Текст книги "Тайны советской репатриации"

Автор книги: Юрий Арзамаскин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Ю.Н. Арзамаскин 

ТАЙНЫ СОВЕТСКОЙ РЕПАТРИАЦИИ 

ВВЕДЕНИЕ

Достаточно широко распространено мнение, что история – это не совокупность фактов из жизни отдельного народа или человечества в целом, а отношение к этим фактам и что историю можно изложить так, как того требуют обстоятельства. Сколько раз, даже за последние пятьдесят лет, предпринимались попытки переписать заново страницы отечественной истории. Для этого сознательно уничтожались очевидцы прошлых «неугодных» лет, совершались акты культурного вандализма, умалчивались или искажались «незначительные» факты.

Отечественная историческая наука и сегодня остаётся полем острейших дискуссий о прошлом нашей Родины. В настоящее время историками как никогда ценятся беспристрастный исторический факт, первозданная информация источника, вызывающие доверие архивные материалы и пусть субъективные, эмоционально окрашенные, но не тронутые поздними интерпретаторами мемуары, дневники, записки, являющиеся бесценным свидетельством своего времени. Лишь на их основе представляется возможным воссоздание объективной и полной истории нашего Отечества, особенно советского периода его развития, для которого были характерны резкие изменения ценностных ориентиров при осуществлении как внутренней, так и внешней политики.

Сегодня, в разгар научных дискуссий и полемических репортажей в средствах массовой информации о судьбах нашей Родины, освобождения от лжи и лицемерия в трактовке исторических событий, главным принципом исторической науки должна быть преданность правде, какой бы жесткой и нелицеприятной она ни была. В стране усиливается стремление к всестороннему и глубокому познанию прошлого, чтобы усвоить его уроки во имя будущего.

Поистине незабываемыми являются те страницы истории нашего Отечества, которые посвящены событиям Великой Отечественной войны, социально-политическим изменениям, произошедшим на Европейском континенте после победы над фашизмом. В русле новых подходов к изучению пройденного страной исторического пути немаловажное значение приобретает исследование политики Советского государства в области репатриации советских и иностранных граждан в 1944–1953 гг., особенно её военно-политических аспектов, связанных с выполнением союзнических обязательств по возвращению советских и иностранных граждан на родину; созданием государственных и военных органов репатриации; деятельностью международных и межсоюзнических организаций по делам военнопленных, беженцев и перемещённых лиц; репатриацией военнопленных гитлеровской армии, армий её союзников и интернированных лиц; предотвращением конфликтов между союзными военными администрациями по вопросу репатриации, недопущением превращения проблемы беженцев и перемещённых лиц в средство ведения холодной войны.

Сложность и неоднозначность содержания политического курса союзников по вопросам репатриации советских граждан, проведение ряда практических мер, направленных на срыв крымских соглашений, а также превалирование идеологических догм над здравым смыслом создавали достаточно сложные препятствия в координации ими усилий при решении проблемы военнопленных, беженцев и перемещённых лиц. Поиск путей выхода из кризиса межсоюзнических отношений со стороны советских органов репатриации, практические шаги в этом направлении говорят о значимости этой проблемы не только в чисто теоретическом, но и общественно-политическом плане.

Важность данной проблемы обусловливается тем, что история человечества не знает других примеров такого массового насильственного угона многих миллионов людей в рабство, как это было сделано немецкими оккупантами в странах, куда вторгались их войска во время Второй мировой войны. Бесспорно, в войнах прошлого в зоне непосредственных военных действий всегда приходилось какой-то части гражданского населения добровольно или по распоряжению военных властей покидать насиженные места и становиться беженцами^{[1]. Однако в годы Второй мировой войны появился ещё один термин – «перемещённые лица»[2], т.е. лица, насильственно угнанные немецко-фашистскими оккупантами с занятых ими территорий, как правило в Германию, для принудительного труда, которые желали, но были не в состоянии без посторонней помощи возвратиться домой.}

По данным президента Международного комитета Красного Креста П. Рюггера, число лиц, потерявших в годы войны и в первый послевоенный период родину и имущество, составило во всем мире почти 60 млн. человек, из них более одной четверти всех беженцев и перемещённых лиц, то есть 15,5 млн. человек, находились в Европе{1}. Немецкие власти проводили бесчеловеческие депортации^{[3] миллионов граждан оккупированных стран. Их выселение сопровождалось грабежом имущества, различными унизительными процедурами: избиениями, массовыми казнями, насилием. Это была одна из величайших трагедий ни в чем не повинных людей – детей, женщин, стариков, одна из форм преступного геноцида и человеконенавистничества.}

Только с территории Советского Союза, оккупированной гитлеровцами, было угнано 4 794 087 советских граждан{2}. По республикам, подвергшимся немецкой оккупации, число советских людей, угнанных в немецкое рабство, выражалось в следующих цифрах: в Российской СФСР – 1 906 661, Латвийской ССР – 160 019, Украинской ССР – 2 102 234, Молдавской ССР – 84 475, Белорусской ССР – 399 374, Эстонской ССР – 74 226, Литовской ССР – 67 098 человек. Кроме того, органами репатриации было учтено 2 016 480 человек военнослужащих, оказавшихся во вражеском плену. Следовательно, общее количество граждан СССР, угнанных в немецко-фашистскую неволю, составляло 6 810 567 человек, из них на территории Германии находилось 3 338 583 человека{3}.

Такова была чудовищная ситуация с переселением миллионов людей, совершённым нацистскими преступниками. Восстановить по возможности справедливость в отношении этих жертв войны – был прямой долг победителей. Выполнить его необходимо было срочно и желательно с минимальными жертвами. Это была нелегкая политическая и гуманитарная задача. Для органов государственной власти и управления СССР репатриация^{[4] наших соотечественников, находившихся за рубежом, а также иностранных подданных, оказавшихся в ходе войны на территории СССР, стала одной из сложных политических, экономических и морально-нравственных проблем.}

В данном исследовании раскрываются военно-политические и организационные основы процесса репатриации, политика Советского государства в области репатриации советских и иностранных граждан и деятельность государственно-политических и военных органов репатриации по возвращению на родину военнопленных, беженцев и перемещённых лиц в 1944–1953 гг. Воссоздание максимально полной и объективной картины репатриации граждан СССР и иностранных государств даст возможность получить более глубокое представление о тоталитарной форме правления в Советском Союзе в 40–50-е гг., основанной во многом на произволе и вседозволенности, показать её просчёты и недостатки.

Изучать историю репатриации советских и иностранных граждан необходимо и для того, чтобы в рамках продолжающегося сегодня процесса реабилитации жертв политического террора помочь восстановить историческую справедливость и законные права российских граждан, попавших в годы Великой Отечественной войны в плен или оказавшихся на территории иностранных государств и затем репатриированных в Советский Союз.

История репрессий, предпринятых партийно-государственным руководством СССР в отношении советских граждан – бывших военнопленных и угнанных в Германию жителей временно оккупированной территории Советского Союза, долгое время относилась к важнейшим государственным секретам. Миллионы советских граждан, оказавшихся не по своей воле в немецком плену или на немецкой каторге, после освобождения были подвергнуты жестоким репрессиям. Неоднократные попытки разобраться в причинах, технологии и результатах этих репрессий наталкивались на ожесточённое сопротивление партийно-государственного аппарата СССР, вплоть до августа 1991 г. запрещавшего публикацию страшных документов, свидетельствовавших о том, как сталинское руководство истребляло советских военнослужащих, попавших в плен при защите своего Отечества.

Сложность и неоднозначность содержания политического курса союзников по отношению к Германии в 1945–1950 гг., а также проведение политики, направленной на её раскол, создавали достаточно сложные препятствия на пути мероприятий, которые проводили советские органы репатриации в советской и западной зонах оккупации Германии, странах Западной и Восточной Европы. Открытый саботаж союзниками Крымских соглашений по репатриации (1945 г.) стал, по существу, началом холодной войны. Глубинные причины, породившие ее, представляются неполными без анализа различных аспектов сотрудничества союзников по взаимному возвращению военнопленных, перемещённых лиц и беженцев, а главное, тех трудностей и противоречий, которые встречались на этом пути.

Поиск выхода из кризиса межсоюзнических отношений со стороны советских органов репатриации, их практические шаги в этом направлении, а также последствия сепаратной политики США и Великобритании в вопросах репатриации говорят о значимости этой проблемы не только в чисто историческом, но и общественно-политическом плане.

Исследование деятельности советских государственных и военных органов по репатриации носит также сугубо прикладной характер. Кардинальные геополитические изменения в Центральной и Восточной Европе, события на Балканах, в Украине, изменение характера международных отношений в последнее время вновь остро поставили проблему беженцев^{[5], которая затронула и большинство бывших субъектов федерации СССР. В этой связи на первое место выдвинулось правовое положение репатриантов, беженцев и мигрантов, защита их прав со стороны принимающих государств, предоставление им социальных гарантий, оказание различных форм помощи. Изучение негативного и позитивного опыта в решении всех указанных вопросов, извлечение из него уроков позволили бы сегодня менее болезненно решать многие вопросы правовой и социальной защищенности репатриантов, беженцев и мигрантов.}

Вместе с тем проблема репатриации советских и иностранных граждан в послевоенное время в научной историографии практически до сих пор не нашла должного освещения, а вопрос о судьбе репатриантов в Советском Союзе является одним из наименее изученных в исторической литературе. Причина кроется в том, что в СССР вплоть до конца 80-х годов вся документация по этому вопросу была строго засекречена. Отсутствие источниковой базы и соответственно объективной информации породило вокруг этой проблемы массу мифов и искаженных представлений.

Не стала ещё предметом фундаментального научного изучения в отечественной историографии проблема возвращения на родину военнопленных и граждан иностранных государств, поскольку в бывшем СССР вопрос о судьбах иностранных военнопленных долгие годы умалчивался. Да и на всех исследованиях как отечественных, так и зарубежных ученых, вне сомнения, сказались идеологические штампы времен холодной войны. Лишь потепление климата в международных отношениях позволило им с большей степенью объективности взглянуть на прошлое, оценить трагическую судьбу сотен тысяч людей, не прибегая к идеологическим стереотипам.

До настоящего времени в отечественной историографии малоизученной остается и проблема репатриации советских граждан, воевавших на стороне Германии против армий союзных держав в так называемых коллаборационистских формированиях, в том числе и власовской Русской освободительной армии. Именно они, наряду с освобождёнными военнопленными и гражданскими перемещёнными лицами, составили третью многочисленную категорию репатриантов.

Сведения о численности советских граждан, воевавших на стороне фашистской Германии, весьма противоречивы и неоднозначны. По данным германского верховного командования, с 22 июня 1941 г. по февраль 1945 г. в немецком плену находилось 5 734 528 советских солдат и офицеров{4}. Из них во «вспомогательных частях» вермахта и национальных легионах служили, по немецким данным, более миллиона человек{5}. Некоторые специалисты увеличивают окончательные данные об общей численности бывших советских граждан, сражавшихся в вермахте, в войсках СС, охранных и прочих военных и военизированных формированиях Германии в 1941–1945 гг., до 1,5 млн. человек{6}.

В результате изучения отечественных и зарубежных источников и литературы автор монографии полагает возможным утверждать, что «восточные войска»^{[6] составляли примерно около 1 млн. человек{7}. Из них около 700 тыс. использовались в качестве вспомогательной силы для обслуживания тыла действующей немецкой армии и примерно 300 тыс. человек входили в состав вооружённых сил Германии, это около 180 воинских формирований (национальных легионов и казачьих частей), в том числе русских – 75, из донских, кубанских и терских казаков – 21, туркестанских и татарских (из Татарии и Крыма) – 42, грузинских – 11, из народов Северного Кавказа – 12, азербайджанских – 13, армянских – 8.}

До сих пор малоизученными остаются социальная база коллаборационистских формирований, причины перехода наших соотечественников на сторону врага, деятельность изменнических воинских формирований и подразделений в годы войны, а также их послевоенная судьба.

Источниковой базой исследования явились документы и материалы, имеющиеся в распоряжении российских архивов, фундаментальные труды отечественных и зарубежных историков, сборники документов, справочные и статистические издания, отечественная и зарубежная литература по исследуемой проблеме. Кроме того, в работе автор использовал немецкие архивные источники и документы.

Проведенное исследование, по мнению автора, даёт возможность взвешенно и объективно оценить непростую, противоречивую по своим результатам деятельность советских государственных и военных органов репатриации в исследуемый период, и получить более глубокое представление о государственной политике СССР в области репатриации. Кроме того исследование темы даёт возможность более аргументированно и предметно вести дискуссии с историками западных стран по проблеме репатриации советских военнопленных и перемещённых лиц в 1944–1953 гг., поскольку в последнее время возросло количество необъективных научных исследований и публикаций, в которых налицо запрограммированность освещения этой проблемы исключительно в мрачных и зловещих тонах.

ПРОБЛЕМА РЕПАТРИАЦИИ В ГОСУДАРСТВЕННОЙ ПОЛИТИКЕ СССР

Репатриация наших соотечественников, а также иностранных граждан, оказавшихся в ходе войны на территории СССР, как уже отмечалось, была одной из сложных политических, экономических и морально-нравственных проблем для органов государственной власти и управления СССР.

Советские граждане, угнанные в неволю, были разбросаны по разным странам порабощенной Европы. Размещение их по отдельным странам характеризовалось следующими цифрами: в Германии – 3 338 583, Голландии – 6934, Австрии – 379 929, Дании – 11 715, Венгрии – 3259, Норвегии – 92 820, Румынии – 133 734, Польше – 87 850, Италии – 92 252, Чехословакии – 40 655, Финляндии – 132 866, Греции – 1402, Франции – 135 456, Югославии – 26 052, Бельгии – 34 056, Болгарии – 3682, Албании – 824 человека{8}.

На завершающем этапе войны произошло значительное перемещение советских граждан. Этому способствовали два обстоятельства. Во-первых, в результате отступления немецких войск в западные районы Германии была угнана значительная часть советских людей из восточных районов театра военных действий. Во-вторых, войска союзников, освободив более двух миллионов советских граждан на территории Франции, Бельгии, Голландии, Норвегии, Дании, Люксембурга, а также оккупированной части Германии, отправили часть их в свои страны{9}.

Советские граждане были заброшены даже на территорию Северной (французской) Африки, Египта, Палестины и во многие другие страны. Число учтённых советских граждан, оставшихся в живых на чужбине к моменту капитуляции Германии, по отдельным странам выглядело следующим образом:

Германия – 3 326040

Румыния – 133 734

Италия – 88 069

Финляндия – 108 746

Англия – 26835

Франция – 122 814

Польша – 87 850

США – 3 978

Швеция – 32 158

Бельгия – 28 456

Норвегия – 84 782

Болгария – 3682

Югославия – 26 052

Греция – 1402

Албания – 824

Палестина – 205

Дания – 11715

Голландия – 241

Австрия – 379 929

Венгрия – 3259

Швейцария – 10 643

Чехословакия – 40 655 человек

Кроме того, в западных районах СССР оказалось 1 153 475 человек, угнанных немцами из других советских районов{10}.

Уже с весны 1944 г. на восток началось движение колонн десятков тысяч людей: мужчин, женщин и даже детей, которые со слезами на глазах и криками радости приветствовали встречавшихся им на пути советских солдат. Они двигались преимущественно пешком, некоторые со своим небогатым скарбом – на подводах и велосипедах. Многие выглядели измождёнными и больными. Это возвращались домой советские граждане – бывшие военнопленные Красной Армии и гражданское население, угнанное на работы в Германию, все те, кого вихри событий против их собственной воли забросили в центр Европы. Все они торопились на Родину, ждали и одновременно боялись встречи с ней, не зная, как она их примет.

Уже сам по себе вопрос, сама постановка проблемы была для большинства тяжёлым и мучительным испытанием. И как ни тянуло, как ни манило на Родину, многим не давало покоя предположение (или уверенность), что скорее всего встретят их сурово, как «предателей», «изменников», «преступников». Об этом же неустанно твердила сначала немецкая, а потом и англо-американская пропаганда. В то же время многие себя в чём бы то ни было виноватыми не считали, верили, что их не посадят, – не за что^[7].

Но была и другая категория советских граждан, которые совершенно точно себе представляли, что их ждёт по возвращении в Советский Союз. Многие из них, кто по идейным, кто по шкурным соображениям, а кто просто спасая собственную жизнь, в годы войны с оружием в руках сражались на стороне немцев с Красной Армией, работали в органах немецкой администрации на временно оккупированной территории СССР, участвовали в карательных и полицейских акциях против партизан и мирного населения. Кто-то пытался скрыться от сталинских чекистов в западных зонах оккупации Германии, а кто-то, рассудив, что в суете и неразберихе послевоенного времени проще будет затеряться на необъятных просторах Советской страны, вместе с толпами обычных репатриантов двигался на восток{11}.

Таким образом, советские государственные и военные органы сразу же столкнулись с большой организационной, политической и социальной проблемой: надо было собрать, учесть, накормить и разместить сотни тысяч людей, организовать их проверку и фильтрацию, наконец, отправить по назначению в СССР. И экономика, и политика требовали одного и того же: всех, и особенно трудоспособных, – домой, на социалистическую Родину, на коммунистический труд. Не менее важной была и политическая задача: допустив зачатие, не допустить рождения новой, враждебной советскому режиму послевоенной эмиграции.

Среди первых своих граждан на уже освобождённых территориях оказались «бывшие военнослужащие Красной Армии, находившиеся в плену и окружении противника». Их судьба была неразрывно связана с той официальной государственной политикой, которая формировалась и проводилась в отношении данной категории военнослужащих накануне и в годы Великой Отечественной войны.

В 30-е годы негативное отношение государства к плену и военнопленным проявилось в антиправовой политике, когда отечественное право стало рассматривать нахождение в плену как измену Родине, т.е. как особо опасное государственное преступление. Это нашло своё отражение в принятом 8 июня 1934 г. ЦИК СССР Законе «Об измене Родине». В окончательной редакции Уголовного кодекса РСФСР, действовавшего в годы Великой Отечественной войны, статья 193–22, предусматривавшая ответственность за нахождение в плену, давалась в следующей формулировке: «Самовольное оставление поля сражения во время боя, сдача в плен, не вызывавшаяся боевой обстановкой, или отказ во время боя действовать оружием, а равно переход на сторону неприятеля влекут за собою – высшую меру социальной защиты с конфискацией имущества»{12}.

Сталинская пропагандистская машина, используя различные средства и методы психологического воздействия на общественное сознание, пыталась сформировать резко выраженное негативное отношение к плену и военнопленным. Пленные фактически рассматривались как предатели, изменники Родины, как военные преступники, независимо от обстоятельств, при которых они попадали в плен{13}.

Сегодня известно, что именно в первые месяцы войны сотни тысяч бойцов и командиров Красной Армии оказались в немецком плену^{[8]. Суждения по этому поводу многократно высказывались и высказываются как нашими, так и зарубежными учеными-историками. Так, зарубежные историки Е. Андреева, Н. Бетел, М. Назаров и другие связывают массовую сдачу красноармейцев в плен с нежеланием советских бойцов и командиров защищать сталинскую государственную систему{14}.}

Однако наиболее профессионально, на наш взгляд, объяснил причины появления огромного количества военнопленных среди советских военнослужащих в начальный период войны доктор исторических наук, профессор М.А. Гареев. По мнению этого известного военного историка, основными причинами, приводившими к пленению советских воинов в 1941 г., были: отсутствие оружия, с помощью которого можно было защищаться; неясность с обстановкой и растерянность в сложных условиях боя; боязнь ответственности; действия в тылу многочисленных диверсионных групп; страх смерти в случае продолжения сопротивления; наконец, неприятие советского строя, оправданные или неоправданные обиды, нанесённые этим строем, и др.{15} Такой же точки зрения придерживается и другой российский учёный – доктор исторических наук, профессор М.И. Семиряга{16}.

Конечно, были среди советских военнослужащих и случаи сдачи в плен добровольно, но для большинства из них сдача в плен «добровольно» была неприемлема. Иначе чем же можно объяснить героическое и мужественное поведение военнопленных в немецком плену, их бегство из тюрем и концлагерей, активное участие в антифашистском движении Сопротивления! По мнению автора, говорить и писать о массовой добровольной сдаче советских солдат и офицеров в плен – значит выдавать желаемое за действительное.

Долгое и упорное молчание высшего государственного и военного руководства СССР о значительном количестве советских военнослужащих, оказавшихся в руках у противника в начальный период войны, вызывалось, вероятнее всего, тем, что огромное число пленных могло ошеломляюще подействовать на советский народ, вызвать панику, породить пораженческие настроения в войсках, деморализовать гражданское население. К тому же для сталинского окружения признаться в том, что значительное число советских солдат и офицеров попало в плен, означало согласиться с собственной ответственностью за столь сокрушительное поражение и потери.

Этим и отчасти критической военно-политической обстановкой, когда речь шла о спасении Отечества, жизни миллионов наших соотечественников, было, по-видимому, вызвано появление известного приказа Верховного Главнокомандования Красной Армии от 16 августа 1941 г. за № 270, которому в исторической литературе уже давалась правовая и нравственная оценка.

Приказ обязывал «командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров»{17}. Он предписывал всем вышестоящим командирам и комиссарам расстреливать на месте подобных людей. В отношении же красноармейцев, которые предпочли сдаться в плен вместо «организации отпора врагу», в приказе содержалось требованием «уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи их лишать государственного пособия и помощи»{18}.

Но если ряд положений приказа № 270 можно оправдать критической обстановкой военного времени, то ни в какие рамки «законности» не вписываются и совершенно не заслуживают оправдания его пункты о репрессиях в отношении семей пленных командиров и политработников, о лишении льгот родных солдат и офицеров. По существу, приказ обрёк на страдания миллионы ни в чём не повинных людей.

О секретном приказе № 270, где все советские военнопленные объявлялись изменниками и предателями Родины, знали многие пленные, находившиеся в фашистских лагерях. Им особенно трудно было осознать, что Родина практически отказалась от них, к их физическим мукам добавлялись муки морально-психологические. Гитлеровская пропаганда умело использовала этот приказ для идеологической обработки военнопленных. Постоянно звучали слова И.В. Сталина о том, что военнопленных у нас нет, есть только предатели Родины{19}. «Немцы уверяли, – вспоминал бывший военнопленный Г.К. Сырков, переживший ад Хаммельбургского лагеря смерти, – что на Родине нас не ждут, что всех, кто побывал в плену, посадят в тюрьму или расстреляют»{20}.

Жёсткая позиция, занятая И.В. Сталиным по отношению к военнопленным, вероятно, спровоцировала значительную часть советских военнопленных вступить в создававшиеся тогда коллаборационистские формирования. Именно она не позволила правительству СССР использовать в годы войны имевшиеся в его распоряжении политические и дипломатические возможности для облегчения участи узников фашистских лагерей^[9].

Через Международный Красный Крест (МКК) воюющие страны помогали своим военнослужащим, оказавшимся в плену: присылали медикаменты, продовольствие, одежду, поддерживали морально. Но это не распространялось на советских военнопленных, поскольку СССР не подписал Женевскую конвенцию 1929 г. об обращении с военнопленными. В отличие от правительств других стран, в том числе и гитлеровского, Советское правительство объявило красноармейцев, попавших в плен, не военнопленными, а предателями, преступниками, вследствие чего Международный Красный Крест не получал средств на их содержание.

То обстоятельство, что к пленным относились с недоверием, с неприкрытой враждой, что культивируемая подозрительность к данной категории оставалась в годы войны неотъемлемым элементом государственной политики, подтверждается фактом массовой «фильтрации» наших солдат и офицеров, вырвавшихся из окружения или фашистской неволи. Их судьба решалась на основании Постановления Государственного Комитета Обороны (ГКО) СССР за № 1069сс от 27 декабря 1941 г. В соответствии с ним для проверки «бывших военнослужащих Красной Армии, находившихся в плену или в окружении противника», было образовано 22 спецлагеря НКВД в Воронежской, Курской, Рязанской, Сталинградской, Тамбовской и других областях. Численно выделялись 5 лагерей – Угольный, Хаиларский, Подольский, Колачский и Рязанский{21}.

Проверка осуществлялась оперативными уполномоченными Управления особых отделов НКВД^{[10] и, бесспорно, имела под собой объективную основу. Необходимо было установить, не является ли проверяемый дезертиром, военным преступником или вражеским агентом. После прохождения спецпроверки большинство военнослужащих рядового состава, если на них не было получено компрометирующих материалов, направлялись в распоряжение районных военных комиссариатов (РВК), а затем в действующую армию.}

Более трагично складывалась судьба офицеров. Именно на них сталинское руководство возложило всю вину за поражение на фронте и первые крупные неудачи. Многие офицеры, подвергшиеся спецпроверке, на основании решений военных трибуналов расценивались как предатели Родины и направлялись в трудовые лагеря, где содержались как заключённые. Значительная их часть в порядке наказания направлялась в отдельные штурмовые стрелковые батальоны в качестве рядовых^[11].

29 декабря 1941 г. были конституированы армейские сборно-пересыльные пункты (СПП){22},^{[12] которые согласно положению подчинялись Управлению тыла армии. В их функции входили сбор вышедших из плена или окружения бывших военнослужащих, их санитарная обработка и передача эшелонами в спецлагеря НКВД для спецпроверки и распределения по военкоматам и другим организациям. Спецпроверка в самом СПП проводилась лишь в исключительных случаях. Это положение изменилось в конце января 1943 г., когда в первостепенные обязанности СПП была вменена и спецпроверка, после которой подавляющее большинство бывших военнослужащих вновь направлялись в действующую армию (в запасные полки). Вместо одиночки-особиста спецпроверку осуществляла теперь спецкомиссия в составе начальника СПП и представителей четырёх армейских отделов (кадров, политического, укомплектования и, разумеется, особого), а также военной прокуратуры армии.}

В полномочия комиссии входило, кроме того, право направления офицеров в штрафные батальоны, а рядовых – в штрафные роты^{[13]. Широкая «реализация» этого права, в сущности, заменила собой направление в тыловые спецлагеря, сопряженное, как правило, с длительными и непроизводительными задержками спецконтингента в ОПТ из-за несвоевременного прибытия конвоя или транспортных средств, из-за неточностей в нарядах фронта и т.п. Перевод спецконтингента в «штрафники» и стал главным практическим результатом описываемой реформы[14].}

К 1 октября 1944 г. через спецлагеря прошло 354 592 бывших военнослужащих Красной Армии, вышедших из окружения и освобождённых из плена, в том числе 50 444 офицера. Из указанного количества людей после соответствующей проверки было передано: в Красную Армию – 249 416 человек, из них офицеров – 27 042, в том числе на формирование штурмовых батальонов – 18 382 человека, из них офицеров – 16 163; в промышленность – 30 749, в том числе 29 офицеров; на формирование конвойных войск и охраны спецлагерей – 5924 человека; арестовано органами СМЕРШ – 11 556 человек, из них 1284 офицера; умерло – 5347 человек; находились в спецлагерях – 51 601 человек, в том числе офицеров – 5657 человек{23}.

Как видно из приведённых данных, в действующую армию было направлено 53,6% офицеров от их общего числа, в штрафбаты – 32%, или фактически каждый третий. К тому же из числа оставшихся в лагерях НКВД офицеров чуть позже было сформировано ещё 4 штурмовых батальона по 920 человек в каждом. Важно отметить, что опыт (далеко не всегда положительный), приобретённый спецорганами при проверке окруженцев и бежавших из плена, использовался ими и на заключительном этапе войны, и при осуществлении массовой репатриации советских граждан в первые послевоенные годы.