Текст книги "Блаженны мертвые"

Автор книги: Йон Линдквист

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

Р-Н РОКСТА, 02.35

Звук голосов и скрежет металла привели его в чувство.

Первое время он вообще не понимал, где находится. Малер сел. На коленях лежал какой-то большой сверток. Все тело ныло. Где он и что он здесь делает?

И тут он все вспомнил.

Элиас по-прежнему неподвижно лежал у него на руках. Луна успела переместиться по небосклону и теперь лишь изредка выглядывала из-за верхушек кладбищенских сосен.

Сколько же прошло времени? Час? Два?

Послышался скрип чугунных ворот, и на площадке перед часовней показались темные силуэты. Вспыхнули фонари, и лучи света заплясали на каменных стенах. Раздались голоса:

– ...пока слишком рано делать выводы.

– Но как вы поступите, если это окажется правдой?

– Для начала проверим масштабы бедствия, а уж потом...

– Будете вскрывать могилы?

Голос показался Малеру знакомым. Карл-Эрик Юнгхед, его редакционный коллега. Ответа он не расслышал.

Элиас лежал в его объятиях, словно мертвый.

Разглядеть их в темноте было практически невозможно, разве что новоприбывшим взбредет в голову посветить в эту сторону. Малер легонько потряс Элиаса. Никакой реакции. В душе зашевелился страх.

После всех мучений...

Он нащупал жесткую ручку мальчика, пощекотал ладонь. Рука Элиаса дернулась и сомкнулась вокруг его пальцев.

Лучи фонарей пришли в движение, и пять темных силуэтов двинулись куда-то в глубь кладбища.

От долгого сидения тело Малера затекло, кости ломило – такое ощущение, что, пока он был в отключке, из него вытащили позвоночник, а на его место вставили раскаленный прут. Почему он от них прячется? Карл-Эрик наверняка смог бы ему помочь, почему он их не окликнул?

Да потому...

Потому что понял – нельзя. Потому что отныне мир разделился на «мы» и «они».

– Элиас, погоди-ка... Мне нужно встать.

Элиас не ответил. Малер нехотя высвободил пальцы из его руки и бережно переложил мальчика на землю. Опираясь об стену, он медленно перенес вес на ноги и с грехом пополам встал.

Между дальних надгробий мелькал свет фонарей, похожий на растревоженные души умерших. Малер прислушался, не идет ли кто-нибудь в их сторону, но до него доносились лишь голоса людей с фонарями и еле различимые звуки «Ночной серенады» на его мобильном телефоне, забытом в машине. Небо заалело, предвещая скорый рассвет.

– Элиас?

Ответа не последовало. Детское тельце безвольно лежало на земле – сгусток тьмы, повторяющий контуры ребенка.

Слышит ли он меня? Видит ли? Знает ли, что это я?

Малер наклонился и поднял внука, просунув одну руку под колени, а другой придерживая голову.

– Не бойся, мы едем домой.

На стоянке были припаркованы еще три машины. Неотложка, «ауди» с логотипом редакции и «вольво» с какими-то странными номерами. Желтые цифры на черном фоне. До Малера дошло: военные номера.

Военные? Значит, даже их подключили?

Он лишний раз убедился, как он был прав, не выдав себя. Когда в дело вступают военные, личные проблемы отходят на второй план.

Тело Элиаса казалось легким как перышко. Даже странно, учитывая, как его раздуло. Живот вздулся так, что нижние пуговицы пижамы отлетели. Но Малер знал, что это всего лишь газы, выделяющиеся в процессе разложения. На вес они не влияют.

Он осторожно уложил Элиаса на заднее сиденье, откинул спинку водительского кресла, так что мог вести машину полулежа, и выехал со стоянки, опустив стекла с обеих сторон.

До дома было рукой подать. Всю дорогу он разговаривал с Элиасом – без всякого ответа.

Не включая свет в гостиной, Малер уложил Элиаса на диван. Затем он наклонился и поцеловал внука в лоб.

– Сейчас приду, мой хороший. Я на минуту...

Из аптечки в кухне Малер достал три таблетки обезболивающего и проглотил, запив водой.

Тихо, тихо...

Губы еще помнили прикосновение ко лбу Элиаса – его холодную, жесткую кожу. Все равно что целовать камень.

Он так и не осмелился включить свет в комнате. Элиас по-прежнему неподвижно лежал на диване. Шелковая пижама тускло отсвечивала в первых лучах солнца. Малер погладил внука по щеке.

Что же я делаю?

Черт возьми, что же он действительно делает? Элиас, можно сказать, тяжело болен. А как обычно поступают с тяжелобольным ребенком? Везут к себе домой? Нет. Вызывают «Скорую» и отправляют в больницу – в морг? – чтобы ему оказали необходимую помощь.

Только не морг. Он же сам видел, что там творилось. Несчастные мертвецы, всеми силами пытающиеся выбраться из заточения. Отправить Элиаса в этот ад?! Но что же делать? Не мог же он сам его лечить... чем там это лечат...

Можно подумать, его там вылечат...

Боль в пояснице постепенно утихала, и к Малеру начал возвращаться здравый смысл. Конечно, нужно вызвать «Скорую». Другого выхода нет.

Мальчик мой. Любимый мой мальчик.

Ах, если бы он разбился позже – хотя бы месяц назад. Или вчера. Или позавчера. Тогда бы ему не пришлось так долго лежать в земле, перенося надругательства смерти, превратившей его в это иссохшее существо с почерневшими конечностями, похожее на ящерицу. Как ни любил его Малер, даже он вынужден был признать, что в глазах внука не осталось ничего человеческого. Элиас смотрел на него остекленевшим взглядом.

– Сейчас, мой хороший, вызовем доктора. Доктор тебе поможет.

Зазвонил мобильный.

На определителе высветился номер редакции. На этот раз Малер взял трубку.

– Малер слу...

Бенке был на грани истерики:

– Да где ты шляешься?! Заварил кашу и пропал! Ну кто так делает?!

Малер не смог сдержать улыбку.

– Бенке, вообще-то это не я кашу заварил. Я тут ни при чем.

Бенке умолк. На том конце трубки Малер различал незнакомые голоса.

– Густав, – выдавил наконец из себя Бенке. – Элиас, он что, тоже?..

Малер принял решение. Он доверял Бенке, но сейчас дело было не в доверии, ему просто нужно было выговориться. Малер сделал глубокий вдох и ответил:

– Да. Он здесь, со мной.

Голоса на том конце провода стали тише, – видимо, Бенке отошел в сторону, чтобы его не могли слышать коллеги.

– И как он, паршиво?..

– Да.

Теперь в трубке был слышен лишь голос Бенке – наверное, зашел в чей-то пустой кабинет.

– Боже, Густав. Даже не знаю, что сказать.

– Ничего не говори. Просто держи меня в курсе. Мне нужно понять, правильно ли я поступаю.

– Пока всех свозят в Дандерюд. Начали вскрывать могилы. Подключили военных. Ссылаются на предупредительные административные меры в случае массовых эпидемий. По большому счету, никто ничего не знает. А если хочешь знать мое мнение... – Бенке сделал паузу. – Я, конечно, в этом мало что понимаю, но у меня тоже внуки. По-моему, ты все делаешь правильно. Пока что все равно творится полный бардак, все в такой панике...

– Они хоть выяснили, из-за чего это все случилось?

– Нет. Густав... поговорим о деле?

– Бенке, не могу, честно. Я сейчас сам не свой.

Бенке только сопел в трубку – можно себе представить, каких усилий ему стоило держать себя в руках.

– Фотографии есть? – спросил он.

– Да, но...

– В таком случае, – перебил его Бенке, – это единственные фотографии из больницы. А ты – единственный журналист, которому удалось туда пробраться до того, как они перекрыли все входы и выходы. Густав... При всем моем уважении к твоей ситуации, которую я, конечно, даже вообразить себе не могу, ты представь – вот сижу я сейчас и делаю номер. А на проводе у меня мой лучший корреспондент, а у него в руках лучший материал в истории журналистики. Может, войдешь в мое положение?

– Бенке, да как ты не понимаешь...

– Я все понимаю! Но, Густав, на коленях тебя прошу – хоть что-нибудь? Фотографии, пара строчек с места событий, буквально в двух словах? Ну, пожалуйста? Или хотя бы фотографии? Фотографии-то можешь прислать?

Малер бы сейчас рассмеялся, если б смог, но из горла вырвался лишь стон. За пятнадцать лет, которые они проработали вместе, он ни разу не слышал, чтобы Бенке кого-нибудь о чем-то просил. Слово «пожалуйста», да еще с вопросительной интонацией, не существовало в его лексиконе.

– Я попробую, – ответил он.

Как будто ничего другого он и не ожидал, Бенке тут же продолжил:

– Короче, я держу полосу. Сорок пять минут.

– Господи, Бенке...

– И спасибо тебе, Густав. Ты настоящий друг. Можешь приступать.

Малер положил трубку и бросил взгляд на Элиаса, который за все это время так и не пошевелился. Малер подошел к внуку, вложил палец ему в ладонь. Элиас сжал кулак. Малеру хотелось сесть с ним рядом и так и уснуть, не вынимая пальца из руки внука.

Сорок пять минут.

Какое-то безумие. Почему он согласился?

Да потому, что отказать было свыше его сил, он всю жизнь проработал журналистом и прекрасно знал, что Бенке прав. У него в руках – лучший материал, который только можно себе представить, возможно, самая громкая сенсация за всю историю человечества... Нельзя упускать такую возможность. Чего бы это ни стоило.

Он уселся за компьютер, мысленно открутил пленку на нужный момент, и пальцы застучали по клавиатуре:

«Лифт рывком тронулся с места. Сквозь толстые бетонные стены доносились крики. В прямоугольном окошке двери показались очертания морга...»

РАПОРТ № 2

00.22В Департамент прибывает министр социального развития. Под его руководством осуществляются выборы членов Чрезвычайной комиссии, состоящей из представителей министерств, полиции и врачей. Штаб-квартирой Чрезвычайной комиссии назначается переговорный зал Министерства социального развития, который в скором времени получает в народе название «Зал мертвецов».

00.25Премьер-министр, совершающий официальный визит в Кейптаун, ставится в известность о происходящем. Ввиду чрезвычайной ситуации встреча премьер-министра с Нельсоном Манделой, запланированная на следующий день, отменяется. Правительственный самолет готовится к возвращению на родину. Перелет занимает одиннадцать часов.

00.42Поступают первые четкие сведения о ситуации на кладбищах города, где были выявлены случаи воскрешения. В результате оперативной работы установлено, что среди лиц, преданных захоронению за отчетный период, насчитывается около 980 человек. Полиция заявляет, что не располагает ресурсами, необходимыми для проведения работ по эксгумации.

00.45Назревает потребность в официальном обращении Чрезвычайной комиссии к средствам массовой информации. Расхождения в терминологии создают дополнительные сложности. После короткой встречи принято решение использовать термин «ожившие» применительно к лицам, вернувшимся к жизни.

00.50Работы по эксгумации перепоручаются военному ведомству. В силу законодательного запрета на сотрудничество органов полиции и вооруженных сил военные не входят в состав Чрезвычайной комиссии. Военное ведомство наделяется полномочиями, предусмотренными в случае катастроф, и действует согласно ситуации.

01.00Из клиники Дандерюд поступает информация о том, что на текущий момент 430 оживших граждан транспортированы в инфекционный блок. В клинике проводятся работы по освобождению дополнительных отделений для размещения всех новоприбывших. Больницам города выделено по две машины «Скорой помощи» для неотложных вызовов, все остальные транспортные средства направлены на транспортировку оживших.

01.03В «Зале мертвецов» обсуждается возможность приобщения похоронных бюро к транспортировке оживших. В результате обсуждений данная мера признается нетактичной по отношению к родственникам оживших, вместо этого принято решение призвать все свободные такси для перевозки пациентов клиники Дандерюд в другие больницы города.

01.05В средствах массовой информации цитируется заявление полковника Юхана Стенберга, командующего спасательными работами вооруженных сил: «В настоящее время мы рассматриваем проблему восставших мертвецов исключительно с точки зрения логистики». Пресс-секретарь Чрезвычайной комиссии берет на себя задачу проинформировать полковника об утвержденной терминологии.

01.08Родственник ожившей гражданки в р-не Туресё угрожает двум санитарам «Скорой помощи» и священнослужителю ружьем при попытке транспортировать вышеупомянутую гражданку в больницу. На место происшествия вызван наряд полиции.

01.10Телевизионный канал Си-эн-эн выпускает в эфир первый международный репортаж о событиях в Стокгольме. Видеозапись ограничивается суматохой у входа в клинику Дандерюд, а в репортаже сообщаются неверные сведения о том, что эвакуируемые пациенты и есть «живые мертвецы».

01.14Давление на Чрезвычайную комиссию со стороны иностранных журналистов усиливается. Контакты с международной прессой поручаются пресс-секретарю Министерства внутренних дел.

01.17Первая военная дивизия, собранная для проведения работ по эксгумации, готова приступать к действиям. В состав дивизии входят саперы, а также солдаты с опытом работы в войсках ООН, принимавшие участие во вскрытии массовых захоронений в Боснии. Дивизия направляется на кладбище Скугскиркогорден. Тем временем вооруженными силами Швеции проводятся работы по созыву дополнительных подразделений.

01.21Родственник ожившей гражданки из Туресё открыл огонь по сотрудникам полиции. Пострадавших нет.

01.23После консультации с юристами министр социального развития принимает решение расценивать данную ситуацию с законодательной точки зрения как случай массовой эпидемии, со всеми вытекающими отсюда последствиями и полномочиями органов полиции. Данное решение может быть пересмотрено по результатам медицинской экспертизы. В институт судебной медицины направляется просьба ускорить проведение экспертных работ.

01.24Полицейскому наряду в р-не Туресё дается разрешение на применение слезоточивого газа. Офицеры полиции, присутствующие на месте происшествия, отклоняют данное предложение с учетом преклонного возраста и состояния здоровья правонарушителя. На место происшествия вызван посредник для ведения переговоров, который еще в пути наладил телефонный контакт с правонарушителем.

01.27Первое медицинское заключение подтверждает, что у оживших не функционируют респираторная и кровеносная система. Тем не менее ускоренный анализ клеток свидетельствует о том, что процесс обмена веществ в организме продолжается. «Все происходящее совершенно невозможно, но мы делаем все, что в наших силах, чтобы разобраться», – заявляет эксперт по внутренней медицине, возглавляющий исследования.

01.30На настоящий момент в клинике Дандерюд находится 640 оживших. Штат больницы не справляется с объемом работ. В Дандерюд направляется дополнительный медицинский персонал из других больниц. Среди персонала клиники вспыхивают постоянные конфликты, усложняющие работу. Причины возникновения конфликтов не выяснены.

01.32Под давлением представителей шведской и иностранной прессы пресс-секретарь Чрезвычайной комиссии назначает пресс-конференцию в здании Правительства на 06.00.

01.33Психиатрические клиники и отделения дежурных больниц переполнены родственниками оживших, находящимися в той или иной степени нервного расстройства. В психиатрические службы органов внутренних дел поступают сотрудники полиции в состоянии нервного срыва.

01.35Поиски оживших, очутившихся на улицах города, практически завершены. В городской приют для бездомных вызвано полицейское подкрепление в связи с отказом жителей выдать властям гражданина без определенного места жительства, ожившего спустя две недели после своей кончины.

01.40На кладбище Скугскиркогорден извлечен из могилы первый оживший. Состояние ожившего характеризуется как «крайне неудовлетворительное», поскольку в месте захоронения проходят подземные воды.

01.41Проводится набор добровольцев «с устойчивой психикой» для оказания помощи на кладбище Скугскиркогорден. Извлеченный из могилы гражданин совершает попытку покинуть территорию кладбища.

01.45Ситуация в клинике Дандерюд выходит из-под контроля. На текущий момент в больнице находится 715 оживших. Среди персонала, находящегося в непосредственной близости с ожившими, вспыхивают постоянные конфликты, зафиксированы случаи драк с нанесением телесных повреждений.

01.50Вооруженные силы по собственной инициативе созывают инженерные части с целью строительства временной зоны для содержания эксгумированных на территории кладбища Скугскиркогорден вплоть до момента транспортировки.

01.55В результате проведения бесед с персоналом клиники Дандерюд выясняется, что причиной конфликтов является приобретенная персоналом способность читать чужие мысли.

02.30Несколько человек из числа оживших, представляющих особый интерес с научной точки зрения, переводятся в отделение судебно-медицинской экспертизы при Каролинском институте в р-не Сольна. Среди них – Ева Зеттерберг, обладающая даром речи, и Рудольф Альбин, пребывавший в состоянии смерти дольше остальных оживших.

02.56Томас Бергрен, профессор-невролог, проводит первое интервью с Евой Зеттерберг.

Собеседование № 1

Ниже приведена расшифровка записи моего первого разговора с пациенткой Евой Зеттерберг. Пациентка представляет особый интерес для науки, поскольку с момента нарушения жизненно важных функций организма до момента возвращения пациентки к жизни прошло крайне мало времени.

Наблюдается постоянное улучшение речевых способностей.

Интервью проводилось в отделении судебно-медицинской экспертизы в р-не Сольна, в четверг, 14 августа 2002 года в 02.58—03.07.

ТБ:Здравствуйте, я – Томас. Как вас зовут?

ЕЗ:Ева.

ТБ:Вы можете назвать свое полное имя?

ЕЗ:Нет.

ТБ:Вы можете сообщить мне свою фамилию?

ЕЗ:Нет.

<Пауза>

ТБ:Вы можете сообщить мне свое имя?

ЕЗ:Нет.

ТБ:Как вас зовут?

ЕЗ:Ева.

ТБ:Ваше имя – Ева.

ЕЗ:Мое имя – Ева.

ТБ:Вы можете сообщить мне свое имя?

ЕЗ:Ева.

<Пауза>

ТБ:Вы знаете, где вы находитесь?

ЕЗ:Нет.

ТБ:На что это похоже?

ЕЗ:Что «это»?

ТБ:То место, где находится Ева.

ЕЗ:Нет.

ТБ: Где сейчас Ева?

ЕЗ:Не здесь.

ТБ:Вы – Ева.

ЕЗ:Я – Ева.

ТБ:Где вы?

<Пауза>

ЕЗ:Больница. Человек. Его зовут Томас.

ТБ:Да. Где Ева?

ЕЗ:Евы здесь нет.

ТБ дотрагивается до руки Евы.

ТБ:Чья это рука?

ЕЗ:Рука. Рука Я.

ТБ:Я – это кто?

ЕЗ:Томас.

<Пауза>

ТБ:Кто вы?

ЕЗ:Я – Ева.

ТБ дотрагивается до руки Евы.

ТБ:Чья это рука?

ЕЗ:Это рука... Евы.

ТБ:Где сейчас Ева?

ЕЗ:Ева здесь.

<Пауза>

ТБ:Как выглядит то место, где сейчас находится Ева?

ЕЗ:Нет.

<Пауза>

ТБ:Могу я поговорить с Евой?

ЕЗ:Нет.

ТБ:Что вы видите?

ЕЗ:Стена. Комната. Человек. Его зовут Томас.

ТБ:Что видят глаза Евы?

ЕЗ:У Евы нет глаз.

ТБ:У Евы нет глаз?

ЕЗ:Ева не видит.

<Пауза>

ТБ:Что слышит Ева?

ЕЗ:Ева не слышит.

ТБ:Ева понимает меня?

<Пауза>

ЕЗ:Да.

ТБ:Можно поговорить с Евой?

ЕЗ:Нет.

ТБ:Почему я не могу поговорить с Евой?

ЕЗ:У Евы нет... рта. Ева боится.

<Пауза>

ТБ:Чего боится Ева?

<Пауза>

ТБ:Вы можете сказать, чего боится Ева?

ЕЗ:Ева остаться.

ТБ:Ева хочет остаться там, где она сейчас?

ЕЗ:Да.

ТБ:Чего боится Ева?

ЕЗ:Нет.

<ЕЗ непрерывно мотает головой>

ЕЗ отказалась отвечать на дальнейшие вопросы.

Р-Н ХЕДЕН, 03.48

Сидя в автобусе, Флора проверила мобильный – пять пропущенных звонков, и все от Эльви. Она тут же перезвонила.

– Бабуль, это я...

На том конце трубки раздался вздох облегчения.

– Детка, ну слава богу! Все в порядке?

– Вроде бы да, а что такое?

– Да нет, я просто никак не могла до тебя дозвониться.

– Я телефон отключала, пока ехала в «Скорой». У них же там всякая техника.

– Ах, ну да. – Флора ясно представила, как Эльви ударяет себя по лбу. – Конечно, как я сразу не догадалась.

Они помолчали. В окне автобуса мелькали погруженные в сон дома спального района.

– Бабушка? Ты его тоже слышала?

– Да.

– А священник твой так ничего и не заметил. И по деду ничего не было видно. Просто лежал себе и лежал.

Они опять помолчали. Флора вытащила из сумки плеер. Это была допотопная модель, и кассеты приходилось переворачивать вручную. На одной стороне был записан альбом Мэнсона «Holy Wood» [17]17
  Полное название – Holy Wood (In the Shadow of the Valley of Death), в переводе с английского – «В тени Долины смерти».


[Закрыть], на другой – «Antichrist Superstar» [18]18
  «Антихрист Суперзвезда» (англ.) – альбом Мэрилина Мэнсона. Здесь и далее в тексте упоминаются песни из этого альбома.


[Закрыть]в легкой обработке. В ожидании продолжения Флора перевернула кассету.

– Знаешь, мне там кое-что померещилось... – выговорила наконец Эльви.

– И что же?

Эльви немного поколебалась, затем произнесла:

– Да нет, ничего. Просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке. В автобусе едешь?

– Да.

Флора не проявляла особого интереса к оброненной бабушкой фразе, и Эльви не стала развивать тему. Договорившись созвониться завтра, они попрощались.

Флора забилась на заднее сиденье, подтянув ноги к груди, вставила в уши наушники и включила плеер. Затем, закрыв глаза, она уткнулась лбом в стекло автобуса.

We hate love... we love hate... we hate love... [19]19
  «Мы ненавидим любовь, мы любим ненависть, мы ненавидим любовь» (англ.).


[Закрыть]

От конечной ей пришлось пройти еще километр пешком. Асфальтированная дорожка обрывалась возле поросшего бурьяном пустыря Ервафельтет, изрытого следами бульдозеров десятилетней давности. Флора поднялась на вершину холма и окинула взглядом раскинувшийся внизу район.

Хеден.

Надвигающийся рассвет подчеркивал угловатые контуры унылых домов. Как-то раз она оказалась здесь ночью. Это было минувшей весной, Хеден тонул в кромешной тьме, и о его существовании можно было лишь догадываться. Ни фонарей, ни света в окнах – электричество и водопровод провести сюда так и не успели.

Пока Флора спускалась с холма под звуки «Tourniquet» [20]20
  «Жгут» (англ.).


[Закрыть], солнце взошло над горизонтом, отражаясь в немногих чудом уцелевших стеклах зданий. Еще несколько лет назад весь район был обнесен забором – теоретически стройка считалась незавершенной, но после того, как жители Хедена в сотый раз проделали новые лазейки и ходы, власти смирились. Большую часть забора растащили и приспособили для своих нужд местные жители, оставшиеся доски гнили в траве.

Даже блюстители чистоты опустили руки, и теперь все фасады, насколько хватало глаз, были размалеваны граффити во всем его многообразии – от непристойных надписей до произведений искусства. Решение суда о сносе Хедена затянулось аж на пять лет, и в ожидании постановления никто не хотел брать на себя ответственность за судьбу района. Хеден был язвой на теле столицы, неудачным архитекторским проектом с дурной славой, где постепенно собрались все те, кому не нашлось места в обществе. Время от времени полиция устраивала здесь облавы, отлавливая бездомных, но, поскольку на их содержание у города все равно не было средств, большую часть времени власти предпочитали закрывать на Хеден глаза.

Наконец трава сменилась асфальтом. Судя по табличке на стене ближайшего дома, улица называлась Экваторвеген. К табличке был пририсован огромный смеющийся черт с растаманскими косичками и огромным членом.

Флора выключила плеер как раз между песнями «Tourniqet» и «Angel with scabbed wings» [21]21
  «Ангел с изъязвленными крыльями» (англ.).


[Закрыть]. Чтобы альбом поместился на кассету, ей пришлось выкинуть пару песен. Флора сняла наушники, давая передышку ушам. Почувствовав неприятный холодок в животе, она мысленно обругала себя: жалкая, трусливая обывательница!

Если бы не присутствие людей, здесь стояла бы мертвая тишина. Власти не успели посадить ни цветов, ни деревьев, поэтому ни шорох листьев, ни пение птиц не радовали слух, и только людские голоса нарушали тишину Хедена. Быстрыми шагами Флора пересекла Экваторвеген, свернула на Латитудсвеген и очутилась во дворе, где жил Петер.

Хруст битого стекла под ногами эхом отражался от голых бетонных стен. Огромное серое здание посреди двора выделялось на фоне соседних трехэтажек. Петер рассказывал, что здесь планировали сделать что-то вроде коммунального центра с прачечной, клубом и помойкой. Но для стирки, как минимум, требовалась вода, мусор здесь никто не выносил, да и собираться в клубе тоже никому особенно не хотелось.

Стараясь идти как можно тише, Флора осторожно перешагивала через пакеты с мусором и наваленные картонные коробки, и все же под ногами хрустнул осколок стекла. Какой-то мужик, сидящий у железной двери прачечной, отделился от стены и направился к ней. Флора ускорила шаг.

– Э-э... Слышь, ты?

Мужик загородил ей дорогу. Флора окинула двор быстрым взглядом. Никого. Мужик был на голову выше Флоры и говорил с сильным финским акцентом. От него несло чем-то знакомым. Мужик поднял руку, в которой держал бутылку из-под сока, и Флора узнала запах – этиловый спирт. Он протянул ей бутыль – горлышко было запечатано чем-то похожим на хлебный мякиш.

– Эй ты, Пеппи Длинныйчулок! Выпить хошь?

Флора покачала головой:

– Спасибо, как-нибудь обойдусь.

Звук ее голоса явно озадачил мужика. Он наклонился и заглянул ей в лицо. Флора не двигалась.

– Тьфу, черт, да ты ж совсем еще девчонка! – удивился он. – Тебя-то как сюда занесло?

– Приятель у меня тут.

– Вот как, значит...

Мужик стоял, покачиваясь, и переваривал полученную информацию. Затем он бережно поставил бутылку на землю. Флора следила за каждым его движением, готовая в любой момент отскочить. Мужик раскинул руки в стороны:

– Можно я тебя обниму, а?

Флора не двигалась. Вид у мужика был не страшный, скорее несчастный, но ведь это только в фильмах у злодеев страшный вид. Нижние пуговицы рубашки были то ли расстегнуты, то ли оторваны, из прорехи выглядывал белый живот. Лицо казалось слишком маленьким для такого одутловатого тела. Даже в тусклом свете были заметны кровоподтеки на скулах и расквашенный нос. Мужик опустил руки:

– У меня тоже дочь... была... да и есть... тебе ровесница вроде. – Он подумал. – Тринадцать ей. Восемь лет не виделись. Кайса. Зовут ее так. – Он полез было в карман, но тут же опустил руку. – Карточка ее была, да вот куда-то подевалась...

Он пожал плечами, и Флоре показалось, что он сейчас заплачет. Она обошла мужика и направилась дальше. Он так и остался стоять, что-то бубня себе под нос.

Окно Петера находилось на уровне земли, но стекло, как ни странно, было целым. По задумке архитекторов, подвал должен был стать стоянкой для велосипедов – чем он, собственно, и являлся, – и в окна вставили армированное стекло – чтобы его разбить, потребовалось бы немало усилий. Флора присела на корточки и постучала.

Услышав за спиной шорох, Флора обернулась. Над ней возвышалась фигура финна, распростершего объятья. В голове Флоры промелькнула достойная Мэнсона картинка – распятый бройлер,но тут финн выпятил губы и заныл по-детски:

– Ну пожалуйста, ну можно я тебя обниму?

Флора встала, стараясь держаться от него подальше. Финн все стоял, раскинув руки, глядя на нее собачьими глазами. Флора прищурилась, склонила голову набок:

– Неужели самому не противно?

В подвале зажегся фонарь. Послышался голос Петера:

– Кто там?

Не сводя глаз с финна, Флора ответила:

– Это я.

Она спустилась на несколько ступенек и остановилась перед железной дверью, разукрашенной граффити с изображением летнего пейзажа. Это была одна из немногих дверей, запирающихся на замок, – и то лишь благодаря Петеру. Послышался лязг ключа в замочной скважине, и дверь открылась. Одной рукой Петер придерживал тонкий спальный мешок, обернутый вокруг плеч, в другой держал фонарь.

– Заходи.

Обернувшись, Флора бросила взгляд на финна, который так и стоял, покачиваясь и раскинув руки в стороны, погруженный в свои воспоминания. Петер закрыл дверь, и луч фонаря высветил обычный подвал, каких много, – вдоль окна выстроились в ряд велосипеды, а в углу виднелся прислоненный к стене мопед Петера.

Петер направился к пристроенной им каморке в противоположном конце подвала, которая была отделена дверью, ловко замаскированной граффити. Он еще ни разу не попадался в руки полиции – за время мимолетных рейдов им так и не удалось обнаружить его убежище.

Каморка была совсем тесной, метров шесть, и в ней помещались кровать (Петер отыскал ее на помойке и умудрился привезти домой на мопеде), заставленный продуктами стол, стул, газовая плитка и канистра с водой. На полу возле кровати стоял кассетный магнитофон, подключенный к автомобильному аккумулятору. Петер не искал легких путей – несмотря на отсутствие электричества, он настойчиво пользовался электрической зубной щеткой и электробритвой. Кроме того, у него были игровая приставка, будильник и мобильный телефон. Ну и фонарь, понятное дело. Каждый раз, навещая друга, Флора приносила с собой батарейки.

Петер закрыл дверь и забрался в постель, накрывшись расстегнутым спальником. Флора сняла штаны и свитер, залезла к нему под спальник и улеглась рядом, положив голову ему на плечо.

– Петер?

– А?

– Слышал, что сегодня ночью произошло?

– Не-а.

Она пересказала ему события минувшей ночи – с момента пробуждения в спальне деда и до того, как «Скорая» подкинула ее до города. Когда она умолкла, Петер только хмыкнул: «Странно» – и обнял ее за шею. Несколько секунд спустя Флора услышала его ровное дыхание. Петер спал.

Флора так долго всматривалась в серый квадрат окна, за которым всходило солнце, что, даже закрыв глаза, продолжала видеть смутное пятно света.

Судя по тяжести в голове, спала Флора не долго. Ее разбудил шорох в соседнем помещении. Она привстала и посмотрела в глазок. Какой-то араб на удивление приличного для этих трущоб вида выкатывал из подвала свой велосипед. Она могла ошибаться, но ей показалось, что она его уже как-то видела на Дроттнингсгатан с рекламным плакатом в руках.

Араб забрал велосипед и вышел, закрыв за собой дверь. Петер выдавал ключи только своим «клиентам» – за двадцать крон в месяц они могли оставлять свои велосипеды на закрытой охраняемой стоянке. Плата, само собой, не гарантировала сохранности велосипедов в случае полицейской облавы.

Флора снова легла, но заснуть так больше и не смогла. Она лежала, уставившись в потолок, время от времени поглядывая то на залитое светом окно, то на прыщавое лицо Петера на подушке. Спустя где-то час она все-таки встала и поставила чайник.

Шум разбудил Петера. Даже не взглянув на будильник, он приподнялся на локтях и повернулся к окну, чтобы понять, сколько времени. Затем, пробормотав: «Рань какая», снова рухнул в постель.

Флора заварила два пакетика чая и разлила его по чашкам. Затем положила в каждую по две ложки сахара и протянула одну Петеру, а сама залезла обратно под спальник. Сделав пару глотков, Петер спросил:

– Слушай, а то, что ты мне вчера рассказывала...

– Ну?

– Это что, правда?

– Ну да.

Он кивнул, покрутил в руках чашку с чаем и добавил:

– Вот и хорошо.

Затем он встал, положил в чай еще одну ложку сахара и вернулся в постель. Временами ему в буквальном смысле приходилось жить на чае с сахаром.

– Думаешь, это хорошо? – спросила Флора.

– Конечно.

– Почему?

– Не знаю. Есть еще чай?

– Не-а. Вода закончилась.

– Ладно, потом съездим.

Петер отошел в угол помочиться. Сквозь кожу спины отчетливо проступали ребра. Унитазом ему служило ведро, прикрытое мокрой тряпкой. Сняв эту тряпку, Петер встал на колени и наклонил ведро, метя в самую середину. Послышался звон струи, бьющей о жестяное дно. Такой степени аскетизма Флора уже не понимала. Сама она предпочитала пользоваться туалетными кабинками, расставленными по периметру района. Несмотря на то, что власти отказывались признавать существование Хедена, пару лет назад им все же пришлось установить здесь переносные уборные и поддерживать их в чистоте – в какой-то момент партию зеленых окончательно достали разбросанные обрывки туалетной бумаги, запах дерьма и кусты, орошенные мочой.