Текст книги "Синее железо"

Автор книги: Юрий Качаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

– Мы пустим вперед на разведку небольшие отряды, шаньюй, – осторожно вмешался советник, – и если перебежчик говорит правду…

– А если он лжет? Поэтому я приказываю тебе: передай китайца в руки Ирнака, моего палача, и пусть он прижжет ему больные пятки каленым железом. Когда пахнет жареным, язык человека начинает бренчать, как оружие у плохого всадника.

– Слушаю и повинуюсь, шаньюй.

– А теперь позови сюда шамана. Я хочу послушать его предсказание.

Вошел верховный шаман, одетый в шкуру горного барса. Подол шкуры, едва прикрывающий тощие ляжки шамана, был увешан колокольцами, и при каждом движении они звенели на разные голоса. Голову шамана покрывала остроконечная берестяная шапка, утыканная иглами дикобраза.

Не сняв шапки, шаман уселся на ковер и поставил перед собой медное блюдо на коротких кривых ногах, изображавших когтистые лапы лесного зверя росомахи. Он посыпал блюдо мелким серым порошком, потом достал из-за пазухи два шарика величиной с орлиное яйцо и положил их сверху.

– Дайте огня, – хрипло сказал шаман.

И Ант опасливо подал ему горящую ветку. От прикосновения ветки по блюду пробежала синяя змейка, и шарики задымились. Дым был желтый, он становился все гуще и гуще, постепенно закрывая лицо шамана причудливым облаком. Пахло чем-то острым и кисловатым. Облако вдруг осветилось изнутри и стало кроваво-красным. Очертания его все время менялись….

– Я вижу много крови, шаньюй, – ясным голосом заговорил шаман, хотя шаньюй, видевший его лицо сбоку, готов был поклясться, что шаман не открывал рта. – Эта кровь наших врагов. Я вижу, как кони твоих храбрецов ступают по их трупам. Я слышу звон наших победных мечей, разбивающих вражескую броню, как гнилую кору! Я чую запах тления и пожаров – самый приятный запах для воина! Слышите вы его?

Шаман взмахнул руками, и на гостей пахнуло трупной вонью, перемешанной с запахом гари.

– Мы пойдём на землю Китая и оставим там только пепел, только горячий, пляшущий пепел, и над ним будут кружить одни стервятники! Реки потекут слезами и кровью, и все живое будет брошено под копыта наших коней! Да будет так!

– Да будет так! – хором повторили каганы, вскакивая со своих мест и бешено потрясая поднятыми кулаками.

Из-за стены шатра донесся вдруг протяжный крик боли и отчаяния. Это расспрашивал перебежчика Карающий меч шаньюя Ирнак.

Крик отрезвил гостей, и многие из них поежились, представляя себя на месте китайца. Один шаньюй не повел бровью. Поднявшись, он сказал шаману:

– Твое предсказание обрадовало меня. Если оно сбудется, ты получишь табун отборных коней. – Шаньюй повернулся к каганам: – Все вы сыты и пьяны. Ступайте спать. Завтра я объявлю вам свою волю.

Глава 5

Под утро вызвездило и пал легкий мороз-утренник. С восходом солнца хуннуский стан был уже на ногах. По степи носились всадники-рабы, пригоняя с пастбищ табуны заводных коней[37]. Воины разбирали лошадей, подбирали сбрую, проверяли исправность луков и точили мечи. Женщины хлопотали у костров и укладывали в переметные сумы запасы пищи: куски жареного и копченого мяса, сыр, бурдюки с кислым кобыльим молоком.

Из шатра вышли шаньюй с сыном, оба в боевых доспехах. Они опустились на колени и вознесли молитву Солнцу. Потом им подали коней, и они медленно поехали через лагерь. Изредка шаньюй подзывал кого-нибудь из воинов и придирчиво осматривал его оружие: остер ли меч и туго ли натянут лук.

Сотники охапками носили каленые стрелы и раздавали их своим всадникам. Караван с этими стрелами прибыл из страны динлинов[38] еще зимой, но по приказу шаньюя их приберегали до весны, до первого набега. На охоте же годились и костяные.

Шаньюй остановил коня в таборе латной конницы. Крепкие, на подбор, воины были одеты в панцири из роговых и железных пластин, которые тускло отсвечивали на солнце. Под стать всадникам были и кони – крепконогие, грудастые, даваньские жеребцы[39], все одной огненно-рыжей масти. Они славились быстрым бегом и сказочной выносливостью.

Шаньюй повернулся к сыну и сказал, кивнув на латников:

– Эти удальцы пойдут передовыми, и поведешь их ты, Тилан. Я хочу посмотреть, крепка ли твоя рука, рука будущего полководца и шаньюя.

– Да будут твои годы бесчисленны, как звезды на небе, отец! – воскликнул наследник, и лицо его засветилось радостью. – Я первым ворвусь в город, и ты увидишь, что я недаром провел четыре года в схватках с восточными соседями!

– Китайское войско – не те простодушные дикари, с которыми ты привык иметь дело, – проворчал шаньюй. – Поэтому будь осторожен.

Сотни постепенно выстраивались на неоглядной волнистой равнине. Изредка из их рядов нетерпеливый конь выносил всадника вперед, и звонкий лед в логах разбегался под копытами белыми звездами.

Шаньюй передал каганам приказ: «Буду рубить голову всякому, кто отстанет или уйдет в сторону от своей сотни». А чтобы приказ не казался пустой угрозой, в хвосте войска был поставлен отряд горцев-кимаков[40], одетых в рысьи шкуры.

…И стотысячное войско двинулось навстречу солнцу, туда, куда улетела свистящая стрела шаньюя.

Вслед за ним тронулись обозы с питьевой водой, пищей, оружием и штурмовыми лестницами. Повозки на деревянных без спиц колесах уныло заколыхались на гребнях холмов. Огромные, выше человеческого роста, колеса скрипели так, что можно было оглохнуть.

На передних волах и верблюдах, тянувших повозки, сидели оборванные мальчишки-погонщики, весело скаля острые зубы и перекликаясь друг с другом. Женщин в этом походе не было, потому что шаньюй думал сначала вернуться к старому кочевью, а уж оттуда перебираться на нетронутые пастбища. Сделать так ему посоветовал осторожный Ильменгир. Это был первый набег, и кончиться он мог по-разному. Нужно было сперва прощупать силы и намерения императора и только тогда нанести ему сокрушительный удар. Даже при неудачном исходе набега у шаньюя оставались под рукой двести тысяч свежего войска, а женщины и дети находились в безопасности.

Рядом с шаньюем ехали Ильменгир, Ант и китаец Нйе И. Под пыткой перебежчик повторил то же самое, что говорил в шатре на совете каганов. Это успокоило шаньюя, и сейчас он вприщур поглядывал вокруг, каждым нервом ощущая приближение грозной битвы.

Отряды шли спорой рысью, и обозы вскоре отстали, растворились среди лиловых холмов. Над войском в слепяще чистом небе кружили орлы-могильники. Они тоже летели на юго-восток, куда их вело загадочное чутье поживы.

* * *

Далеко у окоема проносились беззвучные стада сайгаков и диких лошадей. Всплывали и таяли зыбкие миражи, сотканные из воздушных розовых башен и синих озер.

Ант смотрел на них и думал о родине. В отрогах Белых гор тоже много озер, до краев, налитых снеговой студеной водой. Они настолько прозрачны, что на дне видны каждый камешек и каждая рыба. А вокруг озер растут древние кедры, отчего прибрежные воды отливают зеленой чешуей и кажутся настоянными на хвойных лапах…

Сколько звездных ночей провели отец и Ант на этих берегах, вслушиваясь в широкое и мерное дыхание тайги, ловя щемящие сердце крики пролетных лебедей и светлый перезвон горного ручья! Там Бельгутай смастерил сыну его первый лук из рогов молодого козла, там Ант добыл своего первого соболя, там он учился владеть мечом, без промаха бить острогой рыбу, объезжать коней, спать на голых камнях и дерзко смотреть в безгубое лицо смерти…[41]

Ант думал о матери и сестре. По приказу отца он проводил их в Медвежью чернь и оставил в охотничьей избушке, где они должны были переждать набег хунну. Сейчас они, наверное, уже вернулись на пепелище крепости и не нашли там ни одной живой души. Всех, кого обошла смерть в бою, хунну принесли в жертву своим убитым воинам или угнали сюда, в эти проклятые степи.

Среди уцелевших защитников городка был и Ант. Узнав, что он сын знаменитого военачальника, Ильменгир велел не трогать мальчика. Только много лун спустя Ант узнал, почему советник подарил ему жизнь.

– Динлины – храбрый и мужественный народ, заговорил однажды Ильменгир, – но их слишком мало, чтобы противостоять хуннускому войску. Наш шаньюй, да будет благословенно его имя, не хочет лишней крови. Он хочет, чтобы динлины были союзниками хунну во всех военных походах. Ты сын благородного и смелого старейшины. Когда ты станешь мужчиной, ты займешь место отца. А потом шаньюй поставит тебя каганом над всей землей динлинов – от Черных гор до Северного моря. Твое племя никогда не признает вождем хунну. Но оно охотно пойдет за человеком, который знает язык и обычаи страны и в жилах которого течет кровь славного полководца. Ты понял меня?

Да, Ант понял: из него хотят сделать покорного слугу хунну, чтобы за ним, как овечья отара за козлом, слепо пошел весь народ, а дорогу ему будут показывать сторожевые собаки шаньюя. Нет, многоумный советник, этого вы не дождетесь!

Но вслух Ант сказал, склоняясь в низком поклоне:

– Я всегда буду рад вернуться на родину, мудрый гудухэу. Даже простым воином шаньюя, да хранят его могучие духи!

Ильменгир остался тогда доволен ответом и даже стал обучать мальчика грамоте, которой владели лишь немногие члены шаньюева рода. Если бы советник знал, о чем думает его ученик, выписывая камышовым пером замысловатые знаки, он вырвал бы половину своей сивой бороды.

Ант искоса посмотрел на Ильменгира, ехавшего рядом с шаньюем. Лицо советника было озабоченным и хмурым. Он глядел на север, где постепенно росла и ширилась дымно– красная полоса.

Ильменгир тронул за рукав шаньюя:

– Из-за гор идет гроза.

Шаньюй взглянул в ту сторону, куда показывал гудухэу, и засмеялся:

– Так что же? Она всегда приносит удачу в задуманном походе.

– И все же надо отдать приказ, чтобы отряды держались поближе друг к другу, – настойчиво сказал Ильменгир.

– Хорошо.

Скоро с севера примчался первый гонец надвигавшейся бури – душный и влажный ветер. Он гнал перед собой целые табуны прошлогоднего перекати-поле; в воздухе стоял тонкий посвист песка, тревожно ржали кони, и всадники выхватывали из саадаков луки, чтобы приветствовать повелителя небесных возмущений и могучего духа войны Суулдэ.

И едва над степью в блеске кривых, словно сучья саксаула, молний раскатился первый железный гром, в черное небо взлетели десятки тысяч стрел.

Хунну, как и их владыка, любили грозу.

* * *

В шатер императора вошел князь Ли Гуан-ли и с ним сурового вида воин в железных латах. Оба почтительно приветствовали императора, затем Ли Гуан-ли сказал:

– Великий и непобедимый! Я взял на себя смелость представить тебе храброго офицера и моего дальнего родственника Ли Лина…

– А также моего старого друга и лучшего в армии стрелка из лука, – с улыбкой вставил Сыма Цянь.

– Ли Лин поклонился и с упреком взглянул на историка.

– Подождите, – сказал император. – Я уже не раз слышал это имя.

– Разумеется, ослепительный. Ведь дед Ли Лина был главным полководцем у твоего деда, да будут его дела бессмертны! – Помолчав, князь решительно продолжал: – Ли Лин предлагает смелый план противодействия шаньюю. Тебе ведомо, о светоч мира, что наше войско надежно укрыто в тутовых лесах и хунну ничего не узнают о засаде. Когда им откроют крепостные ворота, и они начнут грабить город, мы ударим им в тыл. Но может случиться так, что в город войдет только половина шаньюева войска. Другая половина, видя поражение передовых отрядов и нашу силу, несомненно, повернет обратно и бросится наутек. Вот тут-то и сработает замысел Ли Лина.

Полководец сделал знак Ли Лину, и тот почтительно, но с достоинством заговорил:

– К крепости Маи, ваше величество, ведет одна-единственная дорога: вдоль берега реки Люань. С правой стороны к реке подступают горы Сеньги. Они делают дорогу настолько узкой, что по ней едва могут проехать два всадника и вряд ли пройдет большая повозка. Прежде чем выбраться на равнину и там скрытно собрать отряды в ударную силу, войско шаньюя растянется на несколько сот ли. При этом все запасы провианта шаньюй будет вынужден оставить позади…

– Понимаем, – сказал император, с интересом вглядываясь в обветренное лицо офицера. – Ты хочешь отрезать путь к отступлению, когда шаньюй побежит назад в свои степи?

– Не совсем так, ваше величество. Вначале я отобью у него обозы, а потом перекрою обратный путь, и мы запрем хунну в таких местах, где им нечем будет поживиться. Не пройдет и десяти дней, как голова шаньюя будет лежать под вашими знаменами.

– Задумано неплохо, – важно заметил император. – А сколько солдат нужно для его выполнения?

– Дайте мне половину ван-ки,[42] и я смогу поручиться за успех.

– Пять тысяч всадников?

Князь отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Ли Лин же невозмутимо ответил:

– Нет, ваше величество. Конница горами не пройдет. Если позволите, я возьму свой отряд, состоящий из воинов «ста золотых»[43]. Они уже давно служат со мной на границе и умеют ходить по горным тропам.

– Разрешаем и желаем удачи. – Император поднялся, давая понять, что разговор окончен.

Ли Лин поклонился и вышел вместе с князем.

Вслед за ними покинул шатер и Сыма Цянь. Он хотел поговорить с Ли Л ином, в отряде которого служил его сын Гай. Гаю не было еще и двадцати, но он уже попал в число воинов «ста золотых», отличившись в пограничных схватках с племенами дунху, Сыма Цянь всегда мечтал, что сын пойдет по стопам отца и Деда, то есть станет ученым летописцем. Но он стал солдатом и вел жизнь, полную опасностей. Впрочем, Сыма Цянь в дни молодости тоже охотнее брал в руки меч, чем кисточку, и сменил лук на банку с тушью, когда уже совсем побелела голова…

Ли Лин сидел в палатке, склонившись над рисунком Сеньгинского нагорья. На звук шагов он поднял голову.

– Когда выступает твой отряд? – спросил историк, присаживаясь рядом.

– Сегодня ночью. До рассвета мы успеем проделать четверть пути. – Ли Лин помолчал и вдруг добавил: – А ведь император просто глуп.

– Послушай, Ли, ты не боишься потерять голову, говоря такие слова об императоре?

– А ты? Я ведь знаю, что пишешь о нем ты в своей «Истории». -Ли Лии рассмеялся, но смех его прозвучал невесело. – Понимаешь, мне все чаще приходит в голову бросить службу, но как я тогда прокормлю мать? Ведь и не знаю никакого ремесла, кроме солдатского. И в то же время я не могу и не умею заискивать перед кем бы то ни было.

– Я понимаю тебя, – историк положил руку на плечо друга. – К сожалению, мы ничего не можем изменить. Остается одно – ждать.

– Ждать? Чего? Смерти императора? Но он еще не стар.

Я думаю, Ли, император потерпит поражение в войне с шаньюем. Наши военачальники утратили воинский дух. Они привыкли руководить боем из шелковых шатров, а хунну…, впрочем, ты знаешь их лучше меня. И вот когда война будет проиграна…

– Но я не хочу этого! – Ли Лин вскочил на ноги и принялся расхаживать по палатке.

– И я не хочу, Ли, – грустно сказал Сыма Цянь. – Но у истории свои законы. И часто они не зависят от воли людей. Когда прежде в Поднебесной возникали затруднения, герои поднимались по первому зову, служилые люди собирались, как облака в ненастье, теснились во множестве, как чешуя на рыбе, вздымались, как дым при сильном ветре. В те времена все думали только о победе над врагом. Ныне же наши полководцы, да и сам император, думают лишь о собственной славе и подсиживают друг друга. Недавно Сын Неба показывал мне донос на князя Ли Гуан-ли и спрашивал моего совета. По-видимому, это дело рук Чэня. Обвинения настолько нелепы, что я только пожал плечами и рассмеялся, хотя мне хотелось заплакать. Чего можно ждать от такой армии? А народ? Ведь народ истощен и озлоблен до предела. Вот и выходит, что положение непоправимое и опереться не на что. Хорошенько поразмысли над этим, Ли, и не особенно рискуй в бою своей головой. Она еще может пригодиться нашей несчастной родине…

Сыма Цянь поднялся и уже на пороге сказал:

– У меня к тебе личная просьба. Она касается Гая. Ты знаешь, что мальчик горяч и храбр до безрассудства. Присмотри за ним.

– Хорошо. Я обещаю.

Попрощавшись, историк вышел, а Ли Лин снова погрузился в свои мысли о предстоящем походе.

Глава 6

Передовая сотня латников под началом Ой-Барса вырвалась наконец из Люаньского ущелья, оставив войско шаньюя далеко позади. Трое суток латники пробирались узкой горной дорогой. Кони, чуя опасность, тесно прижимались к скалам и косились на реку, которая глубоко внизу с веселой яростью ворочала валуны. Река была мелководная, но бешеная, как необъезженный скакун.

И кони, и всадники устали от этой дороги. Поэтому сотня облегченно вздохнула, когда перед ней раскрылась зеленая равнина, поросшая островами лесного ореха.

Здесь начиналась граница Срединной империи, и совсем неподалеку хунну увидели первую дозорную вышку. На вышке никого не было.

Спешившись среди густых ореховых зарослей, отряд разведчиков затаился. Сотник Ой-Барс сел на землю и ожесточенно поскреб свою пегую бороду. Он был явно озадачен. Да и никто не ожидал, что сторожевая вышка окажется пустой.

Перед выходом из ущелья Ой-Барс отобрал несколько воинов, которые должны были бы без лишнего шума прикончить дозорных, чтобы те не успели подать сигнал о приближающейся опасности. И вот вышка покинута.

Опыт подсказывал Ой-Барсу, что такое пренебрежение воинским долгом вовсе не в обычае китайцев. Значит, что-то случилось и нужно быть вдвойне осторожным.

Поразмыслив, сотник назвал имена десятка латников, в число которых попал и Артай.

– Поезжайте вперед и как следует осмотрите долину Мне подозрительна беспечность дозорных.

И всадники отправились в путь. Скоро они выбрались на наезженную дорогу. По обеим ее сторонам зеленели всходы гаоляна[44], и по ним беспрепятственно бродил скот. Это еще больше удивило и насторожило хунну. Что заставило пастухов бросить посевы на потраву спадам? И почему вдруг так безлюдно? Ответ напрашивался сам собой: крестьяне знали о приближении шаньюева войска и бежали в глубь страны. Знали об этом и дозорные. Не желая рисковать жизнью, они покинули сторожевую вышку и поспешили укрыться в крепости.

«Стало быть, нас ждет засада, – думал Артай. – Но откуда китайцы проведали о набеге?.. Если в нашем стане был лазутчик, он все равно не мог опередить нас. Сеньгинская дорога одна, и мимо нашей сотни не мог проскочить незамеченным даже заяц».

Мысли Артая были прерваны радостным возгласом:

– Глядите – всадник!

Китаец выехал из ближайшего леска и, услышав крик, остановился, словно пораженный громом: всего в одном полете стрелы он увидел хунну. Под ними были рослые огненно-рыжие кони, от которых ему не уйти.

Всадник это понял сразу, и все же он повернул коня и во весь опор помчался в сторону крепости. Разведчики тоже пустили лошадей в галоп, на скаку разматывая арканы и выстраиваясь в полукольцо.

Преследование длилось недолго. Кто-то пустил вслед беглецу охотничью стрелу[45], и всадник, выпустив поводья, грохнулся оземь. Стрела угодила ему в затылок.

Подъехав к китайцу, хунну слезли с коней и пинками попытались поднять пленного. Но тот не шевелился.

– Неужели подох? – вслух удивился волосатый и кривоногий детина по прозвищу Росомаха. – А ну-ка, я пощекочу его мечом!

– Погоди, – остановил его Артай и, отвязав от седла бурдюк с кумысом, поднес его к губам китайца.

Тонкая струйка полилась в полуоткрытый рот пленника. Через минуту он застонал и открыл глаза, но тут же в ужасе зажмурился, увидев над собой бородатую рожу демона[46].

– Эй ты, вставай, – со смехом сказал Росомаха, знавший китайский язык.

Пленник поднялся, но тут же упал на колени и что-то забормотал, прижимая руки к сердцу.

– Что он говорит? – спросил Артай.

Просит не убивать его. Говорит, все расскажет. Он ехал из Шо-фана с донесением к императору.

– Спроси его, где сейчас войско императора.

Росомаха спросил и тут же перевел ответ:

– Триста тысяч солдат спрятаны в лесах около Май. Они ждут, когда мы вступим в город, и тогда нападут с тыла.

Хунну, выслушав ответ, озабоченно нахмурились: их худшие опасения подтвердились.

– Немедленно едем назад. И пусть Ой-Барс отправит к шаньюю гонца вместе с пленным. Там его допросят построже, – Артай легко, как куклу, перекинул китайца поперек коня и вскочил в седло…

А через полчаса он уже скакал навстречу шаньюеву войску. К его седлу был прикреплен повод другой лошади, на которой трясся китаец со связанными руками. Ноги пленника тоже были стянуты сыромятным ремнем под животом коня.

Артай торопился, поэтому позволял себе только небольшие передышки, чтобы покормить и напоить лошадей. На привалах он развязывал китайца, и тот падал на землю, как подстреленный, совсем не прикасаясь к еде.

«Бедняга, – думал о нем Артай. – Когда-то я вот так же не мог даже есть. И зачем ты только нам попался?..»

На исходе вторых суток Артай встретил головной отряд. В отряде был и шаньюй.

– Кто это с тобой? – спросил он, когда динлин подъехал

к нему.

Артай коротко рассказал обо всем, и шаньюй изо всех сил хватил себя кулаком по железному шлему:

– Проклятый перебежчик! Он все-таки провел нас. Но клянусь Небом, он горько пожалеет, что появился на свет!

– Еще не все потеряно, великий хан, – осторожно заметил Артай. – У тебя есть время подумать и перехитрить китайцев. Но прежде нужно подробнее допросить пленного. Он мог и соврать.

– Ты прав. Скачи сейчас к Ильменгиру. Это он заставил меня поверить юйши, ему и разбираться. Пусть сведет китайцев лицом к лицу. Тогда мы узнаем, кто из них лжет…

Войско остановилось, Артай, е трудом разъезжаясь со встречными всадниками, добрался наконец до главного гудухэу. Ильменгир сидел на коне, с ног до головы закутанный в лисьи одеяла: каждую весну к нему возвращалась непонятная 6олезнь, свирепо выкручивающая суставы и кидающая больного то в жар, то в озноб. Позади советника Артай увидел своего названого брата и ласково ему улыбнулся.

Выслушав Артая, Ильменгир по-китайски заговорил с пленным. С каждым ответом китайца лицо советника все больше мрачнело и на лбу проступали крупные зерна пота. Потом по его приказу привели Нйе И. Увидев на коне человека в одежде китайского офицера, перебежчик смутился.

– Ну, что скажешь ты теперь, подлый предатель? – тихо спросил его Ильменгир. – Ты вел нас в западню, но угодил в нее сам, пожиратель саранчи, облезлая лиса в человеческом облике!

Китаец все ниже опускал голову. Наконец он сказал;

– Я только исполнил долг солдата, великий гудухэу.

– Долг солдата – храбро сражаться и, если нужно, умереть в честном бою. Ты тоже умрешь, но только не смертью воина. Сначала тебя обдерут, как вонючего хорька, а потом без шкуры сварят на медленном огне. Увести и не спускать с него глаз! Когда мы выберемся на равнину, я сам прослежу за казнью.

Нйе И увели.

– А что делать с пленным, гудухэу? – Артай кивнул на китайца. – Он просил подарить ему жизнь.

– Что ты умеешь делать? – спросил пленного Ильменгир и услышал в ответ, что тот хорошо знает налоговые книги и мог бы быть полезен шаньюю при сборе дани с подвластных племен[47].

– Грамотные люди нам нужны, – подумав, сказал Ильменгир. – И, если ты будешь преданно служить шаньюю, он не оставит тебя без своей милости. А пока поступишь под начало главного писца.

Ильменгир велел Артаю проводить пленного и тронул коня. Советнику предстояло нелегкое испытание: встреча с разгневанным владыкой.

«Если сейчас в твоей старой голове не появится какая-нибудь хитрая выдумка», – сказал сам себе Ильменгир, – то она, голова, может показаться шаньюю лишней, и он срубит ее, как гнилую тыкву. Думай, думай, седой барсук, шевели мозгами!..»

Когда советник догнал личный конвой шаньюя, он уже знал, что нужно делать. При удачном исполнении его замысел сулил войску хунну славу, а императорской армии неслыханный разгром.