Текст книги "Алехин"

Автор книги: Юрий Шабуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Капабланка в своем шахматном творчестве тяготел к внешне простым позициям, требующим глубокой интуиции и виртуозной техники. В 1921 году, когда он убедительно выиграл матч на первенство мира у Эмаиуила Ласкера, его шахматная сила, как отмечал Алехин, «достигла вершины: кристально чистое ведение дебюта и миттельшпиля соединялось с непревзойденной эндшпильной техникой». Но из этого, разумеется, не следовало, что общий прогресс шахматного искусства невозможен.

Капабланка приобрел репутацию «шахматной машины в образе человека», виртуоза шахматной техники, безошибочно использующего малейшие позиционные преимущества. Он был убежден, что постиг шахматы до предела и знает тайну победы. По его мнению, встреча равных по силе выдающихся шахматистов впредь неизбежно будет заканчиваться ничейным исходом. Развитие шахмат зайдет в тупик. Близкую «ничейную смерть» шахматам предсказывал и Ласкер.

Но Алехин был убежден в обратном, он верил в безграничные творческие возможности шахмат. Обладая ярким комбинационным зрением, Алехин тонко понимал динамику позиции и всегда стремился к полнокровной игре. Его неожиданные, оригинальные по содержанию комбинации встречались даже в самых простых по виду позициях. Комбинации Алехина открывали неизведанные глубины шахмат, убеждали в неисчерпаемости шахматного искусства.

До матча в Буэнос-Айресе только Ласкеру и Капабланке удавалось отражать натиск Алехина и, противопоставляя его бурной фантазии прочную позиционную эрудицию, одерживать победы. В предыдущих встречах Алехин проиграл Капабланке 5 партий при 7 ничьих, ни в одной не сумел взять верх. Поэтому некоторые шахматные авторитеты, такие, как Г Мароци, Р. Шпильман, Э. Грюнфельд и другие, утверждали, что Капабланка вообще не проиграет ни одной партии в матче. Другие высказывались осторожнее, но тоже не допускали возможности поражения чемпиона. Стиль игры Алехина, конечно, производил впечатление, но запас прочности у Капабланки казался большим.

В успех претендента верили немногие. Рихард Рети назвал стиль Алехина стилем будущего, «который должен победить стиль Капабланки так же, как несущийся в воздухе аэроплан в конце концов обгонит ползущий по земле поезд… Творчеству Алехина принадлежит будущее». Большую силу провидения обнаружил издатель московского журнала «Шахматы» Н. И. Греков, известный историк и литератор. «Соперники равны, – писал он. – Но если капризная фортуна в предстоящей борьбе дарует победу сильнейшему, то с момента окончания матча чемпионом мира должен стать Алехин».

Сами участники матча оценивали свои шансы в разной тональности. Капабланка, прибыв в Буэнос-Айрес, советовал своим поклонникам, державшим за него пари: «Не давайте слишком большой форы. Сто к одному – слишком много, но пять к одному – достаточно». У него сомнений в победе не было…

А вот Алехин, встретив в парижском кафе «Режанс» профессора А. А. Смирнова, знакомого по Санкт-Петербургу, говорил на эту тему без самообольщения: «Для меня нет неясных черт в игре Капабланки, и с этой стороны я в совершенстве подготовился к борьбе. Все же я себе еще не представляю, как я смогу выиграть шесть партий. Правда, еще менее я могу себе представить, как он выиграет у меня шесть партий…»

Александр Алехин приближался к исполнению своей заветной мечты. Он всю сознательную жизнь был нацелен на штурм шахматного Олимпа. А теперь, волею судеб, от него зависело и будущее развитие шахматного искусства. Тупик, «ничейная смерть» – или безграничное творчество?..

Шахматный мир был в ожидании события, призванного дать ответ на этот вопрос.

МАТЧ ВО ИМЯ БУДУЩЕГО ШАХМАТ

Долгим ожиданиям желанного матча с Капабланкой подходил конец. В преддверии этого исторического состязания Александр Алехин счел необходимым определить свое правовое положение и принял французское гражданство.

22 августа 1927 года он отправился вместе с женой в дальний путь, в Аргентину. Пересекая на борту французского лайнера «Масилиа» Атлантический океан, Алехин вновь и вновь мысленно возвращался к тем выводам, которые он сделал после многолетнего изучения стиля Капабланки. Он не был безупречен и свободен от ошибок. Легенда о «сверхигроке» надуманна. Капабланка, безусловно, «первокласснейший мастер, сила которого заключается больше в интуиции, чем критическом мышлении».

Свое общее представление об игре чемпиона мира Алехин сформулировал так: «В дебюте он представляет из себя крупную силу только как защищающийся; миттельшпиль – его самая сильная сторона, здесь он при случае проявляет активность; в эндшпиле для первоклассного маэстро он не страшен, так как здесь только в исключительных случаях ему удается подняться над посредственностью…»

С этими выводами и прибыл Алехин 7 сентября 1927 года в Буэнос-Айрес. Здесь его встречали радушно, но от каких-либо комментариев по поводу предстоящего матча Алехин воздержался.

15 сентября 1927 года состоялась торжественная церемония открытия матча. Зал театра в Буэнос-Айресе был переполнен. Репортеры стремились запечатлеть исторический момент и передать малейшие подробности. По их описаниям, Алехин и Капабланка представляли собой живописную пару: блондин с мягкими волосами и голубыми глазами, – типичный славянин – и смуглый кубинец с серо-зелеными глазами; оба стройные, выше среднего роста в черных строгих костюмах.

Матч открыл президент Аргентины М. Альвеар. В тот день в адрес будущих соперников было высказано много восторженных речей. Но кульминацией открытия стала, безусловно, жеребьевка. Она определяла немаловажный для старта спортивный и психологический настрой участников – цвет фигур в первой партии матча.

Повезло Капабланке – ему достались белые фигуры. Получив право начать поединок, он, несомненно, рассчитывал использовать это преимущество сразу же. Его прямолинейностью, с которой он играл белыми на выигрыш, а черными явно на ничью, в свое время восхищался Ласкер.

На следующий день толпа болельщиков осаждала особняк под № 443 на улице Карлос Пеллеграни, в котором размещался Аргентинский шахматный клуб. Им был предоставлен первый этаж, а сами участники матча играли в комнате на втором этаже. Там состоялись почти все партии поединка, за исключением двух, проведенных в Жокей-клубе. Но в Жокей-клубе была очень шумная обстановка, по настоянию Алехина матч вернули в шахматный клуб.

Итак, судья пустил часы, и Капабланка передвинул пешку е2 на два поля. Алехин ответил ходом е6. Французская партия. Так в 1914 году в Санкт-Петербурге началась их первая встреча в международном турнире. Уверенный в своем превосходстве чемпион теперь несколько поверхностно разыгрывал дебют. Это позволило Алехину изящным маневром выиграть пешку. Получив худшую позицию, Капабланка отчаянно, но безуспешно сопротивлялся. Алехин великолепно провел финальную часть партии, и после 43-го хода черных Капабланка сдался.

Поражение чемпиона мира в первой партии матча было подобно грому среди ясного неба. Оно поколебало в какой-то мере уверенность поклонников таланта Капабланки, но сам кубинец, казалось, счел проигрыш случайным. Тем не менее Капабланка последующие партии матча никогда больше не начинал ходом королевской пешки. Он вернулся к своим излюбленным построениям, возникавшим в ферзевом гамбите, индийской защите, и перешел в мощное наступление.

Капабланка энергично и последовательно переиграл соперника в 3-й партии, имел большое преимущество в 5-й, убедительно победил в 7-й, где его заключительная атака явилась одним из лучших тактических достижений чемпиона. А играя черными фигурами, он без особого труда пресекал всякие попытки Алехина играть на выигрыш во 2, 4, 6 и 8-й партиях.

Благоприятно складывались обстоятельства для Капабланки и в 9-й партии. Удачная дебютная новинка дала ему явное позиционное преимущество. Казалось, что очередная победа близка. Однако он натолкнулся на упорное сопротивление. Алехин вел защиту виртуозно, находил единственные способы отражения угроз белых. Его блестящие тактические маневры полностью обезвредили нажим чемпиона и привели партию к ничейному результату.

Русский гроссмейстер вновь обретал форму. Позади остались малоприятные встречи с врачом, удалившим у него шесть зубов в связи с воспалением надкостницы. Для публики это, конечно, осталось как бы за кадром, но Алехину пришлось несколько дней превозмогать сильную боль и высокую температуру. Понятно, что при этом трудно сконцентрировать свои силы на принципиальных поединках. Теперь же он чувствовал себя достаточно бодро, был собран.

В 10-й партии Капабланка, играя черными фигурами и придерживаясь своих установок, стремился к уравнению, что и привело к ничьей. Продолжить наступление чемпион намеревался в следующей партии. Однако 8 октября 1927 года, в 11-й партии, игра приняла непредвиденный для Капабланки характер. Алехин уверенно отвечал на его натиск мощными встречными ударами.

Это была «исключительно трудная и содержательная партия, – писал впоследствии Алехин, одержавший в ней победу. – Если во второй ее части с обеих сторон и были допущены ошибки, то следует принять во внимание, что, несмотря на кажущуюся простоту, положение все время создавало почву для множества запутанных комбинаций, для расчета которых оба противника должны были напрягать все свои силы. При этом они находились в цейтноте, вследствие чего неоднократно делали промахи».

Борьба в 11-й партии была завершена, после откладывания, 9 октября.

– Я так выигрывать не умею! – вырвалось тогда у потрясенного Капабланки в беседе с репортером. Его волнение не прошло бесследно, и в следующей, 12-й партии чемпион допустил несколько неточностей. Его ошибочная комбинация привела не только к потере фигуры, но и к новому поражению.

Счет матча стал в пользу Алехина, выигравшего 3 партии при двух проигрышах.

Это заставило Капабланку перейти к более осторожной игре. Играя белыми фигурами, он продолжал позиционный нажим в 13, 15, 17, 19-й и даже вопреки своим установкам в 20-й партии. Однако результат в каждой из них был один – ничья. Также заканчивались и все четные партии, где Капабланка играл черными фигурами.

26 октября состоялась 21-я партия. Не получив по дебюту даже малейшего позиционного преимущества, Капабланка пошел на осложнения. Но, как и в 11-й партии, Алехин вновь продемонстрировал изумительный комбинационный талант, находя все время сильнейшие ходы. У чемпиона иссякли возможности для контригры, и на 32-м ходу он вынужден был признать новое, четвертое по счету, поражение.

Эту партию Александр Алехин считал лучшей в матче.

Окрыленный победой в 21-й партии, Александр Алехин предпринял энергичную попытку закрепить свой успех в следующей, 22-й партии. Мощный штурм позиции черных с гениальной жертвой фигуры разрушил бастионы Капабланки. Казалось, что до его капитуляции оставалось совсем немного времени. Однако при доигрывании Алехин почему-то отказался от намеченного плана, сделал несколько неточных ходов, что позволило Капабланке искусными маневрами свести трудный эндшпиль к ничьей.

Вслед за этим чемпион мира отразил натиск Алехина в 23-й и 24-й партиях. Больше того, в 25-й партии он вновь захватил инициативу, в 26-й без заметных усилий добился ничьей, а в 27-й перешел в решительное наступление. Его давление на позицию Алехина неуклонно нарастало, но во время атаки он допустил просмотр на 36-м ходу, а через ход и решающую ошибку, приведшую партию к ничьей. Комментируя впоследствии матч, Алехин признал, что Капабланка должен был выиграть эту партию, но победа от него ускользнула аналогично тому, как это произошло у Алехина в злополучной 22-й партии.

И все же, продолжая натиск, Капабланке удалось в 29-й партии нанести поражение претенденту. Это была третья и последняя его победа в матче. Он, казалось, был недалек от успеха и в 31-й партии, но Алехин, используя малозаметные позиционные ошибки противника, сумел уравнять тяжелый эндшпиль.

Исход матча предрешила продолжавшаяся два дня – 22 и 23 ноября – 32-я партия. Оригинально и остро разыграв дебют, Алехин направил ее по руслу комбинационных осложнений. Попытки Капабланки упростить игру, снять напряжение были пресечены. К Алехину пришла пятая победа.

После этого в игре Капабланки произошел спад, чувствовалось, что он сник, потерял надежду. В 33-й партии ничья была зафиксирована на 18-м ходу, а в 34-й, ставшей последней в матче, его упорное сопротивление в течение двух дней – 27 и 28 ноября – уже ничего изменить не могло. Алехин провел решающую партию великолепно, в атакующем стиле и добился выигрышного положения.

Однако Капабланка не признал себя побежденным и выразил желание отложить партию для последующего доигрывания. Ему явно хотелось оттянуть неизбежную развязку, не допустить аплодисментов, адресованных счастливому сопернику.

А ведь позиция в отложенной партии была настолько ясна, что даже малоискушенный любитель шахмат при взгляде на нее скажет, что черные обречены. У Алехина огромное преимущество – он имеет две проходные пешки, а его ладья напрочь отрезала черного короля от места решающих действий. Одна же ладья Капабланки, конечно, была не в состоянии воспрепятствовать продвижению белых пешек к заветной цели – на восьмую горизонталь.

29 ноября 1927 года публика, переполнившая зал, с нетерпением ожидала появления на сцене соперников. Газеты еще утром разнесли сенсационную весть о том, что «Алехин накануне достижения звания чемпиона мира». Но так ли это? Всем хотелось быть очевидцами исторического события, увидеть завершение матча.

Алехин пришел в зал вместе с женой в установленный срок для начала доигрывания отложенной партии.

Судьи пустили шахматные часы, и стрелки на циферблате, показывающем время, израсходованное чемпионом мира на обдумывание ходов, возобновили свое движение. Но Капабланка в тот день так и не появился в зале. Недоумение, охватившее всех, рассеял вошедший в зал заместитель главного судьи Карлос Аугусто Керенсио. Он объявил, что Капабланка не придет, и, пройдя в комнату секретариата, вручил Алехину письмо, текст которого гласил:

«29 ноября 1927 г. Д-ру А. Алехину. Дорогой господин Алехин! Я сдаю партию. Следовательно, Вы – чемпион мира, и я поздравляю Вас с Вашим успехом. Мой поклон госпоже Алехиной. Искренне Ваш X. Р. Капабланка».

Досадно, конечно, что Капабланка не нашел в себе моральных сил для того, чтобы приехать в зал и лично, сдав матч, поздравить победителя, провозгласить его новым чемпионом мира. Наверное, это и положило начало неприязненным отношениям между двумя великими шахматистами.

Главное же состояло в том, что Александр Алехин достиг своей цели и стал первым русским чемпионом мира, что восторжествовали творческие идеи русской шахматной школы, отбросившие призрак «ничейной смерти» шахмат. А в тот исторический день, 29 ноября 1927 года, восторг охватил не только самого Алехина, но и весь зал. Зрители бурно аплодировали новому чемпиону мира, а потом подхватили его на руки и с ликующими возгласами пронесли по улицам Буэнос-Айреса до самого отеля.

На итоги матча откликнулась пресса всего мира. Стиль, в котором Алехин одержал победу, приводил в изумление. Он был как будто прежним и в то же время новым, знакомым и неведомым. Некоторые знатоки находили в нем даже признаки стиля Капабланки. На самом деле Алехин ни в чем не поступался своими шахматными принципами, своим комбинационным стилем, в котором воплощались передовые идеи русской, чигоринской школы. Он только приспособил их к труднейшим задачам, принятым им на себя в историческом матче.

В матче столкнулись две различные психологические индивидуальности. Если на Капабланку неудачи в матче действовали угнетающе, то Алехин, наоборот, после поражения всегда начинал играть сильнее, инициативнее. Это крайне редкое психологическое качество было присуще ему с юношеских лет. Особенно усиливалась его игра к концу каждого состязания. Алехин всей своей психологией олицетворял идеальный тип шахматного борца.

Газеты отмечали исключительно напряженный характер борьбы, явное превосходство Алехина, сумевшего одолеть соперника с перевесом в три очка. При этом не остался незамеченным и такой немаловажный факт: к Капабланке успех приходил только в партиях, где он играл белыми фигурами, а победы Алехина были одержаны в равной мере теми и другими – в трех партиях белыми и в трех – черными фигурами. Особо подчеркивался высокий творческий уровень матча, хотя в отдельных его партиях и встречались ошибки. Но все понимали, что они неизбежны в столь ответственных состязаниях.

Всех интересовала точка зрения самих участников матча.

В статье «Мое поражение», опубликованной в газете «Нью-Йорк таймс», Хосе Рауль Капабланка писал: «Это была жестокая борьба, и Алехин вышел из нее победителем главным образом потому, что сумел использовать все преимущества, какие оказались на его стороне… Я обязан воздать должное моему противнику. Я отнюдь не желаю умалять его достижение. В каждой партии он проявлял огромную силу воли; он упорно искал победы и стойко защищался. Без сомнения, в этом матче он играл лучше меня, и то, что он показал, заслуживает полного восхищения».

Александр Алехин также дал высокую оценку игре соперника и, завершая свою статью, писал: «Наконец мечта моей жизни осуществилась, и мне удалось пожать плоды моих долгих усилий и трудов».

С большим вниманием вчитывались в оценки авторитетов.

Экс-чемпион мира Эмануил Ласкер в те дни писал:

«Я приветствую блестящую победу Алехина, осуществившего горячую мечту Чигорина, прямым наследником которого он является как по пылкой своей гениальности, так и по темпераменту своей игры… Победа Алехина – это победа непреклонного борца над умом, избегающим всего неясного. Капабланка стремился путем научных методов к точности; Алехин же в большей мере художник, в нем больше исканий, а в принципе такое творчество выше, – в особенности же если проявляется в борьбе…»

Эти черты стиля Алехина подчеркивал и Рихард Рети: «…Алехин – одухотворенный художник… хотя он не раз давал совершенные произведения искусства, но себя он никогда не считал совершенством; вечно ищущий, он все время растет; утонченно требовательный к себе, он и теперь видит перед собой много неясного и нерешенного… Алехин разбил Капабланку не путем стремительных атак, а страстным исканием новых путей…»

Победа Алехина нашла широкий отклик в Советском Союзе. В редакции журналов и газет хлынул поток писем, приветствовавших восхождение на шахматный трон представителя отечественной школы. Высказали свое мнение в прессе и опытные шахматные мастера нашей страны.

«…Александр Александрович Алехин выиграл матч и титул первого шахматиста мира в таком стиле и в такой обстановке, которые исключают всякое сомнение в том, что победа досталась сильнейшему…» – писал Григорий Левенфиш в журнале «Шахматы». Свой анализ борьбы за мировое первенство он заканчивал утвердительно: «Значение победы Алехина прежде всего в том, что она возвращает шахматному искусству его высокую роль… Новым чемпионом мира продемонстрирована глубина творческой фантазии… Партии Алехина по богатству пронизывающих их идей, по совершенству формы – истинные жемчужины шахматного искусства. Алехин – подлинный величайший шахматный художник современности».

Огромный интерес, проявляемый повсюду к итогам матча, побудил Алехина в начале 1928 года дать журналистам более обстоятельное интервью. Оно было опубликовано в зарубежной печати и в пятом номере московского журнала «Шахматы» за тот же год. Познакомиться с этим интервью небесполезно и нынешним читателям.

«Так мало еще времени прошло после окончания матча на мировое первенство – и уже много раз пришлось мне давать ответ на вопрос, как в фокусе отражавший в себе отношение огромного большинства как любителей шахмат, так и людей совершенно чуждых нашему искусству и спортивной стороне матча.

– Как (то есть, собственно, почему) вам удалось выиграть у Капабланки?

– Думается, что моей победе может быть только одно объяснение, по простоте своей напоминающее одну из Verites de m-me de la Palisse, а именно, что в Буэнос-Айресе в конце 1927 года я просто играл лучше Капабланки…

Можно, конечно, рассуждать о том, был ли мой противник в лучшей своей форме (хотя он сам до начала матча заявил urbi el orbi, что чувствует себя великолепно и вполне готов к бою) и не найдет ли он в себе новых сил для матча-реванша, который он мечтает устроить в 1929 году. Несмотря на очень высокое мнение о классе моего противника, на такую же высокую оценку его чисто интуитивного дарования и классического стиля его творчества, я полагаю, что Капабланка в 1929 году будет весьма мало отличаться от Капабланки 1927 года, так же мало, как этот последний отличался от победителя Ласкера в Гаване в 1921 году.

Думаю я это потому, что два с половиной месяца контакта с кубинским «genio latino» может только окончательно укрепить мое мнение о нем, начавшее складываться еще в достопамятные дни петербургского турнира 1914 года: шахматные минусы Капабланки, правда, незначительны и мной с трудом могут быть использованы, но зато неискоренимы, так как стоят в слишком тесной органической связи с его человеческими, слишком человеческими недостатками.

Но если Капабланка играл не хуже чем раньше, почему наши прежние результаты с ним были так мало похожи на случившееся в матче?

Да, вероятно, главным образом потому, что я в первый раз за всю свою шахматную карьеру стал в Буэнос-Айресе перед неповторимой возможностью высшего спортивного достижения и… играл так, как никогда в жизни.

Результаты матча помимо личного удовлетворения доставили мне еще двойную радость: во-первых, от сознания, что удалось избавить шахматный мир от вредного очарования, от массового гипноза, в котором держал его человек, сделавшийся за последнее время проповедником никчемности шахматного искусства и скорого его исчезновения; затем, от веры, что факт моей победы, казавшейся столь невероятной, сможет напомнить многим, что и в других областях жизни рано или поздно может свершиться то непредвиденное и казалось бы невозможное, что сплошь и рядом превращает самые смелые сны в действительность…»

Победа Александра Алехина в матче с Капабланкой открыла новую яркую главу в летописи борьбы за первенство мира, стала важной вехой в неисчерпаемом творческом развитии шахматного искусства. Она привлекла всеобщее внимание, стала сенсацией. Шахматный мир рукоплескал русскому гроссмейстеру, столь убедительно и эффектно доказавшему свое превосходство над, казалось, непогрешимой «шахматной машиной в образе человека». Репортеры осаждали нового чемпиона мира с просьбами дать интервью. Лейтмотивом бесед с журналистами были, конечно, итоги состязания двух великих шахматистов. Но порой разговор принимал и несколько иной характер.

Так, в интервью, опубликованном 11 декабря 1927 года в газете «Нью-Йорк таймс», корреспондента интересовал вопрос: «Играют ли роль в формировании шахматного гения математические способности, фантазия, память, расчетливость?..»

Отвечая, Алехин сказал, что математические способности не имеют значения в шахматах: «Что имеет значение? Фантазия в первую очередь. И еще дар к абстрактному мышлению…» Продолжая, он сказал, что не следует придавать слишком большого значения наследственности: «Можно быть блестящим шахматистом, даже если никто из ваших предков никогда в глаза не видел шахматной доски…»

А потом Алехин высказал обуревавшие его мысли:

«Странная борьба происходит во мне, когда я играю в шахматы. Борьба между фантазией, с одной стороны, и трезвой расчетливостью – с другой. Понимаете, избыток фантазии и избыток расчетливости одинаково вредны. И то, и другое может совершенно увлечь вас, причем влекут эти качества в противоположных направлениях. Они должны быть приведены в гармонию рассудочным здравым смыслом. Это я и стараюсь делать все время, давая выход то одному, то другому. Однако в случае со мной фантазия доминирует. Во мне она действует более интенсивно, чем расчетливость, более властно…»

После окончания матча с Капабланкой чемпион мира совершил поездку по городам Аргентины и Чили, где выступал с сеансами одновременной игры. На одном из них, в Аргентине, произошел забавный случай. Когда Алехин подошел к доске очередного партнера, тот вскочил со стула и радостно воскликнул: «Маэстро, вам неизбежен мат в три хода!» – «Не волнуйтесь, сеньор, – улыбнулся чемпион мира, – пока что я объявляю вам мат в два хода!»

18 января 1928 года Алехин вместе с супругой вернулся на пароходе в Европу. Их встречали в порту Барселоны десятки восторженных любителей шахмат.

Чемпиона чествовали на грандиозном банкете, в котором участвовало свыше тысячи человек. Ему был посвящен шахматный праздник, состоявшийся в одном из больших залов, где состязания шли на 250 досках. Появление победителя Капабланки было встречено бурной овацией. Казалось, что торжеству не будет конца: восторженные речи и тосты с шампанским, вспышки магния у фотографов и бесчисленные интервью длились за полночь. Выпавшие на долю триумфатора почести потребовали от него немалой выносливости.

27 января супруги прибыли поездом в Париж. Здесь, как они того и желали, на вокзале их ожидала лишь небольшая группа близких знакомых и репортеры.

«Правда, – сообщала на другой день газета «Возрождение», – одна неожиданная манифестация все же отметила приезд Алехина: шахматный король потерял багажную квитанцию, но как только администрация вокзала узнала фамилию пассажира, багаж был ему выдан немедленно, и толпа носильщиков и станционных служащих, наперебой старалась помочь А. А. Алехину».

Французская шахматная федерация и русские шахматные кружки, редакции парижских газет задумали отпраздновать триумф Алехина поочередно, по согласованному плану. Не зная конкретной даты его возвращения в Париж, предполагали окончательно определиться несколько позже.

Русское Зарубежье, да и французские любители шахмат почитали Александра Алехина, высоко ценили его талант. Свидетельств тому множество.

Весть о победе Алехина в матче над Капабланкой, донесенная в Европу телеграфом из далекой Южной Америки, была воспринята с большим энтузиазмом.

Известный русский писатель Борис Константинович Зайцев, эмигрировавший из Советской России в 1922 году, отозвался на это событие прекрасным очерком «Алехину». Он опубликован в парижской газете «Возрождение» 1 декабря 1927 года и настолько хорош, тонок и глубок пониманием сути шахмат, настолько пронизан русским патриотизмом, душевным теплом к Алехину, что нельзя не привести из него несколько фрагментов:

«…Шахматы – отдел духовно-умственной культуры, тонкий цвет. Как и поэзия – очаровательная бесцельность. Ибо цель только та, чтобы показать сложность фантазии, глубину расчета, силу выдержки и самообладания. Чтобы обнаружить чистое совершенство. В шахматах, как и в поэзии, как в философии, есть смены умственных течений, смены мироощущения… Романтизм и реализм, фантазия и анализ – все находит отражение за доской. Художник шахматный также отражен в своем творении, как поэт в слове…

Шахматы выражают личность и через нее – нацию. Капабланка – латинский мир, Ласкер, Тарраш – Германия. Россия в прошлом – это Чигорин, в настоящем – Алехин (беру упрощенно, у нас есть и другие блестящие игроки)…

Алехина считают преемником Чигорина, также «гением комбинации», фантазии, игры остропронзительной. Но он живет в иные времена. Буря вынесла Алехина на просторы мира, сделала всесветным, закалила, укрепила. Каждого из нас, русских, на чужбине, зрелище «мира» и борьбы в нем несколько изменили. В уроке есть польза… Да, борьба так борьба…

Алехин не зарыл таланта. Как он работал, как его растил и шлифовал! Может быть, в этом был и смысл высший. Может быть, ему назначена та несколько таинственная роль, какая выпала и другим в изгнании, русифицировать мир и явить ему лицо русского гения. Довольно быть России страной провинциальной. Пора в полной мере показать себя.

Замечательно, что вообще изгнанничество подчеркивает, обостряет это чувство. «Вперед – потому, что я бесправный, русский, и горжусь тем, что русский»… Алехин принадлежит к исключительной, малочисленной группе, где соединились верхи разного рода оружия: литература, музыка, театр, философия – все это, вспоенное Россией, идет походом на мир…

Он только что победил Капабланку в Буэнос-Айресе. Выдержал напряжение более чем двухмесячной борьбы. Теперь чемпион мира в шахматах – русский… То, в чем упорно пока отказывает русским Шведская академия (Нобелевская премия, своего рода чемпионат мира в литературе), то в своей области с боя взял Алехин. Вот мое письмо к нему, я представляю собой голос бесчисленно-бесталанных русских шахматистов:

«А. А., уже столько времени, развертывая газету, прежде всего ищем мы подзаголовка: «Капабланка – Алехин». Нынешнее хмурое утро окрасилось для нас Вашей победой. Ура! Вы теперь не русский Ферзь, а русский Король. Вы можете ходить лишь на одну клетку, но отныне поступь Ваша – «царственная». В Вашем лице победила Россия. Ваш пример должен быть освежением, ободрением всякому русскому, в какой бы он области ни трудился: хотеть, уметь – значит не все, но многое. Дай Вам Бог сил, здоровья. Вашему искусству – процветания».»

А через два дня в той же парижской газете «Возрождение» был напечатан и другой превосходный очерк, рожденный тем же событием – победой Алехина над Капабланкой. Назывался он «Шахматисты» и посвящался русскому гроссмейстеру. Автором очерка был великий русский писатель Александр Иванович Куприн. Эмигрировав из России в 1919 году, он, как и многие другие, поселился в Париже, но в 1957 году, испытывая ностальгию, тяжелобольной, вернулся на Родину.

Не исключено, что эти и другие статьи, опубликованные в парижских газетах по поводу его победы в матче над Капабланкой, сам Александр Алехин сумел прочитать, только приехав во Францию. Репортеры зафиксировали, что «он, как старый парижанин, попав домой после долгого, шестимесячного отсутствия, первым делом отправился подышать воздухом бульваров». Алехин даже не заехал к себе на квартиру, а остановился в одном из отелей на бульваре Капуцинов. С утра и до ночи он бродил по Парижу. Но и здесь его настигали вездесущие журналисты.

– Вы любите Париж? – спросил Алехина один из них.

– Да, разумеется. Он настолько прекрасен, что я здесь даже редко играю в шахматы.

Отвечая на бесчисленные вопросы репортеров о матче с Капабланкой, Алехин говорил: «Францию я люблю за оказанное русским гостеприимство и за то, что она дала мне возможность оправиться после пережитого в России лихолетья. Я получил свое шахматное развитие в России, но пребывание во Франции способствовало мне в получении звания чемпиона мира, чем я, прежде всего, горжусь, как русский».