Текст книги "Меч Белогора (СИ)"

Автор книги: Юрий Хабибулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 33 страниц)

То были не тёмное облако на горизонте и не грохот далёкой грозы.

То надвигалась огромная армия, и раздавался топот копыт неисчислимой конницы.

Татарское войско, как потемневшее море, приливной волной цунами залило все холмы и поляны, затопило распадки и редколесье, и бурным потоком устремилось к центру засеки, где поджидал его никуда не ушедший и сильнопотрёпанный давешний отряд крымцев.

Я чувствовал весь ужас Мэгора, который оказался заложником сложившейся ситуации – хен-хай эндорфы пока так и не смогли телепортировать, хотя продолжали пытаться.

Я чувствовал спокойную обречённость и готовность к близкой смерти со стороны уставших, израненных казаков. Ощущал каждой клеточкой своего, оставшегося где-то очень далеко, тела, как в сознании атамана растёт раскалённой лавой неимоверное желание защитить, прикрыть родную сторону от татарской напасти. Неистово бьётся в нём мысль в поисках выхода, как вольная птица, посаженная в тесную клетку. Бьётся и не находит…

И понимал атаман, что нет на этот раз у него шанса отбиться. Горстка казаков не сможет сдержать этот вражеский вал из тысяч конников.

Но исконное право защитников рубежа – умереть на нём, не пропустить степных волков лютовать на белгородскую землю, пока жив хоть один ратник.

И я понимал, что этим правом воспользуются все изюмцы, иначе покроют они память о себе позором среди родичей.

Это в наших, современных войнах, можно было сдаваться в плен или отступать перед превосходящими силами противника, ссылаться на действующие конвенции, целесообразность или военные договоры, а четыреста лет назад, на московской Руси был только один закон, одно правило – не запятнать свою честь и честь родной земли позором.

Не бежать перед врагом с поля боя, показать, что русские бойцы презирают смерть и бьются до последней капли крови!

И другого быть не может!

И пусть боятся супостаты приходить сюда с огнём и мечом, знать будут, каквстретят. Не ждёт их тут ничего, кроме трёх аршинов сырой земли или просто голой степи, на которой будут белеть неприкаянные и никем не оплаканные кости чужаков.

Легко взлетел Белогор в седло. На раненом плече виднелась наспех сделанная повязка из обрывка белой нательной рубахи.

Голос атамана был суров и негромок

– Вот и пришёл наш час, други мои! Встанем, как один, на последний бой, заберём с собой, как можно больше поганых злыдней! Не посрамим великую Русь и заставим татар бояться даже сейчас, когда нас мало, но бьёмся мы за отечество наше!

Готовьте достойную встречу незваным гостям! Собирайте стрелы, берите луки, заряжайте пищали!

Приветим жарко стаю шакалов.

А ты, – Белогор обратил взор на Кречета, – садись на коня и скачи до князя. Расскажи ему всё, что видишь, – атаман показал на постепенно заполняющую поле перед засекой вражескую конницу, – да передай родным нашим и князю, что умерли мы достойно, защищая русскую землю. Пусть помнят нас…

С этими словами Белогор пришпорил коня и поскакал к месту предыдущего боя, где валялись мёртвые татары, и земля была щедро нашпигована стрелами.

Там атаман спешился и кликнул к себе казаков, решив, что надо поднапрячься и постараться завалить, проделанный ранее крымцами, проход в засеке.

Оставшиеся защитники сбежались к бреши и стали подтаскивать раскиданные противником стволы деревьев, пни, брёвна, валежник.

Работа закипела.

Проход вскоре был завален и укреплён, насколько это было возможно.

Казаки быстро, но, не суетясь, принялись собирать стрелы, заряжать пищали и занимать подходящие позиции для стрельбы.

В это время передовые отряды татарского войска всё прибывали и прибывали на поле, скапливались перед засекой, скакали вдоль неё из конца в конец, выбирая наиболее слабое место для атаки, и переговаривались с мурзой из уже побывавшей в сече с русскими, конной разведки.

Мне было совершенно ясно, что крымцы тут долго валандаться не станут. При таком превосходстве сил они мгновенно сметут редкую цепь защитников, как набегающая морская волна сносит детские песчаные замки на пляже.

И несколько своих убитых воинов – это комариный укус для огромной армии.

Задержать её здесь – невозможно!

Я услышал топот копыт на тропинке, ведущей в русскую сторону, то поскакал в крепость вестник о надвигающейся беде, молодой Антон Кречет.

Дай Бог, чтобы добрался и остался жив!

Провожая взглядом всадника, я заметил вдалеке на тропинке нескольких бородатых мужиков с топорами и косами. Они остановились и ждали, пока конник приблизится к ним.

Кречет, не осаживая коня, на ходу прокричал несколько слов крестьянам и помчался дальше.

Мужики бросились в густую рощицу прятаться.

Они будут свидетелями последнего сражения горстки защитниковИзюмской заставы против огромного татарского войска.

Мне было плохо.

Мне было ужасно плохо, оттого, что моё тело не со мной, что я не свободен, что я не могу сейчас вместе с этими простыми русскими воинами, моими земляками и предками, подобрать с земли меч и биться рядом с ними, плечом к плечу, отражая натиск чужой рати.

Не могу им ничем помочь! Не могу умереть вместе с ними! Я даже закусить губу не могу, чтобы почувствовать физическую боль, ощутить пот, выступивший на спине!

Это несправедливо! Это просто пытка! Во мне фантомно бурлит и бьёт толчками кровь бывшего десантника спецназа ВДВ.

Братишек не кидают!

Надо защищать своих! Чем угодно – дрыном из забора, поленом, зубами!

Придумать что-то! Срочно!

Сгустком прозрачного воздуха я поднялся выше над засекой, увидел бескрайнее море прибывающей вражьей силы. Разъярился, и, уже не думая о возможной опасности сбоя программы, угрозе удаления от носителя и других мелочах, перелетел через вал и понёсся прямо на богато одетого татарского военачальника богатырского телосложения с сабельным шрамом через щёку, который ехал на вороном коне впереди основных сил войска.

Этот человек явно был из знати хана, бей или калга, другому бы не доверили командовать такими крупными силами.

В голове носилась дурацкая мысль

– Может быть, я хоть как-то виден со стороны и мне удастся напугать татар, заставить их принять меня за привидение, за дурной знак, в конце концов. А вдруг это заставит их повернуть?

Мысль, и правда, оказалась дурацкой. Татары меня в упор не замечали, а сквозь их бея я пронёсся вихрем, как сквозь красный туман, без всяких, для выбранного объекта, последствий.

Точно так же, как при первой встрече, случайно, через Белогора и его коня.

Хотелось закрыть глаза и ничего не видеть, не слышать, как будут убивать ребят.

Но я и этого не могу себе позволить…

Мне надо рассказать об их подвиге современникам. Да и хен-хай, наверное, не зря устроил мне это испытание. Проверяет на вшивость, не слабак ли…

Надо крепиться.

Татары недолго раскачивались.

Их уродливый командир поднялся на стременах и взмахнул саблей.

Раздался истошный визг, ударил по ушам гул копыт тысяч лошадей, взявших галоп, и на засеку покатилась необъятная живая волна, сметающая всё на своём пути.

Несколько хлопков пищальных выстрелов утонуло в шуме атаки.

Домчавшись до зелёного вала, татары спешивались и сотнями кидались растаскивать деревья.

Защитники ничем не могли им помешать, а несколько убитых нападающих никак не повлияли на действия татар.

Проход был расчищен за полчаса, и в образовавшуюся огромную брешь хлынула лавина конницы.

Пеших казаков смели и порубили в одно мгновение, лишь Белогор каким-то чудом ухитрялся пока держаться в седле и умело маневрировать в редких просветах между потоками всадников.

Каким-то нечеловеческим усилием, пользуясь свалкой и неразберихой среди противника, он сумел проскочить через проход на татарскую сторону и понёсся на расположившуюся особняком кучку вражеских воинов, окруживших командира-бея и его ближайших советников.

Я чувствовал огромное напряжение сил Белогора, ощущал его боль от ран и усталость, читал его мысли

– Забрать с собой как можно больше степняков! Добраться до их главного! Поразить его! Держаться изо всех сил! Пусть ворог знает, как бьются русские!

Пусть нас боится!!!

Ко мне долетали и отдельные сигналы от Мегора. Ему было очень страшно, но он пытался сохранить над собой контроль, пытался по каналу инфосвязи соединиться со «Светлячком», получить помощь от соплеменников.

Пока – впустую. Но он не оставлял попыток.

Молодец, Мэгор! Держись! Не поддавайся животному страху, ты ведь, хоть и инопланетный, но ЧЕЛОВЕК! А это обязывает не быть тварью дрожащей, проявить крепость духа и волю!

Вокруг русского воина образовалась пустота.

Татары спокойно ждали, когда он к ним приблизится.

Русский был в западне и сам себя туда загнал. Со всех сторон он был окружён плотным кольцом конских морд и мельтешащих сабельных клинков.

– Пусть этот храбрец пока потешится, помечется, от смерти или плена всё равно не уйдёт – наверняка именно так думали татары, наблюдающие за последней атакой Белогора.

Белый конь мчался бешеным галопом, распластываясь над землёй, перелетая стремительными прыжками ямы и неровности почвы, неотвратимо приближаясь к цели – командиру татарского войска.

Вот он уже в нескольких десятках метров от крымцев, слышен храп его коня, который летит на свою жертву, как орёл на растерявшуюся от испуга, стайку полевых грызунов, не успевших разбежаться по норам.

И дрогнул бей.

Чуть сдал коня назад, закрываясь несколькими рядами телохранителей.

Верно решил – бережёного Аллах бережёт…

Лёгкое замешательство командира послужило сигналом для его воинов.

В воздухе просвистела стрела и пронзила сзади шею атамана чуть выше края кольчуги.

Я услышал страшный ментальный крик боли Мэгора и почувствовал жуткую боль, которую испытывал сейчас Белогор. А с ним, наверное, и эндорф.

Атаман, крепко вцепившись левой рукой в холку коня, собрал все свои силы, и, не сбавляя ходу, нёсся к бею.

Меч в правой руке взлетел вверх, готовясь к последней рубке.

Первый ряд телохранителей выдвинулся вперёд, навстречу русскому,выхватив сабли. Второй приготовился.

Глаза тысяч людей были прикованы к белой фигурке витязя, мчащегося к неминуемой смерти.

Все понимали, что у него нет ни единого шанса остаться в живых и добраться до командира татар.

Даже время будто бы замедлило свой бег, задержалось чуть-чуть…

И тут произошло непонятное.

Средь ясного неба оглушительно прогремел гром.

Белогора окружила полупрозрачная, мерцающая на солнце всеми цветами радуги, сфера, чем-то напоминающая гигантский колышущийся мыльный пузырь.

Татары опешили.

То, что сфера не была миражом, и расклад сил поменялся самым радикальным образом, первыми ощутили на себе телохранители внешней линии защиты бея.

Как только поверхность странного купола коснулась татар, посыпались голубые искры, яркие вспышки. Коней и людей отшвырнуло от сферы в разные стороны. Они падали и поднимались, шатаясь, как пьяные, поражённые каким-то неизвестным шоковым оружием. Снова падали. С трудом вставали и, качаясь, ковыляли в разные стороны.

Там, где проехал Белогор, осталось чистое пространство.

Разлетелся в стороны второй ряд телохранителей.

Русский неотвратимо приближался к командующему. Среди крымцев началась паника.

Бей со шрамом пришпорил коня и, забыв о достоинстве, бросился наутёк. За ним помчалось и его окружение.

В огромном татарском войске не сразу поняли, что происходит в его центре и куда, вдруг, исчез командир.

Возникла неразбериха. Пошла всеобщая свалка.

Орали мурзы, ржали и становились на дыбы косматые лошадёнки, звякала сбруя.

Между тем, сфера стабилизировалась и стала совершенно невидимой, а Белогор с конём уже не мчались по полю, а летели над ним, нагоняя ужас на суеверных татар.

Я заметил, что теперь кольчуга Семёна и его шлем стали снежно белыми, засветился яркими, отражёнными от солнца бликами, булатный клинок меча, а в навершии рукоятки разгорелся кровавым огнём красный самоцвет.

У меня отпустило сердце!

Телепортация удалась, хен-хай передан! Теперь Белогор и Мэгор защищены!

Атаман в боевом азарте, ослабевший от потери крови, и не заметил того, что произошло. Возможно, он был на грани потери сознания и держался в седле только волевым усилием и желанием исполнить свой долг до конца.

Как бы то ни было, он изо всех сил старался приблизиться к врагам, добраться до них мечом.

Но теперь это было уже не в его власти. Все функции по защите подопечного, взял на себя хен-хай.

Я увидел, как действует гуманный искусственный интеллект, и как работают военные технологии эндорфов.

Высоко, над татарской армией, появилась голографическая проекция оригинала – огромная фигура русского витязя, скачущего почти по головам татар, и машущего гигантским мечом из которого вылетали ослепительные голубые молнии, и лился странный белый туман, накрывающий татарское войско, как невероятный снег в летнюю пору.

Туман проникал в уши и ноздри коней, в души вражеских воинов, вызывал в них странные, неизведанные ранее чувства – неуверенность, слабость, страх, желание поскорее вернуться домой, к семьям.

В волнующемся море конских голов и мохнатых шапок, в его беспорядочном движении волн, начал превалировать и побеждать инстинкт самосохранения.

Кони, люди, слились в едином порыве, перед ужасом от непонятного божества, носящегося по небу на чудесном летающем белом коне, рассыпающем со своего меча молнии и рассеивающим на врага странный белый туман посреди жаркого лета.

И повернула орда, и помчалась назад, в своё ханство, как посрамлённая шакалья стая, неожиданно столкнувшаяся не с маленьким бодливым бычком, а со страшным пещёрным львом, полным сил.

Бежало, сломя голову, не оглядываясь, татарское воинство обратно, к Чёрному морю, без военной добычи, без славы, без захваченных пленников, туда, где нет непонятных, страшных русских витязей и их непобедимых всесильных Богов, туда, где можно отдышаться, оправиться после поражения, отдохнуть среди ласковых жён и пальм, набраться сил и попытаться снова стать храбрыми и уверенными в себе завоевателями.

Нескоро теперь оправятся крымцы для новых походов на Московскую Русь. И долго будет передаваться из уст в уста среди татар сказ о грозном летающем русском богатыре.

Бой на Изюмской сторОже закончился.

Хен-хай благополучно опустил всадника на землю. Прозрачная сфера исчезла, красный самоцвет погас.

Белогор обессилел и еле держался в седле. Из шеи, пронзённой стрелой, обильно текла кровь, оставляя красные прерывистые дорожки на кольчуге, седле и белом плаще. Ослабевшая рука едва держала потяжелевший меч.

Почуяв под собой твёрдую землю, конь радостно заржал и пошёл медленным шагом по лугу, пощипывая на ходу траву.

Жизнь атамана едва-едва теплилась в теле. Помочь было некому. Живых на заставе никого не осталось…

Неужели Семён Белогор так и умрёт?

И тут, я заметил, как вдалеке, из рощицы, выглядывают испуганные бородатые лица. Пятеро.

Там же спрятались косари! Может, они помогут?

И, вправду, через некоторое время, опасливо поёживаясь и постоянно оглядываясь в ту сторону, куда умчалось ордынское войско, крестьяне приблизились к Белогору и взяли коня под уздцы.

Атаман, уже без сознания, лежал на холке своего боевого товарища.

Мужики осторожно и бережно сняли героя с седла, уложили на траву и первым делом осторожно вынули стрелу, предварительно отломив наконечник.

Кто-то оторвал полосу ткани от своей рубахи. Ею перевязали рану.

Двое, которые были помоложе, отправились искать спрятанных лошадей убитых казаков.

Старший достал из котомки тыкву с водой и смочил раненому губы.

Косари уселись на траву, рядом с атаманом и горестно качали головами. С одной стороны полная, совершенно невероятная победа! С другой стороны, опять пали хлопцы…

Покой и счастье людей постоянно требуют жертв…

И это горе великое…

Я попытался пройти в сознание Мэгора, оценить его состояние и ощущения.

Это мне удалось с трудом.

Эндорф перенёс тяжёлое потрясение и был очень слаб. Его мысли путались, а память и профессиональные навыки почти полностью стёрлись.

Интересно, сможет ли он управлять хен-хаем, вылечить Белогора, собрать нужные эндорфам сведения и вернуться на корабль? Или вся эта авантюрная десантная операция на планету уже провалилась полностью?

Скоро узнаю.

А пока я поближе рассмотрю косарей.

Парикмахерских в их времена явно не было. Заросшие до глаз шевелюры, нечёсаные бороды, загорелая дублёная кожа. Простая льняная одежда, на ногах – лапти.

Лица усталые, вспотевшие, но глаза добрые, бесхитростные. Работяги, заботящиеся о своих семьях, живущие тяжёлым физическим трудом.

Я очень надеюсь, что они заберут Белогора в свою деревню и выходят его.

Неожиданно громовой удар потряс воздух, а нестерпимо яркая вспышка на небе, заставила мужиков зажмурить глаза.

По сознанию Мэгора ударило тяжёлым молотом. Оно вспыхнуло, потемнело и… погасло.

Всё вокруг стало мрачным, серым, плоским.

Отморгавшись и протерев глаза, мужики растерянно задрали бороды к небу, разглядывая его вдоль и поперёк, испуганно прищуриваясь, не находя объяснения происшедшему.

Если бы я не знал, что нахожусь в Московской Руси примерно конца шестнадцатого – начала семнадцатого века, то подумал бы, что над Землёй взорвали ядерный боезаряд.

Но здесь и сейчас это невозможно!

Что же случилось?

Сознание Мэгора недоступно для погружения в него, просмотра сеансов инфосвязи со «Светлячком».

Сознание Белогора напрягает все силы, борется за жизнь. Не стоит сейчас туда лезть, отвлекать, да и что может знать атаман?

Кто мне ответит?

Может, хен-хай?

Только как с ним связаться?

Я, наверное, недооцениваю творение цивилизации эндорфов. Искусственный интеллект, способный на анализ поведения разумных существ чужой планеты, синтез алгоритмов их поведения, постановку сложных психологическихэкспериментов и принятие решений, не может быть примитивным и похожим на квартирный домофон.

Типа, нажал кнопку – вызвал. Тебе ответили. А дальше, или пустили в дом, или нет.

Тут кнопки нет. Не тот уровень. А вот то, что хен-хай свободно может копаться в моих мозгах и видеть, что там происходит, не сомневаюсь. Так же, как я мог копаться в сознаниях Мэгора и Белогора. Или на ещё более глубоком, детальном уровне.

А что отсюда следует?

Мне нужно просто ментально «крикнуть», обращаясь к мечу?

Что-то вроде «Сезам, откройся!» или «хен-хай, отзовись!»

И назвать этот искусственный интеллект именно так, как называли его эндорфы на «Светлячке». Может быть, это есть своеобразный тест на догадливость землянина?

От того, пройду я его или нет, догадаюсь, что представляет собой хен-хай, как выходить с ним на связь, как сотрудничать с ним, тьфу, взаимодействовать, не нарушая программных установок и законов создавшей его цивилизации, и зависит дальнейшее развитие событий?

А вот последнее – самое важное! Тут-то, наверное, и зарыта собака! Почему этот хен-хай столько со мной возится, переносит во времени, в чужие сознания, позволяет многое узнать о древних событиях на Руси, об эндорфах, мракосах, их конфликте?

Я нужен этому устройству, чтобы что-то сделать, запустить какой-то процесс, который не может включить сам хен-хай?

Сбой в программе или…

Или это должен сделать внешний оператор, эндорф?

А раз тут нет эндорфов, и хен-хай мне в предыдущих кинотрансляциях открытым текстом показал, что он был перепрограммирован на защиту человека, то, может быть, допустима замена? И я могу вместо эндорфа запустить какой-то зависший процесс в компьютерных мозгах хен-хая или исправить тупиковую ситуацию? Только как?

Прямо перед моими глазами, прикрыв лежащего Белогора с окружившими его мужиками, возникла картинка, похожая на голографический экран – висящий на фоне звёзд «Светлячок». Вот с него протянулась к Земле, прорвав оранжевую энергетическую сеть, тонкая зелёная нить. И я сразу понимаю, что оранжевая сеть – это силовой экран планеты, выставленный мракосами, а зелёная нить – траектория телепортационной передачи хен-хая.

«Светлячок» выдал максимальную мощность луча, чтобы передать оберег и спасти Мэгора.

Эндорфы слышали его сообщения о смертельной опасности.

Как только телепортация прошла, мракосы засекли точные координаты корабля эндорфов.

Они не стали с ними связываться и объясняться, почему оказались в запретном секторе пространства, почему нарушили Договор о перемирии, почему сели на эту планету и пытались скрыть следы работы своих двигателей.

Я понял, что произошло.

Ослепительная вспышка в небе была следствием удара деструктора по «Светлячку». Защитой от такого мощного оружия лёгкий разведчик эндорфов не обладал.

Все, кто находились на борту корабля, мгновенно погибли.

Сгорело тело Мэгора, значит, погиб и он сам или его сознание свернулось в сингулярность, что равносильно смерти интеллекта.

Мне стало невыносимо жаль астронавтов, которые были так похожи на людей и близки им по облику и духу. И которые мне очень понравились с того момента, как я их увидел. Первые в истории планеты – братья по разуму.

Я вспомнил умное и властное лицо Брэкона, красивое и милое Элении, спокойное и чуть отрешённое Циона, слегка ироничное Лазарда. А Мэгор, как выглядел Мэгор?

Мне показалось, что он был похож на меня.

Или мои впечатления и картинки не соответствуют действительности, а являются дизайнерскими продуктами и генерациями хен-хая?

Неважно.

Мне сейчас нужно слушать свои чувства! Что они мне говорят?

Чего молчит мой внутренний критик? Пора отзывать его из отпуска! Отсидеться и поиграть в молчанку я ему сейчас не дам, пусть не надеется.

Мне нужен его совет.

Мне нужно, жизненно необходимо общение хоть с кем-то, чтобы не сойти с ума!

Лезу в собственное сознание и начинаю бродить по нерукотворному, огромному и странному зданию памяти, полному красивых разноцветных залов с фонтанами и цветущими садами, которые олицетворяют собой мои лучшие воспоминания, по тёмным коридорам, подвалам, полупустым заброшенным комнатам и массе других помещений, выглядящих далеко не самым весёлым образом.

Эх, тяжело мне здесь бывать!

Тут полно старых складов с запыленными детскими игрушками, книжками с картинками, фотографиями, тут живут мои скелеты и привидения, мои ошибки и грехи молодости…

Но я знаю, что противный критик, который является органичной неотъемлемой частью меня, и без которого я не могу долго обходиться, спрятался где-то здесь и надеется отсидеться.

Он не хочет быть Кассандрой или Нострадамусом, не хочет быть гонцом, приносящим плохие вести, не хочет в одночасье порушить все мои жизненные устои, с потом, синяками и кровью выстроенные за все прожитые от рождения годы.

Я его понимаю.

Я даже догадываюсь обо всём, что он скажет.

Но я хочу, чтобы он это сказал, а я услышал.

До сих пор, в трудных и спорных ситуациях, он был моим оберегом. Пусть соответствует и сейчас. Нечего юлить, если знаешь ответы.

Критика я нашёл под старой и скрипучей деревянной лестницей, ведущей на чердак, где хранились мои самые болезненные и тревожащие воспоминания – о первой любви в пятом классе, о первой мальчишеской драке, о совсем ещё юной маме и моих детских грешках перед ней…

Сволочь, знал, где затаиться, куда я загляну в самую последнюю очередь, чтобы не бередить себе душу!

Я вытащил его за шкирку и, как следует, встряхнул.

Маленькая голова замоталась на тщедушной шее, а лёгонькое тощее тело повисло у меня на руке, едва касаясь ногами пола. И был мой вечный оппонент и ругатель так слаб и жалок на вид, что я разжал пальцы и предоставил ему возможность очухаться и придумать, как выкручиваться.

Критик походил на нашкодившего ребёнка, спрятавшегося от заслуженной порки родителями, и невольно вызывал сострадание.

Я вспомнил, что когда видел его раньше и мой оппонент чувствовал себя правым и компетентным в обсуждаемом вопросе, он выглядел совершенно по-другому. Тогда это был мощный и крепкий атлет с фигурой Турчинского, с уверенным взглядом иронично прищуренных серых глаз и с несокрушимой логической аргументацией своего мнения.

Того критика я б не поднял. Да он бы и не прятался от меня.

А тут…

Выходит, его дела, точнее, мои… тьфу! – наши, настолько плохи, что…

– Говори, – тряхнул я критика за худые плечи и, затем, не очень вежливо, вновь схватил пальцами за шкирку.

– Чего говорить-то? – нехотя промямлил он, – ты ведь и сам всё знаешь. Труба тебе! Со всех сторон…

– А ну, поподробнее! – потребовал я.

– Отстань! – захныкал критик, попробовал вывернуться и смыться, оставив в моих руках только воротник хлипкой рубахи.

Но это у него не получилось. Я держал своего строптивого «родственничка» крепко.

– Чего привязался? Отпусти! Потом поговорим. Я сам появлюсь, когда мне будет что сказать.

– А что, сейчас совсем нечего?

– Тебе обязательно от меня услышать, что ты перестал контролировать ситуацию вокруг? И в той части, которая касается хен-хая, эндорфов и мракосов, и в той, что касается твоих отношений с Говорухиной?

И там, и тут тебе труба. В первом случае, ты рискуешь шкурой, ввязываясь в криминальные разборки и тайны инопланетных цивилизаций. Но не ввязываться в них и не пытаться поступать идейно правильно, ты, как пионер, комсомолец, и просто «порядочный» человек – тут критик выделил слово «порядочный», презрительно наморщив нос, – тебе не позволяют высокие нравственные идеалы и морально-этические принципы, вбитые в голову ещё с сопливого детства. И в школе, и родителями. Взятые тобой из разных приключенческих книг. Из фантастики!

А это, по большей части, чистая утопия и постоянный геморрой для современного человека. Что-то вроде кодекса строителя коммунизма для сегодняшних бизнесменов или, что почти то же самое, для каннибалов позапрошлого века с острова Пасхи. Сейчас так никто не живёт. Во всяком случае, умные деловые люди.

Я поморщился, надоело…

– Будем считать, что я не очень умный и деловой. И неважный бизнесмен. Мы об этом с тобой и раньше спорили, сошлись на том, что меня уже не переделать. Какой есть – такой есть и тебе придётся с этим мириться. Давай, говори по делу!

– По делу? Ты утратил возможность влиять на ситуацию, оставаясь в поле душевного комфорта и собственного понимания справедливости. Ты сейчас не можешь выйти из истории с расследованием смерти Халина, мечом Белогора и всем остальным, потому что это, по-твоему, несправедливо и постыдно, а потому неприемлемо. Если попытаешься «соскочить», то тебя совесть до смерти замучает! Значит, будешь плыть по течению, будешь заложником развивающихся событий, которые не ты инициируешь, не ты контролируешь, а хен-хай, мракосы и ещё неизвестно кто.

– Чем это может кончиться?

– Очень маленькая вероятность того, что ты раскроешь тайну убийства Халина, и будешь спать спокойно. Очень большая вероятность, что ничего не узнаешь и потеряешь жизнь! То же самое и с Говорухиной. Жил себе спокойно, без баб, ну и жил бы дальше! Чего тебе не хватало! Нет, свербит в одном месте! Хорошая она, красивая, умная, добрая! А самое главное, порядочная! И думает, как ты! Вот это тебя и купило! Это сейчас она хорошая, не подкопаешься, а какая будет через год, через пять лет, через десять? Ты подумал?

Критик сделал значительную паузу и продолжил

– Так что и тут, в лучшем случае, потеряешь свободу и независимость, в худшем – остаток своей жизни. И умирать будешь, как раб на чужих плантациях, от безысходности и эмоционального прессинга со стороны «дражайшей» половины. Как миллионы других одураченных мужиков, когда-то поверивших, наподобие короля Лира в ими же самими придуманные обязательные человеческие добродетели…

И в истории с хен-хаем, и в отношениях с Говорухиной ты ведёшь себя, не как разумный, здравомыслящий человек, а как лемминг, который идёт за музыкантом, играющем на волшебной дудочке. И куда тебя этот музыкант приведёт, знает только он, а не ты…

Что делать для сведения неоправданно высоких рисков к приемлемому уровню, ты и сам прекрасно понимаешь. Но делать не хочешь!

Моих просвещающих комментариев, опасений и озабоченностей, ты не слышишь. Ты просто заблокировал от меня канал нашего общения, можно сказать, закрыл ворота. Перестал проявлять инициативу. Ждал, что я сам приду, буду тебе навязываться и слёзно просить прощения, безоговорочно принимать твою точку зрения?

А теперь гоняешься за мной и требуешь, чтобы я тебе что-то объяснил. Надо было слушать и воспринимать мои мысли, которые я пытался до тебя донести, даже если тебе они чем-то не нравились, не грели душу будущими приятностями.

Собеседник выдохся и обиженно умолк.

Мне стало стыдно.

А ведь, действительно, критик прав! Я практически заблокировал канал нашего общения и ждал, что мой постоянный оппонент найдёт возможность его открыть со своей стороны, явится сам и смирится с моим поведением, с моими, немного авантюрными поступками.

А он не такой. Он – гордый!

Как и я, впрочем.

Да и «труба» если мне придёт, то и ему тоже. «Мы» ведь с ним одно целое. Просто «он» и «я» – противоположные ментальные части моего разума. Я больше, как сейчас модно говорить, «правополушарный», а он «лево».

Он у меня отвечает за рациональную, логическую часть работы мозга, а я больше тяготею к эмоциональной, творческой части.

Как в стихах «Они сошлись, вода и камень, стихи и проза, лед и пламень».

В общем, у нас с ним постоянное «единство и борьба противоположностей». Частенько, достаточно острая и изнурительная борьба. Иногда он оказывается прав, иногда я.

Так и живём.

Я обнял маленькое тельце критика, прижал к себе и, смущаясь, пробормотал «родственнику» в ухо

– Слушай, давай мириться? Я виноват. Прошу у тебя прощения!

Критик сразу помягчел

– Давай! Только я с тобой и не ссорился! Ты сам… ладно, не буду! Кто старое помянёт!

– Ну, вот и ладушки! Только ты больше не прячься от меня, хорошо? Давай оба сделаем выводы из этого маленького недоразумения. Будем учиться жить дружно и, самое главное, пытаться понимать и прощать друг друга.

– Договорились! И что теперь? С этого момента всё изменится? Ты перестанешь закрывать от меня заслонки твоего сознания, станешьрассудительным и осторожным?

– Постараюсь. В любом случае я всегда буду слушать то, что ты мне шепчешь в ухо! Обещаю! Ну, а поступать буду, конечно же, так, как посчитаю правильным. Ты же понимаешь, что принятие окончательного решения всегда остаётся за мной? Иногда и ты оказывался прав, но, чаще всего, ведь я?

– Не будем мелочными, – критик улыбнулся, – чай, не молодёжь уже! Пойду, займусь твоими проблемами, подумаю, какие у тебя есть варианты выйти из всех приключений, в которые ты вляпался в последнее время, живым, свободным и, по возможности, в шоколаде.

Он похлопал меня по плечу, отступил на шаг и… исчез.

Ушёл думать. Заниматься «левополушарной», аналитической частью работы в моих мозгах. На то он и критик.

А что же я? У меня ведь тоже полно дел!