Текст книги "СТАЛИНИАДА"

Автор книги: Юрий Борев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

СТАЛИН И НАУКА

Корифей всех наук и история

Профессор Аркадий Самсонович Ерусалимский, у которого я был с матерью в гостях, рассказывал (1940) нам.

Он был автором предисловия к книге Бисмарка, изданной в 39-м году. Сталин внес в предисловие ряд поправок (например, вписал в характеристику Бисмарка слова "великий юнкер"). В связи с изданием этой книги Ерусалимский был приглашен к Сталину. Во время этого визита на столе Сталина лежала книга Платона на греческом языке. Это была бутафория: греческого языка Сталин не знал.

Покровительство историку

Однажды рано утром академик Евгений Викторович Тарле был разбужен телефонным звонком. Говорил Сталин:

– Вы читали сегодняшнюю "Правду"?

– Нет, товарищ Сталин. Еще не успел.

– Ну и хорошо! И не читайте. А то я недоглядел.

Сталин повесил трубку.

Тарле раскрыл газету и увидел, что в ней опубликована разгромная статья о его последней книге.

Все удивлялись, почему Тарле совершенно безболезненно перенес критику. А вскоре «Правда» опубликовала положительную статью о Тарле.

Корифей всех наук и генетика

Не желая сдаваться наступавшей лысенковщине, всемирно известный генетик, академик Николай Иванович Вавилов говорил: "Придется идти за науку на крест".

20 ноября 1939 года Вавилов был принят Сталиным.

С 10 часов утра до часа ночи Вавилов ждал приема. Наконец его пригласили. Он вошел. Поздоровался. Сталин ему не ответил и спросил:

– Ну что, гражданин Вавилов, будете заниматься цветочками или будете помогать нам?

Вавилов стал объяснять, чем он занимается.

– Вы свободны, – сказал Сталин.

Но Вавилов был свободен 9 с половиной месяцев. Вслед за ним были арестованы и его последователи.

Борьба генетиков была единственной сознательной оппозицией Сталину в конце 30-х годов.

Сталин и нужный физике человек

Пришел к Сталину академик Петр Леонидович Капица и говорит: арестован физик Ландау, прошу освободить – он мне нужен.

Сталин адресует просьбу присутствующему здесь Берия. Берия отвечает: Ландау арестован как англо-немецко-французский шпион.

Сталин разводит руками, мол, ничего не поделаешь. Капица говорит: да, но он мне нужен. Сталин движением бровей переадресует заявление к Берия. Тот отвечает: Ландау признался в том, что он шпион. Сталин снова разводит руками: арестован, шпион, признался.

Капица не отступает: Да, но он мне нужен. Сталин вновь мимически отправляет реплику Капицы Берия. А тот отвечает: уже состоялся суд, и суд признал Ландау виновным. Сталин опять разводит руками: уж если и суд решил – ничего не поделаешь. Капица настаивает: да, но он мне нужен. Сталин теряет терпение и говорит Берия: слушай, Берия!

Видишь, он человеку нужен! Раз нужен – отдай! И Берия ничего не остается, как освободить Ландау.

Пойди Капица по тривиальному пути: Ландау честный человек, не шпион, – и он, поставив под сомнение систему арестов, проиграл бы дело. Капица же говорил не политически, а прагматически: мол, все верно, однако рациональней использовать Ландау не в качестве удобрения почвы или в лучшем случае лесоповалыцика, а для решения важных научно-технических задач.

Такова легенда. Сам же академик Лев Давыдович Ландау рассказывал, что Капица пришел к Сталину и сказал: арестован Ландау, а он может сделать жидкий гелий, Ландау нужно вернуть.

Сталин распорядился.

Жидким гелием Ландау никогда не занимался, но, как обыкновенный гений, конечно же, быстро создал технологию приведения этого газа в жидкое состояние.

Непонятое задание

В 1940 году Сталин дал Павлу Федоровичу Юдину, возглавлявшему Институт философии АН СССР, задание:

– Хорошо было бы создать для массового читателя ряд книг по философским дисциплинам.

В Институте философии посовещались и решили делать хрестоматии высказываний классиков марксизма-ленинизма по разным вопросам (Авнер Яковлевич Зись, например, делал хрестоматию по этике).

Сталин посмотрел хрестоматии и сказал:

– Вы думаете, что только вы умные, а другие дураки. Сами читаете сочинения классиков, а другие пусть цитатками пользуются?!

И издание погорело.

Корифей всех наук и история культуры

В 1939 году Сталин высказал Юдину пожелание:

– Хорошо бы написать труд по истории культуры.

В руководимом Юдиным институте сразу же приступили к созданию проспекта первого тома (античная культура). Вскоре Юдин показал готовый проспект Сталину, который выразил недовольство:

– Вы не поняли. Я говорил о труде по истории культуры, а вы принесли проспект труда по истории гражданского общества. История культуры – это то, что было в первобытном обществе (!!!) до возникновения классов и государства (!!!).

Господь бог и война спасли философию и культуру от осуществления этого замысла.

Творческое задание

В начале 41 года философ Юдин в очередной раз был у Сталина. Вождь спросил: чем советские философы порадуют партию и народ к 25 годовщине Октябрьской революции? Юдин простодушно ответил:

– Не знаю, товарищ Сталин. Посоветуйте, пожалуйста.

– Хорошо было бы, чтобы советские философы написали труд о советском государстве.

– Хорошо, товарищ Сталин. Мы постараемся.

Юдин создал в возглавляемом им Институте философии творческий коллектив из трех человек: он – руководитель и авторы – Зись и Францев. Коллектив начал работу, которую прервала война.

Философские суждения

Незадолго перед войной Сталин сказал:

– Гегель – аристократическая реакция на Французскую буржуазную революцию и французский материализм.

Диалектический закон "отрицания отрицания" он назвал отрыжкой гегельянщины.

Все эти высказывания противоречат не только всей мировой традиции в трактовке гегелевской философии, не только фактам культуры и истории, но и определениям Гегеля в работах Маркса и Ленина, продолжателем учения которых объявлял себя Сталин.

Видимо, философ Стэн, обучавший генсека философии и жаловавшийся на теоретическую ограниченность своего подопечного, так и не смог преодолеть этой ограниченности: Сталину не удалось ни самостоятельно, ни с помощью Стэна освоить наследие Гегеля.

Не проявил бдительности

В 1938 году в Институте философии состоялось заседание партбюро. Оно рассмотрело персональное дело академика М., провинившегося в том, что слывущий любовником его жены человек арестован как враг народа. М. оправдывался:

– Товарищи, я же был не в курсе дела!

Ему вынесли выговор за утрату большевистской бдительности.

Хитроумный М. обратился к товарищу Сталину с письмом по философским вопросам и был им принят, после чего выступил в Институте философии на специальном заседании. Его речь состояла из фраз:

– В беседе со мной товарищ Сталин… указал… подчеркнул… раскрыл…

Выговор с М. сняли, а протокол партбюро уничтожили.

Обсуждение преимуществ

В 1940 году на приеме у Сталина Юдин высказал суждение о великих преимуществах советской экономики перед капиталистической.

– Так-то оно так, – сказал Сталин. – Преимущества, безусловно, есть.

Только можете ли вы мне объяснить, почему в Выборге до нашего прихода была электростанция, на которой работало шесть человек (хозяин – он же директор – и еще пять инженеров и техников), а сейчас, при советской власти, на этой же электростанции работают 300 человек? И нельзя сказать, что от этого станция дает больше электроэнергии.

Любимые деятели

Любимыми русскими историческими деятелями Сталина были Иван Грозный и Петр I. «Чуткие» художники сняли о них фильмы и написали книги. В Грозном и Петре Сталин видел своих предшественников, близких ему по духу и типу исторической деятельности.

ЛУЧШИЙ ДРУГ ИСКУССТВА

Заступник

Как-то в присутствии Александрова Сталин спросил Любовь Орлову:

– Тебя муж не обижает?

(С женами Сталин разговаривал обычно "на ты".)

– Иногда обижает, но редко.

– Скажи ему, что если он будет тебя обижать, мы его повесим. Тут, полагая ситуацию шутливой, Александров спросил:

– За что повесите, товарищ Сталин?

– За шею, – мрачно и серьезно ответил вождь.

Перевод Руставели

Сталин пригласил опального профессора Шалву Нуцубидзе и беседовал с ним целый вечер. Сталин знал, что Нуцубидзе перевел на русский язык "Витязя в тигровой шкуре" Шота Руставели, и сказал, что он тоже перевел когда-то несколько строк из этой поэмы. Когда Сталин прочел эти строчки, Нуцубидзе, угадав его желание, попросил разрешения включить их в свой перевод. Разрешение он получил, и эти строки безымянно вошли в поэму. Впрочем, безымянно-то безымянно, но слух об этом пошел.

Это рассказал мне в 1947 году профессор Панцхава, зять Нуцубидзе.

Есть и другой слух: перевод принадлежит не Сталину, а другу его юности, участвовавшему вместе с ним в эксах и посаженному в лагерь.

Я знал Нуцубидзе. Это был человек большой культуры. В начале 30-х годов его упрекали в том, что он недостаточно освоил философские труды Сталина и все ещё не перешел на платформу марксизма.

Нуцубидзе отвечал: "Даже на вокзале только человеку без багажа легко и быстро переходить с одной платформы на другую. У меня же есть научный багаж".

Не понял конъюнктуру

Правнук поэта Тютчева литературовед Кирилл Васильевич Пигарев занимался поэзией декабристов, Баратынского, Тютчева.

Однако в 1943 году увлекся фигурой знаменитого русского военачальника и написал книгу "Солдат-полководец. Очерки о Суворове". Книга так понравилась Сталину, что вождь приказал соединить его с автором, а поскольку телефона у того не оказалось, военные срочно провели временную связь. Сталин позвонил.

Похвалил очерки Пигарева, поговорил о фигуре Суворова. Через полгода позвонил опять:

– Над чем работаете, товарищ Пигарев?

– Вернулся к изучению Тютчева.

Сталин раздосадован но бросил трубку и больше никогда не звонил Пигареву, оказавшемуся ненужным человеком – не понимающим конъюнктуру.

Конъюнктуру понял Константин Симонов, который, по меткому устному высказыванию Бориса Пастернака, был "внелитературно талантлив": он написал поэму о Суворове задолго до Пигарева и не остановился на ней, а продолжал работать в нужном Сталину направлении.

Впрочем, второй вариант предания объявляет героем истории не Пигарева, а автора другого произведения о Суворове – Тихомирова.

Его якобы уведомили из секретариата Сталина, что следует позвонить вождю. Он позвонил из автомата, разговор был прерван из-за невозможности продолжать его из телефонной будки. Тут же военные провели личный телефон ь квартиру Тихомирова, там раздался звонок, и Сталин продолжил разговор:

– Следующее замечание: на 39 странице…

Письмо к Сталину о Бунине

Несмотря на то, что Бунин не любил Алексея Толстого и резко о нем отзывался, в конце 30-х годов Толстой обратился к Сталину с письмом-просьбой разрешить Бунину вернуться из эмиграции. Сталин ничего не ответил. В 1946 году возник устойчивый слух, что Бунин готов вернуться и получил на это разрешение.

Возможно, это был запоздалый результат письма Толстого.

Возвращение затянулось, однако после сталинских постановлений о журналах «Звезда» и «Ленинград» и проработки Ждановым Ахматовой и Зощенко Бунин возвращаться передумал. Алексей Толстой к этому времени умер и этот противокультурный шабаш уже не увидел.

История же с Буниным свидетельствует о том, что Толстой был предан культуре, предан, несмотря на некоторые вынужденные отступления от ее высших идеалов, о чем повествуют некоторые предания.

«Низкопоклонство»

В сентябре 1939 года наши войска вошли в Западную Украину. Писатель Александр Остапович Авдеенко был военным корреспондентом. В Черновцах он сделал удачные приобретения, и ему очень понравилась жизнь самой восточной провинции «гнилого» Запада. Он написал в газету восторженный очерк, который разгневал Сталина. Сталин учитывал, что выход в Европу в 1812 году породил декабрь 1825-го. Постановления ЦК по литературе и искусству, борьба с космополитизмом и другие послевоенные проработочные кампаниии были упреждающим ударом против прозападных ориентации, либеральных настроений и желания жить по-европейски.

Позже – в 60-х годах Мао Цзэдун превентивно ударит по "дурному экономизму". Зародилась же эта идея у Сталина еще в 1940 году.

Пробный упреждающий удар пал на Авдеенко. Его вызвали на заседание Политбюро. Сталин политически отрицательно охарактеризовал очерк Авдеенко и дал ключевое слово: «низкопоклонство». Это слово повторяли все выступавшие. Сталин по обыкновению ходил и слушал. Когда все выступили, он подошел к Авдеенко, стал прямо перед ним и, ткнув в него пальцем, спросил (это была традиционная сталинская формула): – Кто ты, Авдеенко?

Энергия вопроса была столь мощна, предшествующая проработка так подействовала на психику бедной жертвы, а последствия происходящего были столь внятно ощутимы в их самом мрачном очертании, что Авдеенко, ничего не успев ответить, рухнул под стол без сознания.

Ситуация эта была обычна и, видимо, любима Сталиным. Авдеенко спас себе жизнь этим атавистическим механизмом оцепенения от ужаса. Охранники выволокли писателя с заседания и привели в чувство. Он ожидал ареста, которого, к счастью, не последовало.

Просто писателя перестали печатать и замечать.

В 1941 году Авдеенко мобилизовали рядовым в минометную роту.

С фронта он присылал очерки в "Красную звезду". Их боялись печатать. Александр Кривицкий посоветовал ему написать очерк о сильно проштрафившемся, но растворившемся в долге человеке, который в бою смывает своей кровью позор совершенного им проступка. Авдеенко написал такой очерк, вложив в него многие личные раздумья и биографические детали. Кривицкий дал этот очерк редактору "Красной звезды", который вначале и слушать не хотел об Авдеенко, но потом уступил и переслал очерк Сталину. Через несколько дней позвонил Поскребышев и сказал:

– Очерк можно печатать.

Это было прощение. Авдеенко стал корреспондентом "Красной звезды".

Добрый совет

Вернувшегося из Испании Михаила Кольцова вызвал Сталин. Присутствовал ряд неизвестных Кольцову лиц, и он спросил, можно ли говорить откровенно.

– Да, говорите откровенно, товарищ Кольцов.

Кольцов начал правдивый рассказ, перемежая факты само стоятельным анализом событий. Сталин внимательно слушал, поощряя искренность сочувственным вниманием. Когда рассказ закончился, Сталин спросил:

– У вас, кажется, была в Испании кличка? Как вас звали?

– Микаэль.

– Ну что же, идите, Микаэль.

Когда Кольцов был уже у двери, Сталин остановил его:

– Есть ли у вас личное оружие?

– Да, есть.

– А не приходила ли вам, Микаэль, в голову идея застрелиться?

– Нет, товарищ Сталин.

– Советую подумать над этой идеей.

Воздержался

Ведущий режиссер Ленинградского ТЮЗа профессор Леонид Федорович Макарьев рассказывал.

Сталин смотрел в Большом театре спектакль. В кабинете директора в антракте ему показали декорации театрального художника Федора Федоровича Федоровского к будущему спектаклю. Сталин листал альбом и молчал. Директор осторожно спросил, каково мнение вождя об этих декорациях. Сталин ответил:

– Если я скажу, что это хорошо, вы сделаете из этого установку, а если я скажу, что это плохо, вы выгоните товарища Федоровского из театра. Поэтому я не буду ничего говорить. Работайте.

Скромность

Во время посещения Сталиным МХАТа актер Борис Ливанов обратился к вождю:

– Товарищ Сталин, я хотел бы с вами посоветоваться: собираюсь играть Гамлета, прочел 50 книг о нем и еще не разобрался.

Сталин ответил:

– Почему вы думаете, что мнение одного неспециалиста поможет вам больше, чем мнение пятидесяти специалистов?

Приглашение в театр

В Малом театре пошла пьеса Александра Корнейчука "В степях Украины". Во время одного из правительственных приемов автор пригласил на спектакль Сталина.

– А когда я должен прийти? – спросил Сталин.

– Вы не должны, товарищ Сталин, а я прошу. Я приглашаю вас прийти и посмотреть спектакль.

– На какой день вы приглашаете?

– В будущем месяце спектакль будет идти четыре раза – по пятницам. Как вам будет удобно, товарищ Сталин.

– Не приду. Вы меня неправильно приглашаете. Надо было сказать: хочешь – приходи через пятьдесят лет, хочешь – через сто.

Когда время будет – приходи.

Все зааплодировали столь мудрому суждению, а больше всех – Корнейчук.

Неудовольствие

Году в 1939 Утесов выступал со своим оркестром на правительственном приеме. Начиная концерт, он сказал:

– Вообще-то я люблю выйти на сцену и потрепаться. А здесь сидят такие люди, что я не знаю, как себя вести.

Сталин отвернулся, вслед за ним отвернулось все Политбюро.

Больше Утесова никогда не приглашали.

Отзыв

Сталин на спектакле во МХАТе. После второго действия Константин Сергеевич Станиславский и другие руководители театра робко вглядываются в лицо вождя, мнутся и молчат. Сталин не помогает им выйти из затруднения. Кто-то все же решается:

– Как вам, товарищ Сталин, наш спектакль?

– Скучно…

На лицах у всех испуг, и, насладившись им, Сталин добавляет: —… в антрактах. Все смеются.

'Три сестры"

В 1940 г. Сталин посмотрел во МХАТе 'Три сестры" и высказал мнение:

– Спектакль плох, Чехов устарел. Все это никому не нужная интеллигентщина. Вот мундиры на героях хороши. (Имелась в виду золотопогонная офицерская форма Вершинина и Тузенбаха).

Непременно одену так нашу армию.

Это было осуществлено в середине войны.

Наказание за нарушение указа

На рубеже 30-х и 40-х годов Сталин подготовил Указ Президиума Верховного Совета о тюремном наказании за опоздание на работу свыше чем на 20 минут. На следующий день после указа Василий Иванович Качалов опоздал на час во МХАТ. В театре возникла паника, никто не знал, что делать в столь сложном случае, и директор театра запросил указания у Сталина. В ответ пришел приказ Комитета по делам искусств объявить директору МХАТ а строгий выговор за недоведение до сведения народного артиста СССР тов. Качалова Указа Президиума Верховного Совета СССР об ответственности за опоздание на работу.

Запрет на фильм

По поводу фильма Сергея Юткевича "Свет над Россией" (по "Кремлевским курантам" Николая Погодина) Сталин высказался так:

– Неужели Ленин был таким примитивным человеком, что, посмотрев на лампочку, пришел к идее электрификации России?! Не вижу ни света, ни России.

Фильм запретили, да и в спектакль стали вносить поправки.

Сами решили

Сталин всегда хотел быть неожиданным, мыслил от противного, отсюда в его действиях и словах всегда присутствует антиштамп.

Сталин был в отъезде, и скопилось большое количество кинокартин, которые без его одобрения не выпускались в прокат. Наконец Молотов и другие члены Политбюро решили сами просмотреть один фильм и выпустить его, если он будет бесспорным. Так и сделали.

Вернулся Сталин. Ему доложили, что без него разрешили фильм.

Сталин посуровел и строго спросил:

– Без меня, значит, посмотрели и сами решили?! Без меня сами посмотрели и решили?..

Эти вопросы нагнали на членов Политбюро ужас, и, когда они были уже окончательно запуганы, Сталин сказал:

– …и правильно сделали!

Сливки без молока

Перед войной Сталин принимал Николая Константиновича Черкасова – одного из своих любимых актеров – и расспрашивал его о художественных новостях. Актер простодушно рассказывал о готовящихся на ленинградской киностудии фильмах, и среди них упомянул картину о Карле Марксе. Сталин неожиданно помрачнел и переспросил:

– Как о Марксе?

Он был рассержен тем, что такая серьезная художественно– политическая акция предпринимается без согласования с ним.

Вскоре на Ленфильме был устроен разгром, а общее количество выпускаемых в стране фильмов свели к двенадцати в год: такое количество можно было легко проконтролировать. Сталин рассчитывал, что так каждый фильм станет советской классикой.

После смерти Сталина Алексей Сурков не без остроумия сказал по поводу установки на сплошную классику: "Нельзя снимать сливки без молока".

На художественной выставке

В 1956 году художник Евгений Кацман рассказывал в Абрамцеве.

В конце 30-х годов в Москве подготовили выставку "20 лет советской индустрии". У входа была поставлена большая скульптура к тому времени уже умершего наркома, непосредственно занимавшегося индустриализацией, Серго Орджоникидзе. За день до открытия выставки ее посетили члены Политбюро во главе со Сталиным. Обойдя экспозиционные залы, руководители и принимавшие их художники прошли наверх в большую административную комнату. Кацман обратился к Сталину с вопросом:

– Товарищ Сталин, разъясните нам, что такое социалистический реализм?

Сталин ответил:

– А откуда я знаю? Пусть об этом расскажут те, кто об этом пишет.

На этом «пресс-конференция» закончилась.

Когда на следующий день была открыта выставка и зрители вошли в зал, устроители выставки с удивлением обнаружили, что изваянная известным скульптором Шадром художественно ценная монументальная скульптура Серго Орджоникидзе исчезла. Как выяснилось, ночью она была разбита по приказу Сталина.

В этом сказалось отрицательное отношение Сталина к ушедшему из жизни Орджоникидзе, оставленному в официальном ареопаге вождей лишь для того, чтобы не множить ряды опальных большевиков ленинского окружения. Для Сталина было нестерпимо увидеть монументальную фигуру кого-либо кроме себя.

Запреты на портреты

В первые годы революции Юрий Павлович Анненков создал галерею острохарактерных портретов видных партийных деятелей. Эти произведения были репродуцированы. Впоследствии по личному приказу Сталина это издание было запрещено и конфисковано из библиотек. Художник, "не так" рисовавший "не тех" вождей, не пострадал. Он еще в 1924 году уехал за рубеж.

Тост

До войны в Одессе, в школе Столярского были воспитаны отличные музыканты, получившие первые премии на международных конкурсах. Все лауреаты были приглашены на прием к Сталину. Туда же привезли их учителя Петра Соломоновича Столярского. Это был пожилой еврей, плохо говоривший по-русски. Столярского научили, что после тоста Сталина нужно предложить тост за него и следует назвать его гением. После того, как Сталин поднял тост за лауреатов, встал Столярский и сказал:

– Предлагаю тост за товарища Сталина… которого следует назвать большим гением… – Столярский растерялся и не знал, как закончить тост, а потом добавил: —… и за всех других шишек.

Дуэт

Сразу после спектакля Ивана Семеновича Козловского вызвали в Кремль, где шел заранее не планировавшийся банкет.

Знаменитый тенор очень устал, пел он весь вечер через силу, так как плохо себя чувствовал – болело горло. Однако отказаться ехать в Кремль Козловский опасался. Когда он явился, Сталин сразу же попросил его спеть «Сулико». И вдруг певец почувствовал, что его боязнь потерять голос еще сильнее, чем страх перед сталинским гневом. Он отказался петь и объяснил свой отказ. Тогда находившийся в добром расположении Сталин благодушно сказал:

– Пусть Козловский бережет свой голос. И пусть послушает, как мы с Берия споем. Иди, Лаврентий, петь будем.

Они стали рядом и действительно запели. Это был прекрасный дуэт палачей. Как же глубоки должны быть певческие традиции Грузии, если даже худшие представители этого народа способны ладно спеть грузинскую песню! В фильме Тенгиза Абуладзе есть подобный дуэт.

Предписанное желание

После выступления Козловского члены Политбюро стали вызывать его на бис и предлагать свои программы:

– Спойте арию…

– Спойте романс…

Вмешался Сталин:

– Нельзя покушаться на свободу художника. Товарищ Козловский хочет спеть "Я помню чудное мгновенье".

Сталин, как всегда, не ошибся.

Райкин на правительственном концерте

В 1939 году после победы на конкурсе юмористов Аркадия Райкина впервые пригласили в Кремль на правитель ственный прием в честь шестидесятилетия Сталина. Артисту было трудно выступать, потому что зрители сидели к сцене кто спиной, кто вполоборота, ели и пили. Впрочем, ему удалось заинтересовать зрителей, и многие повернулись в его сторону. Он читал рассказ, в котором употреблялось слово «авоська» (на авторство этого неологизма претендовали и Райкин и юмо рист Владимир Поляков).

Во время чтения рассказа Сталин не смеялся. Один раз он наклонился к Ворошилову, что-то у него спросил, и тот что-то ответил.

Когда Райкин закончил, воцарилась тишина. Никто не решался хлопать, потому что Сталин долго сидел неподвижно. Наконец, вождь зааплодировал, и раздались бурные аплодисменты. Райкина пригласили сесть за стол между Сталиным и Ворошило вым. Райкин спросил:

– Товарищ Ворошилов, во время моего выступления товарищ Сталин вам что-то сказал. Может быть, в этом высказыва нии было какое-то замечание, касающееся меня? Нельзя ли узнать, что сказал товарищ Сталин?

Сталин промолчал, а Ворошилов сказал:

– Товарищ Сталин спросил, что значит слово «авоська». Вождь налил актеру полный бокал коньяка и предложил тост —

За талантливых актеров!

Райкин выпил бокал.

Сталин снова налил и предложил второй тост:

– За Ленинград, дающий нам талантливых актеров! Райкин выпил второй бокал и захмелел. Его увели и отправили домой.