Текст книги "Осторожно - пума!"

Автор книги: Юрий Пармузин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ ГЕОГРАФИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Пармузин Ю. П.

Осторожно – пума! М., «Мысль», 1973.

160 с. с илл.; 8 л. илл. (Рассказы о природе).

Автор книги, ученый-географ, на протяжении многих лет

работающий в сибирских экспедициях, рассказывает в научно-

художественных очерках о первоисследователях труднодоступ-

ных районов Сибири и дальневосточной горной тайги, о при-

роде этих интереснейших мест. В книге хорошо ощущается

романтика таежных походов, условия нелегкой, но увлека-

тельной работы полевика-географа.

От автора

Эта книга о рядовых первопроходцах, пионерах в иссле-

дованиях сибирских и дальневосточных природных богатств,

о природных условиях этих советских земель и о самом

страшном звере.

Самый страшный? Читатель, особенно если он зоолог,

наверняка усомнится: путает что-то автор – самого страш-

ного не бывает! В самом деле: кто это – медведь, тигр,

крокодил, а может быть, иксодовый клещ?

И все же автор утверждает, что самый страшный зверь

существует. Он притаился внутри нас – экспедиционных

работников, путешественников, туристов и яростно пожирает

своего хозяина – только поддайся. Имя его – непредусмот-

рительность. Он беспощаден к тем, кто неопытен, но само-

уверен, беспечен и надеется на авось, слаб физически и не-

устойчив морально, слабоволен и рассеян.

Читатели газет нет-нет да и встретят горестную весть

о том, как человек, оказавшись лицом к лицу с тайгой или

горами, тундрой или просто рекой, то завален лавиной, то

замерз, то, растерявшись, заблудился или утонул. Начина-

ют искать виновного, суд, разбирательство, наказание...

Главное же наказание получает сам пострадавший и дело,

не доведенное им до конца. Его гибель – горе родным и

близким.

Автор и его сверстники не изучали курса техники без-

опасности в экспедициях по той простой причине, что созда-

тель этой совершенно необходимой дисциплины профессор

Г. К. Тушинский в то время был студентом географического

факультета Московского университета. Вот и приходилось

нам, неопытным, необученным, постигать на многотрудной

практике и элементарные требования к экспедиционной

одежде, и сложные правила сохранения здоровья и самой

3

жизни в необжитых таежных просторах Сибири и Дальнего

Востока.

Незнание техники безопасности и типичные для студен-

тов жизнерадостность и легкомыслие приводили иногда

к трагическим последствиям. Если же трагедии по счастли-

вой случайности не происходило, то все минувшие ошибки

и промахи воспринимаются сейчас как комические недора-

зумения. Впрочем, трагическое и комическое – одно из про-

явлений закона единства противоположностей в экспеди-

ционных исследованиях.

Однако курс техники безопасности читается, а люди

гибнут. В чем дело? Да в том, что эта самая непредусмотри-

тельность не только свирепый, но и коварный зверь. Он вну-

шает студенту и молодому туристу: «Не все, что читают

профессора, принимай всерьез. Ха, техника безопасности —

чепуховый курс!»

В этой книге автор решил поделиться с читателем горь-

ким опытом давних времен. В то время, о котором повест-

вуется здесь, он был молодым специалистом и непосредст-

венным участником или свидетелем описываемых событий.

Он не изменил ни время, ни места действий, ни географиче-

ских названий, ни имен действующих лиц.

Да простят мне здравствующие герои моих записок, если

тут повествуется несколько не так, как они представляли

свои поступки тогда! Каждому человеку свойственно пред-

ставлять действия, как собственные, так и товарищей, по-

своему, и что же делать, если мне так вот и представлялось,

как здесь написано?

Осторожно – пума!

В начале тридцатых годов, тогда, когда мы были еще

студентами, Родине срочно потребовалась точная топогра-

фическая карта. Вместе с созданием отечественной авиации

возникло несколько аэрогеодезических предприятий. Новые

требования порождали новую технику, новая техника требо-

вала новой методики выполнения работ. По предложению на-

ших старшекурсников В. А. Буханевича, Б. А. Колесникова

и других, поддержанному именитыми географами, в аэро-

геодезических предприятиях возникла новая должность —

«географ». Кто станет географами производственных пред-

приятий? Конечно, молодежь.

Итак, мы были первыми! Что мы можем сделать и что

с нами делать, мало кто представлял, и тем более руково-

дители аэрогеодезических экспедиций, на чью голову свали-

лись в качестве специалистов десятка три студентов-практи-

кантов. Наш же студенческий ум и вовсе не был в состоянии

осмыслить всей грандиозности свершившегося события —

учреждения первой географической должности в производ-

ственных предприятиях. Практического опыта, с которого

можно было бы взять пример, и вовсе не было – наступал

тот период, который в истории геолого-географического изу-

5

чения нашей страны вошел под названием переходного от

индивидуальных исследований к коллективной площадной

съемке.

На долю группы студентов третьего и четвертого курсов

Московского университета выпало Забайкалье. Конечно,

в первую очередь возникла мысль: а что нам известно о За-

байкалье? Большую Советскую Энциклопедию, которой

так успешно пользуются сейчас студенты, тогда еще только

начинали издавать, и том на букву «3» в библиотеки не

поступал. Нашли мы две книги – В. А. Обручева «Селен-

гинская Даурия» и Л. И. Прасолова «Южное Забайкалье»

(почвенный очерк). Но как мы ни перекапывали каталоги

библиотек, ни о растительности, ни о животном мире, ни

о климате, ни тем более о современной экономике ничего не

выяснили. В конце концов нам стало казаться, что наше

отечественное Забайкалье – страна еще не открытая. Нам

даже в голову не приходило обратиться, как сейчас узако-

нено во всех вузах, за консультацией к нашим профессорам,

из которых только Н. Н. Баранский бывал в Сибири в пер-

вое десятилетие нашего века, и то не по географическим,

а по революционным делам.

Мы занялись самодеятельностью. В ожидании отъезда

было решено ознакомиться с флорой и фауной Забайкалья

через ботанический и зоологический сады. Вы думаете, эта

затея достигла цели? Ничего подобного! В Ботаническом

саду Московского университета на Первой Мещанской под

стеклом оранжереи зеленели пальмы, бананы, магнолии,

диковинные цветы наполняли ее запахами Африки и Южной

Америки, Западной Европы и Австралии – и ни одного

растения из Забайкалья, даже тривиальной даурской лист-

венницы в саду не было. Сибирь была страной трудной,

почти неосвоенной и малоисследованной.

Не лучше было и в зоологическом саду. Кого только нет

в нашем зоопарке! Львы из Сахары, обезьяны с Амазонки,

страусы эму из австралийской саванны, попугаи Малайских

островов, питоны Индии, крокодилы Нила. Среди множества

иностранцев лишь наш добродушный сибирский медведь сло-

нялся из угла в угол по клетке да какой-то облезлый камы-

шовый кот считался забайкальским, хотя в Забайкалье

камышовые коты практически вывелись и этот реликт со-

хранился только здесь.

Однако не пропадать же пятидесятипроцентным студен-

ческим билетам! Мы разбрелись по зоосаду. После наиболее

захватывающего зрелища клетки с мартышками, с их на

6

первый взгляд непоследовательными действиями мое вни-

мание привлекли хищники. В одной из клеток сидели две

крайне недовольные пумы. Возможно, проходила семейная

ссора или они, как на некоторых зимовках разнохарактерные

люди, видя постоянно только одни знакомые лица, осточер-

тели друг другу.

Конечно, не нужно объяснять просвещенному читателю,

что пума – это огромного размера кошка коричневого или

черного цвета, раз в пятнадцать – двадцать больше нашей

домашней. Ее тело поставлено на высокие ноги и снабжено

предлинным хвостом. Обитает она исключительно в Америке,

особенно в горах и по опушкам тропических лесов, а на

другие континенты добровольно не появлялась и никогда там

не жила.

Представшие моим глазам пумы были в отвратительней-

шем настроении. Стремясь как можно дальше держаться

одна от другой, кошки нервно шагали от угла к углу. Одна

терлась о доски глухой задней стенки, а другая – о прутья

передней решетки. Они расходились в противоположные

стороны, резко поворачиваясь в углах, а когда сближались,

как по команде выпускали громадные когти, стуча ими по

железной обивке углов клетки, поднимали шерсть на заг-

ривке, поворачивали морды, угрожающе скалили зубы, ры-

чали, а зверские глаза метали друг в друга зеленые иск-

ры. Их хвосты в это время молотили стенки клетки, тщетно

стараясь выломать их. Никогда после мне не приходилось

видеть большей свирепости ни у одного зверя. Встретишь

такую кошечку в ее родных американских горах —

и пропал...

Как обычно, неудачи, как и обязанности, выполнения

которых не требуют, быстро забываются. В пути забылись

и попытки познакомиться с Забайкальем, не выезжая из

Москвы. И вот перед нами село Никольское у подножия

Заганского хребта. Бородач забайкалец, привезший нас

с железнодорожной станции Петровск-Забайкальский, с

чувством глубокого уважения к делу доложил начальнику

геодезической партии, показывая на нас кнутом: «Вот,

паря, однако привез тебе людей – не то фотографы, не то

мотографы, язви их».

Такое представление уже не удивило нас. За трое суток

пути, пока добирались на телегах по размытым только что

прошедшими дождями проселкам, мы успели освоиться со

своеобразным лексиконом забайкальцев. Впрочем, далеко

не все было понятно в их разговоре. Такие предложения, как,

7

например: «Аногдысь сундулой с братаном тянигусом хлы-

няли...» – понять без переводчика невозможно. В переводе

же это означало: «Позавчера с двоюродным братом ехали

мелкой рысью (трусцой) в телеге на лошадях по длинному

пологому склону».

В некоторых районах южного Забайкалья живут по-

томки высланных Екатериной II староверов-раскольников.

С тех пор эти русские люди сохранили многие старые обря-

ды и обычаи, например запрет курения. Одежда их красоч-

ная, яркая, как в хоре имени Пятницкого, с расшитыми

бисером кокошниками и пятью —восемью юбками у девушек,

с длинными рубахами, подпоясанными матерчатыми поя-

сами с кистями, и высокими вышитыми воротниками у муж-

чин. Речь их изобилует анахронизмами. Словечки же «паря»,

«язва», «однако» до сих пор вплетаются здесь в любую речь

и в любом исполнении.

– Географы,– показал свою эрудицию, поправив воз-

ницу, геодезист.

Однако кроме названия он тоже толком не представлял,

какую пользу от нас может получить отечественная геодези-

ческая служба. Но при нас был циркуляр: «Обучить геог-

рафов топографическому дешифрированию аэрофотосним-

ков; провести пятидневную практику по краткому описанию

геологического строения, форм рельефа, вод, растительно-

сти, почв, грунтов, путей сообщения, чтобы впредь такие

описания сопровождали каждый изданный топографический

лист; вменить в обязанность географам составление этих

описаний и заполнение топографических журналов».

Кроме топографического дешифрирования и заполне-

ния топографических журналов, все остальные пункты

циркуляра касались непосредственно вопросов учебных

практик, которые мы проходили на первом и втором курсах

за селом Воробьево, именно там, где теперь кончается тер-

ритория нового здания Московского университета. Такое

состояние дел воодушевило начальника партии.

– Отлично! Значит, вы сможете вести топографический

журнал, а то ведь техников-топографов не обучали ни геоло-

гии, ни почвоведению, а журналы заполнять требуют, раз

их напечатали.

И он для примера показал топографический журнал,

заполненный техником-топографом и забракованный на-

чальством.

Журнал представлял собой общую тетрадь в твердых

корках. Каждая страница требовала множества сведений.

8

На первой странице было напечатано «Геология» и оставлено

около 60 строк для повествования о строении земной коры

в данном районе съемок. В журнале же стояла буква Z,

что означало честное признание топографа в некомпетентности

по части геологического строения его участка. На несколь-

ких страницах требовалось дать характеристику рельефа.

Здесь всего на одной строчке стояло: «Рельефа нет». Оче-

видно, топографу попалась равнина. На следующей странице

следовало дать сведения о почвах. И здесь была заполнена

лишь одна строчка: «Почвы вспаханы». А вот о каких поч-

вах – подзолистых или черноземных, грубоскелетных или

суглинистых – шла речь, не было известно.

После ознакомления с такими записями и содержанием

требований мы воспрянули духом и заверили, что заполним

не только по одной строке, а по нескольку страниц на каж-

дый раздел журнала, только бы посмотреть все это непосред-

ственно в поле. Удовлетворенный начальник партии при-

ступил к обучению нас основам топографического дешифри-

рования, то есть тому делу, в котором он «собаку съел»,

хотя лишь всего один год существовала аэрогеодезическая

съемка в Советском Союзе.

Обучение шло успешно, начальник был доволен и начал

хвалить район, вверенный ему для топографической съемки.

– Вам, надо сказать, повезло. Забайкальская тайга —

это садик по сравнению с сибирской или, того хуже, с даль-

невосточной тайгой, куда попали ваши товарищи. Дождей

тут мало. В болотах не утонешь. Заблудиться почти невоз-

можно, имея такой прекрасный и исключительно точный аэро-

фотоматериал. Район весьма фотогеничен, и вы в этом

убедитесь завтра же на практическом дешифрировании.

Для первого опыта решили взять площадь в половину

топографического листа, разделить ее на равные участки

между всеми географами и описать вместе с дешифрирова-

нием – так, чтобы это служило эталоном для дальнейших

работ. Общими усилиями составили краткую инструкцию-

вопросник, на что обращать внимание при полевом исследо-

вании и что выделять на аэрофотоснимке.

Девушкам дали участки с селами, а самые дальние, та-

ежные, достались наиболее крепким старшекурсникам. Ре-

шили, что девушки будут изучать свои участки по двое,

чтобы никто не обидел, а мужчины могут ходить и по одному.

Сейчас строжайше запрещено посылать в тайгу исследовате-

лей в одиночку, тогда же как-то мало доходила серьезность

этого правила и до исполнителей, и до начальников,и сплошь

9

и рядом человек один уходил на несколько дней и в тайгу,

и в горы.

Следующий день был занят снаряжением и подходом

к участку работ. Снаряжение мое нехитрое: полевая сумка

с аэрофотоснимками и полевым дневником, анероид в дру-

гой сумке, на поясе геологический компас и охотничий нож,

который я успел купить у бурята, за плечами крохотный

(теперь таких не делают) рюкзак с тонким одеялом, солдат-

ским котелком, ложкой, кружкой, пшеном, хлебом, баночкой

масла, сахаром, солью, в руках геологический молоток

и плащ через плечо. Одежда в точности соответствовала

одежде географа из популярного в то время приключенчес-

кого кинофильма «Золотое озеро»: пестрая ковбойка, новые

ботинки и брюки, правда основательно проношенные.

Участки Лизы Цирюхиной, Димы Борисевича и мой были

самые дальние, и поэтому, чтобы добраться до них, нам

дали вьючную лошадь с рабочим, который должен был со-

провождать Лизу в маршруте.

Рабочий – типичный забайкалец: широкоплечий, кря-

жистый, широкоскулый, с жиденькой бородой и узкогла-

зый, хотя и русский. Он не выпускал изо рта самодельную

трубочку, на его лице ничего не отражалось, даже если бы

случился пожар или землетрясение. Тем не менее, завьючив

лошадь, он, почти не глядя на меня, не спеша сказал:

– Однако, паря, обутки у тебя шибко худые – по че-

пуре1 на день. В тайгу ичиги надо.

Ичигов у меня не было, а про себя я подумал: всяк кулик

свое болото хвалит, а забайкалец – свои ичиги. Неужели

они лучше новых хромовых на рантах ботинок? Да и в «Зо-

лотом озере» географ был одет именно так, как я.

К вечеру мы достигли места, откуда должны были ра-

зойтись в разные стороны. Тропа затухла в кустарнике.

Падь сузилась, а сопки как будто поднялись выше. Я облю-

бовал для ночлега лужайку при впадении одной речки в

другую, но рабочий забраковал ее.

– Однако, паря, место худое. Ночью с дабана 2 хиус 3

будет – сгорим.

Пройдя еще полкилометра, он остановился у подножия

сопки с густым лесом.

1 Чепура – кустарниковые заросли.

2 Дабан – горный перевал.

3 Хиус – северный, а здесь холодный ночной ветер, дующий вниз по

долине.

10

– Вот де баско и без балагана табор будет.

Ночь под открытым небом. Ровно горит костер. Над

головой густой шатер пихтовой кроны. Крупные звезды

на темно-синем бархате. Наш проводник, подстелив ватник,

спит в одной рубашке у костра. Тишина.

Утром бодрое расставание. На самом же деле не так-то

уж уверенно себя чувствуешь впервые один на один с тайгой.

Но ничего не поделаешь: назвался груздем – полезай в ку-

зов – престиж географа, мужское достоинство, ответствен-

ный эксперимент требовали мужества.

Передо мной был выпуклый и очень крутой склон сопки.

Местами над его покатостью возвышаются гранитные скалы.

Сосны по склону стоят далеко друг от друга. Кое-где раз-

бросаны жиденькие кустики даурского рододендрона. Тип-

чак, полынь, гвоздика, тимьян и другие степные низкорос-

лые травы располагаются несомкнутыми куртинками сре-

ди сплошного ковра из сухой сосновой хвои. Взбираться

вверх по сухим сосновым иглам в ботинках с кожаной по-

дошвой скользко. Нога постоянно съезжает вниз. Солнце

немилосердно жарит. Его лучи почти отвесно падают на

склон. Пока я достиг вершины, пропотел так, что даже

рюкзак промок до самого одеяла.

Совершенно другим оказался северный склон. Он был

пологий и длинный. Солнечные лучи скользили вдоль него.

Да их, собственно, и не было здесь видно, так как склон

зарос густым и высокоствольным лиственничным лесом.

Под его пологом сплошной покров высоких кустов оль-

ховника, рододендрона, кустарниковой березки. Ноги пу-

таются в густой сети багульника, утопают во влажном мху.

Вот она, чепура! Ноги никак не выдернуть без привычки

из этого зеленого и пахучего капкана. Того и смотри упа-

дешь. Но падать некуда. Со всех сторон плетень из прутьев,

листьев, хвои. Все это, как батут, отбрасывает тебя назад.

Начинаешь пробираться боком – ветки цепляются не толь-

ко за рюкзак, но и за нос, уши, пытаются разорвать ру-

башку.

– Ничего себе садик! Густо насадили! – ворчал я,

вспоминая слова начальника партии.

Сейчас у всех студентов имеются наручные часы. В трид-

цатые годы это считалось большой роскошью и часов у меня

не было. По солнышку я еще не привык определять время

и вскоре потерял о нем всякое представление. Казалось,

что минула целая вечность, а пройдено совсем мало. Самое

же ужасное, что вскоре я уже не знал, где нахожусь. Меня

11

окружал густой и высокий лес. Лес в падях, на склонах, на

вершинах сопок. Никаких ориентиров. Все сосны или

лиственницы на один фасон. Все сопки – близнецы, пади —

зеленая муть, в двух шагах ничего не видно. Какое тут

исследование!

В этот первый день моих полевых исследований не было

выяснено никаких закономерностей, преодолевались пре-

пятствия, шла борьба со стихией. Только на второй день,

наконец, было замечено, что все склоны, обращенные на юг,

сосново-степные, а обращенные к северу – таежно-кустар-

никовые, несмотря на то, что и в первый день я пересек

несколько северных и южных склонов. Не скрою своего

разочарования, когда узнал, что буквально все наши геог-

рафы подметили эту закономерность, так как вообразил,

что именно мне посчастливилось обогатить науку. Девушки

же, исследовавшие окрестности населенных пунктов, выяс-

нили у аборигенов, что южные склоны называются солно-

пеками, а северные – сиверами.

Не только физическая борьба с тайгой, но и компас

отвлекал внимание от наблюдений за ландшафтом. Уроженцу

степей и городскому жителю, мне было трудно ориентиро-

ваться в тайге. Я то и дело доставал компас для проверки

направления и обнаруживал постоянное отклонение вправо

от заданного курса. Первоклассные аэрофотоснимки также

не помогали мне. Как будто бы и с натуры снято, но попро-

буй найди точку, где ты стоишь. На снимке пади все на одно

лицо. Стою на вершине сопки, а на какой? Ведь их тут много.

Становилось досадно. Нет, заблудиться я не боялся – был

уверен, что не потеряюсь. В крайнем случае поверну к югу

и приду в жилые места. Боялся, что сорвется самостоятель-

ный маршрут. Вершина полностью залесена. С земли ничего

не видно. Сбросил снаряжение и полез на сосну.

Впереди, насколько хватало глаз, расстилались застыв-

шие волны горной тайги. Пади спокойно бороздили полого-

склонные отроги Заганского хребта. Вблизи господствовал

зеленый цвет. Дальше яркая зелень становилась синеватой.

Еще дальше тайга была совсем синей, потом голубой, фиоле-

товой, и, наконец, на горизонте лиловатый ее цвет почти

сливался с серовато-голубым небом. Почти ничто не наруша-

ло строгой гаммы этих холодных красок. Ни дымка, ни

блестящей речной ленты, только однообразный, как мне ка-

залось, таежный водораздельный массив. Кое-где небрежны-

ми мазками разбросаны темно-зеленые или синие полосы —

это кедрачи и пихтарники покрывают каменистые вершины.

12

В нескольких местах, как заплатки на новой рубашке,

наложены коричневатые или изумрудно-зеленые пятна. Это

молодые, еще не заросшие или уже покрывшиеся березня-

ком гари. Чувствуется рука человека. Однако не украшают

эти лоскуты таежную целину. Скалы, речки, поляны – все

скрыла коварная тайга от начинающего географа – попро-

буй разберись в ее хитростях!

Посмотрел назад. Где-то у самого горизонта в синеющую

даль таежного моря как-то некстати врезался крошечный

прямоугольник желтого поля села Никольского. Поле! Я при-

вык к нему с детства. Оно понятно и близко моему разуму

и сердцу, и как оно недоступно далеко сейчас! Я лишь малая

песчинка в этой жестокой в своем равнодушии безбрежной

тайге. Стало ужасно обидно. До чего же ничтожен, ока-

зывается, человек, не вооруженный опытом.

Уже начав слезать со своего пушистого с виду и очень

колкого наблюдательного пункта, я увидел прямо под

сопкой за темно-зеленой полосой прируслового леса блекло-

зеленые проблески. Поляна! Она, конечно, отражается на

аэрофотоснимке. Скорее туда. С сопки бегом вниз. Но не

тут-то было. Шершавая непролазная стена кустов вырывала

из рук молоток, стаскивала плащ, цеплялась за брюки. Ни-

чего не видя перед собой, продирался я медленно сквозь зе-

леную заставу, громко проклиная забайкальскую рас-

тительность. Поглощенный этим занятием, я не сразу заме-

тил, что склон стал положе и перешел в равнину, изрытую

глубокими промоинами. Деревья стали выше, кусты еще

гуще, под ногами то мох, то трава. Стало темнее под густыми

кронами темнохвойной тайги, в глазах сплошное зеленое

месиво. Совершенно не зная тайги, я не заметил, как со

склона перешел в пойменный лес. Невероятными усилиями

раздвигая упрямые ветви и получая от них удары то по

лбу, то по уху, я принялся проклинать начальника партии,

пославшего нас в этот зеленый хаос.

– Чтоб ты провалился со своим садиком в тартарары...

Вдруг почва под ногами исчезла. Полет по вертикали

вниз ногами показался довольно долгим. Кусты, не давав-

шие ходу вперед, тут вдруг охотно расступились, не упустив

момента расцарапать щеку. Я оказался почти по пояс в

ручье.

Все объяснялось просто. Лет двадцать назад по пади

прошел пожар. Уцелевшие деревья продолжали расти. На

Удобренной золой и освобожденной от мха почве кустарники

стали еще гуще. Выросла трава. Обожженные деревья по-

13

валились от ветров и построили естественные мосты через

ручей. Со временем они покрылись мхом, подгнили, на них

поселилась трава, замаскировав от неопытного глаза русло

ручья. Сооружение не выдержало дополнительной тяжести

весом в одного поджарого студента. Всех этих элемен-

тарных истин в то время студент не знал и попал в ло-

вушку.

Краткий испуг, удивление, досада. И я, как пружина,

выскочил из прохладного ручья, протаранив кустарниковый

заслон, очутился на небольшой поляне. Ласковая трава

прятала упавшие обгорелые стволы. На пойме возвышались

ели, пихты и кедры, а на склоне сопки – разреженные

сосны. Полянка делила темнохвойную тайгу и сосновый

бор. Она отлично была видна на аэрофотоснимке. Обрадован-

ный этой находкой и уверенный, что пойманная путевод-

ная нить больше не выпадет из рук, я стал разоблачаться

для просушки.

Мой новый костюм уже не был столь свежим, как утром.

Обнажая ссадину, на рукаве зияла прореха. Одна штанина

на колене дала трещину. Черная пленка хрома на ботинках

висела мелкой шелухой, как на картошке, варенной в «мун-

дире». В левом ботинке воды было меньше, чем в правом,

так как подошва близ его носка уже несколько поотстала

от верха, давая возможность воде свободно изливаться на

землю. Вообще это была какая-то киселеобразная масса,

а не ботинки. Прав был наш проводник – обутки мои были

худые. Впрочем, эти досадные мелочи не испортили отлич-

ного настроения после удачного спасения, а главное – опре-

деления своего места в таежной безбрежности.

Солнце, обдав сосны золотыми брызгами, начало пря-

таться за вершину сопки. Нужно было готовиться к одино-

кой ночи в этих коварных дебрях. Не меньше часа было

потрачено на лесозаготовку для костра. Сушняка и обгоре-

лых, но вполне пригодных для костра стволов кругом было

множество. Не имея представления, сколько дров требу-

ется для костра на ночь, и действуя согласно народной муд-

рости – запас карманов не тянет, натаскал их не менее двух

кубометров. Разожжен громадный костер. Сварена и съедена

с аппетитом каша. Устроена царская постель из пихтовой

хвои. Вместо простыни – плащ, подушка – рюкзак, одея-

ло настоящее. К концу всех этих хлопот в падь вошла темно-

та. Она скрыла и сосны, и сопки. Только трава дрожала

от жара пылающего костра да лапы елей как будто то при-

ближались, то убирались восвояси. Мир сузился до несколь-

14

ких метров. За границей света притаилась жутковатая не-

известность.

Странное чувство овладело мной. Теоретически было ясно,

что ни один зверь не подойдет к такому грандиозному костру.

Ни один бандит не станет ходить по тайге в кромешной тьме.

Итак, бояться совершенно нечего. Но это только теорети-

чески. Практически же первое время какая-то противная

жуть отгоняла сон. Потом усталость взяла свое, но выясни-

лось, что необходимо отодвинуться от костра, который был

длиной метра в три и высотой в половину моего роста. Даже

на большом расстоянии было жарко и одеяло оказалось

лишним.

Заснул крепко, но как только костер убавлял огонь,

меня как будто кто-то толкал. За короткую летнюю ночь

я просыпался раз шесть. Подложив дров, моментально

засыпал снова. Окончательно проснулся, когда где-то на

востоке Забайкалья появилось солнце, окрасив в ярко-

оранжевый цвет противоположную вершину взлохмаченной

со сна сопки. В пади стоял зеленый полумрак. Дремали тра-

вы. Опустив лапы, спали ели. Похрапывал ручеек. Медлен-

но горел уставший за ночь костер. Темнела чуть-чуть

уменьшившаяся куча заготовленных дров. Тишина и покой.

Лишь во мне бурлили радость и гордость за первую самостоя-

тельную таежную ночь, ощущение молодости и силы,

уверенность в успешном выполнении задания.

Покончено с кашей. Выпит крепкий чай. Уложены не-

мудрые пожитки. Залиты остатки костра. Наступило первое

ликующее утро моей желанной специальности. Бодро на-

свистывая жизнеутверждающий марш тореадора из оперы

«Кармен», размахивая молотком, придерживая другой ру-

кой плащ на плече, я зашагал по глухой, заросшей пади

к вершинам Заганского хребта, зная зачем и зная куда.

Солнце потихоньку взобралось на сопку и из-за сосно-

вых крон бросило щепотку золотых лучей в мою падь. Потя-

нуло ветерком. Падь проснулась, встряхнулась, заиграла

солнечными бликами. Вместо росы на траве оказались нитки

бриллиантов, расцвеченные всеми цветами радуги. Эти

нити дрожали, переливались мириадами огоньков, превратив

зеленый хаос в пещеру Алладина. Нет слов, чтобы описать

все очарование этого преображения и игры красок...

И вдруг из-под куста сбоку на меня глянули свирепые, зе-

леные глаза черной, как уголь, пумы!

Ее короткие уши были насторожены. Правое ухо слегка

вздрагивало от напряжения. Ощетинившиеся усы дрожали.

15

Невидимый в кустах хвост молотил траву, и трава колыха-

лась, теряла бриллиантовые нити. Слегка шевеля зрачками,

глаза метали злые зеленые искры. Она лежала, положив

голову на вытянутые, готовые к прыжку лапы, скрытые

травой. Зубы были оскалены, хотя и не видны из-за травы.

Страшный зверь изготовился к роковому прыжку. Чтобы

увидеть все это, потребовалась тысячная доля секунды —

щелчок фотоаппарата, глаз и воображения. Все дальнейшее

происходило так же стремительно, во всяком случае не бо-

лее двух секунд.

Но как были насыщены переживаниями эти секунды!

За этот ничтожный в абсолютном исчислении отрезок вре-

мени в мозгу проносится ураган мыслей. В памяти возникает

если и не вся жизнь, то во всяком случае значительная ее

часть, связанная с событием, приведшим к роковой развязке.

Первое, что я ощутил, был тривиальный ужас. Именно

он остановил меня на всем скаку и заставил врасти в землю.

Механически пресеклась и застряла в лязгнувших зубах

ария тореадора. Одновременно по спине пробежали полчища

мерзких мурашек. Кожа как будто сжалась на всем теле,

и было впечатление, что мурашки посыпались на траву.

До боли отчетливо ощутилось, как сердце оторвалось, вроде

бы упало в заднюю часть порванного левого ботинка.

В то время как сердце уже подготовилось выскочить

в щель отставшей подошвы, инстинктивно сложился план

обороны. Еще не зная золотого правила, что нападение —

лучший вид обороны, я собрался только защищаться. Ни за

что не стал бы нападать первым. Черт с ней – пусть бы жила

эта противная огромная, как теленок, кошка. План был

прост и, насколько показал последующий анализ, единствен-

но возможный: не бежать же от этого наглого хищника —

все равно догонит. Из правой руки выпал геологический

молоток и рука легла на рукоятку ножа. Левая рука судо-

рожно сжала висевший на плече плащ – тоже тактическое

и весьма существенное оружие. Решено дождаться прыжка

зверя. Как только пума оказалась бы в зоне досягаемости

рук, левая накидывает ей на голову плащ, ослепляя и ско-

вывая ее действия, а правая наносит несколько ударов

ножом в бок.

После полной моральной готовности отражать нападение

мысль непрерывно помчалась дальше. Она стала работать

в несколько другом плане. Пумы из Америки на другие

континенты самостоятельно не переходят, следовательно,

в Забайкалье, где зоосадов нет, они не водятся. И вообще

16

Забайкалье не тропики! И тут я ясно увидел вместо пумы

горелый пень.

Еще доля секунды – и все предметы заняли свои реальные

места. Дерево сгорело давно. Оно было большим и сукова-

тым. Обгоревший ствол свалился, неровно обломав остаток