Текст книги "Искажение[СИ, роман в двух книгах]"

Автор книги: Юрий Леж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц)

– Не надо, – отрицательно покачала головой Анька. – Не мог он из подвала уйти. Он же там без штанов сидел.

– Это как? – удивился ротный.

– На мне его штаны, – пояснила Анька. – Надела, когда к вам шла, не в этом же было первый-то раз выходить…

Она прикинула на себя захваченную из подвала юбчонку. И вызвала внезапный хохот у ротного.

– Тут ты права, ей богу, – согласился он, отсмеявшись. – В такой вот тряпочке появляться, только в грех вводить. Головастая ты, Аннушка, вот и про бензин в бутылке здорово придумала…

– Да это рецепт старый, сто лет ему, – отмахнулась от похвалы Анька, но непонятное удовольствие от собственной нужности этим людям разлилось в душе.

– А братец-то твой, значит, по подвалам куда-то ушел, – продолжил ротный. – Говорят, место там нехорошее, люди иной раз пропадают. Только давно уже про это ничего не слышно. У нас ведь война, а тут и без всякой нечисти народ гибнет. Давай-ка так, ночь переспи, а с утра еще разок в подвал наведайся, утро вечера мудренее, да и, опять-таки, говорят, бывало, что пропащие возвращались…

Понимая, что ротный больше утешает её, чем, в самом деле, знает о случаях таинственного исчезновения людей в "нехороших" подвалах, Анька почувствовала, что слова о ночевке пришлись очень кстати. В бою, а потом и при поисках Сани, она как-то забыла о своей усталости, о том, что не ела весь день, обойдясь только водой из фляги Цыгана. А сейчас навалилось…

– А где тут спать-то? – поинтересовалась она у ротного.

– Да в любом доме, – чуть оживился ротный возможностью помочь делом. – Сейчас старшину кликну, он покажет. Он в округе все дома знает уже, хозяйственный мужик…

Но добраться до ночлега сразу не удалось. Пришлось заняться отправкой в госпиталь раненых, искать палку для охромевшего Цыгана, помогать стрелкам укладывать на самодельные носилки тяжелораненого, присмотреть, что б у всех эвакуируемых была с собой вода, да хоть по куску хлеба.

Прощаясь, Цыган, старательно балансируя на одной ноге, крепко притиснул Аньку к себе, совсем не по-братски щупая за худую задницу, поцеловал в губы и по-доброму засмеялся: "Увидимся еще, Аннушка, я от тебя так не отстану…"

Ошеломленная таким неожиданным прощанием, Анька уже с опаской последовала за старшиной, дядькой хотя и солидным, в годах, но шустрым и еще вполне пригодным для безобразий. Но он ничего подобного Цыганской выходке себе не позволил, скорее, наоборот, отнесся к Аньке по-родительски, даже попрекнув отправившегося в госпиталь Цыгана: "Все б ему руки распускать, кобельку чернявому…"

В доме, на второй этаж которого привел Аньку старшина, было относительно тепло, а вот воды и света не было. Зато в маленькой, уютной комнате до сих пор пахнущей смолистым деревом, стояла металлическая кровать с хромированными шарами, венчающими спинку. Все остальные спальные принадлежности на кровати тоже имелись, а еще старшина выложил на столик возле кровати подсохший кусок пахучего ржаного хлеба и маленький пласт лоснящегося жиром белого сала.

Аньке показалось, что в этой и всех предыдущих жизнях, она не ела ничего вкуснее, чем этот хлеб с салом, всухомятку, в темной, чужой комнате. Старшина ушел, пообещав, что ночью и утром её никто не потревожит, стрелки располагались в других домах, а боев по ночам уже давно не было. Анька умяла хлеб с салом за полминуты, скинула прямо на пол куртку и Санькины штаны, повалилась в постель и уснула, кажется, еще не успев прикрыться одеялом…

Во сне она провожала на работу Цыгана, потом жарила колбасу и пила водку, ледяную, из холодильника. Вот с этим ощущением – ледяной водки во рту, и запахом жареной колбасы – Анька проснулась.

Колбасу жарили стрелки, расположившиеся едва ли не под окнами домика, где ночевала Анька. Увидев, как она, накинув на плечи куртку, распахнув настежь раму, выглядывает из окна, пытаясь установить источник аппетитного запаха, ротный махнул рукой:

– Спускайся, Аннушка! Пора бы и перекусить, как следует, а то вечерком-то только червячка заморила.

…Они стояли у странной кирпичной лестницы, ведущей к двери в странный подвал, открывающий проход в иной мир, в иные времена.

– А не найдешь, или уйти не сможешь – возвращайся, – попросил ротный, положив руку на хрупкое плечо Аньки. – Будешь с нами буржуинов перевоспитывать… когда словом, а когда и пулей…

– И кем я при вас буду? – улыбнулась Анька. – Я и стрелять-то толком не умею…

– Да уж не обозной, – усмехнулся ротный, и девушка поняла, кого так величают в этом мире стрелки. – Голова у тебя светлая, на выдумки гораздая, а стрелять научиться легко. Труднее научиться знать – в кого стрелять. А ты уже знаешь.

– Конечно, к вам вернусь, если что, Андрей Василич, – ответила Анька. – Куда же еще-то? Я ведь это так, для красного словца спросила. Ну, понимаешь сам…

– Понимаю, – согласился ротный. – А если что, зови на помощь. Все придем.

Анька кивнула, впрочем, совершенно не представляя, понадобится ли ей в своем времени такая помощь, попадет ли она в свой мир, и как сможет попасть туда сотня стрелков роты Крылова, если уж так случится.

– Иди уж, – ротный развернул Аньку и легонько толкнул к лестнице. – Долгие проводы – лишние слезы…

Следствие

– Ну, что, голуби мои сизокрылые, разобрались вы, в конце-то концов, кого под общую метелку замели, или так – думаете на тормозах это дело спустить? – замначальника службы «ликвидаторов» по оперативной и силовой работе Хромцор своим оппонентам из полулегального подполья и многим фрондерствующим гражданам города внушал прямо-таки священный ужас, а вот для своих, оперативников, дознавателей, сексотов, особенно высокого, «допущенного» ранга, был справедливым и внимательным, заботливым, но строгим руководителем.

И в его просторном, светлом и ухоженном кабинете не было ничего зловещего, внушающего потливый страх, если, конечно, человек, здесь находящийся, был честным и благонадежным. А таковыми себя считали все собравшиеся на внеплановое и неофициальное совещание. И старший дознаватель Филин, и два помощника самого Хромцора, и начальник фильтрационного лагеря "Стадион", и независимый, но постоянный эксперт службы Валентов.

– Ничего мы на тормозах не спускаем, Пал Михалыч, – ответил старший дознаватель. – Но сам же ты просил без афиширования, потихонечку, что б комар носа не подсунул, не то, что б не подточил…

– Потихонечку, верно, – согласился Хромцор, – но только не ко времени разбирательства это относилось.

– А мы люди подневольные, у нас-то, как раз, всё по времени выходит, – не стал соглашаться Филин. – Других дел невпроворот, вот и пришлось для этого в служебном графике щелочки выискивать.

– А если по существу? – подогнал его главный опер, понимая, что язык у дознавателя подвешен отлично, и не желая превращать их неофициальное сборище в бесконечный балаган реплик и отговорок.

– По существу, Пал Михалыч, ничего необычного не было, – начал, получив молчаливое согласие Филина, помощник главного опера по личному составу, кадровик Курин. – Рядовая акция по очистке квартала. Достаточно привычный контингент. Честно говоря, в отчете тогдашнего командира отряда всё отражено точно. Конечно, они действовали не по инструкции, не проверив документы у странной компании, но…

– Я сам с "ликвидаторами" беседовал, – подключился к разговору еще один из помощников Хромцора, высокий, худой, с усталыми и добрыми глазами человек. – Представь, Пал Михалыч, в комнате, в одной постели, ночью, три парня-подростка и девка чуть постарше. Что у таких еще проверять?

– Хоть бы лицензию у девки-то спросили, – недовольно буркнул главный опер, понимая, что и сам в такой ситуации не стал бы церемониться.

– Спрашивали они, – выгородил "ликвидаторов" Филин, – она отказалась, сказав, что проституцией не занимается, а просто принимает дома своих друзей…

– Ну, и язык у тебя, Семеныч, – усмехнулся Хромцор, – говоришь, как протокол пишешь, будь уж попроще со своими-то.

– Пробовал, не получается, – улыбнулся на старую шутку старший дознаватель. – Профессиональное это, Пал Михалыч.

– Значит, никакого сопротивления, ничего необычного при задержании? Всё, как всегда? – уточнил главный опер.

– Если верить показаниям участников, то – как всегда, – согласился дознаватель. – Никто не отметил странностей, неожиданных слов, действий. Просто-таки в один голос и "ликвидаторы", и "приемщики" и охрана на стадионе об этом утверждают.

– А вот у меня эта девица отличилась, – вступил со своей "арией" хозяин "стадиона" Шарлов. – Сразу после досмотра, в клетке, она оказалась то ли хорошо приспособленной к такому содержанию, то ли специально тренированной. Взяла на себя роль теневого лидера в их загоне, устроила и отходную яму, и очередь по курению, даже пыталась питание распределять, не сама, конечно, но через своих подельников.

– А мне показалось, что это только после её побега такое мнение сложилось, – засомневался помощник главного опера Курин. – В процессе содержания на нее никто внимания не обратил.

Шарлов злобно скосил глаза на кадровика. "Мог бы и смолчать", – читалось в его взгляде. Конечно, каждый здесь старался выглядеть получше перед лицом начальства, но – в отличие от иных совещаний в верхах – главный опер умел и прощать чужие ошибки, конечно, если они не портили его собственный образ в глазах вышесидящих руководителей.

– Обратили, но только не в этом разрезе, – вмешался дознаватель. – По моей информации, её чаще других использовали отдыхающие смены для… э-э-э… удовлетворения интимных потребностей.

– Вот ведь канцелярская ты крыса, Семеныч, – еще разок прошелся по выражениям Филина главный опер, – сказал бы проще, чаще таскали в комнату отдыха на перепихнин, а то ведь… Это в самом деле так, Шарлов?

– Так, Пал Михалыч, чем-то она "ликвидаторам" угодила в этом деле. Кстати, этим она и воспользовалась.

– Не этим, а нарушением инструкции по сопровождению задержанных, – возразил худой помощник Хромцора.

– Виновные уже… – начал, было, начальник "стадиона", но худой, повысив слегка голос, не дал себя перебить:

– Положено выводить и возвращать задержанных в клетку только вдвоем на каждого из задержанных. Обычно, после этих интимных, как Семеныч сказал, развлечений, девок просто выпихивали коленом под зад, и они ползли обратно под присмотром дежурного уборщика. А тому, в первую очередь, отвечать приходится за порядок в комнатах и спальнях, а уж потом – за задержанных.

– Обычная, значит, расхлябанность подвела? – уперся подбородком в кулаки главный опер. – Или еще что-то было?

– Было-было, – "успокоил" Хромцора старший дознаватель. – С главным виновником я сам работал, поэтому и расскажу. Ушлая эта девица, подмаслившись к "ликвидаторам" через письку, завесила ему глаза своим, якобы необычным, братишкой. Который ей совсем даже и не брат, а так, мальчишка с улицы, если судить по документам.

– Ну, вот, заговорил по-человечески, – обрадовался Хромцор. – Что же там за история с братом?

– Если с начала, то девица просто оформила документы, что некий Александр Пронин является её сводным, по отцу, братом. Как это получилось, и кто документы оформлял, пока еще разбираемся. Далее, тому злосчастному "ликвидатору", на которого сейчас всё и свалили, она рассказала "по секрету", что братишка её гермафродит, потому и выглядит девчонкой. Я проверил, это чистой воды блеф, но продуманный и тщательно с психологической точки зрения рассчитанный.

Девица надавила на Виркопа, того "ликвидатора", что может дать ему возможность "снять пенки" с такого вот чуда-юда невиданного. Мол, если на хор поставите, как обычно, вся экзотика пропадет, а вот один на один, вернее, при ней…"

– Вот бабы, вешай каждую и есть за какое место, – громким шепотом прокомментировал помощник Хромцора.

– Виркоп распустил слюни до пола… – закончил дознаватель. – И провалился. На какое-то время он оставил в коридоре, возле их комнаты развлечений, обоих задержанных, которых и привел из клетки один, без присмотра. Расчет-то простой, если по-человечески брать. Ну, куда они могут деться с набитого до предела "ликвидаторами", "приемщиками", охраной, дежурными стадиона?

– А получилось, что могут… – задумчиво сказал главный опер. – Семеныч, но ты уверен, что с её стороны это была заранее подготовленная акция, а не просто отчаянная импровизация на "авось"?

– Импровизация не получается, Пал Михалыч, – ответил Филин. – Она должна была знать про люк в коллекторные трубы, про размер коллекторных труб. Про это и мы-то толком мало что знаем, ведь есть же и такие, в которых не только человек, крыса не пролезет.

– Понятно-понятно, – пробормотал Хромцор, задумавшись, – полезли они, значит, в канализацию, а этот придурок, что их упустил, как-там-его, им вслед гранату и кинул… А почему сразу же сам за ними не полез? Что говорит?

– Перестраховался, говорит, – через силу ответил начальник "стадиона". – Решил дождаться подмоги, что б подстраховали…

– Ага-ага, – насмешливо отозвался Филин, – и тут же эту подмогу в люк погнал, а сам, заметьте, наверху остался…

– Ты хочешь сказать, что он знал? участвовал? готовил? – побелев, спросил лагерник.

– Да куда уж ему, да участвовать… – усмехнулся Филин. – Струхнул он первым в люк лезть, вот и всё. А так – чистый человечек оказался, хоть на Доску Почета его вывешивай…

– Следствие закончится – вывешу, – пообещал лагерник. – За шею – и на доску…

– Ну, да, ну, да, – согласно закивал главный опер, – вешай, никто тебе не помешает. Разбирайся со своими людьми, как хочешь… а вот дальше-то что?

– А дальше те, кто спустился, никого не нашли, – пояснил Филин. – Они-то лезли, думали, что трупики достанут, или подранков, на худой конец, а тут – никого. Ушли эти "братья и сестры" по трубе.

– Там можно уйти? – уточнил кадровик.

– Можно, высокая труба, – поморщился Филин, вспомнив, как сам лазил в это дерьмо и потом отмывался в душевых прямо на "стадионе". – Вот только странно еще одно, никаких следов они не оставили.

– Совсем никаких? – удивился Хромцор. – А ты что скажешь, Валентов? Ты же там был.

Эксперт, хоть и чувствуя себя своим среди оперативников и дознавателей, чаще предпочитал помалкивать, пока дело не доходило до его епархии.

– Следы там были, Пал Михалыч, но, вот Филин правильно сказал, всё равно, что и не было, – эксперт сделал предупреждающий жест, мол, сейчас всё поясню, не торопитесь с вопросами. – Вдоль стен были следы рук, когда беглецы шли, стен касались, потом, в каком-то тамбурочке маленьком тоже было много ими же натоптано и – всё. Из тамбурочка этого они исчезли, как будто сквозь землю провалились. Ну, или из-под земли наверх вознеслись.

– В тамбуре, о котором ты говоришь, точно их следы? – уточнил главный опер.

– А чьи же? легкая девчонка на каблуках и мальчишка в кроссовках, – ответил эксперт. – Вряд ли там в это же время другая такая же парочка побывала. Следы свежие были, ну, то есть, соответствовали времени побега.

– Это меня больше всего смущает, – сказал Филин. – Если их и ждали, приготовив побег заранее, снаружи "стадиона", то почему же следы обрываются в тамбуре? А если это побег-экспромт, то куда же могла эта парочка деваться?

– А что за тамбур там? куда ведет, для чего предназначен? – поинтересовался худой помощник главного опера.

– Там выход в подвал городского дома, – пояснил Филин. – Дом заброшенный, никто не живет уже несколько лет, хотя – все коммуникации пока работают. В подвале чисто и сухо, хотя и пыльно, так что если бы они оттуда выходили, просто приборкой за собой наследили бы.

– Не могли после приборки для маскировки подвал пылью засыпать? – спросил худой.

– Ну, это ты уж совсем, – слегка закосноязычил дознаватель. – С такими тонкостями акцию приготовить – это большие специалисты нужны, твоего, допустим, уровня, или вот, как Пал Михалыч. Откуда таким взяться?

– А что про прошлое этой парочки нарыли? ну, нового, что мне еще не известно – было что-то? – осведомился Хромцор.

– Нет, все по-старому, – доложил кадровик. – Мальчишка этот местный, нашлось несколько приятелей, кто с ним контактировал. Девица появилась ниоткуда. Вернее, откуда-то она появилась, но непонятно. Все документы оформлены уже здесь, в городе, свидетельства о рождении нет, по запросу по месту её якобы рождения, ответили, что такой там никогда не рождалось. На работе у нее, а она успела в трех местах отметиться, никто ничего странного не замечал, разве что, к женщинам она не равнодушна, но сейчас это за странность никто и не считает.

– Выходит, появился ниоткуда человечек, а мы и прозевали? – ядовито спросил главный опер.

– Ну, разбираемся сейчас как раз, кто и за какие коврижки ей документы сделал, – ответил за всех Филин. – Времени-то прошло всего-ничего, а по горячим следам отлично отработали, оперативно и эффективно.

– Отлично и эффективно – это когда результат есть, – отметил главный опер. – А без результата это – пустопорожняя беготня получилась.

– Беготня получилось потому, что ты делу официального хода не дал, Пал Михалыч, – бесстрашно обвинил Хромцора старший дознаватель. – Мы вот минутки на это выкраиваем, с людьми встречаемся, беседуем под неофициальные протоколы, которые никуда не подшиваем, а тебе лично, через помощника, сдаем, а свои-то дела тоже вести надо. Вот и сейчас, хорошо бы поднажать с выяснением по документам девицы, а тут в городе, по слухам, Паша-Комод объявился, опять всё бросай и работай с агентурой, сексотами, людьми, кто что видел и слышал…

– Неужто сам Комод? – оживленно спросил эксперт.

– По слухам, – приподнял указательный палец Филин. – А ты-то что забеспокоился?

– Да мне-то от этого ни жарко, ни холодно, – сказал эксперт, – только вот интересно, про этого Комода по управлению такие сказки рассказывают…

– Это пока мы его не взяли – рассказывают, – недовольным тоном ответил за всех Хромцор. – Кажется, вы, друзья мои, иссякли, как колодец в пустыне? Можно итоги подводить?

Присутствующие промолчали, понимая, что добавлять к уже сказанному, в самом деле, нечего, а вот до итогов по этому делу так же далеко, как до космоса.

– Тогда вот что, – встал со своего места главный опер. – Хорошо законспирированная шпионка от вас убежала, или неизвестная еще Жанна ДАрк из подполья, а может быть и инопланетная агентесса, умеющая не оставлять следов после прохода по вонючей трубе канализации… это сейчас уже неважно. Никакой официальной или неофициальной охоты на эту девицу я не объявляю и объявлять не собираюсь. Темная эта лошадка, можно вместо агентессы нарваться на простую подставу и стать посмешищем на весь город… да хоть перед теми же военными. Сейчас вас всех на Комода переориентируют, вот и старайтесь этот сказочный персонаж обнаружить. Но – во время работы имейте ввиду, что дело мы это не закрыли, особенно – в части её документов. А теперь – идите, голуби мои сизокрылые, трудитесь во славу службы.

И после паузы, дождавшись, когда умолкнет шарканье отодвигаемых стульев, добавил, обращаясь к худому помощнику:

– Задержись-ка немного, Сережа.

Оставшись в кабинете в одиночестве, помощник перебрался поближе к столу главного опера, ожидая от него очередного конфиденциального поручения по службе или просьбы просто сгонять за коньячком и посидеть вместе с начальником за стаканом. В этом смысле Хромцор был большим либералом, предпочитая выпивать не со старшими по должности, а с теми, кому доверял в работе и в жизни.

– Им пока это знать рано, – начал главный опер, кивая на дверь, – но ты знать должен. На днях в городе видели эту "агентессу", или очень на неё похожую девицу.

Помощник помолчал, понимая, что вопросы о надежности источника в этом случае неуместны. Молчал и Хромцор, деловито разглядывая нечто на телефонном аппарате.

– Мне попробовать взять источник на контроль? – поинтересовался Сергей.

– Не надо, – чуть поморщился главный опер. – Это из студгородка информация. Была там история, сильно скандальная, потому и зацепили на внешность худенькую девицу с короткой стрижкой. Но – при работе учти.

Помощник послушно кивнул, подумав: "А не с возвращением ли Паши-Комода связано и появление "агентессы"? Ой, тут какие дела-то наворачиваются…"

– Ладно, а теперь, давай, организуем понемногу, что б расслабиться…

И Хромцор потянулся к маленькому сейфу стоящему рядом с телефонами, где всегда держал коньяк и легкую закуску.

Возвращенка

В комнате было холодно, в окна с огромными щелями задувал ледяной ветер, тонкие, едва ли не фанерные стены не могли удерживать даже то тепло, которое выделяли живущие здесь люди. Не помогало ничего, кроме хорошей порции коньяка или водки под кусочек жирного, тающего в руках сала. Но ни коньяка, ни водки, ни сала у собеседников не было. Один из них лежал на плоском, сколоченном еще во времена паровых машин топчане в полурасстегнутом спальном мешке, когда-то созданном для нужд полярных экспедиций. В таком мешке можно было без вреда для здоровья спать и при минус тридцати на открытом воздухе, заботясь только о том, что бы никакая часть тела случайно не оказалась открытой. Какими судьбами это чудо попало в заледеневший дом, никто бы не решился даже предполагать. Второй же пришел на время, предпочитая жить в более комфортных условиях, и сидел сейчас рядом с топчаном на таком же древнем стуле, стараясь двигаться как можно меньше, ибо при каждом таком даже самом слабом движении стул начинал подозрительно скрипеть и покачиваться, грозя развалиться прямо под сидящим. Одет гость был по-зимнему, тепло и добротно, потому что добираться сюда ему пришлось пешком. Никакой наземный транспорт не мог одолеть буераки и колдобины этого района города.

Пожалуй, это было одной из причин, по которой хозяин выбрал для своих особо секретных встреч именно это место, где каждый живущий известен, а каждый вновь появляющийся вызывает рефлекторное подозрение и отторжение у местных. Да и быстро подобраться поближе "ликвидаторам" было затруднительно, а от пешей облавы уходить в отрыв – совсем другое дело. И ощущение собственной безопасности стоило определенных бытовых неудобств. Таких, как затянутая легким ледком кружка с водой, стоящая на узком подоконнике. И стоящее у двери пластиковое заиндевевшее ведро, используемое, как отхожее место. В конце концов, зима в городе редко бывает такой холодной, как эта, да и длится не больше трех месяцев в году…

– Слушай-ка, Бродяга, я тут одну девку присмотрел… – сказал гость, похлопывая легонько ладонью о ладонь, как бы проверяя, окончательно замерзли его пальцы или еще что-то чувствуют под перчатками.

– У меня проблем с этим нет, – вяло отозвался Бродяга, переворачиваясь со спины на бок и стараясь поймать взглядом лицо собеседника.

Лицо было ничем не примечательное, таких тринадцать на дюжину, встретишь в следующий раз и равнодушно пройдешь мимо, даже если он и твой сосед по этажу, с которым видишься по два раза на дню.

– А я не для того, – пояснил Невзрачный, – такие проблемы каждый решает сам, а вот для дела нашего она очень может пригодиться…

– Для каких же дел у нас девки-то годятся? – нарочито удивился Бродяга, будто бы оживая от зимней спячки. – На панели идеи социального равенства пропагандировать или крысиный яд "ликвидаторам" в борделях в водку подмешивать?

– А если по компьютерной части?

– Девка? – Бродяга подозрительно прищурился, – фантастика… таких не берут в космонавты.

– Посадить ее на почтовый ящик сначала, а постепенно и на контроль ликвидационных бригад перевести. Помнишь, что там Вовка творил в свое время? – Невзрачный выдохнул густой дымный парок изо рта и переключился с пальцев рук на колени: начал их тщательно ощупывать, оглаживать, всячески усиливая тормозящее на холоде кровообращение. – Ведь всегда знали, кто из них и куда поехал…

– Такое не забудешь, – согласился Бродяга, – только Вовка наш был с самого начала, да и то мы с его характером натерпелись, а тут какая-то Рыжая Соня от компа, да еще неизвестно, как она к нашим относится.

– Ну, про супер-пупер-программупер – это, пожалуй, перебор, – не стал нахваливать протеже собеседник Бродяги. – Но – хорошие отзывы по ее работе имею, толковая девица, перспективная, хоть и молодая…

– У кого отзывы брал?

– Архитектор хвалил, случайно! – подчеркнул Невзрачный. – С ним конкретного разговора не было. Да еще в двух конторках поинтересовался, через своих людишек. Она там хоть и секретарствовала на подхвате, но и по технике себя показала.

– Секретутка… – разочарованно протянул Бродяга, – от них одни беды, стоит только цену повыше предложить – и финита ля…

– Во всем виноваты коммунисты и евреи, – сделав серьезное лицо, отозвался Невзрачный. – Это всем известно.

– Шутник, – проворчал недовольно Бродяга. – А все равно в секретуток, как класс, я не верю. Даже если эта, твоя, будет исключением.

– Её два месяца назад загребли "ликвидаторы", – не обращая внимания на последнее замечание Бродяги, начал рассказывать собеседник. – Вместе с братишкой, он её чуток помоложе, люмпен чистой воды, а она его опекала, да и сейчас, наверное, опекает…

– Опять шутить изволишь? – подозрительно спросил бродяга. – Мы своих-то, кто у "ликвидаторов" даже просто на беседе побывал, на полгода на карантин сажаем, это если товарищ верный, а то ведь и сразу – в колодец.

– Ты думаешь, я всего этого не помню? – прищурился Невзрачный, очень часто лично проводивший процедуру "в колодец". – И она не наш товарищ. Незачем её было на нас вербовать, когда она к нам никого отношения не имеет. Да и не вербовали её. Помнишь, какой кипеж был у ликвидаторов в конце осени? когда со стадиона двое ребят ушли? Так это она с братом была. Вот так-то.

Тогда, крайне заинтересовавшись этим случаем, Невзрачный пристально, чуть ли не под микроскопом, изучал все обстоятельства побега. Полтора месяца потратил, что бы доказать себе самому в первую очередь, что побег не был подстроен для последующей многоходовой операции против подполья. И еще был у Невзрачного собственный интерес, почти личный. Не представлял он до этого случая, как можно уйти из такого охраняемого места живым и относительно невредимым, как это получилось у парочки мальчик-девочка в ту осень. Вот только живыми из них пока обнаружилась только девочка, да и то больше трех месяцев спустя.

– И ты сам не нее вышел? случайно? или кто посоветовал? – чуть оживился Бродяга, понимая, что если Невзрачный продолжает разговор, то дело серьезное, и придется по нему, хочешь-не хочешь, принимать решение.

– Сам-сам, – успокоил его собеседник. – Началось всё с Архитектора, когда он пожаловался, как ценного кадра "ликвидаторы" у него увели. Самое смешно, что и в самом деле – ни за что. Попалась в ненужное время в ненужном месте. Тогда же Архитектор её и как работника похвалил, даже удивительно было про девчонку такое слышать от него. А потом уж я лично раскручивал, тут проколов быть не должно.

– Осторожничаешь, как всегда? – поинтересовался Бродяга. – "Не должно" вместо "не будет"…

– На швейцарские часы дают гарантию потому, что они тоже ломаются, – спокойно ответил Невзрачный.

– Ладно-ладно, чего это ты обижаться вздумал, – своеобразно извинился Бродяга. – И до чего ты её докрутил?

– Докрутил я пока, что очень плохо с ней и братишкой её на стадионе обошлись…

– Там со всеми плохо обходятся, особенно перед ликвидацией или высылкой… что примерно одно и тоже…

– Согласен, вот только девка эта, бедовая, почти два месяца до стадиона жила в одной квартире с тремя мальчиками сразу. Ну, если, конечно, братишку её считать… Что для неё плохого могло быть там? ну, только если вместо трех сразу пятеро… А она после этого "ликвидаторов" ненавидит, хотя и не говорит никому об этом…

– Живет вместе не всегда означает общую постель, – философски вздохнул Бродяга. – Но это простые детали. Если верить нашим же наблюдателям, никто с люмпенами на стадионе не церемонится. Получается, с ней не церемонились с особым цинизмом, но – дали при этом уйти, выращивая будущего мстителя на свои головы?

– Ушла она случайно, – ответил Невзрачный. – Так мог бы любой, но – она оказалась наблюдательнее и сообразительнее многих. Для меня только вопрос, как она выбралась из коллекторных труб. И где.

– Даже у тебя вопрос? – усмехнулся Бродяга.

– Изучение канализационной системы города в мои обязанности не входит, – кивнул собеседник. – Да и там не просто канализация. Там ходов всяких и нор со Средневековья нарыто. Всё это изучать – только время и людей терять.

– А после того, как она объявилась?..

– Тут и изучать нечего, – пожал плечами Невзрачный. – Всё известно. И даже парочку трупов я бы за ней записал…

– Вот даже как? – удивился Бродяга. – Обычный бандитизм или…

– Или, – твердо сказал Невзрачный. – Подробности я пока умолчу.

– Твое право, – пожал плечами Бродяга, понимая, что некоторые подробности в деятельности собеседника ему и в самом деле лучше не знать. – И, значит, ты её к нам в боевики метишь после стажировки?

– Не надо в боевики, – возразил собеседник. – Стрелять-убивать всегда найдется кому, а вот связь держать, сигналы ликвидаторов читать, да и в будущем, может, и организовывать проникновение в общие сети…

– Ну, у тебя, брат, и планы… – засмеялся Бродяга.

– Нормальные планы, если думать о будущем, – пожал плечами Невзрачный.

– Мы все думаем о будущем, и если бы кто-то мог реально влезть в городские сети и взять их под контроль хотя бы на пару часов, можно было бы в мутной воде поймать неплохую золотую рыбку, – согласился Бродяга. – Но… ты уверен?

– Я никогда ни в чем не уверен, – медленно, с расстановкой, произнес собеседник. – Но шанс появился. Попытаться его использовать надо. Тем более, летом мы можем обогатиться таким оборудованием, что "ликвидаторам" придется туго с защитой и своих сетей, и общегородских тоже.

– Если будет оборудование, если девица вытянет взлом, если к осени подготовить сотню нормальных боевиков для городской войны… – Бродяга устало прикрыл глаза. – Слишком много допусков.

– Ничего не делать проще, – согласился Невзрачный. – Сейчас Леший и Квадра как раз обсуждают такой вариант. Консервация всех и вся лет на пять.

– Лет через пять про них, да и про нас тоже, никто в городе уже и не вспомнит, – разочарованно сказал Бродяга. – Значит, будем рисковать? Идти ва-банк осенью?

– Риск небольшой… – пожал плечами Невзрачный. – Пятьдесят на пятьдесят. Или получится, или нет. Но вот девка, на которую сделаем ставку, не простая. Удачливая. В наши делах удача – половина успеха.

– Ты имеешь ввиду, что смогла уйти со стадиона?

– И это тоже. И дальнейшее. Я бы тебе рассказал подробно, вплоть до того, в какое время и каким тоном мне о ней рассказывали, но ты сочтешь это фантастикой, – улыбнулся Невзрачный.