355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Валин » Выйти из боя. Гексалогия (СИ) » Текст книги (страница 13)
Выйти из боя. Гексалогия (СИ)
  • Текст добавлен: 12 октября 2016, 06:12

Текст книги "Выйти из боя. Гексалогия (СИ)"


Автор книги: Юрий Валин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 100 страниц) [доступный отрывок для чтения: 36 страниц]

– Побежишь – шлепну, – негромко произнес моряк.

– Мне к вам приказано. Потом еще вернуться затемно нужно.

– Нужно – вернешься, – пообещал конвоир.

– А у вас там, в ГКО, светленьких богато? – поинтересовался, оборачиваясь, автоматчик. – Я бы на охрану мигом заступил.

Вот он пост. Два блиндажа, глубокий ход сообщения, все знакомо. Только сейчас в прикрытом маскосетью ровике стоит дальномер и стереотруба.

Оттуда высунулись наблюдатели.

– Степан, никак подкрепление прислали? Для поднятия боевого духа?

Моряк, не отвечая, прошел мимо, деликатно стукнул в щелястую дверь блиндажа.

– Товарищ лейтенант, тут такое дело…

В блиндаже было тихо, наконец высунулся молодой офицер в накинутом на плечи кителе с нашивками техника.

– Вот, товарищ лейтенант, девушку на обрыве отловили, – с непонятным смущением доложил боец. – Мокрая, и невнятно объясняет свое присутствие.

– Почему невнятно?! – возмутилась Катя. – У меня приказ для командира Манипуляторного поста. Вы командиром будете?

– Допустим, – хрипло сказал лейтенант и принялся медленно застегивать китель.

Отдавать честь было сложно – пилотку Катя благополучно утопила. Пришлось вытянуть руки по швам и отрапортовать:

– Посыльная по штабу ГКО рядовая Мезина. Вам приказ. – Не успевшая подсохнуть посыльная извлекла из кармана пачку слипшихся документов, не без труда выбрала свернутый вчетверо листок.

– Вы как шли, боец Мезина? – с удивлением спросил лейтенант.

– Так сказали, что низом безопаснее, – жалобно призналась Катя. – А как стрельба началась, так я в воду свалилась. От внезапности.

– А это что за тряпочка? – лейтенант двумя пальцами держал мокрый листок.

– Приказ, товарищ лейтенант. О срочном откомандировании в штаб.

– Кого? Меня? Зачем я в ГКО понадобился?

– Не могу знать. Там, вообще‑то, вроде не вас вызывают, а бойца какого‑то. Мне приказано проводить немедленно.

– Так ты, проводница, его утопишь, – насмешливо произнесли за ее спиной.

Немногочисленный личный состав поста потихоньку подтягивался к гостье.

– Отставить болтовню, Михайлов, – приказал лейтенант и с сомнением оглядел бумагу. – Ну и что я тут разберу? Посылают черт знает кого.

– Никакая она не посыльная, лейтенант, – негромко сказал коренастый крепыш с немецким автоматом на груди. – Сам на нее глянь.

– Чего это я не посыльная? – оскорбилась Катя. – Вот документы. Вот пропуск в штаб. Меня сам товарищ Корисов Алексей Борисович знает.

– Так, пошли к свету, – с досадой проронил лейтенант. – Корец – со мной. Наблюдателям бдительность не терять. Остальным – отдыхать. С рассветом и у нас начнется.

Крепыш подтолкнул Катю в спину:

– Двигай, ундина морская. Сейчас разберемся, откуда приплыла.

В блиндаже было тесно и душно. Тускло коптила «летучая мышь». На койке сидела женщина с двумя кубиками[46] на петлицах, явно медицинской службы.

Игнорируя Катю и крепыша, медичка проникновенно взглянула на лейтенанта.

– Надолго это, Володя?

– Сейчас разберемся, – сдержанно ответил лейтенант и сел ближе к лампе. Пока он разбирал промытые документы, крепыш, занявший место у входа, насмешливо рассматривал «посыльную». Военфельдшер тоже смотрела. С неприязнью.

Катя начала нервничать. Все шло наперекосяк. Нельзя сказать, что документы сделаны безукоризненно, но должны были проскочить. В сухом виде по крайней мере. Сейчас кто его знает, – этот драный автоматчик какой‑то чересчур бдительный. Лейтенанту явно свидание обломали. Взъестся сейчас. И вообще, унизительно стоять и горбиться, чтобы макушкой в потолок не упираться.

Самое поганое, что краснофлотца Чоботко на здешнем посту что‑то не наблюдалось. Не мог же гений измениться до полной неузнаваемости? Возможно, дрыхнет где‑нибудь. Люди измотаны, немец не ослабляет нажим с 7‑го числа. Или часовым стоит наш Чоботко?

– Да, дела, – лейтенант силился прочесть бумаги. – Вот приказ. Только здесь шифровальщик нужен. Размыло все. «Срочно откомандировать красно‑фло‑флот‑ца Ново‑товко…» Шоротовко? Ничего не разберу. Но у нас таких все равно нет.

Катя молчала. Пусть сами расшифруют. Естественнее получится.

– Вы прямо в штаб позвоните, – посоветовал крепыш. – Пусть прояснят. Девица сомнительная. Для верности лучше выяснить.

Лейтенант кивнул и без особого воодушевления взялся за телефон.

Лампа дрогнула. В гул канонады вплелись резкие ноты.

– Вон как навалились, – пробормотал лейтенант. – Это уже в центре. Кажется, из шестиствольных лупит. Денек еще тот будет. – Он принялся крутить ручку телефона.

За связь Катя была спокойна. Коммутатор ГКО разнесло бомбой еще 27‑го. Восстановить его еще не успели.

Линия шла через «БС‑18/1». Пока лейтенант Володя соединялся, пока добивался дежурного по ГКО, пока выяснилось, что связи нет, Катя совсем измаялась. Торчать согнутой было утомительно. Крепыш с автоматом на коленях присел у входа. Медичка причесывалась, бросая на «посыльную» ледяные взгляды. Катю подмывало двинуть кривоногому охраннику каблуком в лоб, отобрать автомат и спросить, куда Чоботко дели? Вполне могло бы и получиться, но бить своих как‑то не хотелось. Лейтенант наверняка дернется, придется ему руку сломать. Да и медицинского визга будет предостаточно…

– Нет связи с ГКО. – Лейтенант положил трубку. – Да ты сядь, пловчиха. Что будем делать – как там тебя, – Мезикина?

– Мезина, товарищ лейтенант. Давайте вашего краснофлотца, и я его отведу. Если я подозрительная, потому что мокрая, так дайте провожатого. Доведет до батареи, потом дальше переправят. Меня командир взвода со свету сживет. Сержант Жуков, он знаете какой строгий.

– Нет у меня лишних людей, чтобы девиц провожать, – буркнул лейтенант. – Да в этом чудном приказе и не разберешь ничего. Кто вам там понадобился?

– Так давайте разберем. У меня зрение хорошее…

– Постой, лейтенант, – вмешался крепыш. – Брешет она все. Явилась со специально размытыми документами. И без оружия.

– У меня «наган» был. Утопила вместе с противогазом, – с досадой объяснила Катя.

– Понятное дело, – крепыш с готовностью ухмыльнулся. – А винтовку еще раньше потеряла?

– Винтовку в штабе оставила. Она тяжелая…

– Помолчите, Мезина, – сказал лейтенант. – Давай, Корец, – что еще усмотрел?

– Ботинки старого образца, но не шибко ношеные. Комбинезон – я такие только у танкистов видел, да и то еще до войны в Одессе.

– Комбинезон мне вместо гимнастерки выдали. Спалили ее, а моего размера у старшины не было.

– Размера не было, а комбинезон по фигуре подогнать умудрилась? – ласково проговорил крепыш. Потянулся, пощупал рукав: – Точно, товарищ лейтенант, – не наша ткань. У нас помягче. И пуговицы, гляньте, какие.

– Так, – лейтенант нехорошо глянул на посыльную. – Что еще, Корец?

– Да много чего еще. Низом она шла, а у батареи не задержали. Там же мины поставлены. Винтовка ей тяжела, а посмотрите, как двигается. Спортсменка, пусть я очки нацеплю, если не разрядница. И еще… Красивая больно. Вы бы такую кралю в связные определили?

– Так меня из расчета перевели, – возмутилась Катя. – Свели из двух в один расчет. Снарядов все равно в обрез. Мы прямо у ГКО стояли. Освободившихся номеров на охрану штаба поставили. Вот и бегаю.

– Из чего стреляла, спортсменка?

– «31‑К».[47] Автомат. Только я не стреляла. Ящики таскала. У нас расчет опытный был. Одна я из новобранцев. Мы с «Осетией» прибыли, всего месяц здесь. А сама из Москвы. В Краснодар к тетке эвакуировались. Там меня мобилизовали. Я добровольно. Комсомолка. Там все написано.

– Про тебя, значит? – Лейтенант ткнул пальцем в подсыхающую газетную вырезку. – «Приказ № 0058 от 26 марта „О призыве в войска ПВО девушек‑комсомолок“». Быстро ты на фронт попала.

– Я письменно требовала отправить, – мрачно пояснила Катя.

Лейтенант переглянулся с врачихой, пожал плечами:

– С «Осетии», выходит? Ну и кто тебя, такую неопытную, посыльной гоняет? У вас там, видно, совсем голову потеряли.

Коренастый вдруг поднялся, шагнул к столу. Потрогал разбухший комсомольский билет:

– Комсомолка, значит? Доброволец? Зенитчица? Ну‑ка, ладони покажи.

– Ты что, чекист, что ли? – с угрозой процедила Катя. – Вы, лейтенант, приказ выполняйте. Отправляйте‑ка меня с краснофлотцем в штаб. Можете под конвоем вести и автоматами в спину тыкать, только до рассвета нам в городе нужно быть.

– Ты еще покомандуй, боец Мезина. Корец у нас хоть и не чекист, но в УГРО поработал, – спокойно пояснил лейтенант. – Ну‑ка, руки предъяви.

Мозолистые лапы Кореца ухватили девушку за запястья, потянули к свету. Катя яростно фыркнула, из последних сил сдерживаясь, чтобы не двинуть бойца коленом в пах.

Ладони агента отдела «К» хотя порядком пострадали во время восхождения по обрыву, но, видимо, недостаточно заскорузли.

– Так, – с удовлетворением констатировал Корец. – Может, ты в штабе и бывала, но уж точно ящики к 37‑миллиметровкам не таскала. Белоручка немецкая.

– Ты мои пальцы потрогай, Шерлок Холмс хренов, – заворчала Катя.

– Физкультурница, я и говорю. Ой, не наша ты физкультурница, – ласково произнес Корец. Его мозолистые пальцы, как наручниками, сжали запястья «посыльной».

– К обрыву ее вывести! – Докторша двумя руками сжимала «ТТ», ствол пистолета прыгал, целя то в лампу на столе, то в правое ухо шпионке. – Выводи ее сразу!

– Спокойно, Мотя, – лейтенант поправил китель и принялся складывать документ. – Давайте без суеты. Задержана до выяснения. Корец, ты ей руки свяжи да пристрой где‑нибудь. С КП придут, тогда и отправим. К обрыву поставить никогда не поздно. Мотя, ты ее пощупай, пожалуйста. Может, у нее финочка припрятана или еще что.

Руки Кати оказались стянутыми за спиной брезентовым ремнем. Корец крепко придерживал, темноволосая Мотя неумело ощупывала складки комбинезона, даже ворот проверила. Глянула с ненавистью:

– Ни черта у нее нету! Проститутка фашистская.

– Сама‑то ты… – не выдержала Катя, – эскулап коечный. В санбате заняться нечем?

Бац! – пощечина была хилая, но обидная.

– Хватит базара, Мотя, – сказал лейтенант. – Выводи задержанную, Корец. Да скажи бойцам, чтобы без безобразий. Может, она в штабе полезной окажется.

– Сейчас, – боец заскорузлым ногтем зацепил шнурок на шее фальшивой посыльной, снял медальон, едва не оторвав Кате ухо. Раскрутил восьмигранный пластиковый цилиндрик: – Бывает, яд прячут, а то и марафет.

Раскрутив вкладыш, мужчины склонились к лампе.

– Ага… Екатерина Григорьевна… номер почты… сообщить – Москва, Б… Бабьегородский, д. 5.

– Все гады продумали, – прошипела фельдшер Мотя. – К обрыву бы ее сразу. Еще и красивую подослали. Небось с люэсом.

– Сама ты дура трипперная! – в сердцах фыркнула Катя. – Вы, товарищ лейтенант, перед командованием ответите. По всей строгости. За такие ошибки знаете что бывает? Вы бы хоть до штаба дозвонились, что ли. И медальон мне верните, раз там яду с марафетом не отыскалось.

– Дозвонюсь. И отвечу. – Лейтенант похлопал по трубке обшарпанного телефонного аппарата. – А пугать меня не надо. Мы здесь пуганые.

– Разные, конечно, накладки бывают, – пробормотал Корец, напяливая шнурок с медальоном на шею задержанной. – Ничего, посидишь, комсомолка, не развалишься.

– Сидеть – не бегать, – уже спокойно сказала Катя. – Но вы хоть того бойца в штаб откомандируйте. Еще и ему отвечать придется.

– Кого откомандировывать? – Лейтенант хлопнул ладонью по бумагам. – Это же портянка жеваная, а не приказ. Ни строчки не разберешь. Нет у нас никаких Новотко‑Шоротко. Некого откомандировывать.

– Так вы разберитесь, – взмолилась Катя. – У него в фамилии первая «чэ». Я слышала. Ведь заделом, наверное, человека вызывают.

– Чоротко у нас тоже нет, – лейтенант, теряя терпение, вглядывался в серый текст. – Слышишь, госпожа‑товарищ Мезина? Не пойму, какой смысл нас дурить, фальшивого бойца искать?

– Так может, Чекотко? Или Чеботков?

– Может, Чоботко? – неуверенно произнес Корец.

– Это еще кто такой? – с недоумением спросил лейтенант.

– Так третьего дня нам из отряда прислали вычислителем. Вместо Борьки. Точно – Чоботко. Ленчиком звали. Он у нас полдня просидел, потом они со Степаном за ужином пошли, и парнишку осколком срезало.

Катя онемела.

– Ага, вспомнил, – наморщил лоб лейтенант. – Значит, немцы поэтому за него и зацепились? Наверное, документы к Гансам попали. Откомандировать, значит, того, кого нет? Не очень‑то изощренно, а? Все, – сунь ее пока отдыхать в «лисью нору». Пусть в штабе разбираются.



* * *

Катя лежала на тощей подстилке сена. Ниша‑нора была узкой, за шиворот все время сыпалась пыль. Снаряды рвались вроде бы неблизко, но камень и земля передавали сотрясение. Сейчас по центру советской обороны сосредоточенно били восемь дивизионов реактивных минометов – около 150 установок. Это не считая ствольной артиллерии. Такой артподготовки ПОР еще не знал.

Плохо. От снаряда никаким Прыжком не увернешься. Да и вернуться без ноги или руки, а то и с разодранным животом – радость сомнительная.

Нет, не плохо! Это совсем плохо. Обделались всем отделом. Вот так операция! Тело отыскать и эвакуировать, что ли? Так его ведь и не найдешь теперь. Да и Прыгать с мертвецом – ошалеешь. Послежизненная активность – вещь загадочная. Неугасшее сознание такие наводки даст, что…

Козлы! Вот сука этот Корец, на совесть связал. Ментяра чертов!

Катя попеременно шевелила то кистями, то ступнями, стараясь не дать затечь рукам и ногам. Экая глупость. Полностью провалились. Похоже, первый раз отдел так лоханулся. И ты, товарищ сержант, виновата. Ну, не только ты. Не оправдалось упование на обычную фронтовую неразбериху. Вот попадешь на такого Кореца – и амба. Никакая импровизация не поможет. Воин, конечно, молодец, только уж очень не вовремя.

С другой стороны, какой смысл здесь разлеживаться? Заданию все равно конец. Можно уходить прямо сейчас. Конечно, возвращаться стреноженной по ногам и рукам стыдновато. Всласть посмеются коллеги. Но задание‑то провалено стопроцентно. Как же это получилось?

Возможна путаница? Вдруг краснофлотец Чоботко проявил малодушие и осознанно перебежал к немцам? А свои документы честно погибшему краснофлотцу подсунул? Здесь, конечно, еще не передовая, но всякое могло получиться. Лейтенант Володя и бдительный Корец такой некрасивый поступок могли все‑таки проморгать. Они незаменимого гениального Ленчика и помнят‑то слабо. Привыкнуть не успели – убит парень. Бывает. Или наоборот? Неужели кто‑то к немцам по документам Чоботко попал? Нет, фотографии экспертизу прошли. Ушастый студентик и господин в дорогом пальто на фото, снятых в 60‑х, один и тот же череп на шее таскали. Вряд ли экспертиза ошиблась. А где ошиблись? Мог позже в плен попасть? Или три дня назад не убили, только ранили? Контузия?

Канонада на северной окраине и в центре обороны слилась в сплошной гнетущий гул. Немцы уже форсировали Северную бухту, зацепились в районе Воловьей балки. Упорно атакуют в IV и III секторах. Скоро здесь начнется.

Сквозь дыры в брезенте, завешивающем лаз в нору, заметно светлело небо.

Как же его найти? На эксгумации настаивать глупо, сразу к обрыву поставят. Да и кто знает, где его прикопали. Не до почестей сейчас. Куда они донесение о потерях должны отправить? В Манипуляторный отряд? В штаб сектора? Можно попробовать узнать…

Поздно. Катя хоть и ждала, но сунулась щекой в камень, – серия 105‑миллиметровых легла метрах в пятистах. Немцы начали артподготовку по I и II секторам.

Пора драпать. Пусть счастье улыбнется бойцам морской пехоты и Приморской армии, но сержант Мезина постарается умереть попозже и в другом месте.

– Подъем! – Лапа Кореца ухватила «посыльную» за ремень, стягивающий щиколотки, и выволокла из каменной норы. – Заспалась? Вставай, в штаб отправим. Давай копыта развяжу…

Катя не без труда выпрямилась. Снаряды рвались где‑то в стороне балки Бермана, но все равно здорово хотелось пригнуться.

Из блиндажа вышел лейтенант, за ним выбралась докторша. Лейтенант ей что‑то тихо сказал, поправил каску на молодой женщине. Военфельдшер Мотя умоляюще смотрела ему в глаза.

– Так, Окунев, проводишь товарища военфельдшера и задержанную до монастыря. С задержанной поосторожнее. Сдашь ее коменданту госпиталя, вот сопроводительная записка и ее документы. Пусть в город отправят. Сам останешься, проверишь, чтобы наших эвакуировали нормально. Задача ясна?

– Так точно, – солдатик молодцевато подправил на плече винтовку.

Катя дернула носом. Конвойного ей выделили неубедительного: и по возрасту сопляк, и ростом не задался, приклад ему под коленку тычется. На тощей шее грязная повязка, похоже, чирьи. Всего и гордости – тельняшка в расстегнутом вороте.

– Давайте, пока всерьез не началось, – напутствовал лейтенант.

– Володь… – всхлипнула врачиха.

– Свяжусь, – буркнул лейтенант. Ему было явно неудобно.

– Давай, доброволка, – Корец подпихнул пленницу. – Может, выпутаешься. Счастливо.

– Мерси за пожелание, – сказала Катя. – Может, руки мне спереди свяжешь? А то я нос разобью.

– Ничего. Ты вон какая зеленоглазая. И без носа кого хочешь охмуришь.

– Ну, ладно. Будь жив.



* * *

Фельдшер Мотя все оглядывалась. Рядовой Окунев и Катя делали вид, что не слышат сдержанных всхлипываний. Катя смотрела на бесконечное море и в очередной раз удивлялась странности мироздания: вот лейтенантик, парень спокойный и симпатичный, но ничего такого особенного. А эта Мотя – дамочка довольно видная. Лицо правильное, жгучая брюнетка. Юбка новая, сапоги яловые, даже губы подмазаны. К тому же военфельдшер – это вам не ерунда какая‑нибудь, по «кубикам» натуральный лейтенант. Ей бы с полковниками дружбу водить. А тут по лейтенантику Володе страдает. А ведь даже на беглый взгляд видно, что постарше лет на пять.

– Низом пойдем, – буркнула Мотя и звучно высморкалась. – Там, если накрывать начнут, залечь можно. Окунев, ты за сучкой в оба глаза приглядывай.

– Пригляжу, – посулил боец. И взял винтовку на руку.

– Что на меня смотреть? – буркнула Катя. – Пошли быстрее. Там, на высотах, круто заворачивается.

Боец и докторша одновременно глянули на север, – со стороны Золотой балки и Федюхиных высот доносился грохот яростного боя. С приморской, относительно тихой полоской не сравнить.

– Радуешься, бляхудра белобрысая?! – Мотя вдруг заскребла ногтями по кобуре, с неожиданной силой пихнула «диверсантку» к обрыву. – Никогда вам здесь не пройти, шакалы фашистские!

Катя с изумлением увидела знакомый ствол «ТТ». Он снова прыгал, но теперь в опасной близости от ее груди.

– Товарищ младший лейтенант! – обеспокоенно проговорил Окунев. – Пусть в штабе разберутся.

– Сами мы разберемся! – Губы докторши некрасиво поджались. – Может, я последний день живу! Может, меня разорвет сегодня! Что, я должна одним воздухом с этой шлюхой продажной дышать?!

– Давай стреляй, – пробормотала Катя. – В последний день как своих не пострелять? Может, фрицы испугаются.

Мотя закусила губу, ее большой палец с явным усилием взвел курок пистолета.

Мысль Прыгнуть в последний момент почему‑то не возникла. Катя лишь представила, как тело само делает шаг вперед, пытаясь уравновесить толчок в грудь маленького 7,62‑миллиметрового кусочка металла. Потом тело полетит вниз, слабо перебирая ногами. Долго будет лететь.

– Товарищ военфельдшер, что я лейтенанту доложу? – пискнул Окунев.

Мотя резко опустила пистолет.

– Так веди эту сволочь, что встал столбом?!

Боец пихнул Катю прикладом.

– Вперед, предательница!

Катя успела глянуть на море, – первые лучи солнца уже показались из дымки горизонта. Она сплюнула в это безразличное сияние, за что схлопотала еще один тычок прикладом.

– Поосторожнее, личное оружие разобьешь, фурункул боевитый.

– Вот стервоза, а? – изумился Окунев. – Еще подначивает.

– Веди, или я ее точно пристрелю, – Мотя неумело, но длинно выматерилась.

Спустились с отрога. Катя цеплялась штанинами комбинезона за колючие кусты. Идти со связанными руками было неудобно. Пора кончать с этим цирком. Комбинезон на спине промок от пота, – на обрыве на миг стало по‑настоящему жутко. Всегда подозревала: эти врачихи хуже любого СМЕРШа.

В небе снова загудело, – к городу шли бомбардировщики.

Тропинка с вершины вывела к узкой балке, склон которой зарос густыми кустами, щедро прореженными старыми и свежими воронками. За гребнем легла серия гаубичных снарядов. Конвоиры и подконвойная присели.

– Прямо по дороге бьют, – обеспокоенно пробормотал Окунев. – Как бы не накрыло.

– Иди‑иди! – прикрикнула строгая Мотя. – Поднимаемся к дороге.

– Тут три тропинки, куда поднимаемся? – поинтересовалась Катя.

– Между воронками.

– Тут везде воронки.

– Фашистка тупая, – Окунев шагнул вперед.

В небе угрожающе засвистело. Все пригнулись, Катя зацепила носком ботинка ступню Окунева, боец растопырил руки и плюхнулся на каменистую тропинку. Катя наступила на винтовку, одновременно без снисхождения заехала конвоиру ногой по почкам. Бедняга замер, парализованный болью. Катя развернулась, увидела потрясенное лицо Моти. Рука военфельдшерицы лишь тянулась к кобуре. За склоном грохнул разрыв. Мотя пригнулась, развернулась и кинулась бежать. Довольно резво. Катя настигла ее только у кустов, ударила по ногам. Полетев на землю, Мотя наконец оторвала руку от кобуры, распростерлась, прикрывая ладонями голову в каске.

– Лежать, тварь! – рявкнула Катя, плюхнулась рядом, порядком отбив копчик, и занялась мазохистской процедурой освобождения рук. Фокус знакомый, опробованный и в экстремальных условиях, но от этого не менее мучительный. Катя уже продевала стянутые руки под коленями, когда военфельдшерица приподняла голову.

– Лежать, пристрелю!

Мотя, не оглядываясь, поползла прочь, ощупью ловя съехавшую на поясницу кобуру.

Поздновато. Брезентовый ремень – все‑таки не наручники. Катя с почти свободными руками прыгнула за медичкой. В небе угрожающе засвистело, Катя упала, дернула за сапог как раз надумавшую вскочить Мотю. 105‑миллиметровый снаряд разорвался на гребне высоты. Земля дрогнула, ударила в нос. На кусты и лежащих женщин посыпались мелкие камни и обломанные ветки.

Катя, ругаясь и не слыша сама себя, вывернула руку врачихи, выдернула из кобуры пистолет.

– Да лежи ты спокойно, венерологичка фигова!

Катя, сунув «ТТ» за пояс, переждала очередной свист – рвануло у невидимой дороги, – и встала на колени. Опасаться пули в голову не приходилось: Окунев слабо ворочался на земле, остался там, где его сбила взбунтовавшаяся подконвойная.

– Эй, фельдшерица, вставай. Кажется, нашего охранника зацепило, – Катя для убедительности постучала стволом пистолета по бедру врачихи. Мотя одернула юбку и поднялась на четвереньки.

– Задницу выше! Окажешь первую помощь.

– Здесь стреляй, сволочь, – Мотя придушенно всхлипнула.

– Да успею я тебя расстрелять. Бойцу помоги.

Женщины выпутались из колючих ветвей, пригибаясь под приближающимся свистом, побежали к лежащему солдату. Снова грохнуло у дороги.

Окуневу осколком разворотило ключицу. Боец лежал бессильно, на тощих мальчишечьих щеках блестели влажные дорожки. Глянул – глаза бесцветные, прозрачные.

– Меня убило.

– Нет еще! – рявкнула Катя. – Рукой только не маши, повредило ее. Сейчас тебя доктор перевяжет.

– У меня пакета нет, – тупо пробормотала Мотя и принялась поправлять каску.

– Кобыла ты гулящая, а не военфельдшер! – Катя старалась не смотреть на широкую рану, на синевато‑белый торчащий осколок кости. – Белье хоть чистое? Рви давай.

– У меня пакет есть, – выдохнул мальчишка. – В кармане…

Катя нашарила пакет первой помощи.

– Работай!

Надо отдать должное, бинтовала Мотя уверенно. Боец от первых же прикосновений отключился, белоснежный бинт на глазах пропитывался красным. Младший лейтенант умело пристроила руку раненого, даже закрепила ремнем.

– Умеешь, – одобрила Катя, подбирая подсумки бойца.

– Только в затылок не стреляй, – прошептала военврач, склоняясь к раненому.

– О макияже заботишься? Ты это брось, – Катя вынула из‑за пояса пистолет. – Держи свой шпалер. Только убедительно прошу, в меня больше не целься. У меня нервы не железные.

Мотя изумленно моргнула, явно ожидая подвоха, потянулась к пистолету.

– Да проверь ты обойму. Не до розыгрышей сейчас. Короче, я вам не какая‑то пошлая лазутчица. К немцам никакого отношения не имею. – Катя подобрала винтовку и с некоторым опозданием пригнулась, у дороги вновь рвануло. – В общем, так, сейчас берем Окуня, волочим вот туда – к тому кустарнику. Там гребень высотки прикрывает, и вообще поуютнее. Потом ты мальчика в санбат доставляешь, а я по своим делам отправляюсь. Мне очень некогда. Задача ясна?

Раненого оказалось сподручнее волочить одной Кате. Взяла, как ребенка, весу в бедняге Окуневе было – одни ботинки да чирьи. Мальчишка застонал и снова потерял сознание. Кате мешала винтовка, но отдавать оружие товарищу военфельдшеру было опрометчиво. У Моти тараканов в голове предостаточно, даром что «ТТ» кое‑как в кобуру запихала.

До непролазных кустов у ската высотки добрались быстро. Катя положила раненого у скалы.

– Ну вот, товарищ Мотя, перекури и дальше сама волочи. Ты дама крепкая, а до монастыря здесь недалеко, – Катя прислушалась к пулеметной стрельбе в Золотой балке. – Уже продвинулись, сволочи. Да, документы не забыть бы. – Девушка полезла в карман бойца. Окунев постанывал, но глаз не открывал.

– Мародерство есть, так? – громким шепотом спросили из кустов.

Катя вскинула взгляд. Из чащи выглядывала отвратная рожа в чужой каске, утыканной веточками. Рядом торчала вторая, не менее противная физиономия, – этот держал женщин на прицеле автомата.

– Немцы! – охнула Мотя.

– Да уж не румыны, – прошептала Катя и искательно улыбнулась.

Немец тоже улыбнулся.

– Ком, фройляйн, ком, девушек, сюда ползать, – поманил пальцем.

– Слушаюсь, камрад, герр офицер, – Катя подняла руки. – Мы сдаемся. Сталин – капут. Хай живе господарь Гитлер. Нихт шиссен.

– Ком, ком, – манил фриц. Второй тоже ухмыльнулся. Катя заметила, что он, не опуская автомата, локтем нащупывает рукоять ножа на поясе.

– Герр офицер, не убивайте. Мы нихт коммунисты.

Немцы перекинулись короткими фразами. Автоматчик брезгливо улыбался.

Катя в очередной раз раскаялась, что не удосужилась подучить немецкий. Английский – второй родной, испанский – вполне прилично, а из этого гавканья – десяток слов. Впрочем, и так понятно. Даже трахать не будут. Недосуг гадам.

Немец продолжал приветливо улыбаться и манить грязным пальчиком. Совсем за идиоток держит.

– Да‑да, герр офицер, мы очень согласные. Мы откормленные, – вдохновилась Катя и без особой стыдливости провела по комбинезону под грудью. – Моя камрад еще лучше. – Катя потянулась к врачихе, поддернула юбку с круглых коленок.

Мотя отпихнула наглую руку, с ужасом глядя в ствол автомата.

– Я – никогда, я – член партии, пусть сразу стреляют…

– Молчи. Нашла время откровенничать, – Катя обернулась к немцам, искательно улыбаясь и удерживая врачиху за талию, попыталась расстегнуть ей гимнастерку. – Она очень сладкая. Герр офицер не пожалеет. Истинный фантастиш.

Немцы снова брезгливо переглянулись.

Катя чувствовала, как бешено колотится сердце у Моти. Да не дергайся ты, пламенная партийка.

– Я с ними не буду… никогда не буду.

Кобуру на спине военфельдшерицы, наконец, удалось расстегнуть, Катя нащупала рукоятку «ТТ».

– Битте, герр офицер, – Катя отшатнулась‑откатилась, одновременно с силой отпихнув врачиху в другую сторону.

Затвор передернуть… патрон в ствол…

Автоматная очередь хлестнула над головой.

С левой руки Катя стреляла неважно, – автоматчика зацепила в горло. Вторая пуля ушла в «молоко». Третья в плечо «переводчика», – выронил карабин, отшатнулся в глубь зарослей.

Четвертый патрон в «ТТ» перекосило.

Бросив пистолет, Катя зацепила за ремень винтовку и влетела в кусты. Что‑то заорал немец. Дебри были такой густоты, что девушка катилась по ним, как по клубкам колючей проволоки. Хлопнул выстрел. Катя, передергивая затвор «мосинки», свалилась на ползущего немца, успела заметить третьего, – сидел у рации, в аккуратно вырубленном среди шиповника «гнезде». Вел стволом «парабеллума»… Катя соскользнула за подраненного немца, как за бруствер, заставила заорать от боли, вскинуться. Два резких хлопка, – фриц‑герой невольно принял в себя девятимиллиметровые пули. Дрогнув, обмяк. Катя одной рукой вскинула поверх ремней и сухарной сумки громоздкую «мосинку». День был невезучий, – пуля вышибла крошку в сантиметре над каской радиста. Мать его! И это с трех метров?! Прыгнула, – «парабеллум» плюнул навстречу. Катя едва успела почувствовать толчок и жгучую боль. Ударила по руке прикладом, выбивая пистолет. Упрямый фриц уцепился за винтовку. Да держи, – «мосинку» девушка уступила, ударила врага в лицо. Два раза. Хватило.

Развлечениями, вроде бокса, Екатерина Григорьевна Мезина никогда не увлекалась. Было время другие удары подучить. Полезные. Должно быть у современной девушки хобби?

Немец с уже неживым удивлением смотрел в голубое крымское небо. Нос у него стал поросячьим, кровь из сплюснутых ноздрей текла густыми сгустками. В наушниках что‑то шуршало, волновалось. Подбирая «парабеллум», Катя хотела сплюнуть, но тут сзади ударила длиннющая автоматная очередь. Девушка распласталась на земле.

Тьфу, это товарищ военфельдшер душу отводит. Катя, кряхтя, поднялась, – правый бок жгло, исцарапанная грудь пылала, – как всегда, боль наваливалась с некоторой отсрочкой.

Выбираться из зарослей сержанту отдела «К» пришлось на четвереньках, – фрицы здесь натуральный крысиный ход проделали. С шага узкий лаз не заметишь. Должно быть, не первый день сидят корректировщики, если судить по упаковкам от сухпая. В расщелину подняться – вся дорога как на ладони и часть балки Бермана прекрасно просматривается.

Мотя упорно и бессмысленно дергала затвор автомата:

– Заело.

– Магазин пустой. – Катя мельком глянула на немца. От головы унтера уцелела одна откатившаяся каска. Два десятка пуль и не такой фарш сотворят. – Товарищ военфельдшер, оставь ты трофейное оружие. Лучше глянь, как там меня зацепило?

Бормоча ругательства, Катя стянула с плеч комбинезон, задрала майку.

– Это щепка, – профессиональным голосом вынесла диагноз Мотя. Ухватила крепкими ногтями. Катя с опозданием взвыла. Перед ее носом помахали длинной окровавленной щепкой.

– Ага, все‑таки мы товарищу Окуневу личное оружие испортили, – признала, отдуваясь, Катя.

– Надо бы антисептиком обработать, – пробормотала докторша, пялясь на татуировку на плече «посыльной». – Нагноение начнется. И с грудью у тебя что?

С грудью было так себе: майка в драную розовую крапинку, как будто зарядом мелкой дроби угостили. Проклятые кусты, должно быть, какой‑то татарский националист специально вырастил.

– Нагноиться не успеет, – буркнула Катя, натягивая майку и комбинезон. – Не стой статуей, товарищ Мотя. Пистоль подбери, перезаряди, да валим отсюда поскорее.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю