Текст книги "Сталь и песок"

Автор книги: Юрий Вольнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 60 страниц)

* * *

Просторное помещение второго цеха очистки выделялось двухэтажными конструкциями выпарных котлов. Каждый котел по извлечению влаги из обработанных отходов обрастал трубами, как пустившее корни дерево, в котором что-то клокотало, булькало, и шипел уже чистый сырец, готовый для подачи на энергетические фабрики.

Пока троица арестантов разбиралась с засором у второго котла, часовой мирно дремал в операторской кабине. Обдуваемый чистым воздухом маски, убаюканный ровным шумом цеха, обняв винтовку как любимую девушку, – часовой "бдил".

И сладко бы "пробдил" так до конца вахты, если бы Косяк не возмутился самим этим фактом. Решивший в последний день заключения, по полной программе проучить летунов, каждый раз самонадеянно дрыхнувших на посту, Косяк впервые посоветовался с товарищами.

Движимый больше озорством, чем фактом нарушения устава, курсант не поленился попотеть в тяжелом костюме химзащиты, задыхаясь взобраться до второго этажа и спуститься обратно.

Сейчас он стоял и от нетерпения припрыгивая, дергал вопросами Черепа, педантично затягивающего последний болт на массивной цистерне фильтра, все переспрашивал, когда же наступит обещанное веселье. И оно вскоре наступило, ознаменовавшись диким ревом часового. Причиной пробуждения которого стал всего лишь запах цеха, проникающий к нему через ржавую дыру в фильтре.

Часовой не сразу понял, из-за чего же в новеньком фильтре маски, образовалось аккуратное ржавое пятно, проевшее металл насквозь и уже с аппетитным шипением взявшееся за комбез. С выпученными от ужаса глазами часовой сорвал с себя маску и вскочил, по пути уронив на ногу ружье. Получив удар массивной винтовкой, часовой еще больше выпучил глаза и полной грудью вдохнул "рабочую" атмосферу Цеха. От моментально впившейся в глаза вони, слезы брызнули ручьями. Зайдясь в диком кашле, он согнулся пополам и, щурясь, на ощупь пытался найти опрометчиво отброшенную маску.

Неизвестно, чем бы кончилось, такое нестандартное применение Косяком, любительских познаний Черепа в химии, если бы озверевшего и скорого на расправу часового не остановил зуммер терминала, своим гудением обозначивший время сдачи арестантов прибывшим на смену сослуживцам.

Косяк же довольно улыбался и увесисто похлопал Черепа по плечу.

– Слушай Череп! Классная идея, до меня бы не доперло, как этого суслика проучить. Откуда ты знал, что ента фигня в досыпке с другим таким же дерьмом станет такой убойной дрянью?!

Соскребая с перчаток остатки уже подсыхавших нечистот, Череп хитро улыбнулся:

– Если бы ты хоть иногда читал этикетки, то добился бы еще и не таких успехов. Хотя… – вспомнив недавний случай, уже без робости упер в Косяка сердитый взгляд, – вот скажи, какого черта, ты вчера закачал в компенсаторный баллон своей дряни? В нем оставалось килограмма три сульфата! Хорошо Дыба успел нас опрокинуть.

Легкомысленно отмахнувшись, Косяк улыбнулся сквозь закопченное вчерашней вспышкой стекло шлема.

– Да ладно тебе, зато какой фейерверк посмотрели, – припоминая сполохи пламени, сплавившие не сработавшие датчики пожарной сигнализации в оплавленные гирлянды, улыбнулся Косяк счастливой улыбкой пиромана. – Наоборот, схалявили, разом прочистили стоки коллектора.

Если бы не мешал шлем химзащиты, Череп бы повертел пальцем у виска, а так ограничился словами:

– Ага, от дерьма то почистили, а копоть потом выковыривали полсмены, а стоки-то – всего одной продувкой чистятся!

Косяк не найдя понимания своей шутке, покосился на Дыбу.

– Ну все, все, не начинай, а то и Дыба опять все вспомнит и начнет по новой перевоспитание, – сказал он заговорщически склонившись к Черепу, и весело подмигнул. – Тока вот скажи, а ты меня еще научишь таким приколам?

Череп умудрился вытащить руку из рукава костюма, бывшего на три размера больше чем нужно, пролез под воротник и поправил очки внутри шлема. Раздумывая и прикидывая шансы выживания столицы как самого крупного из подземных городов Марса, он скептически усмехнулся. Если способности Косяка помножить на ресурсы многострадальной химической лаборатории, да все это на маниакальное упрямство в достижении не понятной даже ему самому цели, то шансы эти примерно равны выживанию в эпицентре взрыва кристалоидной бомбы.

– Ну не знаю, – протянул Череп. – Если Дыба не будет против, то вместе с ним будешь заниматься. Хех… если нас еще определят в один экипаж…

Из головы Черепа все не шел разговор, который состоялся на кануне за полчаса до отбоя. Уже улегшись на лежак, Дыба вдруг попросил Черепа помочь с грызней гранита теории, а то, мол, с практикой все отлично, а объяснить научно – тяжко.

Косяк тогда же встрял с разговором на тему, а почему бы и не стать экипажем. Все равно, мол, в другие экипажи не возьмут и все закончится кочеванием или еще хуже…

После прохождения двух годов начальных "кругов ада" у курсантов как раз наступала пора закрепления экипажей за техникой и тренировки боевой слаженности крыла. Курсанты не прошедшие отбор и не сформировавшиеся в экипажи, отбраковывались. Попадали в рабочие Службы Обеспечения и отрабатывали стоимость межпланетного перелета, а потом высылались на Землю с пометками "непригодность" во всех документах. С такой формулировкой невозможно устроиться не только в корпорацию, даже мелкие компании и то откажут – если даже Наемники их забраковали, – сплошная безнадега.

Все тогда уснули не сразу, каждый на свой лад обдумывал поступившее предложение. И у каждого были свои причины удержаться в Наемном Батальоне.

* * *

Капитан Ряхлов, командир учебной роты сидел за столом в канцелярии и любовался игрой отражений на пластиковой поверхности сейфа. Его не примечательное лицо с мелким прищуром близко посаженых глазок было на удивление спокойно и умиротворено. В принципе капитан был доволен. Стать командиром роты по подготовке «псов пустыни», да еще за такой короткий срок, нет он определенно хваткий парень.

Отражаясь косматыми ромбиками на пластиковом глянце, серебряные пластинки вдруг вспыхнули острыми колючками, и сознание нещадно отмотало воспоминания к мучительному кошмару.

Два года назад. Вот он еще простой энергетик. Сидя рядом с механиком, мелит какую-то чепуху. Сигнал тревоги, и вместо того чтобы метнуться в кресло, зажать себя до хрипоты дугами безопасности, включится в контур – он решил досказать анекдот… Тревога-то опять "проверочная", и они вместе с механиком еще посмеялись над молодым командиром, пытавшимся приказать задраить смотровые люки. И тут машину тряхануло…

В смотровое окно влетел резонаторный снаряд. С хрустом проломил пластик, ворвался с чавканьем в спину механика и раскидал месиво грудной клетки по рубке управления. Бесформенная груда мяса и костей вперемешку с металлом заклинила рули управления, и машина рванулась с места.

Вместо того чтобы перекинуть управление на другой пульт, Ряхлов провалился в ступор. Шок отгородил его психику от реальности, кровавой пелены видений с разлетевшимися по тесной кабине кровью и внутренностями. Расстрелявший весь боекомплект, командир вызывал и материл энергетика. Отсоединив шлейфы управления, в громоздком скафандре, командир протиснулся в его ячейку. Пытаясь докричаться до трясущегося существа, с обезумевшими глазами уставившегося на кровяные сгустки бывшие когда-то механиком, лупил ногами безвольно хнычущее тело. И тут машину тряхнуло еще раз… Крупнокалиберная очередь унесла с собой куски броневых пластин.

Снаряды с противным скрежетом прошивали коробку корпуса, а некоторые разрывались внутри с ослепительными вспышками. И размазанный по стене командир руками пытался закрыть рваное брюшину скафандра, но внутреннее давление выплескивало сквозь сжатые пальцы красный струи воздуха, смешиваясь с влетевшим в пробоины песком…

Усилием воли Ряхлов загнал воспоминания в дальние уголки памяти, забил накрепко гвоздями и попытался улыбнуться. Вернуть безмятежность духа воспоминаниями триумфа. ЕГО триумфа.

Он стал героем. Атака дымящегося "ВОЛКА-44" сорвала прорыв противника. Неуправляемая машина с заклинившими рулями, и еще живым лейтенантом отстреливала прицельными залпами трейлеры, полные боеприпасов, как в тире, – тем самым не давая произвести перезарядку штурмового крыла противника. Петляя среди горевших туш трейлеров, машины противников теряли минуты преимущества, пытаясь пристрелить одиночку сумевшего помешать развитию успешного прорыва. И когда подтянувшийся резерв ударил в тыл увлекшемуся охотой противнику, враг начал отступление.

Но "герой" так и не успокоился. С тем же рвением продолжая носиться по впадине, пока не врезался в остов трейлера и с детонировал боеприпасы в длинной туше транспорта. Когда утих пожар, подоспели эвакуационные команды и приступили к вскрытию запекшейся обшивки искореженной машины.

Вокруг собрались выжившие машины. Все ждали чуда. После извлечения трупов командира и механика, удивленные спасатели проорали в эфир об одном выжившем. Доклад о живом герое воодушевил генерала на пафосную речь, и случайное стечение обстоятельств превратилось в "стремительную атаку", названную "торпедной" (затем в тактических учебниках появится пример яркого применения средних машин для стремительных атак в тыл), единственному выжившему герою торжественно присвоили позывной – "Торпеда".

Была и в этом деле и "второе дно", о котором Ряхлов узнал уже позже, прислушиваясь к трепу штабных офицеров, кутивших в офицерском клубе. Благодаря "торпедной атаке" генерал не проиграл схватку за новое месторождение. И негласное соглашение заключилось – генерал чувствовал моральный долг и усиленно продвигал своего протеже.

Ряхлов досрочно получил офицерский чин, ступеньки карьерной лестницы зарябили в глазах, и через неполные два года уже с капитанскими ромбами, Ряхлов "командовал" учебной ротой…

Улыбнувшись воспоминаниям, Ряхлов натянул высокомерную маску любимчика удачи, повеселел и склонился над дисплеем терминала. Вчитываясь в строки, постепенно хмурился и постукивал холеными ногтями по пластику настольного обелиска с дарственной надписью и пожеланиями успехов в карьере от своего ангела-хранителя, все-таки сложившего голову где-то в пустыне.

Пожевав губу, отодвинул терминал со строками заключений психологов. Закорючки букв повествовали о проблеме. Проблеме, способной стать "гнилой ступенькой" в его карьере.

Воплощалась она в трех курсантах, тянущих показатели его личного рейтинга вниз. В результате этого могло приостановится его торжественное продвижение по карьерной лестнице, следующим этапом которого намечался перевод в штаб. Тем более что денежный оклад капитана уже не справлялся с запросами "баловня фортуны" любившего покутить в "красных порталах".

Сонную тишину кабинета разогнал сигнал вызова. Не глядя на монитор коммуникатора, Ряхлов нажал клавишу ответа.

– Мой капитан, прибыли курсанты с гауптвахты, – доложил дежурный по уровню.

– Через пять минут вместе с командирами крыльев ко мне.

Откинувшись на спинку кресла, Ряхлов полюбовался своим отражением. Придав лицу строгое выражение, поправил липучки песочного комбеза, ласково погладил ромбики звания. Вызвав наброски скорбного рапорта в холодной подсветке дисплея, начал "про себя" репетировать речь.

Свистнули отъезжая створки, и в открывшуюся дверь вошел командир восточного крыла лейтенант Колосовский. Коренастый молодой человек с ярко выраженным волевым подбородком и глубоко посаженными голубыми глазами, лейтенант, за глаза прозываемый "Кол", славился твердостью характера и немногословностью. Чемпион батальона по стрельбе из импульсного пистолета, в жизни он был довольно спокойным человеком, но в критических ситуациях умел превращаться в настоящий ураган. Среди курсантов поговаривали, что при схватке за "Кратер слез" он десять минут один сдерживал прорыв трех тяжелых "азиатов"…

Уважение, которое испытывали курсанты к своему лейтенанту, граничило с фанатичной преданностью, что коробило самолюбие Ряхлова и сказывалось на их взаимоотношениях – Ряхлов терпел лейтенанта так же, как памятник голубей.

Следом за Колом в канцелярию юркнул другой командир крыла, засидевшийся в своем звании лейтенант Анисимов, метко прозванный курсантами "Симой". Первое, что бросалось в глаза при взгляде на лейтенанта, – это кукольное лицо с широко распахнутыми детскими глазами. Весь такой округлый, он создавал впечатление нарисованного хомячка. Но первое заблуждение моментально разбивалось тяжелым басом Симы, от которого перепонки неподготовленных слушателей опадали шелухой, а от смысла гневной отповеди наступало непреодолимое желание застрелиться, дабы добровольно прекратить мучения, настолько жестоко ошибшейся природы.

Вошедшие следом за ними курсанты организовали у двери строй, а за столом расселись офицеры.

– Господа курсанты, согласно уставу Наемного Русского Батальона и мнению психологов, и преподавателей, с прискорбием должен сообщить, что я и командиры крыльев рассматриваем процедуру перевода вас в Обеспечение, – с места в карьер начал речь капитан, – все наши воспитательные методы себя исчерпали. Дабы ускорить процесс, вы должны написать рапорта о добровольном переводе, – удовлетворенно хмыкнув, Ряхлов поднял взгляд близко посаженых глазок, – ведь за годы обучения в Учебном Корпусе вы не добились не защитили ни одной ступени, – перейдя к сути, скривился он будто выпил уксуса, – Дыбенко, вы провалили все зачеты по теоретическим дисциплинам. Не сдали на допуск к самостоятельной работе. Сломали два имитатора в тактическом классе…

Прочитав пометки в личном деле Косяка, замялся, подбирая пристойные выражения, затем, видимо найдя нужные слова, он придав лицу нейтральное выражение прокомментировал:

– Курсант Косяков неуспеваемость практически по всем дисциплинам. Неплохие показатели по взрывчатым веществам да и только… Но на фоне постоянных конфликтов с сослуживцами, ваше вызывающее поведение, нарушение формы одежды, несоблюдение правил безопасности, – беспомощно разведя руками, Ряхлов перевел взгляд на последнего курсанта в строю.

Презрительно скривившись, при взгляде на стекла его очков, процедил:

– Курсант Черепков у вас полная непригодность к службе в наших рядах. По теоретическим наукам у вас успеваемость на достаточно высоком уровне, но что касается практических занятий – картина плачевная. Физическая подготовка неудовлетворительная, Коммуникабельности – ноль. По обращениям в лазарет – побили количество арестов Косякова.

Придавая лицу печальное выражение, капитан театрально упал в кресло.

– Так что, господа курсанты, дальнейшее пребывание в соединении считаю нецелесообразным, – запустив по столу прозрачные пленки, с уже проявленными текстами рапортов, задушевно изрек, – для экономии вашего и нашего времени, подписывайте рапорта.

Прозвучавшие в ответ слова Косяка прозвучали диссонансом в стройном теле капитанской симфонии и стали полной неожиданностью, как для самого капитана, так и для равнодушно молчавших офицеров.

– Мой капитан, разрешите… поговорить наедине.

Лицо уже праздновавшее победу, медленно скисло, и Ряхлов поднял на Косяка полный недоумения взгляд. Резко поднявшись с кресла, подошел к курсантам. Сверля каждого взглядом, он пытался угадать причину такой просьбы.

Дыба сверлил пространство невинным взглядом младенца, Череп отводил глаза в сторону и сосредоточенно рассматривал увлекательную настенную голограмму, на которой Ряхлов получал первое офицерское звание от командующего.

Приняв строевую стойку, Косяк неподвижно застыл пред опешившим командиром и поедал того преданным взглядом. И только сейчас Ряхлов вдруг заметил правильно и аккуратно затянутые комбезы, согласно уставу расположенные знаки различия, аккуратные стрижки, даже знаменитый гребень ирокеза, коим так гордился Косяк, был убран под срез берета.

– Господа, прошу покинуть канцелярию – возвращаясь к креслу, бросил через плечо. – Косяков, остаться.

В коридоре ожидая Косяка, Дыба делился с дежурной сменной впечатлениями о прелестях «губы», а Череп скромно помалкивая, перетаптывался рядом. Вдруг нарушая вязкую тишину расположения роты, из аппендикса коридора ведущего в канцелярию, послышалось шипение закрывшейся двери и сразу на ним дробный топот ног бегущего человека. Вылетевший в длинный коридор курсант ликовал. Косяк с разгона запрыгнул Дыбе на шею, без слов давая понять результат состоявшегося разговора. Радостную весть, с хмурой миной, подтвердил вышедший из за угла Лом, совсем не разделявший охватившую троицу радость. Еще бы, получить под команду такой «подарок» как экипаж «отбраковки» – приятного мало.

– Вы – экипаж номер 13. Помещение проживания укажет дежурный, – сухо проговорил он, протягивая чип инф-носителя, – здесь ваши планы занятий. Зачет по теории – через месяц, практику – сдадите на второй, зачет на допуски – третий. Успехов.

* * *

Выпроводив ухмыляющегося дежурного, троица окинула просторное помещение предназначенное для их проживания скептическим взглядом. Обрывки оптоволокна, торчащие из стен и потолка засохшими сучьями старого дерева, начавшая похрюкивать климатическая установка, «дерганное» освещение – все свидетельствовало о том, что в кубрике уже вечность никто не жил. Отложив в сторону кофры с личными вещами, троица приступила к наведению общего порядка. Буквально через час пыльной работы помещение заблестело вновь отмытыми стенами, вычищенными лежаками. Под конец починили бытовой контроллер, заставив его выполнять помимо нудного гудения еще и положенные по инструкции функции. Каждый украсил свою стену той голограммой, что ему больше нравилась. Дыба закачал лесной пейзаж, Косяк мучился с режимом смены голографий разнокалиберных красоток, пышными прелестями отвлекающих Черепа от настройки футуристического пейзажа далекой планеты.

Вспомнивший о важности момента Косяк, извлек упаковку напитков. Разбросав товарищам по банке, принял торжественную позу и гнусаво передразнил интонацию капитана:

– И только из соображений экономии средств Батальона я иду навстречу вашему предложению. Я не возражаю против формирования экипажа с предложенным составом, – перестав, гримасничать продолжил: – Ну… выпьем за экипаж!

Дыба, не дождавшись продолжения, сделал глоток:

– Ну, а как сделал то предложение?

– Череп правильно нашептал, – отдав должное умозаключениям "очкарика", Косяк отсалютовал ему пластиковой банкой. – Когда вы вышли, он с ногами сидел в личном деле. Ну я и сказал, что если он меня выпрет, то прилетит дед… и на хрен всех порубает, а если он даст шанс попасть в экипаж, то дед сделает из него майора, может даже полкана за заслуги дадут. Тут-то он и спекся.

– А что, действительно прилетит? Или скажешь он раньше про деда не знал? – спросил Дыба.

– Может, и прилетит… – поскреб затылок Косяк, – но рубить начнет с доставшего внука…

Родился Косяк в семье потомственных военных, династии, в которой верховодил вышедший в отставку дед-генерал. Родители были вечно заняты, поэтому воспитание ребенка с детства доверяли разнообразным гувернанткам и учителям. Постоянные переезды и частые смены учителей, ничего кроме шалопайства в ребенке развить не смогли. Так и вырос Косяк, предоставленный самому себе. Получил образование, как ребенок из обеспеченной семьи, он сдал зачет по программе средней школы, и закончил подготовительные курсы для поступления в военный университет.

Но в голове у парня гулял ветер и все старания учителей и репетиторов, выдувались сквозняком слабо-наркотической дряни и выбивались ударами уличных потасовок.

За тем сию неприглядную картину обнаружил дед и для Косяка настала черная полоса жизни. Дед решил взяться за воспитание непутевого внука, позорящего всю семью пухлым делом в картотеке полицейского участка.

Личное дело отпрыска известной фамилии, пересылаемое при переездах обрадованными полицейскими из участка в участок, постоянно пополнялось новыми подробностями, и уже не помещалось на стандартном носителе. Количество обращений к адвокатам с каждым годом увеличивалось, да и затраты уже становились весомыми к тому же на проделки начинали обращать внимание журналисты.

Увы, все педагогические попытки деда наталкивались на бастион полного пофигизма, а после провала вступительных экзаменов в военную академию, на семейном совете было решено "сбыть" непутевого отпрыска в надежные руки в Наемный Русский Батальон. Был сделан звонок серьезному человеку, старому другу деда, ныне генералу наемнику, он то и забрал Косяка в Батальон в буквальном смысле слова.

Вернее забирали Косяка два амбала – ветерана. С невозмутимыми лицами глубоководных рыб, пестря нашивками участия во многих локальных войнах, они держа подмышками брыкающийся ковер, четко отсалютовали прослезившемуся деду.

Порядком умаявшиеся ветераны, со вздохом облегчения сдали Косяка на пункт вербовки добровольцев. Укутанный страховочными ремнями и с разжеванным беретом в виде кляпа, брыкающийся Косяк, первым делом обложил опешившего дежурного по всем правилам уличной ругани. Вот так, криком о неизлечимых дефектах умственной деятельности всех в мире военных, ознаменовалось прибытие Косяка на Марсианскую базу Наемного Русского Батальона…

Задумчиво улыбнувшись, Череп оторвался от терминала, качнул головой в сторону дисплея и сказал:

– Ну, тогда пора переходить к следующему этапу. Первая у нас теория по энергетическим бортовым системам и механика. Начнем?…

Прерываясь только на обязательное посещение столовой, троица засела за учебу. Череп разжевывал Дыбе теорию до уровня детского сада, а затем объяснял на пальцах. Занимаясь резьбой по "дереву", старался сделать извилины не столько глубокими, сколько более ветвистыми.

Тяжелее всего тому давались теория энергетических взаимодействий и принципы силовой системотехники. Дыба все пытал Черепа, что за "електронны" такие шустрые и как древние ученые узнали что такое электрический ток, если его до сих пор никто никогда не видел. А Череп не мог понять, как Дыба с такими взглядами на физику налаживал сложные энергосиловые модули. Не зная теоретических объяснений процессов, тот легко управлялся с наладкой и устранением неисправностей, с легкостью собирая и запускал на терминале то или иное устройство.

В этом деле Дыба был непревзойденный феномен.

Родившись в глухом селе, на краю одной из континентальных магистралей пролегавших по всей Украине, Дыба рано потерял родителей. Воспитывался попеременно тетками и дядьками которых с обеих родительских сторон было превеликое множество. Не получивший в итоге никакого образовании, кроме бесплатной сельской восьмилетки, Дыба мог устроится работать лишь в сельскохозяйственную общину на уборочный комплекс или идти, в издревле почитаемую всей деревней, профессию – пастухом.

А после того как староста и молодой "балбес" однажды повздорили, вакансия главного специалиста по накручиванию быкам хвостов, стала под большим вопросом. Если бы не случай, не известно еще, как бы сложилась дальнейшая судьба Дыбенко Петра Демьяновича.

Дыба как раз заканчивал отладку помпы, откачивающей нечистоты из "скотской" фермы, когда с автострады раздался громкий звук лопающихся ограждений. Ломая верхушки придорожных березок и ревя разгонными турбинами, фургон пролетел по нисходящей траектории солидное расстояние и плюхнулся в "нерукотворное" озеро.

Когда молодой парень, по пояс брел в вонючей жиже к уже начинавшему погружаться фургону, упорно продолжавшему мигать зазывными картинками и надписями вербовщика Наемников, он и не знал чем ему грозит спасение утопающего.

На следующее утро из коровника раздались такие ругательства, что даже сторож дед Панас, начал краснеть как молодуха, заглянувшая к сапожнику. Это проснувшийся "утопший", обнаружил себя в стогу сена, уже полностью пропитавшемся местной достопримечательностью, коей свиньи затопили озеро доверху.

После стирки мундира от деревенского "богатства", престарелый ветеран-вербовщик, попутно выпив весь фермерский запас рассола, вспомнил кем он является. И начал вешать уже свое "дерьмо" на Дыбины уши. А после того как тот без деревенской техники вытащил фургон, а затем при помощи зубила и молотка отрегулировал контуры подачи энергии на заклинившие турбины, вербовщик стал похож на местного кота Ваську, дорвавшегося до аптечной валерьянки.

Уже ближе к полудню, Дыба подписывал стандартный контракт наемника. Пересчитав первые подъемные и сравнив сумму для прибытия к центральному вербовочному пункту, чесал затылок над суммой которую в руках то держал только староста, и то – в день раздачи паевых всей деревне.

Оставив половину денег, уехал даже не прощаясь с родней. Чему те были не сказано рады. И отмечая такое событие, разгулялись не на шутку. В итоге сгорели амбар с элеваторным комплексом.

Возвращаться уже было поздно и эти новости он увидел по каналу, транслируемому на взлетающем армейском транспортнике. И уже только на базе Наемного Батальона Дыба понял куда он попал. А что бы отказаться от службы, нужно было вернуть стоимость перелета с Земли на Марс и обратно. Таких денег не собрать, даже если бы собирали всей деревней, десять лет ведя трезвый образ жизни. Оставалось держаться в Батальоне всеми своими не малыми силами, что бы накопить денег и вернуться назад…

Затем происходила смена мучителей, и уже Череп проклинал Дыбу за противный вкус биологических добавок и тяжелые упражнения.

Участвуя в первой части плотного графика, Косяк расслаблялся во второй. С теорией ему было проще. Заложенная школой и титаническим трудом репетиторов, база откладывалась на подкорке мертвым грузом, и Череп только собирал мозаику из обрывочных знаний, складывая их в цельную картину. Глядя, на то, как Дыба гоняет Черепа, Косяк перестал давать ехидные рекомендации, и вместе с "умником" осваивал приемы рукопашного боя, не гнушаясь по ходу развить ту или другую группу мышц. В свободную от занятий минуту, когда Дыба самостоятельно шевелил мозгами, морщась над текстом обучающих программ, его подопечные самостоятельно валили друг друга на жесткий пол кубрика. Синяки и ушибы стали неотъемлемой частью тел, но довольные курсанты уже не могли себе представить, как прожить хотя бы день без тренировок. Пролетели недели, и Дыба натаскал в кубрик тренажеров, колдуя над биодобавками в коктейли, редактировал и изменял планы тренировок, нагрузок, которые заменяли остальным привычные занятия.

Череп чередовал тренировки и обучение, наблюдая явный прогресс, уже спокойно усложнял, увеличивал объем материала концентрируясь на самостоятельном обучении. По приблизительным оценкам, подопечные уже нагоняли крыло по пройденному материалу и процентов на шестьдесят были готовы к сдаче зачетных дисциплин.

Встречаясь с курсантами своего крыла только на общих построениях и общих занятиях, троица оставалась такой же замкнутой. Удивленные взгляды и колкие вопросы уже не раздражали, как раньше. После того как Косяк, задетый курсантом из бывшего экипажа, промолчал и не ввязался в драку, всех заинтересовало – где же пропадают курсанты. Заметили и увеличение рельефа мышц и необычную покатость плеч на мелком Черепе. Троица стала темой для пересудов, продолжавшихся до одного злосчастного случая.

В выходные дни, дежурства отличались суматохой и насыщенными событиями. Доложив Дежурному по Соединению о заступлении на дежурство, Череп как старший вахты начал регистрацию убывающих и соответственно прибывающих с развлечений курсантов. Процедура регистрации – синоним нервотрепки для всех участников. В случае любого происшествия, крайней всегда оказывалась дежурная смена.

Череп только закончил рапорт дежурному офицеру, как на монитор вышло изображение с камеры, показывающей кабину входного лифта. Компьютер не ошибся, в просторной кабине действительно было на что посмотреть, там веселилась теплая компашка. Ярко разукрашенные, пестро одетые девицы, если конечно можно называть полупрозрачный латекс одеждой, висли на плечах курсантов, которые в свою очередь пытались удержатся на ногах хватаясь за девиц. Гогоча так, что микрофон хрипел от перегрузки пытаясь передать силу смеха, курсанты попутно лапали представительниц древнейшей профессии, умудряясь при этом лакать пиво из пластиковых банок. Громко звякнув, створки лифта разошлись, вывалив из себя всю компанию. Завалившийся, по началу, на пол вместе со всеми, старший "семерки" вскоре поднялся и окинув место дежурного презрительным взглядом весело заорал:

– Девоньки, это и есть наша берлога. У нас даже свой зоопарк есть! – кивнув в сторону Черепа, заплетаясь, пытался четко выговаривать слова. – Некоторых зверушек мы выпускаем погулять в коридор. Вы когда-нить видели суслика в очках?

Вся компания залилась пьяным смехом. Воодушевленный удачным началом, курсант продолжил:

– А еще у нас тут есть, где-то дите полка. Шакаленок, его мамаша в пустыне родила, в каком-то боевом походе, отличить от остальных его можно по характерному цвету волос…

Череп лихорадочно соображал, что можно сделать в этой ситуации. Хорошо, что Косяк с Дыбой заняты уборочными автоматами, иначе Косяк бы уже кинулся в драку. Но рано или поздно нужно было бы решать проблемы. Нервно теребя лацкан наколенного кармана, Череп набрался смелости и как только компания собралась двинуться вглубь коридора, с издевкой произнес:

– Носорог, ты же знаешь, что вся любовь должна заканчиваться перед лифтом. Или вы сами не могли справиться и привели девочек к настоящим мужчинам?

Наступила немая сцена. Экипаж семерки, никогда не слышавший от забитого Черепа подобных слов, осоловелыми глазами уставился на очкарика, еще и подмигнувшего ИХ девочкам. Одна из девиц глуповато хихикнула, но увидев перекошенное лицо начавшего звереть Носорога, передумала.

– Ты че, метеорит куполом поймал?! Ты с кем говоришь, урод… да я сейчас тебя размажу, – брызжа слюной, рослый детина тараном бросился на Черепа.

– Вложив в удар правой всю массу, Носорог рассчитывал вырубить мелкого с первого попадания. Но вдруг рука "провалилась" попала в тиски захвата, ноги потеряли опору, перед глазами мелькнул свет потолочного плафона. Суча ногами, тело кулем шлепнулось о бетонный пол.

– Носорог если ты решил помочь с уборкой, – чувствуя, как по телу побежала знакомая дрожь возбуждения готовых к тренировке мышц, Череп уверено ухмыльнулся, – предупреждать надо, мы бы полы не мыли.

Заревевший от негодования экипаж "семерки" кинулся на Черепа, которому вдруг отчетливо представилось, как выглядит открытый перелом лучевых костей, но, уклоняясь от урагана пьяных замахов, он сумел выбросить чушь из головы и все больше увлекаясь перехватами и блоками, закрутился в карусели боя.