Текст книги "Тайны советской репатриации"

Автор книги: Юрий Арзамаскин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Так возникла «правовая основа» репатриации «добровольцев» восточных формирований. С моральной и общечеловеческой точек зрения подписанные союзниками соглашения, обрекшие на страдания и гибель миллионы людей, невозможно оправдать, но объяснить их действия, наверное, можно: этот шаг был продиктован искренним стремлением защитить и вернуть на родину тех граждан США и Великобритании, которые оказались в советских зонах.

Столкнувшись с необходимостью осуществления насильственной выдачи советских граждан, что юридически не предусматривалось Ялтинскими соглашениями, Запад формально мог хотя бы замедлить или временно приостановить репрессии. На деле политические и военные представители Великобритании, США и Франции «перевыполнили» взятые на себя «обязательства», выдав не только фактических граждан СССР, но и множество тех, кого Советский Союз особо не ожидал видеть в своих оккупационных зонах.

С этой точки зрения эмоциональность, горечь высказываний генерал-майора В.Г. Науменко, назвавшего эту катастрофу великим предательством{420}, более чем понятны и оправданны. «Именно предательством всех Божеских и человеческих законов, хвалебно декларируемых демократических прав и свобод, наконец, вчерашних союзников явилась англо-американская политика в Европе в 1945–1947 гг.»{421}, – отмечает К.М. Александров.

Проблема насильственных репатриаций нашла отражение, в трудах лорда Н. Бетелла{422} и графа Н. Толстого{423}. Леденящие душу свидетельства собраны генерал-майором В.Г. Науменко{424}, А.И. Делианич{425}, Б.М. Кузнецовым{426}, очевидцами и чудом уцелевшими жертвами выдач. Однако в силу определённых причин ряд эпизодов остался неосвещённым. Фактически нет ответа на вопрос, только ли желанием выполнить Ялтинские соглашения было вызвано решение Запада выдать СССР огромное количество потенциальных противников сталинского режима, возможно, стоит искать объяснения в традиционном отношении демократий Запада к России в конце XIX – первой половине XX века.

Известно, какую значительную роль сыграла 1-я власовская дивизия в спасении Праги и чешского национального восстания{427}. Тем не менее, потеряв в боях с пражским гарнизоном генерала вермахта Р. Туссенна около 300 человек убитыми и в несколько раз больше ранеными{428}, дивизия С.К. Буняченко вынуждена была на рассвете 8 мая 1945 г. покинуть Прагу, оказалась зажатой между боевыми порядками 25-го советского танкового корпуса и 4-й дивизии 3-й танковой американской армии. Американское командование отказалось пропустить 1-ю дивизию ВС КОНР, фактически окружённую советским танковым корпусом между с. Лнарисе и г. Непомук. Более того, оно отказалось принять дивизию в плен на том основании, что та находилась на территории, которую должны были занять советские войска{429}.

После того как 10 мая безрезультатно закончились переговоры с американским командованием, присутствовавший на переговорах советский представитель потребовал, чтобы все без исключения власовцы сдались в плен подступавшему 25-му танковому корпусу. 12 мая 1945 г. С.К. Буняченко отдал приказ о роспуске дивизии, надеясь, что в одиночку солдатам и офицерам будет легче перейти советско-американскую демаркационную линию{430}. Сам он и А.А. Власов предприняли попытку вместе с колонной штабных машин прорваться в расположение американцев. Однако попытка эта не удалась. Более того, Власов был захвачен в колонне разведчиками отдельного мотострелкового батальона капитана М.И. Якушова при молчаливом согласии американцев{431}.

В течение 13–14 мая советскими войсками была пленена значительная часть солдат и офицеров 1-й дивизии (около 11 тыс. человек){432}. По сведениям С. Ауски, все офицеры дивизии приговаривались к расстрелу, унтер-офицеры и солдаты – к заключению в ИТЛ сроком от 10 до 25 лет{433}. Сцены расстрелов власовцев в эти майские дни описывал и бывший майор Красной Армии, подполковник РОА В.П. Артемьев, командир 2-го полка 1-й дивизии, чудом спасшийся от казни{434}. Сколько чинов дивизии оказалось расстрелянными американцами из 90-й дивизии, сколько попало в плен и было выдано в СССР в 1945–1946 гг., осталось невыясненным^{[189]. Известно лишь, что из 1-й власовской дивизии уцелели единицы{435}.}

Не менее трагичная судьба постигла и другие формирования РОА, в том числе и 2-ю дивизию, которая частично вместе со штабом была пленена советскими войсками, а остальная часть интернирована американцами в районе г. Крумау (Австрия) 8–10 мая 1945 г. Общая численность сдавшихся офицеров и солдат 2-й власовской дивизии совместно с другими частями южной группы вооружённых сил КОНР составила более 25 тыс. человек{436}. Самое длительное время провели в американском плену интернированные в мае 1945 г. два начальника управления КОНР – генерал-майор В.Ф. Малышкин и бригадный комиссар Г.Н. Жиленков. Вместе с ними в разное время находились офицеры-власовцы: полковник В.Ф. Шелаев, капитан В.А. Денисов, капитан Н.Ф. Лапин, а также капитан вермахта В.К. Штрик-Штрикфельдт. США планировали или делали вид, что желают использовать указанных конкретных лиц для антисоветской работы в будущем на территории западных зон Германии. Скорее всего это был очередной обман, поскольку уже 25 марта 1946 г. В.Ф. Малышкина передают советским властям в наручниках, а все остальные оказались в руках советской администрации 1 мая 1946 г.{437}

Наивная и укоренённая вера в порядочность союзников привела к личной драме и человека, возглавившего остатки РОА после интернирования американцами её основной части. Речь идёт о генерал-майоре ВС КОНР М.А. Меандрове – последнем начальнике офицерской школы ВС КОНР. Все попытки председателя НТС В.М. Байдакова предупредить его о том, что американцы выдадут всех, успеха не имели{438}. Глава кадров ВС КОНР упорно продолжал верить в то, что американская демократия обеспечит им защиту{439}. Такая вера в свою очередь передалась как рядовому, так и офицерскому составу. До конца июля 1945 г. из более чем 25 тыс. власовцев возможностью бежать воспользовались лишь около 1400 человек{440}.

Однако уже к 29 октября 1945 г. все офицеры ВС КОНР оказались в Платтлинге, где 24 февраля 1946 г. произошла одна из самых страшных и кровавых выдач с массовыми самоубийствами репатриируемых. Самого же М.А. Меандрова^{[190] и ещё двух генералов РОА А.Н. Севастьянова и В.Г. Ассберга (Арцезо) советские представители увезли 14 февраля 1946 г.}

С особой изощренностью, используя, по выражению А.И. Солженицына, «традиционное коварство в духе английской дипломатии»{441}, осуществлял выдачи штаб 5-го корпуса армии Великобритании под командованием генерал-лейтенанта Ч. Китли. На совести английского офицерского корпуса, многие представители которого считали себя истинными джентльменами, оказались тысячи русских казаков и их семей^[191].

Как известно, в английской оккупационной зоне находились два самых крупных казачьих формирования: 15-й казачий кавалерийский корпус Походного атамана генерал-лейтенанта Хельмута фон Паннвица и Казачий стан Походного атамана генерал-майора Т.И. Доманова. Но если 15-й казачий корпус был чисто воинским соединением численностью 40–45 тыс. человек, то Казачий стан состоял как из беженских станиц, так и из казачьих полков, составлявших 1-й казачий корпус Походного атамана. По английским данным, в казачьем Стане было около 21 500 человек: 15 000 мужчин, 4000 женщин и 2500 детей{442}. По другим данным, его численность на май 1945 г. достигала более 40 тыс. человек{443}.

Разыгравшаяся вскоре казачья трагедия, которую многие неверно именуют «лиенцской», происходила в Южной Австрии, в провинции Кернтеи (Каринтия), но в двух районах, находившихся примерно в 120 км один от другого. Группа, возглавляемая Т.И. Домановым, по указанию английского командования расположилась на реке Драве между городами Лиенц^{[192] и Обердраубург.}

Общая протяжённость казачьих частей составляла около 19 км. В обширном лагере Пеггец, находившемся на левом берегу Дравы, в 3 км от Лиенца, располагались беженские станицы{444}.

Части же 15-го казачьего кавалерийского корпуса (15-й ККК) находились в 25 км севернее Клагенфурта: 1-я казачья дивизия в районе Фельдкирхена, остальные в районе Альтхофен-Наймаркт{445}. Таким образом, если выдачу казаков в районе Лиенца на реке Драве «народная молва по праву назвала “лиенцской трагедией”, то репатриацию казаков 15-го ККК правильнее всего было бы именовать «трагедией Альтхофена»^[193].

Выдача казаков произошла по плану, заранее разработанному английским командованием. Под предлогом поездки на «совещание» в британский штаб, где с важным сообщением якобы должен был выступать английский главнокомандующий фельдмаршал Александер, все генералы и офицеры Казачьего стана и кавказских частей были отделены от горцев и казаков и отправлены в г. Шпиталь, где их заточили в охраняемый лагерь^{[194], а на рассвете 29 мая передали советским представителям. Немного ранее, 26 мая 1945 г., был арестован и передан советской стороне в Юденбурге генерал-лейтенант X. фон Паннвиц. 30 мая вместе с другими казачьими офицерами он был перевезён в Грац, а на следующий день в Баден под Веной[195]. Оттуда всех прибывших с Паннвицем казаков отправили в Москву, а самого генерала 3 июня вывезли в неизвестном направлении.}

По имеющимся данным, спустя некоторое время он вновь оказался в руках англичан, вероятно как германский офицер, взятый в плен на территории британской оккупационной зоны и соответственно являвшийся военнопленным английской армии. Однако X. фон Паннвиц не захотел остаться в английском плену и добровольно предпочёл быть выданным советским властям, как и 500 офицеров вермахта, служивших в казачьих частях. При этом он якобы сказал: «Я делил с казаками хорошее время. Теперь я хочу делить с ними плохое. Я заключил с ними дружбу на жизнь и на смерть. Может быть, я смогу облегчить их ужасную участь, взяв часть приписываемой им вины на себя»{446}.

Когда рядовые казаки узнали о судьбе своих офицеров и о предательстве англичан, они выбрали новым атаманом подхорунжего Кузьму Полунина, выбросили чёрные флаги и объявили голодовку. В петициях, отправленных королю Георгу VI, архиепископу Кентерберийскому, Уинстону Черчиллю и полковнику Малкольму^{[196], они писали: «Мы предпочитаем смерть возвращению в советскую Россию, где нас ждёт долгое, систематическое уничтожение»{447}.}

С 30 мая по 1 июня 1945 г. англичане готовили передачу рядовых казаков. Пробными стали три поезда, отправленных в Юденбург, который служил согласно договорённости передаточным пунктом на демаркационной линии по реке Мур, со станции Деллах. Эти поезда увезли 3161 человека, причём мужчин запихивали в вагоны по 36 человек в каждом, женщин, детей и вещи везли в багажном отделении.

Массовая выдача казаков, участие в которой приняли силы трёх английских дивизий, началась 1 июня^{[197]. Вот как это происходило в лагере Пеггец близ Лиенца. На площади перед бараками стояло около 4 тыс. человек, и ехать они явно никуда не собирались. Лишь вмешательство трёх взводов солдат, вооружённых ружьями и палками, которые вырывали людей из толпы и насильно отводили к месту посадки, позволило начать заполнение грузовиков, сразу же отправлявшихся на ближайшую железнодорожную станцию. Там пленников пересаживали в поезд из 50 вагонов для перевозки скота, с решётками на окнах. В середине, на открытой платформе сидело несколько солдат с пулемётами. В каждый вагон загружали по 36 человек, затем двери наглухо закрывались{448}.}

Второй приступ был и ожесточённее, и жертвообильнее. Толпа опрокинула окружавшую лагерь изгородь, люди бросились в лес, на мост через Драву. Многие погибли в бурной реке или от пуль вошедших в раж англичан. По воспоминаниям оставшихся в живых, в тот день погибло примерно 700 человек (задавленных, убитых, утонувших или покончивших с собой){449}.

По тому же сценарию шла погрузка и в других казачьих лагерях, например в Обердрубурге, где, несмотря на все «затруднения», 6-я пехотная бригада в первые две недели июня переправила из долины Дравы в «советскую» Штирию 22 502 человека кавказцев и казаков, а 46-я британская пехотная дивизия только за одну неделю после 28 мая 1945 г. передала в руки советских представителей в Юденбурге 17 702 казака. Причём в ходе выдачи казаков, из состава британских частей для поиска и поимки беглецов создавались специальные экспедиции, в которых активное участие принимали и «смершевцы». Так, за период с 7 по 30 июня удалось поймать 1356 человек, часть из которых немедленно после прибытия в Юденбург или Грац была расстреляна{450}.

Справедливости ради следует сказать и о том, что многие британские солдаты и даже целые подразделения находились на грани неповиновения приказу о выдаче казаков^{[198]. Англичане предупреждали казаков о предстоящей репатриации и даже помогали скрываться. Именно такой подход к проблеме, в отличие от 6-й бригады и 46-й пехотной дивизии, продемонстрировали офицеры 6-й танковой дивизии, «отвечавшей» за репатриацию казачьих соединений под командованием полковника К. Вагнера. Они не только позволили ему и другим немецким офицерам бежать в Баварию (американская зона), но и помогли сотням казаков, которые указали в анкетах, что до 1939 г. они не жили в России, избежать репатриации. Так спаслись майор Островский и ещё около 50 человек из лагеря Вайтенфель, подвергнутые накануне за непокорность даже имитации расстрела{451}.}

Есть примеры, когда целые части и соединения не выдавались НКВД, несмотря на то, что в них было немало настоящих военных преступников. Например, дивизия СС «Галичина» под командованием украинского генерала Шандрука, в которой на момент сдачи англичанам находилось более 10 тыс. украинцев. Дивизию сначала расквартировали в Шпитале, а затем тайно перевели в Северную Италию – в лагерь Беллари, оттуда в другой лагерь, в Чезенатико{452}. После требования советской стороны о выдаче этой дивизии в соответствии с двусторонним соглашением последовал ответ англичан о том, что из более чем 10 тысяч солдат и офицеров дивизии «советскими» гражданами являются лишь 112. Всех этих людей репатриировали, а остальные летом 1947 г. были вывезены главным образом в Канаду и Англию{453}.

Ускользнул от НКВД так называемый «шютцкорпс» под командованием полковника Рогожина – последнее сохранившееся целиком регулярное соединение царской армии, базировавшееся в Сербии. Этот корпус, насчитывавший до 10 тыс. человек^{[199], сдался англичанам в районе Люблян, откуда был переведён ими в Австрию, сначала в Фельдкирхен, а затем в Клейг Санкт-Вейте под Клагенфуром. Командование корпуса попросило англичан включить его в состав английской армии или перевести личный состав в гражданское состояние. Англичане сохранили организационную структуру корпуса и даже оставили 10% вооружения, использовали корпус на разного рода работах. Но в середине 1946 г. все сдавшиеся англичанам 4,5 тыс. человек были освобождены и получили разрешение жить на Западе{454}.}

Указанные случаи, однако, были не правилом, а исключением. Если бы английские офицеры прибегали к подобной альтернативе, они избежали бы таких акций, как юденбургские выдачи^{[200]. Хотя, по мнению П.М. Поляна, и в этих альтернативных случаях ими руководило вовсе не «вырвавшееся наружу природное благородство, а не менее трезвый, как и в случае с казаками, расчёт»{455}.}

Насильственные репатриации участников антисоветских формирований продолжались вплоть до середины 1946 г., когда практически все остатки их были организованно переданы советским властям согласно Ялтинским соглашениям от 11 февраля 1945 г. В это время состоялся целый ряд крупных (по 400–500 человек), особо жестоких выдач.

Одна из трагедий разыгралась в альпийском городке Кемптен, что находился юго-западнее Мюнхена, недалеко от австрийской и шведской границ, освобождённом американцами 27 апреля 1945 г.{456} В лагере, разместившемся в бывшем протестантском училище, скопилось значительное число бывших «остовцев», поляков, сербов, эстонцев, латышей, литовцев, но большинство лагерного населения составляли бывшие власовцы и казаки. Американцы начали с расспросов и уговоров всех разъезжаться по домам. Затем в отдельный лагерь перевели всех русских (около 700 человек), которым объявили, что согласно приказу американского командования все те, кто не сможет доказать, что они оставили Россию в 1920 г., будут переданы союзникам, т.е. Советам. Это был фактически смертный приговор для невозвращенцев.

Роковая развязка наступила 12 августа 1945 г. Половина обитателей лагеря, узнав о вывозе русских людей, ночью разбежались, пытаясь укрыться в местных домах, в лесной глуши и ущельях. Оставшиеся собрались в храме. Не успел комендант лагеря генерал Ф. Данилов прочитать последнюю фамилию в списке лиц, подлежащих возвращению в свою страну, как храм огласился воплями и рыданиями{457}. На предложения американского офицера всем, кого зачитали в списке, выйти во двор, никто с места не сдвинулся. Тогда в храм ворвались американские солдаты. Они старались насильно вытолкнуть из храма молящихся людей, хватали их за руки, ноги, тащили за волосы и бороду. Были пущены в ход кулаки, приклады ружей, раздались выстрелы. Упавших били ногами, хватали и выбрасывали через двери и окна. Стоны, крики, истерики, плач детей создали жуткую картину. Всё это продолжалось 40–50 минут{458}. Из 410 человек было увезено от 90 до 100, поскольку в храме находилось около 150 человек, остальные разбежались накануне ночью{459}. И таким образом спаслись…

После Кемптена последовала несравнимая по ужасу с ним кровавая трагедия в Дахау (19 января 1946 г.)^{[201], массовая выдача советских граждан из лагеря Платтлинг (24 февраля 1946 г.)[202], выдача большой группы военнопленных РОА из лагеря Бад-Айблинга (21 августа 1946 г.)[203] и др.}

Как видим, политика и практика западных оккупационных властей в вопросе принудительных репатриаций была весьма противоречивой и непоследовательной. Внутренний конфликт просматривался прежде всего между внешнеполитическим ведомством и военным министерством, но, по сути дела, мало отразился на реальной судьбе большинства репатриируемых. И когда осенью

1945 г. американцы и англичане были готовы к фактическому отказу от Ялтинских соглашений, для самих репатриантов это, в сущности, уже не имело никакого значения, поскольку подавляющее большинство их уже было передано в СССР^[204].

Точку в истории коллаборационистских формирований периода Великой Отечественной войны поставили закрытые судебные процессы 29–31 июля 1946 г. над руководителями этих формирований А.А. Власовым, В.Ф. Малышкиным, Г.Н. Жиленковым, Ф.И. Трухиным, С.К. Буняченко, Г.А. Зверевым, В.И. Мальцевым, М.А. Меандровым, Д.Е. Закутным, И.А. Благовещенским, В.Д. Корбуковым и С.Н. Шатовым{460}, а в январе 1947 г. над П.Н. Красновым, А.Г. Шкуро, Т.Н. Домановым, С.Н. Красновым, Султан Келеч-Гиреем (Султан-Гирей Клыч) и Хельмутом фон Паннвицем{461}. Завершились они вынесением смертных приговоров, казнью всех подсудимых^[205].

В соответствии с Законом от 20 июля 1934 г. военные и гражданские лица, бежавшие за границу, подвергались смертной казни, а их семьи подлежали заключению на срок до 10 лет. Остальные совершеннолетние члены семьи изменника, совместно с ним проживавшие или находившиеся на его иждивении к моменту совершения им преступления, подлежали ссылке в отдалённые районы Сибири сроком на 5 лет. Но на основании директив Генерального прокурора СССР от 30 мая 1942 г. и от 27 июня 1942 г. о высылке членов семьи изменника наказанию подвергалась не только эта категория, а практически все родственники. Так был репрессирован брат генерала В.Ф. Малышкина – П.Ф. Малышкин, проживавший в Ростовской области. Аналогичное решение было принято и в отношении несовершеннолетней дочери власовского офицера Н.С. Шатова – И.Н. Шатовой. Такая же участь постигла всех членов семьи генерала Г.Н. Жиленкова. 31 июля 1946 г. были арестованы и сосланы в Сибирь на 5 лет проживавшие в Куйбышевской области 66-летняя мать Г.Н. Жиленкова – Ядвига Яковлевна, дочь – Ирина и сын – Георгий 1936 года рождения. Были также арестованы и сосланы в Сибирь проживавшие в Курской области все члены семьи генерала С.К. Буняченко{462}.

Что касается судьбы рядовых участников восточных формирований и «добровольцев», то согласно двум общим директивам начальника Тыла Красной Армии и Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации от 18 января 1945 г.{463} все военнопленные офицеры, а также прочие военнопленные и гражданские лица, служившие в составе строевых немецких спецформирований, восточных частей и РОА, полицейские и «прочие подозрительные» подлежали в обязательном порядке направлению в распоряжение НКВД. Они составили так называемый «спецконтингент».

По составу власовцы^{[206] распределялись на служивших (как правило, рядовыми) в армиях фашистской Германии и её союзников, в восточных воинских формированиях и РОА, в полиции, в органах оккупационной администрации и т.д. К ним причисляли также побывавших в плену советских офицеров, которым за сам факт попадания живым в плен было установлено наказание в виде спецпоселения. Всем было предписано трудоиспользование на угольных шахтах и лесоразработках.}

Расселили власовцев широко. Особенно многочисленные контингенты были в Таджикской ССР, Якутской АССР, Красноярском крае, на Крайнем Севере, Пермской, Иркутской, Кемеровской и Магаданской областях. В марте 1949 г. почти половину контингента (47,4%) власовцев составляли русские, ещё 19,8% приходилось на украинцев. Преобладающей социальной группой были рабочие – 94,7%, ещё 4,4% приходилось на служащих. Из общего числа спецпоселенцев-власовцев (112 882 человека) – 83 597 человек ранее служили в Красной Армии (2433 – офицерский состав, 9558 – сержантский, 71 606 – рядовой состав){464}.

Согласно А.А. Шевякову, в распоряжении НКВД на 1 марта 1946 г. было передано 338 107 человек «спецконтингента» (6,5% от 5 229 160 человек учтённых к этому времени репатриантов), из них 283 092 человека являлись власовцами{465}. В течение 1946–1947 гг. на спецпоселение поступило в общей сложности 148 079 власовцев{466}, которым, как изменникам Родины, по законам СССР полагалось одно наказание – расстрел с конфискацией имущества. Однако в связи с победой в Великой Отечественной войне к ним было проявлено большое снисхождение – освобождение от названной уголовной ответственности, замена её на спецпоселение сроком на 6 лет{467}.

Все зачисленные в «спецконтингент» сводились в особые рабочие батальоны НКО и в принудительном порядке направлялись в отдалённые районы страны на постоянную работу на предприятиях лесной и угольной промышленности^{[207]. Например, нарком угольной промышленности СССР, добившийся выхода Постановления СНК СССР № 3141–950сс от 21 декабря 1945 г. о передаче в постоянные кадры Наркомугля «спецконтингента» репатриантов, закрепил власовцев, легионеров и полицейских, находившихся в ПФЛ НКВД и в рабочих батальонах, в Кузнецком, Кизеловском и Карагандинском угольных бассейнах, в Красноярском крае, Иркутской области и Бурят-Монгольской АССР, сроком на 6 лет для работ в угольной промышленности, с оставлением их на положении спецпоселенцев в указанных районах. Их учёт, административный надзор за ними, согласно приказу НКВД № 0027 от 10 января 1946 г., возлагались на отдел спецпоселений, районные и спецкомендатуры НКВД.}

Передача в постоянные кадры промышленности лишала права спецпоселенцев изменять место работы и место жительства, а содержание на оперативном учёте фактически являлось формой лишения свободы. Власовцам разрешался вызов их семей, причём члены семей на учёт спецпоселений не ставились и обеспечивались жильём за счёт предприятий^{[208]. Взамен паспортов спецпоселенцам-власовцам полагались временные удостоверения с отметкой «без права выезда с места поселения», а взамен воинских билетов выдавались справки установленного образца. За самовольную отлучку или побег с места поселения, согласно Постановлению СНК СССР № 35 от 8 января 1945 г., власовцы несли уголовную, а коменданты спецкомендатур – персональную административную ответственность{468}.}

К марту 1949 г. число власовцев заметно сократилось – до 112 882 человек, без арестованных и бежавших{469}, а к 1 января 1953 г., после массового освобождения власовцев, их на учёте состояло всего 56 746 человек, из которых в наличии было только 39 872 человека^{[209]. Больше всего на этот момент их насчитывалось в Кемеровской области (5101 человек), Красноярском крае (4347 человек) а также в Коми АССР (2540 человек){470}. В 1951–1952 гг., когда 6-летние сроки для власовцев истекали, часть их потихоньку начали определять в тех же местах, но уже на вечное поселение[210].}

Положение изменилось только через два с лишним года после смерти И.В. Сталина и спустя 10 лет после победы в войне. 17 сентября 1955 г. был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.». Этим Указом освобождались из мест заключения и от других видов наказаний лица, осуждённые на срок до 10 лет лишения свободы включительно за совершённые в 1941–1945 гг. преступления, которые соответствующие статьи Уголовного кодекса формулировали как измена Родине, сношение в контрреволюционных целях с иностранным государством или его отдельными представителями, шпионаж, антисоветская агитация или пропаганда, недоносительство и др. Лицам, осуждённым за те же преступления на срок свыше 10 лет, срок сокращался наполовину.

Из мест заключения должны были вернуться лица, осуждённые за службу в немецкой армии, полиции, специальных немецких формированиях независимо от срока наказания. Освобождались также от дальнейшего отбывания наказания лица, направленные за эти преступления в ссылку. Предлагалось снять судимость и поражение в правах с лиц, освобождённых от наказания по этому Указу, и с лиц, судимых ранее и отбывших наказание за названные выше преступления.

Кроме того, Указ предусматривал освобождение от ответственности находившихся за границей советских граждан, которые во время войны сдались в плен врагу или служили в немецкой армии, полиции и специальных немецких формированиях, а также тех, кто занимал во время войны руководящие должности в полиции, жандармерии и органах пропаганды, при условии, если они искупили свою вину последующей патриотической деятельностью и явились с повинной. Явка с повинной рассматривалась как смягчающее обстоятельство и в отношении тех, кто совершил тяжкие преступления. В этих случаях наказание не должно было превышать пять лет ссылки. Амнистии не подлежали только бывшие каратели, осуждённые за убийство.

Таким образом, следует признать, что коллаборационизм как определённое явление в годы Великой Отечественной войны существовал и на территории СССР. Вокруг этой проблемы уже более пятидесяти лет ведутся горячие споры. Конечно, относиться к факту участия в годы войны сотен тысяч наших соотечественников на стороне противника можно по-разному. Но нельзя забывать, что это явление не было случайным, это следствие противоречий, которые раздирали в те годы советское общество. Возникновение коллаборационизма обусловливалось и рядом объективных причин, истоки которых были и в сталинской системе управления обществом, и в национальной политике Советского государства, в гитлеровской политике геноцида, проводившегося по отношению к нашим людям.

Говоря о причинах непрочности коллаборационистских формирований, созданных из советских граждан, надо отметить, что не последнюю роль в этом играли зачастую насильственные методы комплектования национальных формирований, преобладавших над добровольными. Следует учитывать и то, что перейти на сторону противника многих наших соотечественников, прежде всего военнопленных, побуждали голод и угроза смерти в лагерях, с одной стороны, и отсутствие альтернативы в своём выборе после выхода в свет известного приказа Наркома обороны И.В. Сталина № 270 от 16 августа 1941 г., с другой.

Попытка А.А. Власова и его ближайшего окружения создать независимую русскую армию со статусом армии союзной державы на территории Третьего рейха, которая бы объединила всех недовольных советским строем под идеей борьбы против сталинизма и большевизма, провалилась, и «Русской освободительной армии» пришлось разделить с гитлеровской Германией бесславный конец.

Причины насильственных репатриаций коллаборантов, к которым прибегало союзное командование в Европе в 1945–1947 гг., на наш взгляд, не стоит искать в соглашениях февраля 1945 г. с Советским Союзом. Без сомнения, не будь и ялтинских договорённостей, большинство выданных постигла бы та же судьба. Близорукость и недальновидность внешней союзнической политики в период Второй мировой войны, непонимание сущности, смысла режима И.В. Сталина, наконец, характерное презрение к чужим человеческим жизням и лишь декларативное использование демократических лозунгов – вот подлинные причины всех тех трагических и страшных операций, которые проводились Западом в Европе.

В конечном счете избежать насильственной репатриации удалось немногим. Те же, кто попал в руки НКВД, подверглись жестоким расправам и издевательствам, что подтверждается даже советскими источниками. Офицеров расстреливали без суда и следствия, а всех остальных в задраенных наглухо товарных вагонах направляли в отдалённые районы Сибири и Дальнего Востока в проверочно-фильтрационные лагеря. Кто не был осуждён сразу ввиду отсутствия материалов об их «антисоветской и пособнической» деятельности, согласно Постановлению ГКО СССР от 18 августа 1945 г., получили по шесть лет спецпоселения.

РАБОТА СОВЕТСКИХ ОРГАНОВ РЕПАТРИАЦИИ ПО ВОЗВРАЩЕНИЮ НА РОДИНУ ГРАЖДАН ОБЪЕДИНЁННЫХ НАЦИЙ

Ещё в ходе Великой Отечественной войны Советское правительство своим Постановлением за № 31–13с от 6 января 1945 г. возложило на Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации, его представителей за границей, на управления (отделы) по репатриации в войсках практическое руководство работой по репатриации иностранных граждан: осуществление сбора, учёта, содержание на сборных пунктах (комендатурах) и в транзитных лагерях, подготовку их к отправке на родину{471}.

Исходя из международных договорённостей Советское правительство разработало правовую базу, на основе которой решались все вопросы, связанные с содержанием и репатриацией из СССР союзных военнопленных и интернированных лиц. Такими базовыми правовыми документами являлись: Постановление СНК СССР № 31–13с от 6 января 1945 г. о порядке репатриации союзных военнопленных и интернированных граждан, освобождённых Красной Армией; директива начальника Тыла Красной Армии и Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации № 1/240645 от 18 января 1945 г. о порядке сбора, учёта, размещения, содержания, материального обеспечения и перевозки освобождённых и освобождаемых Красной Армией военнопленных и граждан союзных государств; Постановление СНК СССР № 1474–3 35с от 26 июня 1945 г. (в дополнение к Постановлению от 6 января 1945 г.) о выплате карманных денег союзным военнопленным и интернированным гражданам, освобождаемым Красной Армией.