Текст книги "Salvatio. В рассветной мгле"

12 мая, 21:41. Квартира Антона М

Марианна провела весь день, неотрывно наблюдая за пациентом. Тот демонстрировал совершенно нетипичную для таких случаев прыть и самостоятельность. Утром она помогла ему встать и начать ходить – за две недели мышцы ног, понятно, ослабли. Но довольно скоро он уже передвигался без посторонней помощи. Сам помылся, сбрил щетину и в конце концов даже приготовил из натасканных продуктов какое-то подобие обеда. После чего лег и уснул – обычным, нормальным сном. И только тут до Марианны дошло, что за все время он проронил в ее присутствии не более двух-трех фраз. Не считая, конечно, «спасибо».

Через пару часов он снова поднялся и начал было наводить порядок вокруг, но застрял над каким-то стоявшим в углу приспособлением. Марианна долго наблюдала за его все более уверенными движениями. Время от времени, правда, пациент замирал, как будто задумавшись или к чему-то прислушиваясь… В эти моменты Марианна пыталась каким-либо образом привлечь его внимание: когда он снова застыл, она подсунула ему отвертку. «А, очень кстати, спасибо», – пробормотал Антон и продолжил копаться в неведомом ей приборе.

Около шести заявился лечащий врач. Присвистнул, увидев Антона в вертикальном положении. Осмотрел, спросил про жалобы, выдал сильное обезболивающее – как выяснилось, у пациента все это время трещала голова. И ведь молчал, зараза… В любом случае врач был в восторге и велел Марианне, когда она освободится, непременно ехать к нему – отмечать успех. Глядя на нее при этом совершенно невинными глазами.

Около восьми вернулась сестра пациента, и их будто замкнуло друг на друге. Марианна по ненепонятной ей самой причине почувствовала острое желание уйти. Ее никто не выгонял, наоборот, Наталия притащила откуда-то на редкость вкусный чай, которым Марианну тотчас же напоили, но она все равно чувствовала, что надо убираться подальше и не вертеться под ногами. Да и что ей тут еще было делать?

Когда Марианна сказала, что если в ее присутствии нет необходимости, то она поедет «к себе», Наталия и Антон вперились в нее пронизывающе-внимательными взглядами. Наталия вышла в переднюю и, вернувшись, протянула Марианне ключи от своей квартиры.

– 145-я улица, дом 13/2, третий подъезд, 10 этаж, квартира 215. Это здесь рядом. Там тебя никто не потревожит. Если что вдруг, я позвоню, хорошо?

Марианна после короткой озадаченной паузы сказала «спасибо» и взяла ключи.

– Это тебе спасибо, – ответила Наталия. – Спокойной ночи.

– До свидания, – ответила сиделка.

На выходе она столкнулась с Виктором…

– …В общем, ни дня без приключений, – закончил Виктор свой рассказ о событиях накануне. – А ведь в своей далекой-далекой юности я хотел всего лишь сидеть в архивах и вдыхать пыль веков. И чтобы людей вокруг поменьше и тишины побольше. А в итоге – даже хромаючи приходится бегать и прятаться черт знает где и от кого…

Из кухни появилась Наталия, в руках у нее был поднос с тремя кружками. Чай с чабрецом. Антон сидел на кровати и то сжимал и разжимал кулаки, то стискивал тощие запястья, то сдавливал виски. Он уже прочитал материалы дела о пожаре и, казалось, остался спокойно-безразличным. И лишь то и дело ощупывал собственные руки и голову, будто пытаясь отыскать самого себя в пространстве. Завидев перед собой кружку, он почти счастливо улыбнулся и схватился за ободок.

– Не горячо? – спросила Наталия.

– Нет, в самый раз, спасибо!

– Как голова? – поинтересовался Виктор.

– Раз болит, значит, живой, – ответил Антон с усмешкой.

Виктор снова достал оранжевую книжку и принялся ее перелистывать. Нужно было очень хорошо приглядеться, чтобы заметить, что у него дрожат руки.

Установилась тяжелая тишина. Холодильник, доселе тихо ворчавший на кухне, всхрипнув, умолк. Мрачно вздохнули, поперхнувшись, водопроводные трубы.

– А что, если правы они? – вдруг тихо сказал Антон.

– О чем ты? Или о ком? – поднял глаза Виктор.

– Я о тех, кто пытался вас с Прометеем убить. О тех, кто избивал нас там на площади. О тех, кто отдавал им приказы. О тех, кто рассуждал, что в жизни необходимо страдать. Что это духовно и возвышенно… Что, если они правы? Что, если эти их разглагольствования стали истиной? Что, если где-то там – в каких-нибудь «горних высях», на небесах, в Абсолюте – переставлены местами чет и нечет? И теперь все, что прежде почиталось за истину, стало ложью? Действительно стало? И теперь быть дремучей скотиной, которая благодарно блеет в ответ на побои, это действительно правильно, истинно, свято, наконец?

– А что ты хочешь услышать в ответ? Что все не так? Я этого не скажу.

– И что же ты скажешь?

– Что мы смотрим то кино, которое сами заказываем.

Антон поднялся и подошел к окну.

– Так что же, хочешь сказать, что я «заказал» вот это? – показал он на забинтованную голову. – А ты «заказывал» хромоту?

– Ну, вот расхаживал я с тростью чванства ради, а теперь приходится пользоваться ей по необходимости. Блаженны напрашивающиеся, ибо они напросятся.

– Напрашивающиеся?! – Антон обозлился. – Что, по-твоему, те девочки, на которых «соколы» по ночам охотятся, тоже напрашивались? Нет, погоди, я знаю, что ты ответишь: нечего, дескать, по ночам в одиночку шастать, зная, что на улицах опасно…

– Да, быть может, так и скажу, – спокойным тоном ответил Виктор.

– И ведь то же самое велеречивые проповеднички заливают нам каждое утро: терпи, повинуйся, пресмыкайся, не задавай вопросов и все у тебя будет хорошо и замечательно, никто тебя не тронет. А иначе —..! И получается, что насильники, убийцы и истязатели – они же ни в чем не виноваты! Как же, ведь они просто сделали то, чего их жертвы сами «желали»! За что же их судить? Боги, до чего ж подлая премудрость, а?!

– Не ты ли сам спросил только что, а вдруг они правы? – отозвался Виктор.

Антон резко отвернулся к окну.

– Задай себе тогда еще один вопрос: а не совершал ли ты сам в своей жизни чего-то такого, что никаким раскаянием не смыть?.. Что произошло 15 лет назад, я знаю, – Антон опустил голову.

– Знаю и то, что только по ночам, на пустых улицах, когда от дыма едва видны фонари и нечем дышать, ты чувствуешь себя на своем месте, – продолжил Виктор. – И все, что происходит сейчас, принимаешь как должное. И ведь все, вплоть до мельчайших деталей, сбылось, верно?

– Что?.. – Антон медленно повернулся.

– Это ты написал? – спросил Виктор, перегоняя по полу оранжевую книжку к ногам Антона. Тот поднял ее, раскрыл и в глубочайшем изумлении поднял глаза на Виктора.

– Откуда она у тебя?

– Да какая разница откуда. Это – твое?

Повисла невыносимо длинная пауза. Виктор понял, что сидит, ссутулившись и сцепив руки с такой силой, что костяшки стали совсем белыми. Антон, качая головой, перелистывал страницы.

– Это твое? – повторил вопрос Виктор.

– Да, – глухо ответил Актон.

– И действительно написано и издано 14 лет назад.

– Да.

– Ну что ж… Так вот ты какая, поворотная точка. Не ожидал, – пробормотал Виктор, откидываясь на спинку. – Ну не глупый ли сюжет, а? Второй день работаю почтальоном из прошлого…

– Так откуда она у тебя?.. – снова спросил Антон.

– Важно не то, откуда она у меня, а что там внутри. Вот, позволю себе процитировать по памяти…

– Не надо! – резко перебил Антон. – Не надо…

– Как бы там ни было, то, что ты написал пятнадцать лет назад, вопреки всякому здравому смыслу точно описывает события, которые тогда еще не произошли. И вот теперь я пытаюсь понять одну вещь: где заканчивается прорицатель и начинается автор сценария?

– Не понимаю!

– Или не хочешь понимать?

– Что ты хочешь сказать?

– Ответ ты знаешь. Произнеси его вслух сам.

– Ты что, хочешь сказать, что это всё… – растерянно пробормотал Антон, – я соз… Да ну к черту, что за ересь! – воскликнул он.

Наталия подошла к подоконнику, раскрыла книгу. На ее нахмуренном лице медленно начало проступать мрачное изумление.

– Посмотри в окно, – ответил Виктор. – Видишь, окна светятся? И за ними, и за темными тоже – такие же, как ты. Как я. Как твоя сестра. Люди. Дети вчерашнего дня. Со всей их заброшенностью чуть не с утробы, с беспомощностью, впитанной с молочной смесью вместо материи ского молока, – нашим матерям так не хотелось портить себе грудь. С прошлыми кошмарами еще почище твоих, с вечным страхом, который уже никто не сознаёт, потому что мы забыли, что бывает иначе… С чувством вины – за что бы то ии было… Ты ведь знаешь, что такое эгрегор?

Антон угрюмо кивнул.

– А вы знаете? – спросил Виктор у Наталии.

– Нет. И что это?

– Если попроще, то эгрегор – это дух вещей. Дух времени. Дух идей. Сумма и квинтэссенция всех помыслов, чаяний, страстей и устремлений множества людей, которая обращается в сущность со своей собственной волей. И чем более свирепые страсти его порождают, тем сильнее эгрегор жаждет поработить умы и души людей – как можно большего их числа. Самые могущественные такие сущности превращаются в то, что гностики в древности называли архонтами, духами-мироправителями. Стражами судьбы.

И если тебе и есть в чем себя всерьез обвинить, так это не в том, что ты сжег родной дом. Как мы теперь знаем, ты этого и не делал. А в том, что ты породил и выкормил чудовище. Не в одиночку, конечно. В этом поучаствовали все те, кому в жизни очень захотелось пострадать. Неважно, почему и для чего, – из-за того, что поверили, будто страдания сами по себе делают человека лучше и возвышают над остальными. Или потому, что боялись не быть несчастными, чтобы не расплачиваться потом за это.

Неважно. Вопрос в том, что да, породили чудовище, да, вскормили. И ты, да и я тоже, чего там… И миллионы других. Но вот эта книга, которую ты написал пятнадцать лет назад, и которую сейчас Наталия держит в руках, – это то, что у него заместо разума. Программа. Или, лучше сказать, операционная система. И да, согласно ей, они – правы.

Выражение лица Антона стало безучастным: невозможно было понять, о чем он думает, он весь как будто ушел в собственную тень, создав вокруг себя безвоздушное пространство. Но ненадолго.

– И что теперь? – спросил он почти что с деловой интонацией.

– Не знаю, – пожал плечами Виктор. – Не знаю. Но я давно понял: чтобы переписать прошлое, нужны всего лишь слова. И, может статься… Может статься, тебе достаточно будет совершить эдакое полумагическое действие – переписать хотя бы один свой стих с противоположным смыслом, – чтобы изменить собственную судьбу. А может, и не только собственную.

– Н-не понимаю…

– Я тоже, – Виктор крякнул. – Не знаю, откуда я все это взял, ну да ладно. Суть в том, что в мире взаимосвязано все. Взаимосвязано до такой степени, что от каждого из нас, от всех наших самых незначительных, казалось бы, слов и действий, быть может, даже мыслей, зависит все, что происходит в мире. Со всеми его обитателями. И каждый несет полную меру ответственности за это. Именно что полную, а не распыленную между всеми поровну. И, следовательно, каждый имеет полную возможность изменить все.

В это никто не верит, потому что… слишком непосильной кажется ноша. Но может быть, именно в этом смысл христианского постулата о Божьем образе и подобии… – Виктор прервался. Он говорил спокойно, но перед глазами у него как будто искрил надорванный провод, и дрожь с рук перекинулась уже на все тело.

– Кстати, – произнес он, глядя на Антона, сгорбившегося у стены рядом с окном, – если я не ошибаюсь, как раз сегодня годовщина того злосчастного пожара.

Антон медленно выпрямился.

– Я иду туда, – сказал он.

– Куда? – спросила Наталия.

– Домой, – ответил Антон.

– Я с тобой, – решительно ответила сестра.

– Пройдусь-ка и я с вами, – сказал, поднимаясь, Виктор. – Позаимствую? – добавил он, кивнув на обезболивающее. – А то путь неблизкий.

– Конечно, – ответил Антон, сгребая со стола блокнот и карандаш.