Текст книги "Блаженны мертвые"
Автор книги: Йон Линдквист
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)
[Из выступления премьер-министра, 07.00]
ПРЕМЬЕР: Сегодня ночью военные осуществили транспортировку оживших в специально отведенное для них место. Это вынужденное решение. В целях обеспечения необходимого ухода...
ЖУРНАЛИСТ: Куда их перевезли?
[Пауза)
ПРЕМЬЕР: Или вы задаете вопросы в отведенное для этого время, или я попрошу вас покинуть зал. [Пауза] В целях обеспечения необходимого ухода за ожившими, они переведены в комплекс зданий с возможностью индивидуального размещения. Мы обязаны учитывать психическую нагрузку, которую приходится испытывать медицинскому персоналу при работе с большим скоплением оживших.
В первую очередь мы рассмотрели вариант рассредоточения оживших по больницам города, но пришли к выводу, что это повлечет за собой ухудшение медицинского обслуживания населения в целом, а также осложнит ситуацию с организационной точки зрения.
Таким образом, принятое нами решение является оптимальным в данных условиях. Ожившие переводятся в район Хеден на северо-западе Стокгольма. Необходимый персонал уже на месте, и в скором времени планируется приступить к реабилитации оживших.
[Пауза]
Пожалуйста, вопросы.
ЖУРНАЛИСТ: Как вы считаете, разве можно размещать людей в столь тяжелом состоянии в недостроенном районе?
ПРЕМЬЕР: В нашем распоряжении имеется медицинское заключение, из которого следует, что состояние оживших не настолько тяжелое, как предполагалось вначале. Значительная часть медицинской помощи, оказанной им в первое время, признана излишней.
ЖУРНАЛИСТ: Но как вы можете быть в этом уверены?
ПРЕМЬЕР: Этот вопрос следовало бы переадресовать Стену Бергвалю, ответственному за транспортировку оживших. Могу лишь заявить, что у нас есть необходимые гарантии.
ЖУРНАЛИСТ: Стоит ли расценивать гибель Стена Бергваля, как самоубийство?
ПРЕМЬЕР: Я считаю неэтичным строить предположения на эту тему. Без комментариев.
ЖУРНАЛИСТ: Не является ли вышеизложенная мера актом отчаяния?
ПРЕМЬЕР: Опять вы... И что же я, по-вашему, должен на это ответить?
ЖУРНАЛИСТ: Почему запрещено посещение оживших?
ПРЕМЬЕР: В ближайшее время родственникам будет предоставлена возможность навестить своих близких. Организационный процесс слишком затянулся, выражаю свои искренние сожаления по этому поводу.
ЖУРНАЛИСТ: Не связано ли решение разрешить посещения с вынесением вотума недоверия?
ПРЕМЬЕР [вздыхает]: Я и мое правительство в состоянии принимать решения без всякого давления извне. Раньше возможности для посещений не было. Теперь есть. Мы действуем соответственно.
[Предсмертная записка Стена Бергваля, обнаруженная в его кабинете]
С глубоким прискорбием вынужден констатировать, что ситуация вышла из-под контроля. Я не могу далее нести ответственность за решение, которое в глубине души считаю неверным. Решение, которое приведет к катастрофе.
Я смертельно устал. Ручка дрожит в моих пальцах, мысли путаются.
В чем ошибка?
Ожившие приравниваются к «овощам», существам без воли и проблеска сознания. Это не так. Они – магниты. Их поведение обусловлено мыслями окружающих. У них есть воля – воля тех, кто о них думает. Но никто не хочет этого признавать.
Их следует изолировать, уничтожить, сжечь. Вместо этого, их выпускают на волю, где они окажутся во власти неуправляемого сознания масс. Добром это не кончится, и я не хочу быть этому свидетелем.
Если донесут ноги, дойду до ближайшей станции метро...
[Дневной выпуск радионовостей, 12.30]
...Пресс-секретарь заявил, что ситуация в районе Хеден находится под контролем, родные и близкие будут допущены к ожившим завтра с двенадцати ноль ноль.
[Отрывок из книги «Бобренок Бруно ищет и находит» (в печати)]
...Бруно все строил и строил, но чем выше становилась башня, тем дальше оказывалась луна. Он поднял лапу. Лапа накрыла луну. Он попытался на ощупь определить, какая она – шероховатая или гладкая, но поймал только воздух. Луна была дальше, чем когда он начинал строить башню.
<—>
Бруно уже построил четырнадцать этажей, башня была выше самого высокого дерева в лесу. Сверху были видны горы вдали. В снегу под его ногами что-то зашевелилось. Далеко внизу Водяной кружил возле свай. Бруно поджал ноги и зажмурился.
<—>
Ночью Бруно увидел целых две луны – одну в небе, а другую в воде. Ту, что в небе, он достать не мог, а ту, что в воде, – не смел. Это была луна Водяного.
17 августа Где тело, там и стервятники
All that we hope is, when we go
Our skin and our blood and our bones
Don't get in your way, making you ill
The way they did when we lived.
Morrissey «There's a Place in Hell for Me and My Friends» [39]39
И хочется верить, что, когда мы уйдем,
Наша кожа, плоть и кости
Не будут нам больше мешать,
Как они мешали нам при жизни.
(англ.).
Морриси, «В аду найдется место для меня и моих друзей» (англ.).
Морриси Стивен Патрик (р. 1959) – английский автор поп-песен и певец, основатель группы «Смитс».
[Закрыть]
УЛ. СВАРВАРГАТАН, 07.30
В семь двадцать восемь Давид вышел в коридор и замер в ожидании. Ровно в половину хлопнули двери лифта, и раздался тихий стук в дверь. По большому счету, все эти предосторожности были излишними – Магнус и так уже проснулся, – но когда тебе исполняется девять лет, немного таинственности не повредит.
На пороге возник Стуре, тесть Давида, с плетеной корзиной в руках. Давиду нечасто приходилось видеть тестя в чем-либо, кроме тренировочных штанов и заношенного свитера, но сегодня на нем была рубашка в оранжево-красную клетку и чуть тесноватые костюмные брюки – принарядился в честь торжественного случая.
– Стуре, сколько лет, сколько зим!..
– Да уж. Доброго утречка.
Стуре с многозначительным видом приподнял корзину.
– Ага, хорошо, – сказал Давид, – да вы проходите.
Стуре был под два метра ростом, и из-за его широченных плеч вместительная трешка показалась вдруг тесной конурой – тестю ощутимо не хватало простора. Едва войдя в прихожую, Стуре вдруг повернулся и обнял Давида. Просто привлек его к себе на несколько секунд. Не то чтобы утешить или утешиться – скорее, в знак общего горя. Давид даже не успел решить, стоит ли в ответ прижаться щекой к его груди, и только потом, когда уже было поздно, подумал, что стоило.
– Да, – произнес Стуре, – вот ведь как оно бывает...
Давид кивнул, не зная, что на это ответить. Он приоткрыл корзину. На дне свернулся маленький серый кролик. В одном углу виднелись салатные листья, в другом – пара черных катышков. Давид почувствовал резкий запах, которому предстояло вскоре заполнить всю квартиру.
Стуре вытащил кролика. Зверек выглядывал из его здоровенных ладоней, как из гнезда.
– У тебя клетка есть?
– Мама обещала привезти.
Стуре погладил кролика между ушей.
За то время, что они не виделись, нос тестя стал еще краснее, а на щеках проступила сеть кровеносных сосудов. Давид почувствовал запах виски – наверное, остатки вчерашнего перегара – Стуре ни при каких обстоятельствах не сел бы за руль в нетрезвом виде.
– Может, кофе?
– С удовольствием.
Они сели за кухонный стол. Стуре по-прежнему держал в ладонях кролика, такого маленького и беззащитного. Розовый носик его подрагивал, осваиваясь в непривычной обстановке. Высвободив одну руку, Стуре осторожно взял чашку с кофе. Они помолчали. Давид услышал, как Магнус ерзает в постели за стеной. Наверное, хочет в туалет, но боится выходить из комнаты, чтобы не испортить сюрприз.
– Еве уже лучше, – произнес Давид. – Намного. Я им звонил вчера вечером. Врачи говорят, положительная динамика налицо.
Стуре отхлебнул кофе из блюдца.
– И когда она вернется домой?
– Они пока не знают. Она еще программу реабилитации должна пройти или что-то вроде того.
Стуре молча кивнул, и Давид даже испытал неловкость за то, что говорит их языком, оправдывая их действия.
Врач-невролог, с которым он общался, объяснил, что электрическая активность, свидетельствующая о мозговой деятельности Евы, увеличивается по мере улучшения речевых и опорных функций. Судя по всему, восстанавливаются мертвые мозговые клетки – еще один необъяснимый феномен.
Когда же Давид задал тот же вопрос: когда она вернется? – невролог замялся.
– Сложно сказать, – ответил он. – Дело в том, что пока остаются некоторые... проблемы. Но лучше будет, если мы поговорим об этом завтра, при личной встрече. Это трудно объяснить по телефону.
– Какого рода проблемы?
– Ну, видите ли... Лучше, если вы все увидите своими глазами... Завтра я буду в Хедене. Там и поговорим.
Они договорились о встрече. Хеден открывался для посещений в двенадцать, и Давид обещал появиться немного пораньше.
В дверь опять тихо постучали. Давид открыл дверь, впуская мать – в руках у нее была клетка для кролика. К его удивлению, она восприняла новость о несчастном случае относительно спокойно, без истерик, вопреки ожиданиям.
Клетка была неплохой, но не хватало опилок. Стуре заверил его, что сойдет и газета – дешевле выйдет. Пока мать с тестем возились с клеткой, Давид стоял рядом с кроликом в руках.
Они с Евой нередко шутили – вот бы свести их одиноких родителей. Шутка заключалась в их полной несовместимости – они были совершенно разными людьми и ни за что бы не отказались от сложившегося образа жизни. Но пока Давид стоял и смотрел, как они, перешептываясь, кромсают газеты и наполняют миску водой, он даже засомневался, так ли нелепа эта мысль. Роли неожиданно поменялись: теперь их было двое, а он один.
Но я же не один. Ева выздоровеет.
Перед глазами Давида встала рваная рана в ее груди.
Он зажмурился, прогоняя наваждение, затем открыл глаза и попытался сосредоточиться на кролике, который обнюхивал пуговицу на его рубашке. Если бы не авария, не было бы никакого кролика. Они с Евой считали неправильным заводить домашних животных в городе. Но теперь...
Пусть Магнус порадуется. Все-таки день рождения...
Затянув хором «С днем рожденья тебя!..», они направились в детскую. Войдя в комнату сына, Давид встал как вкопанный. К горлу подкатил ком. Магнус и не думал притворяться, что спит. Он лежал, вытянувшись солдатиком, руки на животе, и смотрел на них серьезными глазами, словно зритель, без тени улыбки наблюдающий за несмешным представлением
– С днем рождения, мой хороший.
Бабушка первой подошла к кровати и положила подарок на одеяло. Серьезное выражение исчезло с лица Магнуса. Развернув сверток, он обнаружил карточки с покемонами, коробку с лего и новые фильмы. Клетку они приберегли напоследок.
Если у Давида и было подозрение, что Магнус изображал радость, только чтобы сделать им приятное, то сейчас сомнений быть не могло – сын с неподдельным восторгом взял кролика в руки и, поцеловав в нос, тут же принялся его гладить. Первое, что он спросил, было:
– А можно я возьму его маме показать?
Улыбнувшись, Давид кивнул. В последнее время Магнус избегал любых упоминаний о маме, и Давиду казалось, что сын затаил на нее обиду за внезапное исчезновение. Словно стыдясь своих чувств, Магнус старался вообще о ней не говорить.
Так что, если он хочет взять с собой кролика, пусть берет.
Стуре погладил Магнуса по голове и спросил:
– И как же ты его назовешь?
Магнус, не задумываясь, ответил:
– Бальтазар.
– Ну что ж, хорошее имя, – одобрил Стуре, – значит, ты думаешь, это мальчик?..
Они внесли в комнату праздничный торт. Торт был покупной, но Магнус сделал вид, что ничего не заметил. Разлив по чашкам кофе и какао, они принялись за сладкое. Повисла гнетущая тишина, но Бальтазар спас положение, бросившись обнюхивать кусок торта и перепачкав весь нос взбитыми сливками.
Говорить про Еву было нельзя, так что все разговоры сводились к кролику, как бы восполняющему недостающее звено. Бальтазар в некотором роде занял место Евы.
Они посмеялись над его неповоротливостью, обсудили достоинства и недостатки кроликов.
Проводив мать, Давид немного поиграл с Магнусом, чтобы дать ему возможность обновить карточки с покемонами. Стуре какое-то время с любопытством следил за игрой, но когда Давид попытался ему объяснить хитрые правила, он лишь покачал головой:
– Да не, не надо, это не для меня. Я все больше в подкидного дурака...
Магнус выиграл оба раза и ушел играть с Бальтазаром. Часы показывали полдесятого. Делать было нечего – кофе в них больше не лезло, да к тому же так изжогу было недолго заработать, а до выхода из дома оставалось целых два часа. Нужно было как-то убить это время. Давид собрался было предложить тестю сыграть в подкидного, но решил, что сейчас это прозвучит неуместно. Так что он просто сел за стол напротив него.
– Говорят, у тебя сегодня выступление? – спросил Стуре.
– Как это? Сегодня?!
– Ну да, в газете было написано.
Давид подошел к календарю и посмотрел на число: 17августа. Выступление: 21.00.
Стуре оказался прав. Более того, Давид, к своему ужасу, обнаружил, что девятнадцатого он еще должен выступать на корпоративной вечеринке в Уппсале. То есть шутить, смешить, веселить. Он нервно провел ладонью по лицу:
– Надо позвонить, отменить.
Стуре прищурился, как от солнца:
– Ты серьезно?
– Да ну, стоять там перед ними, кривляться... Не могу.
– А может, наоборот, тебе на пользу пойдет? Хоть развеешься...
– Да нет, мне же текст читать, а у меня голова совсем другим забита. Нет.
К тому же большая часть публики наверняка в курсе после того злосчастного репортажа. «Смотри, это выступает муж той женщины...» Может, Лео уже и сам отменил выступление, просто забыл про объявление в газете.
Стуре предложил:
– Если хочешь, я посижу с Магнусом.
– Спасибо, – ответил Давид. – Посмотрим. Но вряд ли это понадобится.
УЛ. БУНДЕГАТАН, 09.30
В субботу утром в дверь Флоры позвонили. На пороге стояла Майя, одна из ее немногочисленных школьных подруг. Она была на голову выше и килограмм на тридцать крупнее Флоры. К отвороту ее защитного цвета гимнастерки был прицеплен значок с надписью: «Жизнь – говно. Хочешь поговорить об этом?»
– Выйди на минуту? – попросила она.
Флора не заставила себя уговаривать. Квартира прямо-таки благоухала ароматами субботнего завтрака и поджаренного хлеба, лишь усиливая иллюзию семейного благополучия. К тому же курила Флора исключительно с подругой и сейчас не отказалась бы от затяжки-другой.
Прикурив одну сигарету на двоих, они бесцельно побрели по улице, затягиваясь время от времени.
– Мы тут решили что-нибудь в Хедене замутить, – произнесла Майя, протягивая Флоре сигарету.
– Кто это «мы»?
– Ну, леваки.
Майя принадлежала к Левой молодежной организации, состоявшей преимущественно из девочек, которые вечно что-то придумывали. Когда газета «Кафе» праздновала свое десятилетие на пароходе «Патрисия», они вылили на пристань у трапа десять ведер обойного клея и повесили знак: «ОСТОРОЖНО – СПЕРМА!», и гостям пришлось пробираться через липкую жижу, пока пристань наконец не отмыли.
– И что вы теперь задумали? – спросила Флора, возвращая подруге сигарету, так и не сделав затяжки. С нее пока хватит.
– Ты представляешь, – начала Майя, демонстративно отвернувшись от расфуфыренной дамочки в белых льняных штанах, выгуливающей декоративную собачку, – они же с этими мертвецами черт-те что творят. Сначала всякие эксперименты на них ставят, как будто это не люди, а подопытные кролики, а теперь вообще в какое-то гетто согнали.
– Ну? – не поняла Флора. – А что, есть какая-то альтернатива?
– Да при чем здесь альтернатива? Главное, что так не поступают! Об обществе можно судить...
– ...по его отношению к слабейшим, – закончила цитату Флора. – Знаю, но...
Майя раздраженно взмахнула рукой с сигаретой.
– А разве есть кто-нибудь слабее мертвых? – Она засмеялась. – Ты когда-нибудь слышала, чтобы мертвецы качали права? Они же совершенно бесправны, государство с ними что хочет, то и делает. И это только начало. Читала, что там эта философия в газете понаписала?
– Да, – ответила Флора, – я тоже считаю, что так нельзя, я с тобой согласна, ты, главное, успокойся. Я только думаю...
– А вот думать потом будешь. Видишь несправедливость – исправляй. А то чуть что-то новое появится, как те, кто у руля, уже под себя подгребают. Допустим, изобретут они лекарство от смерти – и что? Думаешь, бросятся население Африки спасать? Как-то сомневаюсь. Небось, сначала дождутся, пока все негры от СПИДа передохнут, а потом уж будут разбираться. Ты в курсе, например, что распространение СПИДа контролируется американскими фармацевтическими компаниями? – Майя покачала головой. – Зуб даю, что они и в Хеден пролезут.
– Я вообще-то собиралась туда к открытию, – сказала Флора.
– Куда? В Хеден? Я с тобой.
– Вряд ли тебя пустят. Туда только родственников...
– Ну конечно, чего от них еще ожидать... А как ты докажешь, что ты родственница?
– Не знаю.
Майя покрутила окурок между пальцами, чтобы его затушить. Затем она внезапно остановилась и уставилась на Флору, прищурившись:
– А что это тебя туда потянуло?
– Не знаю... Наверное, просто хочу все увидеть своими глазами.
– Вечно ты на тему смерти заморачиваешься...
– Как будто другие не заморачиваются.
Майя молча взглянула на нее, затем произнесла:
– Не-а.
– Еще как заморачиваются.
– А я говорю, нет.
Флора пожала плечами:
– Да ну, много ты понимаешь.
Майя ухмыльнулась и швырнула окурок, стараясь попасть в урну. Как ни странно, ей это удалось. Флора зааплодировала, и Майя похлопала ее по плечу:
– Знаешь, кто ты?
Флора покачала головой:
– Нет.
– Выпендрежница. Совсем чуть-чуть. Но это даже прикольно.
Они еще пару часов шатались по городу, болтая о том о сем. Когда они расстались, Флора села в метро и поехала на станцию «Тенста».
ПОС. ТЭБИ КИРКБЮ, 09.30
– Там будет столько людей! Нельзя упускать такую возможность!
– Вы полагаете, они станут нас слушать?
– Я в этом абсолютно уверен.
– Но как же они нас услышат?
– Там будут громкоговорители.
– И что, нам разрешат их использовать?
– А вы думаете, когда Христос изгонял торговцев из храма, он спрашивал у кого-нибудь разрешения? «Простите, ничего, если я тут столы немного поопрокидываю?»
Гости засмеялись, а Маттиас, довольный собой, скрестил руки на груди. Эльви стояла в дверях, слушая, как они обсуждают план действий. Сама она не принимала участия в беседе. Ее одолевала усталость, вызванная недосыпом, а недосып, в свою очередь, был результатом мучивших ее сомнений. Она ночами напролет не могла сомкнуть глаз, пытаясь удержать ускользающий образ Богородицы, не дать ему поблекнуть, превратиться в смутное воспоминание. В голове все крутились Ее слова, и Эльви силилась понять, что они значат.
Ты должна привести их ко Мне. В этом их единственное спасение.
После некоторого успеха в первый вечер, ловля душ человеческих продвигалась со скрипом. Когда первый шок миновал, а власти доказали свою способность держать ситуацию под контролем, люди куда менее охотно принимали проповеди на веру. В первый день Эльви ходила по домам вместе с остальными, но потом ее одолела усталость.
– Эльви, а вы как думаете?
Маттиас повернул к ней свое круглое детское лицо. Эльви даже не сразу поняла, что вопрос обращен к ней. Семь пар глаз устремились в ее сторону. Маттиас был единственным мужчиной в их компании. Кроме него, здесь были Хагар, Грета, соседская жена и еще одна женщина, присоединившаяся к ним в самую первую ночь. Имени ее Эльви не помнила. Были еще две сестры, Ингегирд и Эсмеральда, подруги той безымянной женщины. И это только те, кто пришел к завтраку, остальные должны подтянуться позже.
– Я думаю... – начала Эльви. – Я думаю... Честно говоря, не знаю.
Маттиас удивленно приподнял брови.
Ответ неверный.
Эльви рассеянно потерла шрам на лбу.
– Как решите, так и сделаем. Я, пожалуй, пойду прилягу...
Возле спальни ее догнал Маттиас, мягко взяв за плечо.
– Эльви. Вам было видение, и миссия поручена вам. Поэтому мы здесь.
– Да-да, я знаю.
– Вы что, передумали?
– Нет, что вы. Просто... у меня совершенно нет сил.
Склонив голову, Маттиас внимательно посмотрел на нее, на секунду задержав взгляд на шраме, затем произнес:
– Я вам верю. И в дело наше общее тоже верю.
Эльви кивнула:
– Я тоже. Просто... я и сама точно не знаю, в чем оно заключается.
– Ложитесь, отдохните, мы все сделаем. Выезжаем через час. Вы уже видели листовки?
– Да, – отозвалась Эльви, но Маттиас словно ждал продолжения. – Красивые, – добавила Эльви и ушла в спальню, закрыв за собой дверь. Не раздеваясь, она залезла под покрывало и натянула его до самого носа. Она окинула комнату взглядом. Все как прежде. Эльви поднесла руки к глазам.
Мои руки.
Она пошевелила пальцами.
Мои пальцы. Они шевелятся.
В коридоре зазвонил телефон. Подниматься, чтобы взять трубку, у нее не было сил. Подошел кто-то из гостей – похоже, Эсмеральда.
И ничего во мне такого особенного.
Неужели так было всегда? Святые, отдавшие свою жизнь за Господа, святой Франциск, по Божьему вдохновению проповедующий Папе Римскому, святая Биргитта [41]41
Биргитта Биргерсдоттер – шведская святая. Известна также как религиозная писательница, автор знаменитых «Откровений».
[Закрыть], преисполненная священного огня в своей келье... Знали ли они минуты душевного смятения? Случалось ли Биргитте терзаться сомнениями, так ли она поняла священное слово, ничего ли не добавила от себя? Недаром же Франциск отправил прочь своих учеников со словами: «Оставьте меня, мне нечего вам сказать»?..
Может, так и должно быть?
Эльви некого было спросить, все они были мертвы, обросли легендами, стершими их человеческие черты.
Но она же видела!
Впрочем, скольким до нее были подобные откровения за всю историю человечества? Должно быть, сотням, тысячам. Может, тем и отличались святые от простых людей, что хранили верность увиденному, не позволяли ему поблекнуть или исчезнуть, считая забывчивость орудием дьявола. Держались до последнего. Может, в этом и был их секрет.
Эльви вцепилась в одеяло
Да, Господи, я буду держаться.
Она закрыла глаза и попыталась уснуть. Но не успела она расслабиться, как было уже пора вставать.
