Текст книги "Искажение[СИ, роман в двух книгах]"

Автор книги: Юрий Леж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 35 страниц)

– Да уж, – закряхтел разочарованно ротный. – Не для войны такое оружие, это точно. Да и мы сюда не воевать пришли…

Паша вопросительно глянул сначала на ротного, потом на Аньку, ожидая пояснения таким неожиданным словам.

– А ты думал, придут добрые дяди и всё за вас сделают? – сердито сказала Анька, схватившись за стакан и резко, большими глотками, вливая в себя коньяк.

На глазах девушки выступили слезы, все-таки двести грамм не шутка, и она поскорее запихнула в рот кусок мяса с тарелки. Ротный, вслед за ней, не торопясь выпил половинку своей порции, шумно выдохнул и потянулся за очередной сигаркой.

– Думаю, сейчас надо половину стрелков в гостиницу отправить, – сказал он, – пусть отдыхают, Волька доложился, что там всё готово, сопротивления не было. А к вечеру, как стемнеет, надо бы хорошую вылазку сделать, что бы, значит, начальству местному служба мёдом не казалась…

Немного ошеломленный Паша, выбила все-таки его из колеи реплика Аньки про "добрых дядей", кивнул в знак согласия.

– Ну, а вы тут пока посоображайте, да и подскажите, куда ж нам вечерком направиться, – сказал ротный, подымаясь с места.

Ответный ход

Главный оперативник в этот день остался, пожалуй, единственным полностью вменяемым и способным на принятие адекватных решений человеком среди многочисленного руководства службой «ликвидаторов» и дознавателей в городе.

Лишенный, как все вокруг, оперативной и общедоступной связи, Хромцор посредством двух помощников забаррикадировался в своем кабинете, принимая только срочных посыльных от групп, вышедших на улицы и перекрестки центра. Впрочем, исключение делалось и для тех осведомителей и сексотов службы, кто добирался в здание управления с окраин. Остальных бойко отсеивали и заворачивали помощники главного оперативника, принимая на себя бесчисленное количество жалоб, паникерских заявлений, доносов друг на друга, с которыми едва ли не каждый третий сотрудник так и норовил просочиться в кабинет к руководителю.

Сам Хромцор с трудом сдерживал душевный порыв плюнуть на всех и выбраться в город, что бы лично убедиться в происходящем, увидеть волну разбегающихся по домам горожан, толпу беснующихся в студенческом городке мальчишек и девчонок, размахивающих черными, красными и зелеными флагами, приглядывающихся к закрывающимся магазинам бандитских налетчиков. Но – нельзя, нельзя, нельзя! Стоит только одному руководителю покинуть здание, как вслед за ним по "неотложным делам" начнут разбегаться и другие сотрудники, кто из малодушия, кто в тревоге за собственное семейство.

Во второй половине дня, когда волна первой неразберихи начала спадать, и кое-какая связь посыльными с городскими группами "ликвидаторов" установилась, в кабинет главного опера просочились представители "Дома Власти", обеспокоенные, как им казалось, бездействием со стороны тех, кто их безопасность должен обеспечивать.

Личный секретарь, а поговаривали, что и незаконный сын, городничего возглавлял эту небольшую делегацию. Пришлось Хромцору, убивая время в ожидании новостей и изображая в данный момент никому не нужную почтительность к "сильным мира сего", более часа выслушивать попреки и отвечать на них, стараясь при этом не говорить ни о чем конкретно, в то же время, обеляя себя и службу в глазах представителей "Дома Власти". Впрочем, час этот, такой драгоценный в условиях работы оперативной связи, теперь ничего не стоил. Разве что, сразу после ухода делегации к главному оперу помощник пропустил одного из лучших программистов управления с докладом о зловредном вирусе, нарушившим работу телевидения, радио и всех систем связи.

– Это гений, ну, или – инопланетянин, честное слово, – рассказывал программист, постоянно сбиваясь на технические и свои профессиональные термины в объяснениях, как же так случилось, что кто-то легко и просто обошел все защиты и пароли, еще вчера казавшиеся незыблемыми. – Он применил принципиально новый подход, ничего не стал ломать и калечить, просто прикинулся туповатым пользователем…

– Когда вы сможете восстановить хотя бы нашу оперативную связь? – конкретно спросил Хромцор, терпеливо дослушав восхваления подпольного гения.

– Если действовать, как сейчас, то через неделю… или две, – неуверенно ответил программист. – Но можно попробовать не идти по его следам и зачищать вирусы и черви, а сразу выйти на последний уровень защиты и уже оттуда…

– Через три дня ни мне, ни тебе связь уже не понадобится, – сказал главный опер таким ледяным голосом, что у программиста по спине пробежали мурашки.

– Я бессилен… – у программиста сел голос, – может, это и нельзя сейчас так говорить, но это честно.

– Честно – это хорошо, – неожиданно подобрел Хромцор, – спасибо, что ничего не реального не обещаешь…

– Я все равно делаю, что только могу, но…

– Продолжай стараться, но вот то, что ты ничего пака не можешь сделать, для меня не менее ценно, чем если бы ты уже что-то сделал.

Запутанный такой сложной тирадой, программист покинул кабинет главного опера в полной уверенности, что в приемной его уже ждут "ликвидаторы", что бы потащить вниз, в подвалы здания, гораздо ниже его технического этажа, где, по слухам, располагались самые страшные казематы и камеры пыток. А когда ничего такого не произошло, программист еще долго не мог работать, приходя в себя уже на своем месте, возле экрана компьютера.

А Хромцор уже беседовал с одним из очевидцев фантастического разгрома сводного отряда "ликвидаторов" у ресторана "Меридиан". И этот очевидец тоже помянул инопланетян, говоря о тех "серых" стрелках, что разметали в клочья отряд, не оставив в живых никого в "ликвидаторской" форме.

Внимательно слушая чересчур эмоциональную речь очевидца, главный опер отмечал то, что показалось ему очень важным в описании происшествия. Во-первых, одежда "пришельцев", пусть и странная, но единообразная, более всего напоминающая военную. Во-вторых, ту железную дисциплину и хладнокровие, что проявили они под дулами автоматов "ликвидаторов". Пусть "ликвидаторы" не сделали ни одного выстрела, но… И еще – Хромцора чрезвычайно заинтересовал сбор "пришельцами" трофеев. Он заставил повторить очевидца эту часть рассказа дважды, пока, наконец-то, не сообразил, что в поведении "людей в сером" показалось ему неестественным: то, с каким равнодушие и безразличием они докалывали штыками раненных "ликвидаторов". Главный опер на секунду не мог представить, что участники неожиданно начавшихся уличных боев просто экономят патроны, а работать штыком и видеть чужую кровь для них так же привычно, как для него читать доносы от сексотов.

Уже совсем поздно вечером "на огонек" заглянул старший дознаватель Филин, умело и твердо взявший в свои руки власть в дознавательском подразделении и заставивший сотрудников не просто тревожно просиживать штаны на рабочих местах в ожидании, когда же разрешится кризисная ситуация, но – работать с полной отдачей, зачастую даже просто оформляя забытые в текучке документы.

– Мне вот что кажется, Пал Михалыч, – сказал Филин, усаживаясь у стола и угощаясь коньяком из Хромцорских запасов. – По очень отрывистым данным боевиками возле ресторана командовала, ну, или принимала участие в командовании, девица, подозрительной для нас наружности.

– Я тоже про это слышал, – сознался главный опер, – но за прочими деталями как-то упустил из вида, ты думаешь, та самая, что исчезла после неудачного штурма кафе с Пашей-Комодом?

– И та самая, что сбежала со "стадиона", а потом зачем-то вернулась в город, – подтвердил Филин. – Мы же разработку продолжали, выяснили, как она давным-давно, еще до попадания на стадион, разжилась документами.

– Давай-ка не торопясь, – попросил Хромцор, доливая себе и старшему дознавателю в стаканы коньяк. – Видишь, какое дело, без связи, как оказалось, и спешить особо некуда.

– Да, честно говоря, без вечно звонящего телефона и дерготни начальственной стало поменьше, – согласился Владимир Семенович. – Так вот, если не торопясь, то выяснил я, что девице документы выправляли за взятку, но не просто так выправляли, а под поручительство одного мальчишки, которого и записали её братом. То есть, она появилась вроде бы совсем ниоткуда, без документов, но – с деньгами, причем, достаточно солидными, что бы заинтересовать паспортистов.

– Все-таки, ты намекаешь на агентессу? – спросил главный опер.

– Нет, Пал Михалыч, не тянет она на агентессу, особенно, если посмотреть на дальнейшее её поведение. Ну, на "стадион" она, допустим, случайно попала, но – ни один агент после побега не стал бы возвращаться в город. Это ведь прямой путь к провалу, тем более, она не просто вернулась, а каким-то образом связалась с подпольем, и Паша-Комод с ней не просто так по свадьбам шлялся. Да и сегодня их опять-таки вместе у ресторана видели.

Для агентессы это несерьезное поведение, а вот для любительницы приключений, которая отвечает только за себя и только перед собой…"

– Откуда же такая любительница взялась на наши головы, – пробурчал Хромцор.

– С Луны свалилась, – без улыбки сказал старший дознаватель. – Иных версий нет, пока мы её саму не возьмем и не допросим, как следует. Ну, или пока она не ошибется и не разболтает о себе какие-нибудь подробности в присутствии наших "ушей".

– На это вряд ли рассчитывать можно, – вздохнул главный опер. – Но, я так понимаю, ты предполагаешь строить нашу тактику, учитывая её присутствие в этой странной группировке с винтовками?

– Только так, никак иначе, – согласился Филин. – Она, хоть и чужая, но местная. Они – ну, уж совсем на местных не похожи, даже если предположить, что подпольщики ограбили запасники какого-то музея и изображают из себя воинов глубокой древности. Вот такой нехороший сплав получается.

– Ладно, согласен с тобой полностью, что надо постоянно держать в уме и девицу эту, и её приятелей инопланетных…

– Почему – инопланетных? – слегка удивился Филин такой характеристике.

– Да тут уже три человека их инопланетянами назвали, – усмехнулся Хромцор, – один очевидец, а двое – с чужих слов. Очень уж они выглядят, да и воюют с нами необычно, так никто не поступает, как они.

– Интересная мысль, жаль, но инопланетное вторжение всё происходящее свалить нельзя, – вздохнул дознаватель, – а то как бы ладненько получилось, а?

– Да уж, – согласился главный опер, – появились ниоткуда, а потом – бац! – и исчезли в никуда, такое никакой оперативной работой не вскроешь… Но – инопланетян у нас нету, за группой у "Меридиана" попробуем особый догляд учинить, а вот что в студгородке и промзоне происходит в самом деле, меня очень волнует. Там сейчас самые события разворачиваться будут.

– В промзоне – не будут, – уверенно заявил Филин. – Там сейчас некому бунтовать, а к новеньким от подполья там всегда подозрительно относились. Пока проверят в деле, пока сообразят, что к чему… Да и с сексотами у нас там неплохо сложилось, развернут нужную агитацию.

– Вот только не говори, что и студентишки тебя не беспокоят, – подозрительно уставился на дознавателя Хромцор.

– Беспокоят, конечно, но не так сильно, как тебя, – ответил Филин. – Знаешь, во-первых, у нас там трое кадровиков сидят уже больше года, во-вторых, среди завербованных есть такие людишки, что свой интерес обязательно вспомнят, да и авторитет у этих людишек есть перед местными, ну, а еще…

– Клади козырных на стол, – подбодрил его главный опер, – на душе легче будет, что с начальством поделился.

– С утра, как только заваруха-то вся началась, я отправил в автономку пятерых своих, парочку из резерва, остальных – действующих, кто потолковее и посвободнее, – старший дознаватель, казалось, неохотно выдает информацию, но так только казалось, потому что теперь, при любом разбирательстве своей деятельности во время кризиса, Филин мог сослаться на согласование своих действий с Хромцором, пусть и чуть запоздалое. – Так вот, есть у меня основание думать, что один из резервных сейчас уже во всю свою силу крутиться у студентов.

– У него там личный интерес? или чем-то профессионально задело? – поинтересовался главный опер.

– Думаю, ни то и ни то, – пожал плечами Филин. – Но вот интуиция и удачливость есть, вот это его в студгородок и должно подтолкнуть…

Хромцор чуть недоверчиво покачал головой, размашисто влил в рот остатки коньяка из стакана, крякнул и потянулся в сейф за следующей бутылкой, подавив нечеловеческим усилием воли вполне понятное желание немедленно сорвать телефонную трубку и указать помощнику Сереже, где нужно искать персонально за ним закрепленный объект.

Наших бьют

Прогулявшись в перепуганной, ничего не понимающей и потому нервной, но боязливой толпе горожан, спешащих по домам в первые часы кризиса, Велемор почувствовал, что ничего интересного на улицах не случится, ну, может, будут какие-то инциденты, кто-то кого-то затолкает, «ликвидаторы» постреляют поверх голов, а может – и в толпу, но этим всё и ограничится. Попадать в такой примитивный переплет, да еще и рисковать словить пулю или быть затоптанным шарахнувшейся толпой, Велемор счел ниже своего достоинства и направился домой, что бы, во-первых, перекусить по-человечески, во-вторых, сменить костюм на что-то более нейтральное, ну, и продумать в тишине собственной квартиры свои дальнейшие шаги на поприще «автономки».

Ему удалось без лихих приключений выполнить все три пункта своего плана, и уже через два часа из дома, где жил солидный, хоть и молодой, дознаватель, вышел одетый в штаны "пузырями", безразмерный свитерок и кожаную, короткую курточку юноша без определенных занятий. Впрочем, то, что юноша этот забрался в стоящий поодаль от дома автомобиль дознавателя, никто не обратил внимания.

Велемору повезло, он проскочил перекресток неподалеку от ресторана "Меридиан" когда там только-только начинали обосновываться "ликвидаторы", даже не остановившие его машину для проверки, как стали они делать полчаса спустя.

Бросив машину в тихом дворике почти за три квартала от студенческого городка и тихо обратившись к высшим силам с просьбой поберечь его личное и казенное, установленное в машине, имущество, Велемор, держась у стен и стараясь не привлекать к себе внимания, двинулся в уже знакомый ему район.

Уже на подступах к студгородку встречались тут и там разбитые витрины маленьких магазинчиков, торгующих преимущественно спиртным и контрабандными сигаретами, разнесенные вдребезги газетные палатки и избитые чем-то твердым и длинным автомобили. Видимо, первоначальная волна студенческой эйфории от вседозволенности выплеснулась наружу, а потом, по мере окончания сил у радующихся свободе личностей и накопления неправедно приобретенного спиртного и сигарет, втянулась обратно, в границы студгородка, что бы немедленно отпраздновать такое замечательное и знаменательное событие.

Отпраздновавшие и не успевшие этого сделать шатались по дорожкам вокруг общежитий, размахивали самодельными флагами, обнимались друг с другом, что-то орали высовывающимся в окна друзьям и знакомым.

Велемор обратил внимание, что в руках у мальчишек преобладают черные и красные полотнища, а вот зеленый цвет встречается гораздо реже, и обрадовался, как удачно выбрал старенький, потертый красно-черный свитерок. И еще удачнее захватил с собой приобретенные по дороге в еще открытом магазинчике, но уже за чудовищную для обычных времен цену, две бутылки плохонького рома, изготавливаемого в пригороде из обычного спирта, воды и вкусовых наполнителей. Слава богу, что спирт на этом заводике не экономили, и ром получался едва ли не пятидесяти градусным.

Вот первую из бутылок Велемор и протянул к неожиданно бросившимся к нему студентам под черным флагом. Они, не слушая друг друга и даже самих себя, тараторили что-то горячо и убежденно про свободу личности, анархизм, как знамя всех свобод, наступающую эру всеобщей любви… Дав ближайшим мальчишкам хлебнуть из горлышка рому, Велемор тут же превратился из неизвестного пришельца в своего в доску парня и с трудом отбился от назойливой компании, зовущей его идти с ними туда, "где свобода, девчонки – и все дают без разговоров". Сейчас у него были немного другие планы на ближайшее будущее, очень хотелось без лишних расспросов найти среди галдящей и шумящей молодежи Семена Жевновича, что бы тот прояснил ситуацию, так сказать, изнутри.

… – А что ж ты хочешь, ваше благородие? – спросил Семен, когда в его маленькую, воняющую старыми сапогами, подгнившей ветошью и несвежей водой каморку влез с улицы сначала и неузнанный дознаватель. – Сами виноваты, что студиозы бесятся. Им только повод дай, а тут – связи нет, телек не работает, вот они и вообразили невесть чего…

– А откуда слухи-то про революцию, мятеж и прочее пошли? – поинтересовался Велемор, устраиваясь у форточки, во-первых, что бы легче дышалось среди "ароматных" пролетарских хором, а, во-вторых, что бы наблюдать за происходящим на улице.

– Странный ты человек, ваше благородие, – хмыкнул Семен, – вроде, и умный, и всё при тебе, а никак не поймешь… У нас ведь как: чего случись, хорошего никто не подумает, а раз нету связи, телек не работает, да еще – главное – никто не пришел, не цыкнул, по столу кулаком не вдарил, что б не шумели, а сидели, как мышки в норе, тихо и смирно, – значит, свобода, братство и революция. А ты – про какие-то слухи…

– Да уж, тут наши промашку дали, что на корню безобразие не пресекли, – сознался Велемор, чем несказанно согрел душу сексота; кому ж не нравится, когда твое начальство свои ошибки признает, хоть бы и так вот – опосредствованно. – И что теперь – их никак не утихомирить? или можно просто цистерну спирта подогнать, упьются, а с утра уже не до революций будет?

– Тут такой номер не пройдет, – разочарованно сказал Семен. – Организмы-то бесятся молодые, им пьянка всю ночь, да с девками, а на утро – на экзамен, да что б "отлично" получить, дело привычное. А у тебя что же, выходит, цистерна спирта где-то припрятана, а, ваше благородие?

– Нету у меня спирта, вот, если хочешь, только ром здешней выделки, – достал из запазухи бутылку Велемор.

Жевкович радостно схватил емкость, моментально водружая её на маленький столик. Тут же, как по волшебству, вокруг бутылки образовались стаканы, соленые огурчики и кусочек сала, грубо нарезанный черный хлеб и пара головок чеснока.

– А что такого? – поднял брови сексот. – Загляни кто – сидим, культурно выпиваем, закусываем, тем более, рабочий-то день кончился, а на сверхурочные в таком беспорядке меня и калачом не заманишь…

Выпив граммов сто рома и со смаком закусив хлебом с салом и соленым огурчиком, пролетарий повеселел, закурил свою ядреную сигаретку и обратился к Велемору уже с более конкретным предложением.

– Тут спиртом народ только раззадорить можно, а вот если утихомиривать… Можно их между собой стравить, что б пар побыстрее в свисток ушел…

– Как же их стравишь? – навострил уши Велемор, понимая, что сексот, знающий местные порядки лучше него, не шутит.

– Эх, ваше благородие, тут ведь каша-малаша у них, у студентиков, то есть, – начал пояснять Семен. – Тут и социалисты, и анархисты, и демократы, а главное – "зеленые" тут…

– Которые "зеленые"? – поинтересовался Велемор недоуменно. – Те, что природу защищают? и польза от них какая?

– Нет, не те, – хитренько взглянул на него пролетарий, нацеживая себе в стакан вторые сто граммов. – Местные "зеленые" – это которые против всех. У них и лозунг такой "Бей красных, пока не почернеют! Бей черных, пока не покраснеют!". Вот такие тут "зеленые"…

– Видел, – не согласился с сексотом Велемор, – вот только они по двору в обнимку и с красными, и с черными ходят…

– До поры, до времени – ходят, – подтвердил Семен, легко выпивая ром и уже не закусывая, а занюхивая его рукавом. – А случись что – никому пощады не дадут. Там у них самые дурные собрались, кому лишь бы подраться, да выпить чуть больше, чем соседу.

– Так как же их спровоцировать-то?

– Да можешь не спешить, ваше благородие, – ухмыльнулся пролетарий, – до ночи никак не получится, ты отдохни пока, выпей вон своего же рому, а то ведь выйдешь во двор, будешь белой вороной среди пьяных, а так – хоть для запаха употреби…

Велемор послушно набулькал в свой не очень чистый стакан рома, опасливо посмотрел его на просвет, но – все же напрягся и выпил обжигающий, противно-теплый напиток, скользнувший, кажется, не в желудок, а сразу в мозг. И пока мозг справлялся с неожиданно нахлынувшим опьянением, Велемор слушал откровение сексота:

– Ближе к ночи, да и потом всю ночь народишко на улице-то шляться не будет, они уже сейчас едва не все фонари-то побили. Темно, да холодно, кому это интересно? А будут они бузить по общагам, с девками. Ну, тут уж и карты в руки, ведь не обойдется без того, что б кто-то у кого-то девку не увел, или она сама с другим не пошла, или, к примеру, застанет красный мальчишка свою девчонку-скромницу на групповухе с черными… Раньше-то это просто мордобоем заканчивалось, ну, иной раз пяток человек в больницу попадут. И всё, разгораться уж нечему, если просто за девку подрались. А тут – ох, чего сотвориться может…

– И что же это они сами на свои задницы приключений найдут или им все-таки помогать надо? – спросил Велемор, уже слегка протрезвев от неожиданно удара ромом по голове и пытаясь достать из кармана куртки сигареты.

– Могут и сами, конечно, – с видом независимого эксперта, выступающего в телевизионной студии, сказал пролетарий. – Но если помочь, то и дело быстрее пойдет, да и эффекта больше будет.

Жевкович застыл с гордым видом, а Велемор подумал, что ему-то лично провоцировать студентов совсем не с руки, особенно учитывая, что он тут никого не знает, а по голым задницам, если ловить на адъюлтере, не разберешь, кто из них за красных, а кто за черных.

Пролетарий сильно качнулся к бутылке, в которой уже на донышке плескался ром, но удержал равновесие и вылил остатки жидкости в свой стакан.

– Погоди-ка, – остановил его Велемор, препятствуя фатальному принятию внутрь спиртного. – А помнишь, я тут по весне был, молодоженов искал?

– Ты руку-то отпусти, ваше благородие, – попросил оскорбленный в лучших чувствах Семен. – Я, ежели выпью, под стол не упаду…

Дознавателю пришлось, скрепя сердце, признать его правоту. Упасть под стол в каморке было невозможно физически. Но пролетарий на самом деле оказался крепче, чем предполагал Велемор. Выпив и быстро зажевав ром коркой хлеба, он едва ли не протрезвел на глазах.

– Вот так-то… – констатировал Семен, утирая губы. – А молодых-то я помню, да и твой приход – тоже, в городке-то ваши официально редко появляются. А ты не боишься, что признают?

– Не боюсь, я тут всего-то часок и пробыл, да и общался только с комендантом да той девицей-молодоженкой, – пояснил Велемор. – Так как они сейчас? живут дружно? или с проблемами?

– Вот ты куда замахнулся, – догадался сексот. – А что ж, с этими может и выгореть, если с умом взяться… У них вот тут как складывается…

… Вот уже полночи с Петькой таскался по комнатам и коридорам общаги новый приятель Ван, который, оказывается, был хорошим человеком, раз, у него водилось, будто бы и не кончаясь, спиртное, два, а еще он был таким же, как Петр "черным", то есть убеждений придерживался анархических, но больше с уклоном в синдикализм. Как уж смог пьяный и с трудом шевелящий ногами Петр вычислить этот непонятный уклон, он бы и сам сказать не мог, но звучало это так солидно, респектабельно: анархо-синдикализм, – что Петя через каждые пятнадцать минут пытался снова и снова выговорить эти слова не запинаясь, но постоянно сбивался и начинал сначала.

Они вместе уже посидели в комнате одного из лидеров "черных", послушали его убедительные, но сильно нетрезвые речи о том, как "краснюки" предлагают сделать общими всех девок в общаге, собрались было идти то ли бить красных, то ли искать своих девок, что те красным не достались, но тут влез с предложением еще выпить какой-то не очень боевой товарищ и, во время пития чего-то сильно воняющего ацетоном, пояснил, что обобществлять женщин и орудия труда призывают не все, а только самые крайние радикалы из "левых", а потому драться со всеми – это играть на руку мировой контрреволюции, а значит, вести себя неправильно.

Присутствующие с такой постановкой вопроса согласились, но тут появились девчонки, тоже очень пьяные и совсем не равнодушные к анархистам. И собрание как-то быстро и незаметно распалось на парочки, милующиеся в уголках комнаты. Когда милование стало перерастать в прямо интимный контакт, Велемор покинул общее собрание и спокойно, без свидетелей, очистил желудок от дрянного спиртного в углу коридора.

Вернувшись, он снял Петра с какой-то девчонки, к полному её разочарованию, потому что действие уже подошло к оргазму с её стороны. Петр тоже чего-то бурчал, старательно застегивая брюки, но сопротивляться не стал и дал себя проводить на митинг в актовом зале соседнего корпуса.

Прогулка по улице, пусть даже такая кратковременная, как переход из корпуса в корпус, сказалась на Петре благотворно, он перестал икать, выговаривать слово "анархо-синдикализм" и постоянно искать, с кем бы уединиться для продолжения прерванного не по своей воле акта любви. Но вот на митинге ему не понравилось, потому что постоянно приходилось напрягаться, выслушивая кого-то, говорящего с импровизированной трибуны и абсолютно нельзя было высказать свое мнение. Окружающие тут же начинали шикать, повышать голос и даже предлагать выйти протрезветь, что б не мешать нормальным людям слушать умные слова. Конечно, нормальные люди тоже были изрядно подогреты спиртным, иначе с чего бы то им выслушивать всякий бред, несущийся с трибуны, но по сравнению с Петром смотрелись исключительными трезвенниками.

Вернувшись в свой корпус, Петя, приложившись к бутылке лучшего своего товарища Вана, неожиданно, как снег на голову, захотел спать и потащился искать свою комнату, где его должна была ждать любимая жена, с которой можно перед сном… "ну, ты сам понимаешь, Ван, трали-вали, туда-сюда… ведь для этого жена и нужна, что перед сном её немножко полюбить… и даже не немножко, а сколько захочется… и лучше – в разных позах…"

К удивлению Петра, любимой женой в комнате и не пахло. Он попытался было свалить вину на то, что они вперлись по пьяни в другую комнату, но – Велемор мгновенно узнал пусть и не обладающую особыми приметами комнатенку, в которой когда-то давно пробуждал молодоженов. Вот только Петя такого факта просто не мог припомнить. Зато он припомнил, где спрятал от жены початую бутылку водки и – нашел её, убедившись, что комната действительно его. Оставалось, для полного счастья, найти еще и жену.

– И где она может быть? И куда её унесли черти? И где она может быть? – морщил лоб, раскачиваясь на кровати Петр, и в этот момент Велемору вдруг показалось, что все его труды напрасны, мальчишка сейчас упадет на бок и уснет мертвым сном до завтрашнего полудня.

Но Петр, как настоящий мужчин а и муж, справился с собой, перестал раскачиваться и выпил еще почти полстакана водки, после чего вдруг сообразил, где же искать ему пропавшую супругу. Конечно, Петя не сам пошел в секретный закуток на этаже, показанный однажды Мариной Велемору. Туда его направил и твердой, дружеской рукой поддержал товарищ Ван. И сам вошел следом. Что бы увидеть, что на знакомом маленьком потертом диванчике изрядно добавилось подозрительных и не очень пятен.

И еще на диванчике стояла на четвереньках Марина, а спереди и сзади к ней пристроились двое мальчишек со спущенными на пол штанами. Из одежды на девушке присутствовал почему-то только кружевной беленький бюстгальтер, сдвинутый с грудей аж на живот, и отличные черные чулочки на ажурной резинке. В закуточке остро пахло мужским потом, женской косметикой, чем-то спиртным и чем-то кислым, как бы даже блевотой, но не свежей, только что исполненной участниками не совсем стандартного соития, а застарелой, вчерашней или позавчерашней.

Не ожидавший увидеть такого откровенного и похабного зрелища с участием собственной супруги, Петр какое-то время молча покачивался в дверном створе, давно лишенном всяких дверей, потом поискал рукой бутылку, услужливо протянутую ему другом Ваном, гулко хлебнул прямо из горлышка водки и шагнул к дивану.

Мальчишки то ли не узнавшие, то ли никогда и не знавшие Петра, и то, что Маринка приходится ему законной по всем основаниям женой, не прекращая таких привычных и туманящих разум движений, сказали едва ли не хором:

– Ты погоди маленько, чувачок, сейчас кончим и тебя пустим, она тут всем дает, только подходи…

Петр не стал ждать финала, а схватив Марину за белокурые локоны, резко стащил её с диванчика, поломав весь кайф мальчишкам и пребольно пнув упавшую на пол супругу.

– Ах ты, шлю…

Он не договорил, потому что один из обиженных им, едва не пострадавший еще и от внезапно клацнувших зубов Марины, мальчишек, даже не подтягивая штанов, съездил ему прямо в морду. Удар получился слабеньким, но болезненным, из рассеченной губы Петра потекла кровь, но он уже не заметил этого, пытаясь резко перешагнуть через лежащую на полу Марину и дотянуться до обидчика, но – споткнулся и повалился вперед, стараясь достать ударившего его мальчишку хоть как-то.

В этот момент лежащая на полу его жена очнулась от доставляемого спиртным и сразу двумя мужчинами, такого затянувшегося удовольствия и дико, истошно завизжала. А второй мальчишка неожиданно резво для пьяного подтянул спущенные штаны и шагнул к копошащемуся на полу возле жены Петру, занося для удара ногу. Допустить простого избиения пострадавшего от женского коварства товарища Ван не мог и коротким ударом точно уронил мальчишку на диванчик. А еще через десяток секунд поднялись с пола Петр и его обидчик и принялись, пьяно и неумело размахивая руками, тузить друг друга, постепенно выдвигаясь за пределы тесного интимного закутка в коридор и оглашая его матерными вскриками при удачных и неудачных ударах.

Удостоверившись, что всё происходит по его сценарию, Велемор легкой трусцой побежал по коридору к выходу с криками: "Наших бьют! Наших бьют! Черные наших бьют! Красные наших бьют! Зеленые пришли, всех бьют!"