Текст книги "СТАЛИНИАДА"

Автор книги: Юрий Борев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 31 страниц)

Со Сталиным встречались создатели гимна поэты Михалков, Эль-Регистан и композитор Александров, Сталин предложил им попросить все, что они хотят.

– Я хотел бы получить квартиру.

– Хорошо. Будет вам квартира, товарищ Михалков.

– А я хотел бы получить машину.

– Хорошо, будет вам машина, товарищ Александров. А что хотели бы вы, товарищ Эль-Регистан?

– Я хотел бы получить на память этот красный карандаш, которым великий человек пишет свои резолюции и подписывает документы.

– Пожалуйста.

Михалков получил квартиру. Александров – машину. Эль-Регистан же получил в подарок красный карандаш. Тем дело и кончилось.

Какая музыка звучала…

В Большом театре шло утверждение музыки Государственного гимна. В центральной (бывшей царской) ложе сидели Сталин и члены Политбюро, а в партере – композиторы: Александров, Шостакович, Хренников, Хачатурян, Кабалевский и несколько других.

Прокофьев, как всегда, не явился.

После исполнения вариантов гимна все были приглашены в холл перед центральной ложей. Композиторы и члены Политбюро безмолвно стояли, Сталин, попыхивая трубкой, ходил. Наконец он сказал:

– Есть такое мнение: удачнее всех мелодия товарища Александрова.

Все с готовностью закивали головами и заговорили:

– Конечно, это лучшая музыка.

– Но только, профессор, – обратился Сталин к Александрову, – у вас там не все в порядке с инструментацией (он так и сказал – "с инструментацией", а не "с инструментовкой"). Надо еще поработать.

– Вы совершенно правы, товарищ Сталин, – закивал подобострастно Александров. – С инструментацией меня подвели. Я поручил это Кнушевицкому. Но он…

Тут взорвался Шостакович:

– При чем тут Кнушевицкий?! Композитор всегда сам отвечает за всё от начала и до конца! Разве можно валить ответственность на других?

Шостакович говорил возбужденно, громко, но, почувствовав неловкость своей вспышки, осекся. Воцарилась тишина. Сталин продолжал ходить. Потом он остановился возле Александрова, ткнул мундштуком трубки в его плечо и сказал:

– А что, профессор, ведь товарищ Шостакович прав. Композитор сам за все отвечает.

Опасное любопытство

После прослушивания и утверждения Гимна СССР всех участников встречи пригласили в зал, где был накрыт стол. Гости ещё стояли в ожидании начала празднества, когда посыльный принес Сталину какую-то срочную бумагу. Он стал читать и заметил, что через его плечо из любопытства заглядывает один из писателей.

Сталин сердито сказал:

– Этот вопрос мы как-нибудь без вас решим.

Сталин замолчал, и минуты три-четыре не было ясно, что же делать дальше – расходиться? Садиться за стол? После паузы Сталин пригласил всех отметить утверждение текста и музыки нового гимна.

Реплики Сталина

За столом Сталин цитировал Чехова. Потом сказал:

– Мы робких не любим, но и нахалов не терпим… Вы зачем пьете до дна? С вами неинтересно будет разговаривать.

Спросил у одного из гостей:

– А вы партийный?

– Нет, беспартийный.

– Ну ничего, я тоже был беспартийным… А почему вы Эль-Регистан? Кому вы подчиняетесь: католикосу или муфтию?

Возвышение и падение Ротатаева

В 1944 году из нескольких вариантов текста гимна был выбран текст Регистана и Михалкова; Сталин принял их, а также композитора Александрова, оркестровщика Левицкого и дирижера Мелик-Пашаева. Сталин давал замечания по тексту и музыке гимна, иногда отвлекаясь, чтобы изучить очередную сводку с фронта. В доработке текста принимало участие большое количество людей, однако авторство было закреплено за его первоначальными создателями Регистаном и Михалковым.

Доработка гимна по замечаниям Сталина была завершена. Текст отпечатали на красивой бумаге и завизировали множеством высочайших подписей. Надлежало везти этот текст Сталину. Однако придя утром в кабинет, председатель Комитета по делам искусств не смог найти текста гимна. Бумага мистически исчезла. Отыскать ее не удалось, хотя все учреждение было поднято на ноги. От страха все были в полуобморочном состоянии. Дело поправил завхоз Ротатаев.

Он отправился на помойку. Оказалось, что ее только что очистил приехавший на лошади мусорщик. Его догнали на машине, возвратили, вывернули весь мусор и в этой куче нашли столь нужную бумагу, которая оказалась помятой и испачканной. Ротатаев вызвал свою жену. Она тщательно разгладила бесценный листок утюгом и осторожно сняла с него – промокашкой и ватой – пятна.

Горемычный листок был приведен в порядок и передан председателю, который торжественно вручил его Сталину. За особую заслугу перед отечеством Ротатаев был назначен заместителем председателя комитета по кадрам. Так его возвысило косвенное приближение к Сталину. По тем же причинам он пал.

На прослушивание оперы "Великая дружба" от комитета смог прийти только Ротатаев. ЦК поинтересовался его мнением об опере.

Ротатаев высказался положительно, не подозревая, что спектакль уже посмотрел Сталин и отозвался о нем плохо, так как там были представлены и возвеличены не те народы и не те деятели, которые нравились Сталину. За промах в оценке оперы Ротатаев был понижен в должности – назначен директором Театрального музея имени Бахрушина.

Новый институт

Во время войны Игорь Эммануилович Грабарь написал письмо Сталину о необходимости сохранять и изучать русскую и мировую культуру, и на основе этого письма по распоряжению Сталина был создан Институт культуры, ныне Всесоюзный научно– исследовательский институт искусствознания. Грабарь был назначен его директором. В те годы это был единственный беспартийный директор.

КУЛЬМИНАЦИЯ ВОЙНЫ

«…Народная, священная…»

От края до края по степи растянулась пехотная дивизия.

Что впереди, что позади – равнина да снег. Труден марш. Хорошо еще – ветер в спины. Подняли воротники шинелок бойцы, шапки-ушанки опущены, шаг греет, а все равно студно на крутом и пронзительном снежном суховее. Быстро гаснет за последней шеренгой ее широкий след. А из снежной мглы возникает уже новая шеренга, новая рота идет. И поет, свистит ветер.

Далеко впереди в белой мути замельтешилось что-то живое, стало расти, приближаться, и уже можно было догадаться, что навстречу идут люди, много людей. Солдаты стали всматриваться. Человек средних лет, с осанистой бородой, тоже глядел пристально, так, что слезы навернулись на глаза и он, сняв рукавицу, приложил к ним ладонь. Пожилой солдат, шагающий с бородачом в одной шеренге, пригорюнился и уверенно предположил худшее: «Отступаем». Никто не ответил. Все продолжали всматриваться. Стало видно, что идет колонна, а потом обозначились по краям ее конвоиры. И тогда оживились солдаты и стали тихонько подталкивать друг друга локтями.

А рыжий парень обрадованно воскликнул:

– Ребя, пленных ведут!

А колонна все приближалась. И уже можно было различить разношерстно и плохо одетых людей всякого возраста.

Наступила тишина. Солдаты сосредоточились, насупились. В тишине стал слышен скрип снега под ногами двух сближавшихся людских потоков.

А тот молодой рыжий солдат, который сперва подумал, что ведут пленных, теперь присвистнул и почему-то шепотом выговорил:

– Свои…

Дивизия и встречная колонна поравнялись. Некоторые заключенные стали с любопытством разглядывать проходящих мимо солдат. Другие с молчаливым и равнодушным упорством, не поднимая головы, продолжали идти навстречу ударам ветра.

Солдаты всматривались во встречных: то ли кого-то искали, то ли что-то хотели разглядеть и понять. Некоторые люди в колонне отвечали на их взгляды, кто угрюмо, кто зло, кто виновато, а кто почти незаметным ободряющим кивком или даже слабым движением губ, отдаленно напоминающим улыбку.

Бородач обратился к командиру:

– Разрешите выйти из строя.

Командир кивнул, и солдат отошел в сторону и очутился между двумя встречными потоками. Он, стараясь сохранить равновесие, стал поправлять обмотку. Его покачнуло, и он чуть не упал в сторону колонны.

Конвоир остановился и добродушно сказал:

– К нам захотел? Можем по 58-й пристроить.

Солдат вежливо принял шутку, потом притопнул ногой: примерился, споро ли будет.

– Что это вы? – кивнул он головой в сторону арестантской колонны.

Стражник нехотя пояснил:

– От Гитлера спасаем…

И пошел конвоир, винтовка наперевес, в одну сторону, а солдат, винтовка за спиной, поспешил в другую. Он настиг свою шеренгу и стал ладиться в ногу. Наконец, зашагал вместе со всеми тяжелым, неспешным шагом, рассчитанным на долгую дорогу и нескорый привал.

А колонна заключенных все шла и шла мимо двигающейся к фронту дивизии. И пар стоял над людскими потоками. И казалось, что два состава бесконечно идут один мимо другого. Снег заглушил и почти поглотил звуки мерного шага солдатских сапог и нестройный топот арестантов. И вдруг из глубины колонны военных ломкий и звенящий от мороза голос затянул:

 
– Вставай, страна огромная!
 

Голос сразу же захлебнулся: то ли от порыва ветра, то ли от тишины, то ли от ощущения бескрайности расстояния, которое ему предстояло охватить. Но бойцы не дали угаснуть песне, где-то в головных шеренгах повторили строку и повели песню дальше:

 
Вставай на смертный бой.
 

Заключенные во встречной колонне встрепенулись так, будто бы этот призыв относился и к ним. А дивизия уже подхватила:

 
С фашистской силой черною,
С проклятою ордой…
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна…
 

Тут некоторые из заключенных робко, как бы стесняясь, подхватили песню. На смельчаков, дивясь, стали оглядываться другие заключенные. Но уже вся колонна зажила каким-то иным ритмом, чуть-чуть отогрелась изнутри и поверила в песню:

 
Не смеют крылья черные
Над Родиной летать.
Поля ее просторные
Не смеет враг топтать.
 

Плечи заключенных разогнулись, глаза у многих увлажнились, а у иных, напротив, обрели неестественно сухой огненный блеск. И вот уже и эта колонна пошла с песней. Мощный хор огласил степь. Это солдаты и арестанты выдохнули из себя слова:

 
Пусть ярость благородная
Вкипает как волна.
И-детвой-на на-родная
Свя-щен-ная вой-на.
 

Заключенные взяли ногу. Пошла чеканить шаг разномастная обувка: ботинки, валенки, полуботинки, сапоги, калоши, даже туфли модельные.

 
Дадим отпор губителям
Всех пламенных идей.
 

Тут некоторые конвоиры как бы опамятовались и стали кричать на заключенных, а некоторые даже грозить. Мол, кончай петь, не арестантское это дело. А один молодой и особо внимательный к службе стражник совсем было замахнулся прикладом:

– Неча советские песни поганить!

Но потом он постеснялся справлять свою суровую работу на глазах у солдат. У песни был такой могучий голос и такой все-покоряющий ритм, что вот уже и сами конвоиры пошли торжественно, винтовки наперевес, как на параде, некоторые даже подхватили песню.

Ноги рубят и отсчитывают такт. На мгновение металлический гул двух встречных составов снова врывается в песню, но она перекрывает все шумы. Два встречных людских потока, охваченные одним порывом, на едином дыхании поют. И теперь уже поют совершенно все: и даже те конвоиры, которые только что кричали на заключенных и хотели загасить песню, поют вместе со всеми:

 
Идет война народная,
Священная война.
 

В обе стороны степи идет песня, и один ее вал накатывается на другой, сшибается, плещется. И когда в одну сторону плывет еще припев, в другую уже взлетает новая строка.

И люди смотрят за края степи восторженными глазами. Они поют. И это уже не походный марш, а хорал, сотрясающий землю. Звуки уходят в самое небо, отражаются от него, как от свода и снова падают на заснеженную землю. И посчастливели омытые музыкой, исступленные лица солдат, заключенных и конвоиров. Рты отверсты.

Лица вдохновенно искажены поющими ртами. И с яростным фанатизмом, вкладывая всю страсть, как будто от судьбы этой песни зависит судьба мира, люди поют о священной народной войне. И кажется, что теперь уже нет на земле такой силы, которая могла бы заглушить эту песню или противостоять этим людям. И вот уже разминулись два бесконечных потока и пошли, не оглядываясь, в обе стороны степи, унося на плечах разные судьбы, но одну и ту же песню. И до самого горизонта то замирая, то вспыхивая, приглушаясь далью, звенело:

 
Пусть ярость благородная
Вскипает как волна, Идет
война народная,
Священная война.
 

От имени

Только маршал Борис Михайлович Шапошников имел в руках факсимиле Сталина и мог отдавать от его имени приказы по армии.

Посланцы главнокомандующего

Сталинские принципы руководства военными действиями воплощали в жизнь доверенные эмиссары Сталина, такие как Кулик, Мехлис. Последний ответствен за сдачу Крыма, за провал операций на Волховском фронте в конце 43 года. Эмиссары Сталина были невежественны, некомпетентны, бездарны, самоуверенны, властны, трусливы. Они подавляли, подминали под себя и подменяли командующих, стремились все сделать по-своему, не неся при этом никакой ответственности за ход боевых действий. Их вмешательство стоило большой крови нашим войскам, а победы происходили вопреки сталинским посланцам.

«Ни шагу назад!»

Когда немцы переправились через Дон и пошли к Волге и Кавказу, Сталин понял, что все рушится, и издал приказ, в котором говорилось, что советский народ любил Красную Армию и верил в нее, а теперь не верит. Сталин выдвинул лозунг "Ни шагу назад!" За всякое отступление без приказа командования полагался расстрел наместе. Сзади бойцов по приказу Сталина расположились заградогряды смершевцев с пулеметами, и им был дан приказ стрелять по своим, если они дрогнут и начнут отступать. Возник великий художественный образ, отражавший состояние всего народа в эту эпоху: бойцы находились между двумя смертями – сзади – смерть от «своих» пуль, впереди – смерть от «чужих» пуль. Иногда отступающие под давлением превосходящих сил противника части сметали заградотряды пулеметчиков.

Помощь Сталинграду

В конце 1942 года Маленков по поручению Сталина прилетел в Сталинград. Он обратился к генералу Горбатову:

– Чем можно помочь сталинградцам? Что нужно сделать, чтобы облегчить положение?

Александр Васильевич ответил:

– Нужно вернуть в строй и прислать в Сталинград высококвалифицированных командиров.

– Кого именно?

– Я подготовлю список.

– К утру, пожалуйста. Утром я улетаю в Москву.

Всю ночь генерал готовил список, мучительно вспоминая всех, с кем служил, с кем встречался на допросах и очных ставках (сам генерал тоже сидел, но по редкостному счастью был выпущен). Он составил большой список и боялся, что кого-либо из репрессированных он забыл. Утром от отдал список Маленкову, и тот отвез его в Москву к Сталину. Ответа не последовало. На Сталинградском фронте никто из упомянутых Горбатовым командиров не появился. Может быть, их уже не было в живых.

Битва на Волге

Малиновский говорил в кулуарах после юбилейного вечера в МГУ, посвященного двадцатилетию Сталинградской битвы:

– Два вождя – Сталин и Гитлер – устроили под Сталинградом мясорубку. Многое определялось названием города и политической символикой.

Заволжские степи никому не были нужны, как и разрушенный до основания город. Когда потери дошли до шестисот тысяч бойцов, пять командующих фронтами собрались и разработали план, как отрезать армию Паулюса от главных немецких сил и уничтожить ее. Это и было сделано с одобрения Ставки. Потом эта операция была названа одним из сталинских ударов и об этом был снят фильм "Сталинградская битва".

Военные приказы

Приказывая овладеть городом, Сталин подчеркивал: взять не считаясь с потерями.

Переименование генерала

Генерал армии Алексей Семенович Жидов, много натерпевшись от своей фамилии, не жаловал евреев. Когда его войска отличились при взятии крупного города и были отмечены в приказе главнокомандующего, то Сталин исправил неблагозвучную фамилию на «Жадов». С тех пор генерал жил и воевал под новым именем. Его же дочь вышла замуж за поэта Семена Гудзенко, принадлежащего к нации, к которой столь несправедливо привязывала генерала его старая фамилия. Отношения отца с дочерью испортились. Семен шутил: "Женился по расчету, а оказалось – по любви".

Чудесное спасение

Нателла была дочерью грузинского профессора-врача. В начале войны, по заданию Сталина отец уехал в США собирать материальные средства, медикаменты и медицинские инструменты для фронта. Нателла осталась в интернате в Керчи. Когда профессор вернулся, Керчь была занята немцами. Его отчет о проделанной в США работе понравился Сталину, и он спросил, нет ли у профессора каких-либо затруднений, в которых ему нужна была бы помощь.

Профессор рассказал о судьбе девочки. По приказу Сталина в районе Керчи была выброшена небольшая поисковая группа десантников.

Десантники выяснили, что при подходе немцев интернат был распущен. Дети превратились в беспризорных, ночевали где придется, питались чем придется. Среди этих полуодичавших детей была найдена Нателла, вывезена на большую землю и вручена отцу.

НЗ

В осажденном Ленинграде 1942 года нашли несколько бочек французского вина. Город умирал. Солнце, калории, витамины, заключенные в этом напитке, могли бы продлить жизнь или даже спасти многих ленинградцев. Однако Жданов сказал, что вино надо сохранить до победы и выпить в ее честь вместе с товарищем Сталиным. Бочки вина стали неприкосновенным запасом в самые страшные дни. Когда на Праздник Победы их привезли в Кремль, выяснилось, что вино прокисло.

Чувство юмора

В 43-м году на совещании в Ставке, прогуливаясь по комнате, Сталин обратился к генералу Е.: "А вы, товарищ, все еще на свободе?" Генерал вернулся домой напуганный, расстроенный, попрощался с женой, приготовился к аресту. Однако прошел день, два, неделя – его никто не побеспокоил.

В начале 44-го года на совещании история повторилась, и Е. решил: погиб. Однако опять все обошлось. В конце того же года его вновь вызвали в Ставку. Е. ехать боялся: попадется на глаза Сталину, а тот вспомнит свои слова… Во время совещания Сталин подошел к нему и снова говорит: "Понять не могу, почему вас до сих пор не арестовали". И в этот раз все обошлось. Эпизод повторился и в начале 45-года. А после окончания войны на банкете в честь победы Сталин сказал: "В самые трудные дни войны мы не теряли оптимизма и чувства юмора. Не правда ли, товарищ Е.?"

По глобусу или по карте?

В середине семидесятых годов Расул Гамзатов лежал в Кунцевской больнице в соседней палате с Молотовым. Расул спросил Молотова:

– Я читал мемуары одного маршала. Он говорит, что Сталин давал указания и руководил по карте. А по словам Хрущева, Сталин работал по глобусу. Кто же прав?

С укоризной Молотов изрек:

– Хрущев был великим путаником. Весь первый этаж ближней дачи товарища Сталина был увешан картами. Товарищ Сталин любил и умел работать с картой.

Наябедничал

Мехлис был членом военного совета фронта. Однажды он прибыл к Сталину для доклада и между прочим пожаловался на то, что генерал Р. спал с актрисой, а теперь спит с медсестрой. Сталин не отреагировал. Разговор продолжался. Однако Мехлис, охваченный желанием покарать порок, вернулся к поставленному им вопросу:

– Так что же мы будем делать с товарищем Р.? Ведь он спит с женщинами?

– Что будем делать? Завидовать будем, – ответил Сталин.

Наведение порядка

Некоторое время актриса В.С. была на фронте при генерале Р.

Однажды Сталин вызвал генерала с фронта. Побеседовав с ним о положении дел, он спросил:

– Товарищ Р., не знаете ли вы, чья жена В.С.?

– Писателя С.

– Вот и я так думаю.

Вернувшись на фронт, Р. самолетом отправил В.С. домой.

В сталинскую эпоху семейную жизнь нередко налаживали через парторганизацию. Обычно ревнивые жены применяли этот нехитрый и эффективный способ призвать к порядку мужа. Существовал даже анекдот:

– Иванов, жена пожаловалась на тебя в партбюро, что ты не исполняешь супружеские обязанности.

– Товарищ секретарь, так я же импотент…

– В первую очередь ты – член партии.

Предание утверждает, что писатель С. пожаловался Сталину на генерала Р. и "через парторганизацию" решил свою семейную проблему.

Чуть не подвел под монастырь

В конце войны заместитель наркома Военно-Морского Флота адмирал Иван Степанович Исаков решил отправить одного из адмиралов в Лондон с поручением по делам флота. Однако посланец был забракован Берия, якобы располагающим компрометирующим материалом. Исаков понял, что это подготовка удара по нему, и пожаловался Сталину, что Берия тормозит выполнение важной задачи и порочит его порученца. Сталин стал душить Берия и кричать на него.

Потом успокоился.

Порученец поехал. Берия сказал Исакову: зачем было жаловаться Сталину, мы могли бы договориться между собой.

По возвращении адмирал якобы подарил Исакову свой пистолет.

– Возьмите. Ведь если бы не вы, я должен был бы из него застрелиться.

Отстранение

Генерал-лейтенант медицинской службы Иустин Джанелидзе в конце войны был послан Сталиным в США посмотреть, как развивается американская хирургия. По приезде Джанелидзе доложил, что хирургия и медицина вообще в США на очень высоком уровне и мы отстали лет на 50–70. После этого Джанелидзе впал в немилость.

Дорогостоящее суждение

Философ Евгений Петрович Ситковский критически высказался о философской главе "Краткого курса". Александров сообщил об этом Сталину, и тот приказал: "Считать Ситковского троцкистом". Ситковского посадили. Он оказался в одной камере с троцкистами, а после войны сидел на Лубянке с атаманом Красновым.

Есть и другой вариант этого эпизода. В 1943 году группу философов

– Ситковского, Пичугина, Соловьева – арестовали по обвинению в пораженческих настроениях. В обвинение Ситковского включили пункт – сотрудничество с "антисоветской группой Сырцова – Ломинадзе." Несмотря на совершенно ложный характер этих обвинений, Ситковский вынужден был в них чистосердечно признаться.

Свобода выбора вины

В 1943 г. арестовали группу философов. Один из них, Ситковский, оказался в камере, все обитатели которой, кроме некоего военного, уже признали себя виновными. После первых же побоев Ситковский тоже рассказал, что был участником правотроцкистского блока, за что давали 10 пет. В камере военный спросил:

– Ну а на самом деле виноват?

– Нет, конечно, – ответил Ситковский.

– Тогда опротестуй свои показания как ложные и данные под давлением.

Этот разговор услышал следователь, находившийся в коридоре, и вызвал к себе Ситковского.

– Скажите мне правду: вы были в правотроцкистском блоке?

– Нет, конечно.

– А зачем же вы дали ложные показания?

– От страха и боли.

– Тогда я порву ваши показания и заведу новое дело о том, что вы немецко-фашистский шпион. Согласны?

Ситковский понял, что его заставят признаться и в этой вине и дадут уже не 10 лет, а расстрел. Он воскликнул:

– Нет-нет! Я – участник правотроцкистского блока!

– Ну что же. Тогда я не буду заводить новое дело, – любезно согласился следователь.

Арестованному предоставлена была большая свобода: свобода выбора вины.

Нововведения

В 1943 году Сталин официально ввел каторгу, а в 1949 году отправил туда на двадцать лет многих людей.

Гопак Никиты

 
Города сдают солдаты,
Генералы их берут.
А. Т в а р д о в с к и й
 

Вечером 6 ноября на даче у Сталина был устроен праздничный ужин в ознаменование годовщины Октября. Во время застолья Сталину принесли депешу, он прочитал ее и громко объявил:

"Киев взят!" Потом приказал: "Пляши Никита! Пляши!" – и не успокоился, пока Хрущев действительно не пошел в пляс.

Наступление на Минск

Баграмян рассказывает, что при обсуждении у Сталина будущего наступления на Минск присутствовали командующие фронтами – он, Захаров, Рокоссовский и другие, а также Малиновский и Жуков.

Баграмян сообщил, на каких направлениях он будет наступать.

Сталин спросил, не мало ли сил он собирается ввести в началеоперации. Баграмян объяснил: сил достаточно, так как многие участки непроходимы из-за болот и будут созданы лишь узкие линии прорыва.

Сталин посоветовал изучить эту проблему еще и на месте и там принять окончательное решение.

Рокоссовский предложил двумя сходящимися клиньями отсечь немецкие войска на своем участке и захватить их в плен. Сталин сказал, что два клина будут рассредоточивать силы и лучше вбить один мощный клин в оборону противника. Так, по его мнению, дело будет верней и быстрей пойдет продвижение. Рокоссовский возразил. Его поддержали Малиновский и Жуков, и Сталин уступил.