Текст книги "Блаженны мертвые"

Автор книги: Йон Линдквист

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Р-Н ХЕДЕН, 12.15

Толпа у входа в Хеден стремительно таяла, и Флора приободрилась, – возможно, ей все же удастся попасть внутрь. У них с дедом были разные фамилии, и доказать родственную связь Флора не могла. Днем она попыталась дозвониться до бабушки, чтобы та сделала ей доверенность, но там в очередной раз подошла какая-то тетка и сообщила, что Эльви занята.

Флора заняла место в одной из очередей, ведущих к воротам. В последние дни она часто общалась с Петером – ему все же удалось остаться незамеченным, и он продолжал жить в своем подвале как ни в чем не бывало. Правда, вчера вечером у него сел аккумулятор, и он даже не смог пробраться к электрощиту из-за всех этих лихорадочных работ по благоустройству территории.

Да уж, потрудились они на славу...

Одно ограждение чего стоит – километра три, не меньше – и ведь всего за каких-то два дня! После одной из своих редких вылазок Петер доложил, что весь район кишит военными и что работы не прекращаются даже ночью. Прессу сюда либо не допускали, либо заключили с ней договор о неразглашении – пока премьер-министр не дал добро, в средствах массовой информации о Хедене не было ни слова.

Очередь медленно продвигалась вперед. Флора поправила рюкзак, набитый фруктами для Петера. Чтобы чем-то себя занять, она принялась перебирать в голове простые числа – один, три, пять, семь, одиннадцать, тринадцать, семнадцать,– в толпе она чувствовала себя более чем неуютно.

Страх, витающий на улицах города, не шел ни в какое сравнение с тем, что творилось здесь. Куда бы она ни повернулась, отовсюду исходили одни и те же волны. При этом внешне у людей в толпе это ни в чем не выражалось – ну разве что чуть более отсутствующий взгляд или решительный вид, – но внутри подводным чудищем ворочался страх перед чем-то неизведанным. Чем-то другим.

Девятнадцать, двадцать три...

В отличие от Флоры, большинство здесь присутствующих никогда не сталкивались с ожившими. Тела их родных и близких хранились в моргах либо были извлечены из земли военными и перевезены в закрытые отделения больниц. У них были все основания представлять себе самое худшее, что они, собственно, и делали. Флора попробовала отключить голову, чтобы не чувствовать этой массовой истерии. Она не понимала, зачем нужно было устраивать свидание подобным образом.

Флора опустила голову, зажмурилась и попыталась сосредоточиться.

Двадцать девять... тридцать один... чтобы показать, что у них все под контролем... тридцать девять, нет... мама... лицо... пальцы... ноги... все сгнило... сорок один... сорок один...

– Добрый день...

Сквозь пелену мыслей до Флоры донесся до боли знакомый голос. Она открыла глаза, подняла голову и увидела на сцене свою бабушку, впервые за последние четыре дня. За спиной Эльви стояла Хагар.

От растерянности Флора потеряла бдительность, и голос бабушки потонул в суматохе чужих голосов, звучащих в ее голове. Единственное, что ей удалось расслышать, это что-то про «души», а потом Эльви свели со сцены. Флора бросилась к бабушке.

Охранник держал Эльви за плечи, но при виде Флоры тут же ее выпустил, переключив внимание на молодого парня в костюме, возившегося с колонками. Охранник предупреждающе поднял палец:

– А ну, прекратить! Стой, где стоишь!

– Бабушка!

Эльви подняла голову, и Флора вздрогнула – за то время, что они не виделись, Эльви заметно постарела. Лицо ее стало каким-то серым, под запавшими глазами темнели круги, как будто она не спала несколько ночей подряд. Эльви обняла внучку, и Флоре показалось, что даже руки ее стали тоньше, слабее.

– Бабуль, как ты себя чувствуешь?

– Да ничего вроде.

– У тебя же совсем больной вид!

Эльви потрогала пластырь на лбу:

– Наверное, просто немного устала...

Охранник подтолкнул молодого человека к Эльви:

– А ну, живо с территории, и чтобы я вас здесь больше не видел!

Вокруг них начали собираться какие-то люди, преимущественно пожилые женщины, – кто-то похлопывал Эльви по спине, кто-то перешептывался.

– Бабуль, – произнесла Флора, оглянувшись, – а что вы тут вообще делаете?

– Привет, – молодой человек протянул ей руку, и она ее пожала. – Ты, значит, и есть Флора?

Флора кивнула и выпустила его руку. Как ни странно, среди общего гула голосов, звучащих в ее голове, его она не считывала, что было несколько неожиданно и даже, пожалуй, неприятно. Подошла Хагар и погладила Флору по руке:

– Здравствуй, детка! Как у тебя дела?

– Хорошо, – ответила Флора и указала рукой на сцену: – Что это было?

– Что-что? Ой, прости. – Хагар покрутила что-то за ухом: – Ну вот, так лучше. Что ты сказала?

– Спросила, чем вы тут занимаетесь.

Парень снова встрял в разговор.

– Твоей бабушке, – произнес он многозначительно, как будто подчеркивая: гордись, что у тебя такая бабушка,– было послание свыше. Она должна помочь людям обратиться к Господу, а иначе человечество погибнет. Вот мы и помогаем ей в этом нелегком деле. Ты сама-то верующая?

Флора покачала головой, и парень засмеялся.

– Надо же! Казалось бы, ты первая должна была броситься ей на помощь после всего, что вы пережили тогда, в саду...

Флоре совсем не понравилось, что незнакомый ей человек знает о вещах, о которых она и сама-то никому не рассказывала. Тетки по-прежнему обступали Эльви со всех сторон, и Флора вдруг ясно увидела причину ее усталости – все эти помощники на самом деле только высасывали из нее последние силы.

– Бабуль, так что за послание?

– Твоя бабушка... – опять начал было молодой человек.

Даже не посмотрев в его сторону, Флора решительно подошла к Эльви и взяла ее за локоть. То ли сработало телепатическое поле, то ли еще что-то, но Флора четко увидела лицо женщины на телеэкране, излучающее свет.

...Ты должна привести их ко Мне. В этом их единственное спасение...

Телевизор погас, изображение исчезло, и Флора заглянула в усталые глаза Эльви.

– Как это все понимать?

– Не знаю. Знаю только, что я должна что-то сделать.

– Но у тебя совершенно нет сил! Я же чувствую!

Эльви прикрыла глаза и улыбнулась:

– Ничего, как-нибудь справлюсь.

– Почему ты не подходишь к телефону, когда я звоню?

– Извини. В следующий раз обязательно подойду.

Одна из теток подошла к Эльви и похлопала ее по плечу:

– Пойдем, дорогая. Не расстраивайся, мы что-нибудь другое придумаем.

Эльви устало кивнула и послушно пошла вслед за теткой. Флора крикнула ей вдогонку:

– Слушай, вообще-то я собиралась деда навестить!

Эльви обернулась:

– Вот и хорошо. Передавай ему привет.

Флора стояла, опустив руки, не зная, как лучше поступить. Ладно, вот только разберется, что к чему, и поедет выручать бабушку.

Флора встала в очередь, припоминая увиденный образ. Что же это было? Непонятно. Может, какая-нибудь передача? Лицо женщины казалось ей знакомым, но где она могла ее видеть?

Актриса? Папа... все цветы... его рука... медальон... земля...

Думать в такой обстановке было совершенно невозможно. Чужие мысли бесконечным потоком заполняли ее сознание, так что собственные пришлось отложить на потом.

Перед ней в очереди стоял мальчик, держащийся за руку отца. Рядом с ними переминался с ноги на ногу пожилой мужчина. В голове Флоры непонятно почему возник образ кролика – на какое-то мгновение мелькнул в общем потоке мыслей и туг же исчез, вытесненный гробами, могилами, безжизненными взглядами и угрызениями совести.

...Во мне их единственное спасение...

Да уж. Человечество точно нуждалось в спасении. Флора постепенно приближалась к воротам. Невооруженным глазом было видно, как лица людей становятся все более сосредоточенными и серьезными. Флора чувствовала, как они собираются с духом, безуспешно пытаясь перебороть свой страх.

Кто-то нечаянно толкнул ее в спину, и женский голос произнес:

– Леннарт, что с тобой?

– Не знаю... не могу я, и все... – отозвался невнятный мужской голос.

Флора обернулась и увидела женщину, поддерживающую мужчину. Лицо мужчины было серым, глаза навыкате. Встретившись взглядом с Флорой, он произнес:

– Отец... никогда я его не любил. Когда я был маленьким, он...

Женщина дернула его за рукав, не дав договорить, и виновато улыбнулась Флоре, перед глазами которой тут же промелькнули годы их супружества и детство мужчины, отчего у нее пошли мурашки по коже.

– Ева Зеттерберг.

Это произнес мужчина, стоящий перед ней, отец ребенка. Охранник со списком в руках спросил:

– А вы ей кем приходитесь?

– Я муж, – ответил он и, указав на мальчика и старика, добавил: – А это ее сын и отец.

Охранник кивнул, открыл одну из последних страниц длинного списка, водя пальцем по строчкам.

Кролик, кролик...

Бобренок Бруно. И кролик. Кролик в кармане. Мальчик, сын Евы Зеттерберг, тоже думал про кролика. Того же самого. Так вот, значит, какое оно, их семейство. И все думают про кролика.

– Семнадцать «вэ», – произнес охранник, указав куда-то в сторону корпусов. – Там везде указатели.

Троица быстро прошла внутрь, и Флора тут же почувствовала их облегчение. На всякий случай она запомнила номер – 17«В». Охранник выжидающе смотрел на Флору.

– Туре Люндберг, – выговорила она.

– А вы?..

– Его внучка.

Охранник окинул взглядом ее прикид, густо накрашенные глаза и торчащие во все стороны волосы, и Флора поняла, что он ее не пустит.

– Вы можете как-то подтвердить родство?

– Нет, – ответила Флора, – не могу.

Спорить с ним было бесполезно – охранник думал про молодежные демонстрации и подростков, швыряющихся камнями.

Флора повернулась и пошла вдоль ограждения, ведя рукой по прутьям решетки. Чем дальше она уходила от толпы, тем меньше ей досаждали чужие мысли... Она шла и шла, пока голоса совсем не затихли, и только тогда села на траву, чтобы дать передышку своей измученной голове.

Придя в себя, Флора двинулась дальше, пока пропускной пункт не скрылся за домами. Вокруг было безлюдно, и ограждение казалось здесь ненужной предосторожностью.

Перелезть через забор ничего не стоило, но Флору смущало открытое пространство, которое отделяло ее от корпусов. Ее даже слегка удивило, что вдоль ограждения не поставили охрану, – был бы это какой-нибудь концерт, охранники стояли бы через каждые двадцать метров. Наверное, никто не рассчитывал на то, что появятся желающие пробраться в Хеден тайком.

Тогда зачем ограждение?

Она перекинула рюкзак через забор и порадовалась, что ее любимые кроссовки совсем развалились – ей пришлось надеть сапоги, а их острые носы как раз помещались между прутьями решетки, так что она одолела забор за каких-то десять секунд.

Оказавшись по ту сторону, Флора пригнулась, хотя это бы ее все равно не спасло – местность просматривалась как на ладони. Придя к выводу, что ее диверсия не возбудила интереса охраны, она перекинула рюкзак через плечо и направилась к корпусам...

ПОС. КОХОЛЬМА, 12.30

Малер все заранее предусмотрел, вычерпав воду из лодки и залив полный бак бензина. Осторожно опустив Элиаса на землю, он залез в лодку и принял из рук Анны вещи и термосумку.

– А как же спасательные жилеты? – вспомнила Анна.

– Некогда.

Малер представил себе спасательные жилеты, висящие на крюке в сарае.

Все равно старый жилет для Элиаса уже слишком мал...

– Да ладно, он ведь совсем ничего не весит, – кивнула на сына Анна.

Малер отрицательно покачал головой, укладывая сумку под скамью. Они завернули Элиаса в одеяло и уложили его на дно лодки. Анна принялась отвязывать веревку, а Малер попытался завести мотор. Это была старенькая «Пента» в двадцать лошадиных сил, и, безуспешно дергая шнур стартера, Малер невольно размышлял, причиной скольких сердечных приступов стал этот неподатливый механизм.

ы... непра... дерга.. дя... элке...

После восьми безуспешных попыток Малеру пришлось сделать паузу. Он уселся на корму, упершись руками в колени.

– Анна? Это ты сказала: «Неправильно ты дергаешь, дядя Мелькер?» [43]43
  Цитата из книги Астрид Линдгрен «Мы – на острове Сальткрока».


[Закрыть]

– Я не говорила, – ответила Анна, – я подумала.

– Понятно.

Малер посмотрел на Элиаса. Его сморщенное личико было неподвижным, черные полузакрытые глаза уставились в небо. По дороге к пристани Малер окончательно убедился в том, о чем раньше лишь догадывался, – за эти четыре дня Элиас действительно стал намного легче

Времени на размышления не было. Аронссон наверняка уже позвонил куда надо, и теперь за ними могли приехать в любую минуту. Малер потер глаза – в голове нарастала тупая боль.

– Да ладно тебе, – произнесла Анна, – полчаса-то у нас точно есть.

– Может, хватит?

– Что хватит?

– Подслушивать мои мысли. Я и с первого раза все понял. Не надо мне ничего демонстрировать.

Анна молча спрыгнула с носа на дно лодки и села рядом с Элиасом. Пот заливал Малеру глаза. Он повернулся к мотору и дернул с такой силой, что ему показалось, что шнур сейчас оборвется, но вместо этого двигатель вдруг заработал. Малер убавил газ, переключил передачу, и они отплыли от берега.

Анна сидела, прислонившись щекой к голове Элиаса. Губы ее что-то шептали. Малер вытер пот со лба, чувствуя, что чего-то не понимает. Он читал в газетах про то, что в присутствии оживших у людей проявляются телепатические способности, но почему же тогда он не может читать мысли Анны, в то время как сам он для нее – открытая книга?

Ветер был, как говорят в морских прогнозах, слабым с порывами до умеренного, и, когда они выплыли из залива, волны заплескались о борт лодки. Кое-где виднелись белые барашки.

– Куда мы едем? – прокричала Анна.

Малер ничего не ответил, только подумал: шхеры Лаббшерет.

Анна кивнула. Малер врубил полный ход.

Только добравшись до фарватера, по которому ходили суда в Финляндию, и убедившись, что вблизи нет паромов, Малер сообразил, что не взял с собой карту. Он зажмурился и попытался представить себе местность.

Феян... Сундшер... Реммаргрундет...

Пока они шли параллельно фарватеру, беспокоиться было не о чем; к тому же Малер припоминал, что радиомачта шхер Маншер лежала прямо по курсу, и там, где она уходила в сторону, нужно было брать южнее. А вот дальше – сложнее. Воды вокруг шхер Хамншер были коварны и изобиловали подводными камнями.

Взглянув на Анну, Малер наткнулся на ее невозмутимый взгляд. Она уже знала про карту и про то, что у них есть все шансы заблудиться. Возможно, она даже видела схему, которую он нарисовал в голове. Ощущение было крайне неприятным, как если бы тебя разглядывали сквозь зеркальное стекло – им тебя видно, а тебе их нет. Малеру совершенно не нравилось то, что Анна могла читать его мысли. Не нравилось и то, что она знает, что ему не нравится, что она может читать его мысли. И то, что она знает, что он знает...

Все, хватит!

Знает так знает. Но ведь тогда, возясь с мотором, он тоже ее услышал? Пусть на какое-то мгновение, но все же. Почему же сейчас не может? Надо бы вспомнить, что он тогда такого сделал...

Малер поднял голову и похолодел. Он больше не узнавал местность. Острова, проплывающие мимо, казались совершенно незнакомыми. Через пару секунд после того, как эта мысль промелькнула у него в голове, Анна выпрямилась и огляделась по сторонам. С растущим беспокойством Малер обвел глазами окружающие их массивы шхер. Никаких примет. Сплошные острова. Это было все равно что проснуться в чужой квартире после пьянки – ощущение полной дезориентации, как будто оказался на другой планете.

Анна указала рукой на один из островов по левую руку и прокричала:

– Это, случайно, не Бутвешер?

Малер прищурился, вглядываясь в освещенную солнцем даль, и увидел белую сигнальную мачту на оконечности, мыса. Бутвешер – значит, мачта обозначает береговую отмель Ранкарёгрюнд и... Точно. Все встало на свои места. Малер направил лодку на восток и уже через минуту снова отыскал фарватер. Он посмотрел на Анну и мысленно произнес: спасибо. Анна кивнула и снова заняла место возле Элиаса.

Минут пятнадцать они плыли в полном молчании, пока не добрались до отмели Реммаргрюнд. Малер повернулся лицом к югу, выискивая место, где им следовало свернуть, и вдруг услышал какой-то звук – низкий, глубокий рокот, заглушающий стрекот мотора. Он огляделся по сторонам в поисках парома, но ничего не увидел.

Фум-фум-фум...

Может, это у него в голове шумит? Звук не имел ничего общего с тем пронзительным скрежетом на кухне. Он снова огляделся и на этот раз нашел источник звука: вертолет. Стоило ему произнести про себя это слово, как Анна сползла на дно и накрыла Элиаса одеялом.

Малер лихорадочно соображал, пытаясь выработать план действий, но видел лишь один выход – сидеть смирно и не рыпаться. Они находились в крохотной скорлупке посреди моря – прятаться или сопротивляться было бесполезно. Вертолет – судя по всему, военный – был уже почти над ними, и Малер представил себе кадры из фильма «Апокалипсис сегодня»: палец на спусковом крючке, ракеты, брызги воды, деревянные щепки, их тела, подкинутые высоко в воздух, вид земли сверху, прежде чем померкнет взгляд.

Стоп, мы же в Швеции. Здесь такого не бывает.

Вертолет завис над их головами, и Малер напрягся, ожидая услышать приказ, отданный в мегафон: «Выключите мотор!» или что-то в этом роде, но вертолет пролетел мимо, резко свернул на юг и стал постепенно удаляться. Малер издал нервный смешок, мысленно кляня свою неосмотрительность.

Острова. Свобода. Ага. И меньше мили до крупнейшей военной базы на острове Хамншер. Хотя какая, по большому счету, разница?

Где разумнее всего прятать письмо? Среди других писем.

Может, это и к лучшему.

Провожая взглядом удаляющийся вертолет, Малер заметил узкий проход между островами и свернул, двигаясь в направлении базы.

Вода стояла так низко, что предательские береговые камни возвышались над поверхностью, выступая зелеными кочками там, где через них перекатывались волны. К своему удивлению, Малер хорошо помнил дорогу. Даже на малом ходу минут через двадцать они уже добрались до места.

Больше всего Малер опасался того, что дом окажется занят. Вряд ли, конечно, – сейчас вроде не сезон, но кто его знает. Он сбросил скорость до двух узлов, войдя в узкий пролив между островами. Лодки у причала не было, что почти наверняка означало, что дом был свободен.

На дорогу у них ушел почти час, Малер даже успел несколько продрогнуть на ветру. Он заглушил мотор и подплыл к причалу. В бухте было безветренно и царила тишина. В зеркальной глади воды сверкали искры полуденного солнца, природа дышала покоем.

Пару раз до этого они приезжали сюда искупаться и пожевать бутерброды на скалистом склоне – им нравился этот суровый остров неподалеку от Оландского архипелага. Малер любил помечтать, что когда-нибудь выкупит две маленькие рыбацкие хибары – единственное жилье на этом острове.

Анна села и огляделась вокруг.

– Красота какая...

– Да.

Приземистые кусты можжевельника покрывали голые скалы, которые начинались у самой кромки воды. Заросли вереска, редкая ольха. Остров был совсем маленьким – чтобы его обойти, хватило бы и пятнадцати минут. Скудная растительность. Крошечный мирок, который можно охватить взглядом.

Они молча вытащили вещи и перенесли Элиаса к дому. Последнее время разговаривал в основном Малер, теперь же, когда говорить было незачем, они совсем перестали общаться.

Они уложили Элиаса на землю, покрытую вереском, и пошли разыскивать ключ. Они проверили туалет метрах в пятидесяти от дома, отметив, что содержимое выгребной ямы совсем засохло, – по-видимому, люди здесь давно не появлялись. Затем осмотрели все камни вокруг крыльца, все ямки и углубления, и даже водосточную трубу. Ключа не было.

Малер вытащил инструменты и взглянул на Анну, ища поддержки. Дочь кивнула. Он вставил ломик в щель между дверью и косяком, вбил его покрепче молотком и отжал. Замок тут же поддался. Дверь слегка перекосилась, но открылась.

Пахнуло затхлостью – хороший признак, значит, дом не такой уж хлипкий, как кажется. Немаловажная деталь, если им придется застрять тут надолго. Малер осмотрел дверной косяк – замок вырвало с мясом, так просто не починишь, хозяевам придется купить новый. Малер вздохнул:

– Ну да ладно, оставим им немного денег перед отъездом.

Анна осмотрелась по сторонам, любуясь островом, залитым лучами предзакатного солнца и добавила:

– Или даже много.

Дом был не больше двадцати квадратных метров и состоял из двух комнат. Здесь не было ни воды, ни электричества, но в кухне стояла плитка с двумя конфорками, подключенная к здоровенному газовому баллону. На кухонной столешнице валялась канистра с краном – видимо, для воды. Малер поднял канистру – пусто. Он ударил себя по лбу.

– Вода! – произнес он. – Воду забыл.

Анна остановилась на полпути к комнате, куда она несла Элиаса.

– Ну и что? – Она кивнула на сына. – Ему же морской воды достаточно.

– Ему-то да, – ответил Малер. – А нам как быть? Тоже будем пить морскую воду?

– А что, обычной совсем нет?

Пока Анна укладывала сына, Малер шарил на кухне. Он нашел там почти все, что рассчитывал найти, и потому не стал брать с собой: тарелки, ложки-вилки, две удочки и одну рыболовную сеть. Не было только воды. Открыв холодильник, тоже работающий от газового баллона, Малер обнаружил там бутылку кетчупа и несколько банок килек в томате. Он покрутил вентиль баллона – пусто. Проверив второй баллон, Малер услышал шипение и тут же перекрыл газ.

Вода.

Воду он забыл по той же причине, по которой так в ней нуждался – это было нечто само собой разумеющееся. В Швеции не нашлось бы, наверное, ни одного дома без собственной системы водоснабжения или хотя бы колонки в двух шагах ходьбы. Вода есть всегда и везде.

Везде, кроме шхер.

Малер внезапно застыл посреди кухни. Перед глазами его встала картина – тролль жарит рыбу на костре. Такая же висела у него над кроватью, когда он был маленький... Стоп, этого не может быть, он ясно помнил, что картина появилась намного позже.

Он последний раз обвел глазами кухню, но воды нигде не было видно.

Анна уложила Элиаса и теперь стояла возле кровати, изучая картину на стене. На картине был изображен тролль, жарящий рыбу на костре.

– Смотри, – обратилась к нему она. – У меня точно такая же была...

– Да, висела у тебя над кроватью, когда ты была маленькой.

– Да. А ты откуда знаешь? Ты же нас никогда не навещал?

Малер сел на стул.

– Услышал, – ответил он, – я тоже иногда могу мысли читать.

– А его ты тоже слышишь? – Анна кивнула на сына.

– Нет, он же... – Малер прикусил язык. – А ты слышишь?

– Да.

– И ты молчала?!

– Почему? Я говорила.

– Ничего ты мне не говорила!

– Ты просто не хотел ничего слушать.

– Надо было сказать прямым текстом...

– Господи, да ты послушай себя! – перебила его Анна. – Я ему объясняю, что могу читать мысли Элиаса, так вместо того, чтобы поинтересоваться, что творится у ребенка в голове, он опять меня в чем-то обвиняет.

Малер взглянул на Элиаса, прислушиваясь к своим ощущениям. В голове замелькали обрывки мыслей, сменяющиеся прежде, чем он успевал за них ухватиться, – с тем же успехом это могли быть его собственные мысли. Малер встал, открыл термосумку, вытащил молоко и отхлебнул прямо из пакета. Все это время он чувствовал на себе взгляд Анны. Малер протянул ей пакет, мысленно спросил: хочешь?

Анна покачала головой. Малер вытер рот рукой, поставив пакет обратно.

– И что же он говорит?

Анна улыбнулась:

– Что надо.

– В смысле?

– Ну, он же не с тобой говорит, а со мной. Значит, тебе и знать не надо. Не буду я тебе ничего рассказывать.

– Бред какой-то.

– Думай что хочешь.

Малер сделал пару шагов по комнате, взял с бюро гостевую книгу, перелистал – страницы пестрели словами благодарности, вроде «спасибо за теплый прием». Может, им тоже что-нибудь написать перед отъездом?.. Малер обернулся. – Врешь ты все, – произнес он. – Никогда про такое не слышал. Мертвые не могут общаться с живыми, это тебе просто кажется.

– Может, дело не в том, что не могут, а в том, что не хотят.

– Ага, конечно! Ну и что же он тогда говорит?

– Я же тебе уже сказала...

Анна села на край кровати, глядя на него почти с состраданием. Малера взяла злость. Это несправедливо. Это он спас Элиаса, он с ним нянчился, в то время как Анна просто... паразитировала. Малер шагнул к дочери, подняв указательный палец:

– Ты не смеешь...

Ни с того ни с сего, Элиас сел в кровати, уставившись на Малера.

Это еще что такое?!..

Висок пронзила острая боль, словно там лопнул сосуд, и Малер, потеряв на миг равновесие, чуть было не споткнулся о тканый коврик. Он облокотился о бюро, но, вопреки ожиданиям, боль прошла так же неожиданно, как и началась. Он инстинктивно вскинул руки, твердя:

– Я больше не буду... не буду... – сам не зная, что именно он больше не будет.

Сидя плечом к плечу, Анна с Элиасом молча смотрели на него.

Малера охватило отчаяние. Попятившись, он выскочил из дома и бросился прочь, к скалам.

Что происходит?

Ему хотелось уйти как можно дальше от дома. Камни больно врезались в ступни. Забравшись в ущелье, скрытое за скалистым уступом, Малер уставился на море. Над водой кружили редкие чайки в поиске пищи. Малер погрузил лицо в ладони.

Я им больше не нужен.

Они его просто-напросто выгнали. И что он им сделал? Такое впечатление, что Анна лишь выжидала подходящего момента для того, чтобы уничтожить его, дав понять, что он лишний. Специально дождалась, пока они окажутся здесь, чтобы ему некуда было деться.

Подняв с земли камень, он швырнул его в чайку, но промахнулся. На горизонте показался парус, акульим плавником возвышающийся над водой.

Ничего, попробуйте-ка обойтись без меня. Посмотрим, как у вас это получится.

Он тут же себя одернул – а вдруг они его слышат?

Мысль о том, что в придачу ко всему нужно еще и думать с оглядкой, лишь добавила горечи. Он был совершенно одинок, но даже в одиночестве не мог обрести покой.

Не так он себе это представлял. Ох, не так.