Текст книги "Синее железо"

Автор книги: Юрий Качаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

Глава 15

Стянув отряды к самым предгорьям, Ант Бельгутай ждал появления врагов. Гонцы донесли, что бои идут уже на ближних перевалах. Динлинские заслоны стояли насмерть, выполняя свое единственное назначение – задержать врага и выиграть время. Каждый час щедро оплачивался кровью, но за этот час тысячи детей и женщин успевали собрать стада и скарб и сняться с насиженных мест. Они уходили в леса, оставляя лишь пустые жилища, где хунну не могли поживиться даже горстью пшеницы.

К новым поселениям беженцев вели старики охотники из рода асо. Каждой деревне и стойбищу были подысканы угодья, богатые зверем и птицей, с обширными кедровниками, где люди сумеют прокормиться в случае войны.

Горловина ущелья, сквозь которое пробивались сейчас хунну, постепенно расширялась и переходила в многочисленные долины и распадки, окольцованные плешивыми сопками. Здесь и разместил Ант Бельгутай свои отряды, и каждый из них твердо знал, что он должен делать. Чтобы навязать врагам свою волю и заставить их сражаться врукопашную, асо поступил так, как веками поступал его народ, укрощая бешеные весенние потоки: он загородил главное русло, но оставил обходные пути. Для этого все равнинные места, где конница шаньюя могла бы развернуться в крылатую подвижную лаву, были усеяны острыми кольями. Врытые в землю на несколько локтей, колья прятались под толстым войлоком из прошлогодней полегшей травы, и заметить их издали не сумел бы даже наметанный глаз. Налетев на нежданную преграду, мощная река конницы неминуемо разобьется на отдельные рукава и ручьи. Этого и добивался Ант Бельгутай, когда заставил свое войско копаться в земле, подобно медведям, разыскивавшим сладкие коренья и луковицы.

* * *

Хунну вышли из ущелья, измотанные месячным переходом через пустынные Гоби, остервенелые от бесконечных стычек с заслонами динлинов. Они еще не были обескровлены, они просто устали до последнего предела – устали все время быть начеку, устали разбирать завалы и наводить мосты, устали питаться впроголодь и спать в седле.

Вот почему они обрадовались и приободрились, увидев перед собой спуск с перевала. Перевал был последним, и за ним открывались долины, уже зеленевшие на гарях молодой травой. Правда, там кое-где маячили динлинские всадники, но врагов это не смущало. Разве найдется сейчас такая сила, которая сможет остановить стремительный разбег конной орды?

И шаньюй отдал приказ. Сторожевые сотни начали спуск. Лошади скользили, садились на задние ноги, оставляя длинные борозды в непросохшей земле. Скатившись на равнину, сотни пошли спорой рысью. Потом шаньюй увидел, как наперехват им выехал большой отряд динлинов и остановился, словно в нерешительности. Это подзадорило хунну. Теперь, когда неприятель был на виду, опасаться стало нечего. Сотни привычно разворачивались в лаву, готовя на скаку арканы и луки. Коноводы седлали и сводили вниз сменных лошадей.

Глухо рокотали барабаны, убыстряя биение сердец и горяча кровь.

Войско растекалось по равнине, расправляло крылья, чтобы смерчем пролететь вдоль вражеских рядов. Но слева, из редкого ельника, выехал еще один отряд динлинов, несколько больше первого. Между ними лежал разрыв в два полета стрелы, и, судя по всему, они не собирались смыкаться в единый строй. Это озадачило хунну, но ненадолго. Не сбавляя рыси, лава переломила свои широкие крылья острым углом вперед и пошла на сближение.

Зоркий глаз шаньюя различал движение каждой отдельной сотни. Они действовали слаженно, не мешая друг другу, словно конечности сороконожки. В воздухе кое-где уже взвились первые облачка стрел – предвестники закипавшей битвы. Но почему отряды динлинов кружат на месте, а не рвутся навстречу врагу, как это было всегда?

Шаньюй нетерпеливо толкнул коня коленом и двинулся вниз. Мимо него, теснясь и набирая скорость, катились новые сотни.

Сражение вспыхнуло и стало разгораться очагами, которые все время перемещались. То и дело клинья динлинской конницы врубались в боевые порядки хунну и сразу отходили, отчего строй постоянно ломался, как зимник во время ледохода.

Разрыв между клиньями лавы становился все заметнее. Динлины продолжали отступать, укрываясь в распадки. Хуннуское войско втягивалось за ними двумя рукавами.

Шаньюя это не особенно тревожило: он хорошо помнил, что обе теснины выходят на широкое овальное плоскогорье. Там сотни снова сольются и нанесут динлинам последний сокрушительный удар.

– А рыжебородые стали трусливы, – вслух отметил шаньюй, обращаясь к Ильменгиру. – Раньше они никогда не отступали.

Ильменгир ответил не сразу. Озабоченно пожевав сухими губами, он сказал наконец:

– Дело не в трусости, шаньюй. Мне кажется, они кое-чему научились. Горький опыт – хороший наставник.

– Скоро вечер. – Шаньюй поглядел на небо. – Распорядись, чтобы к ночи поставили шатер. Я очень устал…

Верховный вождь еще не знал, что в эту ночь он совсем не сомкнет глаз и что военная удача уже изменила ему.

Когда оба потока конницы вырвались на плоскогорье, им противостали лишь разрозненные мелкие отряды динлинов. Дрались они неистово и отчаянно, но это было отчаяние обреченных. Выдержать натиск развернутой лавы не сумел бы и сам Суулдэ.

И динлины, закинув за спину щиты, повернули коней. Они бежали, отстреливаясь на скаку, и, наверное, благодарили судьбу за то, что под ними откормленные, свежие кони.

С радостным завыванием конница ринулась в погоню, разливаясь по плоскогорью, как сломавшее запруду озеро. О новую преграду первым грянулось левое крыло лавы. И пошли на полном скаку спотыкаться кони, и полетели через их головы выброшенные из седла всадники. Задние сотни, не сумевшие сразу осадить лошадей, тоже становились добычей кольев. Победный рев орды сменился криками ярости и боли. На минуту эти крики перекрыли железное лязганье битвы, когда и правое крыло угодило в западню.

Едва оправившись от неожиданного удара, хунну бросились на поиски прохода. Они рыскали по плоскогорью, словно охотничьи псы, потерявшие след.

Скоро проходы были найдены и отмечены вехами – кольями с цветными флажками. И по этим извилистым руслам снова хлынули сотни, разум которых уже помутила злоба и жажда мести. Даже если бы каганы захотели сейчас прекратить сражение, они не смогли бы удержать свои остервенелые тысячи.

Со стороны битва все больше становилась похожей на излюбленную забаву динлинов – единоборство с медведем, когда тому бросают в лапы шар, усаженный железными шипами. Пытаясь растерзать колючего врага, зверь только глубже ранит лапы, сатанеет и слепнет от ярости. Он уже не видит настоящей опасности и не боится смерти. А смерть вот она – зажата в ладони охотника – кривой отточенный нож.

Не успели хунну выйти из проходов, как на них со всех сторон вновь обрушилась конница динлинов. Ее подвижные косяки врубались в гущу степняков, как топоры врубаются в податливый осиновый, ствол, расчленяя его на куски. Легкая броня и кожаные панцири не выдерживали сабельного удара и крошились подобно гнилой коре.

Минуя груды иссеченных тел, хунну продолжали наступать. Кони по бабки топтались в грязи, замешанной на крови.

Медлительной зловещей птицей спускалась на плоскогорье ночь, но и она была не в силах остановить битву. Когда совсем стемнело и стало трудно различать врага в лицо, на трех ближних сопках загорелся лес, подожженный динлинами. И бой продолжался при свете исполинских невиданных факелов.

* * *

Утром шаньюй объезжал помертвелое поле, на котором еще недавно гремела ночная сеча. С низкого неба лил дождь. Его светлые прутья хлестали шаньюя по лицу, изрезанному жесткими морщинами. Конь, фыркая и подрагивая шкурой, осторожно ступал среди трупов. Справа и слева повсюду чернели обугленные колья – с рассветом пожар перекинулся было на плоскогорье, но его погасил начавшийся ливень. Местами травяной покров выгорел дотла, и там вместо прошлогодних дудок и стеблей раскачивались теперь на ветру тонкие пернатые стрелы.

Шаньюй оглянулся.

Позади него на некотором отдалении ехали Ильменгир, Ли Лин, Этрук и с десяток племенных вождей. Остальные каганы сложили свои головы на поле брани.

– Баюргун, Карагай, Урмадул, Тюе-Табан, Тогра, Иргуй, Забар-хан, – шептал шаньюй, снова и снова перебирая имена павших каганов. Вместе с ними полегли и их верные сотни.

«Хорошо, что я не взял в этот страшный поход Тилана, – подумал шаньюй о сыне. – Он не уцелел бы во вчерашнем побоище. О Суулдэ, за что ты отвернулся от меня?»

Конь под шаньюем вдруг всхрапнул и шарахнулся в сторону. Шаньюй повернул голову и увидел окровавленного воина, который пытался приподняться с земли. Это был динлин. Вокруг него громоздилось столько мертвых врагов, словно их снесли сюда на погребальный костер.

В облике воина было что-то знакомое – особенно волосы, похожие на бело-золотистую овечью шерсть. Вглядевшись, шаньюй узнал оружейника, которому он однажды, в День жертвы погибшим, подарил жизнь.

«Я буду твоим верным воином и пойду за тобой в любую страну, только… не в землю динлинов. Тогда я стану твоим врагом», – всплыли в памяти шаньюя слова этого человека.

Шаньюй слез с коня и подошел к раненому. Спешилась и подъехавшая свита.

– Пить… дайте, – по-тюркски сказал динлин, облизав спекшиеся губы.

– Хлебай свою кровь, собака! – вскричал Этрук, тоже узнавший раненого. – Это Артай, правая рука их вождя!

И Этрук выхватил меч.

Шаньюй движением руки остановил соплеменника:

– Напоите его.

Кто-то из каганов отвязал от седла бурдюк с сухим молоком, разбавленным водой, и поднес к губам раненого.

Прояснившийся взгляд воина скользнул по лицам хунну и встретился с глазами Ли Лина.

– Подойди поближе, князь. Мне нужно сказать тебе… Ты ведь понимаешь нашу речь?..

Ли Лин кивнул. Грудь Артая вздымалась неровно, и слова вырывались с хрипом и свистом, словно воздух из порванного кузнечного меха:

– Если доведется увидеть асо… скажи ему, что я исполнил долг и умер без сожаления. После победы пусть навестит меня. Альмагуль, жене моей, передай: ее имя будет мне светильником там… в стране теней.

Этрук, нагнувшись к уху шаньюя, негромко переводил слова умирающего. Лицо владыки потемнело, и на лбу, как витая плеть, вздулась гневная жила.

– Почему ты так уверен в победе? – спросил он.

Артай шевельнул правой рукой и сказал со слабой улыбкой:

– Вот мой меч, шаньюй. Воткни его в землю и переломи.

Шаньюй поднял клинок и, зажав рукоять в обеих ладонях,

с размаху вогнал в землю до половины. Обутая в мягкий козловый сапог нога наступила на рукоять меча. Клинок, уступая силе, выгнулся дугой и… не сломался. Он выпрямился с певучим жужжанием, едва шаньюй убрал ногу.

– Кок-тимур, синее железо, – пробормотал шаньюй и повернулся к Артаю. – Я понял твою загадку, динлин.

Но ответа не последовало. Артай лежал с запрокинутой годовой, и глаза не мигая смотрели в угрюмое небо. Дождь смыл с его лица следы крови и копоти, и из бороды поблескивала полоска зубов. Он и мертвый продолжал улыбаться.

– Накройте батура кошмой, – сказал шаньюй, поднимаясь в седло. – Когда утихнет дождь, мы похороним его вместе с нашими воинами…

Каганы изумленно переглянулись: никому из врагов шаньюй не оказывал еще такой чести.

Поле боя осталось тогда за шаньюем. Но эта победа походила скорее на поражение. Не в силах сломить сопротивление свободолюбивых динлинов, хунну ушли в свои степи, снова оставив наместником Ли Лина. Он был дипломат и умел ладить с народом.

В 74 году до нашей эры Ки-дуюй Ли Лин умер. А семь лет спустя динлины в союзе с усунями предприняли первый сокрушительный набег на хуннуские улусы. В нем принимал участие и сын Ли Лина.

Свои походы против хунну динлины продолжали и позднее. Так, начиная с 63 года до нашей эры, они три раза подряд опустошали их земли.

Под их ударами великое государство хунну с 55 года до нашей эры распалось на две Орды – Западную и Северную. А после этого, по свидетельству академика А. Н. Бернштама, китайцам было довольно легко разгромить кочевников. Могучий и опасный некогда сосед надолго угодил под власть Небесной империи.

Так закончили динлины, далекие и славные предки хакасов, вековую борьбу со своими поработителями.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] В оперение свистящей стрелы, иначе свистунки, вставлялся просверленный костяной шарик. В полете такая стрела издавала сильный свист.

[2] Небесная, или Срединная, империя – Китай.

[3] Гудухэу – сановник, выдвинувшийся из низов; обычно советник шаньюя.

[4] Кан – дымоходная труба, часть отопительной системы.

[5] Перед тем как войти, посланник должен был в знак унижения оставить за дверью бунчук и разрисовать себе лицо тушью.

[6] Хунну поклонялись Солнцу ш Луне. Культ космоса был заимствован у европеоидных народов Южной Сибири.

[7] Китай платил хунну замаскированную дань в виде подарков.

[8] Дуюй – член шаньюего рода, четвертый класс в хуннуской военной иерархии.

[9] Северное море – Байкал.

[10] Страна Давань – Ферганская долина.

[11] Кипчаки – племя, обитавшее в те времена в степях Алтая. Позднее на Руси кипчаки были известны как половцы.

[12] Незначительные преступления карались у хунну именно так: провинившемуся делали на лице неглубокие крестообразные надрезы.

[13] Белогорье, или Белые горы, – Саяны, верховья реки Енисея

[14] Такыр ровный глинистый солончак.

[15] У хунну не было обычая торговать рабами. Их, как правило, использовали в хозяйстве на тяжелых работах, а лишних убивали.

[16] Улус владение, область.

[17] Саадак – дословно «сапог». Позднее это слово стало обозначать футляр для лука и стрел, очевидно, потому, что стрелы, которые не помещались в колчане, хунну затыкали за голенища сапог.

[18] Ордо, орда. – Первоначально слово означало местопребывание великого хана, затем перешло на все войско

[19] Синим железом хунну называли сталь.

[20] Карающий меч – главный палач.

[21] Май – крепость и богатый торговый город на северной границе Китая.

[22] Ли – мера длины, около полукилометра.

[23] Пятишерстный – иначе пегий.

[24] Юйши – младший командир в китайской армии.

[25] Азы – европеоидное саянское племя, соседи динлинов.

[26] Такой обряд побратимства был широко распространен среди многих народов Южной Сибири.

[27] Каган – родовой старейшина.

[28] Джуки-князь – первый класс хуннуской аристократий (джуки мудрый).

[29] Лули-князья, дуюи и данху – второй, третий, четвертый классы хуннуской аристократии

[30] Каждый из двадцати четырех каганов держал собственное войско. В случае войны оно становилось под знамена шаньюя.

[31] Подавшему дурной совет по хуннускому обычаю могли отрубить голову.

[32] Тоба – предки современных эвенков, обитавшие по среднему течению Енисея.

[33] Кулан, или джеггетай (длинноухий) – дикий осел.

[34] Сладкий лед – сахар, который тогда был редким лакомством.

[35] Знак величайшей милости. Хунну не знали поцелуя.

[36] Китайские солдаты нередко перебегали к хунну, где жизнь рядового воина была намного легче и складывалась в основном из боевых учений, набегов и отдыха во время весеннего и осеннего приволья.

[37] Каждый хунну отправлялся в поход, имея запасную, или заводную, лошадь.

[38] Стрелы, изготовленные динлинскими оружейниками, ценились очень высоко. Они пробивали даже щиты из носороговой кожи.

[39] На кобылицах у хунну ездили только женщины и дети.

[40] Кимаки, которые помогли шаньюю прийти к власти, составляли ядро его личной гвардии.

[41] Динлины представляли себе смерть в образе всадника с отрезанными губами, ушами и носом.

[42] Ван-ки – 10 000 воинов.

[43] Воины «ста золотых» – лучшие китайские солдаты, отличившиеся в боях и награжденные за подвиги сотней золотых монет.

[44] Гаолян – вид проса.

[45] Стрелы для охоты на пушного зверя делались с тупыми наконечниками, чтобы шкурка оставалась неповрежденной. Боевые же стрелы имели трехлопастные железные наконечники, наносившие рваные раны.

[46] Китайцы представляли себе чертей бородатыми и светловолосыми, то есть в обличье европейцев.

[47] Налоги для содержания шаньюева двора сами хунну не платили. Эти средства поступали от покоренных народов. Особенно богатые дани платили оазисы Туркестана. Сборщиками податей, как правило, были китайцы, которые отчитывались перед шаньюем в своеобразных «бухгалтерских» книгах.

[48] «Молодыми негодяями» (э-тао-нянь) назывались многочисленные нарушители конфуцианской морали, принудительно отданные в ханьскую армию.

[49] Китайский иероглиф «гуй-си» означает «умереть» и одновременно «возвратиться на запад», то есть в страну предков.

[50] Платы за военную службу у хунну не было. Убив врага, воин получал кубок вина. Вся захваченная добыча дуванилась, то есть делилась по жребию, с отчислениями в пользу шаньюя, доходы которого поэтому были огромны.

[51] «Законы войны» – древнейший трактат о военном искусстве.

[52]Цвет траура у многих народов Востока белый.

[53] Пайцза – металлическая пластинка-пропуск.

[54] Кош – войлочная палатка.

[55] В Китае «черепаха» – ругательство.

[56] «Исторические записки» Сыма Цяня все-таки чудом дошли до нашего времени за исключением глав, где описываются годы правления императора У-Ди.

[57] То есть получили конфуцианское образование.

[58] По свидетельству Пржевальского, этот варварский обычай сохранялся в Китае еще в конце XIX века.

[59] 3везда Цэнь – Орион.

[60] Цинь – щипковый инструмент вроде лютни.

[61] Тугай – болотистое прибрежье, заросшее кустарниками и камышом.

[63] Парасоль – темный зонт с искривленным древком, знак власти в Древнем Китае. Императоры жаловали такие зонты сановникам и вождям народов, вступившим в союз с Поднебесной.

[64] Фэй-лянь – бог ветра

[65] Карп – древний символ письма. Так выглядел в тогдашнем Китае конверт.

[66] Прощальный жест.

[67] Бедизчи (тюркск.) – мастер

[68] Сафлор – лекарственное растение с алыми цветами.

[69] Интересно отметить, что у многих древних европеоидных племен вожди тоже назывались асами. Позднее так стали величать героев, в частности отличных летчиков.

[70] Инйеше – Енисей.

[71] Это явление природы носит название «глория».

[72] Чи – около тридцати сантиметров.

[73] Эльгин (тюркск.) – соплеменник.

[74] Ага (тюркск.) – почтительное обращение к старшему.

[75] Железные вещи для домашнего обихода многие динлины делали сами Оружие же изготовляли только мастера.

[76] Алтун и кумуш (тюркск.) – золото и серебро.

[77] Бома (дословно «пегие лошади») – европеидное племя, обитавшее на запад от Енисея.

[78] Мускусная железа, величиной с куриное яйцо, есть только у самцов кабарги. Из нее получают дорогое ароматическое вещество.

[79] Чистое метеоритное железо.

[80] Погребальных масок изготовлялось две. Одну клали в могилу вместе с покойным, другая оставалась в доме. Маски снимались еще непросохшими, по частям, а части склеивались глиняным клеем.

[81] В некоторых местах Минусинской котловины благодаря сухости почвы эти каналы сохранились до сих пор. Трассы, проложенные динлинами две тысячи лет назад, зачастую используются в наше время при орошении колхозных полей.

[82] Дубо – предки ненцев.

[83] Страна мрака – области за Полярным кругом, близ Ледовитого океана.

[84] В вечной мерзлоте туши погибших могут сохраняться тысячелетиями. Находя их в земле после различных обвалов и оползней, люди были уверены, что эти животные умерли совсем недавно.

[85] Гин 600 граммов.

[86] Деревянные кони – лыжи.

[87] Осетр.

[88] В те времена на юге Сибири еще водились тигры.

[89] Снежный блеск никель. Оружие, изготовленное из никелевых руд, не поддавалось коррозии.

[90] Пропышка – остановка после каждых десяти километров. Путники в это время ждут, пока олени «пропышутся», то есть переведут дыхание.

[91] Камус – шкурки с оленьих ног.

[92] Горбуша – прапрабабушка нашей косы.

[93] Холзан – беркут, обитающий от сибирского пояса лесов до Гималаев.

[94] Жест, выражающий полное доверие.

[95] Сокжой – дикий северный олень.

[96] В женских захоронениях того времени боевое оружие встречается довольно часто.

[97] Дикое стекло – слюда.

[98] Татуировка в виде кольца наносилась на руку воина за каждого врага, убитого в поединке.

[99] Карательные отряды.