Текст книги "Антитеррор 2020"

Автор книги: Юрий Бурносов

Соавторы: Кирилл Бенедиктов,Леонид Каганов,Михаил Кликин,Антон Первушин,Сергей Чекмаев,Мила Коротич,Елена Долгова,Наталья Егорова,Максим Черепанов,Сергей Байтеряков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

– Вы использовали генный материал моего сына для подпольного клонирования? – Нур сам не понимал, утверждает ли он это или спрашивает.

Ему казалось, что он должен говорить, иначе мозг лопнет от мыслей и догадок.

– Именно так, – наклонил голову директор. – У нас первоклассная техника. Мы не только клонируем детей, но и выращиваем их прямо здесь, в искусственных матках. Корейские ученые творят чудеса, знаешь ли…

«Зародыши человека!» – Только теперь Нур понял, что за «уродцы» плавали в стеклянных банках на столах. А вслух произнес:

– Дети…

– Да, дети, – подхватил Петр Петрович. – Дети – это святое. А на святом легче всего делать деньги. – Он довольно хмыкнул.

Нур прикрыл глаза. Слабость накатывала волнами. «Надо держаться», – приказал он сам себе. Голос директора доносился словно издалека.

– Дети – идеальные убийцы. Их нельзя заподозрить. Они чисты и невинны, в отличие от взрослых. Искусственные дети – еще лучше. Их не определить сканерами, ведь у них нет идентификаторов, поскольку они не стоят на учете. Официально они не родились, у них нет родителей, которые искали бы их. Это даже не люди, это гомункулусы. А генная инженерия творит и вовсе чудеса. Несколько новых штрихов, и в генном коде человека поселяется тринитротолуол. Маленькая инъекция детонатора перед акцией, и через десять минут маленький гомункулус разнесет на куски большое здание.

Информация из Петра Петровича лилась бурным потоком. Словно профессор, что на несколько лет был лишен возможности читать лекции студентам, сейчас он захлебывался словами. «Нечасто ему достаются собеседники, которым он мог бы так откровенно рассказать о своих делах», – подумал Игрок.

– Но почему мой Эдик? – не выдержал Нур.

– Не повезло с генотипом. «Расово чистые» дети – просто клад в качестве камикадзе, – усмехнулся директор. – Белокожие блондинчики с голубыми глазами, конечно, не дефицит, но зачем искать лучшее, если имеешь хорошее. Эксперимент с генетическим материалом твоего ребенка удался, вот и понаделали из него близнецов. Если бы не этот кретин, – ПэПэ ударил ногой тело Никитича, – то никто и никогда не опознал бы твоего сыночка. Но ты оказался в неурочное время в ненужном месте.

– Где мой сын сейчас?

– С ним все нормально. Он в больнице. Но тебе его уже не увидеть. Нет, с ним все будет в порядке, – добавил Петр Петрович, заметив, как дернулся при последних словах его бывший сотрудник. – В отличие от тебя.

– Вы же хотели ввести меня в дело? – вяло отозвался Нур.

– Э, нет, ты слишком любишь детей! – покачал головой ПэПэ. – Так что извини, но психопата, что организовал теракт, взорвал здание «Анти-Т» и, словно бешеную собаку, пристрелил одного из его руководителей, в живых оставлять нельзя. Никак нельзя…

«Репетирует речь для будущего следствия», – догадался Нур. Журналист задергал ногами в углу. Директор повернулся к нему.

– Пособники тоже не живут долго, – сказал он. – И даже умирают первыми. – ПэПэ поднял руку с пистолетом.

Новый взрыв потряс бомбоубежище. Входная дверь с напором вылетела из своего проема, преодолев пару метров и спикировав на столы. Стеклянный дождь из покореженного химоборудования брызнул по сторонам. В дыму и пыли в комнату влетело несколько фигур в черных униформах и матовых полусферах. Пабло упал первым – его снесло автоматной очередью. Директор тут же бросил на пол пистолет, поднял руки. Две фигуры устремились к нему, свалили на пол, защелкнули наручники. Журналист из своего угла ошарашенно наблюдал за всем этим действом.

Один из группы в черном подошел к Нуру, стянул с головы полусферу и, радостно сияя во все зубы, пробасил:

– Ну что, Нур, жив, курилка? – И когда Игрок вяло улыбнулся в ответ, добавил, не прекращая сверкать улыбкой: – Доложите обстановку, капитан Нургалиев!

– Вы забыли приставку «экс», майор Галушко.

– Бывших в «Стяге» не бывает, – усмехнулся его собеседник. – Кстати, я уже давно полковник.

* * *

Стоял солнечный августовский день – один из тех, когда люди вдруг начинают смотреть по сторонам и говорить «а ведь скоро осень». Нур и Шварцман сидели в любимом летнем кафе Нургалиева в самом центре городского сквера. Он почему-то считал, что здесь подают самое вкусное мороженое в городе. Фонтан в нескольких метрах от них устремлял тугие струи в безоблачное небо. Детишки в светлых костюмах бегали по его бортикам и визжали, когда им удавалось дотянуться до воды.

Во время особенно громких взвизгов Нур бросал обеспокоенные взгляды на фонтан, но быстро успокаивался, видя, что это просто шалят дети. Периодически он поводил профессиональным глазом по окрестностям парка, однако стандартное двойное оцепление по всему периметру укрепляло в нем ощущение полной безопасности.

– Одного не пойму, зачем нужно было лишать меня моих пятидесяти штук баксов, если можно было сразу подмогу вызвать? – удрученно спрашивал у Нура журналист, не забывая поглощать шоколадное мороженое.

– А ты спрашивал у меня разрешения? – парировал Игрок.

– Если бы ты рассказал мне все заранее, я бы иначе действовал, – продолжал обижаться Шварцман.

– Расскажи я все заранее, неизвестно, как бы все прошло. Да и не вызывал я подмогу. Сами пришли.

– Это как?

– Не помню, рассказывал я тебе или нет, но мне пришлось демонтировать свой идентификатор. Это и стало для них сигналом. Меня сразу взяли под наблюдение.

– Так ты был их агентом или нет? – не понял журналист.

– Официально я бывший стяговец. И действительно ушел со службы. Но в то же время я был и законсервированным агентом. Мне рекомендовали устроиться на работу в любую антитеррористическую компанию и тщательно мониторить ситуацию. В экстренном случае я мог раскрыть себя – если дело было государственной важности. И надо было же так случиться, что я настолько удачно трудоустроился, – у Нура непроизвольно вырвался смешок, и уже более мрачно он добавил: – Хотя, как знать, что за «скелеты в шкафу» у других «антитеррористов».

– И что ты намерен делать теперь? Вернешься на службу? – поинтересовался Клей.

– Да нет, теперь я окончательно вышел в отставку. Агенты под прикрытием годны лишь на одно дело.

– А если я напишу про это книгу?

– Я могу называть тебя Клеем? – вдруг спросил Нур.

– Друзья только так меня и называют, – без тени улыбки отозвался Шварцман.

– Тогда пиши, – Нур хлопнул журналиста по плечу. – Только помни – гонорар пополам. Мне деньги нужны. Теперь семья-то у меня большая. – И Нур обвел широким жестом хохочущих у фонтана близнецов. Все восемь во главе с Эдиком были там.

Майк Гелприн
НЕЙТРАЛЫ

1. ПАВЛОВ

Автобус стоял метрах в ста от здания аэропорта. Павлов шел к нему через летное поле напрямик, и четыре ствола, целясь в грудь, хищно щерились из разбитых окон.

Павлов добрался до распахнутой передней двери, заглянул в салон и почти физически ощутил плеснувшую оттуда смесь угрозы и страха. Страх был в глазах – в двух десятках пар глаз, женских и детских. А угроза – тоже в глазах, только в четырех парах, в мужских.

В живых из пассажиров автобуса остались лишь женщины и дети. Мужчин расстреляли сразу, при захвате, а тела на ходу вытолкали наружу. Последним пристрелили водителя, тоже на ходу, но вытолкать уже не успели, не до того стало. Тело водителя так и лежало на полу в кабине, Павлову был виден развороченный пулей затылок.

– Кто главный? – крикнул Павлов в салон, загоняя, заталкивая криком страх и угрозу вовнутрь. – Выходи! Говорить будем здесь.

Небритый чернявый молодчик, закинув за спину «АКМ», встал в дверном проеме. Секунду они смотрели друг на друга – глаза в глаза. Затем молодчик ухмыльнулся, небрежно сплюнул наружу и спрыгнул вслед за плевком.

– Условия, – коротко бросил Павлов.

Молодчик не ответил. Он неторопливо достал из внутреннего кармана кожаной куртки сигареты, выбил из пачки одну, прикурил, пустил струю дыма под ноги. Сейчас он мог чувствовать себя в полной безопасности. Павлов был его охранной грамотой, потому что убить Павлова было нельзя. То есть теоретически, конечно, можно, однако рискнувший убить пережил бы Павлова ненадолго. Братство это гарантировало – убийца нейтрала так же, как все, к убийству нейтрала причастные, становились людьми обреченными. Их приговаривали сразу, по факту, и исполняли приговор неукоснительно. Убийц Братья искали, находили и уничтожали. Где бы они ни были. И кто бы они ни были – бандиты, киллеры, террористы, полицейские или солдаты правительственных войск.

– Самолет, – пустив струю дыма Павлову в лицо, подал голос небритый молодчик. – С пилотом и запасом горючего, чтобы хватило до Тегерана. Сделаешь?

– Допустим, – сказал Павлов бесстрастно. Он здесь для того, чтобы закрыть конфликт. Без крови. Потребовали самолет – пожалуйста, Павлов не против. Ему положено быть нейтральным, и он нейтрален. Абсолютно. К обеим сторонам.

– Патроны, гранаты и жратву. – Молодчик затушил окурок о борт автобуса, харкнул на землю. – И пятьсот тонн зеленых. Наличными, в мелких купюрах. Или, может быть, запросить лимон?

Молодчик усмехнулся криво и подмигнул. В этом вопросе Павлову не полагалось быть нейтральным, в гонораре ему надлежало быть заинтересованным так же, как и этому подонку. Братство существует за счет гонораров. Иногда Павлову хотелось блевать, когда он вспоминал об этом. Иногда он блевал.

– Пусть будет лимон, – согласился Павлов, – отпускайте заложников.

Молодчик ухмылялся ему в лицо – понимающе, приятельски, едва не дружески.

– Ты, гнида, не лыбься, – сказал Павлов, и ухмылка слетела у молодчика с лица, как не бывало. – Будь моя воля, я бы тебя своими руками удавил, гада.

В Тегеране ему отсчитали триста тысяч. Тридцать процентов – стандартную долю Братства. На следующее утро он прилетел в Ташкент, оттуда – в Москву. Сдал деньги Координатору. Взял пол-литровую «Столичной» и заперся у себя в квартире. Эти четверо ограбили банк в Санкт-Петербурге. Застрелили двоих охранников и девушку-кассиршу. Затем троих пассажиров и водителя автобуса. Не будь нейтрала, их бы перебили. А они перебили бы еще двадцать человек – женщин и детей. Заложников.

Павлов до краев набулькал из бутылки в стакан. Выдохнул, запрокинул стакан ко рту. Залпом опростал, жадно занюхал рукавом, нашарил на столе сигареты. Закурил, в пять затяжек стянул до фильтра. Налил по второй. «Это моя работа, – сказал себе Павлов. – Быть нейтральным, вашу мать, в бога, в дышло, в креста. Быть нейтральным, суки. Абсолютно нейтральным».

2. ЭСТЕР

Прямой из Тель-Авива приземлился в буэнос-айресском аэропорту ранним утром, затемно. Эстер проснулась за пять минут до посадки – ровно в то время, на которое выставила накануне биологические часы. Сейчас ее звали Хильдой Аунстрем, по паспорту. Также по паспорту Эстер значилась гражданкой Норвегии, тридцати лет от роду, незамужней и бездетной. Возраст и семейное положение соответствовали действительности – незамужней и бездетной тридцатилетняя Эстер Мизрахи стала четыре года назад, после взрыва в иерусалимском супермаркете, похоронившего под обломками Меера и обоих близнецов.

Сообщение от Координатора пришло по электронной почте накануне, в два пополудни. Сестре Мизрахи предписывалось к полуночи прибыть в Иерусалимский аэропорт и ждать дальнейших инструкций. Ждать, впрочем, не пришлось: инструкции в запечатанном конверте передал угрюмый горбоносый субъект, представившийся Братом Леви. Эстер вскрыла конверт в дамской комнате, извлекла из него сложенный вчетверо лист папиросной бумаги, две фотографии, паспорт на имя Хильды Лунстрем и авиабилет Иерусалим – Буэнос-Айрес. Пробежала глазами содержание листа, потратила пару минут на запоминание, пока не заучила наизусть. Столько же времени ушло на изучение фотографий. Паспорт и билет перекочевали в сумочку, бумага и фотографии отправились в унитаз.

Через полчаса Эстер позвонила Моше, не дозвонилась и оставила сообщение, что улетает в командировку. Моше, как обычно, будет ревновать и негодовать. Что ж, ему придется смириться. Эстер отключила телефон и отправилась на посадку.

Внешне на еврейку она не походила совершенно. Натуральная блондинка, фигуристая, с прямым носом и серыми глазами на красивом, породистом лице. Загорелая, улыбчивая, сексапильная – практически идеальная внешность для Сестры первой ступени с четырехлетним стажем и полудюжиной исполненных фигурантов на счету. Гражданину Германии Оскару Штерну, тридцати шести лет, неженатому, бездетному, по профессии террористу, предстояло стать седьмым.

Эстер не знала, вынесли Штерну приговор за убийство Брата второй ступени или за неуплату доли Братства при сделке, но ее это и не интересовало. Ее задача – вступить с фигурантом в контакт, обеспечить устранение и скрыться, все остальное не имело значения. Также не имело значения, каким образом Эстер обеспечит успех операции. Для Братства не имело, но не для нее. Потому что специализация у Сестры Мизрахи была узкой, а контакт, в который она вступала с клиентом, – не просто контактом, а с добавлением непременного прилагательного «сексуальный». После каждого такого контакта Эстер чувствовала себя общественной урной, помойным ведром, мусорным баком с отходами и попросту шлюхой. Очиститься от грязи и похоти не удавалось, бесчисленные митвы смывали грязь с кожи, но не ту, которая в душе.

– Потерпи, девочка, – частенько говаривал Координатор на ежемесячной контрольной встрече. – Еще один раз. Максимум два, и я буду ходатайствовать о переводе на вторую ступень. Нейтралам не приходится делать грязную работу – ту, что выпадает исполнителям. А я уж похлопочу, чтобы первая же открывшаяся вакансия стала твоей.

Эстер кивала. Открывшаяся вакансия означала смерть нейтрала – Брата второй ступени. Или Сестры. Да, нейтралам не приходилось резать, стрелять и делить постель со всяким дерьмом. Зато им приходилось лезть в самое пекло. И тогда бывало, что резали и стреляли их…

С Оскаром Штерном удалось познакомиться в ресторане, в том самом, где его видел состоящий на дотации у Братства платный осведомитель.

Эстер уселась за столик неподалеку от Штерна. Отметила соответствие внешности фигуранта с фотографией. Узколицый высоколобый блондин с блеклыми, «рыбьими» глазами навыкате. И при охране: трое неброско одетых сосредоточенных молодчиков за соседним столиком. Эстер привычно поймала заинтересованный взгляд в вырез черного с блестками вечернего платья. Ответный взгляд, поощрительная улыбка, и Штерн поднялся, пересек разделяющее их столики пространство, резко склонился в полупоклоне, выпрямился.

– Вы танцуете?

Эстер улыбнулась, кокетливо опустила глаза:

– Немного.

– Позвольте вас пригласить.

Потом было обязательное в подобных случаях шампанское и не менее обязательные комплименты. Букет кремовых орхидей, небрежно, сдачи не надо, купленный у разносчика цветов, и предложение прокатиться по ночному городу.

Джип с охраной исправно следовал за вишневым «Ягуаром» Штерна. Аргентинские танго сменяли друг друга в динамиках, Буэнос-Айрес сопровождал музыку неоновыми вспышками с витрин ночных ресторанов и баров, поддувал в раскрытое пассажирское окно теплым ласковым бризом. Эстер, откинувшись на сиденье, старалась выглядеть расслабленной и томной. Любопытно, пригласит он на чашечку кофе, предложит взглянуть на картины, выкурить сигариллу с травкой или полюбоваться видом из окна… Предыдущий фигурант предлагал посмотреть аквариумных рыбок, тот, который был до него – послушать пение декоративного гарцского роллера. Заинтригованная Эстер была несколько разочарована, обнаружив, что за экзотическим названием скрывается обычная яично-желтая нахохлившаяся канарейка.

– Ко мне или к тебе?

Эстер едва удержалась от гневной отповеди. Штерн даже не стал утруждаться выбором предлога, он сделал ей предложение так, будто она – шлюха. «А я и есть шлюха», – через мгновение осознала Эстер. Дешевая потаскуха, да что там, вообще бесплатная. Правда, за удовольствие клиентам в результате приходится платить неизмеримо больше, чем им обошлась бы любая, самая элитная и дорогая проститутка планеты.

– Как хочешь, милый.

– Тогда к тебе.

– Прекрасно. У меня уютный номер в «Империале».

Выбранный вариант устраивал Эстер больше, чем противоположный. Осложнений возникнуть не должно, а случись они все же, покинуть гостиницу можно через черный ход, минуя охрану, которая наверняка будет отираться в холле.

– Ты останешься у меня на ночь, милый?

– Посмотрим.

– В зависимости от того, понравлюсь ли я тебе? – Эстер кокетливо улыбнулась.

– Угадала.

– Ты не очень-то приветлив, милый.

– Прости, – Штерн впервые за всю поездку улыбнулся. – Проблемы в бизнесе, никак не могу расслабиться.

– Расслабиться я тебе помогу, котик.

«До чего же роль шлюхи пристала, прилипла ко мне», – отстраненно думала Эстер. Или, скорее, не шлюхи – распутной девки. В России, откуда родом ее мама, для таких существовало хлесткое слово б-дь. Эстер передернуло, отвращение к тому, что предстоит сделать, смешавшись с отвращением к себе самой, захлестнуло ее, прокатилось от сердца к горлу и хлынуло в гортань, едва не вызвав рвотный спазм. Эстер подавилась воздухом, задохнулась, закашлялась.

– Эй, что с тобой?

– Ничего, милый, – Эстер справилась с дурнотой, отдышалась, утерла губы носовым платком. – Мы скоро приедем?

– Через пару минут. Ты в порядке?

– Да, котик. Ты скоро убедишься, что я в полном порядке. Ты будешь доволен, милый.

Штерн действительно убедился, что Эстер в порядке, довольно скоро и остался доволен. Она явно ему понравилась так же, как понравился смешанный ею на скорую руку коктейль. Его Эстер разливала в бокалы из миксера на глазах у Штерна. И содержимое бокалов ничем друг от друга не отличалось, если не считать мгновенно растворившейся в одном из них ампулы с экстрактом ликориса.

Через пару часов гость ушел, договорившись на прощание о новой встрече. Еще через полчаса ночной портье вызвал для Эстер такси. В аэропорту она взяла билет на ближайший рейс в Бразилию и к рассвету высадилась в Рио. Прямой на Тель-Авив улетал в три пополудни, так что Эстер успела перекусить и отоспаться в ближайшем отеле. Самолет ушел в Израиль по расписанию. Он едва преодолел первую четверть пути, когда в Буэнос-Айресе скоропостижно скончался гражданин Германии Оскар Штерн.

3. КРЕОЛ

Креолу сразу не понравилась эта группа, с первого взгляда. Не понравились ни угрюмые, небритые разбойничьи рожи, похожие друг на друга так, словно все пятеро были братьями, ни скупая, куцая, сдобренная сквернословием речь, ни манеры и разболтанная походка старшего, звероподобного громилы, назвавшегося Леоном.

Группу, однако, подбирали работодатели, и жаловаться Креолу не пристало: за те деньги, что ему платили, приходилось работать со всяким сбродом, и приходилось не раз.

Креол поборол раздражение. В конце концов, дело одноразовое: он проводит операцию, обеспечивает безопасность и отход, остальные лишь выполняют приказы, большого ума для этого не надо. Работать с профессионалами, конечно, надежней, чем возглавлять банду недоумков, возможно и слыхом не слыхавших о дисциплине, однако выбирать не приходится.

– Как тебя называть, босс? – поинтересовался Леон, одного за другим представив своих людей.

– Креолом.

– А имени что, у тебя нет?

– Вам оно ни к чему. Так что можешь считать, что нет.

Имя у Креола было. Диего Энрикеса произвели на свет в Барселоне, и родители его были чистокровными каталонцами. Кличка пристала в мадридской тюрьме для несовершеннолетних, где Диего отбывал трехлетний срок за драки и поножовщину. Кличка прижилась, и когда Энрикесу присуждали следующий срок, на этот раз за грабеж, в полицейских документах он уже значился как Креол.

Был Диего плечист, смуглокож, кучеряв и откровенно красив. А также неглуп, изворотлив, хладнокровен, мастеровит и рукаст – одинаково умело управлялся и с плотницким рубанком, и с бандитской выкидной навахой. Эти качества довольно скоро оценили серьезные люди, и, отбыв второй срок, в тюрьму Диего Энрикес больше не возвращался. Серьезные люди пристроили его к делу. Поначалу использовали как боевика в мелких операциях, связанных с подпольным игровым бизнесом. Диего умело страховал букеров, владельцев мелких тотализаторов в портовом квартале в Малаге, так же умело сопровождал инкассаторов с выручкой и выбивал долги из нерадивых игроков. Креола заметили, оценили и стали поручать дела посложнее. Затем сделали командиром мобильной группы, а потом и доверили разработку самостоятельных операций.

Престиж и авторитет Креола в криминальной среде неуклонно рос, а затем выбрался и за ее пределы. К Диего начали обращаться за помощью люди, с уголовщиной напрямую не связанные. И он в меру сил своих помогал – после разработанных и проведенных им операций клиенты оставались довольны. Гонорары росли, вместе с ними росли репутация и известность, вскоре обратившиеся в признание. Креол покинул Испанию, жить на одном месте он перестал, передвигаясь по миру туда, где требовались его таланты.

На этот раз таланты понадобились в Голландии, где компания, занимающаяся сбытом белого порошка, не ужилась с властями. По слухам, дела там были серьезные, но подробности Креола не интересовали, вникать в профессиональные трудности распространителей героина он не собирался. Задача стояла вполне конкретная, и он намеревался ее решить, невзирая на обстоятельства.

– Значит, так, парни, – сказал Креол, в очередной раз оглядев группу. – После операции нам придется отсидеться месяц-другой в глуши. Может, и дольше. Никаких кабаков и девочек, только москиты, змеи и подобная дрянь. Кого-нибудь это обстоятельство не устраивает?

Судя по выражениям угрюмых рож, обстоятельство не устраивало никого. Вслух, однако, ни один из пятерых недовольства не высказал, и Креол продолжил:

– На время операции дисциплина беспрекословная. Вы четверо подчиняетесь Аеону, он – лично мне. Это касается всех, без исключения. Вам понятно?

– Ясно, босс, – за всех ответил Леон. – Не волнуйся, ребята в порядке.

– Что ж, прекрасно. Приступаем.