенной только царю и царицам Нефр-эт и Тэйе. Одновременно в руку Кэйе вложили гремушку (систр), которою Нефр-эт и ее дочери да и сама Кэйе вместе со своей дочерью (на усадебных изображениях – СА I: XXXIV 1 = ТЗГ: 70, СА I: XXXII 2, XXXV 9) «умиротворяли» солнце. Кисть руки нарастили, так что рука перестала держать первоначальное подношение – широкую длинную ленту. С веером, но еще без налобной змеи Кэйе, если это только она, изображена на камне ARH: CLXXXVIII PC 107. Веер Кэйе, по всей видимости, носила за царем и впоследствии (Ae: I 5 = MDOGB LVII: 10 = JEA XIV: 8 = ТЗГ: 95 = SAK II: 156). Ступенчатые накладные волосы и серьги, общие у Кэйе с женщинами из царского сопровождения, она сохраняет и на том камне, где она увенчана царской змеею.

Если на камне из Шмуна 150—VIII D (ARH: XXXIV) одна из солнечных рук-лучей действительно тянулась к царскому аспиду на лбу спутницы фараона (другая рука подносила ей знак жизни), то присвоение налобной змеи побочной жене царя не повлияло на ее титло. Остатки его на камне («– – – цар[я] (и) [госуда]р[я] – – —») предполагают прежний его состав. Однако издатели не упоминают царской змеи на лбу второй особы (ARH: 127), так что положиться на снимок было бы неосмотрительно.

Вероятно, около того самого времени, когда сооружалась божница Кэйе в самом средоточии Ах-йот, она стала хозяйкой дворца на севере города, точнее, его совладелицей вместе с венценосным возлюбленным (см. гл. II). Единственная изданная пока надпись из северного дворца содержала после имени Кэйе, замененного именем царевны Ми-йот, многолетие «жива она!» (JEA Х: XXXIII 3), в подобных случаях еще исключительно редкое в южной усадьбе (СА I: LIX 43), но довольно частое на камнях из Шмуна (см. выше).

За годы, последовавшие за переделкою солнечных колец из ранних в поздние, когда Кэйе были предоставлены и отделаны на ее имя южная усадьба, северный дворец и божница в главном месте почитания солнца, побочная жена царя поднялась на высоту, близкую к той, на которой стояла царица. Нефр-эт остались только главный дворец и придворцовый храм «двор Йота», куда соперница не проникала. Но юг и север Ах-йот были уже за Кэйе, да и в самом средоточии столицы подле большого дворца появилась божница имени царской возлюбленной. Однако уже наставал час, когда побочной жене фараона суждено было, видимо, вознестись выше самой царицы. Если второй фараон действительно Кэйе, то она под конец царствования своего возлюбленного стала его венценосным сотоварищем.

Этому сотоварищу Амен-хотп IV отдал свой фараоновский синий венец. Отныне именно в нем появлялся на памятниках новоявленный второй царь. Неотъемлемой частью венца был царский аспид. В руки женственный венценосец получил царский скипетр. Но, увенчанный фараоновским венцом, держащий фараоновский скипетр, он должен был облечься в соответствующие им фараоновские одежды: получить право на царский передник, убранный по низу изображениями аспидов, носить по-мужски укороченное складчатое одеяние. Правда, было сделано некоторое послабление: складчатое платье младшего царя оставалось шире, чем одеяние старшего, да и длина облачения была у него большею, чем у того.

Для подданных женственный фараон становился предметом поклонения вместе с Амен-хотпом IV и самим солнцем. К. Дерош-Ноблькур[ 111 ] 111
  Ch. Desroches-Noblecourt. Vie et mort d'un pharaon, Toutankhamon. [Р., 1963], с. 163.


[Закрыть] правильно подметила, что второй фараон, которого она вместе со всеми принимает за Семнех-ке-рэ, заменил тут царицу Нефр-эт. Возможно, что маленькая плита с незаконченным изображением второго царя, наполняющего чашу первому (памятник Б), была тоже заказана частным лицом, но достоверно это известно о другой небольшой плите с изображением царей за столом (памятник А). Надпись на ней сообщает, что ее «сотворил воин (корабля или подразделения) Воссиявший в правде» («Воссиявший в правде» – отличительная часть первого из пяти имен высоко чтимого Амен-хотпом IV Амен-хотпа III). Значит, даже простой воин находил нужным заказывать маленькую плиту с изображением новоявленного фараона! Самому солнцу, представленному вверху плиты, не оставалось ничего другого, как одинаково ласково простирать к тому и другому царю свои руки-лучи и подносить к носу каждого по знаку жизни. И оба они восседают за столом почти как равные. Как это отлично от сходной плиты, на которой Кэйе была переименована в Семнех-ке-рэ (СА III: CVII 3 = CVIII = A: 104 = AOr XXXVI: 13; см. гл. V)! Там она стояла, смиренно склонившись, позади своего повелителя, больше придаток к нему, чем предмет поклонения, но тогда она явно не была еще фараоном – ведь платье на ней чисто женское (СА III: LXXIII 8 = ТЗГ: 99 = ZZR: между 128 и 129 = А: 104). Плита эта, видимо, была тоже частного лица, так как на обратной стороне изображено молящимся некое должностное лицо солнечного храма (СА III: LXXIII 9 + CVII 2, А: 106).

И все-таки, несмотря на венец, скипетр, царское облачение, второй царь не стал настоящим царем. Женственный фараон остался при одном имени, получил не два ободка для двух имен, а только один, как царица. Мы видим второго царя всегда лишь в синем венце, тогда как старший царь то в красном нижнеегипетском, то в двойном всеегипетском, в венцах государственных, древних, не таких, как относительно недавно введенный синий венец. Все выглядит так, как если б младший царь имел право всего только на один, и притом второстепенный, венец, представлявший как бы мужское соответствие женскому синему венцу, более всего на него похожий. Изображали второго царя большей частью меньшего роста, в положениях, намекавших, что он – царь младший. В одном второй фараон даже уступал царице: он носил за Амен-хотпом IV веер, чего та никогда не делала, но что делали ее сестра и придворные да изредка царевны. Иными словами, второй царь был своего рода полуфараоном.

Когда же Кэйе могла быть поставлена в цари, когда могла она получить знаки царского достоинства? Изображений двух фараонов дошло до нас немного. Даже при позднем солнечном имени было еще такое время, когда Кэйе не располагала ни царским венцом, ни царской змеею, ни царским ободком вокруг имени, ни царской близостью к солнцу. Приобрести все это Кэйе могла не раньше, как под конец царствования Амен-хотпа IV. Если в скорописной пометке [1]6-го года его царствования (СА II: LVIII 16, см. гл. II) под «домом честной», которому принадлежало вино, следует разуметь хозяйство Кэйе, а это представляется вполне правдоподобным, то неужели тогда уже она могла быть фараоном? Неужели ее служащие смели б величать ее, царя, «честною», неужели б не употребили более подходящего обозначения, вписав его почтительнейше в кольцо? Поскольку остальные данные тоже указывают на конец царствования как время воцарения младшего фараона, предпоследний – 16-й – или последний – 17-й – год владычества Амен-хотпа IV мог быть вполне годом возведения Кэйе в цари.

А что произошло с Нефр-эт, с «женою царевой великой», если на моленных плитах, ставившихся для поклонения, ее место занял новоявленный фараон? Не постигла ли ее царская опала, или, может быть, она скончалась к этому времени?

Возможны три мнения о судьбе царицы: Нефр-эт умерла, Нефр-эт была изгнана, Нефр-эт примирилась с возвышением соперницы и осталась вместе с супругом.

Имеются ли сведения о времени кончины царицы? Прямых известий, на которые можно было бы положиться, у нас нет.

Существует, правда, любопытный рассказ, записанный А. М. Блэкмэном со слов известного писателя Райдера Хаггарда.[ 112 ] 112
  А. М. Вlackmаn. The Nugent and Haggard collections of Egyptian antiquities. – JEA. Vol. 4, 1917, c. 45.


[Закрыть] Сам Р. Хаггард слышал этот рассказ от В. Дж. Лофти. В начале 80-х годов прошлого века местные жители нашли-де в гробнице, по-видимому той, что была высечена в ущелье позади солнцепоклоннической столицы для фараона и его семьи, известное количество золотых украшений. На некоторых из них имелись будто бы имена Тэйе и Нефр-эт. Согласно В. Дж. Лофти, тут были также перевязи листового золота, помеченные именами тех же двух царственных особ. У В. Дж. Лофти не было с собою стольких денег, чтобы купить вещи. В следующую зиму, в 1883 или 1884 г., он приобрел два кольца для двух других лиц, в том числе для Р. Хаггарда, однако золотые перевязи, по словам В. Дж. Лофти, были тем временем переплавлены.

Украшения, которые В. Дж. Лофти купил для себя, были затем приобретены у него королевским Шотландским музеем в Эдинбурге, однако там они были ради большей сохранности так хорошо убраны, что добраться до них А. М. Блэкмэну не удалось. Тем не менее директор музея передал ученому оттиски увесистого золотого перстня-печатки, на котором действительно было вырезано имя Нефр-эт (JEA IV: 45 = APhE: colour pl. XII = EA VII: L 274). Именные золотые перевязи приводили на память показания ряда лиц, имевших дело с останками из так называемой «гробницы Тэйе». По показаниям этих очевидцев, на останках лежали полосы листового золота, надписанные именем Амен-хотпа IV. Правда, впоследствии Ж. Даресси очень просто объяснил эти золотые перевязи на трупе как отвалившиеся с внутренней поверхности гроба куски надписей, однако недавние розыски С. Олдреда привели его к выводу, что на трупе в самом деле были золотые перевязи, впоследствии пропавшие. Чем бы ни были золотые перевязи, виденные В. Дж. Лофти, но если они происходили из царской гробницы и если они были надписаны именами Тэйе и Нефр-эт, то они могли бы служить доводом в пользу того, что обе царицы были погребены в Ах-йот. Однако досадные «если» в сильнейшей степени мешают воспользоваться рассказом для каких бы то ни было заключений. Настораживает и то обстоятельство, что два перстня, попавшие в конечном итоге в собрание Р. Хаггарда, снабжены изображениями совсем не в духе исключительного солнцепочитания последних лет Амен-хотпа IV. На великолепном ложе из гробницы Тут-анх-амуна, выдержанном строго в том духе, чисто растительный узор заменяет привычные изображения старого хранительного божка Бэса (ТТ III: XXXII С = ГТ: СХХХ В). На перстнях же Р. Хаггарда изображены: на одном – два Бэса (JEA IV: XIII 8 = EA VII: L 277), на другом – пляшущий и бьющий в бубен лев (JEA IV: XIII 7 = EA VII: L 278), все из того же круга упраздненных хранителей. На одном перстне из той же находки названа даже «Мут, владычица неба», отверженная жена Амуна (ЕА VII: L 275)!

Но если бы любопытный рассказ был даже во всем точен, то мы все-таки могли бы вывести из него только то, что Нефр-эт скончалась и была погребена в солнцепоклоннической столице, видимо, в царской гробнице, в бытность еще двора в городе, но когда в точности, до или после смерти Амен-хотпа IV, мы из рассказа так и не узнали б.

Широко распространено мнение, что царица Нефр-эт под конец царствования супруга поссорилась с семьей и, уединившись на севере солнцепоклоннической столицы с маленьким Тут-анх-йотом, прожила там до его воцарения. К вопросу о семейной ссоре нам возвращаться незачем. Спросим себя только, на чем основано представление о проживании царицы на севере города с мальчиком Тут-анх-йотом?

При раскопках в северной части столицы были обнаружены косяки какого-то сооружения и притолока из частного дома, на которых имена Амен-хотпа IV были уничтожены, а имя Нефр-эт пощажено; то же можно было наблюдать на набалдашнике из одного из тамошних домов. Затем там были откопаны изложница для отливки двойных поливных щитков с именем царицы и не менее пятнадцати таких отливков. Тут же на севере столицы были найдены украшения с именами других царей и цариц: в ограниченном количестве Амен-хотпа IV, в большом количестве Семнех-ке-рэ, далее его жены Ми-йот, Тут-анх-йота, его жены Анхес-эм-п-йот. Однако вместе со щитками Нефр-эт встречались только вещицы с именами последней четы (см. JEA XVII: 242-243). Тем не менее обращение с именами на севере столицы вряд ли может иметь какое-нибудь отношение к проживанию там Нефр-эт после смерти Амен-хотпа IV, потому что трудно говорить об огульном истреблении уже тогда памяти царя-солнцепоклонника. Мы уже приводили наблюдения С. Олдреда, что на предметах дворцового обихода, найденных в гробнице Тут-анх-амуна, этот царь не трогал имен Амен-хотпа IV (исключение – сосуды AOr XXXVI: 13). Да и все, что известно по этому вопросу, заставляет думать, что последовательно преследовать память «супостата из Ах-йот» начали после запустения и разорения его столицы. Изложницы для двойных щитков с именем Нефр-эт были найдены в большом числе еще до раскопок севера города (TEA: XV 82, AeISMB II: 529 и т. д.), и не только в этой его части были найдены готовые щитки с именем супруги Амен-хотпа IV (TEA: XV 82, СЕАРНР: 41 и т. д.) и многочисленные вещицы с именами Тут-анх-йота/Тут-анх-амуна и Анхес-эм-п-йот/Анхес-н-амун (TSBA IX: 351 = CEAPHP: 41, TEA: XV, SCN: XXXVII, AeISMB II: 522, СА II: XLIX и т. д.). А то, что на севере столицы украшения с именами Нефр-эт и молодой четы находили иногда в одном месте, не слишком ли это узкое основание для широких построений?

Важнее кое-что другое. Еще от 17-го года, последнего года царствования Амен-хотпа IV, имеются скорописные пометки, сделанные на сосудах с вином «дома (т. е. хозяйства) жены царевой – жива она!» (СА I: LXII G – многолетие не сохранилось, K = ТТА: 181 CCXIX В). Поскольку от 10—11-го годов, дошли винные пометки «дома Нефр-нефре-йот Нефр-эт – жива она!» (СА I: LXIV 1-2, LXII 1 без многолетия), склонны были в пометках 17-го года усматривать намеренное замалчивание имени царицы из-за гонения на нее, которое вычитывалось из остатков южной усадьбы. Впоследствии нашлись более ранние пометки 16-го (СА III: XCIII 218), 15-го (СА III: XCIV 245), 14-го (СА III: XCII 208) годов и, видимо, даже древнее 13-го года (СА III: LXXXVI 33, ввиду слова «сад», см. § 113), ограничивавшиеся тоже глухим упоминанием «жены царевой» без, имени. Более того, оказалось, что «домом жены царевой – жива она!» хозяйство царицы в производственных пометках именовалось еще при Амен-хотпе III (JNES Х: 44 7, 18; 48, 94, 147, 172; 54, 207; при Амен-хотпе IV хозяйство Тэйе прозывалось «домом Тэйе – жива она!» – ТЕА: XXII 14; ср. (вино) – «матери царевой – – —» – СА III: XC 144). Предположить, что под «женою царевой» сперва подразумевали Нефр-эт, а под конец царствования стали подразумевать Кэйе потому-де, что хозяйство царицы под прежним обозначением перешло к сопернице, значило бы предаться ничем не оправданным домыслам. Таким образом, очень похоже на то, что Нефр-эт оставалась царицей вплоть до кончины супруга.

Если Нефр-эт до конца сохраняла свое положение, то понятно и объяснимо странное превращение царской возлюбленной в полуфараона. Раз синий венец царицы сохранялся за Нефр-эт, то Амен-хотпу IV, чтобы венчать и Кэйе, оставалось только уступить ей свой фараоновский синий венец. Если место «жены царевой великой» было закреплено за Нефр-эт, то поднять до уровня ее Кэйе иначе, как сделав ее вторым фараоном, не было способов. Воцарение Кэйе в таком случае было б одновременно плодом великой любви к ней фараона и проявлением внимания к исключительным правам Нефр-эт. Тогда, быть может, не так уж не правы памятники, до последних лет царствования прославлявшие дружбу царя и царицы.

Возникает естественный вопрос: когда именно памятники Кэйе были переделаны для других лиц – до смерти или после смерти Амен-хотпа IV? Сами переделки подсказывают первый ответ.

Действительно, и в царской усадьбе на юге Ах-йот, и на камнях из Шмуна титло Кэйе заменили титлами дочерей Амен-хотпа IV от Нефр-эт – Ми-йот и Анхес-эм-п-йот, которые величаются в обоих случаях только «дочерьми царевыми», не «женами царевыми» и соответственно не имеют колец вокруг своих имен. Если для Анхес-эм-п-йот звание «дочь царева» вполне подходило бы и после смерти родителя, так как царицею стала не она, а старшая сестра Ми-йот, то в приложении к этой последней звание «дочь царева» после смерти ее отца и воцарения Семнех-ке-рэ, «женою царевой великой» которого она стала, было бы вовсе не уместным. Не менее странно было б отсутствие кольца вокруг имени Ми-йот и опущение царской змеи на лбу на присвоенных Ми-йот изображениях Кэйе, если б к тому времени Ми-йот была уже царицею.

Последнее обстоятельство, отсутствие налобной змеи, приводит на ум одно любопытное изображение царевны, вероятно самой Ми-йот,[ 113 ] 113
  J. D. S. Pendlebury. The city of Akhenaten. Р. 3. Vol. 1. Text, c. 61.


[Закрыть] вырезанное на обломке камня из большого дворца в Ах-йот (JEA XXI: XII 2 + 134 = CA III: LXVI 4 + 61) и ввиду резко исказительного способа выполнения относящееся к первым годам существования новой столицы (см. § 103). Ко лбу царевны приставлен царский аспид, и это сделано, несомненно, после ее воцарения, потому что ни на одном другом изображении какой-либо из дочерей Амен-хотпа IV, дошедших во множестве до нас от его царствования, налобной царской змеи нет. Вспомним также известные изображения военачальника Хар-м-ха из его гробницы в Мэнфе времени Тут-анх-амуна, снабженные по воцарении ее хозяина налобными змеями (например, JEA VII: V). Напомним, что на изображениях в южной усадьбе, переделанных из изображений Кэйе, Ми-йот представала уже не в виде девочки, как на изображениях времени царствования ее отца, а в виде взрослой женщины, т. е. такою, какою была в дни своего царствования, когда налобная змея была для нее привычным знаком ее царского достоинства (изображение Ми-йот, царицы, – ЕА II: XLI, однако налобная змея на нем целиком разрушена).

Надписанных изображений дочерей фараона и царицы Нефр-эт сохранилось множество, и ни на одном из них, не представляющем переделку из изображения Кэйе, за именем царевны не следует многолетие. B случае таких, особенно частых, надписанных изображений это должно казаться естественным, потому что вслед за именем царевны следует ссылка на родительницу: «Дочь царева от утробы его, возлюбленная его такая-то, рожденная женою царевою великою, возлюбленною его, владычицей обеих земель Нефр-нефре-йот Нефр-эт – жива она вечно вековечно!» Но и во всех прочих, более редких случаях, когда титло царевны находится в надписи, не служащей пояснением к изображению, и кончается подобною же ссылкою на родительницу (а это в надписях бывает почти всегда), отсутствие многолетия после имени царевны представляется также естественным. Имеется, однако, несколько надписей, позволяющих предположить, что многолетие после имени было вообще несвойственно титлам дочерей Амен-хотпа IV до их воцарения. Имею в виду те очень немногочисленные надписи, в которых титло царевны, не переделанное из титла Кэйе, лишено ссылки на родительницу. Таковы две надписи на колотушках в виде двух рук из слоновой кости из гробницы Тут-анх-амуна. Обе надписи одинакового содержания и гласят: «Жена царева великая Тэйе – жива она! Дочь царева Ми-йот» (IM: XII B a + b = 26). Хотя каждая из надписей заключена в царское кольцо, внутри его в меньшее кольцо вписано оба раза только имя «Тэйе», имя же «Ми-йот» в такое кольцо не вписано ни разу. Это, как и звание «дочь царева», не «жена царева великая», указывает на время до воцарения Ми-йот. Отсутствие после ее имени многолетия в обеих надписях, тем разительнее, что после имени Тэйе оно оба раза выписано «жива она!».

Обращает на себя внимание и словоупотребление вторичных и третичных (см. § 41) пограничных надписей Ах-йот, из которых все сохранившие нужное нам место содержат многолетие после имени царицы, но не после имен царевен. Царь клянется: «(Как) услаждается сердце мое женою царевой да детьми ее, (из) которых (да) дастся состариться жене царевой великой Нефр-нефре-йот Нефр-эт – жива она вечно вековечно! – за (?) эту тысячу тысяч лет, (в течение коей) была (бы) она под рукою фараона – жив, цел, здоров! – (и да) дастся состариться дочери царевой Ми-йот и дочери царевой Мек-йот, ее детям, (тем временем как) были (бы) они под рукою жены царевой, их матери, вековечно вечно» (ЕА V: XXVII-XXVIII). Заслуживает внимания и словоупотребление первичных пограничных надписей Ах-йот К и X. Ни в той, ни в другой надписи имя царевны Ми-йот не сопровождается многолетием (К строка 18 – ЕА V: XXX = XXXVIII = TTA: 115; X, строка 20 – ЕА V: XXXII). Напротив, имя царицы обычно снабжено им (К, строка IX «жива она вечно! – – —» – ЕА V: XXIX = TTA: 104-105; строка 18 «жива она!» – ЕА V: XXX = XXXVIII = TTA: 115; X, строка XII «жива она!» – ЕА V: XXXI). Однако значение показаний первичных надписей умалено тем, что имя царицы снабжено в них многолетием все-таки не повсеместно (оно отсутствует в надписи К в строке 17—ЕА V: XXX = XXXVIII = ТТА: 115, в надписи X в строке 7 – ЕА V: XXXI). Можно было б сослаться еще на обломок из Она ZAeSA XIX: 116 = TTA: 157 CLXVII и на золотой листок LRE II: 360, из которых на первом многолетия нет после титла царевны Ми-йот, а на втором – после титла царевны Мек-йот, но благоразумнее оставить эти примеры в стороне, потому что из изданий (печатный набор) нельзя усмотреть, кончались ли надписи на имени царевны или были просто отломаны после него. Не может никак служить примером опущения многолетия после имени царевны титло «дочери царевой от утробы его, возлюбленной его, Анхес-эм-п-йот, правой голосом», начертанное на каменном ларчике PSBA XXXVI: 168, так как здесь место многолетия занято обозначением царевны как «правой голосом», т. е. покойной.

Весьма существенно словоупотребление скорописных производственных пометок (на сосудах с припасами), найденных в солнцепоклоннической столице, но сделанных часто далеко от нее, при этом, в случае пометок, упоминающих женских представителей царского дома, во владениях, этим лицам принадлежащих или так или иначе с ними связанных. Поэтому как ни беглы и незначительны по объему такие пометки, они все же делались лицами, очевидно знавшими, как величать своих царственных хозяек. После имени царицы в названии «дом Нефр-нефре-йот Нефр-эт» многолетие то имеется, то отсутствует. Оно есть в СА I: LXIV 1, 2 = ТТА: 180 CCXVIII А, его нет в СА I: LXIII 1; СА III: LXXXV 29, 30. Зато после звания «жена царева», заключенного в кольцо и употребленного самостоятельно без последующего имени, многолетие «жива она!» всегда присутствует, в любых словосочетаниях: «дом жены царевой – жива она!» – TEA: XXIV 90, СА I: LXIII K; «мясозаготовочное заведение жены царевой – жива она!» – СА III: XCIV 245; «сень Рэ жены царевой – жива она!» – СА III: 201; «– – – жены царевой – жива она!» – ТЕА: XXII 11, СА III: LXXXVI 33, XCII 208, XCIV 246, 247. Находим мы многолетие и после имени вдовствующей царицы: «дом Тэйе – жива она!» (ТЕА: XXII 14). В случае же имен царевен, когда конец имен не поврежден и тем самым возможно судить о присутствии или отсутствии многолетия, его не оказывается: «дочь царева Мек-йот» – СА III: LXXXVI 38, «дочь [царева] Аихес-эм-п-йот» – СА III: LXXXVI 41. Отсутствие его наблюдается, видимо, и в случае побочной жены царя: «дом честной» – СА II: LVIII 16. Впечатление о неупотребительности многолетия после имен царевен в скорописи, которые мы выносим из ознакомления с производственными пометками, получает уже вполне определенное подтверждение от скорописных писем, отправленных из новой столицы в старую (где их нашли) не кем иным, как мазеваром «дома дочери царевой Ми-йот», следовательно, лицом, состоявшим на службе у царевны. И вот в этих двух письмах имя царевны в названии ее хозяйства – «дом дочери царевой Ми-йот», или, просто, «дом Ми-йот», – ни разу не сопровождается многолетием: ААА XVII: XVIII = XXII = XXIII, строка 1, строка 5 (уцелели одни определители имени), XIX = XXIV = XXV, строка 20, ААА XVII: XXI = XXVIII = XXIX, надписание свитка. Упорное опущение многолетия после имени царственной «госпожи» отправителя писем тем примечательнее, что писец не скупился на многолетие «жив, цел, здоров!» после слова «Йот», заключенного по обыкновению в кольцо: ААА XVII: XVIII = XXII = XXIII, строка 3, два раза, XX = XXVI = XXVII, строки 3, 4, XXI = XXVIII = XXIX, строка 24 (многолетие отсутствует: внутри сочетания «Йот живой», ААА XVII: XVIII = XXII = XXIII, строка 2; в жреческом звании «раб Йота», ААА XVII = XIX = XXIV = XXV, строка 18; раз после слова «Йот», употребленного самостоятельно, ААА XVII: XVIII = XXII = ХХШ, строка 17; затем, разумеется, внутри имени «Ми-йот», ААА XVI I: XIX = XXIV = XXV, строка 20, XX = XXVI = XXIX, строки 1, 7, XXI = XXVIII = XXIX, надписание свитка, ср. § 16-17).

Таким образом, опущение многолетия после имен царевен в дни царствования их отца не случайное явление, а общепринятое обыкновение: царевнам не полагалось многолетие. Лишним подтверждением этого правила может служить пускай непостоянное, но все же частое употребление многолетия после имени вдовствующей царицы Тэйе и полное отсутствие многолетия после имени ее дочери, царевны Бок-йот, наблюдающиеся в гробнице домоправителя царицы-матери Хойе – гробнице, находящейся в солнцепоклоннической столице и относящейся к поре поздних солнечных колец.

Многолетие здесь не сопровождает кольцо Тэйе, когда ее имя входит в состав титла ее служащего: «...распорядитель дома (в доме) (матери царевой), жены царевой великой Тэйе Хойе» (ЕА III: 2, IV, VIII = IX, XV, XVI, XVII два раза, XIX, XX два раза, XXVII), «распорядитель ваятелей жены царевой великой Йвтй» (ЕА III: XVII = XVIII); единственное исключение ЕА II 1: 6, где кольцу Тэйе в составе титла ее домоправителя придано многолетие «жива она!». Затем кольцо Тэйе стоит без многолетия в обращенной к ней молитве, где за именем царицы следуют сразу же определения «владычица питания, многая пищей» (ЕА III: XIX), в повествовательном пояснении к изображенному действию («введение жены царевой великой, матери царевой Тэйе, чтобы дать увидеть ей ее сень Рэ», ЕА III: VIII = IX) и там, где по соображениям соразмерности с другими частями надписи за недостатком места многолетие должно было быть опущено (ЕА III: VIII = X – в титле солнца, XVIII – в полном (втором) титле Тэйе позади ее изображения). Судить о присутствии или отсутствии многолетия после имени Тэйе в мелких приписках к ее изваяниям на изображении ЕА III: VIII = X (+XXV) затруднительно, так как приписки были нанесены краской и большинство их со временем отчасти или даже вовсе утратилось (в одном случае видно многолетие «жива она!», в другом – остаток многолетия, в прочих случаях не видать ничего). Многолетие следует за кольцом Тэйе в приписках к ее изображениям: «жива она вечно вековечно!» – ЕА III: IV, VI, VIII = IX, «жива она!» – ЕА III: XVIII, затем в конце самостоятельной надписи, повторявшей четырежды имена солнца, Амен-хотпа IV, Амен-хотпа III и Тэйе: «жива она вечно вековечно!» – ЕА III: XXI четыре раза, и, наконец, в наименовании солнечного святилища имени Тэйе в конце титла солнца: «жива она!» – ЕА III: VIII = XI. Судя по пустому ныне месту под стоячими кольцами, написанными краской и потому сильно пострадавшими, многолетие должно было иметься после имени Тэйе также ЕА III: XIX. Следовательно, как и надо было ожидать, многолетие за кольцом царицы-матери вполне обычно в гробнице ее домоправителя как в титлах Тэйе, употребленных самостоятельно, так и в написанных подле ее изображений.