Текст книги "СТАЛИНИАДА"

Автор книги: Юрий Борев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)

Это предание расходится с действительностью: Раскольников погиб на юге Франции, когда Эфрон давно уже вернулся в Россию. И все же я привожу эту историю, связующую в один сюжетный узел известные имена, – и потому что Эфрон был причастен к такого рода акциям; – и потому что для той эпохи ничего невероятного нет: можно на неделю отправить человека за тридевять земель для выполнения задания и затем вернуть его в Москву; – и потому что, даже называя вымышленных исполнителей террористического акта, предание говорит о насильственном устранении врага Сталина, что не только не исключено, а является закономерностью. Осуществлению этой закономерности могла помешать лишь случайно настигшая Раскольникова – странная по тем временам – естественная смерть от болезни.

Еще раз о смерти Федора Раскольникова

На "Неделю совести" (19–26 ноября 1988 года) в день Союза кинематографистов пришла вдова Раскольникова, немолодая, но по-западному ухоженная женщина, гражданка Франции, живущая в Париже. Ее спросили, как погиб ее муж.

Она сказала: Федор Федорович израсходовал на письмо к Сталину много духовной энергии. Письмо, переданное в японское агентство, пошло гулять по газетам мира. Мы с Федором Федоровичем после этого уехали из Парижа на юг Франции, понимая, что нам следует отойти в тень. Вскоре Федор Федорович заболел и его положили в больницу. Там на моих руках он умер.

Через несколько минут вдова Раскольникова получила записку из зала: я не могу вас осуждать, наверное, вы обещали не говорить правду и боитесь ее сказать, однако Раскольников погиб насильственной смертью – Сталин отомстил ему; долг памяти перед Раскольниковым, долг правды должен возобладать над страхом.

Вдова Раскольникова ответила: я ничего не боюсь. Я рассказала, как умер Раскольников – у меня на руках. Я не могу утверждать, что его убили, и не могу утверждать, что его не убили – у меня на эту тему нет никаких сведений.

Задание

Сталин решил устранить Троцкого и приказал создать несколько независимо друг от друга действующих террористических групп.

Ифлийка, библейски красивая еврейская девушка Джульетта была послана нашей разведкой за океан. Очаровав секретаря Троцкого, она помогла организовать убийство бывшего партийного лидера.

Символическая деталь: на столе у Троцкого была в ту пору рукопись его книги о Сталине, и кровь автора залила страницы этой книги.

Когда Джульетта вернулась на родину, её наградили, а потом посадили. Влюбленный в нее молодой генерал НКВД написал Сталину, что любит эту женщину и готов пожертвовать всеми своими званиями и орденами ради любви. Сталин сделал широкий жест: генерала лишили звания и орденов, а Джульетту выпустили, и пылкий Ромео смог соединить с ней свою жизнь. Они прожили довольно счастливую приватную жизнь. И даже, кажется, живы были еще в 1972 году, когда я записал эту историю.

Отсидев долгий срок, убийца Троцкого Рамон Меркадер уехал из Мексики и попросил убежище в Чехословакии, некоторое время жил в СССР под фамилией Лопес, потом переехал на Кубу. Сидя в тюрьме, Рамон женился на мексиканке. Когда он умер, вдова перевезла его прах в Москву и захоронила на Кунцевском кладбище. На могиле стоит памятник с надписью: "Герой Советского Союза Лопес Рамон Иванович 1915–1978".

Современное оправдание репрессий

Сегодня девяностошестилетний Каганович оправдывает репрессии 30-х годов тем, что: кулаки были буржуазным элементом в деревне; если бы оппозиция пришла к власти, то поступила бы "с нами не лучше, чем мы с нею" (даже у демократа Бухарина были высказывания о том, что революции без крови и массовых расстрелов не бывает); важная роль в проведении репрессий принадлежит внешней обстановке, угрозе фашизма – не очистив тыл, мы погибли бы во время войны.

Вместе с тем Каганович признается, что в вину многих арестованных и расстрелянных он не верил. Однако понимал необходимость вздыбить, взбодрить Россию, которая должна была любой ценой выйти к войне с хорошими экономическими показателями.

Все эти аргументы в пользу репрессий столь смехотворны, что их можно было бы даже не опровергать. И все же кратко отвечу на эти аргументы.

Уничтожая кулаков "как класс", Сталин и его соратники на много лет вперед разрушили сельскохозяйственную жизнь страны. Само уничтожение класса обернулось мучениями и гибелью сотен тысяч людей, в том числе детей, женщин, стариков, никакого отношения к классовой борьбе не имевших. Сотни тысяч будущих солдат были уничтожены Сталиным и его приспешниками еще до 1941 года, из тысяч были подготовлены будущие власовцы.

У Бухарина и других старых партийцев, несмотря на признание и даже применение принципа насилия и известной жестокости, трудно предположить способность массово уничтожать своих соратников по партии. Кроме того, репрессии столь широко охватили всё население страны, что аргумент о страхе Сталина перед жестокостью оппозиции – чистая демагогия.

Внешняя обстановка – приход к власти фашистов, надвигающаяся война – совершенно не диктовали уничтожение большой части офицерского корпуса Красной Армии. Вся международная обстановка могла бы быть более благоприятной, если бы Сталин не вел жесткой внешней политики и жестокой кровавой политики репрессий внутри страны. Ему легче было бы найти союзников на Западе. За рубежом, в том числе и в Германии, в начале 30-х годов не создавалась бы благоприятная обстановка для 'ястребов", если бы там не боялись «ястребиной» политики Сталина.

Вся политика Сталина, способствуя относительно быстрой индустриализации, вела к созданию той административной системы, которая, в конечном счете, губительно сказалась на всём экономическом развитии страны.

Нужно полностью отдать себе отчет в том, что смысл репрессий для Сталина был не в том, чтобы решить какие-либо социальные, экономические, международные дела страны, а в том, чтобы решить проблемы личной власти, ее создания, упрочения, ее безграничного распространения. Испытывая тяготы этой личной власти Сталина, его соратники широко пользовались её неограниченными благами и потому поддерживали диктатора.

ПОВСЕДНЕВНОСТЬ И ЛЮДСКИЕ СУДЬБЫ

Выдвижение новых кадров

В 1933—34 годах Сталин и его приближенные нередко собирались на даче у сестры Кагановича. Здесь-то впервые молодой Хрущев и появился в окружении Сталина. Хрущев нравился Сталину своим умением рассказывать анекдоты и веселить русскими плясками. Сталин приблизил к себе Хрущева за его активность в борьбе с правой оппозицией.

В присутствии Сталина шло обсуждение статьи в то время начинающего историка Анны Михайловны Панкратовой. Выступление аспиранта Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко понравилось Сталину. У него была цепкая память на кадры: при очередном назначении он вспомнил о Пономаренко, тот пошел в гору. В 1938 году стал первым секретарем ЦК КП Белоруссии, а в 1948 – секретарем ЦК ВКП (б).

Книга – двигатель карьеры

Некто Бедия опубликовал небольшую работу о начале социалистического движения в Закавказье. Эта книжечка содержала выгодную для "отца народов" концепцию: Сталин в Закавказье занимался тем же делом, что и Ленин в России, шел тем же путем, действовал теми же методами. Получалось, что Сталин не только верный соратник Ленина, но и равная ему фигура.

Убив автора книги, Берия присвоил ее себе, вписав в неё маленькую главку. Он распространил версию, что в бытность секретарем ЦК Закавказья считал неудобным публиковаться под своей фамилией. С таким объяснением книга была послана Сталину и понравилась ему, что потом сыграло роль при переводе Берия в Москву. Когда Берия хотел выглядеть привлекательным (особенно перед женщиной), он показывал книгу и, скромно потупясь, говорил: "Это я написал".

Новая смена палачей

В 1937 году Ежов достиг большой власти и в порыве шпиономании стал замахиваться на многих видных людей. В частности на Берия.

Маленков послал в Тбилиси гонца предупредить Берия о возможном аресте и вызвал его в Москву. Когда Берия приехал, Маленков устроил ему встречу со Сталиным. Вождь разговаривал с гостем ни много ни мало 20 часов подряд. После этого Сталин потребовал Ежова и сказал: "Тебе нужно отдохнуть, ты устал".

К власти в НКВД пришел Берия, а Ежова на непродолжительное время назначили наркомом водного транспорта, после чего уничтожили.

Монстр

После устранения Ежова Берия выпустил кое-кого из заключенных, и пошла молва, что наконец ошибки исправляют. Все считали: со мной, с моим отцом произошла ошибка, а вообще все аресты правильны. Мало кто представлял себе масштабы репрессий.

Очень многие верили, что Сталин не знает о несправедливостях.

Однако лучше, чем в анекдоте, о палачестве Сталина и Берия не скажешь: "Человек увидел Берия в аду: стоял он по колено в крови.

Человек спросил у Берия, почему он, Берия, стоит в крови только по колено? И ответил Берия: потому что я стою на плечах товарища Сталина".

Чудесное спасение

Рассказывал мне бригадир Василий Васильевич Темин, работавший в 1946 году на восстановлении завода "Запорожсталь".

Костя работал на стройке прорабом. Умел рисовать. Однажды ему поручили оформить стенгазету. Он написал заголовки, приклеил картинки и статьи и вывесил газету. Вызывает его парторг, строго и осуждающе говорит: «Перерисуй» – и пальцем в газету тычет. А там статья: "Смерть врагам народа". Заголовок подчеркнут чертой– молнией, острие которой, – если обратить внимание, – указывает на статью о наркоме Ежове и на его портрет. Костя ужаснулся, но сообразил: если он что-либо исправит, значит признает свою вину.

Проходят сутки. Секретарь встречает Костю и спрашивает: "Ну как, исправил?" Костя делает вид, что не понимает, о чем речь. Тогда секретарь говорит: "Ты дурака не валяй. Исправляй!" По стройке уже слухи покатились. Тот, кто раньше с Костей в домино играл, теперь играть опасается, другой вдруг про Англию и Германию расспрашивает. Костя вторую ночь не спит, ареста ждет. И понимает, что его рисунок можно расценить как политическую ошибку, однако не сдается и стенгазету не переделывает: переделаешь – значит был виноват. И все-таки чудо спасло…

Я перебиваю рассказчика и говорю: "Ежова сняли и объявили врагом народа".

– Нет, до этого еще год оставался и не одна голова с плеч слетела. Произошло вот что. В безвыходной ситуации Костю осенило.

Встречает его на следующий день секретарь и уже при народе спрашивает: "Ты переделал?" "Нет, – говорит Костя. – Я сходил в НКВД, рассказал, что вы ко мне придираетесь, и там сказали: "А пошли ты этого дурака…" И адрес дали на тот случай, если сами не догадаетесь. Так что выполняйте указание". Тем дело и кончилось. Секретарь отстал. А Костя дней через десять на всякий случай уволился и уехал.

На другой стройке он к стенгазете и близко не подходил.

Дворянин

Рабинович был правительственным фотографом – снимал членов Политбюро, членов ЦК, партийные съезды, международные конгрессы. Летним утром 1937 года он устанавливал свой треножник на одной из дорожек Кремля. К фотографу подошел Сталин:

– Что же это вы, гражданин Рабинович, скрыли, что вы из дворян.

Рабинович от страха упал в обморок. Сталин был пристально внимателен к биографиям окружавших его людей и узнал, что предок Рабиновича выполнил какое-то важное поручение Петра I и царь удостоил его дворянством.

Рабинович продолжал работать в Кремле. Через некоторое время к нему вновь подошел Сталин и сказал:

– Товарищ Рабинович, а вы пугливы!

«Не вытекает»

Поскребышев насмотрелся на преуспеяние высшего партийно-чиновного круга и решил тоже кое-что приобрести.

Заикнулся Сталину, тот велел написать заявление. Сидит Сталин, смотрит на заявление, водит синим карандашом, пометки ставит, тихо ворчит:

– Так, дачу, значит, хочешь, машину хочешь… Дача ему, видите ли, понадобилась…

Поскребышев холодеет от ужаса. Неожиданно Сталин размашисто пишет: «Удовлетворить». Поскребышев радостно берет в руки бумагу и вдруг от избытка чувств чмокает Сталина, неловко попадая поцелуем за ухо вождя. Тот на мгновение теряется и удивленно говорит: "Не вытекает".

Обсуждение кандидатов

Во время первых выборов в Верховный Совет обсуждался вопрос, кого бы выдвинуть из писателей. Скатов предложил Алексея Толстого. Маленков пошутил: от графов. Сталин сказал:

"Лучше Шолохова".

Интервью

Перед открытием метрополитена главный редактор "Вечерней Москвы" сообщил, что следующий номер будет посвящен откликам трудящихся на это славное событие. Сотрудники разошлись собирать отклики. В кабинете редактора задержался репортер Трофим Юдин: ему в голову пришла сногсшибательная и дерзкая мысль взять интервью у Сталина, совершившего накануне ознакомительную поездку в метро. Он подошел к вертушке и сделал вызов. Ответил сам Сталин.

– Здравствуйте, товарищ Сталин, это говорит работник "Вечерней Москвы".

– Кто-кто?

– Трофим Юдин, товарищ Сталин, из газеты "Вечерняя Москва".

– Что вам надо, товарищ Юдин?

– Я хотел бы взять у вас интервью, как вам понравилось метро.

– Записывайте: метро понравилось. Московское метро лучшее в мире. Сталин.

– Спасибо, товарищ Сталин.

– До свиданья, товарищ Юдин.

Когда об этом интервью узнал главный редактор, он растерялся: печатать страшно – вдруг Юдин врёт, не печатать – нельзя: вдруг это действительно слова Сталина. Редактор неистовствовал:

– Ты мне добудь подтверждение, подпись, не то уволю! Тогда Юдин, улучив момент, снова позвонил Сталину.

– Меня увольняют – не верят.

– Скажите, что я не велел вас увольнять.

Юдина не уволили, и он пересидел в газете не только этого редактора, но еще шестерых.

Из академиков в уголовники и обратно

В 1935 году Сталин дал следователю Молчанову указание, чтобы физик академик Абрам Федорович Иоффе фигурировал в показаниях по процессу об оппозиции. А когда ему доложили, что арестованный Федотов дал показания на Иоффе, Сталин сказал Молчанову: "Вычеркните Иоффе. Он еще может нам понадобиться".

Сталинская власть была замечательна тем, что за пять минут могла из кого угодно сделать кого угодно.

История моего отца

Мой отец – Борис Семенович Борев вместе с моей матерью участвовал в гражданской войне, потом учился. В начале 30-х годов заведовал кафедрой философии в Харьковском университете, работал профессором ВУАМЛИНа (Всеукраинская ассоциация марксистско-ленинских научных институтов), главным редактором Партиздата Украины. Директором этого издательства была Мария Демченко – жена будущего первого секретаря Киевского обкома, в подчинении у которого некоторое время работал Хрущев и который затем станет наркомом заготовок СССР и погибнет в 37-году.

Поздней осенью 1934-го года отец отдыхал в Крыму. В столовой санатория за соседним столиком сидел Бухарин и его молодая жена.

Однажды утром Бухарин открыл газету, прочел какое-то сообщение и побледнел. Он что-то сказал жене, и они ушли не завтракая и в тот же день уехали из санатория. Газета писала об убийстве Кирова.

Вернувшись в Харьков, отец узнал, что в числе 32-х других профессоров он исключен из партии и все исключенные, кроме него и профессора Козаченко, также отсутствовавшего, уже расстреляны.

Когда отец шел по университету, от него шарахались, как от выходца с того света. Некоторые боялись с ним здороваться, чтобы не оказаться его «сообщниками». Кто-то простодушно спросил: "Борыс! Хиба тэбэ нэ зныщилы?" – "Как видишь, пока не уничтожили!" – ответил отец. Его исключили из партии, как русского шовиниста: читал лекции на русском языке. Его коллег исключили за украинский национализм: читали лекции на украинском. Кроме того, отца обвинили в том, что он – ученик "украинского националиста", известного философа, академика Владимира Юринца, незадолго до этого арестованного. Отец поехал в ЦК партии Украины обжаловать решение об исключении (столицу только что перевели из Харькова в Киев). Те, кому он звонил, надеясь на помощь, не отважились его принять. Только завотделом пропаганды ЦК КП (б) Украины Килерог (псевдоним-перевертыш настоящей фамилии – Горелик) предложил прийти после рабочего дня.

Горелик сказал отцу:

– В Харьков не возвращайся, даже не заезжай домой, затеряйся в каком-нибудь маленьком городке и начинай жить сначала. Не мельтешись. Не добивайся восстановления. Сейчас в связи с делом Кирова пойдет большая волна. Многих она накроет.

– А как же ты?

– Я останусь до конца, буду стараться помогать людям. Человек, спасший отца, вскоре погиб.

Я, сестра и мать остались одни. Отец уехал, но не в маленький городок, где он был бы как на ладони, а в Москву. Он сменил профессию философа на профессию юриста – благо было второе образование – и начал с нуля. Однако жизнь выталкивала его наверх, и скоро он был уже заместителем главного арбитра в Московском областном Госарбитраже. Осенью 36-го мы переехали к нему. Не зная за собой никакой вины, отец жил в страхе. По настоянию матери он ради безопасности семьи сжег остававшиеся у него авторские экземпляры двух его книг по философии, изданных еще в прежней, харьковской жизни. Многое из судьбы отца я узнал лишь после XX съезда: отец берег мое сознание, боясь ввергнуть меня в катастрофический конфликт с официальной точкой зрения.

Вопрос на засыпку

В конце 30-х годов во время заключительного приема по поводу окончания декады искусства одной из среднеазиатских республик Сталин вышел на балкон в Большом зале Кремля и сказал:

"Вот вы славословили Ленина, а когда он умер – забыли его. Теперь вы славословите меня, а когда я умру – забудете меня". Воцарилось молчание. Хлопать – неуместно. Опровергать – тоже, ведь для этого нужно было признать, что Сталин все-таки умрёт.

Сопротивление культу личности

Галина Серебрякова рассказывала, как в бытность её женой наркома финансов Сокольникова у них однажды собрались гости. Это были крупные военные и партийные деятели того времени.

Мужчины удалились в кабинет хозяина. Курили и разговаривали. Когда Серебрякова вошла в кабинет, неся кофе, она услышала реплику Алеши Сванидзе, брата первой жены Сталина:

– Коба зарвался, надо его ликвидировать.

Неясно, было ли это на самом деле или этот эпизод возник в сознании Серебряковой после ареста, во время суровых допросов, по требованию следователей.

Вождь учится говорить

Майя Владимировна Зарва – преподаватель русского языка МГУ – готовила Сталина к выступлениям на XVIII и XIX съездах, никогда не видя вождя. Делалось это так. За Зарвой неожиданно приезжали и увозили невесть куда и невесть на сколько. В помещении стояли три магнитофона. На одном была записана речь Сталина. На другом – всякая фраза, требующая исправления, записывалась в исполнении Майи Владимировны. На третьем все это фиксировалось вместе и отсылалось Сталину. При этом произношение и ударения Зарвой еще кем-то проверялись, и иногда её поправляли, ей делалось внушение за то, что её поправка речи вождя была неточна. Сталин внимательно перерабатывал неправильно произнесенные фразы, но не всегда это ему давалось сразу. Поэтому преподавателю приходилось повторять одну и ту же фразу два-три раза.

Регламент

До войны нарком сельского хозяйства Украины был вызван в Москву на Политбюро доложить о каком-то сложном вопросе. Он спросил:

– Как я должен докладывать: коротко или подробно? Сталин ответил:

– Как хотите. Можете коротко, можете подробно, но регламент ваш три минуты.

Свадьба с генералом

Несколько преданий по-разному варьируют один и тот же сюжет, вероятно, повторявшийся в судьбе разных людей. Один из крупных работников женится на красивой молодой девушке. Свадьба проходит весело и пышно. Присутствует Сталин. Это больше, чём свадьба с генералом, молодые и гости выражают вождю высшие знаки внимания и почета. Он весел, произносит щедрые слова, поднимает прекрасные тосты за жениха и невесту. Часа в два ночи веселье кончается, гости расходятся, покидает гостеприимный дом и Сталин, говоря добрые прощальные слова и последние поздравления.

Супруги остаются одни. Среди ночи, часа через полтора-два после ухода Сталина раздается громкий стук в дверь, входят люди в военной форме. Обыск, арест молодого мужа.

Душегуб-жизнелюб

В конце 20-х – в начале 30-х годов художник Кацман писал портреты Сталина и Ворошилова, был обласкан их вниманием и стал их доверенным человеком. Его приглашали на загородную дачу, где устраивались оргии. Там было нечто вроде римских терм, где нагие вакханки приносили яства и возлежали рядом с вельможами. Впрочем, были и отличия от Рима, выдающие северную топографию действа и паханский вкус ее главного организатора: над помещением «термы» висел большой моржовый фаллос. Видимо, людоед был большим жизнелюбом. Кацман глухо рассказал об этом

Федорову-Давыдову. Тот, в свою очередь, еще более глухо упомянул об этом кому-то. Последний сообщил Куда Надо. Федорова-Давыдова на время выслали в Ярославль, а Кацмана отлучили от доверия.

Мягкость наказания объясняется ранней датой события и тем, о чем поведал Кацман: "Ворошилов обругал меня: мы тебе доверяли, мы тебя приблизили, а ты оказался болтун и дерьмо. Ты пренебрёг доверием! Скажи спасибо, я тебя спас от гнева Сталина. Но смотри, если будешь болтать…"

Личная жизнь вождя

Во второй половине 30-х годов сестра Кагановича какое-то время была на положении полужены Сталина. Её карточка в правительственной поликлинике лежала в ящичке семьи вождя.

Существует и другое предание о личной жизни Сталина. Ему приводили молодых девушек. Родителям сообщали, что их дочь погибла при выполнении важного задания. Подобные секс-истории о Берия ныне известны документально, что придает некоторую вероятность этому преданию.