Текст книги "Искажение[СИ, роман в двух книгах]"

Автор книги: Юрий Леж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 35 страниц)

Увидев деньги, коротышка не стал ломаться, едва уловимым жестом смел со стола монетки и поинтересовался у Паши:

– А вы этим вот, молодоженам-то, кем будете? или случайно к нам зашли?

– Никем я им не буду, – откровенно сказал Паша. – Вот подруга моя малость с невестой знакома, она меня и затащила на огонек, а тут – такая история с едой приключилась…

– Да вы не волнуйтесь, – сказала от холодильника повариха. – Через двадцать минут все будет готово, у меня мясо-то не замороженное тут, охлажденное просто…

– Ну, тогда я пойду, – сказал решительно Паша, поворачиваясь, – найдете там меня, ладно?

– Обязательно найдем, – заверил уже в спину коротышка, – все будет, как надо, не волнуйтесь.

Когда шаги Паши по кухне стихли, повариха швырнула на разделочный стол возле холодильника смачно чмокнувшее о столешницу мясо и спросила:

– Федулыч, а ты этого мужика не иначе как знаешь, да не просто знаешь…

– Уф, – вздохнул заведующий, отирая испарину со лба тыльной стороной ладони. – Лучше б совсем таких, как он не знать, Зинаида. Не повезло мне как-то раз оказаться с этим вот в одном месте и в одно время…

– Эк же он тебе запомнился-то, – посочувствовала повариха, припрятывая бабье любопытство куда-то на дно загадочной женской души. – А он тебя и не признал, вроде…

– Вот я и радуюсь, что не признал, – откровенно ответил коротышка, судорожно потирая ручки.

Тем временем в зале опять гремела музыка, и дергались в странном, на взгляд Паши, танце мальчишки и девчонки, а за столиком возле Аньки сидела невеста Марина и о чем-то жалобно, чуть ли не размазывая по лицу пьяные слезы, уговаривала девушку. Анька, вальяжно откинувшись на спинку стула, лениво затягивалась, стряхивая пепел сигареты прямо на пол, и нарочито небрежно трепала Марину по щеке, мол, не расстраивайся, бывает и хуже.

При виде Паши, невеста примолкла, хлюпнув носом, а Анька развязно сказала:

– Видишь, Паштет, какие люди пошли, а? как трахаться со всеми пацанами подряд, да лизать девчонкам, так она первая в общаге, а как замуж – так просит, что б мужу ее ничего не рассказывали… А то я одна про нее чего-то рассказать могу…

Паша пожал плечами, мол, разбирайся ты со своими подружками и их друзьями сама, и присел за столик, доложив:

– Минут через пятнадцать мясо принесут, ну, и коньяк, наверное, прямо сейчас будет…

Договорить он не успел, через толпу веселящейся молодежи танком прошел охранник с хрустальными бокалами в руках, которые и пристроил на их столик, после чего извлек из многочисленных карманов комбинезона пару бутылок настоящей минеральной воды и пять – хорошего, многозвездочного коньяка.

– Ну, вот это уже другое дело, – одобрительно глянула на охранника Анька, а тот продолжил извлекать из карманов маленькие баночки с черной икрой, консервированными крабами, свежий лимон и шоколадки.

Когда баночки были вскрыты, лимон нарезан на непонятно откуда появившемся чистеньком блюдце, а первые бутылки открыты, охранник внимательно оглядел стол и удалился, так и не сказав за время своего визита ни одного слова.

Анька, кинув в оставленную на столе миску салата, противно зашипевшую сигарету, приняла из рук Паши бокал коньяка, без тостов и лишних движений влила в себя пахучую, огненную жидкость, бросила следом в рот кусочек лимона и, скривившись от кислоты, скомандовала невесте:

– Ладно, тащи сюда своего женишка, надо за вас выпить, что б в койке вам тесно не было…

С неожиданно просветлевшим лицом Марина вскочила и бросилась через зал к своему месту, а Паша, тоже без слов выпивший и уже запихнувший в рот пару чайных ложек икры, укоризненно сказал:

– Ну, и вот зачем ты так?

– Да ей же нравится, ты чего не понял что ли? – вытаращила глаза Анька. – Она же "нижняя" и в постели, и в жизни… кайфует она от этого…

– Вот уж не думал, что тебе эти садо-мазо игры нравятся… – недоуменно произнес Паша.

– Мне много чего нравится, вот только ты правильно сказал – игры это… – согласилась Анька.

– Интересно, где ты такие игрушки цепляешь? – усмехнулся Паша.

– Да они кругом, только смотреть внимательно надо, – ответила Анька, подставляя опустевший бокал под новую дозу коньяка. – С этой вот почти полгода назад познакомилась случайно, на танцульках… потом к ней в общагу поехали… такое чудили… ну и еще… А потом она, сам видишь, одуматься решала, замуж потянуло, носки стирать любимому, а может, просто предохраниться забыла, у нее иногда такое случается, что себя не помнит…

– Вот не надо интимных подробностей, – нахмурившись, попросил Паша, – сейчас мясо принесут, а ты тут аппетит отбиваешь…

Анька понимающе захихикала.

– И где же все хваленые тренировки души и тела? – поинтересовалась она.

– Вот ведь настырная какая, – пожал плечами Паша. – Причем здесь тренировки, если на отдыхе я сейчас?

– Ну, не хочешь – не надо, – согласилась Анька, по привычке гася возможный конфликт в зародыше, то есть, доведя человека до точки закипания и отступив в момент, когда надо бы выпустить пар. – Лучше налей еще коньячку, пока гости не налетели и всё не выхлебали…

Вот такое предложение Паша поддержал с удовольствием, набулькав в фужер Аньке и себе и даже задержавшись, вроде бы, в ожидании тоста, но после слов Аньки: "Да ну их, тосты эти, сказки, легенды и прочий фольклор…" с аппетитом выпил свою дозу.

Когда костлявая повариха Зинаида принесла мясо, сменив перед этим грязно-белый халат на новый, отлично пошитый брючный костюм, Паша и Анька успели уговорить первую бутылку под холодные закуски. И переход ко второй решили отложить, ибо от мяса, прибывшего на двух больших тарелках в сопровождении хрустящей, отлично прожаренной картошки и зеленого горошка отказаться было невозможно.

С легким, но в то же время очень почтительным поклоном, как умеют кланяться только отлично вышколенные профессиональные официанты, повариха поставила блюда с мясом на стол, достала из подвешенной сбоку сумки пару чистых приборов – не из серебра, конечно, но для этой кафешки и нержавейка шла за роскошь – и сообщила Паше:

– Начальник наш, Федулов, кланяться велел, и разузнать: не надо ли еще чего? Всегда услужить рады таким гостям.

Анька всхохотнула, восторженно поглядывая на Пашу, и потащила поближе свою тарелку с изрядным куском нежной, превосходно обжаренной телятины, а Паша, искренне недоумевая от такой заботы, руками показал, мол, все в порядке, ничего им больше не надо. Так и не удовлетворившая своего любопытства, Зинаида ушла, предварительно выставив на стол майонезницу с хреном и горчичницу.

– Ай да Паштет, – одобрительно сказала Анька, пережевывая первый, самый вкусный кусочек мясо, слегка смазанного горчицей. – Здорово ты тут обслугу наклонил, да и быстро как…

Паша, хоть смущение отбросил, но тему не поддержал и сказал:

– Да их и наклонять не надо было, сами в позу встали, только меня заметили…

Анька готова была расширить и углубить тему, но в этот момент к столику, отчаянно пытаясь удержаться на ногах, подошел жених в плотном сопровождении Марины. И всё внимание, и темперамент Аньки переключились на эту злосчастную пару.

Уплетая, в самом деле, очень вкусное мясо с картошечкой и горошком, периодически отвлекаясь на то, что бы хлебнуть сто граммов коньяка или глоток минералки, Паша старался не слышать и не видеть, как ведет себя Анька с молодоженами. Вот только трудно было не заметить пьяно-влюбленный взгляд Марины, которым она сопровождала любое движение Анькиных рук, и бессмысленно застывший – жениха, уставившегося на ножки Аньки и иногда шумно сглатывающего слюну, если Анька перекладывала ногу на ногу, демонстрируя ажурную резинку своих чулок.

Ни жених, ни невеста не отказались от коньяка, приспособив под благородный напиток пластиковые стаканчики с соседних столов, сполоснув их предварительно минералкой, но вот после второй уже дозы жениху стало совсем не по себе, и он поплыл, заснул сидя тревожным, тяжелым сном. А вот Маринка оказался более стойкой, а может, до этого выпила меньше, но держалась пока, хотя и в ее взгляде осмысленности становилось все меньше и меньше.

И в этот момент в зале погас свет.

Его и так в последние минуты было совсем немного, в основном от настенных светильников, горевших через один, но тут и они погасли, и только сквозь узкие щели выхода на кухню оттуда пробивались слабые лучи дежурного освещения.

– Паштет, не дури, – одновременно со словами Аньки Паша ощутил сильный пинок по голени под столом. – Они специально свет загасили, так им проще раскрепощаться… темнота – друг молодежи, понял?

– И что б я еще раз на такие мероприятия с тобой пошел… – пробурчал недовольно Паша, с усилием запихивая в кобуру показавшийся в темноте огромным армейский пистолет, впрочем, телосложение Паши позволяло носить незаметно на себе и гранатомет, как говорили его друзья.

– А чем плохо-то? – издевательски подмигнула Анька, прислушиваясь и подымая вверх указательный палец, будто давая команду Паше прислушаться тоже.

В темноте, заглушая иной раз звуки непонятной, разбитной музыки, шелестела одежда, шуршали расстегиваемые молнии, слышались причмокивающие звуки и – как апофеоз распущенности – резки, звонкие шлепки друг о друга человеческих тел.

Захихикав, Анька вдруг резко притянула к себе сидевшую рядом Марину и что-то явно безобразное, распущенное и горячее зашептала ей на ухо. Маринка вздохнула, будто поднимая неподъемный груз, и едва не сползла со стула. А вот лучше всех себя в такой ситуации чувствовал ее жених, продолжающий спать сидя, только перекинув голову с левого плеча на правое и почмокав губами во сне.

– Мне это не нравится, – резко сказал Паша, и Анька сообразила, что он имеет в виду не поведение молодежи на свадьбе, а темноту, в которой неизвестно откуда можно получить удар, на который совсем не рассчитываешь.

В принципе на разнузданное поведение Паше всегда было плевать, если это не касалось его самого или Аньки, но вот обостренный инстинкт самосохранения подсказывал, что из затемненного зала лучше выбираться и как можно скорее.

– Ладно, не сердись, – примирительно попросила Анька. – Сейчас уйдем отсюда, я только бутылку с собой прихвачу…

Слабенько звякнула непочатая еще бутылка коньяка, пристраиваясь куда-то запазуху Аньки, под куртку, которую она не снимала весь вечер, а девушка продолжила:

– Может, Маринку с собой захватим? она не против с собственной свадьбы исчезнуть и первую брачную ночь с нами провести.

– Нет, – серьезно отказался Паша, – не надо.

– Значит, уходим одни, – без привычных возражений подчинилась Анька и посочувствовала подруге: – Придется тебе сегодня только у мужа сосать, как порядочной жене… Пока.

Паша, поднявшись с места чуть раньше Аньки, повел ее к выходу не вдоль огромного стеклянного окна, возле которого располагался их столик, и не стал проталкиваться через мешанину человеческих тел на танцпяточке, а увел девушку к дальней, глухой стене с выходом на кухню. Сделал он это на рефлексах, но, как оказалось, не даром.

Они прошли почти половину пути до выхода, когда Паша неожиданно резкой и сильной подсечкой свалил Аньку на пол, тут же грохнувшись рядом, прижимая её к стене, прикрывая собой, и зачем-то притянул ее голову к своей груди, не давая толком вздохнуть.

Через секунду зал осветился ярчайшей вспышкой на миллион белых магниевых свечей и по ушам ударил сильный рокот шумового взрыва.

Оставалось только гадать, как – каким зрением, каким чувством, каким особым талантом – увидел, почувствовал и понял Паша, что в зал от входа летит шоковая граната. И если бы во время он не повалил Аньку и не прикрыл ей лицо, сам повернувшись спиной к взрыву, то сейчас они напоминали бы всех остальных гостей неудачной свадьбы, которые со стонами и криками терли руками ослепшие глаза, хватались за оглохшие уши, а некоторые и вовсе потеряли от шока сознание и валялись на полу.

Звуковой удар не пощадил и Пашу с Анькой, но они оставались зрячими и способными к движению. Да и тренированный Паша умел держать такие удары. Но вот уже к выходу из кафе соваться не стоило, их там ждали, вряд ли шоковую гранатку в зал запустил кто-то из оскорбленных замужеством Марины ее поклонников. И Паша потянул мотающую головой и старающуюся выбить пробки из оглохших ушей Аньку в сторону кухни, надеясь, что если и там их ждут, то не так бдительно, в полной готовности, как у входа.

И чуть освещенная кухня, и подсобка, в которой Паша застал заведующего, повариху и охранника, и короткий коридорчик к уличной, хлипкой двери были пусты. Сквозь гул и шум в ушах Паша все-таки сумел услышать, как с грохотом и звоном рухнуло огромное стекло, отгораживающее зал кафешки от улицы, и эти звуки послужили сигналом для него.

Удар ногой в хлипкую дверь, и веер пуль из армейского пистолета по маленькому захламленному дворику, заставленному пустыми деревянными ящиками и мусорными баками… чей-то громкий испуганный вскрик… обрывки старых газет под ногами… и суетливый, нервный бег по залежалому снегу смешанному с водой… до первого же поворота, когда чуть разгибается спина, так и не поймавшая ожидаемую каждую секунду пулю… и снова бег, теперь уже чуть увереннее… и три каких-то личности у стены дома, то ли прижавшихся в испуге, то ли маскирующихся… и холодный воздух, разрывающий натруженные легкие… и непонятная усталость в давно травмированной ноге… очередной поворот… разноцветные пятна света на снегу… скрип подъездной двери… жаркий кричащий шёпот "Куда!!!" и прерывистый четкий ответ Паши:

– Проходной подъезд, сейчас дальше двинемся… А ты здорова бегать на шпильках…

– Привычка, – с трудом переводя дыхание и удивляясь хорошей слышимости, ответила Анька. – Жить захочешь, и не так побежишь… босиком по битому стеклу, не то, что на шпильках по этой слякоти…

Они стояли, прислонившись спинами к грязной стене, шумно дыша, опираясь друг на друга: огромный тяжелый мужчина с повадками медведя и миниатюрная, хрупкая девушка, – с трудом ушедшие из-под очередного удара судьбы.

– Хорошо, что на улице снег еще лежит, – высказался Паша, отдуваясь.

– Чем же это? – удивилась Анька.

– Да по чистому асфальту твои шпильки на весь город было б слышно, – сделал попытку усмехнуться Паша.

– Да по чистому асфальту я бы и босиком пробежать не побрезговала, – отреагировала Анька, оставляя за собой последнее слово по извечной женской привычке.

Паша покачал головой недоверчиво, представив себе, как Анька бежит босиком по грязному асфальту, расшвыривая ногами обрывки пакетов, окурки, использованные презервативы и бутылочное стекло.

– Кто-то сдал, как думаешь? – спросила Анька, переводя разговор на более животрепещущую тему

– Сразу так вот, быка за рога, – усмехнулся Паша.

– Тебя в кухне-то не признали?

– Очень похоже, что признали, но те вряд ли рискнули сдавать, – сознался Паша, – не такие люди, что б головой рисковать, они просто слиняли из кафе на всякий случай, что б в неприятности не влипнуть. Это кто-то из гостей…

– Или хозяев праздника? – хищно улыбнулась Анька. – Ну, жених и невеста, погодите у меня…

– Жених-то совсем никакой был, – невольно заступился Паша. – А что бы опознать, да еще и позвонить, куда следует, голова ясная нужна…

– Нам сейчас – тоже, – отрезала Анька. – Куда теперь-то?

– Теперь-то проще, даже если оцепление какое было – проскочили, – ответил Паша. – Сейчас через второй выход, во двор, а там метров двести по улице до поворота и – тайник наш должен быть.

– Идем что ли, – поторопила уже отдышавшаяся Анька, – а как бы нас тут не застукали за перебором версий…

– Здесь – пусть попробуют, – хищно улыбнулся Паша. – Народу – никого, и отход на четыре стороны. Тут им не там…

– Какие четыре? – автоматически уточнила Анька.

– Ты про чердак и подвал забыла, – усмехнулся Паша, – но, вообще-то, ты права. Идем.

Он оттолкнулся спиной от стенки и предупредил:

– Я из подъезда первый…

Ответная реакция

На службу старший дознаватель третьей категории, а по старым, армейским меркам – майор Филин не опоздал, хотя изо всех сил старался это сделать. Но вбитая в подсознание годами службы дисциплина заставила его в нужное время прибавить скорость передвижения, однако, нежелание оказаться в своем рабочем кабинете не пропало. Оно возникло еще вчера, перед сном, когда на домашний телефон прозвонился помощник начальника оперативной группы, дежурившей в эти сутки по Управлению, Сева Первушкин.

– Тут у нас донос, – сообщил он скорбным голосом, будто зачитывая речь на траурном митинге. – В студенческом кафе на окраине видели Пашу-"Комода".

– И ты хочешь, что бы я отдал тебе команду на захват? – язвительно спросил Филин, зная перестраховочную сущность помнача оперативников.

– Ну, не обязательно, – замялся с ответом Сева. – Можно же и просто проверить для начала…

– И для конца тоже, – невнятно, самому себе буркнул дознаватель, а в трубку спросил: – Кто доносчик?

– Не знаю точно, какая-то девица из тех, кто в кафе, – скользко изложил оперативник. – Не постоянная наша…

– А может, там и нет никого? – насмешливо уточнил Филин.

– Может, – с облегчением выдохнул оперативник. – Так что – не ездить туда?

– Высылай группу, – жестко сказал дознаватель. – И больше не суйся по пустякам. У тебя достаточно полномочий, что б такие вопросы самому решать…

Возмущение и резкий выговор Владимира Семеновича Филина пропали втуне. За четыре года службы в Управлении перестраховщика Первушкина переделать не смог никто.

Вот и сейчас, подъезжая к зданию Управления и пристраивая на стоянку во внутреннем дворике служебную машину, Филин с неприязнью представлял себе, сколько бумаг и во скольких экземплярах написал за ночь и разослал по разным отделам помнач оперативников.

В самом здании Управления было шумно и суетно, как и в любое время суток, пожалуй, исключая глубокую ночь, но вот сейчас, утром, ночная смена сдавала город дневной, подходили и получали ключи от кабинетов работающие в нормальном режиме дознаватели, сновали туда-сюда технические специалисты, снабженцы, уборщицы и внутренняя охрана.

Не заходя к себе, Филин направился в общий отдел, что бы сразу получить от секретарей направленные ему по рассылке документы, а заодно и забрать в "секретке" материалы по ведомым им делам. Уровень секретности не позволял хранить любые документы даже в кабинетном сейфе майора дознавательской службы, их предписывалась сдавать в секретно-архивный отдел каждый вечер перед уходом домой или в любое другое время, если Филин покидал кабинет более, чем на два часа.

Уже в кабинете, бросив на вешалку любимое, изрядно поношенное черное и длинное пальто, бывшее когда-то последним писком моды, но давно уже превратившееся в анахронизм, Филин устроился за столом и, доставая из кармана сигареты, принялся быстро просматривать принесенные из секретариата бумаги. И тут же, на второй из них, выругался вслух. Это был отчет Первушкина о попытке захвата широко известного в узких кругах "ликвидаторов" подпольщика-террориста по кличке Комод. Читать отчет дознаватель не стал, уловив только из раздела "выводы", что захват сорвался, и Комод благополучно ушел из кафе, где его приметили.

Закурив, Филин отложил в сторонку все принесенные бумаги и попытался перепланировать рабочий день, понимая, что большую часть его придется теперь разбираться с этим неудачным случаем. Во-первых, следовало опросить тех из оперативников, кто непосредственно руководил акцией на месте, и лучше не самого командира, а его зама, обеспечивающего работу оперативников-"ликвидаторов". Во-вторых… во-вторых, додумать не удалось, помешал телефонный звонок, и Филин, еще не нацепивший служебную гарнитуру на ухо, взял трубку с аппарата, стоявшего на маленьком приставном столике.

– Дознаватель Филин!

– Владимир Семенович? Доброе утро, – нервный, чуть запинающийся голос своего непосредственного начальника Филин узнал тут же. – Вчера у нас конфузия тут вышла небольшая… Уже знаете?

– Если про Комода, то знаю, – ответил Филин.

– Да про него, ну и не только… Вообщем, что бы конфузия эта из небольшой не превратилась в большую, возьмите это дело на себя. Ну, с кем надо побеседуйте, бумаги составьте, причешите все, как положено. А срок по делу "Змейки" я вам переношу. На два дня. Вот. Послезавтра по нему отчитаетесь.

– Спасибо, – ответил дознаватель. – Постараюсь побыстрее с этим конфузом справиться.

– Вы уж постарайтесь, как следует, – пожелал начальник и прервал связь.

Не сказать, что поручение начальства вдохновило Филина, скорее, наоборот, вызвало в нем профессиональную подозрительность, но вот откладывание дела "Змейки" его порадовало, как и вообще радует любого исполнителя перенесение сроков отчета на более позднее время.

Нацепив на ухо гарнитуру и подключив ее к настольному служебному и мобильному телефонам, дознаватель отправился с электрочайником за водой в конец коридора. Там, возле туалета, обычно собирались любители покурить из числа тех, кому напарники или начальство не разрешали курить на рабочих местах. Поздоровавшись с полудесятком коллег из дознавателей и оперативников, Филин выслушал несколько фантастических версий про перестрелку с применением гранатометов при попытке задержания Комода, и еще одну историю про исчезновение с охраняемого объекта не менее двух тонн медицинского спирта и пары килограмм кокаина, после этого, набрав воды, вернулся в кабинет, заварил себе большую кружку крепкого чая и принялся за работу.

К сожалению, большинство участников акции в далеком окраинном кафе уже сменились и поспешно покинули здание Управления, справедливо полагая, что любая задержка после дежурства приведет к внеурочным работам. Да и дежурный на пульте, принимавший сообщение, отбыл со службы, но, каким-то загадочным образом домой еще не доехал. Впрочем, таким же образом иной раз отдыхал от нервотрепки дознавательских буден и сам Филин.

А вот один из бойцов "ликвидационного" силового отряда задержался и был тщательно, но дружелюбно допрошен Владимиром Семеновичем. Картинка, со слов "ликвидатора", получалась грустная. Получив вызов, группа примчалась на место, через щели в занавесках разглядела вроде бы похожего на Комода человека в компании сначала одной, а потом и второй девицы. Решились на крайние меры, тем более, в кафе праздновали свадьбу исключительно студенты, люди молодые и небогатые, которым жаловаться на не совсем справедливые действия "ликвидаторов" было не с руки, небось, за каждым водились грешки, если не по экстремизму, то по наркотикам, если не по наркотикам, так по антинравственному поведению…

Блокировали здание со всех сторон, отключили в кафе свет, через пару минут подбросили в основной зал шоковую гранатку. Сделали паузу, но тут – через черный ход со стрельбой вырвалась парочка: Комод, теперь уж точно установили, что это был он, а с ним миниатюрная, худенькая девушка на огромных каблучищах.

Если честно признаться, то в этот момент "ликвидаторы" откровенно сплоховали. Вместо попыток задержания просто попрятались по закоулкам, спасаясь от выстрелов, которыми подпольщик расчищал себе дорогу. Впрочем, попрятались не зря. Экспертиза показала, что Комод при прорыве использовал армейский "усиленный" пистолет, а его пули метров с десяти и меньше даже спецбронежилеты не удерживали.

Вообщем, бравые "ликвидаторы" отсиделись за мусорными бачками, сохраняя свою драгоценную жизнь, а когда спохватились и попытались организовать погоню, то беглецы уже исчезли в лабиринте ночных улиц и переулков. На мокрой каше из талого снега и грязи никаких следов не осталось. Пришлось сворачиваться и возвращаться на базу, оставив поле битвы за дежурными дознавателями, которые трясли студентов, слегка пришедших в себя после шоковой гранаты, на предмет опознания Комода и его спутницы.

Старший по этой группе дознаватель тоже отсутствовал, отправившись отдыхать, но Филин смог застать его дома и заставить вернуться в здание Управления, только благодаря тому, что жил дознаватель в соседнем квартале и не успел еще толком улечься, вернувшись с дежурства.

Через полчаса, бесконечно зевающий, небритый, с красными глазами и дергаными жестами человек рассказывал Филину свои личные впечатления от разговоров со студентами, многих из которых после воздействия шоковой гранаты были просто не способны давать показания, а пяток человек вообще пришлось отправить в больницу с легкой контузией.

"Вообщем-то, никто ничего толком не видел, – сообщил дежурный дознаватель очевидную в таких случаях истину. – Они там из-под полы самогон и ворованный спирт-сырец пили, кое-кто, наверное, и нюхнул что-то незаконное, но все это списывали на действие гранаты. Несколько человек заметили, как к молодоженам подходила девушка в сопровождении человека, похожего на Комода. Потом сами молодожены пристроились за столик, где сидела эта парочка. Если верить этим студентикам, то девчонка при Комоде была то ли главной, то просто выпендрежной проституткой, ну, сами знаете, бывают такие…"

– Если она простая проститутка, то зачем же Комод её с собой в отрыв потащил? – задал вопрос скорее сам себе Филин, но дознаватель, тараща глаза от недосыпа, ответил:

– Может, решил, как заложницу использовать? или просто внимание оперативников отвлечь.

– Не получается, – вздохнул Владимир Семенович. – Все говорят, что она на высоченных каблуках была. Как в таких бегать, если тебя тащат? только тормозить…

– А может, Комод её и бросил где-то через улицу? – продолжил строить версии дознаватель. – Стукнул по голове и оставил в каком-нибудь подъезде. Мы же все дома по маршруту не обыскивали, это не один день на такое потратить надо, особенно учитывая, что маршрута-то мы не знали, только направление, в котором Комод ушел…

– А вот с автором вызова ты так и не побеседовал? – поинтересовался Филин.

– Так не было её, когда мы на место приехали, – пояснил дознаватель. – Во всяком случае, никто по паролю не назвался, может, из опасения, что б перед своими не раскрываться, а может – слиняла уже…

– Это вам дежурный на пульте наводку дал, что звонила девица?

– Да, он…

Филин до приезда дознавателя успел только затребовать запись телефонного звонка и отчет дежурного по пульту, поэтому поинтересовался:

– И что именно он сказал?

– Да я-то краем уха только слышал, – покаялся дознаватель. – Он командиру группы говорил, мол, звонила девица по паролю "Лиса", сказала, что Комод с подружкой отдыхает в кафе… ну и адрес, естественно.

Пароль "Лиса" принадлежал одному из ушедших из дознавательской службы сотрудников, передавших свою агентуру трем стажерам. Поэтому разбираться, кто же конкретно вызвал в кафе "ликвидаторов", пришлось бы долго, если бы не приятная неожиданность. Хлебнувший крепкого чая и окончательно проснувшийся дознаватель вспомнил, что пультовой дежурный добавил еще, что "факт налицо". Фраза, обычная для внутреннего употребления, означала, что данный агент имеет еще и цифровой код, то есть, проходит по официальной картотеке, и теперь вычислить эту загадочную доносительницу было проще.

– Записи разговоров со студентами ты в "секретку" сдал? – поинтересовался Филин.

– Ну, да, как дежурство закончил, тут же и сдал, – согласился дознаватель. – Вот отчеты по ним писать не стал, много там, да и всё почти одно и тоже "не заметил", "вроде был", "с кем-то видел кого-то"… Думал, после отдыха письменно всё оформить.

– Ну, ладно, отдохнешь – оформишь, – согласился Филин, – а вот невеста с женихом, что тебе сказали? Вроде бы, получается, что Комод с подружкой к ним подходил и говорил о чем-то?

– Да, – кивнул дознаватель, – вот только жених ничего не сказал, он невменяемый был, не от гранатки, просто перепил так, что ни бэ, ни мэ, ни кукареку. А вот невеста… она рассказала сначала, что подружка Комода её знакомая давняя, мол, пришла ей настроение испортить, чуть ли не свадьбу разрушить, ну, вздор какой-то бабий, а потом вдруг отказалась, заявила, что знать её не знает, ведать не ведает… Тут, правда, скидку делать надо, что невеста чуток совсем получше жениха была в смысле спиртного. Я тогда же пробил её по нашей картотеке, ничего за ней не числится, даже мелочей, вот и рискнул отпустить, что б проспалась… Но – коменданта их общежития и нашего человечка при нем с раннего утра предупредил, что б присматривали. Надеюсь, ничего тревожного не было?

– Пока всё спокойно, – успокоил его Филин.

В самом деле, Владимир Семенович отлично понимал своего коллегу. Удовольствие ниже среднего общаться с пьяными, контуженными шоковой гранатой студентами, да еще и учитывая общее отношение в их среде к дознавателям и службе ликвидации. Так что придется заниматься этой невестой ему и самым срочным образом. А еще – разыскать и пообщаться с агентессой "Лисой", которая вызвала "ликвидаторов", она-то наверняка знала и могла сообщить куда больше, чем все студенты, вместе взятые… Похоже, что простенький "конфуз" превращался в полноценное розыскное дело, которое за один день не потянуть.

Впрочем, как бы то ни было, Филин поблагодарил коллегу, вежливо выпроваживая того из кабинета и желая успеть отдохнуть до очередного звонка от начальства. А сам с большой неохотой включил рабочий компьютер. Ну, вот так сложилось, что не любил старший дознаватель электронную техники и как-то даже не доверял ей, хотя и признавал удобство и скорость работы.

А пока жужжал под столом системный блок, и бегали по экрану сполохи загрузочной программы, позвонил одному из резервных сотрудников.

– Велемор? Здравствуй. Зайди-ка ко мне, есть тут по твою душу дельце, – пригласил Филин коллегу. – Ты ведь у нас любитель девочек? вот и надо одну пощупать… в переносном смысле…

В резерве отдела дознавателей числились только штрафники, но не те, кто заваливал дела по недостатку усердия или от отсутствия способностей к следственной работе, а такие, кто как раз переусердствовал не с тем человеком, в неподходящем месте или в неудачное время. А если говорить откровенно, то в резервную группу прятали тех, кто засветился или перед начальством, или перед вездесущими репортерами не с самой лучшей, красивой стороны.

Дознаватель Велемор, любитель молодых девчонок, что никак не мешало его работе, был как раз из таких. Три недели назад он так взял в оборот дочку одного из богатейших людей в городе, что та рассказала ему всё не только о тех, кто снабжал её наркотиками, но и о закрытых для других "клубах", об обществе любителей сатанизма, о собственных экспериментах по садомазохизму. Случись нечто подобное лет пятьдесят-шестьдесят в Германии или другой, похожей режимом, стране, Велемор уже на следующий день погиб бы в автомобильной катастрофе. Но сейчас его просто отстранили от всех дел и перевели в резерв отдела, спрятав от назойливых домогательств отца той девицы, желающего непременно наказать наглого дознавателя, узнавшего про сильных мира сего то, чего ему знать не полагалось.