Текст книги "Второе рождение (СИ)"

Автор книги: Юрий Деревянко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

– Пожалуйста – полное имя Толика и его приятеля.

– Толик Мухоедов. Тогда ему было двадцать три. Приятеля он называл Марлоном. А Марлон Толика – Мухой.

На имя "Анатолий Мухоедов" планшет с ходу выдаёт двоих. Одному сейчас двадцать три, другому – двадцать четыре. Кнопка "подставные" вываливает на экран ещё десяток портретов молодых людей близкого возраста.

– Пожалуйста – укажите: кто из этих людей похож на указанного Вами.

Девушка смотрит на поднесённый ей экран, недолго раздумывает и тычет в одного.

– Вот этот похож. Только Толик постарше и причёску по-другому носил.

Действительно – она опознала старшего из Мухоедовых. Планшет, не долго думая, сообщает: "Погиб семь месяцев назад. Несчастный случай по собственной неосторожности. По показаниям знакомых, в последний месяц замкнулся, находился в глубокой депрессии". Судя по всему, девушка говорит правду, но хуже то, что теперь от её показаний зависит ещё больше.

– В каких отношениях Вы состояли с Анатолием?

– Ну…

– Надежда, Вы должны отвечать на мои вопросы.

– Блин… Ну в близких. Ночевал у меня. Но я побаивалась. Мы только обнимались.

– Надежда, постарайтесь максимально подробно вспомнить события того дня.

Планшет автоматически входит в режим "регистрация показаний". Девушка задумчиво покачивает головой.

– Это был – по-моему – понедельник. У меня был выходной, у Толика – короткий день. Вечером зашел Марлон.

– В каком часу это было?

– Не помню. Кажется – уже темнело.

– Как он выглядел?

– Он ходил в такой дурацкой куртке с капюшоном, и всегда как будто смотрел под ноги. Так что я и лица его толком никогда не видела. Зато он часто крутил в пальцах спичечный коробок. Как будто сейчас фокус покажет.

– Понятно. Продолжайте.

– Ну… Я пошла на кухню, они о чём-то тёрли, а когда я вынесла перекусить, Толик предложил мне собираться. Он сказал, что есть прикольное место, и мне там понравится. Ну я всегда за любой кипишь, кроме голодовки. Так что долго меня уговаривать не пришлось.

– В котором часу вы вышли?

– Ну так… Уже почти стемнело.

– Как долго вы шли?

– Ну я не засекала. Я по дороге ещё потыкалась в мобилку, а потом увидела забор с воротами. Марлон надавил на ворота, они немного приоткрылись, и мы зашли. Там был длинный тёмный двухэтажный дом и приванивало какой-то мазутой.

– Вы сможете опознать этот запах?

– Она больше не чувствует запахов, – сообщил врач.

– В общем – мне там сразу жутко не понравилось, а пацаны посмеялись и сказали, что я могу оставаться во дворе. А они зайдут. И я, как дура, потащилась за ними.

– Что Вы делали в здании?

– Сначала держалась за Толика и смотрела под ноги. Он фонариком светил, а Марлон спички жег. Потом я решила, что всё не так уж страшно, включила фонарик в телефоне и начала разглядывать плакаты на стенах. Там в одной большой комнате было много понаклеено. И совсем старые, и новые. И жутко воняло. Я не заметила, как начало вонять горелым. А потом в комнате стало светлее, я обернулась, а это дверь горит. Я кинулась к окну, разбила стекло, а на окне решетка. А потом начали загораться плакаты. Там ещё стояли какие-то бочки и большой грязный баллон. И ещё всякое валялось. И всё начало гореть. И пол тоже.

– Вы не пытались покинуть комнату?

– Как я могла? Около двери горела бочка. Так горела, что гудела. Я прижалась к окну и надеялась, что до меня не достанет. А потом что-то бабахнуло, разлетелось и на мне начала гореть одежда. А потом я очнулась в больнице. Всё.

– Вы так спокойно об этом рассказываете.

– Слишком много раз всё это вспоминала. И всё равно я теперь не могу заплакать.

– Понятно. У Вас был при себе мобильный телефон. Вы пытались вызвать помощь?

– А куда бы я вызывала? Я же адреса не знала.

– Можно было воспользоваться приложением автоматического экстренного вызова. Оно есть во всех телефонах уже много лет.

– Ой… Я не подумала. Я так испугалась…

– Ладно. Почему Вы не сообщили Ваши полные данные ранее?

– Не знаю. Я думала – это известно.

– Она четыре месяца была без сознания, – напомнил врач.

– Вы желаете, чтобы мы сообщили Вашей матери о Вашем местонахождении?

– Не знаю… Пока не говорите ей ничего. Толику что за это будет?

– Трудно сказать. Следствие определит.

– Хорошо бы побольше ему припаяли. Передайте ему от меня, что он – козёл.

– Обязательно. Выздоравливайте. До свидания.

Когда покинули палату, врач подошел ближе и негромко сказал:

– Пожалуйста – не сообщайте пока родным ничего. Я не уверен, что они признают её после того, что произошло.

– Я видел фото с места происшествия. Это были обгоревшие останки. Вы сделали невозможное. Но почему всё-таки Вы не поинтересовались её полным именем? У нас бы по крайней мере не висело дело о пропаже человека.

– Игорь Юрьевич, видите ли… Ей нужно было время, чтобы осознать произошедшее. То, что с ней произошло, на самом деле непоправимо. Это не просто изменившаяся внешность. Вы ведь слышали о киборгах?

– Я понял. Я пока не буду сообщать её матери.

* * *

Проводил следователя и вернулся в палату. Надежда продолжает вязать, полулёжа на кровати. При этом чему-то улыбается. Кажется – она довольна. Нетрудно понять – что её радует.

– Радуешься, что справедливость восторжествовала?

Она поправляет нить и кивает.

– Теперь не отвертится.

– Ты ничего не прибавила?

– Я – конечно – дура, но не настолько. Он вообще-то предупредил об ответственности за дачу ложных показаний. Да я и раньше об этом слышала.

– И ничего не скрыла?

– Виктор, Вы что – меня в чём-то подозреваете? Какой мне смысл что-то недоговаривать? Вот хотела Вам шарфик подарить, а теперь себе оставлю.

– Оставь. Он тебе пригодится.

– Зачем?!

– Чтобы зимой не мёрзнуть.

– Не поняла…

– Во-первых – тебе нельзя переохлаждать нервную систему. Во-вторых – нельзя заморозить воду в системе жизнеобеспечения. В третьих – батарея не переносит низких температур. И учти, что в спокойном состоянии у тебя тепловыделение гораздо меньше. Конечно – есть система подогрева, но она сильно разряжает батарею. Так что зимой придётся одеваться по погоде. И чаще подзаряжаться.

– Вот так номер, – глядит она удивлённо.

– Летом всё наоборот. В сильную жару тебе придётся следить, чтобы голова не перегревалась. Потеть ты не будешь, но можешь просто поливать голову водой.

* * *

За окном вечер. Упёрлась лбом в оконную раму, закрыла глаза.

– Толик. Козлина. Пригласил – блин. Я ему устрою ласковую встречу. В зале суда. Надо было ещё приврать что-нибудь. Ну уж нет. Там и правды хватит. Наверняка же этот Муфлон и подпалил своими спичками. Ну ничего – теперь-то из Толика точно имя этого поджигателя вытрясут. Ещё бы снять при судьях оболочку с руки, как Терминатор. И сказать – вот, во что они меня превратили! Ненавижу.

* * *

Глава 3

За окнами – лето. С тех пор, как установили батарею и включили мобилку – жизнь перестала казаться совсем уж грустной. Да – непривычно каждый вечер ставить себя на подзарядку, как телефон. Медсестра и Димка учат себя обслуживать. Здорово, что быстро научилась пользоваться мобилкой. Первым делом приспособила её, как записную книжку. Чтобы ничего важного не забыть. Долго не решалась позвонить маме. Это был первый звонок. И очень тяжелый разговор.

– Здравствуйте.

– Мама, это я.

– Девушка, вы, наверно, ошиблись номером.

– Мама, это правда – я. Надя. Я не погибла.

– Надька! Ты почему столько молчала?! Я тебя уже похоронила три раза!

– Мам, меня спасли. Я ещё в больнице. Мне первый раз разрешили позвонить.

– Дочка, что с тобой случилось?! Я приеду!

– Мама, не надо. Мне ничего не надо. Я уже сама хожу. Но я очень сильно изменилась. Ты меня не узнаешь.

– Не морочь голову, Надька. Ты где?

– Я же говорю – я в больнице. Доктор сказал – я теперь буду жить долго. Мама, я тебя люблю. Только не надо приезжать. Я потом сама приеду.

– Надька, ты что такое несёшь? Ты думаешь – я тебя не найду?

– Мама, лучше скажи – как у тебя дела?

– Дела – чуть ежа не родила. Как жила, так и живу. Когда тебя можно будет видеть?

– Мама, я пока не хочу, чтобы ты меня видела. Я в пожар попала.

– Надька, ты чего – лицо обожгла? Тебе на пластику деньги нужны?

– Мам, мне ничего не нужно. Уже всё сделали. Но мне надо привыкнуть. К себе привыкнуть.

– Фух. Ты что – раньше не могла передать через кого-нибудь? Ты обо мне подумала хоть раз?

– Мам, я без сознания несколько месяцев лежала.

– Сознание. Совесть ты потеряла, а не сознание. Я на квартиру к тебе раз пять приезжала. Кстати – твои вещи во второй раз забрала. Куда тебе их привезти?

– Мам, они мне теперь по фигуре не подойдут. Желтая майка у тебя?

– У меня. Я всё постирала. Вот уже и не верила, а как чувствовала, что ты найдёшься. Я тебе больше не дам где попало шляться. И жениха тебе найду порядочного.

– Мам, не надо жениха.

– Я тебе дам – не надо! Непутёвая! На кой я тебя в город отпускала? Ни в институт не поступила, ни замуж не вышла!

– Мам, не нужен мне никакой жених!

– Ты что – нашла? А мне почему не сказала? Он тебя хоть раз в больнице навещал?

– Мама, я этого придурка теперь только через решетку согласна видеть! Я из-за него и обгорела!

– Фух… Ну ничего, вернёшься домой – больше никаких гулек с непутёвыми. Татьянин Павлик на агротехника отучился, работает, пойдём к ним в гости…

– Мам, я ему не нужна!

– Вы же дружили раньше!

– Ага! Ты ещё вспомни – как я ему фонарь поставила!

– И вспомню! Вспомню! И как вы с рыбалки леща вдвоём несли вспомню!

– Мама, он ещё в прошлом году с Люськой из моего класса эль амор закрутил! Я их фотки в Одноклассниках видела!

– Мало ли что ты видела! Люська за Никитку ещё зимой вышла, уже пузо видать! Когда я твоё увижу? Я тоже внуков хочу! Чего молчишь?

– Мам… У меня не будет детей…

Сделала отбой и села на кровать, закрыв лицо руками. Плакать нечем. Остаётся сидеть неподвижно и молчать. Мама, наверно, пытается перезвонить, но связь отключена. Не надо было ей звонить. Лучше бы она считала, что её дочь умерла. А раз сказала "А", придётся ей показаться. Но не сейчас. Потом. Когда-нибудь.

* * *

Прогулки по коридору – это уже совсем не то, что ходить на кабельной привязи по палате. Всё ещё нужно опираться на что-нибудь руками. Теперь всё чаще руку помощника или стенку заменяет палочка. И всё чаще стала поднимать взгляд вперёд. А впереди – люди. Нет – понятно, что это больница. К тому же – с особенно невесёлым уклоном. Вот – из кабинета вывозят на каталке пожилого мужчину. У него нет обеих ног. Он достаёт из кармана телефон, прикладывает старомодный овальчик к щеке и громко говорит скрипучим голосом.

– Привет, Шурик. Да, угадал. Не дождётесь. Готовьте удочки. Нет, пока нет. Сказали – ещё месяц никаких забегов. Слушай, тут мимо такая красотка с палочкой гуляет. Был бы я помоложе – ещё бы тут остался. Ага – щас. Выпихнут, только чирикнуть успею.

Невольно оглянулась. Вариантов, кого бы он мог назвать красоткой, больше нет. Это позабавило. Прошла мимо него с лёгкой улыбкой.

– Красавыца, падскажи – как прайты в працедурный? – говорит чернявый кавказец с сильным акцентом. На его лице свежий шрам, а правая рука висит на перевязи.

Открыла в телефоне схему здания. Когда её фотографировала – со стороны это выглядело, будто просто подошла и несколько секунд посмотрела.

– Вам в который?

– Ваймэ, дэвущька, их щто здэс – целий два? Мнэ тот, в каторий ултразвук дэлают.

– Тогда это не процедурный. Вам сейчас в ту сторону, поднимитесь на этаж по лестнице, поверните налево, будет вторая дверь справа.

– Спасыба, красавыца. Багатаго тэбэ женыха!

Мысль о женихе сразу испортила настроение.

* * *

– Надюха, ты там не по телефону треньчишь?

– Нет, просто задумалась, – тихо отвечает кибердевушка, открывая глаза. Вообще-то встроенный телефон позволяет ей разговаривать, не привлекая внимания. Говорят – те, кто освоил его хорошо, могут одновременно разговаривать по нему и вести нормальный разговор, как ни в чём ни бывало. Благо – входной голосовой синтезатор у него свой, а выход заведен на те же нервные окончания, что преобразователь левого уха. И громкость регулируется автоматически – всегда слышен, но и не сильно мешает слышать внешние звуки. Обзору тоже не мешает. Надька говорит, что видит его как бы над полем зрения.

– Потом подумаешь. Пошли дальше.

Она берёт в руку тросточку, лежавшую на коленях, и, на всякий случай держа перед собой, встаёт с лавочки. Она уже неплохо ходит сама, но тросточку всё ещё носит. Как третью опору. Если бы не тросточка – можно было бы принять её за обычную здоровую девушку на прогулке. Сама заказала себе в интернет-магазине одежду – и теперь выходит только в ней. Сиреневые брючки из тонкой ткани, лёгкая блузка в цветочек, туфельки на небольшом каблучке. Ничего необычного. Иногда она болтает без умолку, но сегодня что-то не в настроении.

– Дим, когда меня выпишут из больницы?

– Как только будешь готова к этому сама. Твой случай – особый.

– Таких, как я, мало?

– К счастью – очень мало. В нашей больнице первый случай. Да и в стране, кажется, единицы.

– Ты знаешь про них?

– Немного. Одного видел. Приезжал к нам для обучения. Спасатель. Скромный мужик, на вид лет тридцать. Ему полностью внешность восстановили, да и пострадал он меньше, даже может есть нормально. О себе говорил мало, больше изучали по нему технические подробности. Один раз только похвалился фотографией с семьёй. Пацан маленький, года три. Огорчался, что второго не будет.

– Бедная его жена…

– Не знаю. На фото она его обнимала.

– Можно мне тебя обнять?

Хотя она не очень-то мягкая, но обнимает нежно. Парик ей сменили на немного более длинный, так что со стороны вообще можно позавидовать такой обнимающейся парочке.

* * *

Обнявшуюся пару видно из рабочего кабинета психолога. Любопытно – что она чувствует к Дмитрию? Он – всё таки – один из главных создателей её нового тела и много время уделяет ей. Это входит в его должностные обязанности – никто лучше него не знает её устройство и возможности. Но похоже – он привлекает её и как молодой человек. Хотя Надежда лишилась всех женских органов и половое влечение сильно ослаблено, сознание у неё по-прежнему женское. В этом отношении она прекрасный объект для изучения. И сколько бы инженеры ни утверждали, что пропорции её тела определялись компоновкой внутренних агрегатов – она получилась довольно привлекательной. Такими часто делают секс-дроидов из серии "для любителей натурализма". Разве что – грудь у них всё-таки заметно больше и лицо с более пухлыми губами.

Дмитрий гладит её по голове и что-то говорит. Она трудно привыкает к своему новому состоянию, но это вполне естественно. Особенно учитывая – сколько на неё свалилось сразу. Она долго не решалась восстановить прежние документы. Некоторые в её положении предпочитают сменить фамилию или вовсе стать безымянным номерным киборгом – и начать жизнь с чистого листа. Многие вовсе отказываются от такой жизни. И таких трудно осудить. Надежда тоже не слишком радостно восприняла, когда впервые получила на карту пенсию по инвалидности. До – она не слишком похожа с виду на инвалида первой группы. Но её тело будет требовать периодического обслуживания, профилактики. Хорошо бы, чтобы у неё появился кто-то, кто будет присматривать за ней. Кофе совсем остыл.

* * *

То, что увидала однажды во дворе больницы, заставило вздрогнуть и остановиться. Шедшая навстречу женщина выглядела несколько пугающе. Молодая, стройная, в чёрной майке и чёрных джинсах с кожаной отделкой. Правая рука вся в татуировках, вместо левой до половины предплечья – жутковатого вида протез. Он не такой, как делают обычно – повторяющий вид живой руки. Он подчёркнуто механический, из переплетения чёрных и хромированных деталей. Особенно пугающе выглядят пальцы с тянущимися по тыльной стороне разноцветными трубочками. Немногим лучше выглядела и её голова. Правый висок выстрижен под ёжика, посередине – длинные чёрные волосы собраны в гребень, свисающий назад. А левая сторона головы закрыта титановой пластиной, состоящей из нескольких деталей. Вместо уха – выпирающий фонарь. Один из стыков пластины продолжается вытатуированной на щеке ломанной линией до уголка рта. И по обе стороны от линии – будто головки заклёпок. Но при этом всём – лёгкая улыбка и взгляд, кажущийся добрым.

– Что, милаха, пугаю? Не бойся – я током не бьюсь. Хочешь тату?

– Нет, не хочу. Я просто таких тут ещё не встречала.

– А что – часто тут бываешь?

– Я уже несколько месяцев тут.

– И с чем… Постой-ка… – вдруг вглядывается она, протягивая навстречу зататуированную руку. И вдруг у неё вырывается восторженный шепот – Ваау…

– Вы про блузку?

– Лопни моя батарейка. У тебя что – и обе руки и лицо целиком?

– А… Так заметно?

– Да нифига себе, я не сразу вдуплила. Как же ты летела, что после этого жива осталась?

– Я не летела… Я… горела.

– Лопни моя батарейка. Куколка, и докуда же ты такая куколка?

– А Вам не всё ли равно?

– Не – ну реально вообще круто выглядит. Когда ты так одета, издали не поймёшь, что с тобой что-то не так. А приглядишься – можно подумать, что вообще вся. Слышь, я не только тату набиваю. Могу тебе на край протеза рисунок хороший сделать. Будет украшать, а не портить. В натуре – тебе фри.

Это заставило отвернуться.

– У меня нет краёв.

– Чего?

– Я действительно – вся. Отстаньте от меня, пожалуйста.

– Что – реально вся? – не унимается татуировщица, идя следом. Уйти от неё не удаётся – она шагает быстрее.

– Куколка! Да это же вообще круто! У тебя что – полностью вся кожа силиконовая?!

Ничего не остаётся, как повернуться к ней и выпалить:

– Да! У меня всё! Совсем! Я вся сгорела! Только мозги остались! Что – круто?

– Лопни моя батарейка… Я Софья-Виктория, а тебя как звать?

Имя оказалось таким же необычным, как и внешность. Остановилась и представилась:

– Надежда. А Вы что – испанка? Почему такое имя?

– Мама хотела назвать Викой, а папа – Софьей. Оба жутко упёртые, так что записали двойное. Так ты – выходит – киборг?

Система дыхания не позволяет грустно вздохнуть, поэтому просто опустила голову и тихо ответила:

– Выходит – да.

– Ты чего нос вешаешь?! Это же нереально круто ваще! Ты сама даже не представляешь – насколько!

– И что в этом крутого?

– Да ты же можешь выглядеть – как на душу ляжет. Только бабла вкинуть. Приводы хочешь меняй – хочешь не меняй, а оболочку можно в любой хлам затюнинговать.

– Я не хочу быть хламом.

– Да хоть под золото!

– Мне больше нравится казаться живой.

– Сейчас нравится – потом вдруг передумаешь. Я по-твоему сразу себе такой видон закатала?

– Не знаю…

– А разве я не крута?

– Слишком… Вызывающе.

– Куколка, ты точно сказала! Вызывающе! Не хочешь вызывать – можно приводы затюнить. Знаешь – как прикольно качков троллить? У тебя на сколько батареи хватает?

– Ещё не знаю. Просто каждый вечер включаюсь на подзарядку. Генератор ни разу не включала.

– Ка… Какой ещё генератор?…

– Ну… Встроенный… – смутилась, прикладывая ладонь под грудью – там, где генератор.

– Чего?! Лопни моя батарейка! Ты что – под дальняки заточена?

– В каком смысле?

– А на кой дьявол иначе свой генератор? Я с тебя пищу и плачу. Да все протезники розетками обходятся. На чём он у тебя фырчит?

– Ну… Дима говорил, что на любом топливе.

– Димон? Кодер? Так ты его знаешь?

– Он меня включал и настраивал.

Софья-Виктория хватается обеими руками за голову.

– Пищу и плачу! Куколка, да круче тебя только горы, на которых никто не бывал!

* * *

Это странно. Встретить человека, который завидует твоему несчастью. За окном палаты снова вечер, кабель обычной китайской зарядки воткнут в розетку, а блочок – прилеплен к боку чуть выше пояса. Зарядка увесистая, зато бесконтактная, может работать даже сквозь тонкую одежду. Так что лёгкий халатик для неё не помеха. Пока идёт зарядка – можно спокойно спать, автоматика не даст батарее испортиться. Но пока сон не идёт. Правая рука лежит под головой, а левую захотелось разглядеть повнимательнее. Вблизи она всё-таки отличается от настоящей. Но гораздо больше она отличается от того, что сделала себе Софья-Виктория. Кажется – её батарейка чуть не лопнула от восторга, когда она увидела, что такое встроенный телефон. Вернее – она-то ничего и не увидела. Просто она назвала свой номер телефона, и тут же телефон у неё в руке зазвенел. Правда – сразу оказалось, что в пластину на её голове встроена не только подсветка, но и беспроводная гарнитура. Но когда она поняла, что голос слышит – а губы не шевелятся… Она всё-таки странная. Может быть – она ненормальная и всё-таки стоит её опасаться? Внешность не всегда бывает обманчива. С кем бы посоветоваться? Может быть – Дима? Раз она его знает, может быть – и он знает её? Даже не нужно шевелиться, чтобы проверить время, набрать его номер и услышать:

– Внимаю.

– Димочка, я тебе не помешала? – собственный голос слышно только благодаря выходу телефона, причём его голос слышно громче.

– Надя? Что случилось в ночь глухую?

– Случилась странная встреча. Сегодня я встретила одну пациентку клиники. И она показалась мне очень странной. Она тебя знает.

– Неудивительно. Меня тут каждая собака знает. Если, конечно, у этой собаки есть какой-нибудь бионический протез.

– А ты знаешь такую Софью-Викторию?

– О-о-о! Это местная достопримечательность. В её протез встроена машинка для четырёхцветной татуировки. Обычно иглы сняты и краска не заправлена. Так что случайно наколоть кому-нибудь она не может. Но выглядит устрашающе.

– Ты не знаешь – что с ней случилось?

– Врачебная тайна. Но вообще-то она – байкерша со стажем, так что можешь догадаться сама.

– Дим, а она точно не чокнутая?

– Опять же – врачебная тайна. Но вроде – нет. По крайней мере – никаких особых мер при общении с ней не требуется. А что? Она к тебе приставала с предложениями сделать наколку?

– Она мне позавидовала.

– А – ты про это… Есть у неё такой пунктик. Подозреваю – это она сама себя так утешает. Но может быть – ей и правда это нравится. Если натыкается на кого-нибудь из молодых пациентов – может начать расписывать, как это круто, и что можно сделать ещё круче. Что она себе сделала – ты сама видела. Но, знаешь – от этого её пунктика пользы больше, чем вреда. Многие после встречи с ней как-то оживают.

– Кажется – я тоже. Она меня развеселила. То есть сперва напугала своими приставаниями, а потом мне стало весело. Это правда, что я теперь могу стать, какой захочу?

– В принципе – да. Это может стоит немалых денег, но да – возможно. Внешность ведь тебе тоже выбирали из нескольких вариантов. И лица, и всю остальную мягкую оболочку делают на трёхмерном принтере под заказ. Примерно то же самое и с твёрдой оболочкой, только технология немного другая. Например – можно было сделать тебе поуже бёдра, но тогда пришлось бы для баланса увеличить талию и перекомпоновать батарею.

– Не надо, я уже привыкла к этому. А что ещё можно было бы изменить?

– Да в целом – всё. Но приходится балансировать. Можно поставить более мощные приводы – но тогда нужны более ёмкие батареи. Тогда для сохранения плавучести пришлось бы делать тебя более полной. Наоборот – для более стройной фигуры придётся экономить на весе всего. А значит – прощай, длительность автономной работы и спортивная форма. Можно поставить облегчённые приводы, но тогда у них будет маленький ресурс работы. Ты бы хотела сломаться где-нибудь в неподходящий момент?

– Нет-нет. Димочка, я ничего не хочу менять. Я в этом мало понимаю.

– Вот правильно. А некоторые не понимают – а лезут с советами и пожеланиями. Хуже того – начинают менять сами. Результат бывает унылый. Насколько я помню – Софья-Виктория тоже через это проходила. Правда – у неё только рука и накладка на голове, так что тут ничего страшного. Хуже, когда так экспериментируют с ногами.

– Димочка, спасибки. Ты мне всегда так хорошо всё объясняешь – даже такой дуре, как я, всё понятно. Да – Софья-Виктория называла меня куколкой. Я правда похожа на куколку?

– Честно?

– Да.

– На хорошенькую куколку точно похожа. Про тебя же ничего не было известно: мобильник расплавился, документов никаких. Возраст примерно определили, но вот выяснить, как ты выглядела, быстро не получалось. А оболочка была нужна побыстрее. Поэтому Михалыч настоял, чтобы ты была хорошенькая и с красивой фигуркой. Чтобы наверняка не хуже, чем было.

– Дим, я довязала шарфик. Ты же не обидишься, если я Виктору Михайловичу его подарю?

– С чего бы я обиделся? Я шарфы не ношу. Ладно. Спокойной ночи.

– Чмок тебя в щечку. Пока.

Разговор окончен. Забавно, что за всё время разговора в комнате не прозвучало ни единого звука. Как будто просто лежала и с улыбкой смотрела в потолок. А потом даже глаза закрыла.

* * *

Сидела в соседней палате и болтала с девочками о разном. Их в палате четверо. У младшей – восьмиклассницы Катюшки – врождённый дефект коленных суставов. Она ещё растёт и приходится их периодически заменять. Хафиза работала вахтовым методом на крайнем севере и заблудилась. Отморозила ноги. Хочет после лечения вернуться обратно. Теперь ведь ей не так страшно, а платят там хорошо. У самой старшей – Розы Вячеславовны – искусственное сердце. Оно уже работает давно и сейчас потребовало профилактики. Когда ругаются с мужем – он называет её бессердечной. Марианна – артистка. Родилась без рук, так что она здесь – пациентка с самым большим стажем. У неё крупные, как у мужчины, кисти с тонкими пальцами. Выглядят немного странно, но так удобнее играть на рояле. И голос у неё чудесный. Раньше слышала её выступления, но никогда не думала, что доведётся вот так встретиться. Ей предстоят зарубежные гастроли, поэтому решила сделать профилактику приводов.

– Вы не представляете, девочки, как это было неприятно. По дресс-коду на вечере необходимо было быть в белых высоких перчатках, а я умудрилась потерять свои! Это же был кошмар! На мне ведь сидят хорошо только пошитые на заказ!

– Ой, а я видела репортаж. Там промелькнули твои руки в перчатках с обрезанными кончиками пальцев.

– Надь, я весь вечер чувствовала себя не в своей тарелке.

– А я думала – это специально, очень красиво выглядело. Я и себе такие купила, когда к подружке на свадьбу ходила. За столом ещё и удобно.

– Да? Спасибо тебе, Надюша! У меня просто камень с души упал!

Она обнимает своими искусственными руками. Удивительно – как можно так долго переживать из-за таких пустяков.

* * *

Глава 4

Общение прервал неожиданный звонок. Девочки даже толком не поняли – что произошло. С виду – просто встала, извинилась и вышла.

– Надежда Курова?

– Да. Это я.

– Районный отдел полиции. Вам необходимо приехать на опознание. Немедленно.

– Простите, я пока не выхожу из больницы.

– Вы в состоянии передвигаться самостоятельно?

– Да, я уже хожу.

– Минуточку.

Звонок прерывается. Что-то случилось. Может быть – нашли кого-то из этих двух полудурков. Ужасно не хочется выглядеть перед ними милой дурочкой. Со всей доступной скоростью отправилась в кабинет Виктора. Он на третьем этаже. Ноги легко выносят на этаж вверх. В коридоре третьего этажа приходит осознание, что перешла на бег. Впервые после несчастья. Дверь кабинета распахнула без стука. Рывком.

– Да, она… А вот и она, – говорит Виктор Михайлович в трубку. – Да, обязательно. Да. Если не трудно. Отлично. Надежда, за тобой приедут из полиции.

– Да, они звонили. Они нашли этих придурков?

– Подробностей не говорят.

– Мне переодеться?

– Подожди. Они обещали привезти одежду. Пока спустись к себе.

Потянулись минуты ожидания. Села не кровать, на всякий случай подключила зарядку. Закрыла глаза, пытаясь вспомнить. Не Толика. Эту сволочь узнала бы из тысячи. Марлон. Вот – кого вспомнить трудно. Видела его несколько раз и ни разу не разглядела его лица. Ни цвета волос, ничего. Всегда в этом дурацком капюшоне. Как знал, скотина, что придётся скрываться. Всё таинственности на себя напускал. Дала себе слово впредь присматриваться внимательнее к таким подозрительным. А лучше – сразу фотографировать. Благо – теперь это можно делать незаметно. Услышала с улицы сирену полицейской машины. Не утерпела – встала в дверях. Так что двум появившимся женщинам в форме даже не пришлось стучать.

– Надежда Курова? – с ходу спросила одна из них.

– Да. Я ждала вас.

– Отлично, одевайтесь. – сунула пакет вторая.

В пакете оказались синяя форменная юбка, голубая блузка, форменная синяя курточка без знаков отличий. Эта форма у них не меняется уже много лет. Ещё в старых фильмах её видела. С помощью женщин торопливо влезла в одежду, всунула ноги в чёрные туфли со старомодными шнурками и сразу почувствовала себя другим человеком. Захотелось встать по стойке "смирно" и что-нибудь отрапортовать. Или сказать "Вы арестованы". Когда спустились втроём к машине – там уже ждал Андрей Васильевич, психолог. В полицейский беспилотник сели вчетвером. Оказывается – у них ещё есть руль. Но та, что села за руль, просто выбрала на экране адрес и положила руки на подлокотники. В окне первого этажа блеснуло отражение включившейся мигалки, заверещала сирена, резко выехали и рванули по улицам. Никогда ещё не доводилось ездить по городу с такой скоростью. Кажется – все остальные машины бросаются врассыпную при приближении полицейской. Даже не успела толком понять – куда ехали, а уже оказались на месте. Лопни моя батарейка – как сказала бы сейчас Софья-Виктория. Проходя по коридору за той, что сидела за рулём, почувствовала себя жутко важной.

– Сюда, пожалуйста, – произнесла провожатая, открывая одну из дверей.

В большом кабинете на стульях сидели несколько человек в гражданской одежде и несколько полицейских. В одном из них узнала следователя Носова. У дальней стены выстроились шестеро парней в куртках с капюшонами. Носов подошел ближе и спросил:

– Скажите – Вам знаком кто-нибудь из этих людей?

Знаком? Все шестеро напоминали комплекцией и ростом Марлона. И так же стояли, склонив головы. А потом догадалась взглянуть на их руки. Пятеро стояли, просто опустив руки вниз, кое-кто держал себя рукой за руку. И только один будто нервно крутил в пальцах правой руки коробок. Шагнула ближе к его соседу и прошипела:

– Марлон, тебе конец.

Тот, что теребил пальцами, вздрогнул и немного поднял голову. Теперь точно ошибки быть не могло. Будто перед глазами полыхнули языки пламени от горящих бочек. Подошла ближе и молча врезала ему пощёчину. Наотмашь, с хорошего размаха. Вложилась в удар, как могла. От удара Марлон упал на своего соседа.

– Врача! – закричал кто-то. – Она его ударила!

Подхватила ненавистного поджигателя обеими руками за грудки. Притянула к себе.

– Это я была с тобой и Толиком, когда вы устроили поджог! Зачем вы хотели от меня избавиться?

Марлон поглядел в лицо, сплюнул красным и ударил в ответ. Это было его ошибкой. Его тут же отобрали, но он начал кричать, держась за ушибленную руку: