Текст книги "Тайны советской репатриации"
Автор книги: Юрий Арзамаскин
Жанр:
Военная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)
Сбор, сопровождение репатриантов в приёмо-распределительные пункты и их охрана в пути следования осуществлялись силами взводов охраны, сформированных при каждом фронтовом сборно-пересыльном пункте в составе 24 человек военнослужащих, а также военнослужащими, выделяемыми воинскими частями, под руководством офицеров репатриации[81]. На пути движения организовывались пункты отдыха, где репатриируемые получали питание, медицинскую помощь и «политпросветобслуживание». Для перевозки престарелых, детей, больных или истощённых граждан, а также личных вещей репатриантов выделялись автомашины, использовался также попутный автогужевой транспорт.
С достижением границы (образца 1941 г.) и пересечением её была восстановлена пограничная охрана НКВД, одной из основных задач которой являлось пресечение свободного неорганизованного движения, в том числе и возвращавшихся самотёком репатриантов. Для фильтрации и проверки на линии госграницы создавались проверочно-фильтрационные пункты (ПФП) НКВД[82] и сборно-пересыльные пункты (СПП). К 10 декабря 1944 г. число лиц, проверенных НКВД на ПФП, достигло 89 395, из них к месту постоянного жительства было отправлено 29 002 человека, передано в военкоматы – 4141, направлено в спецлагеря НКВД для дальнейшей проверки – 42 667 и арестованы, как изменники Родины, 134 человека{223}.
В результате принятых мер на сборно-пересыльные пункты фронтов и армий только за период с октября по декабрь 1944 г. с помощью действующих частей фронтов было собрано и отправлено по назначению 1 153 475 человек освобождённых советских граждан (867 176 гражданских лиц и 286 299 военнопленных){224}. Эти люди, по мнению ряда исследователей и ученых{225}, хотя и проходили по ведомству репатриации, фактически не являлись репатриантами, так как не были за границей. Считается, что правильнее было бы называть их внутренними перемещёнными лицами (имеется в виду перемещение внутри СССР)[83]. Среди них преобладали «восточники», которых во время войны по разным причинам судьба забросила в Прибалтику, Западную Украину, Западную Белоруссию и другие западные районы СССР. 831 951 человека из внутренних перемещённых лиц (165 644 мужчин, 353 043 женщины и 313 264 ребенка) направили к месту постоянного жительства, 254 773 человека призывного возраста через запасные части фронтов и армий были переданы на пополнение действующих частей (26 705 гражданских лиц и 228 068 военнопленных) и 66 751 человек спецконтингента[84] направлен в распоряжение НКВД (8836 гражданских лиц и 57 915 военнопленных){226}.
Одновременно с работой по отправке советских граждан, освобождённых на территории нашей страны, временно подвергавшейся оккупации, Управлением Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации изучалась обстановка на фронтах и подготавливались мероприятия по возвращению на Родину граждан СССР, освобождаемых войсками Красной Армии за пограничной линией. Основные принципы и механизмы репатриации были доложены Правительству и сформулированы в Постановлении СНК СССР «Об организации приёма и устройства репатриированных граждан СССР из Германии и оккупированных ею стран» от 6 января 1945 г. № 30–12с. В соответствии с постановлением, сеть органов репатриации в войсках Красной Армии была значительно увеличена.
К 20 февраля 1945 г. оперативные группы по репатриации при Военных советах двух Прибалтийских, трёх Белорусских и четырёх Украинских фронтов были реорганизованы в отделы со штатной численностью 10 человек[85]. В январе – марте 1945 г. была увеличена до 57 сеть фронтовых сборно-пересыльных пунктов с ёмкостью до 5000 человек каждый{227}. Таким образом, созданная сеть фронтовых СПП могла обеспечить одновременный приём 300 000 человек репатриантов, не считая армейских СПП, имевшихся при каждой армии. Особенно много СПП, соответственно 18 и 11, было при 1-м Украинском и 1-м Белорусском фронтах.
Работа органов репатриации в войсках (отделы при военных советах фронтов, фронтовые и армейские сборно-пересыльные пункты) заключалась: в оповещении и сборе репатриантов; направлении и размещении в лагерях (СПП); оказании медико-санитарной помощи; материальном обеспечении (питание и выдача нуждающимся обмундирования и обуви); политико-воспитательной работе; боевой и политической подготовке бывших военнослужащих и гражданских лиц призывного возраста; подготовке и отправке репатриантов по назначению (формирование подразделений из бывших военнослужащих и военнообязанных призывных возрастов, из гражданского населения организация сотен и десятков по областям республик) и т.д.
Наряду с указанной работой специальными группами органов НКВД и СМЕРШ проводилась проверка (регистрация) репатриантов в целях выявления «власовцев», полицейских и лиц, служивших в немецкой армии или специальных немецких формированиях[86]. Для обеспечения этих мероприятий, во исполнение Постановления ГКО от 4 ноября 1944 г. за № 6884 с и СНК СССР от 6 января 1945 г. за №30–12с начальник Тыла Красной Армии и Уполномоченный СНК СССР по делам репатриации дали директиву Военным советам фронтов и военных округов за № 1/1240646с от18 января 1945 г., которая устанавливала порядок приёма, материального обеспечения и перевозок бывших военнопленных и советских граждан, освобождённых войсками Красной Армии. Согласно директиве репатриантов полагалось «сортировать» на следующие категории{228}:
• бывшие военнопленные (рядовой и сержантский состав) – в армейские СПП, а после проверки органами СМЕРШ отправлять в армейские и фронтовые запасные части;
• бывшие военнопленные офицеры – в спецлагеря НКВД;
• военнопленные и гражданские лица, служившие в строевых немецких спецформированиях, власовцы, полицейские и прочие подозрительные лица – в спецлагеря НКВД;
• интернированное гражданское население – во фронтовые СПП и пограничные проверочно-фильтрационные пункты (ПФП) НКВД. После проверки мужчины призывного возраста направлялись в запасные части фронтов, остальные – к месту постоянного местожительства (но с запретом поселения в Москве, Ленинграде и Киеве);
• жители приграничных областей – в ПФП НКВД;
• дети-сироты – в детские дома и приюты наркомпросов и наркомздравов союзных республик.
Места дислокации лагерей СПП устанавливались, как правило, вблизи железнодорожных станций и баз снабжения. Для размещения репатриантов использовались поместья и уцелевшие казармы, а иногда и «инфраструктура» лагерного хозяйства самого рейха. При этом, как свидетельствует И.А. Лугин, там, где у немцев был один ряд колючей проволоки, советские органы поставили второй ряд{229}.
Как правило, в период боевых действий репатриируемые граждане на сборно-пересыльные пункты (в лагеря) направлялись в пешем порядке, на лошадях, волах, взятых у противника, или на попутном транспорте. По окончании военных действий, после оповещения военными комендантами, граждане шли на сборные пункты и в лагеря самостоятельно или направлялись партиями в сопровождении офицеров или сержантов{230}.
Иногда для доставки репатриантов использовались грузовики или специальный транспорт, который был украшен алыми полотнищами с лозунгами или без них, портретами И.В. Сталина, Г.К. Жукова и др. Подъезжали репатрианты с музыкой, песнями, с выставленной напоказ радостью и упрятанным внутрь страхом, но всё-таки с надеждой на скорое возвращение домой, к своим близким. Многие прибывали на СПП и в лагеря в напряженной тревоге{231}.
Лагеря и СПП встречали всех репатриантов одинаково: призывно-угрожающие плакаты «Родина ждет вас!», автоматчики, предварявшая письменную регистрацию основательная сортировка (военнопленные – налево, прочие – направо, женщины и дети – на месте)[87].
Созданные для сбора и размещения репатриантов сборно-пересыльные пункты имели:
• помещения, оборудованные кроватями или нарами, столами, стульями и другим инвентарем, как правило, обеспечивающие штатную ёмкость;
• столовые и кухни, в основном обеспечивающие 2– или 3-разовое питание репатриантов горячей пищей;
• починочные мастерские для ремонта обмундирования и обуви (для работы в них привлекались специалисты из числа репатриантов);
• клубы, обеспечивающие проведение политико-воспитательной работы среди репатриантов, с необходимым инвентарем, радиоустановками, кинопередвижками, библиотеками и другим политпросветимуществом;
• школы, где обучались дети разных возрастов (для преподавательской работы выделялись бывшие педагоги – репатрианты, прошедшие соответствующую проверку, которые работали под руководством офицеров-политработников).
С детьми во время нахождения их в пункте велась воспитательная работа: организовывались группы для школьных занятий, там, где не было специальных школ, проводились беседы, организовывалась художественная самодеятельность, проводились физкультурные мероприятия{232}.
Репатрианты обеспечивались питанием во время нахождения в сборно-пересыльных пунктах по армейской норме № 4. Для питания детей (до 5 лет) разрешалось производить замену указанного пайка молочными продуктами, белым хлебом, манной крупой и рисом. В столовых СГШ отводились специальные комнаты, где дети получали горячую пищу по особому меню (соответственно их возрасту) с преобладанием молочных продуктов и овощей. Кормящие матери получали дополнительное питание{233}.
Нуждавшиеся репатрианты, в том числе и женщины, подлежали обеспечению предметами вещевого довольствия из числа бывшего в употреблении, но чистого и годного к носке. Для этого в каждом сборно-пересыльном пункте создавались неснижаемые запасы основных предметов обмундирования и обуви в количестве до 500 комплектов и до 200 пар чистого белья, из них 10% женского, хотя женщин во фронтовых лагерях было, как правило, большинство.
Для обслуживания репатриантов, по официальным данным, было развернуто 142 госпиталя[88], 418 стационаров, 514 бань и 690 дезкамер. Число зафиксированных больных грандиозно – 1 080 034 человека, из которых 66,3% нуждались в амбулаторном лечении и 33,7% – в стационарном. Инфекционных больных было выявлено 31 989 человек. Самой распространенной инфекционной болезнью был брюшной тиф (5635 человек). За период с января 1945 г. по январь 1946 г., так и не доехав до Родины, умерло 3298 репатриантов{234}.
Пребывание репатриантов в сборно-пересыльных пунктах продолжалось в среднем 10–15 суток. Именно такое время должна была занимать согласно инструкции тщательная проверка репатриантов[89]. Однако растущий поток их требовал ускорять проверку, хотя бы в отношении «не вызывающих подозрений». В феврале 1945 г. директивой НКВД – КГБ СССР была разрешена упрощенная, в 5-дневный срок, проверка женщин с детьми и стариков, с их последующей немедленной отправкой по домам{235}.
Позднее, 22 мая 1945 г., за день до начала массовой репатриации из зон союзников, ГКО СССР ограничивает срок регистрации и проверки всех прочих граждан 10 днями[90], рассчитывая, что каждого еще дополнительно проверят органы НКВД по месту жительства. Что касается подозрительных лиц, то их следовало, как и прежде, отправлять в ПФЛ НКВД, где их проверяли не торопясь и как полагается. Длительность проверки в этих лагерях составляла от нескольких месяцев до нескольких лет{236}.
О характере режима в ПФЛ НКВД, порядке и методах проверки и фильтрации может свидетельствовать письмо, автор писал его из лагеря № 48 города Шахты: «Здесь содержатся люди всех возрастов и национальностей. Все они или были в плену в Румынии, Германии, Финляндии, или проживали когда-то на оккупированной территории… Люди, заключенные в эти туберкулезные питомники, годами и месяцами ожидают решения своей судьбы, сидят в заключении без суда, да, пожалуй, и без следствия… Сидит, скажем, человек в лагере шесть месяцев, на седьмой вызывают на допрос. Допрос сняли, опять проходит полгода, вызывают снова, допрашивают. Когда же он начинает негодовать, то ему отвечают так: “Ваше дело сидеть и не рыпаться, проверим, там видно будет”.
В особенности достается людям других национальностей. Здесь уже – виноват ты или нет – сиди, и больше никаких гвоздей. Интересно снимают допрос: “Где попал в плен? “. Ответ– “Там-то”. “Как?” Ответ – “Так-то”. “Ты… почему сдался в плен, а не застрелился? “ и т.д. “Сгною здесь, в лагере” и т.д. Гноить ещё не гноят, но уже близко к тому. Имеются случаи —вывозят белые гробы с надписью, и всё. И этому люди завидуют, а иные ехидно смеются: “Прошел госпроверку без волчьего билета, по чистой вышел “.
Работают в шахтах, питаются когда чем – и протухшей капустой, и полугнилыми помидорами, а если поступают более приличные продукты, так они не попадают полностью по назначению, хотя весь почти насчитываемый заработок удерживается. Удерживают с хорошего рабочего, скажем, зарабатывающего 1500 рублей… из них этому шахтеру на руки дадут 200 рублей в месяц. И на них он не имеет даже права купить молоко или что-либо из жиров с базара… В общем, как дальше работать в шахте абсолютно без жиров на таком скверном питании, не знаю. Люди живут впроголодь, оборванные, грязные, без белья, вшивые, в барачных помещениях, все щели в которых полны клопами и разными паразитами. Если кто-либо посмеет сказать что-либо, его моментально одёргивают – это, мол, не в Германии или Финляндии. В общем получается, что здесь можно на родной земле тоже творить чудеса, в смысле издевательства над людьми… Но те, кто, скажем, служил в неприятельской армии, о тех речь особая, но те, кто был в плену, пережил страшный плен, и они здесь маринуются —производство обеспечивают. Это не рабочий, а спецконтингент. Ослаб человек, не выполнил нормы – оставляется в шахте голодный на вторую смену, вторую не выполнил – на третью, и когда за три смены выполнит норму, тогда его провожают чуть ли не под руки домой»[91].
Поскольку проверочно-фильтрационные лагеря размещались в районах крупных промышленных предприятий, угольных шахт, рудников, строек, то все заключенные проверочно-фильтрационных лагерей использовались на производстве. Там, где была особая потребность в рабочей силе, срок проверки затягивался на долгие годы. Например, лагеря в районе Печоры, Воркуты существовали до 1950 г., а проверочно-фильтрационный лагерь на химкомбинате в Ленинабаде – до 1953 г.{237}
Согласно инструкциям, имевшимся у начальников ПФЛ и других проверочных органов, из числа подозрительных лиц подлежали аресту и суду: руководящий и командный состав органов полиции, «народной милиции», «русской освободительной армии», национальных легионов и других подобных организаций; рядовые полицейские и рядовые перечисленных организаций, принимавшие участие в карательных экспедициях; бывшие военнослужащие Красной Армии, добровольно перешедшие на сторону противника; бургомистры, крупные фашистские чиновники, сотрудники гестапо и других немецких карательных и разведывательных органов{238}.
Большинство таких репатриантов подлежали по закону за переход на сторону противника в военное время и прямое сотрудничество с «чужеземными завоевателями» самому суровому наказанию, вплоть до смертной казни. Однако на практике они отделывались в большинстве случаев 6-летним спецпоселением и не привлекались к уголовной ответственности. Дела наиболее активных участников и организаторов немецких военных формирований из числа советских военнопленных рассматривались, как правило, внесудебными органами – тройками, состоявшими из представителей НКВД и НКГБ, и СМЕРШ, под руководством представителя НКВД. Они выносили приговоры о смертной казни, каторжных работах, длительных сроках заключения в тюрьмах или лагерях ГУЛАГа[92].
Довольно трагической была судьба офицерского состава, находившегося в плену. Все освобождённые во время войны офицеры для проверки направлялись в спецлагеря НКВД и запасные части НКО{239}. После тщательной проверки их, в соответствии с Постановлением ГКО СССР № 6884с от 4 ноября 1944 г., в большинстве случаев с лишением офицерского звания направляли на формируемые штурмовые штрафные батальоны{240}. По существу, решение вопроса о судьбе военнопленных офицеров было изъято из ведения Наркомата обороны и находилось в руках НКВД и органов контрразведки СМЕРШ.
В послевоенное время, как отмечалось в мартовском (1946 г.) отчете Управления Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации, «освобождённые офицеры направлялись в лагеря НКВД и запасные части Главупраформа Красной Армии для более тщательной проверки и установления категории[93]. После проверки ни в чём не замешанные направлялись в войска для дальнейшего прохождения службы или увольнялись в запас. Остальные направлялись по назначению НКВД»{241}.
К 1 марта 1946 г. среди репатриантов было учтено 123 464 офицера (311 полковников, 455 подполковников, 2346 майоров, 8950 капитанов, 20 864 старших лейтенантов, 51 484 лейтенанта и 39 054 младших лейтенанта){242}. Всего же за 1944–1953 гг. репатриировано 126 037 офицеров. Из этого числа в 1953 г. 731 человек находился в кадрах Советской Армии, 60 076 человек – в запасе{243}. Судьба остальных офицеров неизвестна.
К сожалению, у нас нет данных о количестве бывших военнопленных, осуждённых на заключение в тюрьмах или лагерях и расстрелянных, о количестве освобождённых из тюрем и лагерей в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 17 сентября 1955 г. Однако следует отметить, что советские компетентные органы упрямо старались упрятать многих офицеров-репатриантов за решётку по статье 58, предъявляя обвинение в шпионаже, антисоветских заговорах и т.п. Надо полагать, что многие из них выбыли из числа офицерского состава как осуждённые с лишением офицерских званий или были огульно, без решения суда лишены офицерских званий после направления на 6-летнее спецпоселение.
Ожесточённые сражения, которые развернулись в 1944—1945 гг., большие потери Красной Армии на завершающем этапе войны требовали все новых пополнений. Поэтому во время войны освобождённые из плена военнослужащие рядового и сержантского состава в большинстве случаев, после непродолжительной проверки, восстанавливались на военной службе, как правило, в обычных воинских частях. Лица призывных возрастов направлялись в запасные части, где после прохождения проверки и военной подготовки сводились в войсковые подразделения и направлялись на укомплектование передовых действующих частей Красной Армии{244}. Всего за период с октября 1944 г. по март 1946 г. в войска было направлено 1 055 925 человек репатриантов, в том числе: в 1944 г. – 268 794 человека, 1945 г. – 779 406 человек, 1946 г. – 7725 человек{245}.
Репатрианты дрались за Варшаву, Данциг, Кенигсберг, Будапешт, Вену, Берлин, проявляя при этом мужество, геройство и беззаветную преданность своей Родине. Маршал Советского Союза И.С. Конев, похвально отзываясь о поведении репатриированных на полях сражений, писал: «При наличии в дивизиях крепкого боевого ядра, вливаемое пополнение из репатриантов в большинстве своём показало себя устойчивым, храбрым и достойным звания воинов Красной Армии».
С 1-го Белорусского фронта сообщали: «Посланная группа добровольцев из числа бывших военнопленных на разведку противника, оборонявшего мост через реку Одер у деревни Цекерик, 31 января 1945 года добыла ценные сведения благодаря мужеству, отваге и знанию немецкого языка. Бригада, использовав эти сведения, имела большой успех». Боец 3-й армии 2-го Белорусского фронта Кукин Иван Васильевич в боях по прорыву мощной обороны на реке Одер первым поднялся в атаку, личным примером увлекая товарищей. Когда ворвались в Берлин, Кукин лично истребил в уличных боях более 20 гитлеровцев, уничтожил гранатами два пулеметных расчета противника, а затем принял активное участие в танковом десанте по захвату опорного пункта немцев{246}.
Многие репатриированные советские граждане за героические подвиги в боях получили высокие правительственные награды Советского Союза. Из части гвардии подполковника Щербакова красноармейцы Коньков, Демцев, Волошин и другие писали: «В феврале 1945 г. на территории Восточной Пруссии Красная Армия освободила нас из немецкого плена, спасла нам жизнь, вернула свободу и счастье. Это был для нас радостный день. Сейчас мы снова в рядах Красной Армии. Великое счастье быть воинам армии-освободительницы. Во время вручения нам оружия мы клялись беспощадно бить немцев, отомстить им за все наши страдания и муки. Эту клятву мы выполнили. Бойцы Курбатов и Лукьянов в боях за Грауденц и Данциг истребили десятки гитлеровцев. За мужество и отвагу Курбатов награжден двумя орденами Красной Звезды, Лукьянов – орденом Славы III степени и медалью “За боевые заслуги“. Многие из нас тоже отмечены наградами»{247}.
После окончания войны рядовой и сержантский состав направлялся в запасные дивизии Главупраформа Красной Армии и в приграничные лагеря военных округов. Там формировались рабочие батальоны, которые в соответствии с постановлениями ГКО и СНК СССР направлялись на промышленные предприятия угольной и металлургической промышленности[94]. Что касается остальных репатриантов из числа гражданских, то после регистрации и проверки органами СМЕРШ (НКВД), проведения всех хозяйственных, медико-санитарных и других мероприятий они отправлялись в Советский Союз.
Физически здоровых мужчин ждал многодневный пеший марш по принципу «лагерь – колонна» с разбивкой по признаку областей и районов репатриации на «тысячи», «сотни» и «десятки» под руководством старших из числа самих репатриантов. Инструкцией были предусмотрены суточный темп движения – 15 км, привалы – по 3–4 часа и дневки – через каждые 3 дня марша, транспорт для продовольствия и личных вещей (по 5 кг на душу) для заболевших и отставших по маршруту. Сопровождали колонну в 1000–1500 человек офицер, фельдшер, один-два политработника и группа бойцов (до отделения){248}. Пунктами назначения были собственно проверочно-фильтрационные лагеря в районе новой советской границы. В сознании многих они запечатлелись как «фильтрационные лагеря НКВД», хотя формально лагеря относились к номенклатуре соответствующих военных округов, а НКВД отвечало только за процедуру фильтрации.
За час до выхода объявлялось построение и осуществлялась «проверка вещей» комиссией во главе с начальником лагеря. Она производилась якобы с целью поиска оружия, но отбирались, как правило, фотоаппараты, часы, радиоприемники, швейные машинки, деньги и т.д. Громоздкие вещи, которые люди были нести не в состоянии, оставлялись в лагере для «отправки на Родину», но никто из адресатов больше их не видел, хотя формально репатрианты были вправе везти домой что угодно и сколько угодно[95].
Инструкцией и приказом Управления по репатриации № 21 от 1 апреля 1945 г. определялось, что «советские граждане, освобождённые Красной Армией из немецкого плена и возвращающиеся на Родину, имеют право провозить с собой беспошлинно всё имущество, как то: одежду, хозяйственные предметы, орудия ремесла и сельского хозяйства, продукты питания, скот, птицу, ценности и другие вещи – без ограничения; эффективную иностранную валюту – без ограничения нормой»{249}.
На деле всё обстояло несколько иначе, чем на бумаге. Приведём текст из письма генерал-лейтенанта К.Д. Голубева комиссару безопасности Шитикову (начальнику отдела спецлагерей НКВД) и товарищу Зорину (НКИД): «Советская контрольная комиссия из Бухареста сообщает, что у возвращающихся в СССР из Румынии репатриантов на пограничных КПП отбирается безвозмездно их скот. Прошу Вашего согласования и указания через генерал-лейтенанта т. Стаханова и Главное таможенное управление о беспрепятственном пропуске скота репатриированных»{250}.
Всё сказанное свидетельствует, что с репатриантами ни в лагерях (СПП), ни на границе не церемонились, их считали людьми второго сорта, отсюда и отношение к ним было такое, которое не позволялось к обычным советским гражданам. На тех, кто начинал понимать что к чему и пытался бежать, была разрешена настоящая «охота». Пойманные беглецы уже не сомневались в своём будущем: если не расстреляют, то пошлют на Колыму или в Воркуту[96].
Подавляющее большинство репатриантов возвращались домой по железной дороге. Эшелоны группировались по союзным республикам и областям. Во главе групп был старший из числа репатриантов. На каждый эшелон назначались начальник эшелона, его заместитель по политчасти, 2–3 офицера и охрана до отделения бойцов, выделяемых из резервов и частей армии{251}.
Предоставляемый для перевозки репатриантов подвижной железнодорожный состав оборудовался в зависимости от времени года. Оборудование чаще всего проводилось силами и средствами сборно-пересыльных пунктов, а не железной дорогой, как это предусматривалось правилами железнодорожных перевозок. Перевозились остарбайтеры и военнопленные, как и раньше, тяжелыми эшелонами в 30–35 вагонов «товарного парка, оборудованных для людских перевозок». В среднем в одном вагоне перевозилось около 30–35 репатриантов[97], под охраной, без права контактов с вольным населением, на скудном рационе.
На весь путь следования (от 5 до 20 суток, в зависимости от расстояния) репатриантам на руки выдавалось продовольствие. Однако, как отмечается даже в отчете Управления по репатриации в перечне своих недостатков, имели место «факты неполного обеспечения репатриантов продовольствием на весь путь следования до места назначения», а также факты«нарушения комендантами некоторых лагерей (СПИ) групп войск принципов формирования эшелонов по областям местожительства репатриантов и попутной высадки их на железнодорожных станциях назначения, что вызывало обратные перевозки, приводило к недостаче продовольствия у репатриантов и загружало местные органы репатриации работой по переотправкам»{252}.
Офицеры, сопровождавшие эшелоны, получали списки на репатриированных, продовольственные аттестаты и справки установленного образца взамен железнодорожных проездных билетов до станции назначения. Репатрианты имели на руках справки о прохождении ими проверки (репатриации) органами СМЕРШ или НКВД. Формирование эшелонов с репатриированными, отправляемыми непосредственно к месту жительства, производилось по возможности так, чтобы станции разгрузки находились на пути движения железнодорожного состава{253}.
В октябре – декабре 1944 г., когда органы репатриации еще только формировались, перевозку людей осуществляли главным образом тыловые части фронтов и армий. С декабря 1944 г. эту работу возглавил транспортный отдел Управления Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации. Всего за 3 месяца было вывезено 1 079 500 человек, из них 967 587 – освобождённые на советской территории и ещё 111 913 человек (10,4%) – принятые от иностранных государств в приграничных портах или на железной дороге (в Мурманске, Одессе, Баку, Выборге){254}.
За период с января по май 1945 г. было вывезено ещё 1 354 020 человек, из них 1 257 463 – из войсковых СПП, и ещё 96 557 (7,1%) – от иностранных государств в приграничных портах или на железной дороге. Всего же за пять месяцев органы репатриации в войсках собрали, взяли на учёт и приняли в армейские и фронтовые сборно-пересыльные пункты в общей сложности 1 835 377 человек репатриантов, освобождённых войсками Красной Армии с момента перехода ими границы СССР до полной капитуляции фашистской Германии, из них военнопленных – 581 145 человек, гражданского населения – 1 254 232 человека{255}.
Из этого количества 1 354 020 советских граждан, или около 3/4 было уже доставлено в СССР[98].
Для работы по проведению репатриации советских граждан, помимо органов репатриации, были привлечены:
• Управление тыла фронта и его отделы – по вопросам материального обеспечения репатриантов;
• Политическое управление – по вопросам политико-воспитательной работы;
• Военно-санитарное управление – по медико-санитарному обслуживанию;
• Управление военных сообщений – по перевозкам репатриантов железнодорожным и водным транспортом;
• Управление связи – по организации связи в органах репатриации;
•Автоуправление – по перевозкам репатриантов автотранспортом как внутри фронта, так и в СССР;
• Управление контрразведки СМЕРШ – по вопросам проверки (регистрации) репатриантов;
• Отдел укомплектования – по приему и отправке бывших военнопленных и гражданских лиц призывных возрастов и вопросам укомплектования рядовым и сержантским составом сборно-пересыльных пунктов;
• Отдел кадров – по вопросам укомплектования офицерами органов репатриации;
• военные коменданты городов и поселков – по вопросам оповещения, сбора и направления репатриантов на сборно-пересыльные пункты.
Все мероприятия по проведению репатриации советских граждан в войсках осуществлялись под руководством Военных советов фронтов{256}.
Приём и хозяйственно-трудовое устройство репатриируемых граждан Постановлением Совета Народных Комиссаров Союза ССР были возложены на совнаркомы союзных республик{257}. Управление Уполномоченного по делам репатриации особое внимание обратило на проведение всех подготовительных мероприятий в союзных республиках по организации приёма репатриантов и их хозяйственно-трудового устройства. С этой целью директивным письмом всем представителям Совнаркомов союзных республик рекомендовалось провести ряд мероприятий, обеспечивающих приём и устройство репатриируемых граждан СССР{258}. Для контроля и помощи Управлением командировались на длительный срок представители в СНК союзных республик. Необходимость этого подтвердилась практикой работы, особенно в первый период организации органов репатриации на местах (от отделов при СНК до районных приёмо-распределительных пунктов). Командируемые руководствовались специальной инструкцией.
Во всей последующей работе по приёму и хозяйственно-трудовому устройству граждан Управление Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации имело повседневный контакт с совнаркомами союзных республик и их отделами репатриации. В развитие Постановления СНК СССР от 6 января 1945 г. за № 30–12с всеми совнаркомами союзных республик были приняты постановления о порядке приёма и хозяйственно-трудового устройства репатриантов в республиках. Работа по приёму репатриантов осуществлялась через систему местных органов репатриации, изложенную в первой главе монографии[99], и через привлекаемый в помощь основным работникам репатриации партийный, комсомольский, советский, профсоюзный актив.
Кроме того, для организации встречи на границе СССР, проведения политико-массовой и разъяснительной работы, для учёта граждан своей республики и отправки их на Родину Совнаркомами РСФСР, УССР и БССР на период июнь – декабрь 1945 г. были командированы в приграничные лагеря военных округов уполномоченные совнаркомов и представители от исполкомов, областных советов депутатов трудящихся и обкомов ВКП(б) в количестве 428 человек, которые своей работой оказывали большую помощь постоянному аппарату лагерей.
