Текст книги "Salvatio. В рассветной мгле"
Автор книги: Юрий Ильин
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
11 мая,7:39. Дом милосердия им. св. Антония
Déjà vu: снова вход в больницу и снова орущая кастелянша. Виктор уже чувствовал, что еще немного и он нарушит зарок, данный еще в детстве: не поднимать руку на женский пол. Но появляется врач и сам выгоняет дежурную взашей.
– Доброе утро. Извините, некоторые работники совсем не умеют себя вести, – Виктор и врач обменялись рукопожатием. – Ладно, давайте к делу… Сегодня утром пациент пришел в себя… Некоторым образом.
– То есть? – спросил Виктор.
– Активность головного мозга вчера более-менее нормализовалась. Сегодня рано утром ваш друг открыл глаза. Но при всем при этом он не реагирует на окружающую действительность.
– Черт… – выдохнула Наталия.
– Предварительный диагноз – кататонический ступор. Возможно, вкупе с онейроидным синдромом, но это пока лишь предположение. Точнее сказать, увы, не могу. Как бы там ни было, руководство, к сожалению, настаивает на его немедленной выписке.
– Но…
– Да понимаю я все. Но единственное, что я тут могу сделать, так это помочь с переводом его в психиатрическую клинику… А вообще, знаете, забрали бы вы его домой. В таких случаях домашняя обстановка более благоприятна. Минимально необходимое оборудование выделим. Сейчас зайдем ко мне, я дам контакты одной своей бывшей практикантки, она хорошая сиделка. Тем более что ей из-за пожаров как раз жить стало негде.
– Хорошо, – нерешительно ответила Наталия. – Извините, что спрашиваю, но… Насколько вероятно, что он придет в себя?.. Окончательно, я имею в виду.
– Ох… – врач почесал затылок, – Все в руце Божьей.
– Я пойду попробую договориться о транспорте, – сказал Виктор.
– Спасибо, – кивнула Наталия и снова повернулась к врачу. – Одежда, в которой его привезли сюда, уцелела?
– Да, ее даже отстирали, – ответил доктор.
– Благодарю. Со страховыми выплатами никаких проблем не было?
– Да нет вроде… Пойдемте, закроем вопрос с документами. Вы бренди пьете?
* * *
Едва заметный серп истаявшей луны
Спокойно, безучастно смотрит
На освещенный север. Чуть заметно,
Заслышав ветра вздох, колышатся луга,
И неподвижны тучи в полудреме.
Бескрайний, необъятный мир
В глубокие раздумья погрузился,
И человеческих страстей бесплотный сор
Покой его поколебать не в силах.
В мгновенья эти тяжко сознавать,
Насколько нищ мой дух… Найти слова,
Что в полной мере смогут описать
Величье предполуночного часа —
На то способен только Бог, чье слово
Одно тождественно вселенной…
Человек
Коль и найдет могучие слова,
Что в силах сотрясти все мирозданье,
Отыщет их лишь в беспросветной глубине
Своей печали.
11 мая, 9:31. Кабинет Бержер
– Вы были правы, капитан, насчет этого борова. Около двух часов назад мы его взяли с поличным – не без помощи одного из его бывших подчиненных. Причем прямо на территории Kordo. Так что сердечно вас благодарю.
– Увы, не за что, полковник, – ответила в трубку Бержер. – Мне очень жаль, что я не раскусила его сразу.
– Как и я, и его непосредственное начальство.
– Именно.
– Что ж, сегодня одной мразью в Управлении станет меньше. Он признал вину по всем эпизодам, сведения по которым вы мне переслали, так что трибунал состоится в особом порядке уже завтра. Завтра же, скорее всего, его и отправят.
– Скатертью дорога. А что его подельники?
– Того, который сдал Дормина, я просто уволил. Пускай устраивается в охранники. Другой на службе не появляется второй день, похоже, решил сделать ноги. Ну да куда он денется из закрытого города.
– Я поняла, полковник. Спасибо. За последние недели мы слишком много работников потеряли по разным причинам, и чем меньше зверья вокруг будет пастись, тем лучше. Сообщите мне о приговоре.
– Всенепременно. До связи, капитан. Надеюсь однажды встретиться не только по служебным делам. С меня ужин.
– До связи, – Бержер положила трубку. Несколько секунд она задумчиво смотрела в густой смог за окном, затем отвернулась и нажала кнопку внутренней связи.
– Элизе, я вас жду.
– Буду через минуту, капитан.
Заместительница действительно материализовалась на пороге ровно через минуту. Щелкнула каблуками, козырнула.
– Госпожа капитан, явилась по вашему вызову.
– Без церемоний, лейтенант, – отозвалась Бержер. – Проходите, садитесь.
Элизе – стройная, крепко сложенная блондинка – прошествовала к столу и, заняв кресло для посетителей, выложила на стол свой планшет.
– Итак, – сказала Бержер, – что там с нашим клиентом?
– Клиент непрост. В меру неглуп, в меру осмотрителен. Втираться в доверие и манипулировать умеет и любит. За последние две недели завел себе немало полезных знакомств на разных уровнях. Развел бурную деятельность по сбору сведений, в первую очередь компрометирующих. На вас в том числе.
– Первее всего на меня, скорее всего.
– По правде говоря, да. Многое указывает на то, что это именно он пытался шарить по вашим терминалам. Хотя следы он затер, так что у меня остались лишь косвенные улики. Не буду вас ими утомлять. Важнее то, что ваш план сработал.
– Наш план, лейтенант. Не прибедняйтесь. Итак?
– В то утро, когда вас не было, я разыграла перед ним напуганную дурочку. Он неожиданно легко клюнул, и до сих пор считает меня глупенькой, истеричной блондинкой, – Элизе взялась двумя пальцами за крашеный локон. – А я изо всех сил стараюсь, чтобы он так думал и дальше.
– Продолжайте.
– В то утро я сняла с построения одного из работников, из техперсонала, и пока наш клиент вещал, с его телефона скопировали все данные, установили буткит[18]18
Разновидность вредоносной программы, запускающейся еще до загрузки операционной системы (компьютера или телефона). Используется для незаметного перехвата информации и слежки за обладателем устройства.
[Закрыть] и на всякий случай спарили с моим аппаратом. Оказалось, все его данные шифруются на уровне накопителя. Но ключи я перехватила. Так что все вижу, причем не только на телефоне, но и на паре других его устройств. Улов богат, и всё с упором на интимные подробности – им он уделяет больше всего внимания.
– Не удивительно. Комнрав, в конце концов, – поджав губы, ответила Бержер. – Надеюсь, там ничего такого, чего мы еще не знали?
– Почти ничего, – ответила Элизе. – Есть один вялотекущий межличностный конфликт на уровне среднего менеджмента… Из серии кто с кем спал.
– Закончим с клиентом, займемся этим вопросом. Если понадобится. Продолжайте.
– Про вас он ничего существенного сам найти не смог, поэтому начал подкапываться через меня. Оказывает мне этакое отеческое покровительство, дает советы и регулярно утешает глупышку. В психологии он разбирается относительно неплохо, и мне приходится прилагать массу усилий, чтобы ni sapaletniti[19]19
Не выдать себя (нортэмп.)
[Закрыть]. Между делом он повадился расспрашивать про вас и других. Я накормила его малозначительными сведениями о среднем и старшем звене, как будто это что-то сверхсекретное. Насчет вас сообщала ему только то, что вы санкционировали для подобных случаев. Кстати, он ненавязчиво пытался выяснить, не слишком ли вы меня тираните.
– Прямо так и сказал, «тираните»? – усмехнулась Бержер.
– Да.
– Понятно. Счел вас девочкой для битья, и думает, что нашел мое слабое место.
– I te eygi vido propadet[20]20
На этом и погорит (нортэмп.)
[Закрыть], – отозвалась Элизе. – Десять дней назад я пустила в ход ту самую нашу с вами «фотографию». И он купился как школьник, впервые открывший мужской журнал. Надо было видеть это сало из глаз.
Бержер брезгливо сжала губы.
– Ну. а дальше у меня уже было все готово: я организовала ему игру «найди клад». Сегодня-завтра он как раз дойдет до финиша и получит звонкую затрещину в качестве гран-при. И еще кое-что в придачу: признаться, я даже опасаюсь, не уволите ли вы меня за садизм.
– Отсюда поподробнее, – бесстрастным тоном произнесла Бержер.
– На следующий день после начала «игры» он получил распоряжение – якобы с самого верха, разумеется, – согласовывать тексты всех своих проповедей и зазубривать отредактированные варианты слово в слово. И, видите ли, я адаптирую эти тексты специально под его психопрофиль. А также вставляю по паре абзацев, содержание которых перекликается с его достижениями в поисках «клада». Когда до него дойдет… Ну, вы понимаете.
– Знатный будет цирк, – Бержер поморщилась.
– Но есть еще кое-что, – тон Элизе сделался вдруг очень серьезным.
– Так?
– Неделю назад я отправила запрос по нашему другу в «Яньло». В ответ, как обычно, поначалу вывалилась груда бесполезного мусора, но после фильтрации я нашла нечто… как бы это сказать… выдающееся. Наш клиент был фигурантом «Дела восьми».
Они встретились глазами: жгучий взгляд Бержер столкнулся с холодными сапфирами глаз Элизе.
– Что? – переспросила Бержер.
– Судя по всему, он был тем самым поставщиком «живого товара», сдавшим всех своих клиентов. Поэтому ему позволили сбежать, сменить имя и легализоваться… Взгляните? – Элизе протянула планшет начальнице.
Нахмурившись, Бержер пробежала страницу, перелистнула, просмотрела вторую, а затем, прочистив горло, выдала эпитет, от которого брови Элизе заметно поднялись. До сих пор она полагала, что знает весь словарь нортэмперийской нецензурщины…
– И вот это вещает у нас о морали, – проговорила Бержер. – Прислали подарочек…
– Как мне удалось выяснить, его биографией на прошлом месте не особо интересовались. А потом, когда он доинтриговался, разговор с ним был совсем коротким.
– А насколько вы уверены, что речь именно о нем, а не о ком-то еще?
– Процентов на девяносто пять, – ответила Элизе. – Есть мизерная вероятность, что кто-то пытался его подставить, но…
– Понятно, – Бержер вернула планшет. – Пять процентов – не так мало.
– Какие будут указания, капитан?
Бержер на мгновение задумалась.
– Так и быть, дайте ему понять, что если он посмеет выползти за флажки, ему припомнят прошлые художества. Посмотрим на его реакцию.
– Это будет бонусом к его гран-при.
Бержер и Элизе продолжали неотрывно смотреть друг на друга. На губах обеих медленно расцвели холодные понимающие улыбки.
– Я вами горжусь, Элизе, – вдруг посерьезнев, произнесла Бержер. – Постарайтесь сохранить минимальную деликатность: мне бы не хотелось опять выписывать нового говоруна. Лучше уж этот, но только чтоб сидел как мышь под шваброй.
– Сделаю все возможное, – ответила Элизе. – Разрешите идти?
– Идите. Доброй ночи.
Когда за Элизе закрылась дверь, Бержер снова подошла к окну. Разглядеть что-либо в сером молоке было практически невозможно, но тем лучше: слишком многое занимало ее ум, чтобы отвлекаться…
11 мая, 9:41. Квартира Антона М
Посередине дороги догорала легковая машина.
– Что за дьявольщина, – пробормотал водитель, увидев это зрелище.
– Не останавливайтесь, может быть засада, – ответил Виктор, прикидывая, чем обороняться в случае нападения.
– Может. Только какой смысл ее тут устраивать… И где «соколы», мать их, они ведь должны тушить…
– Если не сами и подожгли, – сказал Виктор.
– Грхм, – отозвался водитель и вполголоса выдал нецензурную тираду.
Они объехали полыхающий остов по обочине и продолжили движение.
– Интересно, что это такое было, – проговорил водитель, когда огонь скрылся из виду.
– Наверное, просто горящая машина, – откликнулся Виктор.
– Просто… Проще некуда.
– «Через триста метров поверните направо», – вклинился в «беседу» женский голос из навигатора.
– Будет сделано, моя строгая госпожа, – криво усмехнувшись, ответил водитель.
Два медбрата при помощи водителя и Виктора занесли Антона на носилках в его квартиру и уложили на кушетку; подцепили капельницу для внутривенного питания, подключили мониторы мозговой и сердечной активности. Появилась сиделка – низкорослая девица, смуглая и кареглазая, со следами ожогов на левой щеке и обеих руках. Огромные глаза были как будто постоянно вытаращены, но взгляд при этом казался остановившимся и зеркально-непроницаемым. Говорила она быстро, голос был нервно-звенящим. Складывалось ощущение, что она пребывает в постоянном напряжении и всех боится, но очень старается это скрыть. Однако голос выдавал ее.
Один из медбратьев, короткостриженый носатый детина, вся фигура и все черты лица которого были какими-то прямоугольными, подробно расписал сиделке, что к чему. В одном месте она уверенным тоном возразила ему; медбрат попытался поспорить, но тщетно. Тогда он ухмыльнулся и сказал Наталии, указывая на сиделку: «Соображает, а?»
Наталия только хмуро кивнула.
– Марианна, – отрекомендовалась сиделка, резко протянув Наталии руку. Та пожала ее, назвав свое имя; затем представила и Виктора.
– А это – Антон, – добавила она, указывая на кушетку…
– Ко мне на ты, хорошо? – вдруг попросила Марианна. Пожав плечами, Наталия согласилась.
Квартира была обставлена весьма убого, словно ее хозяин тут не жил, а лишь изредка заходил переночевать. По углам, однако, стояли какие-то электроприборы, – по всей видимости, Антон чинил их на дому. Провода повсюду… И пыль.
Обосновавшаяся в холодильнике цивилизация сочла открытие дверцы актом вторжения и ответила мощной биохимической контратакой. От депортации в мусоропровод это ее не спасло.
Виктор вышел вместе с медбратьями и водителем и вернулся с сумкой продуктов, с трудом найденных в близлежащих полупустых магазинах.
Более или менее наведя порядок, Наталия собралась домой – лишь для того, чтобы собрать собственные пожитки и перебраться сюда. Виктор тоже решил отправиться восвояси.
– Пока, дружище, – произнес он, глядя в бессмысленные глаза Антона. – Надеюсь, скоро свидимся. По-настоящему, так сказать.
– И не таких вытаскивали, – подала вдруг голос Марианна.
Наталия не сказала ничего. Но долго и пристально смотрела брату в глаза. Потом вышла вместе с Виктором.
Уже в подъезде она спросила:
– И что теперь? Так и будет лежать, бессмысленно глядя в потолок?
– Кто знает?.. Я не врач, Принцесса, – отозвался Виктор. – Зависит от того, чем именно его состояние вызвано. Будем надеяться, что повреждения мозга обратимые. Да, в общем, нам только и остается, как писал один поэт, «надеяться и ждать».
– А что такое онейроидный синдром?
– Я плохо помню, что это. По-моему, что-то вроде галлюцинаций, только особо подробных. Бывает, что сочетается со ступором.
Наталия кивнула.
– Я пойду к себе. Пожалуйста, не провожайте, мне нужно побыть одной.
– Как скажете.
– Заходите ближе к вечеру, если будет желание.
– Хорошо, спасибо. Всего… хорошего.
– До свидания.
11 мая, 20:03. Мост через реку Арлун
Сплошные тучи погрузили злосчастный город в сумерки задолго до срока. Угасающий день выдался ветреным, так что в воздухе немного прояснилось. Стоя на мосту, Сесиль Бержер ясно видела колышущийся вдали столп огня – и черного дыма над ним.
Река Арлун, некогда судоходная, давно обмелела – в самом глубоком месте воды было от силы по шею. Мост, соединяющий два гранитных берега, казался теперь неуместно громадным и неуклюжим, похожим на задумавшегося, да так и окаменевшего бронтозавра.
В школьные, а потом и в студенческие годы Сесиль дважды в день пересекала этот мост в противоположных направлениях. В зимнюю пору она часто наблюдала отсюда, как встает солнце, а вечером по дороге домой останавливалась, чтобы посмотреть на закат. Но теперь над Метрополисом почти не бывает ясного неба. И восходы, и закаты – лишь еще одно неотвязное воспоминание из числа тех, без которых, возможно, было бы куда легче… нести службу.
Нечастые визиты на этот мост были практически единственным нерациональным действием, которое Сесиль позволяла себе… Что-то влекло ее сюда, причем влекло постоянно. Но она поддавалась от силы раз в месяц. И только здесь разрешала себе вспомнить причину.
Сесиль было около трех лет, когда они вместе с матерью вернулись в Нортэмперию. Канаду она почти не помнила, отца же не помнила совсем. И лишь глядя в зеркало, представляла себе, как он мог выглядеть: жгучий взгляд и темные волосы она, очевидно, унаследовала от него…
Мать очень не любила, когда Сесиль начинала расспрашивать ее об отце, и в лучшем случае отвечала гневными излияниями о том, каким тот был негодяем и как разрушил ее мечты и расстроил планы. Дочь она воспитывала в том, что сама считала «аскетической строгостью», замешанной на густом, как старый мазут, патриотизме. Через два дня на третий Сесиль выслушивала назидания о том, что ее родина – здесь и только здесь, и что бы ни случилось, говорить о ней можно только с придыханным благоговением; что соблазнам «красивой жизни» за границей поддаются только люди мелочные и слабые духом, готовые за всякие побрякушки, наряды и прочий тлен продаваться самим и продавать свою родину. И в ее глазах всякий раз загорался нехороший огонек, характерный для фанатиков и самоистязателей.
Тайну своего рождения Сесиль узнала лишь много лет спустя…
– Эй, уважаемая! – раздался сзади чей-то голос. Служба общего контроля, всегда начеку, ну конечно. Сесиль сделала вид, что не слышит, но внутренне вся подобралась…
– Уважаемая, ушки давно не чистили? К вам обращаемся! – раздался второй голос.
– Слышь, ты, документы! – рявкнул первый.
Бержер резко, по-военному, обернулась к двум соплякам с автоматами. Плащ распахнулся. Салаги-«соколы», завидев форму Стабикома, вытянулись по струнке и застыли, как мыши в столбняке.
Сесиль с хищным видом обошла их обоих, с удовлетворением отметив, что оба немедленно взмокли.
– Ко мне, значит, обращаетесь? И что же вам… как это говорилось раньше? – угодно? Да, что вам от меня угодно? – спросила она.
– Госп-пожа к-капитан, п-простите… В-ви-новаты… – срывающимся, булькающим голосом пробормортал первый патрульный, шлепогубый рыжий сопляк, у которого одна скула была заметно выше другой.
– Ну, а что же мне скажет твой друг? – вопросила Бержер.
– Я… Госпожа капитан, я… – заблеял второй, чернявый крепыш со сломанным носом.
– Ничего не скажет. Понятно. Что ж это ты? – как хамить, так виртуоз, а тут вдруг и двух слов связать не можешь, а? – спросила Сесиль, взглядом выжигая на мозгах молодчика свое именное клеймо.
– Госпожа капитан, приносим извинения за беспокойство! Признаём свою неправоту! – затараторил тот.
– Так точно, признаём неправоту! – пробормотал первый патрульный.
– А была бы не по форме, черта с два вы бы что-то признали, правда? – констатировала Бержер, возвращаясь к перилам моста. Заставить бы этих щенков спрыгнуть вниз.
– Что там горит? – отвернувшись, спросила Бержер.
– Заброшенный склад. Пожаром уже занимаются, госпожа капитан! – ответил второй автоматчик.
– Понятно. Брысь отсюда.
Патрульные испарились.
…На этом мосту Сесиль познакомилась с единственным мужчиной, к которому она испытывала что-либо, кроме брезгливости… Да полно, он ей нравился, нравился по-настоящему. Он был слишком непохож на нее, почти полная противоположность. Саркастичная и в то же время до странного романтичная натура, и об эту его двойственность холодное здравомыслие Сесиль разбивалось вдребезги.
Ну, а главное – он ее не боялся.
Одноклассники, а затем однокурсники в училище в основном сторонились Сесиль, поскольку мало кто мог выдержать ее пронзительный взгляд.
Ей бывало достаточно один раз посмотреть в глаза очередному «ухажеру», обычно робкому и субтильному, и того сдувало к черту. А вот этого не сдуло.
Много чего произошло потом… Но в итоге он уехал учиться за границу. Звал ее с собой, уверял, что сможет решить все бытовые и юридические сложности за них обоих. А она не слышала его. В ее голове с нарастающей громкостью звучали назидания матери: «Твоя родина здесь и только здесь».
В последний раз они встретились пятнадцать лет назад, таким же угрюмым весенним вечером, как сегодня, на этом же самом мосту. Он спросил, что она решила. Она молчала. Вдруг из-за облаков у горизонта выглянуло закатное солнце – нахмуренное багровое око уставилось на нее как будто бы с вопросительным выражением… Не поворачивая головы, Сесиль слово в слово воспроизвела своему другу то, что мать с детства твердила ей про заграницу и соблазны. Она говорила как будто помимо своей воли, даже голос ее, кажется, изменился – стал выше и задребезжал… Закончив свою речь, она сказала «прощай» и пошла прочь, не оборачиваясь.
Он догнал ее, повернул к себе, поцеловал и, сжав в объятьях на несколько мгновений, прошептал на прощание «твоя жизнь принадлежит только тебе» или что-то вроде этого. Она уже не помнила точную формулировку.
Потом он некоторое время слал ей из-за границы письма, электронные и обычные. Она не ответила ни на одно.
…Но снова и снова приходила на этот мост.
– Добрый вечер, – раздался знакомый голос. Сесиль, вздрогнув от неожиданности, схватилась за кромки плаща на груди и нарочито медленно повернулась. Рядом с ней, облокотившись яа перила, стоял тот самый ее друг… Нет, стоп, это не он. Это тот… Виктор, да. Внезапно Сесиль поняла, что они сильно похожи внешне.
– Вы?.. Здравствуйте, – постаравшись изобразить равнодушие, отозвалась Сесиль, и снова повернулась к пожару.
– Не знаете, что там горит?
– Говорят, какой-то бывший склад, – передернула плечами Бержер.
– Говорят? – спросил Виктор, кинув короткий взгляд на ее высокие форменные ботинки.
– Говорят, – отрешенно отозвалась Бержер.
Повисло молчание. Виктор, слегка наклонившись, оперся на перила, Сесиль застегнула плащ и выпрямилась.
– С этого моста, помнится, открывались чудные закаты, особенно летом. Я тут в молодые годы нередко простаивал до темноты. А вы? – вы помните то время? – спросил Виктор.
– Какой смысл его помнить? – ответила Бержер.
– Смысл? Смысл… Да нет, я всего лишь спрашиваю, помните ли вы Метрополис до того, как его заволокло дымом?
«Знает или нет? – думала Бержер. – Виделся ли он с хозяином той злосчастной квартиры?»
– Да. Я помню, – сухо ответила она после непродолжительной паузы. – Хотя опять-таки, какой смысл помнить прошлое? Прошлое – это то, что прошло. Чего нет.
Виктор вздохнул.
– Возможно, вы правы. В отношении меня, так точно, – он невесело усмехнулся. – Помните то место, куда я вас привел, когда…
– Да.
– Вчера кто-то сжег его дотла. Еще одного мостика в прошлую жизнь не стало.
«Не знает… Или?»
– Никогда не понимала, что значит «прошлая жизнь». У нас только одна жизнь. Как бы она ни менялась, другой нет и не будет.
– Я не это имел в виду, – ответил Виктор и, помолчав, продолжил: – Еще недавно в это время года город уже утопал в солнце и зелени. И я не могу понять, как он мог превратиться вот в это? И что произошло с нами? почему мы принимаем это, – он кивнул в сторону столпа пламени вдали, – как нечто нормальное?.. Как должное?
Бержер не хотела отвечать, но вдруг услышала собственный голос:
– Если все сложилось так, как сложилось, значит иного не дано. Значит, это лучшее, что с нами могло случиться. И мы должны принимать с благодарностью все эти испытания. И надеяться, что они не станут непосильными.
– А вы, пожалуй, правы, – после недолгой паузы ответил Виктор. – Я учился на историка, и преподаватели много раз говорили, что у истории нет сослагательного наклонения. Но говорили и о том, что и человеку, и всему человечеству не на чем учиться, кроме своего прошлого опыта. И чем дальше, тем больше я понимаю, что на деле никто ни на чем никогда не учится. Я думал, что ключи к будущему можно найти в прошлом. Но раз прошлое – то, что прошло и больше не существует, то и ключей никаких нет. И будущего – его тоже нет…
Сесиль молчала.
– Может быть, действительно проще ничего не помнить, а? Существовать одним днем. Следовать одним и тем же алгоритмам, испытывая ужас от мысли, что от них можно отступить… Ничего не ждать. Ничего не желать. Забыть, кем мы когда-либо были и кем хотели быть… Одна беда: сколько бы нам ни твердили, что иного не дано, когда-то давным-давно мы были детьми. И что-то от тех вчерашних или даже позавчерашних детей остается в нас и поныне. И сколько ни выдавливай их из себя, они по-прежнему спрашивают: «А почему?»
Пламя вдалеке вдруг вспыхнуло с утроенной силой; в небо взметнулось огромное огненное облако, и спустя несколько мгновений донесся звук взрыва. Он вывел Сесиль из оцепенения.
– Мне пора, – решительно произнесла она.
– Понимаю, – отозвался Виктор. – Увидимся ли мы еще?
– Нет. Прощайте, – сухим тоном ответила Бержер и торопливо пошла прочь.
Когда она скрылась из виду, Виктор, горько усмехнувшись, пробормотал:
– К моим годам уже можно было бы и привыкнуть…
Бержер шла как могла быстро. Но с каждым шагом расстояние от того места, где они стояли, до припаркованной у съезда с моста машины казалось ей все более неодолимым. Она уже почти бежала.
…Капитану Стабикома Сесиль Бержер следовало арестовать давно разыскиваемого буклегера. Но она этого не сделала. За последнюю неделю он много и глупо наследил; что ж, за то, что он спас ей тогда жизнь, она прибралась за ним.
Следователям не за что будет зацепиться. Больше она ему ничего не должна. И он не должен – не должен попадаться ей на глаза!
У Виктора в кармане завибрировал телефон. Вызывающий номер не определялся.
– Да.
– Виктор? – раздался в трубке голос Арманна. – Рядом никого нет?
– Нет, никого, говори… – ответил Виктор.
И Арманн заговорил. От услышанного у Виктора полезли на лоб глаза.
– …Что?! Постой-постой… Так это, получается, был тот самый нулевой пожар?.. мать родная!.. Да, конечно. Постараюсь быть через сорок минут – с возмещением. Спасибо!
Только боль в ноге помешала Виктору броситься бегом.
