Текст книги "Должок! (СИ)"
Автор книги: Юлия Морозова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
Но поистине замечательным сюрпризом стало появление на празднике нашего теперь уже постоянного партнёра – Дитриха Штайна. Я общалась с ним по электронной почте, когда проектировала дом культуры, а теперь он подошёл, чтобы лично поблагодарить меня за проект, который будет воплощён в жизнь уже этим летом. По седым бровям и абсолютно лысой голове трудно было определить, какой «масти» был этот статный немец в юности. Но когда рядом с ним появился высоченный парень, как две капли воды похожий на него, я сразу поняла: блондин. Золотистые вихры были тщательно приглажены, но это мало помогало держать их в узде: то тут, то там непослушные локоны пытались вырваться из вымученной прически и расползтись змейками в разные стороны.
Когда Дитрих представлял сына, отпрыск стоял со скромным и чопорным видом, но, стоило отцу на несколько секунд отвлечься, сыночек лихо подмигнул мне. В глазах его плясали бесенята, и было видно, что парень изо всех сил старается обуздать свою буйную натуру, но это у него плохо получается. И тут мне в голову пришла гениальная мысль. Точнее, она пришла Дитриху почти два года назад, а я о ней вспомнила и подумала: «А вдруг?»
– Маркус, позвольте Вас представить моей подруге. Это Маркус Штайн, наш гость из Германии. Вероника, моя подруга.
Я ждала вежливых заверений о том, как им приятно познакомиться. Не дождалась. Этих двоих словно молнией шандарахнуло: они стояли и молча пялились друг на друга. Оба живые, дерзкие, сейчас походили на смущённых подростков, не знающих, как себя вести при знакомстве.
«Ого!» – подумала я.
«Она настоящая?» – вопрошали глаза Маркуса.
«Охренеть!» – читалось на лице подруги.
Из ступора эту парочку вывел вернувшийся Штайн-старший, который бурно выразил восторг от новой встречи с русской красавицей Вероникой Погодиной. Надо же, запомнил! Дитрих ещё долго рассыпался бы в комплиментах, но его великовозрастному чаду это надоело, и, воспользовавшись случаем, Маркус пригласил Нику танцевать. Дитриху ничего не оставалось, кроме как пригласить меня. Таким образом, мы с подругой в парах с двумя красавцами-немцами «открыли бал».
Глава 49
Ника, конечно, королева. И их с Маркусом пара – высокие, золотоволосые – смотрится ослепительно. Но мой взгляд не может оторваться от маленькой хрупкой фигурки, буквально утонувшей в объятиях дюжего немца. Дитрих вдовец, хотя ему ещё нет и пятидесяти, и выглядит прекрасно. Вернуть бы немного волос – и вообще орёл. А к женщинам относится с огромным уважением. Но нет, к нему я не ревную. Да я уже ни к кому не ревную. За столько времени без Синички я понял, насколько мелочно это чувство. Знал бы точно, что ей будет хорошо и безопасно с другим, я бы вздохнул и пожелал им счастья…если бы от боли не задохнулся.
Корпоратив продлится до часу ночи, значит, у нас с Женькой есть четыре часа на то, чтобы запустить «утку».
Я пришёл на вечер один, и это вызвало лёгкую волну интереса среди женщин. Готовился увидеть рядом с Алисой кого-то из мужчин, но нет, она не стала ничего демонстрировать ни мне, ни окружающим. Она меня переплюнула: привела подругу. Я ничего не имею против.
Пока все танцуют, выпивают и едят, осторожно собираю вокруг себя самых «приближённых» сотрудников. Дядя Слава, как обычно, не пожелавший нацепить на себя даже галстука. Матвей, постоянно посматривающий на часы, и Люба, которая несколько раз уже повторила мужу: «Не волнуйся ты так! Мама прекрасно с ней справляется». Два зама: один, Паша, помоложе и одновременно руководит экономическим отделом, другой, Валерий Николаевич – «старая гвардия» отца, дважды порывался уйти на пенсию, но я уговорил его остаться, ведь шестьдесят два – это не годы для мужчины. Олег, при появлении которого неуютно становится всем, настолько у него цепкий и проницательный взгляд. А вот и мадам Ушакова – вычислительный гений и любительница крупных украшений. Солнышко Мариночка подрагивающими пальцами теребит ножку бокала с шампанским. А теперь гвоздь программы – Иван Павлович Пухов собственной персоной: пусть тот, кого это касается, понервничает в присутствии следователя. Да и его наблюдательность мне очень пригодится. За спиной, как всегда, Женька, тоже держит бокал, но этот трезвенник-спортсмен не сделает ни одного глотка. Зато тоже внимательно наблюдает за самыми мелкими деталями в поведении окружающих.
До чего же противно вести непринуждённый светский разговор, улыбаться и одновременно подозревать каждого из этих людей!
Но вот беседа сворачивает в нужное русло.
– Иван Антонович, – интересуется Ушакова, – и что теперь будет с Центром? Продадите?
– Ни в коем случае! – отвечаю я.
– Но это же не наш профиль: мы просто строим. Не может же наш отдел всё время заниматься его управлением.
– В ближайшее время отдел кадров объявит конкурс на замещение должности управляющего.
– Глядишь, ещё что-нибудь выгодное прикупите, – добавляет Пухов.
В ответ ему глупо смеётся Марина:
– А это уже тайна нашего кабинета! – и строго грозит пальчиком. Но выходит смешно. Слышу, как тихонько чертыхается телохранитель: «Курица, бл..».
– Скажу только, что загранпаспорта нашим сотрудникам ещё пригодятся.
– Оу! – восхищается Марина.
Остальные понимающе улыбаются. Все знают: как потопаешь, так и полопаешь.
Охранники в офисе и на вахте предупреждены, чтобы всех, кто захочет пройти в офис, беспрепятственно впускали, но обратно не выпускали ни под каким предлогом. Пришлось даже добавить в эту смену ещё двоих в офис, на камеры.
Через полчаса разговоров с разными сотрудниками у меня уже нервы натянуты до предела. Хочется что-нибудь сломать или разбить, но надо держаться и улыбаться.
Пухов, приехавший по моей просьбе, чтобы помочь разобраться во всём этом дерьме, отзывает меня для разговора.
– Женщин можешь не стеречь: обе чистые.
– А доводы?
– Мои люди сообщили, что Ушакова с племянницей разругались в пух и прах, и больше всего тётушка боится, что тень от Маргариты ляжет на неё.
– А Марина?
– Тебя смущает её неестественное поведение?
– Ещё как смущает.
– Расслабься, – засмеялся Пухов. – Понаблюдай за своей секретаршей и телохранителем и увидишь, что между ними молнии летают. Жаркая будет парочка!
Я потерял дар речи. Неужели у меня под носом родилась любовь, а я со своими проблемами даже не заметил? Но пяти минут наблюдения хватает, чтобы понять, что следователь прав: Марина и думать не думает ни о каких секретных наработках, спрятанных в моём сейфе, а туманным взглядом провожает по всему залу фигуру Дорофеева.
– Я тебе сегодня нужен буду? – спрашивает дядя Слава.
– Сегодня праздник – ты не на работе, – пожимаю я плечами.
– Повторяю, – с нажимом говорит водитель, – я ТЕБЕ нужен буду?
– Нет, дядь Слав. Отдыхай.
– Тогда я поехал: не молоденький уже.
– До третьего.
Я пожимаю ему руку и провожаю тоскливым взглядом. Нет, не может быть, что это он! Но маячок, поставленный Пуховым на его машину, неумолимо приближается к бизнес-центру. Женька звонит на вахту, предупреждает, чтобы были готовы. Бесконечные четыре минуты мы впиваемся глазами в экран его телефона, на котором движется красная точка и замирает на парковке недалеко от центрального входа. Звонка от дежурного о том, что он вошёл, нет. Затаив дыхание ждём ещё пять минут. И вот звонок. Женька выслушивает доклад, приказывает продолжать дежурство и отключается.
– В булочную ходил, вышел с пакетом. Сейчас едет по направлению к дому.
– Он всегда в неё ходит, – выдыхаю я.
На сердце радостно от того, что это не он. Но круг сужается, и напряжение растёт.
Ещё через двадцать минут подходят попрощаться Лебедевы. Их авто стартует с визгом, и тут даже жучки-маячки не нужны, чтобы понять, куда они спешат: сквозь плотную ткань Любиного платья уже начинает сочиться молоко.
Осталось трое: два заместителя и начальник службы безопасности. Кто?
И тут, словно удар под дых, поступает сообщение о том, что в офис поднялись Алиса и её подруга Вероника. Женщина, которую я бросил, и её подруга, работающая у конкурентов.
Глава 50
Через два часа танцев я поняла, что с меня хватит. Не стоит цепляться за то, что прошло. Я поговорила со всеми, с кем хотела, каждому сказала что-нибудь доброе. Одним словом, попрощалась. Теперь меня ничто не держит здесь. Придётся, как я и предполагала десять месяцев назад, собирать себя по пылинкам, но я справлюсь. Не утверждаю, что мне это легко дастся. Всё-таки эти полгода я могла хоть издалека видеть этого несносного Стадника, слышать, как он устраивает очередной разнос кому-нибудь из сотрудников. Он вообще нечасто заседает в своём кабинете, всё время носится где-то, словно ему пропеллер вставили в одно место.
– Ни-ика! – зову я подругу. – А куда пропал твой ариец?
– О-о, мать, да ты, смотрю, наклюкалась!– смеётся она. – А ну-ка пошли на воздух!
– Имею право! – заявляю я серьёзным тоном. – Я объект сдала? Сдала. На открытии выступила? Выступила. А больше я хрен кому чего должна! Всё, господин Стадник, я отработала свой должок, и теперь я свободна!
– Ты вернула ему деньги?
– Я построила объект, который компенсирует ему затраты во много раз. Деньги он не возьмёт. Гордый, мать его…
– Жарикова! Я тебя не узнаЮ! Ты чего материшься, как сапожник?!
– Да он меня достал! Не хочу его больше видеть! Ходит, понимаешь, весь такой прилизанный, с бабочкой, шампанское попивает, улыбается всем подряд…
– Ясно.
Что ей ясно? Сама, вон, счастливая такая! С младшеньким Штайном весь вечер друг от дружки оторваться не могут. Я тоже так хочу! Хочу забыть, разлюбить! Хочу, чтоб сердце не выскакивало через горло каждый раз, когда его вижу или слышу его голос! Хочу будить этого соню по утрам двумя чашками кофе. Хочу играть с ним в «Чапая» на раздевание. Хочу копать картошку в деревне у его бабушки. Хочу, чтоб дед Петя, наконец, дождался пра-правнука!
Рядом с нами появляется Маркус.
– Привет, красавчик! – говорю я. – Не вздумай обижать мою подругу!
Я грожу пальцем этому немецкому мачо, а он стоит и улыбается на все свои белоснежные тридцать два. Интересно, все немцы такие, как эти папа с сыночком, или это нам особо удачные экземпляры попались?
Маркус задаёт Нике какой-то вопрос по-немецки, и она утвердительно кивает.
– Ты что, его понимаешь? – обалдеваю я.
Подруга смеётся:
– Алис, слово «проблема» и вопросительная интонация звучат одинаково почти на всех европейских языках. Он спросил, какая у тебя проблема.
– Офигеть! Он, вроде, по-русски немного лопочет.
Эта парочка переглядывается между собой и начинает хохотать. Отсмеявшись, Маркус обнимает за плечи обеими руками меня и Нику и на чистейшем русском сообщает:
– Алиса, моя мама была русской.
– Ах, ты… – я тычу его кулаком под ребро. – Мог бы и сказать, что ты наш!
– Я – ваш, – торжественно клянётся этот русский немец. – И я к вашим услугам. Чем могу помочь?
– О Боже! Клонируйте его! – восклицаю я, воздев руки к небу. – Пусть счастливых женщин станет больше!
– Она в ссоре со Стадником, – поясняет Ника Маркусу.
Тот понимающе кивает и предлагает:
– Тогда давайте сбежим отсюда и покатаемся. Я за рулём. Только вы город показывайте.
– Ну да, – соглашается Ника. – Обиженной фройляйн не помешает проветрить мозги. А то она ещё разборку устроит отдельно взятому русскому Ивану.
– Нет, – заявляю я. – Всё кончено. Даже видеть его больше не желаю. Третьего числа пришлю ему по электронке заявление. О, Маркус, а поехали-ка в мой офис, то есть в бывший мой. Хочу забрать свои вещи прямо сейчас и не появляться там больше.
– Пропустят ли в одиннадцать вечера? – сомневается подруга.
– А я очень-очень попрошу. Сегодня Андрюша дежурит – такой няшка! Я с ним обязательно договорюсь.
– Этого-то я и опасаюсь, – тихо говорит Ника, но я предпочитаю «не расслышать» её ворчания.
До бизнес-центра ехать пять минут. Но за рулём почти немец, потому стоим на всех светофорах и соблюдаем скоростной режим. Тем не менее доехали. На парковке пусто, и Маркус выбирает место поближе к центральному входу. Я выгружаюсь из авто и бодрым шагом пиликаю к двери. Ника, как преданный друг, сопровождает меня. Маркус остаётся в машине.
Андрюшу долго уговаривать не пришлось, и через пару минут я уже открываю дверь кабинета, в котором расположился архитектурный отдел. А вот и мой столик! Я буду по нему скучать. А вот и мой компик! Сейчас включу его и удалю все личные документы. И обои на рабочем столе поменяю на те, скучные, которые были до меня. А фиалки оставлю: их Татьяна Серафимовна очень любит. Ника, блин, блюститель деловой этики, осталась у лифта. Видите ли, негоже человеку из конкурирующей компании по ночам без хозяина по чужому офису шлындать! Ну, может, она и права… Но я-то своя… пока.
От этой мысли щиплет в носу. Сажусь за стол, обнимаю обеими руками коробку с разными побрякушками, и меня прорывает. Сижу в темноте и реву, уткнувшись лбом в коробку.
В какой-то момент мне начинает казаться, что я здесь не одна. Встаю, отодвигаю кресло на колёсиках, но обернуться не успеваю: чья-то широкая, явно мужская, ладонь зажимает мне рот, и я чувствую, как меня, словно пустотелый манекен, тащат к двери «шкафа», то есть в маленькую приёмную перед кабинетом Матвея.
Глава 51
За три минуты, пока мы с Женькой и Пуховым мчались в офис, нарушая все правила, которые только можно было нарушить на этом отрезке дороги, мои мозги встали на место. Нет, не могла же Алиса сама себя похитить! А что если они все в сговоре: Алиса, Вероника… Женька? Твою ж мать, Ваня! Ты становишься параноиком! Дорофеев два месяца в гипсе провёл! Из него месиво сделали, а ты подозреваешь хрен знает в чём!
На самом видном месте парковки вальяжно расположился новенький «Мерин», такой же, как у меня, только белый. С удивлением узнаЮ в водителе Маркуса Штайна. Он стоит рядом с задней дверью и, заложив руки в карманы, что-то насвистывает. Проезжаем дальше и выходим из машины у соседнего здания.
– Добрый вечер, Маркус. Кого-то ждёте? – спрашиваю его, подходя.
Он оживляется и выкладывает гору информации:
– Добрый вечер, Иван! Я привёз девушек, Веронику и Алису. Алиса хочет забрать из офиса свои личные вещи. Она чем-то очень расстроена и желает уволиться.
Ага! Так я и позволил ей уволиться! Размечталась! Чтоб она за копейки проектировала курятники в какой-нибудь задрипаной конторе?!
Благодарю Штайна за заботу о моей девушке и, сопровождаемый его широченной улыбкой, захожу в здание. Охранник на входе сообщает, что вторая девушка, поднявшись на девятнадцатый этаж, от лифта не отходила, стоит и ждёт подругу.
– А Жарикова?
– Покопалась в своём рабочем ПК, собрала мелочёвку в коробку из-под бумаги для принтеров и сидит за столом. Похоже, плачет. Но Вы же приказали никого не трогать.
– Я туда, – говорю я, – а вы не показывайте, что охраны сегодня больше. Пусть всё выглядит, как обычно. Пухов наблюдает снаружи, Дорофеев – внутри.
Поднимаюсь на свой этаж по лестнице, запыхавшись, отключаю фонарик на телефоне и застаю Нику врасплох.
– Кто ж так пугает?! – кричит она шёпотом.
– А ты что тут делаешь? – тоже тихо спрашиваю я.
– Да Алиска выпила лишнего, и её приспичило прямо среди ночи собрать свои вещи и уйти из твоей фирмы.
– Почему? – спрашиваю, заранее предвидя ответ.
– Вань, ты идиот? – задаёт она вполне справедливый вопрос.
– Ладно, – сдаюсь я, – не будем сейчас об этом. Где она?
– Откуда я знаю? Я дальше этого места не проходила, а то ещё в промышленном шпионаже обвинишь. Скорее всего, в своём отделе.
– Так, Ника, объяснять всё буду потом, а сейчас делай то, что я говорю.
Ника кивает, соглашаясь. Синичка бы на её месте устроила допрос с пристрастием.
– Вторая дверь направо – женский туалет. Зайди туда и не высовывайся, что бы ни услышала, пока я не позову. Поняла?
– Всё так серьёзно?
– Серьёзней некуда.
Ника без лишних вопросов скрывается за указанной дверью, а я иду разыскивать Алису. Дверь в архитектурный приоткрыта, но света нет. Осторожно вхожу и вижу фигурку Синички за столом, она плачет и не слышит моих шагов. Права Ника: я идиот. Как мог хоть на долю секунды усомниться в моей девочке?! Она держалась из последних сил всё это время, сдала объект, расплатилась со всеми долгами передо мной. Это она думает, что что-то мне должна. На самом деле, даже не считая реставрации кинотеатра, она дала мне намного больше, чем взяла. Она вернула мне ощущение жизни, снова научила любить и доверять, благодаря ей, я вернул старого друга и открылся для новых друзей. Она напомнила мне, каким я был до того, как деньги исковеркали мою судьбу и душу. Если и есть между нами долги, то это Я ей должен. Много-много дней любви и нежности, заботы и понимания. И я собираюсь с удовольствием всю жизнь платить ей этот должок.
Потихоньку подхожу к ней сзади: нельзя, чтобы она вскрикнула или заговорила, ведь в любой момент здесь может оказаться наш «крот». Полной уверенности в этом нет, но не зря мы с Женькой сочинили маленькую перебранку, в ходе которой я устроил ему разнос за то, что отвлёк меня на какую-то ерунду. И в результате я забыл закрыть сейф в своём кабинете. Конечно, мы разыграли этот спектакль трижды в разных концах зала, убедившись, что нас «случайно» слышат оставшиеся три подозреваемых. Более удобного момента, чтобы «ознакомиться» с пока секретными наработками из сейфа может и не представиться, ведь мой намёк на них слышали сразу семь человек, да и ещё многие находились неподалёку – подозреваемых хоть пруд пруди. К тому же вовсе не обязательно документы красть: достаточно нескольких снимков на телефон, и у конкурентов появляется реальная возможность перехватить наши готовящиеся контракты и даже воспользоваться нашими наработками. Потом хрен докажешь, что это наше. А если и докажешь, то на суды уйдёт время, и заказчик уплывёт.
Алиса затихла, видимо, что-то почувствовала, поэтому, попросив про себя у неё прощения, зажимаю ей рот ладонью. Она замирает от неожиданности, и эти несколько секунд дают мне возможность легко затащить её в кабинет к Лебедеву, точнее, в приёмную перед ним.
Синичка начинает трепыхаться в моих руках, и я совершенно не к месту ощущаю, что готов забыть нахер про всех кротов и других представителей фауны и любить её прямо здесь, в маленьком царстве Татьяны Серафимовны.
– Тихо, Синичка, это я, – шепчу ей на ухо, и она снова замирает в моих руках.
Бл…! Как же я её хочу! Почти семь месяцев не дотрагивался до неё, не вдыхал аромат цветов от её волос, не ощущал биения её сердечка под моей рукой, не слышал тихого «Ва-аня-а!», от которого у меня сносит крышу.
Но надо сосредоточиться на нашем деле. Я уже молюсь, чтобы этот человек пришёл сегодня в офис и всё, наконец, закончилось. Чтобы я смог объясниться с Алисой, не опасаясь, что её снова могут похитить, ведь вряд ли на этот раз её будет охранять Женька.
– Я уберу руку, а ты ничего не будешь говорить и выслушаешь меня. Хорошо?
Она кивает, но как только я её отпускаю, разворачивается ко мне лицом и запендюривает мне такую оплеуху, что у меня в ушах начинает звенеть. Моя щека горит, но и Синичка трясёт в воздухе осушенной ладошкой.
– Полегчало? – спрашиваю я и в ответ на её кивок продолжаю. – Сейчас сюда, возможно, придёт человек, который сливает инфу конкурентам. Нику я спрятал, теперь надо спрятаться нам, но так, чтобы он не заподозрил, что здесь кто-то был. Пойдём ко мне в кабинет.
– С чего ты взял, что он сегодня придёт? – в этом вопросе вся моя Синичка.
– Я на это очень надеюсь. Пойдём.
Мы закрываем дверь архитектурного и тихо проходим по коридору до моей приёмной. Всё аккуратно прикрыто Мариной – мы так и оставляем, проходим в кабинет и оттуда в «личную комнату» – туалет, совмещённый с небольшой гардеробной и душевой кабиной. Эта дверь находится в самом углу и почти не заметна, поэтому я оставляю её открытой настежь. Теперь нам прекрасно виден сейф, который я и в самом деле оставил незапертым, убрав оттуда все важные бумаги и положив на нижнюю полку тонкую папочку без опознавательных надписей. Всё. Теперь только ждать.
Глава 52
Ощущение двоякое. С одной стороны, хочется разораться, устроить разборку, включить свет и заставить этого человека посмотреть мне в глаза. С другой – прижаться к нему покрепче и сидеть в этой «засаде» до бесконечности, чувствуя его тёплое дыхание на затылке и обжигающее прикосновение ладони к талии. Впервые за много месяцев мы находимся так близко друг к другу. Я думала, что моя обида пересилит влечение, но нет: понимаю, что ничего не изменилось, что люблю его, возможно, ещё сильнее, если так бывает.
Ваня прислонился к дверце шкафа, а меня привлёк к себе спиной. Всматривается в темноту через моё плечо. В гардеробной непроглядная тьма, а вот кабинет немного освещается с улицы. Если кто-то войдёт, то нам будет виден хотя бы силуэт.
В полном молчании проходит около десяти минут. И вдруг Ванин телефон оживает: ни звука, ни вибрации – просто загорается экран. Ваня читает сообщение и тяжело вздыхает. Крепче прижимает меня к себе, и я чувствую, что он напряжён до предела.
– Он здесь? – спрашиваю еле слышно.
В ответ Ваня кивает и шепчет:
– Поднимается в лифте.
– Кто это?
Но он не успевает ответить, так как слышится шум открываемых створок лифта, только шепчет на ухо:
– Чш-ш…
Секунд через двадцать осторожные шаги приближаются к двери кабинета. Пауза. Будто человек не решается войти. Но всё-таки дверь открывается, и в проёме показывается мужской силуэт. Я сразу его узнаю. Ваня ещё крепче впивается ладонями в моё тело. Я его понимаю: тяжело пережить новое предательство от человека, которому безгранично доверял.
Мужчина подходит к столу босса, гладит спинку кресла. Странное поведение для злоумышленника, явившегося украсть или скопировать документы. Потом человек подходит к панорамному окну позади кресла и, заложив руки в карманы, несколько минут смотрит на ночной город. Достаёт небольшой предмет размером с книгу или свёрток, вертит его в руках и, убедившись, что сейф на самом деле не заперт, кладёт его внутрь. Даже не пытается что-либо отыскать среди документов.
Я кожей ощущаю удивление мужчины за моей спиной. Наверное, это потому, что чувствую то же самое. Потом человек в темноте закрывает дверцу сейфа. Всё. Теперь его сможет открыть только хозяин. Какой сюрприз оставил ночной посетитель? Что спрятал на хранение в одном из самых надёжных мест в городе?
Человек делает два бессмысленных круга по кабинету. Видно даже при таком освещении, что он сильно нервничает. Но обнаруживать себя нам нельзя, ведь пока ему нечего предъявить, кроме вторжения в кабинет босса в неурочный час. Но он так много раз здесь бывал, в том числе и в отсутствие хозяина, что и это слишком подозрительным не назовёшь.
После очередного круга и нескольких тяжёлых вздохов «гость» останавливается и, словно решившись, кладёт на стол листок. Или конверт. Потом достаёт из кармана ещё что-то тускло поблескивающее в темноте и подносит к лицу. Мне кажется, что он пытается рассмотреть предмет у себя в руке…
В следующее мгновение Ваня с силой толкает меня в сторону душевой кабины и срывается с места. Я успеваю подумать, одному ли ему придётся производить захват, или сейчас подоспеют Женька, Пухов или кто-то из охраны. Но из кабинета слышится какая-то негромкая возня. А потом раздаётся оглушительный выстрел.
В ту же секунду начинается ад.
В кабинет вбегают несколько человек. Загорается свет. Из гардеробной я вижу, как Женька без особых усилий скручивает за спиной руки пожилому мужчине – Валерию Николаевичу, первому заместителю владельца фирмы. Тот даже не сопротивляется, только трясётся и смотрит куда-то на пол, в ближайший угол. Я следую за его взглядом и… моё сердце останавливается.
На полу, прислонившись спиной к стене, полулежит Ваня, пытаясь зажать рукой рану в боку. Из-под его пальцев быстро расползается по белоснежной праздничной рубашке алое пятно.
Пухов распоряжается быстро и хладнокровно. Один из охранников по его команде уже набирает номер «скорой». По рации вызван наряд полиции. А мне, упавшей на колени рядом с любимым, он деловитым тоном задаёт вопрос:
– Первую помощь оказывать умеешь?
Его фраза выводит меня из ступора, и я трясущимися руками начинаю разрывать тонкую ткань рубашки, стараясь хоть как-то заткнуть рану. Скоро под смокингом у Вани остаются только рукава и бабочка на шее. Он тяжело дышит, стремительно бледнеет, но пока в сознании. Рядом со мной к нему склоняется Пухов, и Ваня, с трудом шевеля губами, произносит:
– Он в меня не стрелял. Себя хотел… посмотрите письмо на столе… и в сейфе… код у Женьки…
– Понял, молчи, – отвечает следователь, и Ваня прикрывает глаза.
– Он живой? – с хрипом спрашивает Валерий Николаевич.
– Живой! – рычит на него Женька и тут же кричит. – Твою ж мать! Вызывай ещё бригаду: у него, похоже, с сердцем плохо!
«Скорая» ехала шесть минут, ещё две – на лифте и по коридорам. Это мне скажут потом. А сейчас мне кажется, что время остановилось. Я сижу, зажав одной рукой рану потерявшего сознание любимого мужчины, а другой тереблю на его голой груди две тонких золотых цепочки: одну его, с маленьким крестиком, а другую – свою, с подвеской в виде моего знака зодиака «Весы». Ту самую, вместо которой он когда-то надел на мою шею колье с рубином.
Как давно это было! Из-за какой ерунды мы ссорились!
Глава 53
Обычно в больнице скука смертная. Но не у меня. А как же! То врач зайдёт, то медсестра с капельницей, то санитарочка покормить пытается. А то следователь заглянет. Он теперь мне, как самый близкий родственник: чаще всех навещает.
За пять дней кого только не было: и Женька с новостями, и Марина с улыбками, и Любаша с бульонами, и тётушка со слезами. И ещё куча народа.
Не было только Синички.
Женька по секрету сказал, что она провела в больничных коридорах почти двое суток, пока я был на операции и в реанимации. Но как только убедилась, что рана не такая страшная, как казалось вначале, и мне после «штопки» нужно только отлежаться и получить курс антибиотиков, в больнице она больше не появилась. Заявление об уходе написала, но, к счастью, в моё отсутствие его никто не подпишет. Паша не имеет таких полномочий, а Валерий Николаевич…
Валерий Николаевич пока не пришёл в себя. Женька ошибся: плохо ему стало не с сердцем. Геморрагический инсульт. Кома.
Сейф открывали с сапёрами и собакой – мало ли что. Но уже из письма, оставленного на моём столе, было понятно, что этот человек не хотел мне навредить.
Чтобы понять, почему он пошёл на предательство, надо знать, хоть коротко, его биографию. А она у моего первого заместителя очень насыщенная. Не имея вообще никаких родственников, после детского дома и ПТУ он отслужил в армии положенные два года и поступил в Строительный институт на экономический факультет. Ещё студентом женился на своей однокласснице из того же детдома. Это была чистая первая любовь. По окончании института – аспирантура и работа в банке, которая в СССР больших денег принести просто не могла.
В год Московской Олимпиады молодая супруга осчастливила Валерия мальчиками-близнецами, а спустя шесть лет оползень в горах Дагестана отнял сразу всех. Беда личная совпала с началом перестройки, когда старая система хозяйствования себя окончательно изжила. В том числе и в банковской сфере.
Оставшись без работы, он руководил кооперативом, торговал на рынке, был помощником криминального авторитета, потом – депутата, работал управляющим в гостинице и прорабом на стройке. Там и познакомился с моим отцом, который тогда только-только начал своё дело и, с разной степенью успешности, отбивался то от одного рэкета, то от другого. Благодаря связям в преступном мире, Валерий Николаевич организовал отцовскому бизнесу надёжную «крышу», и дела пошли в гору. В то время как раз умерла мама, и это их объединяло. Но у отца был я, пятилетний чертёнок, который не давал ни минуты покоя, благодаря чему ему некогда было впадать в депрессию. А ещё у него было множество амбиций, потому что хотелось дать мне так много всего, чтобы я не чувствовал, что в моей жизни не хватает главного: материнской любви. Валерий же довольствовался должностью заместителя и от предложения стать партнёром отказался, заявив, что для себя он на хлеб всегда заработает головой, а больше ему не для кого стараться.
И вот четыре года назад шестидесятидвухлетний мужчина получает известие о том, что одна из его многочисленных случайных пассий родила ребёнка, а сама умерла в родах. Девочку растила бабушка, но теперь не может этого делать, т.к. слишком стара, и органы опеки потребовали найти кого-нибудь из родственников, согласных на опеку, иначе девочке дорога – в приют. Вот так стареющий бирюк снова стал отцом. И надо сказать, что отца более преданного, нежного и заботливого трудно себе представить. Его Варюшка просто купалась в отцовской любви и платила ему той же монетой. В прошлом году она окончила школу, и Валерий Николаевич позаботился о том, чтобы отправить её в США, где она сейчас успешно оканчивает первый курс в одном из университетов Лиги Плюща.
На содержание девочки за границей и оплату обучения, конечно, требуются немалые средства. Но вовсе не деньги стали причиной того, что Валерий Николаевич почти год работал на два фронта. Через неделю после отъезда дочери он начал регулярно получать по почте её фотографии. Ничего особенного в них не было: девочку снимали то на остановке общественного транспорта, то в кафе кампуса, то в коридорах университета. Но потом пошли фото с лекций, из комнаты общежития, из раздевалки спортзала. Кто-то наглядно демонстрировал мужчине, насколько уязвима его дочь и как легко до неё добраться. К концу сентября Валерий Николаевич так извёлся, что позвонил дочери и предложил вернуться в Россию, но девочка расплакалась: она уже втянулась в учёбу, завела друзей и даже влюбилась. Настаивать он не посмел.
Вот тогда-то ему и сделали предложение, от которого он побоялся отказаться. Он старался не проявлять инициативы и сделать минимальным тот вред, который приносили фирме его действия. Но после похищения Алисы понял, что эти люди переступают грань обычного промышленного шпионажа и вредительства, что способны не только запугивать фотографиями, но и реально действовать. Тогда он начал осторожно собирать доказательства. Максимовского уже заперли, но теперь с ним напрямую общался его партнёр и, судя по всему, вдохновитель идеи утопить успешного конкурента.
Когда на горизонте снова появился Дитрих Штайн, сделал очередной заказ и намекнул, что ему и в родной стране есть что построить, Валерий Николаевич понял, каким будет следующее его «задание». И нашёл единственный, по его мнению, способ не вредить ни мне, ни дочери. Он перевёл деньги университету за всё время обучения, положил крупную сумму на счёт Вари,, а остальное должно было ей достаться по наследству через полгода.
