Текст книги "Выбери меня"

Автор книги: Юлия Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

«Журналисты должны замолчать, – сказала она деловито. – Но только без глупостей! Я думаю, нужно заплатить им, причем такую сумму, от которой они не смогут отказаться». При этих словах Чуткий недовольно поморщился – даже в такой ситуации мысль о том, что кому-то придется платить, была ему неприятна. «И расскажи наконец, что там с этим „Банзаем“? – спросила она. – Неужели действительно туда подмешивают какую-то гадость?» Чуткий замялся, и она поняла, что и здесь журналисты говорили правду. Но как, как он мог в это влезть? И почему не посоветовался с ней? Впрочем, теперь рассуждать об этом было поздно…

«Допустим, с журналистами я проблему так или иначе решу, – хмуро сказал Чуткий. – Но что делать с..? – Он снова обхватил голову руками. – Ведь мы даже не знаем, с какой стороны ожидать удара».

Это «мы» весьма позабавило Бурковскую, и она с трудом сдержала усмешку. «В таких ситуаций существует только один способ спасения», – сказала она. «Какой?» – в глазах Чуткого промелькнула надежда. «Тебе нужно исчезнуть с лица земли, – отчетливо выговорила Северина. – Навсегда».

«Как это исчезнуть? – обомлел Чуткий. И, к ее удивлению, добавил: – А как же партия? А как же Дума?» И тогда она наконец позволила себе улыбнуться. «Не пугайся, Васенька. – С этими словами она приблизилась к Чуткому и положила руку ему на плечо. – Твоей партией займусь я. По крайней мере, все будут так думать. А ты уйдешь в тень. С новым именем. И возможно, с новой внешностью». – «Ты с ума сошла! – заорал он. – Как это я уйду в тень? Я, Василий Петрович Чуткий, несколько лет приучал народ, что это имя значит многое, что Чуткий и партия „Русич“ – близнецы-братья! Что Чуткий – фигура солидная и влиятельная! А ты предлагаешь заменить меня собой? Но кто ты такая? Ты же никто!»

И тогда в Северине взыграла злость. «Меня зовут Северина Анатольевна Бурковская! – отчеканила она. – И между прочим, партию „Русич“ придумала я! И это я приучила народ к твоему имени. Ничего страшного, приучу и к своему. Я советую тебе подумать над моим предложением. И не очень долго – ты слишком рискуешь. А мертвым не нужны ни имена, ни партии, ни деньги. Народ забудет тебя раньше, чем завянут венки на твоей могиле». – «Не каркай! – еще громче заорал Чуткий. – Я сумею себя защитить. В гробу я видал эту правиловку!» – «Ты нужен мне живой! – тоже заорала Северина. – А если ты не сделаешь так, как я предлагаю, то… твоя жена узнает, с кем она жила все эти годы!»

Конечно, она сразу пожалела, что выкрикнула это. Но тогда она просто не сумела сдержаться.

И наверное, он испугался, поверив ей. Подумал, что она собирается его шантажировать. Что мечтает возглавить его партию. А ей ведь нужно только одно: чтобы он был жив и чтобы он был с ней!

Северина выпила еще одну стопочку коньяка. Она придумала, как убедить Чуткого принять ее план. Ему некуда деваться. Жизнь в тени трудна только первое время. А теневая власть даже слаще той, что на виду. Уж кому, как не ей, Северине Бурковской, это знать…

30. Спектакль окончен, по домам…

Александра Барсукова вернулась домой за полночь и, как обычно, занялась просмотром электронной почты. Внимание телеведущей привлекло послание за подписью «Стрингер». Некто сообщал, что имеет сведения о предстоящем покушении на Василия Петровича Чуткого, и предлагал встретиться, дабы обсудить материальную сторону вопроса. Саша вздохнула, переслала копию письма в Городское УВД и решила, что завтра предупредит самого Чуткого, а со «Стрингером» встретится, когда появится хоть какая-то перспектива досуга. Интуиция подсказывала ей, что, скорее всего, послание – очередная пиаровская «утка» со стороны изобретательного руководителя «русичей».

Через некоторое время она снова натолкнулась на послание «брата Медарда».

«Я уже не могу питать надежду сбросить тяжкое бремя грехов и обрести прощение и вечное блаженство, проклиная самого себя и жизнь свою, я в безутешном отчаянии готов хоть сейчас умереть, если со всей правдивостью, в глубоком сердечном сокрушении, не открою вам как на исповеди все, что со мной произошло…

Уважаемая Александра Николаевна! Полагаю, что вы так же, как и я, считаете, что любое зло, происходящее на земле, должно быть наказано. Только некоторые, считая так, ждут, что наказание это осуществит кто-то другой. Иные же берут на себя бремя ответственности и исполняют предназначение миссионера добра и справедливости. Поэтому, когда Вы отыщете истину в очередной криминальной драме, подумайте, кого в действительности следует винить за содеянное. А то, что вы ее отыщете, я не сомневаюсь».

«Черт возьми! – рассердилась Саша. – Он словно дразнит меня и жаждет во всем мне признаться. Конечно, это не такое уж и редкое желание для преступника, многие из них просто ищут одобрения своим действиям. Ладно, если он уверен, что я найду истину, я ее найду. Он полагает, что до него не добраться? Зря».

Решительно щелкнув «мышкой», Саша выключила компьютер. Потом она позвонила Миловской и попросила пригласить на завтра в редакцию старейшую сотрудницу Театральной академии, о которой рассказывал Томашевич. А также – Перова и Ирену Игоревну, с которыми они познакомились на съемке злополучного ток-шоу «Небывальщина»…

Манефу Николаевну Урбанскую, Виктора Владимировича Перова и Ирену Игоревну Белую встречали Мила Миловская и Александр Лапшин, которого все трое гостей канала знали еще по театральному институту. У Ирены Игоревны, тогда еще ассистентки факультета драматического искусства, Лапшин четыре года постигал основы сценической речи, а Перов, как заведующий кафедрой актерского мастерства, посещал все экзамены без исключения и знал всех студентов в лицо. Что касается столетней старухи, то о ней говорить излишне. Когда-то, пригласив в свой сейф юного Лапшина, она долго уговаривала его снять перед третьим туром серьгу из уха. Но Лапшин уже тогда был не в меру упрям и Манефу не послушался, отчего оказался на грани провала. Но серьга в ухе – символ свободы и независимости – осталась.

Когда гости расселись в редакции, пришла Саша Барсукова и обратилась к ним с такими словами:

– Я пригласила вас для того, чтобы попросить о помощи. Возможно, ваши профессиональные память и интуиция помогут нам вместе разгадать один ребус. А проще говоря, нужно узнать одного человека. Или, как говорят криминалисты, опознать.

– Этот человек – преступник? – глубоким контральто спросила Урбанская.

– Возможно, – кивнула Саша. – Я предполагаю, что он учился в вашем вузе.

– Если он учился в нашем вузе, мы его узнаем, – сказала Манефа Николаевна. – Даже если на его лице будет толстый слой грима.

– Без грима тут наверняка не обошлось. – Барсукова нахмурилась. – Ирена Игоревна, вы этого человека уже видели. Помните ту женщину, которая во время съемок ток-шоу нападала на Полуянова?

– Эту женщину я не знаю, – уверенно проговорила Белая. – Она не училась в нашем вузе.

– Возможно, вы не очень вглядывались в ее лицо, – произнесла Саша. – Да и вообще вы не могли видеть ее лица. Вы же сидели в четвертом ряду, а она – в первом. Сейчас я покажу вам ее крупный план.

Ирена Игоревна демонстративно повела плечами. Урбанская и Перов, словно извиняясь за свою коллегу, ободряюще улыбнулись Александре.

Она включила видеосистему. На мониторе замелькали кадры с «Надеждой». Вот она оглядывается по сторонам, вот вызывающе смотрит в объектив, вот произносит обвинительную речь, размахивая руками…

– Господа, – тихо проговорила Урбанская, глядя на экран. – Я, возможно, выжила из ума, но ведь это… Павлуша. Павлуша Лосин, черт меня подери! Ты помнишь этого мальчика, Витенька? – обратилась она к профессору Перову. – Он играл в спектакле Дон Жуана.

– Лосин? – пробормотал Перов. – Это не тот ли мальчик, который не явился на дипломный спектакль, когда приезжала комиссия из Министерства культуры?

– У тебя прекрасная память, Витенька, – сказала Манефа. – Его еще в Москву приглашали, а он захотел остаться в Питере.

– Да, и провалился на всех показах, – подала голос Ирена Игоревна. – У него до четвертого курса шипящие западали. Он и здесь шепелявит. Лодырь!..

– У вас нет сомнений в том, что это именно Павел Лосин? – спросила Александра.

– У меня нет, – подтвердила Урбанская. – Возможно, у молодого поколения…

– Это точно Лосин, – скривилась Ирена. – Я могу сомневаться насчет внешности, но дефект речи у него характерный. Да и голос не изменился. Несмыкание связок так и не удалось вылечить окончательно.

– Да, теперь я тоже уверен, – кивнул профессор Перов. – Своенравный был паренек, но талантливый… Что же это он за спектакль у вас устроил? Это нынче актеры так зарабатывают?

«Что и требовалось доказать, – подумала Саша. – Пора наведаться в приют имени Коллонтай. Ведь именно там находится компьютер, с которого мне были посланы сообщения».

Пирогов действовал по плану, придуманному Андреем Мелешко. Он сообщил Оксане Полуяновой, что отпечатки пальцев на пистолете ее мужа смазаны и идентификации не поддаются, а свидетель убийства тоже никуда не годится. Реакция Оксаны была ужасной. Ее лицо перекосилось так, что Игорь даже испугался за красавицу.

– Но как же?.. – хрипло прошептала она. – Отпечатки не могли быть смазаны.

– Почему? – ласково спросил Пирогов.

– Я не знаю! – воскликнула она с отчаянием в голосе. – А свидетель? Почему вам не нравится свидетель?

– Потому что при повторном вызове в органы внутренних дел он не подтвердил своих показаний, – улыбнулся Игорь. – Более того, он утверждает, что ранее вообще не давал никаких показаний. Ну разве можно всерьез воспринимать такого свидетеля? Не исключено, что кто-то просто воспользовался и дал показания, в достоверности которых милиция теперь справедливо сомневается.

– А зачем его вызывали повторно? – В глазах Оксаны застыл ужас.

– Иногда так делается, чтобы уточнить какие-либо подробности, – терпеливо объяснил Игорь. – Вы этого не знали?

– Нет…

– Так что, уважаемая Оксана Валерьевна, я не могу выполнить ваше поручение, – вздохнул частный детектив. – Все это похоже на подлог, а моя репутация мне дорога.

– Почему подлог? – пролепетала красавица. – Вы не можете… Я все выясню… Мой муж – убийца…

– Обратитесь с этим заявлением в прокуратуру, – предложил Игорь. – Это и проще, и обойдется вам дешевле.

– Я… вы… вы еще пожалеете! – взвизгнула она и вскочила. – Вы тупица! Не справиться с таким простым делом!

– Всего доброго! – Игорь проводил даму широкой улыбкой.

А когда она вышла из здания офиса сыскного агентства, схватил трубку телефона.

– Володя, она вышла, – проговорил он. – Действуйте… Я к вам подключусь, только вот за майором Мелешко заеду…

Частный сыщик Игорь Пирогов и майор милиции Андрей Мелешко сидели, как в старые добрые времена, в неприметной «девятке» и слушали «радиопьесу». Вообще-то Мелешко не положено было ее слушать, поскольку санкции на прослушку у него не было. Но между соблюдением законности и интересами дела он выбрал дело. А санкцию… санкцию можно будет и задним числом получить. Если разговоры окажутся содержательными и интересными для следствия.

Выйдя из пироговского офиса, Оксана Полуянова села в машину и помчалась на Петергофское шоссе. «Хвоста» за собой она, конечно же, не заметила – не до того ей было. Вскоре Томашевич сообщил, что расстроенная женщина переступила порог «Элитного общежития имени Коллонтай» и встретилась там с одним из сотрудников. Еще через некоторое время выяснилось, что имя этого сотрудника – Павел Лосин и он работает в приюте санитаром. Тогда Пирогов и попросил переключить трансляцию прослушивания на его «девятку»…

– Я не могу понять, – сказал Игорь Андрею, когда в «радиопьесе» возникла пауза, – что связывало безработного актеришку и делового человека?

– Совместно проведенные молодые годы. – Мелешко пожал плечами. – И не забывай: Костенко, как директор приюта, был работодателем санитара Лосина.

– Из-за этого не убивают, – возразил Игорь.

– А мы еще не знаем, он ли убил Костенко, – сказал Мелешко. – Что-то подсказывает мне – хлипок он для такого дела. Ты послушай, какая истерика!

В наушниках раздался треск, а затем послышался действительно истерический голос Лосина.

– Ты все испортила! – кричал он. – Я ведь предупреждал тебя, что отпечатки следует сделать аккуратно. Неужели это было так трудно? Чего ты дергалась? Он же спал со снотворным.

– Я не дергалась, – отвечал ему голос Оксаны. – Я прижала пальцы и не понимаю, почему они смазались. Может быть, этот длинноносый сыщик их смазал…

– Он – профессионал, он не мог! – перешел на визг Лосин.

– А по-моему, он полный лох, – возразила Оксана. – И алкоголик. Видел бы ты, какой бардак у него в конторе…

– Врет! – оскорбился Пирогов. – Никакого бардака у меня нет. Чего зря наговаривать-то?

– И что теперь прикажешь делать? – продолжал визжать Лосин. – Из-за твоего разгильдяйства мы завалили такой чудесный план!

– Из-за моего разгильдяйства? – возмутилась женщина. – А кто придумал этот идиотизм со свидетелем? Почему ты не подумал, что его могут вызвать еще раз? Зачем нужно было изображать этого инвалида? Почему ты не пришел в милицию от себя лично? Все никак от своего актерства избавиться не можешь! Актеришка!

– Дура, – вдруг спокойно ответил Лосин, и Пирогов с Мелешко вздрогнули – им показалось, что это слово произнес совсем другой человек. Но откуда там было взяться третьему? Оксана Полуянова и Павел Лосин были в комнате вдвоем. – Я не актеришка. Я артист. Настоящий артист. Я продумал все. Они не должны были добраться до этого парня без моего ведома!

– Но добрались же! – крикнула Оксана. – И увезли, и допросили. Я ведь говорила, что в твоем плане слишком много дырок.

– План был идеальным… – возразил Лосин. – Я не виноват, что у тебя дрогнула рука, когда ты прижимала пальцы своего мужа к пистолету.

– У меня не дрогнула рука… – упрямо пробормотала она.

– Ладно, что уж теперь локти кусать? – со злостью проговорил Лосин. – Теперь придется идти в ментовку в другом образе. Твоего мужа в тюрьму сажать надо. Иначе плакали твои денежки.

– Надо, – задумчиво согласилась Полуянова. – Только теперь нужны какие-то другие доказательства…

В эфире повисла долгая пауза.

– Может быть, черт с ним, с твоим мужем? – наконец проговорил Лосин. – Денег, которые я изъял у Костенко, хватит, чтобы съездить к морю. А потом что-нибудь придумаем. Я сыграю твоего адвоката. Попробую убедить Полуянова дать тебе развод.

– Все бы тебе играть! – воскликнула Оксана. – Он не даст развода. Он уверен, что я без него в яму скачусь. – Она зло усмехнулась.

– Ты раньше про него другое говорила… – удивленно произнес Лосин.

– Иди ты знаешь куда! – закричала Полуянова и вдруг разрыдалась. – Все ты, все ты! Ты во всем виноват!..

В переговорном устройстве послышался треск, а затем – голос Томашевича.

– Игорь Петрович, по-моему, в сторону объекта направляется «ауди» Александры Николаевны. Сейчас машина проедет мимо, я посмотрю номер…

– Сашка? – воскликнул Мелешко. – А ее-то за каким чертом туда понесло?

– Вышла на след, – усмехнулся Пирогов. – Наверное, опять собственное расследование проводила. Жалко, испортит нам всю малину. Хотелось бы еще этих приматов послушать. Что они теперь делать собираются?

– Так давай Сашку задержим! – воскликнул Мелешко. – Прикажи Томашевичу, чтобы не пущал!

– Володя! – заорал Пирогов в переговорник. – Задержи ее во что бы то ни стало!

– Это невозможно, – отозвался спокойный голос Томашевича. – Она уже проехала. К тому же она не одна, а с полковником Барсуковым. Как я ему все это объясню?..

– Только его нам не хватало! – хором воскликнули Пирогов и Мелешко, а потом Пирогов дал по газам…

31. Да, я шут, я паяц, так что же?

В кабинете полковника, кроме самого хозяина и задержанного Павла Лосина, находились майор Мелешко, следователь прокуратуры Всеволод Бортко и журналистка Александра Барсукова. Допрос вел Бортко, но, отвечая на вопросы, Лосин обращался исключительно к Саше, чем очень раздражал присутствующих сотрудников правоохранительных органов. Хотя они и понимали, что не будь здесь сейчас Александры, возможно, бывший актер был бы менее разговорчив.

– Я знал, что вы меня рано или поздно отыщете. – Лосин любезно улыбнулся Саше. – Я и письма вам специально писал. Это были мои подсказки. И вы оказались на высоте, правда, я не думал, что вы найдете меня так быстро.

– Вы хотели, чтобы вас нашли? – удивилась Саша. – Зачем?

– Я артист. – Лосин скромно потупил взгляд. – А артист нуждается в зрителях и аплодисментах.

– Вряд ли вы дождетесь аплодисментов, – сухо проговорила телеведущая. – Я не поклонница театра жестокости.

– В чем же проявлялась моя жестокость? – с легким удивлением произнес Лосин. – В том, что я решил наказать Полуянова? Он – негодяй, и справедливость должна была восторжествовать.

– Костенко тоже был негодяем? – спросил Бортко. – И за это вы его убили?

– Костенко был негодяем, – согласился Лосин. – Но какие у вас основания утверждать, что его убил я? Его убил Полуянов!

– Почему же вы не пришли в прокуратуру и не рассказали все, что знаете? – удивился следователь. – Зачем понадобился этот громоздкий спектакль?

Лосин усмехнулся и принял расслабленную позу, откинувшись на спинку стула и забросив ногу на ногу.

– Да, сейчас я вижу, что все было не слишком хорошо продумано. Я – актер, а не режиссер. Но спектакль был необходим. При нынешнем положении вещей свидетелю опасно приходить в прокуратуру в своем облике. Поэтому я надел маску, а Оксана обратилась к частному сыщику. Мы не фальсифицировали факты, мы только организовали их подачу.

– Значит, вы писали мне письма, для того чтобы навести на Полуянова? – спросила Саша. – Но почему было прямо не назвать его имени? Зачем вам понадобился Гофман?

– С помощью Гофмана я пытался объяснить вам подоплеку преступления! – воскликнул Лосин. – Затем, чтобы вызвать в вас интерес. Если бы я просто сообщил факты, вы и ваши друзья из органов вряд ли бы ко мне прислушались, а если бы и начали проводить расследование, то ничего бы не нашли. Преступник остался бы безнаказанным.

– И что же изменилось сейчас? – строго спросил Бортко. – Кроме вашего свидетельства, фактов против Полуянова все равно нет. Более того, есть косвенные доказательства того, что вы лжесвидетельствуете.

– Какие доказательства? – Лосин выпрямился и удивленно посмотрел на Бортко.

Следователь переглянулся с полковником Барсуковым и недовольным тоном проговорил:

– Нам известно содержание вашего разговора с Оксаной Валерьевной Полуяновой, где вы обсуждаете отпечатки пальцев на орудии убийства.

Лосин замер, но губы его стали заметно подрагивать.

– Что она вам сказала? – спросил он.

– Это не имеет значения, – ответил Бортко. – Но вы же не отрицаете, что беседовали с ней об отпечатках на пистолете?

Лосин несколько секунд сидел молча. Потом решительно поднял голову и уставился на следователя.

– Да! – с надрывом воскликнул он. – Да, да и да! Но что нам было делать? Полуянов – хладнокровный и умный человек. Конечно, он стрелял в Костенко в перчатках. Глупо было бы думать, что он оставит на пистолете свои отпечатки. Более того, он выбросил сам пистолет. К счастью, я видел, куда он его выбросил. Полуянов уверен, что свидетелей убийства не было. Но они были! Все, что я рассказал от лица свидетеля, правда. Я действительно находился в том подвале и видел убийство. Вы спрашивали меня, для чего я устроил спектакль? Для того, чтобы сейчас здесь присутствовало начальство РУВД и представитель прессы. Иначе этим делом просто никто бы не стал заниматься. Ведь убийца – сам Полуянов!

– И все-таки вы лжесвидетельствуете, – скучным тоном произнес Бортко. – Вы не учли одной вещи. У Полуянова есть алиби. Убийство Костенко произошло двадцать первого октября сего года, не раньше восемнадцати часов и не позже двадцати часов двадцати минут, когда труп был обнаружен дворником. Но в этот промежуток времени господин Полуянов находился совсем в другом месте, чему имеется несколько десятков свидетелей. Изображая свидетеля убийства, вы сообщили, что оно произошло около восемнадцати часов. Это так?

– Ну да, – пробормотал Лосин. – Около шести или чуть позже…

– В таком случае свидетельства сотрудников концерна «Гермес» напрочь опровергают ваши показания. В это время Полуянов находился в своем офисе.

– Сотрудники лгут! – воскликнул Лосин. – Они покрывают своего босса!

– Увы, – развел руками Бортко. – Их показания против ваших. Как вы думаете, что перевесит?

– Хорошо! – решительно выдохнул Лосин. – Тогда я предоставлю вам мотив убийства. Я расскажу всю правду об отношениях Костенко, Полуянова и его жены.

– Что ж, мы вас выслушаем, – сказал Бортко.

Лосин сделал трагическую физиономию, закатил глаза и начал рассказ.

Слушая его, Саша Барсукова не могла ответить на вопрос: искренен сейчас этот человек или снова играет. Но в том, что Лосин был талантливым актером, она уже не сомневалась.

Он влюбился в Надежду Быстрову сразу же, как только увидел. Таких красивых девушек Павел за свои семнадцать лет еще не встречал. Но – о ужас! – Надежда была влюблена в другого. В неуклюжего, неотесанного простака Полуянова. Сам Павел был уверен, что ему предстоит играть роли принцев и героев-любовников. Поэтому он куда более подходил стройной белокурой Наденьке, нежели «простак» Полуянов. Лосин попытался привлечь внимание девушки, но тщетно: она боготворила своего Андрюшу. Тогда Павел решил приблизиться к Надежде с другой стороны – он сам подружился с Полуяновым. Это не составило труда: Лосин умел располагать к себе людей. Андрей был ему неприятен, но он смог убедить его в своих дружеских чувствах. Потом к компании прибился еще один «герой-любовник» – Юра Костенко, которого Лосин рассматривал как своего конкурента в борьбе за студенческий билет. У Костенко был тот же типаж, но гораздо меньше дарования. Вступительные экзамены очень сблизили всех четверых, но после первого же тура наступила трагическая развязка: Надежда Быстрова не попала в списки счастливчиков. Юноши дружно утешали ее, но Лосин заметил, что Андрей Полуянов не особенно переживает из-за провала своей подруги. Надежда тоже почувствовала это, и ее страдания стали еще горше…

Гораздо позже Лосин узнал, что тогда между Андреем и Надеждой произошло бурное объяснение. Она собиралась уезжать из Питера и почему-то была уверена, что Полуянов пожертвует учебой и уедет вместе с ней. Но Полуянов думал иначе. Он даже намекнул девушке, что их романтические отношения исчерпали себя. Вот тогда она и забралась на крышу «Театралки»… Павел был готов убить Андрея за такую жестокость. А тот искренне не чувствовал за собой никакой вины… Вскоре после отъезда Надежды они подрались в первый раз. Их разнимал Юрий Костенко, тепло относившийся к обоим.

Павел снова увидел Надежду осенью. Она приехала в Питер не в силах вынести разлуку с Полуяновым, который хоть и не поступил в институт, но остался здесь. И снова Лосин наблюдал ее страдания, и снова страдал сам. А когда Полуянов, устав от домогательств подруги, дал ей грубую отповедь, Павел пошел его бить. Сколько они покрушили тогда аппаратуры в лаборатории психологии, страшно вспомнить…

Не добившись ничего, девушка уехала в Барнаул уже насовсем. Она окончательно исчезла из жизни Павла, и теперь на него находила временами необъяснимая тоска. Тоска была сродни затмению, в такие дни он плохо соображал и ничего не помнил. Он успешно доучился в институте, но приступы тоски не позволили ему сделать карьеру. Лосин играл в нескольких театрах-студиях, перебивался с хлеба на воду, подхалтуривал на елках и презентациях, а потом начал выполнять и более деликатную работу: изображал двойников. На услуги двойников спрос возник в конце девяностых. Кто-то нанимал себе «двойника» из соображений собственной безопасности. Кто-то просто не имел возможности быть в двух местах одновременно. Несколько раз Лосин исполнял роль Юрия Костенко…

Когда Полуянов, забыв про давнишнюю вражду, однажды познакомил Павла со своей женой, он обомлел – на него смотрела юная, совсем не изменившаяся Надежда, которую теперь почему-то звали Оксаной. Лосин подумал, что это очередное затмение. Но сердце его забилось сильнее.

В отличие от Надежды, Оксана вполне благосклонно отнеслась к его ухаживаниям, и тогда Павел завел разговор об ее сходстве со своей первой любовью. «Не исключено, что это была моя сестра, – с непонятно злой усмешкой ответила красавица. – Полагаю, что юношей и девушек с нашей фамилией на свете живет достаточно. Наш папочка чрезвычайно плодовит. И что интересно – в законном браке у него детей нет».

Это объяснение очень возмутило Павла, он в него почти поверил. Получалось, что Андрей Полуянов женился на младшей сестре Надежды и теперь мучает ее. А он, Павел, – принц и герой – снова вынужден ходить кругами! К тому же он не был так обеспечен, как Полуянов. А Оксана постоянно нуждалась в деньгах – в этом отношении муж держал ее в строгости. Лосин бросился к Костенко с просьбой о денежной работе. Юрий устроил его в «элитное общежитие» санитаром, там зарплата была больше, чем у актера в театре, но и она не решала проблем Лосина. А потом черт его дернул однажды привести Оксану к себе на работу!..

То, чего он больше всего боялся, случилось. Оксана влюбилась в Костенко. Это было видно невооруженным глазом. Она зачастила на работу к Павлу, но эти визиты теперь служили только поводом, чтобы попасться на глаза Костенко. Лосин все понимал. Он надеялся, что равнодушие и холодность Костенко сведут на нет страсть Ксаночки. Но… Юрий стал оказывать ей знаки внимания! Зачем – одному Богу было известно! Ведь Костенко никогда не интересовался женщинами!

– В моей душе все переворачивалось, – с надрывом вещал Лосин. – Он всем дал понять, что у них с Ксаночкой роман. Что она – женщина его мечты. Что она скоро разведется с Полуяновым и выйдет за него. Это было невыносимо! Любимая женщина, которую я обрел после стольких лет поисков, уходит от меня к гею! Не дико ли?

– Вот вам и мотив, – тихо сказал следователь Бортко и придвинул бланк протокола поближе. – За это вы его и убили?

– Не за это! – воскликнул Лосин и осекся.

…Когда его увели, в кабинете Барсукова повисла тишина. Присутствующие старательно отводили друг от друга взгляды. Потому что здесь только что разыгрывал спектакли преступник, но предъявить ему было нечего. Оговорку Лосина следователь, конечно, в протокол внес. Но Лосин протокол не подписал. И теперь собравшиеся чувствовали себя не лучшим образом. Да что там! Дураками они себя чувствовали, вот что!

– Вы его отпустите? – нарушила молчание Саша.

– У нас нет оснований для его ареста, – пожал плечами Бортко. – Мы, конечно, можем привлечь его за лжесвидетельство, но… Что-то я не припомню, когда в последний раз такие дела в суде рассматривались. Там по убийствам-то очередь на три года. Андрей, – обратился он к Мелешко, – с Полуяновой ты сначала побеседуешь или сразу мне?

– А кто из нас страшнее? – серьезно спросил майор. – Тот и должен беседовать.