Текст книги "Человеческая гавань"

Автор книги: Йон Линдквист

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Симон, который размышлял о том, какие ингредиенты содержатся в пицце, спросил:

– Что ты имеешь в виду?

Анна – Грета покачала головой:

– Я просто вспомнила, чем ты занимался сегодня утром. Это может быть опасно, особенно если учесть, что здесь происходит.

– Нам обязательно об этом говорить?

Заказ венчания, покупка колец и прочие заботы отвлекли Симона от мыслей о спичечном коробке, и он не хотел сейчас об этом вспоминать.

Анна – Грета вздохнула:

– Давным – давно здесь тоже творилось неладное… Я тогда торговала вязаными свитерами. Ну, ты помнишь, я тебе рассказывала. Это было во время войны…

Симон откинулся на спинку стула и приготовился слушать. Анна – Грета продолжила:

– Я иногда бывала на военных кораблях. Вообще – то, никто из гражданских лиц не имеет права доступа на военные объекты, но я ведь была своя, местная, с островов. – Анна – Грета внезапно подняла голову и нахмурилась. – Почему ты улыбаешься?

– Нет – нет, – поспешно сказал Симон, – я вовсе не улыбаюсь. Продолжай, пожалуйста. Просто я подумал, что ты очень хорошенькая. А тогда была, наверное, просто красавица. Вот поэтому тебя и пускали на военные корабли.

Анна – Грета недоверчиво посмотрела на Симона.

– Ты что, ревнуешь? – спросила она. – Прошло уже больше шестидесяти лет, а ты ревнуешь?

Симон немного подумал:

– Да. Кажется, ревную.

Анна – Грета посмотрела на него внимательно, затем покачала головой:

– Они как раз начали минировать район Лединге, потому что именно там проходил фарватер на Стокгольм. Тогда новое водолазное оборудование опробовалось, а поскольку видимость в воде была плохая, а скафандры еще не прошли проверку, то к водолазу крепили страховочный конец вместе со шлангом.

Анна – Грета покивала головой:

– Вот почему я поехала с ними. Мне хотелось посмотреть, как проходит погружение.

Симон собирался съязвить, но сдержался. Анна – Грета продолжила:

– И вот спустился, водолаз. В этом было что – то такое… гипнотическое. Он сразу пропал из виду, только шланг для подачи воздуха начал раскручиваться, когда он все глубже погружался в воду. Барабан крутился, крутился, а потом остановился. Как будто водолаз уже оказался на дне. Но такого просто не могло быть, потому что шланг и страховочный канат раскрутились только на семь или восемь метров, а глубина в этом месте была – самое маленькое метров тридцать. Шланг не двигался, и я было подумала, что водолаз опустился на какую – то сваю. И тут…

Анна – Грета взмахнула рукой в воздухе:

– Тут канат начал крутиться снова, но на этот раз быстрее, намного быстрее, чем раньше. Десять метров, пятнадцать, двадцать, двадцать пять. Скорость все возрастала – тридцать, сорок, пятьдесят метров шланга и страховочного конца раскрутились за очень короткое время. Как будто водолаз не опускался под воду, а падал в пропасть. Кто – то попытался ухватиться за страховку, но потерпел неудачу. Барабан раскрутился до конца, шланг оторвался от крепления и упал в море. И больше водолаза никто не видел.

Анна – Грета выпила глоток фанты и откашлялась:

– Вот что тогда было. Вот почему я прошу тебя быть очень осторожным. – Она отодвинула от себя стакан и добавила: – Они, конечно, нашли какое – то разумное объяснение. Сказали, что произошел несчастный случай. Глупо. Тела не нашли.

Симон посмотрел на нее. Анна – Грета аккуратно промакивала салфеткой уголки рта. Она выглядела так, как будто не рассказала только что нечто необыкновенное, а сообщила общеизвестный факт, банальную истину. Что – то вроде «не суй пальцы в розетку, не то убьет».

– Я буду осторожен, – сказал Симон, – я надеюсь, что буду осторожен.

Они отправились на прогулку по Нортелье, во время которой говорили о том, как они станут жить после свадьбы. Вернее, они не то чтобы строили планы, скорее, просто шутили. Они с самого начала решили, что все будет так, как раньше, и жить они будут по – прежнему в своих собственных отдельных домах. Они оба не хотели никаких перемен.

Ни о каком медовом месяце они, разумеется, не говорили, решив обойтись путешествием на пароме в Финляндию. Обоим это казалось превосходной идеей – немного повеселиться и потанцевать.

В пять часов они сели на автобус до Нотена, а в шесть уже были на борту парома, направлявшегося на Думаре. Симон смотрел на темное море и думал о том, что ничего не изменилось. Он смотрел в глубину, в бесконечную, бездонную глубину. Что там, в той глубине? Есть ли там иная, недоступная нам жизнь? Знает ли кто – нибудь, что там на самом деле?

Бездна, и ничего больше.

Какое пустынное пространство воды между Думаре и Нотеном, которое сейчас, в темноте, кажется лишь волнующейся поверхностью.

Симон представил себе, как они поднимаются на паром «Симфония», идущий в Финляндию. Сотни кабин, палуба с магазинами с обеих сторон. Десять этажей безопасного комфорта от носа до кормы.

Он посмотрел в сторону моря. По его спине пробежала дрожь, и он положил руку на плечо Анне – Грете. Паром уже причаливал к Думаре.

На причале стояли люди. Те же самые люди, которые тогда заседали в доме собраний, не было только Торы Остерберг и Хольгера.

Карл – Эрик тоже отсутствовал.

Тора не смогла прийти, оттого что была занята своими делами, а Хольгер сидел и сторожил Карла – Эрика.

– Чтобы он не сломал еще какой – нибудь дом, который, как он считает, надо уничтожить, – пояснил Йохан Лундберг.

Лассе отправили в больницу Нортелье, чтобы наложить швы на его раны, но он отказался оставаться там хоть на секунду больше, чем было надо. Когда он вернулся домой, его жена Лина начала вести себя как – то странно. Обычно она бывала вежливой, дружелюбной и уступчивой. Теперь она так и шипела от злости. Мужу она позволила войти в дом, но больше внимания на него не обращала. Его провожатых она даже не сочла нужным пригласить на чашку кофе.

Все ждали Анну – Грету. Она взяла Симона за руку и вопросительно посмотрела на него, а он успокаивающе пожал ей локоть и сказал, что пойдет посмотрит, как там Андерс.

Отойдя на несколько шагов, он почувствовал угрызения совести. Он оставил ее одну, с этими людьми, которые окружили ее как стая ворон. А может, это и не угрызения совести вовсе, думал он, шагая к Смекету. Может, это просто ревность?

Она моя! Она моя!

В Смекете было тихо и темно, но когда Симон зашел на кухню, то заметил, что из двери спальни пробивается тонкий лучик света. Он открыл дверь и увидел, что Андерс спит в кровати Майи. Симон посмотрел на него, потом вышел, тихонько закрыл за собой дверь и вернулся на кухню.

Он зажег лампу, достал ручку и бумагу и написал Андерсу приглашение на свадьбу. Уже собираясь выходить, он увидел узор из бусинок на столе. Подумав, он сделал приписку на бумаге и пошел к Анне – Грете.

Она уже была дома. Особо говорить оказалось не о чем. Тот план, который казался ей самым разумным, поселяне привели в действие и без нее. Было решено просто понаблюдать за поведением Лассе и Карла – Эрика и пока ничего не предпринимать. Симон снял ботинки и начал массировать ноги, уставшие от долгой ходьбы в Нортелье.

– Мне жаль, что пришлось тебя оставить одного, – сказала Анна – Грета виновато, – но им требовалась помощь и…

– Ничего, – перебил ее Симон и сел на стул. – Ты рассказала им про Элин?

– Конечно нет. С какой стаги?

– Извини.

Анна – Грета положила ноги на колени Симона.

– Знаешь, я кое – чего не понимаю, – сказала Анна – Грета и пошевелила пальцами ног. – Элин. Андерс. Карл – Эрик. Лассе. Лина. Почему именно они оказались во все это замешанными?

– В мире много того, чего я не понимаю. Этого я тоже не могу понять, – отозвался Симон.

Игра в прятки

Когда Андерс, проснувшись, бросил взгляд на будильник, он не поверил своим глазам. Стрелки показывали без двадцати семь. Судя по свету из окна, было утро, а не вечер. Он спал едва ли четверть часа, хотя сильно устал.

Он перевернулся на спину. Странно, но он чувствовал себя совершенно отдохнувшим. Тело было мягким и расслабленным, голова ясной.

Стоп.

Вполне могло быть, что он проспал целый день. Сегодня суббота! Он закрыл глаза. Потому он так и выспался, что проспал двадцать четыре часа. С четвертью.

Или сорок восемь. Или семьдесят два.

Ему ужасно хотелось в туалет, мочевой пузырь был переполнен. Но вставать было лень, было так хорошо лежать в постели и чувствовать себя свежим и отдохнувшим. Ведь такой спокойной ночи не было с тех самых пор, как он вернулся на Думаре. Андерс подтянул колени к груди и повернулся к стене, где наткнулся на старого знакомого.

Бамсе.

Этот большой медвежонок принадлежал Майе. Она ни в какую не хотела брать его домой, потому что Бамсе жил на Думаре и должен был ждать ее следующего приезда. Так она решила, и спорить с ней не имело смысла. Она всегда добивалась того, чего хотела.

Андерс посмотрел в глаза – пуговицы:

– Привет, Бамсе!

Он чувствовал себя так спокойно. Вчера или позавчера он был весь переполнен страхом, а теперь, в постели рядом с Бамсе, ему было тепло и уютно. Он чувствовал себя по – настоящему дома.

Вот он Бамсе, его прекрасный, любимый Бамсе.

Кроме того, он уже знал, как это получилось. Именно он купил Бамсе. Майя без конца говорила о Бамсе, и Андерс помог ей получить то, о чем она мечтала.

– Доброе утро, любимая.

Он прислушался к своему внутреннему «я», но никакого ответа не получил. Андерсу показалось, что это не плохо. Теперь он сможет найти свое собственное место в этом мире. Но все же как хорошо! Какие это были хорошие воспоминания. Бамсе и Майя. Она рядом. Она здесь.

Андерс улыбнулся. Он почему – то вспомнил сейчас, как Майя любила играть в слова. Она любила менять их местами, подставляла вместо одного слова другое, которое отличалось всего на одну букву, и хохотала над получавшимися нелепицами. Часто она старалась подобрать слова так, чтобы «хорошее» слово превратилось в «плохое». «Кура» – «дура». И они могли часами играть про то, как дура снесла яичко, как дура клевала корм во дворе. Чем злее получалась фраза, тем радостнее становилось на сердце у Майи.

Андерс задумался и нахмурился. Столько раз она переделывала стихи так, что смысл менялся кардинально и доброе детское стихотворение превращалось в злую пародию.

Мочевой пузырь уже готов был лопнуть. Андерс вскочил с кровати и побежал в туалет. Стоя над унитазом и наблюдая за желтой струей, он подумал про Элин с ее мокрыми волосами и ужасным лицом… вот она приходит… она приходит за ним.

Довольно! Хватит!

Андерс умыл лицо холодной водой. Нет, больше об этом думать он не станет. Никогда. С этим покончено. Теперь у него началась новая жизнь. Он не вернется к старому.

Он был настолько голодным, что, не дожидаясь кофе, сделал себе бутерброд. Выглянув в окно, он увидел, что на заливе полно чаек, но он их больше не боялся.

Я не боюсь.

Андерс съел последний бутерброд и начал рассматривать чаек, летающих в лучах низкого солнца, а потом опускающихся на гладкую поверхность моря.

Я не боюсь.

Андерс вспоминал все, что его беспокоило. Да, беспокойство и тревога так глубоко вошли в него, что долгое время казались естественным состоянием. Теперь этот страх исчез. Осталось только море, голубое небо, чайки и он сам, выспавшийся и как будто обновленный.

Это было замечательно.

Он отвернулся от окна и увидел бусинки, разложенные на столе.

Я выкладывал узор, пока спал…

Голубые бусины перемежались с белыми.

Он стоял и смотрел на непонятные изображения, и у него уже начали появляться какие – то мысли, но тут его взгляд упал на листок бумаги с запиской:

«Анна – Грета и я приглашаем тебя на нашу свадьбу. Венчание состоится в Нотене, в ближайшее воскресенье, в два часа дня. Симон».

Дальше был постскриптум. Прочитав его, Андерс раздраженно хлопнул себя по лбу и воскликнул:

– Вот идиот! Ну конечно!

Он не мог понять, как он не увидел этого сам.

«Это не морская карта?» – вот что приписал Симон внизу.

Действительно, синие бусины изображали море, большое белое пятно в центре был Думаре, а пятно поменьше – Ховастен. Да, хватало и погрешностей, но все – таки ему следовало и самому догадаться, что это план местности, ведь очертания Думаре узнавались безошибочно.

Это было как откровение. Наконец – то все части головоломки сложились вместе. Андерс почувствовал, как у него закружилась голова. Он вскочил и захлопал в ладоши, но тут же остановился и начал пристально рассматривать бусины.

Вот – перед ним морская карта. И что дальше?

На узоре были обозначены Думаре, Каттхольмен и Ховастен. Где – то с краю прилепился Лединге.

И что?

Ну, вот есть рисунок, карта, которая выглядит как обычная бумажная карта, только грубее выполнена, как будто бы неуверенной рукой. Что значит эта карта?

– Зачем тебе эта карта?

Андерс с трудом поборол желание разбросать бусины по столу.

Он присел на стул. Внезапный порыв гнева прошел, как его и не бывало. Так было с Майей – она внезапно начинала совершенно неоправданно на что – то злиться. Как на свои носочки в день, когда она пропала. А сейчас она сердится на эту головоломку, используя Андерса.

Нет. Да.

Он снова склонился над бусинами. Неужели это на самом деле сделала Майя? Как – то раз он показал ей морскую карту, но вряд ли она сама справилась бы с такой задачей.

На самом деле только он мог сделать эту карту. Конечно, он сам сделал ее, сам того не ведая, а она…

Он подпер лицо руками.

Одна рука не ведает, что творит другая.

Если она хочет с ним общаться, то к чему все эти сложности? Почему бы просто не сложить из бусин слово?

Да потому что…

Андерс громко ахнул. Как он мог забыть?

Майя так любила играть в прятки. Она очень хорошо пряталась. И сейчас она могла спрятаться так, чтобы ее никто не нашел. Раньше когда она пряталась, то всегда сидела в своем укрытии до последнего. Родители могли кричать и звать ее, объяснять, что игра окончена, но она продолжала прятаться. Ее надо искать, объясняла она. На то это и прятки.

И теперь у нее хватит терпения. Она сможет сидеть в своем укрытии сколь угодно долго. Она надежно спрятана от тех, кто хочет найти ее. Но бесконечно ждать она не захочет.

Андерс налил в чашку кофе и начал пить маленькими глотками. Горячая жидкость обжигала нёбо и горло. В голове продолжала крутиться какая – то неясная мысль.

Затем он перевел взгляд на море, небо, чаек.

Все – таки интересно, что этим хотела сказать Майя. Да, это прятки, игра, в которую она играет, и ждет, чтобы ее нашли.

Андерс принес на кухню карту архипелага и стал сравнивать его с головоломкой Майи. В основном пропорции соблюдены правильно. Существовали некоторые различия, но в целом карта и узор бусинок совпадали.

Андерс протер глаза. Когда он снова посмотрел на карту, то увидел совершенно ясно, в чем было отличие.

Он наклонился. На Ховастене был отмечен узкий проход.

Что это значит? Означает ли это что – нибудь?

Андерс достал из кухонного стола фотографии, сделанные в тот, последний день. Он сосредоточил все свое внимание на лице Майи, ее выражении. Куда, на что она смотрит? Андерс не сводил взгляд с фотографий.

Папа, что это такое?

Андерс посмотрел в окно. Стая чаек сидела на воде в заливе. Небо чистое и светлое.

Через десять минут он уже надел куртку, вышел из дома и побежал на причал. Температура упала на несколько градусов, и было холодно – около нуля, но после того, как Андерс раз двадцать рванул стартер, он согрелся.

Ему казалось, что уж на этот – то раз он все проверил: и смазку, и свечи зажигания. Но двигатель все равно упрямо не хотел заводиться.

– Ну же!

Он дергал еще и еще, чувствуя, как душу наполняет отчаяние. Он кричал в бессилии:

– Ну? Ну?

Андерс снова дернул шнур изо всех сил. Веревка порвалась, и он упал назад, сильно ударившись о твердую землю.

В глазах вспыхнули красные огни, и едва он смог подняться на ноги, как взял мотор, подступил к кромке воды и швырнул двигатель так далеко, как только мог.

Несколько чаек около пристани испуганно взмыли в воздух, когда мотор упал в воду и камнем пошел на дно. Андерс тяжело дышал:

– Ну что, ты думал, я не смогу?

Чайки снова опустились на воду. Казалось, они смотрят на Андерса с легкой насмешкой.

Когда он очнулся, то понял, что поступил не самым умным образом. Что, если в моторе была какая – то совсем простая неисправность, с которой легко справились бы мужчины из деревни. А он совершил неверный поступок, он все сделал неправильно. Теперь ему надо как можно скорее найти укромное место и затаиться, чтобы никто его не нашел.

Надо спрятаться! Андерс бросился к поленнице.

Быстрее, быстрее! Пока кто – то не пришел и не увидел, где я прячусь!

Он старательно оглядывался, пытаясь найти место, где бы спрятаться получше, как тут вдруг его голову пронзила мысль.

Что я делаю?

Что он делал? И он ли это делал? И тогда Андерс обхватил себя руками и тихо сказал сам себе:

– Все хорошо. Все хорошо, милая, все просто замечательно. Никакой опасности нет. Я не сержусь. И никто на тебя на сердится.

На самом деле? На самом деле никто ни на кого не сердится?

– Да, да. Конечно. Просто поверь мне. Это мотор был старый и глупый, он никак не хотел заводиться.

Нет, дальше про мотор не надо, иначе станет слишком грустно.

Нет, это не голос Майи слышал он внутри себя, это были его собственные мысли и чувства.

Господи, это сведет меня с ума. В море шумели волны, на улице дул сильный ветер. Где – то вдали слышались возмущенные женские голоса. Что там за люди, подумал Андерс. Сначала он хотел пойти и выяснить, но потом решил, что это совершенно не его дело.

Андерс взял себя в руки и пошел к дому Симона. В свое время тот сказал, что Андерс может брать его лодку в любое время – когда захочет. Теперь настала пора воспользоваться столь щедрым предложением. Теперь он точно знал, куда надо плыть.

Злые дети

На Думаре – всего семь детей. Все они учатся в школе – от первого до шестого класса. Семь детей, которые без пятнадцати восемь каждое утро стоят на пристани и ждут паром до Нотена. Они едут в школу. Взрослые и старшеклассники уезжают раньше, чтобы успеть в школу в Родманбю или на работу в Нортелье.

Несмотря на то что дети разного возраста – от Мортена до Эммы, которые ходят в первый класс, до Арвида из шестого – они очень дружат. Младшие всегда дожидаются старших, а затем они едут все вместе, и старшие присматривают, чтобы все было в порядке.

То же самое и в школе. Если какого – то маленького жителя Думаре дразнят или обижают в школе, старший друг непременно вступится за него.

Как бы то ни было, они одна компания, и они знали об этом. Их было семеро, и они были с Думаре.

Этим утром резко похолодало, и детей одели тепло. Эмма и Мортен шли в комбинезонах, Мария из пятого класса надела длинный шарф и вязаную шапку.

Арвид стоял, дрожа от холода. Он надел кожаную куртку своего деда. Его дед работал рыбаком и был равнодушен как к холоду, так и к теплу. Он доставал сеть голыми руками и тушил сигарету пальцами. Он умер от рака всего несколько месяцев назад. Арвид его очень любил и потому носил его куртку в любую погоду.

На пристани стояло шестеро детей. Седьмая до сих пор не подошла – София Бергвалль, дочь Ларса и Лины. В то утро она опоздала, хотя обычно всегда приходила вовремя.

Мария нетерпеливо поглядывала на дорогу. Хоть и на год моложе, София была лучшей подругой Марии с тех самых пор, как они ходили в садик. Мария скучала без Софии. Она повернулась в сторону моря и увидела, что паром приближается. Странно, София никогда раньше не опаздывала. Мария повернулась и увидела, что София спускается к пристани.

Мария замахала рукой, но лучшая подруга, казалось, не видела ее. Она была очень серьезной и легко одетой. Мария знала, что случилось с ее отцом Ларсом за день до того. Она подумала, что София переживает, и была готова поддержать подругу.

София спустилась на пристань и, даже не поздоровавшись, пошла и встала на самом краю, глядя на чаек.

– София, что такое? Что с тобой? – Мария положила ей руку на плечо, но София только фыркнула и отвернулась.

Мария внимательнее посмотрела на ее наряд. Мать Софии всегда заботилась о том, чтобы София была одета как подобает, но сегодня на ней не было даже шапки и перчаток, лишь тонкая куртка с капюшоном, которые едва ли защищали от ветра.

В груди Марии что – то сжалось. Хоть она и была маленькой, ее душа чутко реагировала на страдания других. Она сняла с себя шарф и стала обматывать его вокруг шеи Софии:

– Ты замерзнешь, ведь…

Слова «очень холодно» застыли у нее на губах, когда София обернулась. Она выглядела такой сердитой, что Мария выронила шарф.

– Не дотрагивайся до меня! – прошипела София.

Мария подняла руки, защищаясь, но прежде, чем она успела что – то сказать, София крепко схватила ее за куртку и резко дернула.

Арвид стоял и смотрел на воду. Он услышал крик Марии, но подумал, что это обычные девчоночьи шутки. Так он думал, пока не раздался всплеск.

Арвид обернулся и увидел, как София схватила Эмму за комбинезон. Эмме удалось вырваться, и тогда София вцепилась в малыша Мортена, подтащила его к краю мостков и толкнула в воду. Паром был метрах в пятидесяти от причала.

А где же Мария?

София стояла оскалившись.

Арвид подбежал к краю мостков. Он сразу увидел: паром еще слишком далеко, чтобы Рогер успел помочь Мортену, который барахтался в своем синем комбинезоне на волнах.

Арвид заколебался. Ему было только тринадцать лет, а вода – нулевой температуры.

Дед. Дед. Что бы он сделал в такой ситуации?

Арвид рывком стащил с себя куртку и сделал глубокий вздох. Обернувшись, он увидел, что София смотрит на него безумными глазами. Мотнув головой, он бросился в воду.

Ледяная вода обожгла его. Он заметил, что паром находится примерно в десяти метрах, и тут увидел перед собой синий комбинезон.

Поднырнув под Мортена, Арвид стал выталкивать его к поверхности воды. В ушах стоял рев парома, дыхание перехватывало.

Комбинезон Мортена весь пропитался водой и тянул их обоих вниз. Арвид старался толкать его ближе к причалу. И тут он увидел в воде еще один неясный силуэт.

Мария…

Руки не слушались его больше, пальцы онемели и не двигались. Нет, девчонку ему не вытащить.

Сверху протянули багор, но он никак не мог ухватиться за него застывшими руками. Наконец ему удалось зацепить крючок за воротник рубашки.

Оказавшись на берегу, он бессильно откинулся назад. Он увидел, что Марию успели вытащить и без него. Она была уже на причале и смотрела на него широко открытыми глазами. Лицо у нее было белое как бумага, в глазах сквозил ужас.

Кто – то коснулся его плеча:

– Арвид. Арвид. Отпусти. Отпусти его. Ты слышишь меня?

Рогер мягко потянул его правую руку, которой Арвид по – прежнему держал Мортена. Арвид тяжело сглотнул и прошептал:

– Я не могу.

Он посмотрел на Мортена. Рот мальчика двигался, будто он пытался что – то сказать. Из груди вырывался надсадный кашель. Он был жив. Рогер с усилием оторвал руку Арвида от Мортена.

На пристани послышались крики, и Арвид увидел, как двое взрослых пытаются удержать Софию. Она металась из стороны в сторону, выла, как раненый зверь, и пыталась кусаться. Чайки кружились над ними и истошно кричали.

Мортен плакал в объятиях Рогера, Мария рыдала так, что у нее посинели губы. Рогер крепко обхватил Арвида за плечи:

– Молодец, сынок. Молодец.

Челюсти Арвида стучали так, что он едва мог говорить. Он кивнул на Софию и спросил:

– Почему? Что случилось? Что с ней?

– Никто не знает, – ответил Рогер быстро, – никто. Арвид медленно двинулся в сторону деревни. Поняв, что ему придется пройти мимо Софии, он спросил:

– Не мог бы ты оказать мне услугу?

– Конечно, – сказал Рогер, – все что хочешь.

– Принеси мою куртку?

Когда Рогер вернулся обратно с курткой Арвида, тот натянул ее на себя и пошел домой, хлюпая водой в башмаках.

Около магазина он остановился и посмотрел туда, где родители Мортена держали его на руках и обнимали. Мальчик все еще плакал, но уже не так отчаянно. Арвид запахнул куртку плотнее и почувствовал тепло. Это было удивительно.

Куртка такая теплая. И она больше не велика. Она ему в самый раз.

Курс на Ховастен

Холод щипал щеки. Глаза Андерса наполнились слезами. Он нацепил на себя кучу одежды, под куртку надел спасательный жилет, но все равно мерз и, хотя был только на полпути к Ховастену, совсем продрог. На море виднелись какие – то пятна. Андерс пригляделся и понял, что это птицы.

Птицы напугали Андерса.

Что они там делают? Почему их так много?

Одни птицы кружили вокруг маяка, другие сидели на воде. Казалось, они просто показывают, что их много и они будут действовать, если что, единым фронтом.

Андерс отлично представлял себе, что может произойти, если такое количество птиц решит его атаковать. Сейчас они им не интересовались, но что будет, когда он высадится?

Лодка скользнула в скопление птиц, и Андерсу почудилось, что они настроены довольно агрессивно. Он решил использовать единственное средство, которое у него было. Достав бутылку с настойкой полыни, он быстро сделал глоток. Полынь обожгла гортань, но Андерс задержал дыхание, и через минуту неприятные ощущения прошли. Теперь он был надежно защищен.

Птицы кружили над ним, но не нападали. Андерс глубоко вздохнул и высадился на берег Ховастена.

В тот день, когда пропала Майя, на скалах лежал снег. Теперь все пестрело поздними осенними цветами. Растения обвивали скалы и являли собой какой – то причудливый рисунок, который он не в силах был разобрать. Символы… может, буквы.

Но это был язык цветов, он ничего не понимал.

Андерс присел на корточки и закрыл глаза. Затем огляделся и направился к маяку. Дверь была не заперта. Он открыл ее и вошел.

Что, если теперь птицы начнут его атаковать?

Нет. Они по – прежнему кричали там, снаружи, хлопали крыльями. Неужели они понимают крики друг друга? Может быть, они так разговаривают?

Андерс поднялся наверх, в круглую комнату. Там ничего не изменилось. Он подошел к тому самому месту, где Майя спрашивала его: «Папа, что там такое?» – и показывала на море.

Сначала ничего не было видно.

Ничего.

И тут он понял. Сперва это было слабое чувство, но оно становилось все сильнее и отчетливее. Это чувство было трудно объяснить. Андерс ахнул и прислонился к стене.

Ничего.

Бездна.

Под ним не было… ничего. Просто бездна. И все.

Он стоял над ней.

Как мы малы. Мы просто крошечные, слабые существа с нашими смешными игрушечными маячками, построенными на краю бездонной пропасти, до краев заполненной морской водой.

Повернувшись, он стал изучать надписи на стенах.

ТУТ БЫЛА ФРИДА 21.06.98

НЕМЕЦ ПЕРЕЦ КОЛБАСА

РВИ НА ЖОПЕ ВОЛОСА

Я + М = Л

ПАРНИ ИЗ НОТЕНА – ПРИДУРКИ

Надо же, сколько надписей, в прошлый раз он их не видел.

Вот еще одна: дата 28.01.89.

ПУТЬ НЕ ЗНАКОМ.

ТУДА И ПОЙДЕМ

А ведь Бьерн и Хенрик исчезли как раз в то время. Неужели это писали они? Ведь так называется последний альбом «Смите» – «Strangeways, Неге We Соте».

Андерс поднялся на ноги и бросился вниз по лестнице.

– Я найду вас, подлецы! Где вы прячетесь? Клянусь богом, я найду вас!

Он кричал и кричал, пока не охрип.

Придя в себя, он отметил, что птицы подплыли ближе к острову. Тысячи птиц перед Ховастеном. Чайки перестали летать и тоже опустились на воду.

Надо отсюда выбираться. И побыстрее.

Медленно, шаг за шагом он отступил назад к лодке, не упуская птиц из виду. Завести мотор он не осмелился и потому, схватив весла, начал быстро грести в сторону дома.

Отплыв на расстояние более ста метров, Андерс бросил весла и уткнулся головой в колени. Руки тряслись от страха. На дне лодки он увидел бутылку.

Андерс поднял бутылку. Сверху на этикетке почерком его отца было написано «полынь». Теперь он наконец понял. Теперь он точно знал, что случилось тогда с его отцом.

Полынь

На самом деле следовало, конечно, пойти домой и оставить деньги на столе, но Андерсу так хотелось еще какое – то время почувствовать себя сказочным богачом. Он шел мимо магазина, размышляя о своем богатстве. Лодки спасателей все еще кружили по заливу, разыскивая Торгни Эка, но зеваки уже разошлись. Если бы он пошел на причал, то взрослые непременно стали бы расспрашивать его о том, что он видел, а ему этого совсем не хотелось.

Мимо него на велосипеде проехала Сесилия. Андерс поднял руку в знак приветствия. Он почувствовал, что его рука пахнет рыбой. Сесилия остановилась около него.

– Что ты делаешь? – спросила она с любопытством.

– Да так. Ничего особенного.

– Что там такое на причале? Что – то случилось?

Андерс глубоко вздохнул и спросил:

– Мороженого хочешь?

Сесилия недоверчиво посмотрела на него и неуверенно улыбнулась:

– У меня нет денег.

– У меня есть.

– Ты приглашаешь? Да?

– Приглашаю.

Андерс знал, что они оба поступают немного глупо. Но никого другого поблизости не было, а карманы у него полны денег. Сесилия повезла свой велосипед до магазина, и он шел рядом с ней. Волосы у нее были заплетены в две длинные косы, и ему так хотелось к ним прикоснуться. Они казались такими мягкими и красивыми.

К счастью, его руки были засунуты глубоко в карманы, иначе ему было бы трудно сладить с собой.

Сесилия прислонила велосипед к стене и спросила:

– Ты много салаки продал, да?

– Да. Очень много.

– А я обычно продаю рождественские открытки.

– Хорошо идет?

– Когда как.

Андерс повеселел. Это было первое лето, когда он начал думать, что отличается от остальных своих друзей, которые были просто дачниками. И они могли подумать, что в том, что он сидит у магазина и продает рыбу, было нечто неправильное. А оказывается, и Сесилия что – то продавала. Хотя открытки не пахнут. По крайней мере, не так, как свежая салака.

Они зашли в магазин и стали изучать содержимое холодильника.

– Какое? – спросила Сесилия.

– Какое хочешь.

– Какое хочу? – Она посмотрела на него с подозрением. – А если большую трубочку?

– Да.

– Две большие трубочки?

– О'кей.

– А можно три?

Андерс пожал плечами, и Сесилия открыла крышку холодильника:

– А что ты хочешь?

Андерс уже потянулся за трубочками, как она воскликнула:

– Я просто шучу, что ты!

И взяла одно маленькое эскимо.

У кассы Андерс расплатился десяткой, счастливо избежав расспросов, где он взял кроны.

Они сидели около магазина на скамейке и ели мороженое. Андерс рассказал, что случилось в первой половине дня и как он видел человека, который пошел купаться и утонул.

Пока они ели мороженое, в голове Андерса крутилась одна и та же мысль: пусть никто им не помешает. Интересно, думала Сесилия то же самое или нет? Ему – то хотелось просто сидеть тут с ней вдвоем, хотя он и чувствовал неловкость.

Они доели мороженое, а потом некоторое время просто смотрели на море. Все – таки оказалось, что для девочек в таком времяпровождении нет ничего неловкого, потому что Сесилия вытерла липкие пальцы о шорты и спросила:

– Позовешь меня в гости?