Текст книги "Алехин"
Автор книги: Юрий Шабуров
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
«Торжественное вручение призов состоялось в концертном зале, в котором некогда блистали выдающиеся московские артисты, – вспоминал Алехин. – …А после взору неожиданно предстали – о чудо! – чай и яблочные пирожные из настоящей крупчатки, что подействовало на всех нас как вдохновляющий заключительный аккорд шахматной олимпиады».
Из побед первого чемпиона Советской России по шахматам Александра Алехина приводим в заключительной части книги одну, включенную им в сборник своих лучших партий.
Возможно, вскоре после победного окончания Всероссийской Олимпиады 1920 года Александр Алехин посетил места, памятные ему с детства. Просматривая книгу Г. Мюллера и А. Павельчака «Гений шахмат Алехин», изданную на немецком языке в 1953 году в Западном Берлине (эта книга была подарена мне гроссмейстером Саломоном Михайловичем Флором в 1981 году), автор встретил, может быть, один из последних снимков Алехина в России.
Подпись под снимком гласила, что он сделан в 1920 году. Но у какого конкретного дома, где расположено это здание и кому именно принадлежало, сохранилось ли оно и насколько часто там бывал, а может, и жил Алехин?
Поиск ответов на эти вопросы потребовал времени, усилий. В конце концов, с помощью исследования литературы и личного осмотра на месте удалось установить, что Алехин был сфотографирован у фасада особняка, принадлежавшего до Октябрьской революции 1917 года Прохоровым. Он находится в Москве на Пресне в Большом Трехгорном переулке. Здесь семья Алехиных часто бывала начиная с конца XIX века, навещая жившую там какое-то время Анну Александровну Прохорову – бабушку Александра Алехина. А постоянно этот особняк занимала семья Сергея Ивановича Прохорова, приходившегося братом Анисье Ивановне, матери Александра Алехина. Жена Сергея Ивановича – Анна Сергеевна – была, напомню, крестной матерью Александра Алехина.
Отца Алехина в этот особняк приводили не только родственные, но и производственные дела. Ведь он в 1888–1892 годах и затем с 1899 года, после кончины Сергея Ивановича Прохорова, входил в состав правления «Товарищества Прохоровской Трехгорной Мануфактуры», был одним из его директоров, а также попечителем начальной фабричной школы.
Понятно, что Александр Алехин на протяжении 29 лет своей жизни в России очень часто бывал в этом особняке. Не исключено, что именно здесь, на семейном совете, предопределялись важные вехи его биографии – поступление в 1902 году в мужскую классическую гимназию Л. И. Поливанова, а в 1911 году – в Императорское Санкт-Петербургское училище правоведения. Может быть, здесь поощрялось или порой сдерживалось страстное увлечение юного Саши Алехина шахматной игрой…
Во всяком случае, с особняком Прохоровых в Большом Трехгорном переулке у Алехина было связано многое. И поэтому, конечно, не случайно именно у этого московского здания он захотел в 1920 году сделать памятный снимок.
Небезынтересно, у кого в тот момент находился в руках фотоаппарат? Может быть, у швейцарской журналистки Анны-Лизы Рюэгг, приехавшей в Москву в командировку в октябре 1920 года. С ней Александр Алехин общался в качестве переводчика Коминтерна. Ведь Рюэгг владела теми же языками, что и Алехин: немецким, французским, английским. Она была общественной деятельницей, состояла в социал-демократической партии. 16 ноября 1920 года ее принимал В. И. Ленин.
Зимой 1920/21 года Алехин и Рюэгг вместе участвовали в коллективной железнодорожной поездке делегатов и гостей Коминтерна по городам Сибири, Урала и Центральной части России. Программа поездки была весьма насыщенной: посещение заводов и фабрик, встречи с рабочими, участие в митингах… Вероятно, этот период сблизил Александра Алехина с энергичной, миловидной, невысокого роста Анной-Лизой Рюэгг, и они решили связать свои судьбы.
Судя по ответам Рюэгг на анкету Коминтерна от 15 ноября 1920 года, более всего в советской жизни ее интересовали вопросы материнства и младенчества. Наверное, это свидетельствует о большом желании 42-летней Анны-Лизы устроить свою личную жизнь: выйти замуж и обрести ребенка. И, вероятно, для достижения этой цели она все сделала, чтобы привлечь внимание Александра.
15 марта 1921 года брак Алехина и Рюэгг был зарегистрирован в Москве. При его оформлении, отвечая на соответствующие вопросы, Александр Алехин написал: разведен первым браком, этот брак у него второй. Анна-Лиза Рюэгг ответила: девица, брак первый, фамилию она принимает своего мужа – Алехина. Документ, подтверждающий это событие, автором книги найден в архивах загса, а анкета Анны-Лизы Рюэгг – в Центральном партийном архиве.
Новобрачные поселились в гостинице «Люкс» на Тверской улице. Через пять недель Алехин получил из Наркомата иностранных дел уведомление следующего содержания:
«Народный комиссариат Иностранных дел не встречает препятствий к проезду в Латвию через Себеж гражданина Алехина Александра Александровича, что подписью и приложением руки удостоверяется.
Заместитель Народного Комиссара Карахан
№ 01139 —29 IV – 21 года».
Получение этого документа придало жизни Алехина новый импульс. Требовалось срочно завершить кое-какие дела, повидаться с родственниками и друзьями – шахматными партнерами, проститься. Ведь неизвестно, когда доведется встретиться вновь…
Сборы в дальнюю дорогу заняли немного времени. Все имущество уместилось в несколько чемоданов. Особенно бережно Александр упаковал вазу, пожалованную ему, победителю Всероссийского турнира любителей 1909 года, императором Николаем II.
На Виндавский (с 1946 года – Рижский) вокзал молодоженов провожали Алексей и Варвара Алехины. Говорили сбивчиво, взволнованно. А когда поезд отправился, из глаз сестры потекли слезы.
Сидя с женой в купе, Александр всматривался в покрытые свежей зеленью подмосковные лужайки и рощи, вспоминая былые поездки в Покровское-Глебово и в воронежское имение «Красная долина», лица родных и друзей, какие-то эпизоды… Все это теперь уходило в прошлое. Впереди была неизвестная, но манящая встречами с маститыми шахматными маэстро жизнь.
Вскоре, 11 мая 1921 года Александр Алехин вместе с женой, швейцарской подданной, был в Риге. Там 13 и 20 мая он провел во Втором шахматном обществе на Бл. Невской, 28, квартира 3, сеансы одновременной игры, как обычно, с превосходным результатом: из 54 партий он проиграл только две.
Из Риги Алехин с супругой направились в Берлин, откуда Анна-Лиза поехала домой в Винтертур, а Александр – в Париж. Больше он уже никогда в Россию не возвращался, хотя всегда интересовался ее жизнью, считал себя русским гроссмейстером.
Возможно, у читателей появятся вопросы, вызванные исключительно трудным решением Александра Алехина. Покинуть Родину – на такой душевный надлом пойдет далеко не каждый человек, и, надо полагать, Алехин мучительно переживал расставание с Россией.
Как объяснить и понять его решение?
Безусловно, при советской власти Алехин чувствовал себя, мягко говоря, порой неуютно. И хотя он никогда не кичился своим дворянским происхождением и поддерживал с окружающими его людьми ровные отношения, тем не менее потеря прежнего положения в обществе, несомненно, тяготила его. То, что он был сыном достойных родителей: отца – члена Государственной Думы, предводителя дворянства Воронежской губернии, радетельного землевладельца и одного из директоров крупнейшего в России текстильного предприятия; матери – совладелицы этого предприятия, после Октябрьской революции 1917 года обратилось в грозный укор ему. Прекрасное образование, полученное в Московской гимназии Л. И. Поливанова и в Императорском Санкт-Петербургском училище правоведения, теперь в глазах некоторых подчеркивало его принадлежность к аристократии, отодвигало вместе с иными представителями творческой интеллигенции на обочину новой жизни. Революция лишила Александра Алехина, его родных, как и многих других наших соотечественников, почти всяких средств к существованию.
Испив эту горькую чашу, немало прекрасных людей вынуждены были в годы революции эмигрировать из России на чужбину или вступить в яростную схватку с новой, неведомой и враждебной властью в гражданской войне.
Были и те, кто остался в России, пытался найти свое место в новом государстве. К ним, несомненно, принадлежал и Александр Александрович Алехин. Он отдавал свои профессиональные знания Советской России – работал юристом, переводчиком и даже вступил кандидатом в члены Российской Коммунистической партии (РКП). Но над ним, глубоко порядочным человеком, далеким от политики, постоянно висела страшная угроза расправы за несодеянные им преступления. Дважды он подвергался серьезной опасности со стороны ЧК. В апреле 1919 года Алехин несколько дней провел в застенках одесской тюрьмы по анонимному навету с совершенно непредсказуемым исходом расследования. Невиновность Алехина была очевидна, и его освободили из-под ареста, предложив даже работу в Губисполкоме.
Проходит полтора года и опять, теперь уже наивысшая организация этой системы – Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией 16 ноября 1920 года заводит на Алехина дело за № 228. Начало ему положила телеграмма из Одессы: «У тов. Лациса от тов. Тарасова получена была подлинная расписка шахматиста Алехина от Деникинской контрразведки в бытность его в Одессе на сумму около 100000 рублей. Адрес Алехина полтора месяца назад, Тверская ул, гостиница «Люкс», Москва. В прошлом году он выехал из Одессы сюда. В настоящее время в Москве следователь Уголовно-Следственной комиссии. Живет на 5–6 этаже. Приметы; выше среднего роста, худой, очень нервный, походка нервная, лет 30–34, найти можно через клуб шахматистов. Сообщил бывший председатель ГЧК Одессы».
Возникли активная служебная переписка в стенах ВЧК и обмен депешами с Одесской ГубЧК. Следствие развертывалось по сценарию политического сыска с привлечением тайной агентуры. В донесениях с грифом «Совершенно секретно» разведчик № 7, ведущий наблюдение за Алехиным, подтвердил его место жительства (уточнив лишь, что он занимает комнату № 164) и приметы, назвав возраст 27 лет.
Однако председатель и секретарь Одесской ГубЧК на запросы ВЧК по существу содержания поступившего доноса отвечали: «Телеграмма ваша для нас непонятна. Просим пояснений». Но дополнить запросы сотрудникам ВЧК было нечем. Они ждали подтверждений как раз оттуда, из Одессы, где находился неведомый автор провокационной телеграммы.
Тщательная проверка завершилась 21 февраля 1921 года допросом Александра Александровича Алехина, в процессе которого он собственноручно подробно ответил на все вопросы следователя. Перечислил все, чем занимался с октября 1918 года и что уже известно читателям этой книги.
По существу обвинения написал:
«II. На вопрос, получал ли я в течение 1919 г. какие-либо суммы денег от кого бы то ни было и, в частности, от некоего Тарасова, заявляю, что никаких сумм от кого бы то ни было я в это время не получал.
III. На вопрос о том, знаком ли я с Лацисом или Тарасовым, заявляю, что ни с тем, ни с другим не знаком.
Александр Александрович Алехин, 21/ II – 1921 г.
Допрос снимал (подпись неразборчива)».
Абсурдность обвинений Алехина в антисоветской деятельности не вызывала сомнений, и дело было прекращено. Чекисты и на этот раз сумели разобраться в происках недоброжелателей Алехина.
Казалось, что на этом инцидент исчерпан, клевета отвергнута. Но, как ни странно, папка с этим делом всплыла еще раз на поверхность в конце сентября 1938 года. Вероятно, это было вызвано тем, что именно в 1938 году лидер советских шахматистов Михаил Ботвинник обратился к руководству СССР за разрешением встретиться во время турнира в Голландии с Алехиным и прозондировать почву относительно проведения с ним матча на первенство мира. Такую санкцию, как мы увидим позже, Ботвиннику удалось получить, несмотря на противодействие некоторых влиятельных лиц.
Сотрудники двух отделов Первого управления НКВД СССР еще раз внимательно просмотрели дело 1921 года и, не найдя там ничего, порочащего Алехина, отправили папку в недра Центрального архива.
И вот теперь, когда мы знаем, что Алехин дважды подвергался очень опасным встречам с органами ЧК по клеветническим сигналам, вполне естественно приходит мысль: а мог ли он жить и трудиться спокойно, не ожидая из-за угла новой угрозы? Ведь кто-то явно жаждал кровавой расправы.
И последний аргумент, поясняющий мотивы выезда Алехина за рубеж, хотя этот довод по значению, вероятно, должен быть назван первым, основополагающим.
Александр Александрович Алехин беспредельно любил шахматы и без них не представлял жизни. В России он вырос и сформировался как выдающийся гроссмейстер, один из очевидных претендентов на первенство мира. Для дальнейшего роста ему требовалась систематическая практика: встречи за шахматной доской с сильными партнерами, участие в турнирах с первоклассным составом участников. Но всего этого в Советской России 1917–1921 годов не было – страну продолжали сотрясать социальные бури, голод и нищета совершенно исключали надежды на появление условий для командировок на международные турниры и организацию состязаний в России с приглашением лучших зарубежных шахматистов.
Оставался единственный путь для шахматного совершенствования, в том числе – во славу России – и Александр Алехин встал на него.
ШТУРМ ОЛИМПА
Много, очень много времени, волею судеб, был оторван Александр Алехин от международной шахматной жизни. Почти семь лет, с сентября 1914-го по июнь 1921 года он не имел возможности соперничать с зарубежными гроссмейстерами. Такой длительный перерыв чреват последствиями…
А в шахматном мире произошли большие изменения. В апреле 1921 года в Гаване завершился давно ожидаемый матч между чемпионом мира Эмануилом Ласкером и Хосе Раулем Капабланкой. Его результат оказался совершенно неожиданным – Ласкер не сумел выиграть ни одной партии. Претендент на почетное звание убедительно доказал свое превосходство, одержав четыре победы при десяти ничьих. Эту смену чемпиона мира Алехин предвидел еще в 1914 году, но не с таким же счетом!
В западно-европейских состязаниях за это время особенно выдвинулись Ефим Боголюбов, проживавший с 1914 года в Германии, где он имел семью, и Рихард Рети. Теперь Алехину предстояло наверстывать упущенное и проверять свои силы в поединках с сильнейшими на мировой шахматной арене.
И Алехин сразу же по прибытии в Берлин в июне 1921 года, не теряя времени, бросился в пучину сражений. Первоначально была пристрелка в самом Берлине: его партнерами там стали немецкие мастера с разными четко выраженными стилями игры. Сначала он встретился в матче из шести партий с 53-летним Рихардом Тейхманом, шахматным композитором и журналистом, для которого были характерны солидный позиционный стиль, тонкое понимание игры. Поединок проходил в напряженной борьбе и закончился вничью – каждый из соперников выиграл по две партии при двух ничьих. Такой исход матча, надо полагать, не огорчил Алехина, ибо Тейхман был крайне неудобным для него партнером. Игра с ним требовала от Алехина большой собранности, усилий. Очевидцы рассказывали: когда в одной партии матча позиция осложнилась, Алехин буквально впился в нее, вглядывался напряженно и долго, потом, издав звук, подобный стону, откинулся на спинку стула и, по-видимому, еще раз проверив расчет, сделал ход. Игра с неудобным партнером является трудным испытанием. Подобные случаи известны истории шахмат – у ряда сильнейших находились труднопробиваемые, как-то непривычно играющие противники. Для Алехина это была не просто хорошая разминка, проверка боем, но и предостережение на будущее: не все крепости берутся с ходу, порой требуется терпеливая упорная осада.
После окончания матча с Тейхманом Александр сыграл две показательные партии со своим ровесником – Фридрихом Земишем, признанным мастером комбинационной игры. Алехин действовал энергично и выиграл обе партии.
В июне 1921 года состоялся дебют Александра Алехина в роли литератора. Он принял предложение известного берлинского издателя Б. Кагана и написал на немецком языке небольшую книгу «Шахматная жизнь в Советской России». В ней довольно объективно рассказывалось о послереволюционных невзгодах и попытках отдельных энтузиастов создать условия для организации шахматных соревнований в России. Книгу завершали 12 партий Алехина, сыгранных в 1918–1920 годах.
Но работа над этой книгой ненадолго отвлекла Алехина от встреч за шахматной доской. Словно путник, преодолевший длинную дорогу, он никак не мог утолить жажду и вступал все в новые и новые состязания.
В июле Алехин убедительно выиграл небольшой турнир мастеров, при 5 участниках в два круга, в Триберге. Из 8 партий он победил в 6 и не потерпел ни одного поражения. Основной конкурент Боголюбов отстал на два очка.
В сентябре Алехин вновь завоевал первый приз – на этот раз в международном турнире в Будапеште. Он набрал 8½ очков из 14, и в его активе вновь было 6 побед и ни одного проигрыша. На пол-очка меньше имел Э. Грюнфельд, на очко – Б. Костич и С. Тартаковер.
В октябре новый триумф Александра Алехина – первый приз в международном турнире в Гааге при 10 участниках. Там ему удалось еще выше поднять результативность своей игры: 7 побед, 2 ничьих и опять ни одного поражения. Второй приз получил Тартаковер, отставший на очко, третий – Рубинштейн – на полтора очка. Поединок с ним вошел в число самых знаменитых партий Алехина.
После своей победы на турнире в Гааге Александр Алехин решил осуществить давно задуманный шаг и вызвал Капабланку на матч за первенство мира. Но вызов был отклонен. Капабланка в течение десяти лет, с 1911 года, ждал, когда примет его вызов Ласкер. И теперь, получив желанное звание, не торопился подвергать себя риску. К тому же кроме Алехина могли быть и другие претенденты…
Большие изменения в это время произошли в личной жизни Алехина. 2 ноября 1921 года в городе Винтертуре Анна-Лиза Рюэгг родила сына, получившего имя Александр. Однако это радостное событие было омрачено тем, что швейцарские власти не признали брак, заключенный в Москве, и, таким образом, младенец оказался как бы незаконнорожденным. И лишь в 1928 году, после того как Алехин получил французское гражданство и стал чемпионом мира, ему удалось добиться признания ребенка своим сыном. В подтверждение этого факта он сделал собственноручную запись на обратной стороне московского свидетельства о регистрации его брака с Анной-Лизой.
Но к тому времени они находились уже в разводе. Брак был расторгнут в 1926 году. Семейная жизнь не сложилась – каждый из супругов был обременен своими заботами, жил иными интересами, часто находился в разъездах. У Анны-Лизы была трудная юность, полная лишений и конфликтов с работодателями, участие в революционных кружках. Нежно и глубоко любя сына, она тем не менее не отказалась от своей социал-демократической деятельности.
Когда Анна-Лиза, по совету мужа, приехала в Нью-Йорк с сыном, чтобы дать ему там образование, ее арестовали за пацифистскую агитацию и через неделю выслали из США. Об этом автору книги поведал сын чемпиона мира Александр Александрович Алехин-младший осенью 1992 года в Москве. А скончалась Анна-Лиза Рюэгг 2 мая 1934 года в Лозанне. Дальнейшим воспитанием их 13-летнего сына занимались опекуны, получавшие денежные переводы от Алехина.
Алехин виделся с сыном, бывая в Швейцарии, и лишь однажды сын гостил две недели у отца в Париже на улице Круа Нибер в 14-м квартале. После окончания реальной школы он, приобретя необходимый опыт, работал инженером-конструктором дорожных машин, а в 1986 году стал пенсионером. В молодости увлекался игрой в гандбол, участвовал в соревнованиях парусных яхт.
Беседуя с автором книги в 1992 году в Москве во время празднования столетия со дня рождения Александра Алехина, сын чемпиона мира, в частности, сказал: «Меня многие спрашивают, играю ли я в шахматы? Да, конечно, но только на домашнем уровне. Отец мой, безусловно, великий человек, но дети выдающихся людей никогда не достигают таких же высот. Шахматы отняли у меня отца, но я горд тем, что мой отец гений». К сожалению, сын чемпиона мира не имеет своих детей, и, таким образом, род Александра Алехина по прямой линии пресекся.
В апреле 1922 года Александр Алехин играл в международном турнире при 19 участниках в чехословацком городе Пьештян. Там он пропустил вперед себя на пол-очка соотечественника Ефима Боголюбова и поделил второй и третий призы с Рудольфом Шпильманом, имея 14½ очков из 18 (12 выигрышей, 5 ничьих и один проигрыш – Савелию Тартаковеру, которому проиграл и первый призер). Но качество сыгранных им в Пьештяне партий показывало, что он продолжал прогрессировать.
Алехину был присужден первый приз за красивейшую партию турнира – против Г. Вольфа, кроме того, специальный приз за лучшую партию, сыгранную славянским маэстро, – против З. Тарраша.
В свободное от участия в турнирах время Алехин совершил блестящие по своим результатам гастрольные поездки по Германии, Голландии, Франции, Испании, Чехии. В Праге открылся в мае 1922 года шахматный клуб под названием «Алехин». Присутствовавший на его открытии Александр Александрович дал сеанс одновременной игры вслепую на 12 досках, 10 партий выиграл и в двух сделал ничью.
Наряду с этим им были написаны ряд статей о шахматах и комментарии к множеству партий в различных журналах и газетах. И все это только за один год!
Большим событием для шахматного мира явился 17-й Конгресс Британского Шахматного Союза. Он проводился с 11 июля по 19 августа 1922 года в Лондоне. В его программе было три турнира: главный, с участим ведущих мастеров, и два побочных. Особый интерес вызвало участие в турнире Хосе Рауля Капабланки, впервые выступавшего в звании чемпиона мира.
Незадолго до начала этого состязания в венской газете появилась довольно любопытная статья С. Тартаковера «Портреты маэстро», где он дал характеристики Капабланке, Алехину, Рубинштейну и Рети. Вот что в ней, в частности, говорилось об Алехине:
«В течение последнего года исключительно опасный соперник Капабланке восстал в лице москвича Александра Александровича Алехина, острая, оригинальная игра которого приобретает все больше и больше приверженцев и поклонников. Какова игра, таков человек – блондин высокого роста, широкоплечий, серьезный. Интересна параллель между ним и сродственным ему по духу соотечественником его Боголюбовым, который на последнем большом шахматном турнире в Пьештяне был первым. В то время как безмятежное спокойствие шахматного эпикурейца Боголюбова как бы говорит, как хорошо играть в шахматы, сразу бросается в глаза аристократическая нервозность Алехина, жесткие, постоянно неудовлетворенные черты лица которого всегда отражают досаду: ведь можно играть еще сильнее! «Я побеждаю, следовательно, существую» – вот самое удачное выражение шахматной философии Алехина. Поэтому нет ничего удивительного, что матч Алехина с Капабланкой за первенство в мире обещает быть поистине выдающимся шахматным событием, где, между прочим, будут противопоставлены друг другу великие культуры: гордая западная и быстро развивающаяся восточная. Во время лондонского состязания лучшие шансы, по моему мнению, будут на стороне смелого москвича…»
Как показали итоги лондонского турнира, остроумный маэстро и литератор почти не ошибся в своем прогнозе. Алехин играл прекрасно, но Капабланка еще лучше. То был период расцвета шахматного творчества кубинца. Сказанное год тому назад Алехиным: «шахматная сила Капабланки достигла вершины; кристально чистое ведение дебюта и миттельшпиля соединялось с непревзойденной эндшпильной техникой…» – силы своей не утратило.
Капабланка убедительно доказал свое превосходство, взяв первый приз с 13 очками из 15. Алехин отстал от него на полтора очка, но тоже не потерпел ни одного поражения. У него было 8 побед и 7 ничьих, в том числе с чемпионом мира.
Вслед за Алехиным призовые места заняла целая когорта сильнейших шахматистов: 3-е место – М. Видмар, 4-е – А. Рубинштейн, 5-е – Е. Боголюбов, 6-е и 7-е – Р. Рети и С. Тартаковер, 8-е и 9-е – Г. Мароци и Ф. Ейтс.
Лондонский турнир 1922 года вошел в историю шахмат еще и потому, что на нем состоялись переговоры о регламентации условий проведения матчей на первенство мира. Был подготовлен и подписан документ из 22 статей, получивший название Лондонского соглашения. Под ним поставили свои подписи X. Р. Капабланка, А. Алехин, Е. Боголюбов, М. Видмар и А. Рубинштейн.
Из числа основных пунктов этого документа приведем содержание лишь нескольких: 1) матч играется до 6 выигранных партий (ничьи не засчитываются); 2) чемпион мира обязан отстаивать свое звание в течение года с момента получения вызова претендента – общепризнанного маэстро; 3) чемпион мира не обязан защищать свое звание при наличии призового фонда менее 10 тысяч долларов США и заранее внесенного казначею залога в размере 500 долларов; 4) из общей суммы призового фонда чемпион получает 20 % в виде гонорара за участие в матче, из остающейся суммы победитель получает 60 %, проигравший – 40 %; 5) чемпион имеет право назначать срок начала матча и обязан сам приступить к началу игры, невзирая ни на какие причины, не далее чем за 40 дней, – в противном случае он теряет свое звание; 6) выигравший звание чемпиона мира обязан защищать его на тех же условиях.
Подписание Лондонского соглашения призвано было упорядочить всю систему оспаривания мирового первенства по шахматам, и многие его положения действуют и поныне.
Лондонское соглашение было взято за основу регламента матча между Капабланкой и Алехиным в 1927 году. Но до него Александру Алехину предстоял еще трудный путь спортивной конкуренции со множеством соперников. Он его проходил не мешкая.
Уже через три недели после завершения Лондонского турнира его фамилия – в таблице небольшого состязания в Гастингсе – 6 участников, в два круга (с 9 по 21 сентября
1922 года). Алехин завоевывает первый приз с 7½ очков из 10. Он выиграл 6 партий, сделал 3 ничьи и лишь одну проиграл в явно лучшей позиции тому самому Ейтсу, которого в Лондоне великолепно победил. Второй приз получил А. Рубинштейн, а третий-четвертый поделили Е. Боголюбов и А. Томас.
Тринадцатый в истории шахмат чемпион мира Гарри Каспаров назвал партию Алехина с Боголюбовым из этого турнира шедевром, который может быть отнесен к самым блестящим в шахматной истории.
Свои комментарии к этой партии в то время Зигберт Тарраш завершил такими словами: «Очень интересная, как в стратегическом, так и в тактическом отношении, с безукоризненным мастерством проведенная Алехиным партия!» С ним восторженно перекликался в этой оценке Савелий Тартаковер: «Самая красивая партия новейшей эпохи, причем красота великолепных жертв дополняется глубокой стратегией, проявляемой по всей доске».
Прошло еще три недели, и с 12 по 30 ноября 1922 года Алехин играл уже в другом международном турнире, в Вене. Но здесь его постигла неудача. Если до этого, участвуя в шести турнирах, он из 71 партии проиграл лишь 2, то тут, в Вене, в трех партиях из 14 ему пришлось сложить оружие. Это явилось крупной неожиданностью для всех.
Вот что писалось в заметке «Моментальные снимки» из венской газеты тех дней:
«Алехин – вся воплощенная нервность. Выражение лица этого высокого, стройного, молодого человека постоянно меняется; импульсивные движения рук, которыми он то порывисто проводит по своим светло-рыжеватым волосам, то быстро хватает вышедшие из игры фигуры, – все отражает напряженную, страстную работу мысли этого типичного представителя модернизма в шахматах, неутомимо прокладывающего собственные пути. После каждого своего хода он стремительно вскакивает, его элегантная фигура быстрыми, порывистыми шагами движется от стола к столу, и он пытливым взором охватывает положение партий. Если противнику удается неожиданным маневром поставить его в затруднительное положение, то он становится раздражительным, нетерпеливым; его нервирует малейший шум; светлые глаза его испытующе впиваются в противника, как бы стараясь проникнуть в его замыслы, – и улыбка торжества сияет на его лице в тот момент, когда он находит хороший ответ. Стол, за которым играет Алехин, всегда окружен густой толпой зрителей…»
Надо отдать должное венскому журналисту: ему удалось донести до нас довольно яркий образ Александра Алехина тех лет.
А международный турнир в Вене тогда, в 1922 году, выиграл А. Рубинштейн – 11½ очков из 14, вторым был Тартаковер – 10, третьим Вольф – 9½, а четвертый – шестой призы Алехин делил с Мароци и Таррашем, имея по 9 очков. Сзади них оказались Грюнфельд, Боголюбов, Шпильман….
Во время пребывания Алехина в Вене его пригласили дать сеанс одновременной игры для зрителей Шахматного Конгресса. Подобные просьбы он никогда не игнорировал, ну а на результат того сеанса участники, наверное, не обиделись: Алехин выиграл все 26 партий.
В декабре 1922 года Алехин совершил гастрольную поездку в Испанию – выступал с сеансами одновременной игры в Мадриде, Барселоне и Сарагосе, во время которых из 94 партий выиграл 78, проиграл 6 и окончил вничью 10.
В начале 1923 года Александр Алехин направился в Париж, где решил обосноваться на постоянное жительство. К этому времени Париж стал одним из главных центров русской эмиграции – во Франции было зарегистрировано 67 тысяч эмигрантов из России. Встречи с соотечественниками на чужбине многим согревали душу, напоминали о Родине…
Обустроив свои бытовые дела в Париже, Алехин предпринял успешные февральские и мартовские гастроли в Бельгии и Франции. Первым серьезным выступлением для него стал небольшой турнир в Маргэте, проходивший при восьми участниках с 31 марта по 7 апреля. Это состязание принесло большую неожиданность. Первый приз получил с 5½ очками из 7 Эрнст Грюнфельд, а главные фавориты – Алехин и Боголюбов поделили с Мичелом и Мюффаном второй – четвертый призы, отстав от победителя состязания на пол-очка, еще один фаворит – Рети вообще остался за чертой призеров. Как и в других видах спорта, в шахматах тоже многое значат такие малые величины, как секунды, минуты, ничейные результаты отдельных партий.
В середине апреля Алехин совершил гастрольную поездку в Италию. Он играл одновременно несколько консультационных партий против сильнейших шахматистов Неаполя, дал сеанс игры вслепую…
Интересный и довольно сильный состав участников собрал с 28 апреля по 20 мая 1923 года международный турнир в Карлсбаде. Среди них отсутствовали, по существу, только чемпион и экс-чемпион мира – Капабланка и Ласкер. А очевидные претенденты все были налицо. Это предопределило жесткую спортивную конкуренцию. В итоге состязания первыми к финишу пришли трое, разделившие главные награды между собой.